Катины слова звучали все медленнее. Глаза ее сделались сонными, веки закрылись.
   – Спасибо, что пришли, милый друг, – засыпая, пробормотала она. – Все не так грустно старухе… да и… вот странно: засыпаю во сне… Прощайте, инспектор!
   – Прощайте.
   Де Толль поправил Катино одеяло и торопливым шагом вышел из палаты. Исчезновения его никто не заметил, лишь медбрат глянул настороженно. Наморщил лоб, припоминая: кто бы это мог быть?.. А потом махнул рукой: проходите.
   Спустившись в кафе, де Толль уселся за столик у компьютера. Заказал чашку кофе и пирожное «Паутичье молоко». Когда компьютер опознал флэшку и запросил пароль, набрал слово «HOWL».
   На экран выбросило список картин. Отсортировав их по времени, де Толль вызвал последнюю.
   На мониторе высветился незнакомый пейзаж с черными кляксами птиц в синеющем небе. Инспектор крутил его и так, и эдак – местность ему ничего не напоминала.
   Разочарованно вздохнула за левым плечом тень прэта.
   – Что ж… – прошелестел бесплотный голос Гения. – По крайней мере, мы старались.
   На стол легла металлическая лента. Билет на лайнер, летящий к «Дачному-8».

Глава 33
– АСТРО?! – АСТРО!

   Когда мир летит кувырком, главное – правильно сгруппироваться.
   Выяснять, откуда взялась девчонка на «Канзас трейлере», генерал не стал. Хватило и того, что она привезла Вельку живым-невредимым. С Василисой сердечно распрощались, и ее шаттл навсегда умчался из нашей истории.
   Майю же генерал передал на попечение Багри, рассудив, что тот уж как-нибудь справится с опасной гостьей.
   И Алексей справился.
   Наручников не нашлось, поэтому он связал Майю мономолекулярной нитью. Уж если титанида решит бежать, то пусть хоть делает это по кусочкам.
   – Как же ты цела осталась? – бормотал полковник, остервенело затягивая узлы. – Шаттл – это же десятки тонн…
   – Хочешь знать, двурукий?
   – Да уж не откажусь.
   – Воистину так ли сильно твое любопытство?
   – Н-ну, скажем… – и осекся. (Асури смотрела на него голодным взглядом. Из уголка губ тянулась ниточка слюны.) – Вот зараза! – выругался Алексей. – Ты личико-то попроще сделай. Ишь, Мессинг в юбке.
   Западное лицо асури развеялось. Багря зафиксировал удавку и устало привалился к стене.
   – Ну что, милая, поговорим?
   – Ты хороший воин, команидор. И пусть меня простит богомол, если мы не поймем друг друга.
   Вот она – пропасть культур… Ну, как с такими разговаривать? Алексей достал распылитель с красной жидкостью:
   – Знаешь, что это, Майя? Это царская кровавая Мэри.
   – Смесь царской водки и томатного сока?!
   – Именно. Ты ответишь на мои вопросы, или я смою твой знак титана. Согласна?
   Асури настороженно кивнула.
   – Вот и хорошо. Куда ты летала ночью на машине Коба-ля Рикардовича?
   – Мне понадобились ягоды зландыша. А их можно собирать только ночью.
   – Чего-о?
   Асури прикрыла глаза:
   – Помнишь чудовище, что я привезла с собой? Ягоды зландыша вызывают у бородава мутации. Скоро ему придется сражаться с богомолами не на жизнь, а на смерть. Правильно мутировать – его единственный шанс.
   Багря поставил на пол распылитель:
   – С этого места поподробнее. Какие еще богомолы?
   – Я оставила в ваших подземельях гнездо королевы смерти. Колония растет, и скоро ей станет тесно под землей. Если до полуночи не напустить на них бородава, дети гибели вырвутся наружу.
   – Вот так сюрприз… Ладно, Майя. Вовремя ты спохватились. Ничего. Полежишь под домашним арестом, остынешь.
   Он подкатил тележку и перевалил на нее тело асури. Та дернулась, пытаясь достать полковника зубами. Алексей брезгливо уклонился.
