Страница:
Он заставил себя не думать о Валентине и перешел к своим обязанностям. Сначала нужно дождаться Диввиса. Общение с ним требует большого такта. Но Хиссуне понимал, что успех будущего правления будет зависеть от его отношений с этим своенравным и злопамятным человеком. Предложить ему высшие полномочия, дать понять, что среди всех полководцев выше него только Коронал. Но одновременно — сдерживать его, не выпускать из‑под контроля, если такое вообще возможно.
Хиссуне быстро начертил на карте несколько линий. Одна армия под началом Диввиса выдвигается к западу до Кинтора или Мазадоны, если Валентин действительно восстановил там порядок, и по пути доукомплектовывается; затем они продвигаются к юго‑востоку, охватывая верхние границы провинции метаморфов. Другая основная армия под командованием самого Хиссуне перемещается вниз от Ни‑мойи вдоль берегов Стейша, чтобы заблокировать восточные границы Пьюрифайна. Затем клещи сжимаются с двух сторон, и армии идут навстречу друг другу, пока не захватят мятежников.
А чем будут питаться воины, подумал Хиссуне, в местах, где умирают от голода? Кормить многомиллионную армию корешками, орехами и травой? Он покачал головой. Мы будем есть корешки, орехи и траву, если там все это имеется. Мы будем есть и камни и землю. Мы будем пожирать клыкастых чудовищ, которых посылают на нас мятежники. Мы будем поедать собственных покойников, если понадобится. И мы одолеем, а тогда — конец безумию.
Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на разрушенную Ни‑мойю, которая казалась привлекательнее в сгущающихся сумерках, скрывавших самые страшные из шрамов. Он заметил в стекле свое собственное отражение и отвесил ему шутовской поклон. Добрый вечер, мой лорд! Да будет с вами Дивин, мой лорд! «Лорд Хиссуне» — как странно звучит. Да, мой лорд; нет, мой лорд; будет исполнено, мой лорд. Ему делали знак звездного огня. От него подобострастно пятились. К нему относились — все без исключения, — будто он и есть Коронал. Возможно, скоро он к этому привыкнет. В общем‑то все на него свалилось отнюдь не с неба. И тем не менее есть в этом что‑то неправдоподобное. Вероятно, потому, что пока правление выражается для него в странствиях по Цимроелю. Все так и останется неправдоподобным до возвращения на Замковую Гору — в Замок Лорда Хиссуне! — где он станет подписывать указы и назначения, восседать во главе стола во время всяких торжественных церемоний. Именно так он представлял круг обязанностей Коронала в мирное время. Но наступят ли когда‑нибудь эти времена? Он пожал плечами. Дурацкий вопрос, как и большинство вопросов. Времена наступят, когда для них подойдет срок, а пока дел хватает и без того. Хиссуне вернулся к столу и провел за картой еще час.
Через некоторое время вернулся Альсимир.
— Я поговорил с мэром, мой лорд. Теперь он обещает полное содействие. Он ожидает внизу в надежде на то, что вы позволите ему выразить готовность к сотрудничеству.
Хиссуне улыбнулся.
— Пришли его ко мне, — сказал он.
Хиссуне быстро начертил на карте несколько линий. Одна армия под началом Диввиса выдвигается к западу до Кинтора или Мазадоны, если Валентин действительно восстановил там порядок, и по пути доукомплектовывается; затем они продвигаются к юго‑востоку, охватывая верхние границы провинции метаморфов. Другая основная армия под командованием самого Хиссуне перемещается вниз от Ни‑мойи вдоль берегов Стейша, чтобы заблокировать восточные границы Пьюрифайна. Затем клещи сжимаются с двух сторон, и армии идут навстречу друг другу, пока не захватят мятежников.
А чем будут питаться воины, подумал Хиссуне, в местах, где умирают от голода? Кормить многомиллионную армию корешками, орехами и травой? Он покачал головой. Мы будем есть корешки, орехи и траву, если там все это имеется. Мы будем есть и камни и землю. Мы будем пожирать клыкастых чудовищ, которых посылают на нас мятежники. Мы будем поедать собственных покойников, если понадобится. И мы одолеем, а тогда — конец безумию.
Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на разрушенную Ни‑мойю, которая казалась привлекательнее в сгущающихся сумерках, скрывавших самые страшные из шрамов. Он заметил в стекле свое собственное отражение и отвесил ему шутовской поклон. Добрый вечер, мой лорд! Да будет с вами Дивин, мой лорд! «Лорд Хиссуне» — как странно звучит. Да, мой лорд; нет, мой лорд; будет исполнено, мой лорд. Ему делали знак звездного огня. От него подобострастно пятились. К нему относились — все без исключения, — будто он и есть Коронал. Возможно, скоро он к этому привыкнет. В общем‑то все на него свалилось отнюдь не с неба. И тем не менее есть в этом что‑то неправдоподобное. Вероятно, потому, что пока правление выражается для него в странствиях по Цимроелю. Все так и останется неправдоподобным до возвращения на Замковую Гору — в Замок Лорда Хиссуне! — где он станет подписывать указы и назначения, восседать во главе стола во время всяких торжественных церемоний. Именно так он представлял круг обязанностей Коронала в мирное время. Но наступят ли когда‑нибудь эти времена? Он пожал плечами. Дурацкий вопрос, как и большинство вопросов. Времена наступят, когда для них подойдет срок, а пока дел хватает и без того. Хиссуне вернулся к столу и провел за картой еще час.
Через некоторое время вернулся Альсимир.
— Я поговорил с мэром, мой лорд. Теперь он обещает полное содействие. Он ожидает внизу в надежде на то, что вы позволите ему выразить готовность к сотрудничеству.
Хиссуне улыбнулся.
— Пришли его ко мне, — сказал он.
2
Приблизившись к Кинтору, Валентин направил Асенхарта готовить место высадки, но не в самом городе, а за рекой, в южных окрестностях Горячего Кинтора, где находились геотермические диковины, гейзеры, фумаролы и кипящие озера. Он хотел войти в город медленно и размеренно, дав знать о себе правящему так называемому «Короналу».
Дело не в том, что его появление могло застать врасплох самопровозглашенного Лорда Семпетурна. За все время поездки от Ни‑мойи по Цимру Валентин не скрывал ни своего имени, ни целей. Он останавливался в каждом крупном городе вдоль реки, встречался с теми, кто еще оставался из местного муниципального начальства, и добивался от них заверений в поддержке армий, собираемых для отражения угрозы со стороны метаморфов. И везде, даже в тех городах, где он не останавливался во время плавания по Цимру, население выходило посмотреть на императорский флот и поприветствовать монарха: «Понтифекс Валентин! Понтифекс Валентин!»
