– Я не верю всей этой чуши насчет древних проклятий, так что не пытайся меня запугать, – заявила негодяйка, роясь в сундуке Элизабет.
   – Н-нет…
   Амелия Уинтерз обернулась и бросила на девушку враждебный взгляд:
   – Так скажешь мне, где твой дневник?
   – Н-н…
   А потом она могла только мысленно кричать: «Джек! Помоги мне, Джек! Не дай ей украсть мои записки и карты!»
   Больше Элизабет ничего не помнила. У нее даже не хватило сил, чтобы громко крикнуть. Всего одно слово промелькнуло в сознании. Одно только имя было у нее на губах, когда она провалилась в пропасть забытья: «Джек!»

Глава 22

   Джек!
   Элизабет проснулась в страхе и села на постели.
   Только оказалось, что она вовсе не в своей постели. Она лежала на мягком матрасе, расстеленном прямо на полу, накрытая до подбородка богато расшитым покрывалом.
   Трудно было сказать, что хуже: страшная пульсирующая боль в висках или открытие, что под покрывалом на ней ничего нет.
   Боже избави! Неужели она все-таки попала к торговцам белыми рабами? Ее продали в гарем. Она стала экзотической игрушкой богатого паши.
   Элизабет быстро легла на спину и зарылась в шелковистое покрывало.
   Что она может вспомнить?
   Ее отец умер. Это воспоминание стрелой пронзило ей сердце. Она помнила тот день во всех его печальных подробностях. Это произошло всего лишь вчера?
   Нет.
   В ее памяти стали возникать какие-то туманные картины. Что-то подсказывало ей, что с того момента, когда они с Али хоронили отца, прошло немало времени.
   Али? Где он теперь, ее объявившийся брат? Что случилось с красивым юношей, к которому она успела так сильно привязаться?
   Элизабет вспомнилась новая картина. На этот раз перед ней предстала светловолосая женщина с пристальным взглядом, в котором читались алчность и злоба. Теперь к ней возвращались все новые подробности. Ее опекунша принесла теплого молока с каким-то сонным зельем. Ее опоили.
   Они украли ее дневник!
   Элизабет прижала ладони к вискам, и пульсирующая боль на минуту утихла.
   Ей необходимо собраться с мыслями. Кто же украл ее дневник и бумаги? Полковник и миссис Уинтерз? Да. Но не с полковником, а с графом Андре Полонски.
   Предатели! Негодяи! Злодеи! Они бесчестны, подлы и коварны.
   Джек.
   Боже, Джек ведь не знает, что они за люди! Ей необходимо найти способ как-то его предупредить. Надо только молить Бога, чтобы ее предостережение не опоздало.
   Элизабет снова села. На этот раз она двигалась медленно и старалась не шевелить головой. Только теперь она увидела, что у входа в шатер сидит прелестная юная девушка.
   Пол в просторном шатре был покрыт пышными персидскими коврами. Повсюду висели крошечные бронзовые колокольчики. Они качались от легкого ветерка, проникавшего в шатер, и мелодично позванивали, создавая чудесную, почти неземную музыку.
   Стены украшали искусно сотканные гобелены. В разных местах были расставлены лампы, так что в шатре было светло. Внутреннее убранство дополняли огромные керамические вазы, украшенные сложной резьбой столики и сундуки самых разных форм и размеров.
   Этот шатер явно принадлежал какому-то очень богатому паше.
   Элизабет решила спросить, где находится, но вместо этого почему-то сказала:
   – Я хочу пить.
   Девчушка стремительно вскочила, радуясь возможности услужить. Она ответила с едва заметным акцентом:
   – Конечно, миледи. Ваше желание для меня закон. Вы не голодны? Вам тепло? Вы не замерзли? Может, вы пожелаете вина или предпочтете козье молоко?
   Элизабет слабо улыбнулась:
   – Просто немного воды. Спасибо.
   Она больше никогда и в рот не возьмет козье молоко!
   Девушка поспешно подошла к ближайшему столику и налила воды в красивый кубок. Она церемонно подала чашу Элизабет и сразу же направилась к выходу из шатра.
