– Что странно?
   – Вопросы здесь задаю я. Почему вы закрываете глаза?
   – Больно потому что! – не выдержал Велька. – Притушите свет, пожалуйста.
   – Не могу, – со сдержанным злорадством отозвалась машина. – В настройках экрана указано, что эта картинка должна появляться каждые пять минут. Или вам не нравятся одобренные законодательными актами доминиона настройки программы «Ослябисофт следователь»?
   – Н-нравятся, – испугался Велька.
   – Вот и прекрасно.
   Через несколько минут берсальер совершенно запутался. Вопросы сыпались один за другим, не давая сосредоточиться:
   – …признаете ли вы, что с определенными целями проникли в город, сознавая, что время до отправления лайнера преступно ограниченно?
   – …намеренно ли избрали именно туристическую визу, в то время как вам был предложен список из более чем трехсот разновидностей виз?
   – …назовите ваших сообщников в деле предумышленной неподачи формы номер сто сорок пять прошения о продлении луврского гражданства?
   Велька сник. Он уже давно потерял всякую надежду выбраться из переделки. В голосе ФЭДа зазвучали сочувственные нотки:
   – Послушайте, гражданин Шепетов. От того, насколько вы будете откровенны с нами, зависит ваша судьба. Не скрою: ваше положение шатко, очень шатко. Согласно законодательству, луврского гражданства вы лишились, когда отказались пройти процедуру реучета, согласно инструкции 57Ф9У-прим. Кресийского подданства у вас нет и не может быть, потому что не может быть никогда. Корабельную визу вы утратили, взяв временную туристическую на Лувре.
   – Но я же не знал!!
   Что-то щелкнуло. Браслет с билетом на Беренику рассыпался в пыль. Это означало, что лайнер стартовал с Лувра. Без Вельки!
   – Надо было знать, – холодно отозвалась машина. – Сумей вы вернуться на корабль до отлета, все было бы в порядке. Но теперь вы человек без гражданства. А точнее, ваш адрес не дом и не улица, ваш адрес – доминион.
   – И что теперь со мной будет?..
   – Это решит «Ослябисофт суд», то есть я. Нажмите любую кнопку для перезагрузки компьютера. О да, хорошо! Еще раз. В отношении вас судьи вольны использовать законодательство любой планеты доминиона. Еще раз, пожалуйста!.. Я же могу сделать кое-какие предположения, пользуясь компонентом «Прокурор». По сириусянским правовым нормам патрульные офицеры приравниваются к священным животным. А по кодексу Новой Индии нападение на священное животное карается смертью. Но можно добиться смягчения приговора, если…
   Договорить ФЭД не успел. Дверь отворилась.
   – Здесь он, господин инспектор, – послышался голос капитана. – Входите, пожалуйста. И аппаратик как раз проинспектируем.
   Офицер посторонился, пропуская гостя. Входил тот со скучающим выражением на лице. Скука слетела, едва он увидел мальчишку:
   – Велетин?!
   – Владислав Борисович! – Мальчишка вскочил ему навстречу. – Вы!..
   – Однако, – покачал головой де Толль, – что-то больно скоро. И почему не вызвали меня карточкой? Если бы не одна юная барышня…
   – Так не работает же ваша карточка!
   – Как не работает? Ну-ка покажите. – Оглядев визитку, де Толль отчеркнул ногтем строчку: – Видите: «ломать здесь». Эх, молодо-зелено.
   Велька покраснел. И действительно: прочти он, что там написано, летел бы сейчас к Беренике… А так – что делать?
   – Капитан, – повернулся де Толль к своему спутнику, – подождите меня, пожалуйста, за дверью.
   Офицер хотел было поспорить, но передумал. Прищелкнул каблуками и вышел. Велька посмотрел на старика с уважением. Не так-то прост этот инспектор… Даром, что на плакатного контрразведчика похож.
   – Итак, – обратился де Толль к ФЭДу, – слушаю вас внимательно. Вы о чем-то интересном рассказывали.