Однако поводов для радости находилось не так уж много, потому что даже с реки было видно, что все города, когда‑то такие процветающие и оживленные, теперь похожи на собственные призраки: портовые склады стоят пустыми и без окон, базары обезлюдели, набережные густо поросли травой. И даже, выходя на берег, он видел, что уцелевшие жители, несмотря на их возгласы и приветствия, совершенно потеряли всякую надежду: опустошенные, тоскливые взгляды, поникшие плечи, унылые лица.
Но, высадившись в том фантастическом месте, которое называлось Горячим Кинтором, с его грохочущими гейзерами, шипящими и булькающими термальными озерами, клубящимися тучами бледно‑зеленого пара, Валентин заметил, что собравшиеся настроены несколько иначе: в них чувствовались настороженность, любопытство и азарт, словно они предвкушали некое спортивное состязание.
Валентин понимал, что они хотят увидеть, какой прием окажет ему Лорд Семпетурн.
— Мы будем готовы к выходу через несколько минут, ваше величество, — крикнул Шанамир. — Флотеры вот‑вот спустят.
— Никаких флотеров, — отрезал Валентин. — Мы войдем в Кинтор пешком.
Он услышал ставший уже привычным возмущенный возглас Слита и увидел знакомое раздраженное выражение на его лице. Лизамон Хултин побагровела от возмущения, Залзан Кавол нахмурился, у Карабеллы тоже был встревоженный вид. Но никто не посмел ему перечить. Этого с недавних пор вообще никто себе не позволял. Он подумал, что дело не столько в том, что он стал Понтифексом: замена одного пышного титула на другой — в общем‑то обычное явление. Скорее, им казалось, что с каждым днем он все глубже и глубже проникает в мир, куда они сами не могут войти. Он становился для них непостижим. А сам он чувствовал себя выше всей этой суеты с мерами безопасности: неуязвимым, непобедимым.
— По какому мосту мы пойдем, ваше величество? — спросил Делиамбр.
Мостов было четыре: один — кирпичный, другой состоял из каменных арок, третий — тонкий, сверкающий и прозрачный, будто из стекла, а четвертый, самый ближний, — ажурное сооружение из легких покачивающихся канатов. Валентин переводил взгляд с одного моста на другой, смотрел на отдаленные квадратные башни Кинтора за рекой. Он заметил, что центральный пролет каменного моста кажется поврежденным. Очередная задача для Понтифекса, подумал он, вспомнив, что в древности его титул означал «строитель мостов».
Он сказал:
— Когда‑то я знал названия этих мостов, любезный Делиамбр, но забыл. Напомни их.
— Справа от вас, ваше величество. Мост Снов. Ближе к нам — Мост Понтифекса, а следующий за ним — Кинторский Мост, который, кажется, сильно поврежден. А тот, выше по течению, — Мост Коронала.
— Ну, тогда пойдем по Мосту Понтифекса! — решил Валентин.
Залзан Кавол и несколько его собратьев‑скандаров шли впереди. За ними вышагивала Лизамон Хултин; затем неторопливым шагом передвигался Валентин с Карабеллой; сразу за ними следовали Делиамбр, Слит и Тисана, а немногие оставшиеся спутники замыкали шествие. Толпа становилась все гуще и сопровождала Понтифекса на почтительном расстоянии.
Когда Валентин подошел к подножию моста, из толпы зевак вырвалась худощавая темноволосая женщина в выцветшем оранжевом платье и с криком «Ваше величество! Ваше величество!» бросилась к нему. Ей удалось приблизиться к нему футов на двенадцать, когда ее перехватила Лизамон Хултин, схватив одной рукой и подняв, как куклу, в воздух. «Нет, подождите… — пробормотала женщина, как только Лизамон вознамерилась швырнуть ее обратно в толпу. — Я не причиню вреда… у меня подарок для Понтифекса…»
— Отпусти ее, Лизамон, — спокойно сказал Валентин.
Подозрительно нахмурившись, Лизамон подчинилась, но осталась рядом с Понтифексом, готовая к любым неожиданностям. Женщина так дрожала, что едва стояла на ногах. Ее губы шевелились, но какое‑то время она не могла ничего выговорить. Потом спросила:
— Вы правда Лорд Валентин?
— Да, я был Лордом Валентином. А теперь я Понтифекс Валентин.
— Да‑да, конечно. Я знаю. Говорили, что вы погибли, но я никогда не верила. Никогда! — Она поклонилась. — Ваше величество! — Женщина все еще дрожала. Она казалась довольно молодой, но голод и лишения избороздили глубокими морщинами ее лицо, которое было бледнее, чем даже у Слита. Она протянула руку. — Меня зовут Милилейн, — сказала она. — Я хотела подарить вам вот что.
На ладони у нее лежал предмет, похожий на кинжал из кости, продолговатый, узкий, заостренный.
— Смотрите, убийца! — взревела Лизамон и подалась вперед, готовая напасть.
Валентин поднял руку.
— Подожди. Что это у вас, Милилейн?
— Зуб… священный зуб… зуб водяного короля Маазмоорна…
— Ах, вон оно что.
— Чтобы охранить вас и направлять. Он — величайший из водяных драконов. Это драгоценный зуб, ваше величество. — Теперь ее начало трясти.
— Сперва я думала, что поклоняться им — грех, богохульство, преступление. Но потом я вернулась сюда, слушала, училась. Они не злые, ваше величество, эти водяные короли! Они — наши истинные хозяева! Мы все, живущие на Маджипуре, принадлежим им. И я принесла вам зуб Маазмоорна, ваше величество, величайшего из них, который высшая Власть…
Карабелла мягко сказала:
— Нам пора идти, Валентин.
— Да. — Он протянул руку и бережно взял у женщины зуб. Тот был длиной около десяти дюймов, странно прохладный на ощупь и словно мерцавший каким‑то внутренним светом. Валентин зажал его в ладони, и на мгновение ему показалось, будто он слышит далекий звон колоколов или чего‑то, напоминающего колокола, хотя мелодия разительно отличалась от любого колокольного звона, какой ему когда‑либо приходилось слышать. Он проговорил: — Спасибо, Милилейн. Я этого не забуду.
— Ваше величество, — прошептала она и попятилась обратно в толпу.
Валентин медленно двинулся дальше через мост.