   Элизабет поднесла кубок к губам и отпила глоток. Вода показалась ей необычайно вкусной и освежающей. Когда девушка подняла занавес, служивший дверью, Элизабет окликнула ее:
   – Вы уже уходите?
   – Только на несколько минут, миледи. Я должна известить моего господина о том, что вы проснулись. Я скоро вернусь.
   Элизабет допила воду и почувствовала, что с удовольствием выпила бы еще. Ей пришлось признаться себе и в том, что она внезапно испытала сильнейший голод. У нее создалось впечатление, что желудок ее совершенно пуст – будто она не ела уже несколько дней. Она понятия не имела, сколько времени прошло после рокового визита Амелии Уинтерз.
   На столике, где стоял кувшин с водой, Элизабет увидела блюдо со свежими фруктами и несколько хлебных лепешек. Она решила, что может поесть и без разрешения.
   Завернувшись в покрывало, Элизабет с трудом встала со своего странного ложа. Оказалось, что она ослабела и ноги у нее дрожат. Она кое-как добралась до столика с едой и опустилась возле него на колени.
   Элизабет успела съесть с дюжину крупных темных виноградин, когда раздался «стук в дверь»: кто-то несколько раз постучал по шесту, расположенному у входа. Занавеска на входе отлетела в сторону, и в шатер решительно вошел незнакомец.
   Это был человек очень необычный: благородное лицо, точеный нос и волевой подбородок; глаза, большие и темные, цвета самого темного обсидиана, традиционно для Египта подведенные сурьмой, светились умом.
   На нем красовались широкая рубашка и халат из самого дорогого шелка, богато расшитые золотом и серебром. Рукоять кинжала, заткнутого за кушак, украшали драгоценные камни: бриллианты, изумруды, рубины – такие крупные, каких Элизабет еще никогда не случалось видеть.
   Шею его окружал массивный воротник из многих тысяч крошечных бусин: настоящее сокровище царей… или фараонов. Пальцы его были унизаны кольцами, на запястьях блестели золотые браслеты, грудь тоже в богатых украшениях… Даже на лодыжках виднелись золотые обручи. Элизабет никогда прежде не видела столь великолепных драгоценностей: подобными не могли похвастаться ни Британский музей, ни Музей древностей в Каире.
   Но больше всего ее потрясли волосы незнакомца: она просто не могла оторвать от них глаз.
   У него были рыжие волосы. Естественно рыжие. Довольно темные. Цвета меди.
   – Тысяча извинений за вторжение, леди Элизабет, – любезно проговорил вошедший на идеально правильном английском, что свидетельствовало о его отличном образовании. – Я не знал, что вы обедаете.
   Она кивнула и попыталась проглотить кусок хлеба, который вдруг застрял у нее в горле.
   – Ради Бога, продолжайте, – вежливо предложил он. – Я предполагал, что вам захочется что-нибудь съесть. Так приятно видеть, что вы пришли в себя и уже можете встать.
   Элизабет взяла со стола свой кубок и запила водой застрявший в горле кусок хлеба. Наконец она могла говорить.
   – Я не хотела бы показаться невоспитанной, но кто вы? Откуда вам известно мое имя? Где я нахожусь? Как я оказалась в этом… месте?
   Незнакомец весело рассмеялся и поднял богато украшенные руки, шутливо показывая, что сдается.
   – Я принц Рамсес, моя дорогая леди. Что до остальных вопросов, то право отвечать на них я предоставлю вашему мужу.
   – Моему мужу? – озадаченно переспросила Элизабет.
   – Черному Джеку.
   Она по-прежнему ничего не могла понять.
   – Черному Джеку?
   Рыжие брови принца Рамсеса сдвинулись, но вскоре он снова улыбнулся и пояснил:
   – Джеку. Или, может быть, вы знаете его только как лорда Джонатана Уика.
   Элизабет попыталась встать, но обнаружила, что у нее по-прежнему нет сил.
   – Джек здесь? Где он? Мне необходимо с ним поговорить!
   Принц Рамсес ответил:
   – Джека сейчас здесь нет, но мы ожидаем его возвращения в ближайшее время. – После небольшой паузы он добавил: – У него оставалось одно неоконченное дело.
