Страница:
Он повторил тот же самый ритуал, который совершил утром, только в обратном порядке. Перейдя через площадь с прикрепленным цепочкой к запястью тяжелым портфелем, вошел в небольшой дом и через несколько минут вышел, держа в руке тот маленький портфель, с которым уходил утром из дома. К вечеру дождь прекратился, и Джордан, по-видимому, решил, что прогулка пойдет ему на пользу. Он направился на запад, но почти сразу же свернул к югу по Парк-лейн. Ехать вслед за ним в фургоне было невозможно. Поуп спрыгнул на тротуар и зашагал вслед за Джорданом, держась в нескольких ярдах.
Вести пешую слежку оказалось труднее, чем представлял себе Поуп. Большая гостиница «Гросвенор-хаус», расположенная на Парк-лейн, была полностью предоставлена американским офицерам, и сейчас их было здесь множество. Поупу пришлось подойти поближе к Джордану, чтобы не потерять его, спутав с кем-нибудь другим. Военный полицейский пристально взглянул на Поупа, пробиравшегося сквозь толпу следом за Джорданом. На некоторых улицах Вест-Энда англичане сейчас были так же заметны, как в какой-нибудь Топике, что в сердце Канзаса. Поуп напрягся было, но тут же сообразил, что не делает ничего подозрительного. Он просто идет по улице в своей собственной стране. Так что он расслабился, и полицейский тут же отвел от него взгляд. Джордан миновал «Гросвенор-хаус». Поуп двигался за ним, не отрывая глаз от объекта слежки.
Но все же потерял его на углу Гайд-парка.
Джордан смешался с толпой солдат и гражданских, дожидавшихся сигнала светофора, чтобы пересечь улицу. Когда зажегся зеленый свет, Поуп направился за американским флотским офицером, примерно того же роста, что и Джордан. Офицер свернул на Гросвенор-плейс. Только тут Поуп заметил, что у офицера нет портфеля. Резко остановившись, он оглянулся, надеясь найти Джордана. Но тот исчез.
В следующую секунду Поуп услышал сигнал автомобильного клаксона. Это был Дикки.
— Он на Кенсингтонском мосту! — крикнул Дикки. — Садись!
Дикки резко развернул машину, не обращая внимания на достаточно оживленное уличное движение. Еще через несколько секунд Поуп разглядел Джордана и с облегчением вздохнул. Дикки затормозил, и Поуп снова выскочил наружу. Твердо решив ни при каких обстоятельствах не терять американца, он теперь держался в двух-трех шагах от него.
Клуб «Ван Дейк» в Кенсингтоне предназначался для американских офицеров, и гражданские жители Лондона туда не допускались. Поуп прошел мимо входа, но через несколько ярдов повернул назад. Дикки подвел машину к тротуару. Поуп забрался в кабину, уселся, закурил и допил мутные остатки чая из термоса. Лишь после этого он заговорил:
— Когда коммандер Джордан в следующий раз захочет прогуляться через пол-Лондона, топать следом за ним будешь ты, Дикки.
Джордан вышел из клуба через сорок пять минут.
«Господи, только бы не еще один марш-бросок!» — взмолился про себя Поуп.
Джордан подошел к краю тротуара и помахал проезжавшему мимо такси.
Дикки тронул машину с места и включился в поток уличного движения. Преследовать такси оказалось несложно. Они проехали на восток, мимо Трафальгарской площади, по Стрэнду и вскоре свернули направо.
— Вот, это уже на что-то похоже, — заметил Поуп.
Сидя в машине, они проследили, как Джордан расплатился с водителем такси и вошел в гостиницу «Савой».
Огромное большинство гражданских жителей Великобритании во время войны питались тем, что входило в установленный паек: несколько унций мяса и сыра в неделю, несколько унций молока и, если повезет, одно яйцо. Правда, изредка перепадали и такие деликатесы, как консервированные персики или томаты. Никто не голодал, но в весе прибавляли очень немногие. Но существовал и другой Лондон — Лондон прекрасных ресторанов и удобных гостиниц, которые постоянно закупали на черном рынке большие количества мяса, рыбы, овощей, вина и кофе, а затем запрашивали с посетителей головокружительные цены в обмен на привилегию питаться там. Гостиница «Савой» была одним из таких заведений.
Швейцар был облачен в зеленую ливрею, отделанную серебряным галуном, и в высокий цилиндр. Поуп проскочил мимо него, вошел внутрь, пересек вестибюль и оказался в салоне. Там сидели, раскинувшись в удобных мягких креслах, богатые бизнесмены в обществе красивых женщин, одетых в казавшиеся не очень уместными по военному времени вечерние туалеты, прохаживались вездесущие американские и британские офицеры в форме и несколько человек, в которых можно было безошибочно определить провинциальных землевладельцев, приехавших по делам в город на несколько дней. Поуп, протискивавшийся вслед за Джорданом через эту толпу, испытывал сложные чувства при виде этой сцены. Богатый Вест-Энд продолжал купаться в роскоши, в то время как неимущий Ист-Энд перебивался с хлеба на воду да еще и несравненно больше страдал от бомбежек. Но ведь они с братом сделали состояние на черном рынке. Поэтому он решил считать неравенство одним из неприятных, но неизбежных последствий войны.
Вслед за Джорданом Поуп вошел в гриль-бар. Там Джордан остановился в толпе и несколько раз взмахнул рукой, безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание бармена и заказать что-нибудь выпить. Поуп стоял в нескольких футах от него. Ему, в отличие от американца, удалось сразу же заставить бармена заметить себя. Он заказал виски. Когда же он обернулся, к Джордану успел присоединиться высокий американский флотский офицер с красным лицом и добродушной улыбкой. Поуп протиснулся поближе к этой паре, чтобы слышать разговор.
Первым заговорил высокий:
— Гитлеру следует приехать сюда и попытаться заказать выпивку в пятницу вечером. Я уверен, что после этого ему сразу расхочется вторгаться в эту страну.
— Хочешь попытать счастья в «Гросвенор-хаус»? — спросил Джордан.
— «Виллоу-ран»? Да ты в своем уме? Французский повар вот-вот уволится. Ему приказали готовить из сухих пайков, а он со скандалом отказался.
— Похоже, что он последний нормальный человек в Лондоне.
— Точно.
— Скажи-ка мне: что тут нужно сделать, чтобы тебе дали выпить?
— Знаешь, мне обычно помогает такая штука: подайте два мартини, Христа ради!
Бармен поднял голову, усмехнулся и снял с полки бутылку «Бифитера».
— Привет, мистер Рэмси.