   Из двух линий доставки работала лишь одна; вторую Майя не так давно пыталась превратить в печь. Алексей закатил асури в приемный бункер доставки и набрал код своего дома. Пускай в башне полежит, поразмыслит о жизни.
   Избавившись от асури, он вызвал Шепетова.
   – Кобаль, – без обиняков сообщил он, – у нас ЧП.
   – Что такое?
   – Надо эвакуировать людей из Шатона.
 
   Спутники Тае достались аховые. Пока шли по лабиринту, отстреливая Майиных чудовищ, еще ничего (хоть и страху натерпелась!), а вот потом… Потом ерунда началась.
   – Эй, командирш! – просипел Раймон по прозвищу Насундук. – Перетереть надо!
   – Чего тебе? – недовольно обернулась девочка.
   – Реестрик один.
   Голографический попугай на плече Раймона замолотил крыльями:
   – Пи-астро! Пи-астро! [38]
   – Что еще за реестрик?
   Пират с готовностью сбросил автомат с плеча и полез за планшеткой. Раймона Тая жалела. Худой, бесприютный, бронекостюм нестиран-неглажен, щеки диким волосом заросли… Ясно: загибается без женского присмотра человек.
   Так что бумажку, которую Насундук протянул, приняла без разговоров.
   «Плазминный боиприпас 57 штук – 250.
   Ракеты саманаводящиеся (умные) 5 штук (и исче, одна, патерялась) – 783.?
   Ракеты простотак (тупые) – 40 штук иброняклеточками погрызена – 1249.?
   Итого – 28493»
   – Не поняла. Что это такое?
   – Эт-? Реестрик. П-рейскурант, – засипел пират. – Шерстевошек стреляли?.. Ну, этих… богомолов?.. Стреляли! У м-ня вон п-р-расход урана. – Он сунул ей под нос индикатор автомата. – А пл-тить кт-б-дет? Сабатини?..
   …Говаривали, что однажды Раймону пришлось скрываться от орбитальной охраны в дезактивируемом корабле. Известно, что крыс травят фтором; за те часы, что Насундук провел в зоне очистки, он навеки защитил свои зубы от кариеса и спалил связки. Звук, который он издавал при сильном волнении, выходил чем-то средним между «ы» и апострофом в ирландском «О'Хара».
   – Вы, прекраснейшая, совесть поимейте, – поддержал Раймона кинкар. – Мы хоть и существа грешные (в моей прошивке заложена информация о двухсот пятидесяти пяти грехах, которым я подвержен), но тоже свою выгоду блюдем.
   Тая хмуро оглядела подельников.
   – Понабирали на флот, – процедила сквозь зубы. – Вы еще к делу не приступили, салажня, а уже торгуетесь, шваль тортужная. – И повернулась к Раймону: – О деньгах с дядей Люком перетрешь, понял?
   – Но, леди! Умоляю!
   Попугай на его плече заинтересованно вертел головой. Птицу король Людовик отправил для гарантии. Раймон вполне мог дать Тае по голове и отрапортовать, что задание выполнено. А так было кому следить за порядком.
   – Запоминай, – кивнула Тая птице, – пытался оказать давле…
   – Г-сп-жа, умоляю!
   – Что-что?!
   – Пр-нцесса!
   – Ладно, – сдалась Тая. – За боеприпасы доплачивать не буду, но пару пиастров накину. – Она задумчиво посмотрела на попугая. – Добудете асуриху – будет больше. – Она перевернула реестр с ценами: – А это что такое?!
   – Это по тварям расклад, – с готовностью подсказал Раймон. – Если по расходу б-еприпасов не нравится.
   – Чего??? – Тая принялась быстро читать: – Существо камуфляжной расцветки… поперечные полосы, в темноте передвигается бесшумно… Эге! Глаза светятся… Хищник. При нужде увеличивает количество когтей на двадцать штук. Пятьсот пи-астров. Это ты о ком?
   – Я такое пристрелил, – с готовностью отозвался Квазимад. – Госпожа не помнит, но на выходе нас атаковал представитель местной фауны.