   Элизабет встревожилась еще сильнее:
   – Мне надо его предостеречь! Мне надо сообщить ему нечто важное относительно Амелии Уинтерз и графа Полонски.
   Принц неспешно подошел к столику, взял с блюда сочную виноградину и как ни в чем не бывало отправил ее себе в рот.
   – Насколько я знаю, миссис Уинтерз и граф Полонски как раз и есть те люди, которыми занимается сейчас Джек.
   На душе у Элизабет все равно было немного тревожно.
   – Значит, Джеку известно об их предательстве?
   – Да, ему хорошо это известно.
   – Скажите мне, пожалуйста, ему угрожает какая-нибудь опасность?
   – Ни в коем случае.
   – Вы в этом совершенно уверены?
   – Абсолютно уверен. – Темные глаза настороженно сощурились. – Черный Джек может прекрасно о себе позаботиться, в любых обстоятельствах. – Принц Рамсес пожал украшенными золотом плечами. – Возможно, существует только одно исключение: некая прекрасная молодая англичанка.
   Элизабет понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что принц сказал именно о ней, после чего она густо покраснела.
   – А, я вижу, что вы действительно его любите.
   Она отвела взгляд.
   – Это просто превосходно, леди Элизабет. Мой друг очень долго не женился. Мне не хотелось бы, чтобы он провел свою жизнь без страсти, нежности и любви, которые сам я нашел с моими женами.
   Эти слова заставили ее резко вскинуть голову:
   – Женами?!
   Надо отдать принцу должное: он не стал смеяться над ее невежеством.
   – Как принято у моего народа с древних времен, мне разрешается жениться столько раз, сколько я захочу.
   Возможно, расспрашивать его было невежливо, но любознательная Элизабет не выдержала:
   – И сколько раз вы захотели жениться, милорд?
   – Три раза. И у меня тринадцать детей. Но я еще молод. Мне только двадцать шесть.
   – Джеку тоже двадцать шесть.
   – Да, я знаю. Мы вместе учились.
   – Учились?
   – В Кембридже.
   – Понятно. – Конечно, на самом деле ей было все совершенно непонятно. Однако обучение в Кембридже по крайней мере объясняло, почему принц Рамсес так великолепно владеет английским языком.
   – По-видимому, Черный Джек не рассказал вам всего? – осведомился принц.
   Элизабет начала догадываться, что этот Черный Джек не счел нужным или еще не успел рассказать ей очень и очень многое.
   Неужели они действительно женаты?
   Или это только очередная уловка, как и их помолвка?
   А если они действительно стали мужем и женой, то почему она не может вспомнить церемонию бракосочетания?
   – Мы так мало были вместе, – беспомощно ответила она. У нее снова заболела голова.
   – Да, я понимаю. И еще такое несчастье. Погиб ваш отец, лорд Стенхоуп. Прошу вас принять мои соболезнования, миледи.
   Элизабет закусила губу.
   – Благодарю вас.
   И тут она заметила у принца Рамсеса кольцо. На среднем пальце правой руки.
   Оно было золотое. Из червонного золота.
   Оно имело форму анка – древнего египетского символа жизни.
   – Мой муж… – Как странно звучало в ее устах это слово: непривычно и в то же время необычайно приятно! – Мой муж носит точно такое же кольцо, что и вы.
   – Джек вам не объяснил, откуда оно?
   – Нет.
   – Некоторые детали этой истории вправе рассказывать только он сам, но я расскажу вам ту ее часть, которая принадлежит мне. Вы, конечно же, обратили внимание на цвет моих волос.
   Она закивала, подыскивая ответ, который не оскорбил бы этого величественного человека.
   – Он очень красивый и необычный.
   – Да, разумеется. В древние времена (я говорю сейчас о временах тысячелетней давности) рыжие волосы считались знаком злых сил. Египтянин, рождавшийся с рыжими волосами, считался неполноценным или, еще хуже, принадлежавшим злу. – Он засмеялся и налил себе в кубок вина. – Но все это изменилось.