— Привет, Уильям.
«Значит, друга Джордана зовут Рэмси», — отметил Поуп.
— Ловко получилось, Шеперд.
«Шеперд Рэмси», — уточнил Поуп.
— Просто полезно быть на фут выше, чем все остальные.
— Ты заказал столик? Без этого нам никоим образом не удастся сегодня проникнуть туда.
— Конечно, заказал, дружище. Где, черт возьми, ты пропадал? Я пытался звонить тебе еще на прошлой неделе. Телефон у тебя дома, наверно, раскалился от звона; никакого ответа. Звонил тебе на службу. Мне сказали, что ты не можешь подойти к телефону. Я перезвонил на следующий день. Та же самая история. Что за чертовщиной ты там занимаешься, что целых два дня не можешь подойти к телефону?
— А вот это тебя не касается.
— А-а, значит, ты все еще возишься с этим своим проектом, да?
— Шеперд, перестань, а не то я прямо здесь, в баре, надаю тебе по заднице.
— Только мысленно, дружище. Кроме того, если ты устроишь здесь сцену, то где мы с тобой потом будем выпивать? Ни в одном приличном заведении такие веши не поощряются.
— Это ты верно заметил.
— Итак, когда ты все-таки расскажешь мне, чем занимаешься?
— Когда война кончится.
— Неужели настолько важно?
— Да.
— Что ж, по крайней мере, хоть кто-то из нас делает что-то важное. — Шеперд Рэмси допил содержимое своего стакана и тут же снова замахал бармену: — Уильям, еще два, пожалуйста.
— Мы что, обязательно должны сегодня напиться еще до обеда?
— Я просто хочу, чтобы ты расслабился, только и всего.
— Я совершенно расслаблен, не больше и не меньше, чем всегда. Слушай, Шеперд, что ты затеял? Я знаю, когда ты начинаешь говорить таким тоном.
— Ничего, Питер. Ради Иисуса, успокойся.
— Выкладывай. Ведь прекрасно знаешь, что я ненавижу сюрпризы.
— Я пригласил кое-кого пообедать с нами.
— Мужчин?
— Если честно, то девушек. Кстати, они как раз пришли.
Джордан взглянул в сторону входа в бар. Поуп проследил за его взглядом. В дверях стояли две женщины, обе молодые и очень привлекательные. Женщины, в свою очередь, разглядели Шеперда Рэмси и Джордана возле стойки и присоединились к ним.
— Питер, это Барбара. Но обычно ее называют Беби.
— Могу понять почему. Рад познакомиться, Барбара.
Барбара перевела взгляд на Шеперда.
— Мой бог, ты был прав! Он просто куколка. — Она говорила с акцентом, присущим лондонскому рабочему классу. — Мы будем есть в «Гриле»?
— Да. И наш столик уже должен быть готов.
Метрдотель проводил их к столу. Поуп не мог оставаться в баре, так как оттуда он не услышал бы их разговора. Ему нужно было сесть за соседний столик. Посмотрев через раскрытую дверь обеденного зала, Поуп увидел, что ближайший к ним столик пуст, но на нем стоит табличка «ЗАНЯТО». «Это не беда», — подумал он. Выйдя на улицу, он помахал сидевшему на водительском месте Дикки. Тот выбрался из машины и перешел через улицу.
— В чем дело, Роберт?
— Мы будем обедать в ресторане. Мне нужно, чтобы ты заказал столик.
Поуп отправил Дикки для переговоров с метрдотелем. Но едва тот успел заикнуться о столике на двоих, как распорядитель ресторанной жизни нахмурился и принялся качать головой и размахивать руками. Мест у них нет, объяснил он, и даже надеяться не на что. Тогда Дикки наклонился и прошептал ему на ухо что-то такое, отчего метрдотель сразу сделался белым, как его крахмальная манишка, и задрожал. Через полминуты Поуп и Дикки сидели за столиком по соседству с тем, который занимали Питер Джордан, Шеперд Рэмси и их спутницы.
— Что ты сказал ему, Дикки?
— Я сказал, что если он сейчас же не усадит нас за этот столик, я вырву у него кадык и брошу вон в ту кипящую кастрюлю.
— Что ж, клиент всегда прав. Я никогда об этом не забываю.
Они открыли меню.
— Думаю, надо взять и то, и другое. А как по-твоему, Роберт, они подают здесь сосиски с картофельным пюре?
— Сомневаюсь. Лучше попробуй курицу в вине. А теперь сиди тихо, а то я не слышу, о чем болтают эти янки.
— Ты мог бы, по крайней мере, быть полюбезнее.
— Извини, Шеперд. Но мне было не о чем с ними говорить.
— А разговаривать вообще незачем! Немножко выпили, немножко посмеялись, а потом тебе нужно было только отвезти ее к себе домой и покувыркаться с ней в постели. Никаких разговоров с нею тебе не потребовалось бы.
— Я, к сожалению, заметил, что она пользуется ножом для того, чтобы проверить свою губную помаду.
— Ты хоть знаешь, какие чудеса она может выделывать этими самыми губами? Ты, наверно, даже не обратил внимания, что у нее под платьем ничего не было! Мой бог, Питер, у этой девчонки едва ли не самая худшая репутация во всем Лондоне.
— Очень жаль, что разочаровал тебя, Шеперд, но она меня нисколько не заинтересовала.
— Ладно, а когда ты собираешься начать интересоваться?
— О чем ты говоришь?
— Шесть месяцев назад ты клятвенно заверил меня, что начнешь встречаться с женщинами.
Джордан закурил сигарету и сердито помахал в воздухе спичкой.
— Я был бы рад познакомится со взрослой умной интересной женщиной. И мне совершенно не нужно, чтобы ты подсовывал мне испорченных глупеньких девчонок. Послушай, Шеп, мне очень жаль...
— Нет, ты прав. Это совершенно не мое дело. Дело просто в том, что моя мать умерла, когда отцу было сорок. Он так и не женился вновь и в результате умер одиноким, обиженным на весь мир стариком. Мне совершенно не хочется, чтобы с тобой случилось то же самое.
— Благодарю тебя, Шеперд, со мной такого не случится.
— Ты никогда не сможешь найти вторую такую же женщину, как Маргарет.
— Лучше расскажи мне что-нибудь такое, чего я сам не знаю. — Джордан поднял руку, подзывая такси. — Может быть, тебя подвезти?
— Знаешь, у меня есть определенные планы.
— Шеперд!
— Через полчаса она придет ко мне в комнату. Я не мог устоять. Прости меня, дружище, но плоть слаба.
