Силверберг Роберт. Валентин Понтифекс

   Куда бы он ни проходил, его пропускали без всяких вопросов. Ведь он, в конце концов, был одним из трех регентов государства: в некотором роде заменял Коронала или, по крайней мере, входил в число его заместителей. Но ореол власти стал появляться над ним задолго до того, как Элидат назначил его в состав триумвирата. Он чувствовал, что на него обращены все взгляды, и понимал, что они означают: вот идет фаворит Лорда Валентина, он пришел ниоткуда; он уже стал принцем; нет предела его возвышению. Уважайте его. Подчиняйтесь ему. Льстите ему. Бойтесь его. Поначалу он думал, что, несмотря на повышенное к себе внимание, останется таким же, но это оказалось невозможным. Я все еще тот же самый Хиссуне, который водил путешественников по Лабиринту, перекладывал бумаги в Доме Записей, над которым насмехались его собственные друзья за то, что он напустил на себя важность. Да, такова правда, и от нее никуда не деться, но правда и то, что ему уже не десять лет, он узнал много полезного для себя и изменился после того, как изучил множество жизней других мужчин и женщин в Считчике Душ, прошел курс обучения на Замковой Горе, принял на себя почести и обязанности — в основном, обязанности, — возложенные на него во время регентства Элидата. Даже походка у него изменилась: теперь он уже не мальчик из Лабиринта, дерзкий, но осмотрительный, вечно стреляющий глазами по сторонам в поисках сбитого с толку чужака, за счет которого можно поживиться; и не мелкотравчатый чиновник, цепляющийся за свое место, но, тем не менее, добивающийся повышения; и не застенчивый неофит, неожиданно оказавшийся среди власть имущих и чувствующий себя от того не в своей тарелке; теперь он — растущий молодой аристократ, уверенный в себе и спокойный, самая походка которого дышит достоинством, который осознает свою силу, цели и судьбу. Он надеялся, что сумеет избежать высокомерия, надменности, самодовольства; и пока у него получалось, без ложной скромности воспринимал себя таким, каким стал и каким станет.
   Сегодняшний маршрут завел его в ту часть Замка, куда он заглядывал редко, в северное крыло, что спускалось по выступу у вершины Горы и выходило в сторону далеких городов Гиуна и Госсифа. Здесь находились казармы гвардейцев, несколько ульеобразных строений, возведенных в правление Лорда Дизимаула и Лорда Ариока для позабытых уже целей, а также скопление полуразрушенных временем и непогодой сооружений без крыш, о которых вообще никто не мог ничего сказать. Во время последнего посещения этой зоны несколько месяцев назад Хиссуне застал здесь археологов, двух хайрогов и вроона, наблюдавших за тем, как команда рабочих‑скандаров просеивает песок в поисках глиняных черепков, и тогда вроон рассказал ему о своем предположении, будто эти строения — остатки старого форта, построенного при Лорде Дамланге, преемнике Стиамота. Сегодня Хиссуне пришел посмотреть, продолжаются ли раскопки и что археологам удалось узнать; но здесь никого не оказалось, а все ямы были засыпаны. Он немного постоял на древней стене, всматриваясь в невероятно далекий горизонт, наполовину закрытый громадным выступом Горы.
   Какие города расположены в том направлении? В пятнадцати‑двадцати милях Госсиф, дальше — Тентаг, а потом — Минимул или Гриб. Следом наверняка идет Сти с тридцатимиллионным населением, равный величием лишь Ни‑мойе. Он никогда не видел ни одного из них, да, наверное, и не увидит. Сам Валентин частенько говаривал, что всю жизнь провел на Замковой Горе, ни разу не найдя возможности посетить Сти. Мир слишком обширен, воистину необъятен, чтобы на его изучение хватило одной жизни.