Переход занял не меньше часа. До другого берега оставалось еще немалое расстояние, когда Валентин увидел собравшуюся там для его встречи толпу; то были не просто любопытные — он заметил на тех, кто стоял в первых рядах, одинаковую униформу зеленого с золотым цветов, цветов Коронала. Значит, это армия — армия Коронала Лорда Семпетурна.
Залзан Кавол оглянулся.
— Ваше величество? — справился он хмуро.
— Продолжайте движение, — сказал Валентин. — Когда дойдете до первого ряда, остановитесь, пропустите меня и оставайтесь рядом.
Он почувствовал, как пальцы испуганной Карабеллы сильнее сжали его запястье.
— Помнишь, — спросил он, — как в начале войны за реставрацию мы вошли в Пендиван и увидели ожидавшее у ворот десятитысячное ополчение, а нас было всего несколько десятков?
— Это не Пендиван. Пендиван не затевал мятежа. А возле ворот тебя ждал не лже‑Коронал, а толстый испуганный мэр провинции.
— Это одно и то же, — заметил Валентин.
Мост заканчивался. Дальше дорогу преграждали воины в зеленой с золотом униформе. Из переднего ряда выступил офицер, во взгляде которого читался страх:
— Кто вы такие и почему являетесь в Кинтор без разрешения Лорда Семпетурна? — сипло воскликнул он.
— Я — Понтифекс Валентин, и мне не нужно никакого разрешения для посещения любого города Маджипура.
— Коронал Лорд Семпетурн не позволит вам, незнакомец, пройти дальше этого моста!
Валентин улыбнулся.
— Как может Коронал, если он действительно Коронал, возражать Понтифексу? Посторонитесь, молодой человек!
— Я не сделаю этого. Поскольку вы такой же Понтифекс, как и я.
— Вы отвергаете меня? Мне хотелось бы, чтобы Коронал лично повторил ваши слова, — спокойно ответил Валентин.
Он пошел вперед. Рядом с ним шагали Залзан Кавол и Лизамон Хултин. Окликнувший его офицер бросил неуверенный взгляд на солдат слева и справа от себя, затем расправил плечи, и солдаты сделали то же самое; они демонстративно положили руки на приклады своего оружия. Валентин продолжал идти. Они отступили на полшага, потом еще на полшага; на их лицах застыло выражение непреклонности. Валентин не останавливался. Первый ряд не выдержал и расступился.
Затем разошелся весь строй, и навстречу Валентину выскочил коренастый коротышка с небритыми багровыми щеками. Он был одет в белое платье Коронала, поверх которого носил дублет, а буйную гриву черных волос венчала корона звездного огня или, по крайней мере, нечто, более‑менее напоминающее ее.
Он вытянул перед собой обе руки с растопыренными пальцами и заорал:
— Стоять! Ни шагу дальше, самозванец!
— По какому праву вы отдаете такие приказы? — благожелательно осведомился Валентин.
— Я сам себе право, потому что я Коронал Лорд Семпетурн!
— Вот как, значит, вы Коронал, а я самозванец? Мне это непонятно. А по чьей воле вы в таком случае стали Короналом, Лорд Семпетурн?
— По воле Дивин, которая предназначила мне править в то время, когда место на Замковой Горе осталось свободным!
— Понятно, — сказал Валентин. — Но, насколько я знаю, оно уже занято. Нынешний Коронал Лорд Хиссуне избран на вполне законных основаниях.
— Самозванец не может быть избран на законных основаниях, — отрезал Семпетурн.
— Но я — Валентин, который до него был Короналом, а теперь стал Понтифексом, причем также, как принято считать, по воле Дивин.
Семпетурн мрачно ухмыльнулся.
— Вы были самозванцем и тогда, когда объявили себя Короналом, и сейчас!
— Неужели такое возможно? Выходит, тогда ошиблись все принцы и лорды Горы, Понтифекс Тиверас, да упокоится он возле Источника, и моя матушка‑Леди?
— Я утверждаю, что вы всех их ввели в заблуждение, что доказывает проклятие, которое легло на Маджипур. Ведь избранный Короналом Валентин был темноволос, а у вас волосы золотистые!
Валентин рассмеялся.
— Старая история, дружище! Вы должны знать о том, как меня колдовским способом лишили собственного тела и поместили в это!
— Так вы говорите.
— И с тем согласились все Владыки государства.
— Значит, вы — непревзойденный обманщик, — заявил Семпетурн. — Но я не собираюсь больше тратить на вас время, поскольку меня ждут дела. Уходите: возвращайтесь в Горячий Кинтор, грузитесь на свой корабль и плывите дальше. Если завтра в этот же час вас увидят на моей земле, тогда пеняйте на себя.
— Скоро я вас оставлю. Лорд Семпетурн. Но сначала я хочу попросить вас об одной услуге. Это солдаты — Рыцари Деккерета, так вы их называете?
— нужны нам на востоке, на границе Пьюрифайна, где Коронал Хиссуне собирает армию. Отправляйтесь к нему. Лорд Семпетурн, становитесь под его начало, делайте все, о чем он вас попросит. Нам известно, что вы собрали эти войска и мы не станем лишать вас возможности командовать ими, но они должны войти составной частью в более крупные силы.
— Вы сошли с ума, — сказал Семпетурн.
— Я так не думаю.
— Оставить город без охраны? Пройти несколько тысяч миль и бросить свою власть под ноги какому‑то самозванцу?
— Так надо. Лорд Семпетурн.
— В Кинторе только я решаю, что надо!
— Так не годится, — произнес Валентин. Он легко вошел в состояние полутранса и направил в сторону Семпетурна легчайший мысленный сигнал. Он поиграл с ним, добившись появления на его багровой физиономии выражения хмурого замешательства, а затем послал в мозг Семпетурна образ Доминина Барьязида в старом обличье Валентина и спросил:
— Вы узнаете этого человека. Лорд Семпетурн?
— Это… это… это бывший Лорд Валентин!
— Нет, — сказал Валентин и метнул в кинторского лже‑Коронала полновесный заряд мысленной энергии.
Семпетурн отшатнулся, чуть не упал, вцепился в стоящих рядом с ним солдат; щеки его побагровели еще больше и приобрели цвет переспелого винограда.
— Кто он? — спросил Валентин.
— Брат Короля Снов, — прошептал Семпетурн.
— А почему у него внешность бывшего Лорда Валентина?
— Потому что… потому что…
— Говори.
Семпетурн обмяк, у него подогнулись колени, руками он почти касался земли.
— Потому что он украл тело Коронала, когда захватывал власть, и до сих пор остается в нем… по милости человека, которого он сверг…
— Так. А кто же тогда я?