— Тут не только в плоти дело. Желаю хорошо провести время, Шеп.
Такси тронулось с места. Дикки поднял голову, высматривая свой фургон. Через несколько секунд Поуп подъехал к тротуару, Дикки забрался в кабину. Они приехали следом за такси обратно в Кенсингтон, увидели, как Питер Джордан вошел в дверь своего дома, и оставались там еще полчаса, пока не прибыла ночная смена.
Глава 20
Вести пешую слежку оказалось труднее, чем представлял себе Поуп. Большая гостиница «Гросвенор-хаус», расположенная на Парк-лейн, была полностью предоставлена американским офицерам, и сейчас их было здесь множество. Поупу пришлось подойти поближе к Джордану, чтобы не потерять его, спутав с кем-нибудь другим. Военный полицейский пристально взглянул на Поупа, пробиравшегося сквозь толпу следом за Джорданом. На некоторых улицах Вест-Энда англичане сейчас были так же заметны, как в какой-нибудь Топике, что в сердце Канзаса. Поуп напрягся было, но тут же сообразил, что не делает ничего подозрительного. Он просто идет по улице в своей собственной стране. Так что он расслабился, и полицейский тут же отвел от него взгляд. Джордан миновал «Гросвенор-хаус». Поуп двигался за ним, не отрывая глаз от объекта слежки.
Но все же потерял его на углу Гайд-парка.
Джордан смешался с толпой солдат и гражданских, дожидавшихся сигнала светофора, чтобы пересечь улицу. Когда зажегся зеленый свет, Поуп направился за американским флотским офицером, примерно того же роста, что и Джордан. Офицер свернул на Гросвенор-плейс. Только тут Поуп заметил, что у офицера нет портфеля. Резко остановившись, он оглянулся, надеясь найти Джордана. Но тот исчез.
В следующую секунду Поуп услышал сигнал автомобильного клаксона. Это был Дикки.
— Он на Кенсингтонском мосту! — крикнул Дикки. — Садись!
Дикки резко развернул машину, не обращая внимания на достаточно оживленное уличное движение. Еще через несколько секунд Поуп разглядел Джордана и с облегчением вздохнул. Дикки затормозил, и Поуп снова выскочил наружу. Твердо решив ни при каких обстоятельствах не терять американца, он теперь держался в двух-трех шагах от него.
Клуб «Ван Дейк» в Кенсингтоне предназначался для американских офицеров, и гражданские жители Лондона туда не допускались. Поуп прошел мимо входа, но через несколько ярдов повернул назад. Дикки подвел машину к тротуару. Поуп забрался в кабину, уселся, закурил и допил мутные остатки чая из термоса. Лишь после этого он заговорил:
— Когда коммандер Джордан в следующий раз захочет прогуляться через пол-Лондона, топать следом за ним будешь ты, Дикки.
Джордан вышел из клуба через сорок пять минут.
«Господи, только бы не еще один марш-бросок!» — взмолился про себя Поуп.
Джордан подошел к краю тротуара и помахал проезжавшему мимо такси.
Дикки тронул машину с места и включился в поток уличного движения. Преследовать такси оказалось несложно. Они проехали на восток, мимо Трафальгарской площади, по Стрэнду и вскоре свернули направо.
— Вот, это уже на что-то похоже, — заметил Поуп.
Сидя в машине, они проследили, как Джордан расплатился с водителем такси и вошел в гостиницу «Савой».
Огромное большинство гражданских жителей Великобритании во время войны питались тем, что входило в установленный паек: несколько унций мяса и сыра в неделю, несколько унций молока и, если повезет, одно яйцо. Правда, изредка перепадали и такие деликатесы, как консервированные персики или томаты. Никто не голодал, но в весе прибавляли очень немногие. Но существовал и другой Лондон — Лондон прекрасных ресторанов и удобных гостиниц, которые постоянно закупали на черном рынке большие количества мяса, рыбы, овощей, вина и кофе, а затем запрашивали с посетителей головокружительные цены в обмен на привилегию питаться там. Гостиница «Савой» была одним из таких заведений.
Швейцар был облачен в зеленую ливрею, отделанную серебряным галуном, и в высокий цилиндр. Поуп проскочил мимо него, вошел внутрь, пересек вестибюль и оказался в салоне. Там сидели, раскинувшись в удобных мягких креслах, богатые бизнесмены в обществе красивых женщин, одетых в казавшиеся не очень уместными по военному времени вечерние туалеты, прохаживались вездесущие американские и британские офицеры в форме и несколько человек, в которых можно было безошибочно определить провинциальных землевладельцев, приехавших по делам в город на несколько дней. Поуп, протискивавшийся вслед за Джорданом через эту толпу, испытывал сложные чувства при виде этой сцены. Богатый Вест-Энд продолжал купаться в роскоши, в то время как неимущий Ист-Энд перебивался с хлеба на воду да еще и несравненно больше страдал от бомбежек. Но ведь они с братом сделали состояние на черном рынке. Поэтому он решил считать неравенство одним из неприятных, но неизбежных последствий войны.
Вслед за Джорданом Поуп вошел в гриль-бар. Там Джордан остановился в толпе и несколько раз взмахнул рукой, безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание бармена и заказать что-нибудь выпить. Поуп стоял в нескольких футах от него. Ему, в отличие от американца, удалось сразу же заставить бармена заметить себя. Он заказал виски. Когда же он обернулся, к Джордану успел присоединиться высокий американский флотский офицер с красным лицом и добродушной улыбкой. Поуп протиснулся поближе к этой паре, чтобы слышать разговор.
Первым заговорил высокий:
— Гитлеру следует приехать сюда и попытаться заказать выпивку в пятницу вечером. Я уверен, что после этого ему сразу расхочется вторгаться в эту страну.
— Хочешь попытать счастья в «Гросвенор-хаус»? — спросил Джордан.
— «Виллоу-ран»? Да ты в своем уме? Французский повар вот-вот уволится. Ему приказали готовить из сухих пайков, а он со скандалом отказался.
— Похоже, что он последний нормальный человек в Лондоне.
— Точно.
— Скажи-ка мне: что тут нужно сделать, чтобы тебе дали выпить?
— Знаешь, мне обычно помогает такая штука: подайте два мартини, Христа ради!
Бармен поднял голову, усмехнулся и снял с полки бутылку «Бифитера».
— Привет, мистер Рэмси.
— Привет, Уильям.
«Значит, друга Джордана зовут Рэмси», — отметил Поуп.
— Ловко получилось, Шеперд.
«Шеперд Рэмси», — уточнил Поуп.