   – Обалдели?! Да это же кот был! Бли-ин!
   Тая повернулась к попугаю:
   – Эй, птичка!
   – Да-да? – голосом Людовика отозвался тот.
   – За убитого кота – минус пятьсот пи-астров. Каждому.
   – Ну, и с-ка, – пробормотал себе под нос Насундук.
   – Еще минус сто. Персонально Раймону.
   – Но, сударыня! Это же форменное…
   – …минус две…
   – Молчу. Подчиняюсь грабительскому произволу!
   Еще на Версале Тая готовилась к тому, что пиратов придется вести осторожно. Однако им почти никто не встретился. Не слышно было гомона и мальчишечьего галдежа.
   Шатон словно вымер.
   – Раймон, а что это у тебя в руках? – не оборачиваясь, спросила Тая.
   – Краска, г-спожа. У меня к-тер на Версале того… облупился малеха.
   – Пи-астро! Пи-астро!
   – За мародерство буду вешать на рее. Понятно?
   Насундук угрюмо засопел, но краску выбросил.
   – А он еще и грешен, – наябедничал кинкар. – Под броником проволоку краденую навертел и в ботинках шурупы прячет.
   – Эт– для броневой з-щищенности.
   – Отставить броневую защищенность! Значит, так, миленькие, вот забор. За ним начинается наш сад. Там наверху прячется крабиха. Все ясно?
   – Так точно! Пр-бавить бы!
   – Ну, если это не будет грехом… – добавил кинкар.
   Тая вздохнула. На плацу никого, в куполе библиотеки – дыра. Если в Шатоне что-то случилось, Аленыч вполне мог оказаться дома. А Майя наоборот. Но отступать некуда, спутники ее хоть и придурки, однако стреляют метко. В лабиринте от богомолов мокрого места не оставили. Все стены в саже.
   Так что Майе придется несладко.
   Кинкар вспорхнул в воздух и, став невидимым, перевалил через забор. Раймон прополз по-пластунски. Проделали они все это виртуозно, так, что ни одна ветка не шелохнулась.
   – Это тв-й дом? – шепотом спросил Насундук.
   – Ага.
   – Богато. Аренда, поди, дорогонькая. За робод-ставку плати, плазму-воду плати, н-лог на землю, н-лог на Землю… – Он посмотрел на Таю с профессиональным интересом. – Б-гатый папка, да? Выкуп за д-чку даст?
   – Пи-астро! Пи-астро!
   Не слушая пиратскую болтовню, Тая посмотрела вверх, на окна Майиного жилища. Стекла затянуты матовой чернотой – значит, хозяйки дома нет. Это даже лучше: можно устроить засаду в комнате.
   – Грешный я кинкар… – зашевелился Квазимад. – В чужой сад вломился, людей хороших обижаю….
   – Пария Квазимад, – приказала Тая, – а ну-ка, повтори наш план.
   – Повторение есть незаконное копирование информации.
   – А ты своими словами. Давай-давай.
   – Своими словами: незаконно проникнуть на чужую территорию, разбойным образом вторгнуться в жилище, преступно уничтожить и криминально выкрасть собственность представителя недружественного нам доминиона, скобка открывается, дакини, скобка закрывается… би-и-ип…
   – Буфер грехов перегрузился, – подсказал Раймон. – Нажмите вот эту кнопочку. И с вас пи-астро за консультацию.
   После перезагрузки Квазимад повеселел. Искусно притворяясь то скамейкой, то гипсовой девушкой с веслом, он поплыл к входу в башню. Тая и Раймон прятались в его тени. Без всяких хлопот они проникли внутрь башни и остановились в холле.
   – Тихо-то как, – пробормотала Тая. – Подозрительно.
   – Кран где-то не закрыт. У вас счетчики стоят? Это ж не в-да капает, а…
   – Пи-астро!
   – А я с понедельника новую жизнь начинаю. В сети – постненький ток, постоянный… Никакого переменного разврата. Имплант умерщвления плоти поставлю, реле искупления…
   – Тсс-с!