   – Несомненно. Наверное, отношение населения к этому цвету изменил сам Рамсес Второй: ведь написано, что у него были рыжие волосы… – Приглушенным голосом Элизабет повторила, как заклинание: – Принц Рамсес. Рамсес Великий. – Глаза у нее округлились от изумления, и она стремительно прижала ладонь к губам: – Значит, вы…
   Принц Рамсес с величайшим достоинством наклонил голову:
   – Я – прямой потомок фараонов. И мое кочевое племя, которое зовет себя Народом, – мы все потомки древнего населения, когда-то правившего Черной страной.
   Сердце Элизабет Гест трепетало от радостного волнения. Это было чудесное приключение: о таком она и мечтать не могла!
   – И значит, вы прямой потомок Мернептона Сети, не так ли, милорд?
   – Так.
   – И это кольцо?
   – Мы с Черным Джеком носим эти кольца как напоминание о том, что он когда-то сохранил мне жизнь, a я потом ответил ему тем же.
   Она была потрясена.
   – Вы спасли друг другу жизнь?
   Принц позволил себе несколько подробностей:
   – Мы с ним – братья и всегда останемся братьями. Кровными братьями. Так было еще с того времени, когда мы много лет назад вместе учились в Кембридже. Но этот рассказ принадлежит Джеку, и для него сейчас не время. Что касается меня… Он спас меня от предательства и от вражеского кинжала, нацеленного мне в спину. – Он так плотно переплел пальцы, что невозможно было определить, где кончается одна рука и начинается вторая. – Мы с Джеком связаны – и в этой жизни и в той, что ожидает нас после смерти. Он дорог мне – дороже всех других. Я ценю его жизнь выше моей собственной. Ибо он – человек высочайшей чести.
   Элизабет не замечала, что плачет, пока не почувствовала на губах соленый вкус своих слез.
   Ее царственный гость протянул руку и осторожно прикоснулся к влажной от слез щеке.
   – Вы уверены, что сильно его любите? Из вас получилась бы жена, достойная царя. Я не сомневаюсь, что остальные мои жены встретили бы вас с распростертыми объятиями.
   – Благодарю вас, сударь, за ваше лестное предложение. Но для меня существует только один мужчина.
   – Надеюсь, Джек понимает, насколько ему повезло, – пробормотал принц. Склонив голову набок, он прислушался. – И мне кажется, что ваш супруг легок на помине. Я уже его слышу. Несомненно, он сначала позаботился о своей возлюбленной Шехерезаде.
   – О своей возлюбленной Шехерезаде? – переспросила Элизабет чуть слышно.
   «Кто она такая, эта чертова Шехерезада?»
   Принц Рамсес повернулся к входу в шатер, где как раз в эту секунду отодвинулась занавеска. В помещение стремительно вошел Черный Джек, сбрасывая с головы капюшон.
   – Элизабет, дорогая моя! Ты наконец-то очнулась!
   На нем был традиционный наряд и головной убор зажиточного египтянина, как в тот первый день, когда она встретилась с ним возле базара в Александрии.
   Элизабет была настолько рада видеть его целым и невредимым, убедиться в том, что он не пострадал при встрече с предателями – Амелией Уинтерз и графом Полонски, – что на секунду забыла о своей обиде на него.
   Но уже в следующую секунду она встала, гордо выпрямившись во весь рост.
   – Да, муж мой, я очнулась, – проговорила она.
   – Ну, Элизабет, это я могу объяснить, – начал он.
   – И заодно с этим, муж мой, не объяснишь ли ты мне, кто такая твоя возлюбленная Шехерезада?
   Рами встал, похлопал старого друга по плечу, радостно рассмеялся и сказал, направляясь к выходу из шатра:
   – Сдается мне, старина, что теперь тебе придется несладко.

Глава 23

   Как только они остались вдвоем, Элизабет уперла руки в бока и осведомилась голосом, который прозвучал неожиданно сильно, если принять во внимание то, что ноги у нее по-прежнему подгибались:
   – И кто такая эта Шехерезада, смею спросить?
   Черный Джек не мог решить, то ли ему целовать эту злую фурию, то ли встряхнуть хорошенько.