— Просто полезно быть на фут выше, чем все остальные.
— Ты заказал столик? Без этого нам никоим образом не удастся сегодня проникнуть туда.
— Конечно, заказал, дружище. Где, черт возьми, ты пропадал? Я пытался звонить тебе еще на прошлой неделе. Телефон у тебя дома, наверно, раскалился от звона; никакого ответа. Звонил тебе на службу. Мне сказали, что ты не можешь подойти к телефону. Я перезвонил на следующий день. Та же самая история. Что за чертовщиной ты там занимаешься, что целых два дня не можешь подойти к телефону?
— А вот это тебя не касается.
— А-а, значит, ты все еще возишься с этим своим проектом, да?
— Шеперд, перестань, а не то я прямо здесь, в баре, надаю тебе по заднице.
— Только мысленно, дружище. Кроме того, если ты устроишь здесь сцену, то где мы с тобой потом будем выпивать? Ни в одном приличном заведении такие веши не поощряются.
— Это ты верно заметил.
— Итак, когда ты все-таки расскажешь мне, чем занимаешься?
— Когда война кончится.
— Неужели настолько важно?
— Да.
— Что ж, по крайней мере, хоть кто-то из нас делает что-то важное. — Шеперд Рэмси допил содержимое своего стакана и тут же снова замахал бармену: — Уильям, еще два, пожалуйста.
— Мы что, обязательно должны сегодня напиться еще до обеда?
— Я просто хочу, чтобы ты расслабился, только и всего.
— Я совершенно расслаблен, не больше и не меньше, чем всегда. Слушай, Шеперд, что ты затеял? Я знаю, когда ты начинаешь говорить таким тоном.
— Ничего, Питер. Ради Иисуса, успокойся.
— Выкладывай. Ведь прекрасно знаешь, что я ненавижу сюрпризы.
— Я пригласил кое-кого пообедать с нами.
— Мужчин?
— Если честно, то девушек. Кстати, они как раз пришли.
Джордан взглянул в сторону входа в бар. Поуп проследил за его взглядом. В дверях стояли две женщины, обе молодые и очень привлекательные. Женщины, в свою очередь, разглядели Шеперда Рэмси и Джордана возле стойки и присоединились к ним.
— Питер, это Барбара. Но обычно ее называют Беби.
— Могу понять почему. Рад познакомиться, Барбара.
Барбара перевела взгляд на Шеперда.
— Мой бог, ты был прав! Он просто куколка. — Она говорила с акцентом, присущим лондонскому рабочему классу. — Мы будем есть в «Гриле»?
— Да. И наш столик уже должен быть готов.
Метрдотель проводил их к столу. Поуп не мог оставаться в баре, так как оттуда он не услышал бы их разговора. Ему нужно было сесть за соседний столик. Посмотрев через раскрытую дверь обеденного зала, Поуп увидел, что ближайший к ним столик пуст, но на нем стоит табличка «ЗАНЯТО». «Это не беда», — подумал он. Выйдя на улицу, он помахал сидевшему на водительском месте Дикки. Тот выбрался из машины и перешел через улицу.
— В чем дело, Роберт?
— Мы будем обедать в ресторане. Мне нужно, чтобы ты заказал столик.
Поуп отправил Дикки для переговоров с метрдотелем. Но едва тот успел заикнуться о столике на двоих, как распорядитель ресторанной жизни нахмурился и принялся качать головой и размахивать руками. Мест у них нет, объяснил он, и даже надеяться не на что. Тогда Дикки наклонился и прошептал ему на ухо что-то такое, отчего метрдотель сразу сделался белым, как его крахмальная манишка, и задрожал. Через полминуты Поуп и Дикки сидели за столиком по соседству с тем, который занимали Питер Джордан, Шеперд Рэмси и их спутницы.
— Что ты сказал ему, Дикки?
— Я сказал, что если он сейчас же не усадит нас за этот столик, я вырву у него кадык и брошу вон в ту кипящую кастрюлю.
— Что ж, клиент всегда прав. Я никогда об этом не забываю.
Они открыли меню.
— Думаю, надо взять и то, и другое. А как по-твоему, Роберт, они подают здесь сосиски с картофельным пюре?
— Сомневаюсь. Лучше попробуй курицу в вине. А теперь сиди тихо, а то я не слышу, о чем болтают эти янки.
* * *
После обеда вслед за Джорданом отправился Дикки. Он наблюдал, как американцы усадили женщин в такси и не спеша пошли по Стрэнду.— Ты мог бы, по крайней мере, быть полюбезнее.
— Извини, Шеперд. Но мне было не о чем с ними говорить.
— А разговаривать вообще незачем! Немножко выпили, немножко посмеялись, а потом тебе нужно было только отвезти ее к себе домой и покувыркаться с ней в постели. Никаких разговоров с нею тебе не потребовалось бы.
— Я, к сожалению, заметил, что она пользуется ножом для того, чтобы проверить свою губную помаду.
— Ты хоть знаешь, какие чудеса она может выделывать этими самыми губами? Ты, наверно, даже не обратил внимания, что у нее под платьем ничего не было! Мой бог, Питер, у этой девчонки едва ли не самая худшая репутация во всем Лондоне.
— Очень жаль, что разочаровал тебя, Шеперд, но она меня нисколько не заинтересовала.
— Ладно, а когда ты собираешься начать интересоваться?
— О чем ты говоришь?
— Шесть месяцев назад ты клятвенно заверил меня, что начнешь встречаться с женщинами.
Джордан закурил сигарету и сердито помахал в воздухе спичкой.
— Я был бы рад познакомится со взрослой умной интересной женщиной. И мне совершенно не нужно, чтобы ты подсовывал мне испорченных глупеньких девчонок. Послушай, Шеп, мне очень жаль...
— Нет, ты прав. Это совершенно не мое дело. Дело просто в том, что моя мать умерла, когда отцу было сорок. Он так и не женился вновь и в результате умер одиноким, обиженным на весь мир стариком. Мне совершенно не хочется, чтобы с тобой случилось то же самое.
— Благодарю тебя, Шеперд, со мной такого не случится.
— Ты никогда не сможешь найти вторую такую же женщину, как Маргарет.
— Лучше расскажи мне что-нибудь такое, чего я сам не знаю. — Джордан поднял руку, подзывая такси. — Может быть, тебя подвезти?
— Знаешь, у меня есть определенные планы.
— Шеперд!
— Через полчаса она придет ко мне в комнату. Я не мог устоять. Прости меня, дружище, но плоть слаба.