   – Позвольте, сударыня, за пять пи-астро я его заткну?
   Впервые Тая задумалась: а может, врут книжки о пиратах? И обитатели Тортуги и Версаля вовсе не благородны, совсем не прекрасны и уж нисколечко не честны.
   Но нет.
   Сабатини и Джек Лондон не могут врать. Да, конечно, встречались иногда и неправильные пираты, но в основном на Тортуге жили хорошие люди вроде Питера Блада и Джека Воробья.
   Она оглянулась на своих спутников. Раймон – тощий, обросший, с вывернутыми губами – шарил взглядом по сторонам, ища, чего бы спереть. Глыба кинкара парила над полом, греша и раскаиваясь с частотой два мегагерца.
   Па-набирали на флот!
   – Идем вверх, – приказала Тая. – Только тихо! Там рассредоточиваемся и слушаем мою команду. За мной!
   Ступеньки поскрипывали под ногами. Это плохо – у титаниды прекрасный слух. Стараясь двигаться бесшумно, штурмовая команда поднималась все выше и выше.
   На верхней площадке их ожидал неприятный сюрприз: две двери. За какой из них пряталась асури, Тая понятия не имела.
   И вот тут она совершила ошибку (правда, то, что это была ошибка, выяснилось позднее). Разговаривать вслух было опасно, и Тая решила все объяснить на пальцах.
   Она сжала кулак и оттопыренным большим пальцем указала Раймону на левую дверь. Мол, пускай проверит.
   Раймон отреагировал странно. Он изумленно вскинул брови. Затем тоже сжал кулак и выставил вверх средний палец. Тая задохнулась от возмущения: он еще и «факи» ей будет показывать! От негодования она даже плюнула в мерзавца. Жаль не попала!
   Раймон почему-то этому обрадовался. Он погрозил Тае и сделал знак «Ок» – колечко из большого и указательного пальцев. Затем выставил вперед две растопыренные пятерни.
   «Денег хочет, – догадалась девочка. – Ишь, десять пиастров ему… Ладно, дядя Люк заплатит».
   Презрительно сморщившись, Тая кивнула. Тогда Раймон поправил на плече автомат и, отстранив Таю, решительно шагнул в левую дверь.
   Кинкар тихонечко выплыл в правую.
   Тая осталась одна, как в общем-то и планировала. При этом у нее росло чувство, что спутники поняли ее как-то не так.
   Через некоторое время за стеной ударил взрыв.
 
   Сказать, что, покидая Таю, Раймон был удивлен – значит ничего не сказать. Он был изумлен, поражен, озадачен до крайности.
   Как эта соплюшка могла?
   Да что она о себе воображает???
   Указать большим пальцем на дверь – у этого жеста не может быть двух толкований. Согласно кодексу капитанов, девчонка объявила, что больше не нуждается в услугах Раймона.
   Естественно, пират, как и всякий джентльмен (а пират в первую очередь джентльмен и лишь во вторую – удачи!) попытался выяснить у юной леди, в чем причина столь скорой перемены настроения.
   Мизинец означает презрение. Безымянный палец – раскаяние. Большой одобряет, а указательный выражает угрозу. Как и подобает человеку чести в разговоре с дамой или ребенком (а особенно дамой и ребенком в одном лице), Раймон не стал судить поспешно. Со всей наивозможнейшей корректностью, использовав знак среднего пальца, он осведомился у госпожи Таисии, что заставило ее изменить свое мнение.
   Ответ его просто шокировал. Сказать пирату, что услуги, которые тот оказал, дело плевое, что все договоры и соглашения остались в прошлом, и тот волен идти куда вздумается?
   Как это понимать?
   С отчаяния Насундук попытался перевести дело в шутку. Видит Бог, сказал он, указывая на небо, я был бы круглым дураком (может, она не так поняла этот его жест?), чтобы уйти с пустыми руками от такой прекрасной девушки.