   Тридцать миллионов жителей Сти, другие тридцать миллионов Ни‑Мойи, одиннадцать миллионов Пидруида, миллионы, населяющие Алайсор, Треймон, Пилиплок, Мазадону, Велатис, Нарабал: они‑то как живут? Каково им сейчас приходится, подумал Хиссуне, в этот самый момент, когда вокруг голод, паника, вопли новоявленных пророков и самозваных королей и императоров? Он знал, что положение отчаянное. На Цимроеле такая неразбериха, что совершенно невозможно выяснить, что же все‑таки там происходит, хотя и так ясно, что ничего хорошего. А не так давно поступили сведения о появлении жучков, ржавчины и грибков, и одной Дивин известно, какая еще напасть движется на сельскохозяйственные пояса западного Алханроеля. Так что в ближайшем будущем такое же безумие, скорее всего, охватит основной континент. А волнения уже начались: в Треймоне и Стоене открыто проповедуется культ морских драконов, а на самой Горе, в таких городах как Амблеморн и Норморк, вдруг возникли мистические рыцарские ордена, Рыцари Деккерета, Братство Горы и некоторые другие. Беспокоящие, зловещие признаки грядущих потрясений.
   Кое‑кто полагал, что Маджипур обладает неким врожденным иммунитетом к всеобщей неизбежности перемен, лишь по той причине, что его общественный порядок не претерпел практически никаких изменений с тех пор, как несколько тысячелетий тому назад возник в своей нынешней форме. Но Хиссуне достаточно хорошо изучал историю и Маджипура, и праматери Земли, чтобы понимать, что даже столь мирное население, как на Маджипуре, вполне довольное своим положением, которое сохраняло стабильность в течение тысячелетий, убаюканное мягкостью климата и плодородностью почвы, способной прокормить практически неограниченное количество народа, в состоянии внезапно воспрянуть и ввергнуть планету в пучину анархии, если вдруг у него из‑под ног будут выбиты обеспечивающие благоденствие подпорки. И восстание уже началось и набирает силу.
   Но откуда взялись эпидемии? Хиссуне не имел ни малейшего представления. Что сделано, чтобы справиться с ними? Ясно, что недостаточно. А можно ли вообще что‑то сделать? Для чего нужны правители, если не для заботы о благополучии своего народа? И вот он, некий суррогат правителя, по крайней мере, в настоящее время, стоит на обособленной от всего мира Замковой Горе, что возвышается над гибнущей цивилизацией: плохо осведомленный о происходящем, отстраненный, беспомощный. Но, конечно, он не может полностью отвечать за все действия, которые предпринимаются для устранения кризиса. А как насчет истинных, помазанных правителей Маджипура? Понтифекс, погребенный на самом дне Лабиринта, всегда мнился Хиссуне слепым кротом, который неспособен здраво судить о происходящем в мире, — даже если он в отличие от Тивераса будет полон сил и рассудительности. Конечно, Понтифексу не следует непосредственно соприкасаться с событиями: на то, если верить теории, и существует Коронал. Но теперь Хиссуне видел, что и Коронал оторван от реальности, здесь, в заоблачных высотах Замковой Горы, находясь в такой же изоляции, как и Понтифекс в своей норе. Во всяком случае, время от времени Коронал предпринимает великие процессии, во время которых общается со своими подданными. Однако ныне Валентин занимается совершенно иным, а какую пользу могут принести его занятия, разве они исцелят рану, которая все расширяется в сердце мира? И где, кстати, сейчас находится Валентин? Какие шаги, если таковые имеются, он предпринимает? Кто из правительства слышал о нем хоть что‑нибудь за последние несколько месяцев?
   Все мы очень мудрые и просвещенные люди, подумал Хиссуне. И при самых благих намерениях все делаем неправильно.
   До заседания Регентского Совета осталось совсем немного. Он развернулся и вприпрыжку побежал в Замок.