— Вы — Лорд Валентин, — жалким голосом пробормотал Семпетурн.
— Неверно. Кто я, Семпетурн?
— Валентин… Понтифекс… Понтифекс Маджипура…
— Правильно. Наконец‑то. А раз я Понтифекс, кто тогда Коронал?
— Как… вы… скажете, ваше величество.
— Я сказал, что это Лорд Хиссуне, который ждет вас в Ни‑мойе, Семпетурн. Теперь ступайте: собирайте ваших рыцарей, берите армию и — на восток, в распоряжение Коронала. Ступайте, Семпетурн! Идите!
Он оглушил Семпетурна последним сигналом, и тот закачался, зашатался и упал на колени.
— Ваше величество… ваше величество… простите меня…
— Я проведу в Кинторе денек‑другой, — сказал Валентин, — и посмотрю, все ли здесь в порядке. А потом я должен идти дальше на запад, где меня ждут дела. — Он отвернулся и увидел, что Карабелла смотрит на него такими глазами, будто у него выросли крылья или рога. Он улыбнулся ей и послал легкий воздушный поцелуй. Неплохо бы сейчас, подумалось ему, выпить бокал‑другой вина, если, конечно, таковое вообще имеется в Кинторе.
Он посмотрел на зуб дракона, который, оказывается, сжимал и провел по нему пальцами, снова услышал звон колоколов, и ему почудилось прикосновение к душе могучих крыльев. Он бережно завернул зуб в кусок шелковой ткани, поданный ему Карабеллой, вручил драгоценность жене и сказал:
— Береги его, как зеницу ока, пока он мне не потребуется. Думаю, он мне сильно понадобится в ближайшем будущем. — Он посмотрел в толпу и увидел Милилейн, которая подарила ему зуб. Она глядела на него; ее глаза горели восторгом и благоговением, будто перед ней было некое богоподобное существо.
Дело не в том, что его появление могло застать врасплох самопровозглашенного Лорда Семпетурна. За все время поездки от Ни‑мойи по Цимру Валентин не скрывал ни своего имени, ни целей. Он останавливался в каждом крупном городе вдоль реки, встречался с теми, кто еще оставался из местного муниципального начальства, и добивался от них заверений в поддержке армий, собираемых для отражения угрозы со стороны метаморфов. И везде, даже в тех городах, где он не останавливался во время плавания по Цимру, население выходило посмотреть на императорский флот и поприветствовать монарха: «Понтифекс Валентин! Понтифекс Валентин!»
Однако поводов для радости находилось не так уж много, потому что даже с реки было видно, что все города, когда‑то такие процветающие и оживленные, теперь похожи на собственные призраки: портовые склады стоят пустыми и без окон, базары обезлюдели, набережные густо поросли травой. И даже, выходя на берег, он видел, что уцелевшие жители, несмотря на их возгласы и приветствия, совершенно потеряли всякую надежду: опустошенные, тоскливые взгляды, поникшие плечи, унылые лица.
Но, высадившись в том фантастическом месте, которое называлось Горячим Кинтором, с его грохочущими гейзерами, шипящими и булькающими термальными озерами, клубящимися тучами бледно‑зеленого пара, Валентин заметил, что собравшиеся настроены несколько иначе: в них чувствовались настороженность, любопытство и азарт, словно они предвкушали некое спортивное состязание.
Валентин понимал, что они хотят увидеть, какой прием окажет ему Лорд Семпетурн.
— Мы будем готовы к выходу через несколько минут, ваше величество, — крикнул Шанамир. — Флотеры вот‑вот спустят.
— Никаких флотеров, — отрезал Валентин. — Мы войдем в Кинтор пешком.
Он услышал ставший уже привычным возмущенный возглас Слита и увидел знакомое раздраженное выражение на его лице. Лизамон Хултин побагровела от возмущения, Залзан Кавол нахмурился, у Карабеллы тоже был встревоженный вид. Но никто не посмел ему перечить. Этого с недавних пор вообще никто себе не позволял. Он подумал, что дело не столько в том, что он стал Понтифексом: замена одного пышного титула на другой — в общем‑то обычное явление. Скорее, им казалось, что с каждым днем он все глубже и глубже проникает в мир, куда они сами не могут войти. Он становился для них непостижим. А сам он чувствовал себя выше всей этой суеты с мерами безопасности: неуязвимым, непобедимым.
— По какому мосту мы пойдем, ваше величество? — спросил Делиамбр.
Мостов было четыре: один — кирпичный, другой состоял из каменных арок, третий — тонкий, сверкающий и прозрачный, будто из стекла, а четвертый, самый ближний, — ажурное сооружение из легких покачивающихся канатов. Валентин переводил взгляд с одного моста на другой, смотрел на отдаленные квадратные башни Кинтора за рекой. Он заметил, что центральный пролет каменного моста кажется поврежденным. Очередная задача для Понтифекса, подумал он, вспомнив, что в древности его титул означал «строитель мостов».
Он сказал:
— Когда‑то я знал названия этих мостов, любезный Делиамбр, но забыл. Напомни их.
— Справа от вас, ваше величество. Мост Снов. Ближе к нам — Мост Понтифекса, а следующий за ним — Кинторский Мост, который, кажется, сильно поврежден. А тот, выше по течению, — Мост Коронала.
— Ну, тогда пойдем по Мосту Понтифекса! — решил Валентин.
Залзан Кавол и несколько его собратьев‑скандаров шли впереди. За ними вышагивала Лизамон Хултин; затем неторопливым шагом передвигался Валентин с Карабеллой; сразу за ними следовали Делиамбр, Слит и Тисана, а немногие оставшиеся спутники замыкали шествие. Толпа становилась все гуще и сопровождала Понтифекса на почтительном расстоянии.
Когда Валентин подошел к подножию моста, из толпы зевак вырвалась худощавая темноволосая женщина в выцветшем оранжевом платье и с криком «Ваше величество! Ваше величество!» бросилась к нему. Ей удалось приблизиться к нему футов на двенадцать, когда ее перехватила Лизамон Хултин, схватив одной рукой и подняв, как куклу, в воздух. «Нет, подождите… — пробормотала женщина, как только Лизамон вознамерилась швырнуть ее обратно в толпу. — Я не причиню вреда… у меня подарок для Понтифекса…»
— Отпусти ее, Лизамон, — спокойно сказал Валентин.
Подозрительно нахмурившись, Лизамон подчинилась, но осталась рядом с Понтифексом, готовая к любым неожиданностям. Женщина так дрожала, что едва стояла на ногах. Ее губы шевелились, но какое‑то время она не могла ничего выговорить. Потом спросила:
— Вы правда Лорд Валентин?