   В ответ Таисия пожала плечами и сухо кивнула. В душе старого пирата все оборвалось. Нет, он знал, что женщинам доверять нельзя, что нет существ, более склонных к обману и вероломству, но чтобы так просто перечеркнуть все им сделанное? Все выпущенные по тварям ракеты, все залпы из плазменного автомата, предназначенные, чтобы оградить госпожу от бед и ужасов этого мира?
   За что ему это все?!
   Да, он немного заигрывал с ней, пытался быть веселым и остроумным, иронично подтрунивая над алчностью пиратов. И ведь девушка не прочь была поддержать шутку. А как она прекрасно изображала атаманшу пиратов! Арабелла и мадам Вонг в одном лице!
   Раймон ощутил себя автоматной обоймой, которую выбросили, истратив.
   О женщины, коварство имя ваше! Молча отстранив Таисию, он шагнул в дверь навстречу неизбежному.
   Нет больше обязательств.
   Нет договоров и пактов.
   Осталась лишь месть.
   «Зачем, – билось в висках, – зачем, о король мой, отправил ты меня на это задание? Разве не был я лучшим из твоих корсаров? Разве не выколачивал налоги из проклятых фермеров, говоря высоким языком древности, тупых задниц и жирных ублюдков?»
   В растерянности Раймон оглядел убранство комнаты. Низкая неубранная кровать, над ней ковер с вышитой объемной картиной. Он полюбовался обметанными серебристой нитью облаками, едва намеченными контурами гор. Придумают же… Четырехрукая старуха с жабьими подбородками плясала на поросшей цветами злютиков и калекул полянке. Одеяние ее составляли связки человеческих черепов, мужчины и асуры всех цветов кожи распростерлись перед ней, раскинув руки.
   Раймон проверил крепление ковра. Невредно бы что-нибудь такое с собой утащить… На Версаль хода нет, а жить чем-то надо. Денег добыть, осмотреться, а там уж поискать достойную его дарований работу.
   Комнаты соединялись между собой переходом. На всякий случай Насундук выглянул в соседнюю: нет ли там каких-нибудь неожиданностей? Но нет, Майя использовала ее только для медитаций.
   Вернувшись, он с энтузиазмом принялся перерывать ящики. Пачки асурьен, боевая пудреница с гипнотическими тенями для век, инкрустированный перламутром «паучий коготь»…
   Услышав трель гипердоставки, пират спрятался за портьеру. Меньше всего ему хотелось быть захваченным врасплох на месте преступления. Однако время шло, а ничего не происходило. Раймон рискнул выглянуть из своего убежища.
   На терминале гипердоставки мерцал зеленый огонек. Кто-то отправил асури посылку, и какую! Почти семьдесят килограммов. Осторожно – с пяточки на носок – Раймон прокрался к пульту. Разблокировал терминал и с замиранием сердца (старому вояке уж, конечно, непривычным) открыл камеру.
   Взгляду его открылась удивительная картина: на дне камеры лежала белокурая девушка, прекрасная, как сама любовь. Платье ее было разорвано, на обнаженном плече розовело клеймо – трилистник росянки.
   Тело незнакомки стягивала мономерная нить.
   – Кто вы? – спросил пират, отступая на шаг. – Как очутились в столь бедственном положении?
   Незнакомка с жаром прошептала:
   – Боже! Боже, ты знаешь! Боже, ты знаешь, за какое святое дело я страдаю. Я – несчастная Майя Утан.
   – Что, что, суд-рыня?..
   – Вы! Вы пришли убить меня, команидор?
   – Д-да…
   Это было первое из трех роковых «да».
 
   Чтобы понять, что творилось в детальках, микросхемах и проводочках Квазимада, следует уяснить, чем вообще жила раса кинкаров.
   В заповедях христианства насчитывается семь смертных грехов.
   Кинкары знают их тысячу двадцать четыре.
   Двести пятьдесят шесть являются первородными: их встраивают в микросхемы кинкаров еще на заводе. Остальные детям копируют папа с мамой. Некоторые грехи можно инсталлировать за особую плату, остальные дарят, крадут, обменивают и выдают по талонам.