   Едва начав подниматься по Девяноста Девяти Ступеням, он заметил Альсимира, недавно назначенного старшим среди всех своих помощников; тот отчаянно жестикулировал и что‑то кричал высоко наверху. Перепрыгивая через три ступеньки, Хиссуне помчался вверх, а Альсимир почти столь же стремительно устремился вниз, навстречу ему.
   — Мы вас уже обыскались! — выпалил Альсимир на одном дыхании с расстояния в полдюжины ступеней. Он выглядел необычно возбужденным.
   — Ну вот, ты меня и нашел, — бросил Хиссуне. — Что случилось?
   Сделав паузу, чтобы перевести дух, Альсимир сказал:
   — Поднялась большая суматоха. Час назад пришло сообщение от Тунигорна из Гихорны…
   — Из Гихорны? — изумился Хиссуне. — Во имя Дивин, он‑то что там делает?
   — Не могу сказать. Мне известно лишь то, что он прислал оттуда сообщение, а…
   — Ну ладно, ладно. — Поймав Альсимира за руку, Хиссуне резко спросил:
   — О чем там речь?
   — Думаете, я знаю? Неужели такого, как я, подпустят к важным государственным делам?
   — Значит, дело важное?
   — Диввис и Стасилейн совещаются уже сорок пять минут, они разослали посыльных во все закоулки, чтобы отыскать вас, а половина высоких лордов сошлась на собрание, остальные на подходе, и…
   Должно быть, Валентин погиб, похолодев, подумал Хиссуне.
   — Пошли, — сказал он и яростно рванулся вверх по ступенькам.
   Картина перед залом совещаний напоминала сумасшедший дом: тридцать или сорок лордов и принцев помельче со своими помощниками беспорядочно метались из стороны в сторону, и каждую минуту подходили все новые. При появлении Хиссуне они сразу же освободили ему проход, по которому он шел, как корабль, прокладывающий свой путь по морю, чья поверхность густо поросла драконьими водорослями. Он оставил Альсимира у двери, наказав ему собрать все сведения, какие только могли у них быть, и вошел внутрь.
   Стасилейн и Диввис сидели за высоким столом: Диввис — унылый и мрачный, Стасилейн — угрюмый, бледный и невыразимо подавленный. Плечи его поникли, он нервно теребил свою густую шевелюру. Вокруг находилось большинство высоких лордов: Миригант, Элзандир, Манганот, Канталис, герцог Галанский, Нимиан Дундилмирский и еще пять‑шесть человек, в том числе и тот, которого Хиссуне видел лишь однажды — дряхлый и злобный принц Гизмейл, внук Понтифекса Оссьера, предшественника Тивераса. При появлении Хиссуне все посмотрели на него, и он на какое‑то мгновение оказался под перекрестьем взглядов. Самый младший из собравшихся был на десять‑пятнадцать лет старше него, к тому же все они провели жизнь, толкаясь в коридорах власти. Они смотрели на него такими глазами, будто он один знал нужный им ответ на какой‑то ужасный и сложный вопрос.
   — Мои лорды, — сказал Хиссуне.
   Диввис, сурово сдвинув брови, кинул ему через стол длинный лист бумаги.
   — Прочитайте, — буркнул он. — Если еще не знаете.
   — Я знаю лишь то, что пришло сообщение от Тунигорна.
   — Тогда читайте.
   К досаде Хиссуне, когда он взял бумагу, у него дрожала рука. Он пристально посмотрел на пальцы — те словно взбунтовались против него — и заставил их успокоиться.
   Строчки прыгали у него перед глазами, складываясь в обрывки фраз.
   …Валентин отправился в Пьюрифайн просить прощения у Данипьюр…
   …разоблачен шпион метаморфов, состоявший в свите Коронала…
   …допрос шпиона показал, что сами метаморфы создали и распространили болезни в сельскохозяйственных районах…
   …большая буря… погиб Элидат и многие другие… Коронал пропал в Пьюрифайне…
   …погиб Элидат…
   …Коронал пропал…
   …шпион в свите Коронала…
   …сами метаморфы создали болезни…
   …Коронал пропал…
   …погиб Элидат…
   …Коронал пропал…
   …Коронал пропал…
   …Коронал пропал…
   Хиссуне в смятении поднял взгляд.