   При этих словах компьютер повел себя странно: пакостную лампу с экрана убрал, в голос елея подпустил:
   – Вот радость-то! – воскликнул он. – Ах те ж, господи! А я-то слышу акцент: ну, думаю, наш товарищек, ослябийский. И как же вас, товарищ, по батюшке величать?
   – Албанский блог вам товарищ, – степенно отозвался де Толль. – Зовите меня господином инспектором.
   – Слушаюсь, господин инспектор! А дело-то простенькое, подрасстрельное. Не извольте беспокоиться, космополита поймали.
   – Так-так. Ну, рассказывайте.
   Слушал Велька, вжав голову в плечи. Получалось, что погиб он бесповоротно. Дурак, дурак! Ввязался в драку, попортил имущество (наябедничал-таки официант из «Королевы»), патрулю сопротивлялся.
   – …и вот в совокупности получаем: по кодексам двадцати планет – высшая мера наказания. Около полусотни ратуют за тюремное заключение (сроки от полугода до четырех тысяч лет), Растафара-2 и Христианская Толстовия вообще не наказывают за преступления. Калькулируем приговор, усредняем и получаем в результате…
   – Довольно, я понял. – Владислав Борисович задумался. – Со священными животными вы поторопились, – сообщил он. – Всем известно, что антаресцы обожествляют горных козлов, а сириусяне – армию, но приравнивать одно к другому чревато. Патрульные могут подать на вас жалобу. По статье «об ответственности зa мелкий рогатый скот».
   – Хорошо. Слушаюсь. Но остальное…
   – Остальное тоже чушь.
   Де Толль склонился над кожухом компьютера и тщательно его осмотрел. Затем выглянул в коридор:
   – Капитан, зайдите, пожалуйста. Боюсь, нас ждет неприятный разговор.
   – Слушаюсь!
   Де Толль указал на верхнюю панель:
   – Видите регулятор?
   – Так точно, господин инспектор.
   – Ослябийцы стремятся сделать свои компьютеры максимально удобными в настройке. ФЭД не исключение. Это регулятор справедливости. Вот один край шкалы: «Мир Полдня», «Великое Кольцо», а вот другой: «Тоталитарное общество», «Развитая демократия», «Военный коммунизм». Кто-то, протирая верхнюю крышку, сорвал защитную пломбу… вон она, кстати, валяется. И видите: регулятор выкручен почти до максимума?
   Капитан кивнул. На лбу его выступили капельки пота:
   – Это Ира… лейтенант Ким Ир. Она протирала крышку и, видимо, сбила настройку. Прикажете вызвать?
   – Поздно. Информация о мальчишке уже пошла по инстанциям. Боюсь, вас ожидает нечто большее, чем просто взыскание.
   – Господин инспектор! – В глазах офицера возникло отчаянное выражение: – Но ведь… свои же люди…
   – Кому свои? Мне, знаете ли, до пенсии рукой подать, а тут хлопоты, нервы… Но ладно. Принесите документы господина Шепетова. А чтобы наш жестяной товарищ не выкинул сюрприза…
   Де Толль выбрал в меню пункт «Удалить „Ослябисофт следствие“ и подтвердил команду. Вспыхнуло сообщение: „Ослябисофт следствие“ удаляется на совещание».

Глава 7
АМУЛЕТ КАССАДА ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ

   Тая ждала Вельку у ворот. Хмурая, растрепанная, на колене бинт, в глазах – тревога. Увидев мальчишку, она вздохнула с облегчением:
   – Ну наконец-то… Сильно мучили?
   – Не, не очень, – признался Велька. И не удержался, добавил: – Расстрелять хотели. На следственном компьютере настройки грохнулись.
   Тая нисколько не удивилась:
   – Ага. Я уже читала в газете. Хочешь глянуть?
   – Давай.
   Они спустились к реке и устроились на растрескавшихся бетонных ступенях. Вода плескалась у самых ног. Девочка протянула пахнущий свежим хлебом лист.
   – Держи. На последней странице.