— Тут не только в плоти дело. Желаю хорошо провести время, Шеп.
Такси тронулось с места. Дикки поднял голову, высматривая свой фургон. Через несколько секунд Поуп подъехал к тротуару, Дикки забрался в кабину. Они приехали следом за такси обратно в Кенсингтон, увидели, как Питер Джордан вошел в дверь своего дома, и оставались там еще полчаса, пока не прибыла ночная смена.
Глава 20
Лондон
Альфред Вайкери повредил колено из-за того, что не умел чинить мотоцикл. Это случилось на севере Франции в великолепный осенний день, который, без всякого сомнения, оказался худшим днем его жизни.
Вайкери только что завершил встречу с разведчиком, пришедшим из ближнего вражеского тыла в том районе, где британцы планировали на рассвете следующего утра провести атаку. Разведчик обнаружил большой лагерь немецких солдат. Атака по первоначальному плану должна была встретиться с ожесточенным сопротивлением. Разведчик дал Вайкери записку с перечислением выявленных немецких подразделений и артиллерии. Он также дал Вайкери карту, где было точно указано расположение немецкого лагеря. Вайкери уложил все это в кожаную сумку и отправился обратно в штаб.
Вайкери знал, что при нем находятся поистине бесценные сведения: от них зависели сотни и тысячи человеческих жизней. На полном газу он несся по плохо подходящей для таких гонок узкой лесной дороге. Ветви деревьев смыкались над головой, солнце подсвечивало разноцветные осенние листья, отчего казалось, что в лесу бушует пожар. Дорога то ныряла в ложбины, то взлетала на невысокие холмы. Несколько раз он с замиранием сердца ощущал, как его «Рудж» отрывался от земли и секунду-другую летел по воздуху.
Неполадки начались, когда до штаба осталось миль десять. В моторе появился какой-то скрежет. Вайкери сбросил газ. На протяжении следующей мили скрежет постепенно усиливался, переходя в непрерывный грохот. Еще через милю он услышал треск ломающегося металла и громкий удар. Мотор внезапно заглох.
После громкого рева мотора воцарившаяся тишина показалась Вайкери сверхъестественной. Он наклонился и некоторое время рассматривал мотор. Горячий замасленный металл и перепутанные провода не означали для него ровным счетом ничего. Он хорошо запомнил, как несколько раз пнул ногой злосчастную машину, а потом довольно долго раздумывал, то ли ему бросить ее на дороге, то ли попытаться прикатить в штаб. Выбрав второй вариант, он схватил мотоцикл за руль и бодро зашагал по дороге.
Яркий дневной свет сменили розоватые сумерки. До штаба все еще оставалось несколько миль. При удачном стечении обстоятельств Вайкери мог бы встретиться с кем-нибудь из своих, кто мог бы подвезти его до места назначения. При неудачном — столкнуться с отрядом немецких разведчиков.
Как только совсем стемнело, немцы начали артиллерийский обстрел. Первые снаряды дали недолет и, не причинив никому вреда, упали в поле. Затем последовал перелет, и разрывы встали на склоне холма. Третий залп ударил как раз по той дороге, по которой он шел.
Вайкери так и не услышал разрыва того снаряда, осколком которого был ранен.
Он пришел в сознание довольно скоро. Оказалось, что он лежит в канаве; его трясло от холода. Вайкери посмотрел вниз и чуть не упал в обморок при виде собственного колена, представлявшего собой массу из раздробленной кости и крови. Он заставил себя выползти из канавы обратно на дорогу. Там он наткнулся на свой мотоцикл и снова потерял сознание рядом с ним.
В следующий раз Вайкери пришел в себя через несколько часов в полевом госпитале. Он сразу понял, что атака состоялась, потому что госпиталь был переполнен. Весь день он лежат в кровати с затуманенным от морфия сознанием и слушал стенания раненых. К вечеру молодой солдат, почти мальчик, лежавший на соседней кровати, умер. Вайкери закрыл глаза, пытаясь заставить себя не слышать его предсмертный хрип, но у него ничего не вышло.
Брендан Эванс, тот самый кембриджский друг Вайкери, который помог ему обмануть военных и получить назначение в Разведывательный корпус, навестил его на следующее утро. Война изменила его. Полудетская мягкость симпатичного лица сменилась резкими чертами много повидавшего и даже несколько жестокого человека. Брендан взял за спинку стул, поставил его рядом с кроватью и сел.
— Это я во всем виноват, — сказал ему Вайкери. — Я знал, что немцы ждали нашего наступления. Но мой мотоцикл сломался, и я не смог починить эту проклятую железяку. А потом начался артобстрел.
— Я знаю. Бумаги нашли в твоей сумке. Но тебя никто не винит. Во всем виновато дурацкое стечение обстоятельств, а не ты. Кроме того, ту поломку, что случилась с твоим мотоциклом, никто не смог бы исправить.
Иногда Вайкери все еще слышал во сне крики умирающих — даже теперь, по прошествии почти тридцати лет. А в последние дни в его снах появилась новая любопытная деталь: в сновидениях он выяснял, кто испортил его мотоцикл, и оказалось, что это был Бэзил Бутби.
"Вам не приходилось знакомиться с досье Фогеля?
Нет".
Лжец. Наглый лжец.
Вайкери пытался заставить себя удержаться от неизбежных сравнений той, давней, и нынешней ситуаций, но это ему не удавалось. Он не верил в судьбу, но, несомненно, кто-то или что-то дало ему шанс искупить свою вину за неудачную атаку в тот осенний день в 1916 году.
Вайкери решил, что поход на вечеринку, устроенную в пабе, расположенном через дорогу от штаба МИ-5, поможет ему ненадолго отвлечься от дела. Увы, надежда не оправдалась. Он сидел у стены, размышляя о Франции, рассматривая свое пиво в кружке и одновременно замечая, как другие офицеры флиртовали с симпатичными машинистками. Николас Джаго на удивление хорошо играл на фортепьяно.
Он вышел из своего транса, когда одна из «архивных королев» запела «Мы увидимся с тобой». Это была очень привлекательная блондинка с губами, накрашенными темно-красной помадой. Ее звали Грейс Кларендон. Вайкери знал, что в начале войны у нее был роман с Гарри. Вайкери отлично понимал природу привлекательности Грейс. Она была яркой, остроумной женщиной и заметно превосходила по уму своих коллег по архиву. Но она была замужем, и Вайкери не одобрял этой связи. Он ничего не говорил Гарри; это было совершенно не его дело. «Кроме того, — думал он, — кто я такой, чтобы читать лекции по сердечным делам?» Он подозревал, что именно Грейс рассказала Гарри о Бутби и досье Фогеля.