— Да, я был Лордом Валентином. А теперь я Понтифекс Валентин.
— Да‑да, конечно. Я знаю. Говорили, что вы погибли, но я никогда не верила. Никогда! — Она поклонилась. — Ваше величество! — Женщина все еще дрожала. Она казалась довольно молодой, но голод и лишения избороздили глубокими морщинами ее лицо, которое было бледнее, чем даже у Слита. Она протянула руку. — Меня зовут Милилейн, — сказала она. — Я хотела подарить вам вот что.
На ладони у нее лежал предмет, похожий на кинжал из кости, продолговатый, узкий, заостренный.
— Смотрите, убийца! — взревела Лизамон и подалась вперед, готовая напасть.
Валентин поднял руку.
— Подожди. Что это у вас, Милилейн?
— Зуб… священный зуб… зуб водяного короля Маазмоорна…
— Ах, вон оно что.
— Чтобы охранить вас и направлять. Он — величайший из водяных драконов. Это драгоценный зуб, ваше величество. — Теперь ее начало трясти.
— Сперва я думала, что поклоняться им — грех, богохульство, преступление. Но потом я вернулась сюда, слушала, училась. Они не злые, ваше величество, эти водяные короли! Они — наши истинные хозяева! Мы все, живущие на Маджипуре, принадлежим им. И я принесла вам зуб Маазмоорна, ваше величество, величайшего из них, который высшая Власть…
Карабелла мягко сказала:
— Нам пора идти, Валентин.
— Да. — Он протянул руку и бережно взял у женщины зуб. Тот был длиной около десяти дюймов, странно прохладный на ощупь и словно мерцавший каким‑то внутренним светом. Валентин зажал его в ладони, и на мгновение ему показалось, будто он слышит далекий звон колоколов или чего‑то, напоминающего колокола, хотя мелодия разительно отличалась от любого колокольного звона, какой ему когда‑либо приходилось слышать. Он проговорил: — Спасибо, Милилейн. Я этого не забуду.
— Ваше величество, — прошептала она и попятилась обратно в толпу.
Валентин медленно двинулся дальше через мост.
Переход занял не меньше часа. До другого берега оставалось еще немалое расстояние, когда Валентин увидел собравшуюся там для его встречи толпу; то были не просто любопытные — он заметил на тех, кто стоял в первых рядах, одинаковую униформу зеленого с золотым цветов, цветов Коронала. Значит, это армия — армия Коронала Лорда Семпетурна.
Залзан Кавол оглянулся.
— Ваше величество? — справился он хмуро.
— Продолжайте движение, — сказал Валентин. — Когда дойдете до первого ряда, остановитесь, пропустите меня и оставайтесь рядом.
Он почувствовал, как пальцы испуганной Карабеллы сильнее сжали его запястье.
— Помнишь, — спросил он, — как в начале войны за реставрацию мы вошли в Пендиван и увидели ожидавшее у ворот десятитысячное ополчение, а нас было всего несколько десятков?
— Это не Пендиван. Пендиван не затевал мятежа. А возле ворот тебя ждал не лже‑Коронал, а толстый испуганный мэр провинции.
— Это одно и то же, — заметил Валентин.
Мост заканчивался. Дальше дорогу преграждали воины в зеленой с золотом униформе. Из переднего ряда выступил офицер, во взгляде которого читался страх:
— Кто вы такие и почему являетесь в Кинтор без разрешения Лорда Семпетурна? — сипло воскликнул он.
— Я — Понтифекс Валентин, и мне не нужно никакого разрешения для посещения любого города Маджипура.
— Коронал Лорд Семпетурн не позволит вам, незнакомец, пройти дальше этого моста!
Валентин улыбнулся.
— Как может Коронал, если он действительно Коронал, возражать Понтифексу? Посторонитесь, молодой человек!
— Я не сделаю этого. Поскольку вы такой же Понтифекс, как и я.
— Вы отвергаете меня? Мне хотелось бы, чтобы Коронал лично повторил ваши слова, — спокойно ответил Валентин.
Он пошел вперед. Рядом с ним шагали Залзан Кавол и Лизамон Хултин. Окликнувший его офицер бросил неуверенный взгляд на солдат слева и справа от себя, затем расправил плечи, и солдаты сделали то же самое; они демонстративно положили руки на приклады своего оружия. Валентин продолжал идти. Они отступили на полшага, потом еще на полшага; на их лицах застыло выражение непреклонности. Валентин не останавливался. Первый ряд не выдержал и расступился.
Затем разошелся весь строй, и навстречу Валентину выскочил коренастый коротышка с небритыми багровыми щеками. Он был одет в белое платье Коронала, поверх которого носил дублет, а буйную гриву черных волос венчала корона звездного огня или, по крайней мере, нечто, более‑менее напоминающее ее.
Он вытянул перед собой обе руки с растопыренными пальцами и заорал:
— Стоять! Ни шагу дальше, самозванец!
— По какому праву вы отдаете такие приказы? — благожелательно осведомился Валентин.
— Я сам себе право, потому что я Коронал Лорд Семпетурн!
— Вот как, значит, вы Коронал, а я самозванец? Мне это непонятно. А по чьей воле вы в таком случае стали Короналом, Лорд Семпетурн?
— По воле Дивин, которая предназначила мне править в то время, когда место на Замковой Горе осталось свободным!
— Понятно, — сказал Валентин. — Но, насколько я знаю, оно уже занято. Нынешний Коронал Лорд Хиссуне избран на вполне законных основаниях.
— Самозванец не может быть избран на законных основаниях, — отрезал Семпетурн.
— Но я — Валентин, который до него был Короналом, а теперь стал Понтифексом, причем также, как принято считать, по воле Дивин.
Семпетурн мрачно ухмыльнулся.
— Вы были самозванцем и тогда, когда объявили себя Короналом, и сейчас!
— Неужели такое возможно? Выходит, тогда ошиблись все принцы и лорды Горы, Понтифекс Тиверас, да упокоится он возле Источника, и моя матушка‑Леди?
— Я утверждаю, что вы всех их ввели в заблуждение, что доказывает проклятие, которое легло на Маджипур. Ведь избранный Короналом Валентин был темноволос, а у вас волосы золотистые!
Валентин рассмеялся.
— Старая история, дружище! Вы должны знать о том, как меня колдовским способом лишили собственного тела и поместили в это!
— Так вы говорите.
— И с тем согласились все Владыки государства.