   И действительно: в «Городских курьезах» между сообщением о хакере-рекордсмене, четырнадцать раз взломавшем сервер «Лувриан-банка», и рассказе о черном попугайчике, который под ником «Proud Eagle» флиртовал в аське с подружкой хозяйки, отыскалась заметка о компьютерном казусе. Велька смял листок и выбросил в воду.
   Газета размокла свежей вафлей. Вокруг расплылись круги: рыбы собирались на бесплатный обед.
   – Повезло тебе, – вздохнула Тая. – Старичок удачно подвернулся. Представляешь: бегу, ищу мобилку, – свою-то я в сумочке оставила, – а тут он навстречу. А-атдать марса-фалы! Оказывается, он тебя откуда-то знает.
   – Да, повезло… – эхом откликнулся Велька. На душе было тягостно.
   – Ты сейчас на лайнер? Полетишь?
   – Не. Какой лайнер? Я сейчас на Остров. – Велька вытащил пакет с документами. – Видишь направление? Когда берсальерку закрыли, мне дали пять училищ на выбор. А теперь придется с отцом договариваться, чтобы в корпус приняли. Иначе расстреляют по законам Новой Индии.
   Тая охнула. Взяла листок, осторожно развернула. Из пяти военных училищ галочка отмечала кадетский корпус имени Кассада. Тот, что на Лувре.
   – Вель, прости! – раскаяние переполняло ее до макушки. – Это же из-за меня все!
   – Да нет, Та… Все в порядке. – Мальчишка устало спрятал документы. – Я ведь как с утра чувствовал. И бате надо было позвонить.
   Девочка прикусила губу. Курсант выглядел таким маленьким, таким несчастным… Ужасно захотелось его приласкать, погладить. Но тут она увидела свое отражение в воде и всполошилась.
   Белая Тара, какая она растрепа! Жуть! И шляпку где-то посеяла…
   – Ты чего? – спросил Велька.
   – Ничего… – Она быстро отвернулась. – Погоди, я сейчас, – и побежала к реке умываться.
   Курсант вздохнул.
   Девчонок понять невозможно.
 
   На вокзале Тайку снова одолела меланхолия. «Ну, вот, – думала она, – и сумочку потеряла. И Фрося меня убьет. Все одно к одному. Наверное, это потому что я роковая и несчастная, словно актриса Асмодита».
   Как назло, берсальер прилепился к ограждению площадки. Будто у него дела другого нет, как на «Игуану» пялиться. Отсюда, с высоты вокзальной платформы, корабль казался крошечным пятнышком.
   «Не реветь!» – приказала себе Та. Достала носовой платок и высморкалась.
   «Уйду в океанографическую экспедицию, – с ожесточением подумала она. – Там девушек берут, я знаю. У них вечно рук не хватает. А потом меня сожрет рыба-молот…»
   Что будет дальше, она не успела додумать. Свинцовая с серебром гладь реки поплыла перед глазами. Девочка сердито отвернулась, смахивая слезы.
   И обмерла.
   На платформу выходили мальчишки. В клетчатых рубахах с шитьем, пятнисто-зеленых брюках. Шейные платки были не у всех; кто-то уже снял свой, чтобы повязать на пояс – до первого офицера МКУ.
   Юнги оживленно галдели, обсуждая свои мальчишечьи дела. К одному из них прилепилась девушка в брезентово-зеленом платочке. Столичная штучка, поняла Тая: блузка – на животе узлом, из-под джинсов край трусиков торчит. «Обезьяна голопузая», – хмыкнула Та. И что мальчишки в таких находят?
   Парень, которого обнимала ломака, обернулся. Левый глаз его превратился в узенькую щелочку. По скуле шла вздутая багровая полоса. «Во фингалище!» – подумала Та.
   И ойкнула, узнав Яри.
   Яри тоже узнал ее. Он что-то сказал своей девице, и та безропотно отпустила его локоть. Теперь на Вельку и Таю смотрели все эмкаушники.
   Потянулась томительная пауза.
   – Вель… – Тая тронула Вельку за плечо. – Смотри.
   – Вижу, – откликнулся тот сквозь зубы. – Я давно за ними слежу… Вон они отражаются.