В паб вошел Гарри в незастегнутом пальто. Подмигнув на ходу Грейс, он направился к Вайкери и сказал, наклонившись:
— Давайте вернемся в офис. Нужно поговорить.
— Живопись? — переспросил Вайкери.
— Да, живопись. Люди, с которыми я говорил, рассказывали, что она рисовала почти каждый день. Она уходила из дому рано утром, отправлялась на природу и весь день писала с натуры. Детектив из полиции Ипсвича показал мне несколько ее картин: пейзажи. Должен заметить, очень хорошие.
Вайкери удивленно вскинул брови:
— Я не знал, что вы разбираетесь в искусстве, Гарри.
— Вы думаете, что мальчики из Баттерси не способны оценить прекрасное? В таком случае, позвольте мне сказать, что моя мать, которая была, бесспорно, святой, регулярно таскала меня в Национальную галерею.
— Прошу прощения, Гарри. Продолжайте, пожалуйста.
— Беатрис не имела автомобиля. Она или ездила на велосипеде, или ходила пешком, либо садилась на автобус. Она часто рисовала подолгу, особенно летом, если свет был хорошим, и случалось, что опаздывала на последний автобус. Соседи не раз видели, что она являлась домой пешком глубокой ночью, волоча с собой свои принадлежности для живописи. Они рассказали, что она иногда ночевала в каких-то совершенно диких местах, чтобы застать восход солнца.
— И что, по их мнению, с нею случилось?
— Официальная версия — утонула в результате несчастного случая. Ее веши были найдены на берегу Орвелла, и среди них имелась пустая бутылка из-под вина. Полицейские решили, что она могла выпить лишнего, оступилась, упала в воду и утонула. Тело так и не нашли. Некоторое время они продолжали расследование, но не отыскали ничего, что опровергло бы эту теорию. Так что ее смерть объявили результатом несчастного случая и закрыли дело.
— Звучит очень правдоподобно.
— Конечно, вполне могло случиться именно так. Но лично я в этом сомневаюсь. Беатрис Пимм отлично знала эти места. С какой стати ей именно в этот день пришло в голову выпить столько, чтобы не удержаться на ногах и упасть в реку?
— Теория номер два?
— Теория номер два заключается в том, что после наступления темноты наша шпионка подобрала ее, нанесла ей удар в сердце и погрузила труп в фургон. Ее вещи остались на берегу реки, чтобы подтолкнуть полицию к версии о несчастном случае. В действительности труп перевезли в другую часть страны, изуродовали и захоронили близ Уитчерча.
Они добрались до кабинета Вайкери и сели — хозяин за свой стол, Гарри напротив. Гарри покачивался на стуле, вытянув ноги.
— Это только предположения или у вас есть факты, которыми можно подкрепить вашу теорию?
— Серединка на половинку. Но в целом все это очень подходит к вашей собственной теории насчет того, что Беатрис Пимм была убита для того, чтобы замаскировать внедрение шпионки в страну.
— Давайте рассказывайте.
— Я начну с трупа. Тело было обнаружено в августе 1939 года. Я говорил с патологоанатомом Министерства внутренних дел, который его исследовал. Судя по степени разложения, он оценил срок пребывания в земле в шесть-девять месяцев. Эти сроки вполне совпадают с датой исчезновения Беатрис Пимм. Кости лица были почти полностью разрушены. Не сохранилось ни одного зуба, по которому можно было бы что-то установить. Не было возможности снять отпечатки пальцев, потому что руки полностью разложились. Он даже не сумел установить причину смерти. И все же ему удалось заметить одну интересную деталь — выщербину на нижнем левом ребре спереди. Эта выщербина вполне могла появиться при нанесении проникающего ранения в грудную полость.
— Вы сказали, что убийца мог использовать фургон? Почему вы так решили?
— Я расспрашивал местную полицию насчет любых преступлений или правонарушений в районе Уитчерча в ту ночь, когда была убита Беатрис Пимм. Оказалось, что неподалеку от деревни Алдертон был покинут и намеренно сожжен грузовой фургон. Они, естественно, проверили номерной знак.
— И?
— Угнан в Лондоне двумя днями ранее.
Вайкери поднялся с места и начал расхаживать по кабинету.
— Таким образом наша шпионка оказалась в глухой сельской дыре рядом с горящим на обочине дороги фургоном. Куда она могла направиться после этого? Что она предприняла?
— Предположим, что она вернулась в Лондон. Остановила первый подвернувшийся автомобиль или грузовик и попросила подвезти ее. Или же дошла до ближайшей станции и села на первый поезд в Лондон.
— Слишком опасно, — возразил Вайкери. — Одинокая женщина, вдали от населенных пунктов, глубокой ночью... Это довольно заметно. К тому же дело происходило в ноябре, погода была холодной. Ее могла бы заметить полиция. Убийство Беатрис Пимм было запланировано и выполнено идеальным образом. Убийца не стала бы полагаться на случайности.
— А что вы скажете насчет мотоцикла в фургоне?
— Хорошая мысль. Попробуйте выяснить, не угонялись ли в тот период еще и мотоциклы.
— В таком случае, она возвратилась в Лондон и утопила мотоцикл в реке.
— Вы правы, — согласился Вайкери. — А когда разразилась война, мы не стали искать приехавшую из Голландии женщину по имени Криста Кунст, потому что ошибочно считали, что она мертва.
— Потрясающе умно.
— Не столько умно, сколько безжалостно. Представьте себе: что может быть лучше для шпиона, чем скрыться под личиной безобидной гражданской англичанки. Это вам не обычный агент, и Курт Фогель не обычный офицер-направленец. Я убежден в этом. — Вайкери сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Фотография что-нибудь дала?
— Ничего.
— Думаю, что наше расследование завязло так, что дальше некуда.
— Боюсь, что вы правы. Вечером я сделаю еще несколько звонков.
Вайкери покачал головой.
— Потратьте остаток вечера на себя. Отправляйтесь на вечеринку. — Он немного помолчал и добавил: — Проведите немного времени с Грейс.
Гарри резко вскинул голову:
— Откуда вы знаете?
— Если вы до сих пор этого не замечали, то сообщаю вам, что в этом доме полно офицеров разведки. Люди всегда болтают о том, что видят. Кроме того, вы не всегда вели себя достаточно осмотрительно. Вы оставляли ночной телефонистке номер квартиры Грейс на тот случай, если я буду разыскивать вас.