   — Вы уверены, что сообщение подлинное?
   — Никаких сомнений, — сказал Стасилейн. — Оно пришло по секретным каналам. Шифр правильный. То, что это стиль Тунигорна, я ручаюсь. Можете поверить, Хиссуне: оно подлинное.
   — Тогда нам предстоит что‑то делать не с одной катастрофой, а с тремя или четырьмя, — заметил Хиссуне.
   — Так и есть, — сказал Диввис. — Что вы обо всем этом думаете, Хиссуне?
   Хиссуне медленно и внимательно посмотрел на сына Лорда Вориакса. Его вопрос, кажется, не содержал насмешки. У Хиссуне сложилось впечатление, что зависть Диввиса и его презрение к нему слегка уменьшились за несколько месяцев их совместной работы в Регентском Совете, и что Диввис в какой‑то мере зауважал его способности; но сейчас Диввис впервые зашел столь далеко, проявив то, что могло показаться искренним желанием узнать мнение Хиссуне, — да еще в присутствии остальных лордов.
   Хиссуне заговорил, тщательно взвешивая слова:
   — Первым делом нам следует признать, что мы столкнулись не просто со стихийным бедствием огромных масштабов, а с мятежом. Тунигорн сообщает, что во время допроса метаморфа по имени И‑Уулисаан, проведенного Делиамбром и Тисаной, шпион признался, что ответственность за болезни лежит на метаморфах. Полагаю, что мы вполне можем доверять методам Делиамбра, а насчет Тисаны мы знаем, что она умеет проникать в души, даже в души метаморфов. Следовательно, ситуация именно такова, какой ее описал Слит в разговоре с Короналом в Лабиринте, в самом начале великой процессии, — и, как я слышал, Коронал отказался этому верить: метаморфы развязали против нас войну.
   — Тем не менее, — заметил Диввис, — Тунигорн утверждает, что в ответ на это Коронал отправился в Пьюрифайн, чтобы принести свои королевские извинения Данипьюр за все зло, которое мы причинили ее подданным на протяжении веков. Все мы отдаем себе отчет, что Валентин считает себя миролюбцем: доказательством того послужило для нас его мягкое обращение с теми, кто когда‑то сбросил его с трона. Это благородная черта. Но сегодня, Хиссуне, я заявлял здесь, что нынешний поступок Валентина переходит рамки допустимого и попадает в разряд сумасбродных. По моему мнению, Коронал, жив он или нет, лишился рассудка. Таким образом, у нас безумный Понтифекс и безумный Коронал именно сейчас, когда смертельный враг держит нас за горло. Каковы ваши мысли на этот счет, Хиссуне?
   — Я считаю, что вы неправильно истолковываете факты, изложенные Тунигорном.
   Во взгляде Диввиса промелькнуло удивление и что‑то, похожее на гнев, но голос его звучал сдержанно.
   — Да? Вы так думаете?
   Хиссуне опустил ладонь на лист с донесением.
   — Тунигорн сообщает, что Коронал в Пьюрифайне и что пойман и допрошен шпион. Я не вижу никаких намеков на то, что Лорд Валентин направился в Пьюрифайн после того, как услышал признания шпиона. Полагаю, имеются основания утверждать совсем противоположное: Лорд Валентин решил предпринять миссию примирения, разумность которой мы можем оспаривать, но она вполне отвечает его характеру, насколько мы его знаем; а второе обстоятельство выяснилось, когда он уже находился в пути. Возможно, Тунигорн не смог из‑за бури связаться с Короналом, хотя Делиамбр, пожалуй, мог бы найти какой‑нибудь способ. — Переведя взгляд на глобус Маджипура у дальней стены, Хиссуне спросил: — Кстати, что нам известно о местонахождении Коронала в данный момент?