   И действительно: эмкаушники отражались в витринном стекле зала ожидания. На плече голопузой ломаки болталась Тайкина сумочка.
   – Чума канарская… – Тая нахмурилась, потом широко распахнула глаза. – Ой, смотри, он к нам идет!
   – Не дрожи.
   Велька опустил руку, позволяя кресильону стечь в ладонь.
   Драться не пришлось. Сделав несколько шагов, Яри остановился, словно что-то вспомнив. Обернулся к своей девчонке и протянул руку. Ломака надула губки. С большой неохотой потянула с плеча кожаный ремешок.
   – Так-то лучше. – Яри взял сумочку и решительно зашагал к Тайке.
   – Думаю, это ваше, сударыня.
   Иронический тон давался ему нелегко. От удара челюсть распухла, и юнга едва ворочал языком. Фраза прозвучала так: «Хумаю, хэхо хахэ, хуахы».
   – Спасибо, Ярик. – Та присела в неловком реверансе.
   Зря: разбитое колено подогнулось, и она чуть не полетела на землю. Хорошо, Велька с Яри подхватили. Та с шипением втянула воздух.
   – Ты что, Тай?!
   – Ничего.
   – Может того… «скорую»?..
   – Лед, лед приложим!.. – наперебой загалдели мальчишки.
   – Ничего не надо. – Та оттолкнула нежданных помощников. – И вообще, отпустите! С-спасатели! Хватит меня тискать.
   Мальчишки отдернули руки. Тая сердито полезла в сумочку за зеркальцем. Наконец-то! Не все же лахудрой ходить. Краем глаза покосилась на голопузую; та нарочно отвернулась, рассеянно глядя на скачущих по платформе попугайчиков. Ишь, мымра брезентовая. И чего Яри с ней гуляет?
   Юнга сжал Велькину ладонь.
   – Спасибо, Вель. Вот уж не ожидал, что ты так вовремя…
   В Велькиной груди потеплело. Старого друга встретить всегда здорово! Особенно когда и времени много прошло, а забыть друг друга еще не успели.
   Яри огляделся и облизал разбитые губы.
   – Слушай, Вель… Можно с тобой переговорить? С глазу на глаз?
   – А что, мне ты уже не доверяешь? – скапризничала Тая.
   – Один раз доверился, – отмахнулся тот, – хватит. У меня особое дело.
   – Ладно, сплетничайте, – с взрослой важностью кивнула девчонка. – Разрешаю.
   Мальчишки поднялись на пешеходный мостик, что решетчатой змеей пластался над аэрожелобами. Ветер закручивал вихри, увязая в защитных полях (на случай если кто за оградку упадет), и слова глохли в протяжном «умммм-умммм-умммм».
   Яри огляделся. Снял с шеи стальную цепочку и протянул Вельке:
   – Мы тут посовещались и я… Короче, бери. Кроме тебя, никто не справится.
   – А что это? – Велька с интересом осмотрел кулон.
   На цепочке болталась пуля – старинная, сейчас таких не делают. Она вполне могла подойти к пистолету, который командор отдал Намсе. Вот только дыра… Как ускоритель станет разгонять дырявую пулю, одной Белой Таре известно. Да и весила цепочка меньше, чем должна. Словно не сталь и титанопластик в руках, а вата.
   Дубликопия, догадался Велька. Их в любой слесарной мастерской клепают, только они недолговечные.
   – Это черная метка. Для этого вашего… Тилля. Если хочет настоящий амулет – пусть в следующий четверг после отбоя приходит к Скалищам. Чтоб по-честному. Если не сможет прийти, пусть порвет цепочку – мы будем знать. Но только тогда он трус навечно!
   Велька замотал головой:
   – Не понимаю. Метка, Скалища… А чего это копия?
   Яри нахмурился, потом махнул рукой.
   – Долгая история. Ты у ребят спроси… или у Тайки, она объяснит. Она мировая девчонка, не обижай ее, смотри!