Альфред Вайкери повредил колено из-за того, что не умел чинить мотоцикл. Это случилось на севере Франции в великолепный осенний день, который, без всякого сомнения, оказался худшим днем его жизни.
Вайкери только что завершил встречу с разведчиком, пришедшим из ближнего вражеского тыла в том районе, где британцы планировали на рассвете следующего утра провести атаку. Разведчик обнаружил большой лагерь немецких солдат. Атака по первоначальному плану должна была встретиться с ожесточенным сопротивлением. Разведчик дал Вайкери записку с перечислением выявленных немецких подразделений и артиллерии. Он также дал Вайкери карту, где было точно указано расположение немецкого лагеря. Вайкери уложил все это в кожаную сумку и отправился обратно в штаб.
Вайкери знал, что при нем находятся поистине бесценные сведения: от них зависели сотни и тысячи человеческих жизней. На полном газу он несся по плохо подходящей для таких гонок узкой лесной дороге. Ветви деревьев смыкались над головой, солнце подсвечивало разноцветные осенние листья, отчего казалось, что в лесу бушует пожар. Дорога то ныряла в ложбины, то взлетала на невысокие холмы. Несколько раз он с замиранием сердца ощущал, как его «Рудж» отрывался от земли и секунду-другую летел по воздуху.
Неполадки начались, когда до штаба осталось миль десять. В моторе появился какой-то скрежет. Вайкери сбросил газ. На протяжении следующей мили скрежет постепенно усиливался, переходя в непрерывный грохот. Еще через милю он услышал треск ломающегося металла и громкий удар. Мотор внезапно заглох.
После громкого рева мотора воцарившаяся тишина показалась Вайкери сверхъестественной. Он наклонился и некоторое время рассматривал мотор. Горячий замасленный металл и перепутанные провода не означали для него ровным счетом ничего. Он хорошо запомнил, как несколько раз пнул ногой злосчастную машину, а потом довольно долго раздумывал, то ли ему бросить ее на дороге, то ли попытаться прикатить в штаб. Выбрав второй вариант, он схватил мотоцикл за руль и бодро зашагал по дороге.
Яркий дневной свет сменили розоватые сумерки. До штаба все еще оставалось несколько миль. При удачном стечении обстоятельств Вайкери мог бы встретиться с кем-нибудь из своих, кто мог бы подвезти его до места назначения. При неудачном — столкнуться с отрядом немецких разведчиков.
Как только совсем стемнело, немцы начали артиллерийский обстрел. Первые снаряды дали недолет и, не причинив никому вреда, упали в поле. Затем последовал перелет, и разрывы встали на склоне холма. Третий залп ударил как раз по той дороге, по которой он шел.
Вайкери так и не услышал разрыва того снаряда, осколком которого был ранен.
Он пришел в сознание довольно скоро. Оказалось, что он лежит в канаве; его трясло от холода. Вайкери посмотрел вниз и чуть не упал в обморок при виде собственного колена, представлявшего собой массу из раздробленной кости и крови. Он заставил себя выползти из канавы обратно на дорогу. Там он наткнулся на свой мотоцикл и снова потерял сознание рядом с ним.
В следующий раз Вайкери пришел в себя через несколько часов в полевом госпитале. Он сразу понял, что атака состоялась, потому что госпиталь был переполнен. Весь день он лежат в кровати с затуманенным от морфия сознанием и слушал стенания раненых. К вечеру молодой солдат, почти мальчик, лежавший на соседней кровати, умер. Вайкери закрыл глаза, пытаясь заставить себя не слышать его предсмертный хрип, но у него ничего не вышло.
Брендан Эванс, тот самый кембриджский друг Вайкери, который помог ему обмануть военных и получить назначение в Разведывательный корпус, навестил его на следующее утро. Война изменила его. Полудетская мягкость симпатичного лица сменилась резкими чертами много повидавшего и даже несколько жестокого человека. Брендан взял за спинку стул, поставил его рядом с кроватью и сел.
— Это я во всем виноват, — сказал ему Вайкери. — Я знал, что немцы ждали нашего наступления. Но мой мотоцикл сломался, и я не смог починить эту проклятую железяку. А потом начался артобстрел.
— Я знаю. Бумаги нашли в твоей сумке. Но тебя никто не винит. Во всем виновато дурацкое стечение обстоятельств, а не ты. Кроме того, ту поломку, что случилась с твоим мотоциклом, никто не смог бы исправить.
Иногда Вайкери все еще слышал во сне крики умирающих — даже теперь, по прошествии почти тридцати лет. А в последние дни в его снах появилась новая любопытная деталь: в сновидениях он выяснял, кто испортил его мотоцикл, и оказалось, что это был Бэзил Бутби.
"Вам не приходилось знакомиться с досье Фогеля?
Нет".
Лжец. Наглый лжец.
Вайкери пытался заставить себя удержаться от неизбежных сравнений той, давней, и нынешней ситуаций, но это ему не удавалось. Он не верил в судьбу, но, несомненно, кто-то или что-то дало ему шанс искупить свою вину за неудачную атаку в тот осенний день в 1916 году.
Вайкери решил, что поход на вечеринку, устроенную в пабе, расположенном через дорогу от штаба МИ-5, поможет ему ненадолго отвлечься от дела. Увы, надежда не оправдалась. Он сидел у стены, размышляя о Франции, рассматривая свое пиво в кружке и одновременно замечая, как другие офицеры флиртовали с симпатичными машинистками. Николас Джаго на удивление хорошо играл на фортепьяно.
Он вышел из своего транса, когда одна из «архивных королев» запела «Мы увидимся с тобой». Это была очень привлекательная блондинка с губами, накрашенными темно-красной помадой. Ее звали Грейс Кларендон. Вайкери знал, что в начале войны у нее был роман с Гарри. Вайкери отлично понимал природу привлекательности Грейс. Она была яркой, остроумной женщиной и заметно превосходила по уму своих коллег по архиву. Но она была замужем, и Вайкери не одобрял этой связи. Он ничего не говорил Гарри; это было совершенно не его дело. «Кроме того, — думал он, — кто я такой, чтобы читать лекции по сердечным делам?» Он подозревал, что именно Грейс рассказала Гарри о Бутби и досье Фогеля.
В паб вошел Гарри в незастегнутом пальто. Подмигнув на ходу Грейс, он направился к Вайкери и сказал, наклонившись:
— Давайте вернемся в офис. Нужно поговорить.