   — Ничего, — пробормотал Стасилейн.
   Глаза у Хиссуне широко раскрылись.
   Ярко‑красная точка, обозначавшая перемещения Лорда Валентина, исчезла.
   — Свет погас, — сказал Хиссуне. — Что это значит? Что он мертв?
   — Может быть, и так, — ответил Стасилейн. — А может, всего лишь потерял или повредил передатчик, который находится при нем.
   Хиссуне кивнул.
   — А там была большая буря, которая нанесла значительный урон. Хотя сообщение не слишком внятное, я вполне могу предположить, что Лорд Валентин сам попал в бурю по пути в Пьюрифайн, он двигался со стороны Гихорны, оставив за собой Тунигорна и кого‑то еще…
   — Но мы никак не можем узнать, погиб ли он во время бури или потерял передатчик, — перебил Диввис.
   — Будем надеяться, что Дивин пощадила юную жизнь Валентина, — заявил вдруг престарелый Гизмейл сухим и вялым голосом, едва напоминавшим голос живого существа. — Но есть один вопрос, которым мы должны заняться независимо от того, жив он или мертв, а именно: выборы нового Коронала.
   Хиссуне поразили слова самого старшего из лордов Замка.
   Он обвел взглядом зал.
   — Я не ослышался? Сегодня мы обсуждаем свержение короля?
   — Слишком сильно сказано, — произнес Диввис ровным голосом. — Мы обсуждаем лишь одно: уместно ли Валентину исполнять обязанности Коронала ввиду ставших нам известными враждебных намерений метаморфов, а также давно нам известных методов Валентина бороться с любыми неприятностями. Если мы находимся в состоянии войны — а в этом уже никто не сомневается, — тогда можно достаточно обоснованно утверждать, что он — не тот человек, который способен руководить нами в такое время, если даже он жив. Но заменить его — не значит свергнуть. Существуют вполне законные, конституционные средства, которыми мы можем сместить Валентина с Трона Конфалума, не ввергая Маджипур в междоусобицу и не выказывая к нему недостаточную любовь и уважение.
   — Вы имеете в виду — позволить умереть Понтифексу Тиверасу.
   — Именно так. Что на это скажете, Хиссуне?
   Хиссуне ответил не сразу. После непростых размышлений он сегодня пришел к тому же вынужденному заключению: Лорда Валентина должен сменить кто‑то более решительный, напористый, даже более воинственный. Такие мысли посещали его не впервые, хотя он ни с кем ими не делился. Несомненно, существует достаточно простой способ передачи власти — всего лишь обеспечить возвышение Лорда Валентина в Понтифексат, независимо от его воли.
   Но преданность Хиссуне Лорду Валентину — его опекуну, наставнику, создателю его карьеры — была велика и имела глубокие корни. Кроме того, он знал, возможно, лучше, чем кто бы то ни было, какой страх испытывает Лорд Валентин при одной мысли о том, что ему придется попасть в Лабиринт, что он рассматривает это не как возвышение, а как падение в темную бездну. И жестоко, чудовищно жестоко было бы проделать такое за его спиной как раз в тот момент, когда он совершает героическую, пусть даже и ошибочную, попытку восстановить мир на планете, не прибегая к оружию.
   Но того требовали интересы государства. А способны ли вообще интересы государства оправдать жестокость? Хиссуне знал, как ответил бы на этот вопрос Лорд Валентин. Но вот в своем ответе он вовсе не был уверен.
   После некоторой паузы он произнес:
   — Возможно, Лорд Валентин и не самый подходящий Коронал в нынешних условиях: у меня пока еще не сложилось определенного мнения на этот счет, и я бы предпочел узнать побольше, прежде чем дать ответ. Но могу вам сказать одно: я возражаю против его насильственного смещения, — разве такое хоть раз случалось на Маджипуре? Думаю, что нет. Но, к счастью, как мы все понимаем, в столь суровых действиях нет необходимости. Впрочем, я считаю, что вопрос о соответствии Валентина занимаемому им месту следует обсудить как‑нибудь в другой раз. А вот с чем нам действительно нужно определиться, вне зависимости от всех прочих обстоятельств, так это с вопросом о престолопреемнике.