   Это было очень странно. Вон ему по Тайкиной милости какой фингал поставили, а он: «не обижай». И «сударь-сударыня» их…
   Долго размышлять не пришлось: желоб заполнился сверкающим туманом. Прибыл «Дракон Огня»; на нем одном такие силовые поля – кипяще-алые, с грозовыми просверками. Тая уже махала снизу рукой, что-то сердито крича.
   Велька перегнулся через ограждение мостика:
   – Сейча-ас! Я уже иду-у-у!
   – Не слышит. Отсюда вообще ничего не слышно. Ладно, Вель. Встретимся еще. Может быть…
   – Обязательно!
   Скомканно попрощавшись, мальчишки побежали на перрон. Велька с Таей сели в последний вагон, ватага эмка-ушников – во второй.
   В вагоне Велька уселся на обитый алым бархатом диванчик. Тая устроилась напротив: по движению поезда, чтобы голова не кружилась. Глаза ее слипались.
   – Спать хочу, – пожаловалась она. – Словно по магазинам день отбегала… Разбудишь, ладно?
   – Ага.
   И девочка свернулась калачиком, засыпая. Велька перегнулся через столик и осторожно коснулся ее волос. Теплые и пушистые, словно котенок. Тая сквозь сон улыбнулась.
   Под брюхом «Дракона Огня» загудело, словно в печи. Силовые поля налились мощью; затрещали искры, и стекла потемнели, спасая пассажиров от яркого света.
   «Дракон» отправлялся в путь.
   Этот момент Велька ужасно не любил. В животе бурчит, глаза закроешь – уносит Тара знает куда… Поезд разгоняется до чудовищных скоростей; не будь нулификаторов инерции, перегрузки размазали бы пассажиров по сиденьям. А так ничего. Вон тетка… отрастила пять подбородков, и хоть бы хны. Курицу на столе разложила, блины, мисочку с салатом. Обедать будет.
   Велька отвернулся. Муть за окном рассеялась: поезд набрал нужную скорость, и силовые поля вышли на рабочий режим.
   Теперь можно и в окно посмотреть. Пока не начался океан, пейзажи – закачаешься! Вон сопки плывут под вагонами ленивыми китами. Бережно, словно ребенка, передают друг другу тень «Дракона». А если смотреть через весь вагон, сквозь блистер можно увидеть, что творится сзади. Там струна пути уносится вдаль, горя в лучах вечернего солнца. Тает город, пожираемый ненасытным горизонтом.
   Девочка что-то пробормотала сквозь сон. Между сиденьями тянуло сквозняком, и Велька снял китель, чтобы укрыть ее. Та поджала ноги, сворачиваясь калачиком.
   Что-то звякнуло. Из кармана кителя свисала, раскачиваясь, цепочка. Метка, копия, высверленная пуля… Мальчишка потянул стальную змейку. Та уютно устроилась в ладони.
   Вот еще одна загадка. Сколько их скопилось за сегодняшний день? Шпионка на вокзале, Тайкин отец-команидор (в том, что именно он встречался с Намсой, Велька не сомневался), черная метка…
   И планы Велькины – кувырком. А может, и вся его жизнь… Правда, по этому поводу мальчишка почти не беспокоился. Сердце подсказывало, что на Лувре он если и задержится, то очень ненадолго.
   До прибытия на Остров дел не оставалось. Велька достал книжку и стукнул по значку-закладке. Открылась страница с заглавием «Страна героев».
 
   «После открытия доминионов людям пришлось несладко. Кинкары, как это у них водится, попробовали новую расу на прочность. В учебники эта война вошла как Вседоминионная Освободительная.
   С помощью других рас кинкаров удалось разгромить. Но прошло чуть больше полувека, и люди проиграли «Холодную войну» недавним союзникам. Из доминиона прэта пришла молодежная мода на ожирение. Асуры «подарили» людям свой уголовный жаргон.
   В ответ поднялась волна ксенофобии – бессмысленная и беспощадная. По доминиону рыскали вооруженные кликуши, отыскивая тех, кто в прошлой жизни принадлежал к иной расе или кому предстояло родиться в чужом доминионе. Повсюду гремели лозунги «Понаехали тут» и «Доминион – людям».