* * *
— Ее звали Беатрис Пимм. Она жила одна в доме неподалеку от Ипсвича, — начал Гарри, когда они вступили на лестницу, чтобы подняться в кабинет Вайкери. С утра он провел в Ипсвиче несколько часов, копаясь в прошлом Беатрис Пимм. — Ни друзей, ни родных. Ее мать умерла в 1936 году. Оставила дочери дом и приличную сумму денег. Ей не нужно было работать. У нее не было ни друзей, ни любовников, даже кошки. Единственное, что ее занимало, — это живопись.— Живопись? — переспросил Вайкери.
— Да, живопись. Люди, с которыми я говорил, рассказывали, что она рисовала почти каждый день. Она уходила из дому рано утром, отправлялась на природу и весь день писала с натуры. Детектив из полиции Ипсвича показал мне несколько ее картин: пейзажи. Должен заметить, очень хорошие.
Вайкери удивленно вскинул брови:
— Я не знал, что вы разбираетесь в искусстве, Гарри.
— Вы думаете, что мальчики из Баттерси не способны оценить прекрасное? В таком случае, позвольте мне сказать, что моя мать, которая была, бесспорно, святой, регулярно таскала меня в Национальную галерею.
— Прошу прощения, Гарри. Продолжайте, пожалуйста.
— Беатрис не имела автомобиля. Она или ездила на велосипеде, или ходила пешком, либо садилась на автобус. Она часто рисовала подолгу, особенно летом, если свет был хорошим, и случалось, что опаздывала на последний автобус. Соседи не раз видели, что она являлась домой пешком глубокой ночью, волоча с собой свои принадлежности для живописи. Они рассказали, что она иногда ночевала в каких-то совершенно диких местах, чтобы застать восход солнца.
— И что, по их мнению, с нею случилось?
— Официальная версия — утонула в результате несчастного случая. Ее веши были найдены на берегу Орвелла, и среди них имелась пустая бутылка из-под вина. Полицейские решили, что она могла выпить лишнего, оступилась, упала в воду и утонула. Тело так и не нашли. Некоторое время они продолжали расследование, но не отыскали ничего, что опровергло бы эту теорию. Так что ее смерть объявили результатом несчастного случая и закрыли дело.
— Звучит очень правдоподобно.
— Конечно, вполне могло случиться именно так. Но лично я в этом сомневаюсь. Беатрис Пимм отлично знала эти места. С какой стати ей именно в этот день пришло в голову выпить столько, чтобы не удержаться на ногах и упасть в реку?
— Теория номер два?
— Теория номер два заключается в том, что после наступления темноты наша шпионка подобрала ее, нанесла ей удар в сердце и погрузила труп в фургон. Ее вещи остались на берегу реки, чтобы подтолкнуть полицию к версии о несчастном случае. В действительности труп перевезли в другую часть страны, изуродовали и захоронили близ Уитчерча.
Они добрались до кабинета Вайкери и сели — хозяин за свой стол, Гарри напротив. Гарри покачивался на стуле, вытянув ноги.
— Это только предположения или у вас есть факты, которыми можно подкрепить вашу теорию?
— Серединка на половинку. Но в целом все это очень подходит к вашей собственной теории насчет того, что Беатрис Пимм была убита для того, чтобы замаскировать внедрение шпионки в страну.
— Давайте рассказывайте.
— Я начну с трупа. Тело было обнаружено в августе 1939 года. Я говорил с патологоанатомом Министерства внутренних дел, который его исследовал. Судя по степени разложения, он оценил срок пребывания в земле в шесть-девять месяцев. Эти сроки вполне совпадают с датой исчезновения Беатрис Пимм. Кости лица были почти полностью разрушены. Не сохранилось ни одного зуба, по которому можно было бы что-то установить. Не было возможности снять отпечатки пальцев, потому что руки полностью разложились. Он даже не сумел установить причину смерти. И все же ему удалось заметить одну интересную деталь — выщербину на нижнем левом ребре спереди. Эта выщербина вполне могла появиться при нанесении проникающего ранения в грудную полость.
— Вы сказали, что убийца мог использовать фургон? Почему вы так решили?
— Я расспрашивал местную полицию насчет любых преступлений или правонарушений в районе Уитчерча в ту ночь, когда была убита Беатрис Пимм. Оказалось, что неподалеку от деревни Алдертон был покинут и намеренно сожжен грузовой фургон. Они, естественно, проверили номерной знак.
— И?
— Угнан в Лондоне двумя днями ранее.
Вайкери поднялся с места и начал расхаживать по кабинету.
— Таким образом наша шпионка оказалась в глухой сельской дыре рядом с горящим на обочине дороги фургоном. Куда она могла направиться после этого? Что она предприняла?
— Предположим, что она вернулась в Лондон. Остановила первый подвернувшийся автомобиль или грузовик и попросила подвезти ее. Или же дошла до ближайшей станции и села на первый поезд в Лондон.
— Слишком опасно, — возразил Вайкери. — Одинокая женщина, вдали от населенных пунктов, глубокой ночью... Это довольно заметно. К тому же дело происходило в ноябре, погода была холодной. Ее могла бы заметить полиция. Убийство Беатрис Пимм было запланировано и выполнено идеальным образом. Убийца не стала бы полагаться на случайности.
— А что вы скажете насчет мотоцикла в фургоне?
— Хорошая мысль. Попробуйте выяснить, не угонялись ли в тот период еще и мотоциклы.
— В таком случае, она возвратилась в Лондон и утопила мотоцикл в реке.
— Вы правы, — согласился Вайкери. — А когда разразилась война, мы не стали искать приехавшую из Голландии женщину по имени Криста Кунст, потому что ошибочно считали, что она мертва.
— Потрясающе умно.
— Не столько умно, сколько безжалостно. Представьте себе: что может быть лучше для шпиона, чем скрыться под личиной безобидной гражданской англичанки. Это вам не обычный агент, и Курт Фогель не обычный офицер-направленец. Я убежден в этом. — Вайкери сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Фотография что-нибудь дала?
— Ничего.
— Думаю, что наше расследование завязло так, что дальше некуда.
— Боюсь, что вы правы. Вечером я сделаю еще несколько звонков.
Вайкери покачал головой.
— Потратьте остаток вечера на себя. Отправляйтесь на вечеринку. — Он немного помолчал и добавил: — Проведите немного времени с Грейс.
Гарри резко вскинул голову:
— Откуда вы знаете?
— Если вы до сих пор этого не замечали, то сообщаю вам, что в этом доме полно офицеров разведки. Люди всегда болтают о том, что видят. Кроме того, вы не всегда вели себя достаточно осмотрительно. Вы оставляли ночной телефонистке номер квартиры Грейс на тот случай, если я буду разыскивать вас.