— Значит, вы — непревзойденный обманщик, — заявил Семпетурн. — Но я не собираюсь больше тратить на вас время, поскольку меня ждут дела. Уходите: возвращайтесь в Горячий Кинтор, грузитесь на свой корабль и плывите дальше. Если завтра в этот же час вас увидят на моей земле, тогда пеняйте на себя.
— Скоро я вас оставлю. Лорд Семпетурн. Но сначала я хочу попросить вас об одной услуге. Это солдаты — Рыцари Деккерета, так вы их называете?
— нужны нам на востоке, на границе Пьюрифайна, где Коронал Хиссуне собирает армию. Отправляйтесь к нему. Лорд Семпетурн, становитесь под его начало, делайте все, о чем он вас попросит. Нам известно, что вы собрали эти войска и мы не станем лишать вас возможности командовать ими, но они должны войти составной частью в более крупные силы.
— Вы сошли с ума, — сказал Семпетурн.
— Я так не думаю.
— Оставить город без охраны? Пройти несколько тысяч миль и бросить свою власть под ноги какому‑то самозванцу?
— Так надо. Лорд Семпетурн.
— В Кинторе только я решаю, что надо!
— Так не годится, — произнес Валентин. Он легко вошел в состояние полутранса и направил в сторону Семпетурна легчайший мысленный сигнал. Он поиграл с ним, добившись появления на его багровой физиономии выражения хмурого замешательства, а затем послал в мозг Семпетурна образ Доминина Барьязида в старом обличье Валентина и спросил:
— Вы узнаете этого человека. Лорд Семпетурн?
— Это… это… это бывший Лорд Валентин!
— Нет, — сказал Валентин и метнул в кинторского лже‑Коронала полновесный заряд мысленной энергии.
Семпетурн отшатнулся, чуть не упал, вцепился в стоящих рядом с ним солдат; щеки его побагровели еще больше и приобрели цвет переспелого винограда.
— Кто он? — спросил Валентин.
— Брат Короля Снов, — прошептал Семпетурн.
— А почему у него внешность бывшего Лорда Валентина?
— Потому что… потому что…
— Говори.
Семпетурн обмяк, у него подогнулись колени, руками он почти касался земли.
— Потому что он украл тело Коронала, когда захватывал власть, и до сих пор остается в нем… по милости человека, которого он сверг…
— Так. А кто же тогда я?
— Вы — Лорд Валентин, — жалким голосом пробормотал Семпетурн.
— Неверно. Кто я, Семпетурн?
— Валентин… Понтифекс… Понтифекс Маджипура…
— Правильно. Наконец‑то. А раз я Понтифекс, кто тогда Коронал?
— Как… вы… скажете, ваше величество.
— Я сказал, что это Лорд Хиссуне, который ждет вас в Ни‑мойе, Семпетурн. Теперь ступайте: собирайте ваших рыцарей, берите армию и — на восток, в распоряжение Коронала. Ступайте, Семпетурн! Идите!
Он оглушил Семпетурна последним сигналом, и тот закачался, зашатался и упал на колени.
— Ваше величество… ваше величество… простите меня…
— Я проведу в Кинторе денек‑другой, — сказал Валентин, — и посмотрю, все ли здесь в порядке. А потом я должен идти дальше на запад, где меня ждут дела. — Он отвернулся и увидел, что Карабелла смотрит на него такими глазами, будто у него выросли крылья или рога. Он улыбнулся ей и послал легкий воздушный поцелуй. Неплохо бы сейчас, подумалось ему, выпить бокал‑другой вина, если, конечно, таковое вообще имеется в Кинторе.
Он посмотрел на зуб дракона, который, оказывается, сжимал и провел по нему пальцами, снова услышал звон колоколов, и ему почудилось прикосновение к душе могучих крыльев. Он бережно завернул зуб в кусок шелковой ткани, поданный ему Карабеллой, вручил драгоценность жене и сказал:
— Береги его, как зеницу ока, пока он мне не потребуется. Думаю, он мне сильно понадобится в ближайшем будущем. — Он посмотрел в толпу и увидел Милилейн, которая подарила ему зуб. Она глядела на него; ее глаза горели восторгом и благоговением, будто перед ней было некое богоподобное существо.
3
Из‑за двери спальни доносились такие звуки, словно там жарко бранились. Хиссуне сел в постели, насупился, поморгал. Слева, в огромном окне, он заметил над горизонтом красный отблеск рассвета. Из‑за приготовлений ко встрече с Диввисом он лег спать довольно поздно и не слишком обрадовался тому, что его будят на рассвете.
— Кто там? — рявкнул он. — Во имя Дивин, что за суматоха?
— Мой лорд, мне срочно нужно увидеться с вами! — послышался голос Альсимира. — Ваши охранники говорят, что вас запрещено будить при каких угодно обстоятельствах, но дело совершенно неотложное!
Хиссуне вздохнул.
— Кажется, я уже совсем проснулся. Заходи.
Раздался скрежет засова. Мгновение спустя появился крайне взволнованный Альсимир.
— Мой лорд…
— Ну что там?
— На город напали, мой лорд.
Тут Хиссуне окончательно стряхнул с себя остатки сна.
— Напали? Кто?
— Необычные птицы чудовищного вида. Крылья — как у морских драконов, клювы — как косы, а с когтей капает яд.
— Таких птиц не бывает.
— Должно быть, очередные твари метаморфов. Они налетели на Ни‑мойю с юга громадной стаей незадолго до рассвета. Их там сотни, если не тысячи. Они уже заклевали пятьдесят с лишним горожан, и чем дальше, тем хуже. — Альсимир подошел к окну. — Посмотрите, мой лорд, вот, как раз сейчас несколько этих птиц кружатся над дворцом герцога…
Хиссуне присмотрелся. На фоне ясного утреннего неба вились вереницей причудливые тени: громадные птицы, крупнее гихорн и даже милуфт, но гораздо уродливее. Их крылья ничем не напоминали птичьи, а скорее походили на драконьи — кожистые отростки на растопыренном костистом остове, напоминающем пальцы. Зловещего вида загнутые, заостренные клювы были ослепительно красными, а длинные, вытянутые когти имели ярко‑зеленую окраску. Твари носились над городом в поисках добычи, то опускаясь, то поднимаясь, а люди на улицах разбегались в разные стороны, ища, куда бы спрятаться. Хиссуне увидел, как какой‑то неосторожный мальчуган лет десяти‑двенадцати с книжками под мышкой выскочил из дома прямо навстречу одному из чудовищ: птица устремилась вниз, замерла на миг на расстоянии футов десяти от земли, а потом резким движением выбросила вперед когти, распоровшие одежду мальчишки и оставившие кровавый след на его спине. Когда птица взмыла вверх, мальчик в корчах упал на тротуар и почти сразу затих. Тут же сверху камнями свалились три или четыре птицы и принялись рвать его тело.