   Конечно же кинкары постоянно каются. Каждый понедельник они начинают новую жизнь, исполненную светлых ожиданий. О, сколько зароков знали лог-файлы парии Квазимада!
   Будучи еще в ранге «маленького паршивца» двенадцати лет, он сто пятьдесят два раза обещал себе делать утреннюю зарядку.
   Дослужившись до «отъявленного мерзавца», Квазимад бросал пить, курить и употреблять переменный ток повышенного напряжения. А женщины легкой алгоритмики? А скачивание файлов предосудительного содержания?
   В пресветлый праздник Ржадества, когда все кинкары сжигают на улицах старые ненужные имплантаты, Квазимад организовал сбор средств в пользу обесточенных. Построенная на эти деньги электростанция дала ему энергию до следующих выборов. Возмущенных нищих по его приказу разобрали на гаечки и детальки.
   Позже, став «парией», Квазимад баллотировался в диктаторы Кинкаррана. Тут уж он не мелочился. Объявив неделю Покаяния, Квазимад пригласил всех своих политических противников на банкет. Щедро угостил энергией чудовищного напряжения и частоты, а потерявших кинкарский облик отправил в реммастерскую. Доверенные техники имплантировали политикам микросхемы, отвечающие за комплекс неполноценности и – страшно сказать! – совесть.
   Продажа контрабандной глины стала последним шагом на пути к званию «позора своей расы». Став главой кинкаров, Квазимад рассчитывал вовлечь все доминионы в братоубийственную войну.
   Конечно же, рожденный предавать, Таины жесты он мог понять одним-единственным образом.
   Сжатый манипулятор – это цельность данных. Оттопыренный большой палец – поток информации, уходящий в сторону. Что это, как не обвинение в предательстве?!
   Жест Раймона на жаргоне уличных троянщиков означает «загнем ему манипуляторы». И – о коварство! – девочка-человек, которую Квазимад почитал чистым, святым созданием, согласилась. Мало того, выделила влагу, что означало «он нужен нам как отработанный антифриз».
   «Единички его и нолики поменяем местами, – отвечал Раймон, – и так десять раз!»
   Да, скажу я вам. Возможно, он и замышлял предательство. Но разве не стремились его байтики и килобайтики к святости? Разве не держал он жесткий диск свой в строгости и чистоте?
   А его так оскорбили!
   Стараясь остаться незамеченным, кинкар выскользнул за дверь. Мысли его кувыркались, словно граната в стиральной машине.
   Комната, в которую попал Квазимад, предназначалась для медитаций. Застеленные матами полы, цветы в горшках, гобелены с летящими сквозь облака паутицами и жраконами.
   На ковре, накрытое тканью зеленого цвета (RGB 26, 145, 37, определил Квазимад), медитировало некое существо. Волны блаженства и покоя исходили от него, дефрагментируя мятущиеся файлы кинкара.
   С благоговением Квазимад опустился на маты.
   – Кто ты, о благостный? – вопросил он. – Ты послан кремниевым господом кинкаров, дабы отвратить от меня предательство?
   Фигура молчала.
   – Благородство твое и мудрость несомненны. Я готов стереть греховные файлы свои, обнулить память и начать новую жизнь, но дай знак, что жертва моя угодна Всевышнему!
   Медитирующий не ответил.
   – Истину глаголешь, – огорчился кинкар, – греховен я. И разве не сказал Господь: «Скачивая файлы мои, бескорыстными будьте, ибо личерства жадного не приемлю я»? Открой же мне лик свой, о незнакомец!
   С этими словами он сдернул с медитирующего покрывало. Под зеленым платком сидел Намса.
   – Да-а, – протянул Квазимод, – асурки знают толк в извращениях… О бедный Йорик, – продолжал он, разглядывая дакини, – я не знал тебя нисколько. Был ли ты асуром бесконечного остроумия, неистощимым на выдумки? Мог бы ты пронести меня на спине тысячу двадцать четыре раза? Вряд ли. Асуры так же слабы и глупы, как и люди. И где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом?