   При этих словах по залу прокатилась волна возбуждения. Диввис впился в Хиссуне столь пристальным взглядом, будто хотел заглянуть к нему в душу. Герцог Галанский побагровел; принц Банглекодский застыл в неестественной прямой позе; герцог Хоргский резко подался вперед; лишь двое старейших, Канталис и Гизмейл, сохранили невозмутимость, словно проблема выбора будущего кандидата в Короналы не являлась предметом забот тех, кому жить осталось недолго.
   Хиссуне продолжал:
   — Во время обсуждения мы предпочли не затрагивать один из важнейших пунктов послания Тунигорна: смерть Элидата, который долгое время считался преемником лорда Валентина.
   — Элидат не хотел становиться Короналом, — сказал Стасилейн еле слышно.
   — Возможно, — откликнулся Хиссуне. — Он явно не проявлял ни малейшего желания занять трон после того, как стал регентом. Но я хочу подчеркнуть лишь то, что в лице трагически погибшего Элидата мы потеряли человека, которому наверняка была бы предложена корона, если бы Лорд Валентин перестал быть Короналом. С его гибелью мы утратили четкое представление о преемнике Коронала, а ведь завтра мы можем узнать о смерти Лорда Валентина или Тивераса, или нам придется организовывать смещение Лорда Валентина. Мы должны во всеоружии встретить любые неожиданности. Именно нам предстоит выбирать нового Коронала, а знаем ли мы, кто им станет?
   — Вы предлагаете прямо сейчас проголосовать за порядок престолонаследования? — резко спросил принц Манганот Банглекодский.
   — Мне представляется, что особых сложностей у нас не возникнет, — заметил Миригант. — Перед началом великой процессии Коронал назначил регента, а регент, покидая Замок, оставил за себя троих лиц, как я догадываюсь, с одобрения Лорда Валентина. Эти трое правили нами в течение нескольких месяцев. Если уж мы должны выбирать нового Коронала, то разве не из их числа?
   — Вы меня пугаете, Миригант, — сказал Стасилейн. — Когда‑то я думал, как, наверное, и большинство из вас в детстве, что быть Короналом — просто великолепно. Я уже не мальчик, и я видел, как изменился Элидат, причем не к лучшему, когда власть навалилась на него всей своей тяжестью. Позвольте мне первым оказать почести будущему Короналу, но пусть им будет кто‑нибудь другой, только не Стасилейн!
   — Короналом ни в коем случае не должен стать тот, кто слишком сильно желает заполучить корону, — высказался герцог Хоргский. — Но, я считаю, и не тот, кто боится ее надеть.
   — Благодарю вас, Элзандир, — сказал Стасилейн. — Всем понятно, что я не претендент?
   — А что скажут Диввис и Хиссуне? — поинтересовался Миригант.
   Хиссуне ощутил, что у него подергивается щека и странно цепенеют руки и плечи. Он посмотрел на Диввиса. Тот улыбнулся, пожал плечами и промолчал. У Хиссуне зашумело в ушах, застучало в висках. Должен ли он что‑то говорить? И что ему сказать? Теперь, когда, наконец, наступил тот миг, может ли он заявить в лицо принцам, что хочет быть Короналом? Он чувствовал, что Диввис вовлечен в какую‑то интригу, недоступную его пониманию; и впервые после того, как вошел сегодня в зал совещаний, он совершенно не представлял, что делать.
   Тишина казалось нескончаемой.