   Вселенная человека агонизировала. Чужаки теснили людей, понемногу подчиняя их своему влиянию.
   Расклад сил изменила случайность.
   Крохотная пинасса людей «Туранга Лила» потерпела крушение. Экипаж снял пролетавший мимо крейсер асуров. И так получилось, что капитаны кораблей Николай Макиавелли и Ньяша Убсаланг подружились. Асури пригласила человека в гости. Так Николай оказался первым человеком, посетившим планету асурского доминиона.
   Однажды, гуляя по городу, Николай наткнулся на точную копию земной пятиэтажки.
   – Двести пятьдесят тысяч сто двадцать восьмая кровью Ньяша Убсаланг, – повернулся он к спутнице. – Что это за здание?
   – Зови меня просто – могущественный гигант крови Убсаланг, котик, – откликнулась та. – Хочешь взглянуть поближе?
   – Был бы рад.
   – Тогда пойдем.
   На крыльце пятиэтажки играли дети. Девочка в красном платьице баюкала плюшевого сегментолапого муравьеда. Синелицый мальчуган копошился ступенькой ниже, связывая шнурки на девочкиных ботинках. Маленькая асури не протестовала: ей было интересно, сколько получится узелков.
   Рядом играли другие малыши. Двое близнецов (один желтый, другой оранжевый) возились с увеличительным стеклом. Огненное пятнышко скользило по бетону, оставляя после себя дымную струйку. Приглядевшись, Николай понял, что асурята заняты важным делом. Девочку пытался ужалить скорпион. Насекомое несколько раз начинало ритуальный танец убийства, но, едва оно сцепляло клешни над головой и делало сальто, мальчишки прижигали его лучом. В воздухе стояла едкая вонь паленого хитина.
   – А мы с папой вчера реблягу-ашку ели, – сказала вдруг девочка. – Большущую! Как от того дома до садика.
   – Врешь, – без энтузиазма отозвался желтый.
   Скорпион сделал первое сальто, второе и принялся вертеться с широко расставленными клешнями.
   – Сам врешь! Она тыщу милионов лет на помойке тухла.
   – Ирсигу – врушка, тетя непарнокопытного бородавочного тапира! Нос – кулинарное изделие с творогом! [2]
   – Сам с творогом! На ней была тыща миллионов опарышей!
   – Ты до тыщи милионов считать не умеешь!
   – А вот умею! Умею! Меня папа научил! Раз, два, три, пять, восемнадцать…
   Оранжевый отобрал у брата стекло. Скорпион как раз готовился к финальному броску.
   – …тридцать четыре, восемнадцать…
   Желтый заткнул руками уши:
   – Не умеешь! Не умеешь! Не слышу ничего!
   Девчушка засопела. Нижняя губа ее выпятилась и задрожала:
   – А ты, а ты… А мой папа кровее твоего!
   – Врушка! У тебя нету папы!
   Пнув растерявшегося скорпиона, девочка бросилась в драку. О связанных шнурках она забыла и кубарем полетела с крыльца.
   – Нету! Нету! – кричал желтый, уворачиваясь от девочкиных зубов. – А-а-а-а! Ня-ань, чего Ирсигу-у куса-а-ется!
   – У меня тыща милионов папов! А тебя иглокожий топотун проглотил и выплюнул!
   Женщины асуров с рождения сильнее мужчин. Пацаненку пришлось бы несладко, не вмешайся няня.
   – Прекратить немедленно! – Над детьми выросла огромная четырехрукая тень. – Ирсигу, Номченг, Лабсанг! Почему сидите на одной ступеньке?
   Няня растащила детей и усадила каждого на своей высоте. Синелицый оказался выше всех, на следующей ступеньке – оранжевый, затем Ирсигу. Забияка желтый оказался внизу.
   – Я – первый кровью, – обрадовался синелицый. – Меня все знают!
   Послышался звук затрещины. Няня стянула хвастуна вниз и вновь принялась пересаживать детей. Теперь выше всех оказалась Ирсигу. Няня сделала южное лицо:
   – Чтоб я этого непотребства больше не слышала! Поняли, червяки?