Хиссуне выругался.
— Ты правильно сделал, что разбудил меня. Что уже предпринято?
— Мы послали на крыши примерно пятьсот лучников, а сейчас собираем дальнобойные излучатели.
— Недостаточно. Совершенно недостаточно. Самое главное сейчас — избежать паники в городе: если по улицам начнут метаться двадцать миллионов ошалелых горожан, они затопчут друг друга насмерть. Жизненно важно показать им, что мы уже овладели ситуацией. Пошли на крыши пять тысяч лучников, десять тысяч, если столько наберется. Я хочу, чтобы каждый, кто способен натягивать лук, принял участие в битве — по всему городу, чтобы все видели, чтобы все успокоились.
— Слушаюсь, мой лорд.
— И отдай приказ, чтобы жители до особых распоряжений оставались в домах. Никто не должен выходить на улицу, независимо от того, какой важности у него дела, пока угроза сохраняется. Еще одно: вели Стимиону сообщить Диввису, что у нас тут возникли некоторые затруднения, так что пускай он будет начеку, если все же собирается войти в город сегодня утром. А кроме того, пошли за тем стариком, который заведует зверинцем редких животных на холмах — его зовут то ли Гитайн, то ли Хитайн. Пусть ему расскажут, что у нас здесь творится, если он еще не знает, и приведут ко мне под надежной охраной; еще нужно подобрать несколько мертвых птиц и принести их сюда, чтобы он мог их изучить. — Хиссуне повернулся к окну и хмуро глядел на улицу. Тело мальчика закрывали девять или десять птиц, терзавших его с ненасытной жадностью. Разбросанные вокруг книжки делали зрелище невыносимым. — Что творят! — горько воскликнул он. — Натравливать чудовищ на детей! Ну ничего, они дорого за это заплатят. Альсимир, мы скормим Фараатаа его собственным птичкам, верно? Ну да ладно, иди, слишком много дел.
Едва Хиссуне приступил к завтраку, как потекли сплошным потоком подробные доклады. Жертвами воздушного налета стали более сотни горожан, и число погибших стремительно росло. А над городом появились еще по меньшей мере две стаи, и, как кто‑то подсчитал, общее количество птиц составляло не менее полутора тысяч особей.
Но стрельба с крыш уже начала приносить свои результаты: из‑за своих размеров птицы летали медленно и неповоротливо, представляя собой отличную цель для лучников, которых они совершенно не боялись. Поэтому их сбивали без особого труда, а полное уничтожение казалось лишь вопросом времени, даже если допустить, что со стороны Пьюрифайна надвигаются очередные стаи. Улицы города были в основном очищены от жителей, благодаря тому, что известие о нападении и распоряжения Коронала достигло самых отдаленных окраин. Птицы описывали зловещие круги над безмолвной, обезлюдевшей Ни‑мойей.
Позже Хиссуне доложили, что Ярмуза Хитайна, смотрителя Парка Легендарных Животных, доставили в Ниссиморн Проспект, и он уже занимается во дворе вскрытием одной из мертвых птиц. Хиссуне встречался с ним несколько дней назад, поскольку Ни‑мойя была наводнена всевозможными смертоносными созданиями самого странного вида, и тогда зоолог дал несколько ценных советов насчет того, что с ними делать. Спустившись вниз, Хиссуне застал Хитайна, пожилого человека с угрюмым взглядом и впалой грудью над останками птицы, настолько огромной, что сначала Хиссуне подумал, будто их здесь несколько.
— Приходилось вам раньше видеть такую тварь? — спросил он.
Хитайн поднял глаза. Он был бледен, весь в напряжении, его била дрожь.
— Нет, мой лорд, никогда. Они словно явились из кошмарного сна.
— Как вы полагаете, они — порождение метаморфов?
— Несомненно, мой лорд. Подобные птицы не могут иметь естественного происхождения.
— Вы имеете в виду, что их вывели искусственно?
Хитайн покачал головой.
— Не совсем, мой лорд. Мне кажется, их создали посредством генетических операций с существующими в природе видами. В основном они, что более‑менее очевидно, напоминают милуфту. Вам известна такая птица? Это самый крупный стервятник Цимроеля. Но им удалось сделать ее еще крупнее и из пожирателя падали превратить в хищника. А таких ядовитых желез, как вот тут, у основания когтей, нет ни у одной птицы Маджипура, но зато в Пьюрифайне имеется одно пресмыкающееся — аммазоар — с точно такими же когтями, и они, кажется, взяли его за образец.
— А крылья? — поинтересовался Хиссуне. — Позаимствовали у морских драконов?
— Очень похоже. В том‑то и дело, что это не обычные птичьи крылья, а что‑то вроде натянутой перепонки, как у дхимсов, к примеру, у летучих мышей, у тех же морских драконов, то есть млекопитающих.
— Это мне известно, — сухо сказал Хиссуне. — Но драконы не летают. Зачем же, на ваш взгляд, понадобилось цеплять птицам драконьи крылья?
Хитайн пожал плечами.
— С точки зрения летных качеств, смысла никакого, как мне кажется. Возможно, это сделано лишь для того, чтобы птицы имели еще более устрашающий вид. Когда одна из форм жизни приспосабливается для военных целей…
— Кто там? — рявкнул он. — Во имя Дивин, что за суматоха?
— Мой лорд, мне срочно нужно увидеться с вами! — послышался голос Альсимира. — Ваши охранники говорят, что вас запрещено будить при каких угодно обстоятельствах, но дело совершенно неотложное!
Хиссуне вздохнул.
— Кажется, я уже совсем проснулся. Заходи.
Раздался скрежет засова. Мгновение спустя появился крайне взволнованный Альсимир.
— Мой лорд…
— Ну что там?
— На город напали, мой лорд.
Тут Хиссуне окончательно стряхнул с себя остатки сна.
— Напали? Кто?
— Необычные птицы чудовищного вида. Крылья — как у морских драконов, клювы — как косы, а с когтей капает яд.
— Таких птиц не бывает.