   Потом он услышал свой собственный голос — спокойный, ровный, размеренный:
   — Думаю, что на этом мы можем остановиться. Выдвинуты два кандидата: теперь на очереди обсуждение их качеств. Но не здесь и не сегодня. На данный момент нами сделано достаточно. Вы хотите что‑то добавить, Диввис?
   — Вы говорите мудро и с глубоким пониманием дела, Хиссуне. Как обычно.
   — Тогда объявляется перерыв, — объявил Миригант. — Тем временем мы обдумаем все сказанное здесь и дождемся дальнейших сведений о Коронале.
   Хиссуне поднял руку.
   — Прошу еще минуту внимания.
   Он дождался тишины.
   — С недавнего времени мне хочется съездить в Лабиринт, навестить семью, повидаться с некоторыми из друзей. Я также считаю, что было бы полезно, если бы кто‑нибудь из нас связался с чиновниками Понтифекса и узнал из первых рук о состоянии его здоровья. Поскольку в ближайшие месяцы нам, возможно, придется одновременно выбирать и Понтифекса, и Коронала, мы должны быть готовы к тому, что сложится столь уникальная ситуация. Поэтому предлагаю назначить официальную делегацию Замка в Лабиринт, а себя — посланником.
   — Поддерживаю, — сразу же откликнулся Диввис.
   Далее последовали рутинные процедуры обсуждения и голосования, потом проголосовали за объявление перерыва, и все собрание распалось на круговерть небольших групп. Хиссуне остался в одиночестве и судорожно пытался опомниться. Несколько мгновений спустя над ним навис высокий светловолосый Стасилейн, который одновременно и хмурился, и улыбался.
   Стасилейн тихо сказал:
   — Возможно, Хиссуне, вы допускаете ошибку, покидая Замок в такой момент.
   — Может быть. Но мне кажется, я поступаю правильно. Рискну.
   — Тогда провозгласите себя Короналом перед отъездом!
   — Вы это серьезно, Стасилейн? А если Валентин еще жив?
   — Если он жив, вы знаете, как сделать его Понтифексом. Если же он погиб, то вы, Хиссуне, должны занять его место, пока это в ваших силах.
   — Я отказываюсь.
   — Вы должны! Иначе по возвращении вы можете обнаружить на его троне Диввиса!
   Хиссуне усмехнулся.
   — Тут все просто. Если Валентин погиб, а Диввис занял его место, то я позабочусь о том, чтобы Тиверасу, наконец, позволили умереть. Диввис незамедлительно станет Понтифексом, и ему придется отправиться в Лабиринт. Тогда нам понадобится новый Коронал, а кандидатов — один‑единственный.
   — Вы неподражаемы, клянусь Леди!
   — Вы так думаете? Для меня все вполне очевидно. — Хиссуне крепко пожал Стасилейну руку. — Благодарю вас за поддержку и уверяю, что в конечном итоге все будет хорошо. Если мне суждено стать Короналом при Понтифексе Диввисе, так тому и быть: я думаю, мы с ним сработаемся. Но пока вознесем молитву за благополучие и успех миссии Лорда Валентина и оставим домыслы при себе. Ладно?
   — Конечно.
   Они обнялись, и Хиссуне вышел из зала совещаний. В коридоре творилось то же самое, разве что добавилась сотня с лишним мелких лордов. При его появлении они уставились на него во все глаза, но он никому не сказал ни слова, и лишь встретился взглядом с некоторыми из них, когда пробивался через толпу, на краю которой обнаружил Альсимира, который, разинув рот, с глупым видом вытаращился на него. Подозвав его, Хиссуне распорядился готовиться к поездке в Лабиринт.
   Юный рыцарь смотрел на Хиссуне чуть ли не с обожанием. Он сказал:
   — Должен сообщить, мой лорд, что по толпе прошел слух, будто вы станете Короналом. Есть ли тут хоть доля истины?
   — Наш Коронал — Лорд Валентин, — грубо отрезал Хиссуне. — Иди, готовься к отъезду. Я собираюсь выехать на рассвете.