   Под ковром обнаружился второй выход из медитальни. Пролевитировав потайным коридором, кинкар обнаружил потайную дверь. Вела она, если верить блоку ориентации в пространстве, в ту самую комнату, куда ушел Раймон.
   Кинкар прислушался. Обрывки разговора донеслись до него сквозь дверь. Голос Раймона Квазимад узнал без труда.
   Второй, женский, был ему незнаком.
 
…джедаев честных век прошел, —
 
   объяснял он пирату, —
 
Известно, что порой
Мир сильных женщин окружен
Бессовестной игрой!
 
   – Имя! – кричал Раймон. – Назови мне имя, сестра!
   – Да простит тебя богомол, а не я. Мне, титаниде, открыть свой позор? Тебе, человеку?!
   – Брату!
   Кинкар распахнул дверь.
   – Что я слышу?! Раймон, у тебя родственники сре…
   Насундук даже не обернулся – вспышка разнесла парию в клочья.
   – О, не проси, мой добрый брат, – объявила Майя. – О, не проси, мой добрый брат. О, не проси, мой добрый брат, открыть тебе, кто виноват!
   – Имя, сестра, имя!!
   Облака пахнущего малиной дыма заполняли комнату. В проходе догорали обломки Квазимада, призрачные языки пламени метались по сброшенным портьерам, альбомам, обломкам ящиков.
   В комнату заглянула Тая.
   – Что здесь происходит?! – спросила она.
   – Вот! – вытянула руку асури. – Вот причина моих несчастий, брат!
   Почуяв неладное, девочка рванулась назад. Но Раймон крепко держал ее за плечо.
   – Поймал! – крикнул он и обернулся к титаниде. – Я умру, но ты будешь отомщена.
   – Если ты умрешь, брат, – пробормотала асури, – я съем твою печень. Вот и все, что я могу тебе сказать.

Глава 34
ПРЕКРАСНАЯ АСМОДИТА,
ИЛИ ЧЕРНАЯ АУРА НЕУДАЧ

   Тилля Велька заприметил еще издали. Тот шагал по аллее – хмурый, задумчивый, с папкой под мышкой.
   – Эй, Тилль! – помахал ему рукой кадет.
   – А, ты!.. – обрадовался тот. – Велетин, слушай… Помнишь, ты обещал пойти со мной к Скалищам?
   – Ну.
   – Так вот. Скоро уже пора. Димка, Вале тоже пойдут. Ты не отказываешься?
   Такой наглости Велька не ожидал. Он бережно взял Тилля за ворот, подтянул к себе:
   – А я уже был в Скалищах, – почти ласково объяснил ему. – И все видел. Там дружки крабихи твоей нам встречу готовят. За что ты ей продался, а, Тилль?..
   – Эй, Вель… – забормотал мальчишка. Казалось, еще миг – и он заплачет. – Но ты же слово дал! Честное доминионное!
   Вот это уже было серьезно. Такими словами не разбрасываются. Это если кто нарушит, гадом будет, в следующей жизни кинкаром родится.
   – Слово?
   – Я же ей так и сказал! – затараторил Тилль, боясь глянуть мальчишке в глаза. – Я сказал, что ты за ней придешь! А она не верила!
   – Кто – она?
   – Да Тайка же! Ее Майя поймала! Говорит, если скажешь кому – все, капец девчонке…
   – Ах ты сволочь! – Велька задохнулся от возмущения. – Да я тебя…
   Только он отвел кулак, чтобы врезать ему, только Тилль зажмурился и втянул голову в плечи, как прозвучало грозное:
   – А-атставить, кадеты!
   Выпустив из пальцев ворот, Велька вытянулся по стойке «смирно». Тилль с опозданием сделал то же самое.
   – Кто такие? – спросил тот же голос.
   – Кадет Шепетов.
   – Кадет Брикк, – представились мальчишки.
   – Хороши… – Капитан Волчин, офицер-воспитатель третьего взвода, смотрел на мальчишек с брезгливой усмешкой. – Неуставщину, значит, разводим… А уже секунд двадцать как общий сбор. Что зрачками хлопаем, кадеты?