— Должно быть, очередные твари метаморфов. Они налетели на Ни‑мойю с юга громадной стаей незадолго до рассвета. Их там сотни, если не тысячи. Они уже заклевали пятьдесят с лишним горожан, и чем дальше, тем хуже. — Альсимир подошел к окну. — Посмотрите, мой лорд, вот, как раз сейчас несколько этих птиц кружатся над дворцом герцога…
Хиссуне присмотрелся. На фоне ясного утреннего неба вились вереницей причудливые тени: громадные птицы, крупнее гихорн и даже милуфт, но гораздо уродливее. Их крылья ничем не напоминали птичьи, а скорее походили на драконьи — кожистые отростки на растопыренном костистом остове, напоминающем пальцы. Зловещего вида загнутые, заостренные клювы были ослепительно красными, а длинные, вытянутые когти имели ярко‑зеленую окраску. Твари носились над городом в поисках добычи, то опускаясь, то поднимаясь, а люди на улицах разбегались в разные стороны, ища, куда бы спрятаться. Хиссуне увидел, как какой‑то неосторожный мальчуган лет десяти‑двенадцати с книжками под мышкой выскочил из дома прямо навстречу одному из чудовищ: птица устремилась вниз, замерла на миг на расстоянии футов десяти от земли, а потом резким движением выбросила вперед когти, распоровшие одежду мальчишки и оставившие кровавый след на его спине. Когда птица взмыла вверх, мальчик в корчах упал на тротуар и почти сразу затих. Тут же сверху камнями свалились три или четыре птицы и принялись рвать его тело.
Хиссуне выругался.
— Ты правильно сделал, что разбудил меня. Что уже предпринято?
— Мы послали на крыши примерно пятьсот лучников, а сейчас собираем дальнобойные излучатели.
— Недостаточно. Совершенно недостаточно. Самое главное сейчас — избежать паники в городе: если по улицам начнут метаться двадцать миллионов ошалелых горожан, они затопчут друг друга насмерть. Жизненно важно показать им, что мы уже овладели ситуацией. Пошли на крыши пять тысяч лучников, десять тысяч, если столько наберется. Я хочу, чтобы каждый, кто способен натягивать лук, принял участие в битве — по всему городу, чтобы все видели, чтобы все успокоились.
— Слушаюсь, мой лорд.
— И отдай приказ, чтобы жители до особых распоряжений оставались в домах. Никто не должен выходить на улицу, независимо от того, какой важности у него дела, пока угроза сохраняется. Еще одно: вели Стимиону сообщить Диввису, что у нас тут возникли некоторые затруднения, так что пускай он будет начеку, если все же собирается войти в город сегодня утром. А кроме того, пошли за тем стариком, который заведует зверинцем редких животных на холмах — его зовут то ли Гитайн, то ли Хитайн. Пусть ему расскажут, что у нас здесь творится, если он еще не знает, и приведут ко мне под надежной охраной; еще нужно подобрать несколько мертвых птиц и принести их сюда, чтобы он мог их изучить. — Хиссуне повернулся к окну и хмуро глядел на улицу. Тело мальчика закрывали девять или десять птиц, терзавших его с ненасытной жадностью. Разбросанные вокруг книжки делали зрелище невыносимым. — Что творят! — горько воскликнул он. — Натравливать чудовищ на детей! Ну ничего, они дорого за это заплатят. Альсимир, мы скормим Фараатаа его собственным птичкам, верно? Ну да ладно, иди, слишком много дел.
Едва Хиссуне приступил к завтраку, как потекли сплошным потоком подробные доклады. Жертвами воздушного налета стали более сотни горожан, и число погибших стремительно росло. А над городом появились еще по меньшей мере две стаи, и, как кто‑то подсчитал, общее количество птиц составляло не менее полутора тысяч особей.
Но стрельба с крыш уже начала приносить свои результаты: из‑за своих размеров птицы летали медленно и неповоротливо, представляя собой отличную цель для лучников, которых они совершенно не боялись. Поэтому их сбивали без особого труда, а полное уничтожение казалось лишь вопросом времени, даже если допустить, что со стороны Пьюрифайна надвигаются очередные стаи. Улицы города были в основном очищены от жителей, благодаря тому, что известие о нападении и распоряжения Коронала достигло самых отдаленных окраин. Птицы описывали зловещие круги над безмолвной, обезлюдевшей Ни‑мойей.
Позже Хиссуне доложили, что Ярмуза Хитайна, смотрителя Парка Легендарных Животных, доставили в Ниссиморн Проспект, и он уже занимается во дворе вскрытием одной из мертвых птиц. Хиссуне встречался с ним несколько дней назад, поскольку Ни‑мойя была наводнена всевозможными смертоносными созданиями самого странного вида, и тогда зоолог дал несколько ценных советов насчет того, что с ними делать. Спустившись вниз, Хиссуне застал Хитайна, пожилого человека с угрюмым взглядом и впалой грудью над останками птицы, настолько огромной, что сначала Хиссуне подумал, будто их здесь несколько.
— Приходилось вам раньше видеть такую тварь? — спросил он.
Хитайн поднял глаза. Он был бледен, весь в напряжении, его била дрожь.
— Нет, мой лорд, никогда. Они словно явились из кошмарного сна.
— Как вы полагаете, они — порождение метаморфов?
— Несомненно, мой лорд. Подобные птицы не могут иметь естественного происхождения.
— Вы имеете в виду, что их вывели искусственно?
Хитайн покачал головой.
— Не совсем, мой лорд. Мне кажется, их создали посредством генетических операций с существующими в природе видами. В основном они, что более‑менее очевидно, напоминают милуфту. Вам известна такая птица? Это самый крупный стервятник Цимроеля. Но им удалось сделать ее еще крупнее и из пожирателя падали превратить в хищника. А таких ядовитых желез, как вот тут, у основания когтей, нет ни у одной птицы Маджипура, но зато в Пьюрифайне имеется одно пресмыкающееся — аммазоар — с точно такими же когтями, и они, кажется, взяли его за образец.
— А крылья? — поинтересовался Хиссуне. — Позаимствовали у морских драконов?
— Очень похоже. В том‑то и дело, что это не обычные птичьи крылья, а что‑то вроде натянутой перепонки, как у дхимсов, к примеру, у летучих мышей, у тех же морских драконов, то есть млекопитающих.
— Это мне известно, — сухо сказал Хиссуне. — Но драконы не летают. Зачем же, на ваш взгляд, понадобилось цеплять птицам драконьи крылья?
Хитайн пожал плечами.
— С точки зрения летных качеств, смысла никакого, как мне кажется. Возможно, это сделано лишь для того, чтобы птицы имели еще более устрашающий вид. Когда одна из форм жизни приспосабливается для военных целей…