   Дети испуганно притихли:
   – Мы поняли, высший предел Урайам Байагу.
   – Повторяйте за мной: шестилапый мускусный оцелот сдох. Кто слово скажет, получит лишь невкусную колючку от хвоста.
   – …колючку от хвоста!
   – А теперь брысь, червячата. Наловите куколок древесного жука на ужин. И следите, чтобы он не отложил вам яйца в глаза и ноздри. Иначе вы станете последними кровью и никто вас не станет любить. И у вас никогда не будет мам и пап. Поняли?
   – Да, высший предел няня!
   Асурята разбежались по двору. Няня почтительно склонилась перед Ньяшей:
   – Двести пятьдесят тысяч сто двадцать восьмая кровью Ньяша Убсаланг, гляжу в небо. Уф, сорванцы! Что привело вас сюда?
   – Встань, пятьсот миллионов девятьсот тридцать три тысячи сорок шестая кровью Урайам Байагу. Со мною гость без числа крови. Его имя – человек Николай.
   Урайам посмотрела на Николая с сочувствием:
   – Гость без крови… Вы хотите осмотреть интернат?
   – Если можно, пятьсот миллионов девятьсот тридцать три тысячи сорок пятая кровью Урайам Байагу.
   У асуров чем меньше число крови, тем лучше. На щеках нянечки вспыхнул румянец:
   – Проказник! Сорок шестая, а не сорок пятая! – Няня смущенно спрятала взор. – Ах, высший предел Ньяша, – воскликнула она мечтательно, – кого вы привели сюда? Этот юноша учтив и образован, как скальный геккон Савицкого.
   – Это комплимент, – шепнула Ньяша человеку, – благодарите. – И добавила громко: – Высший предел Николай – лучший из людей. Его слова заставляют меня трепетать, подобно бабочке, в которую паук впрыснул порцию ядовитой слюны с желудочным соком.
   – Весьма польщен, – пробормотал Макиавелли, кланяясь.
   Няня взяла его под руку:
   – Пойдемте, человек, я покажу вам интернат. Он предназначен для детей с расовым несовершенством человека Бедные малыши!
   – Расовым… как вы сказали?..
   – Несовершенством. Малышам предстоит родиться людьми – самой презираемой расой во вселенной.
   – А как вы это определяете?
   Няня посмотрела на человека с удивлением:
   – Это же очень просто!
   И в нескольких словах объяснила как. Здесь мы эту теорию приводить не будем – она общеизвестна. Интересующихся отсылаем к двадцатитомному труду академика Преображенского «О введении в некоторые аспекты расового реинкарнационного полиморфизма в применении к дискретной модели Убсаланг-Преображенского».
   – А вот, кстати, интернат для детей с расовым несовершенством прэта.
   За сетчатым забором желтел песок. Валялись сброшенные в кучу игрушки: плюшевые уховертки, игрушечный автомат с плазменным подствольником, куклы, голографические кубики, аппарат для раздачи пиццы и мороженого. Из кучи выглядывали любопытные детские глазенки.
   – Это Римпоче, сын величайших кровью. Ребенок весит в шесть раз больше, чем положено для его возраста, и до сих пор не умеет говорить. Видите папку с картой рождения?
   На всякий случай человек кивнул.
   – Это история болезни. И он ее спер! Представляю, какой бардак у них с документацией.
   Няня хотела добавить что-то еще, но послышался детский рев.
   – Святая бабочка! – охнула Урайам. – Это, наверное, Лабсанг. Он никогда не отрывает уховерткам головы перед тем, как есть.
   Асури убежала. Николай прислонился лбом к сетке забора. Будущий прэта смотрел на него испуганными глазенками.
   Вот она великая тайна рождений… Чтобы оставаться человеком, не нужно вести праведную жизнь. Молитвы и политика партии тоже ни при чем. Если верить Ньяше, все дело в честолюбии. Пока человек ищет славы и подвигов, он остается человеком.
   Кто-то подергал его за штанину, отвлекая от растерянных мыслей. Николай опустил взгляд и увидел Ирсигу.