   Он несколько дней находился в седле: сначала чтобы «позаботиться» об Амелии Уинтерз и Андре Полонски, потом – чтобы поскорее вернуться к Элизабет. Он позволял себе только короткие остановки, чтобы напоить и накормить Шехерезаду! Его кобыла отличалась силой и выносливостью.
   Джек устал и проголодался, и ему очень не понравились сварливые ноты, звучавшие в голосе его жены. Наверное, следует с самого начала показать ей, кто будет в их доме хозяином.
   Джек скинул пыльное верхнее одеяние и бросился на груду подушек.
   – Я голоден и хочу пить. Сначала я поем и утолю жажду. После этого я буду мыться. И только потом мы обо всем поговорим.
   – Мы будем разговаривать сейчас.
   Его сузившиеся глаза блестели, как две льдинки.
   – Сначала я поем и утолю жажду.
   – Кто такая Шехерезада?
   Черный Джек решительно налил себе в кубок пальмового вина и разломил пополам лепешку.
   Жадно оторвав зубами кусок хлеба, он начал его жевать. Время от времени он делал паузу, чтобы поднести к губам кубок и запить хлеб щедрым глотком вина. При этом он бормотал себе под нос:
   – Мне следовало бы жениться на женщине Народа. Они знают, как надо заботиться о мужчине, который устал и хочет пить, который два дня и две ночи ехал верхом, чтобы поскорее вернуться к своей женщине.
   Элизабет опустилась рядом с ним на колени.
   – Ты ехал верхом два дня и две ночи, чтобы вернуться ко мне?
   Он посмотрел ей прямо в глаза.
   – Да.
   – А не для того, чтобы увидеться с Шехерезадой?
   Он нахмурился:
   – Конечно, нет. Шехерезада была со мной.
   Щеки Элизабет вспыхнули.
   – Ты взял с собой другую женщину?! – возмущенно воскликнула она.
   Черный Джек решил, что это пора прекращать. Давно пора, если уж на то пошло.
   – Шехерезада – существо женского пола, но она не женщина.
   «Слава Богу!» – мысленно добавил он.
   Элизабет была явно озадачена:
   – Тогда кто же она такая?
   Джек не торопясь отрывал сочные ягоды от большой кисти темного винограда и отправлял их в рот.
   – Так кто же она? – раздраженно повторила Элизабет.
   – Моя лошадь.
   Джек навсегда запомнит выражения, которые стремительно сменяли друг друга на лице Элизабет в эти последние несколько минут, – то гнев, то ревность, то чувство облегчения. А теперь на нем снова отразился гнев, так что круг был замкнут.
   – Лошадь?! – воскликнула она.
   Джек кивнул. Его глаза искрились смехом.
   Она схватила вышитую подушку и сердито бросила в него.
   – Ты специально заставил меня думать, что Шехерезада – это женщина! А это была твоя лошадь!
   Он без труда поймал подушку и отложил ее в сторону.
   – Ревновала, радость моя?
   – Ревновала? Ха! С какой стати мне ревновать?
   – Потому что ты не хочешь ни с кем меня делить.
   Ее изящный носик высокомерно вздернулся.
   – Вы явно перегрелись на солнце, милорд. Оно повредило вам мозги, так что теперь вы бредите и страдаете манией величия.
   Он запрокинул голову и искренне рассмеялся.
   К Элизабет вдруг вернулась серьезность. Она поменяла тему разговора.
   – Ты должен все мне рассказать, Джек. – Она стиснула его плечо. – Где мой брат? Он здоров? Ему ничто не угрожает?
   Он поспешил ее успокоить:
   – Не бойся. Али здоров и в безопасности. Он решил погостить у родителей своей матери, пока вся эта история не закончится.
   – Я очень рада это слышать, – призналась Элизабет, отпуская его плечо. – Али как-то сказал мне, что его мать умерла во время родов. Теперь, когда папы тоже не стало, я испугалась, как бы он не начал думать, что остался совершенно один.
   – Об Али прекрасно позаботятся. Кроме бабушки и дедушки, у него еще масса родственников: дяди, тетки и двоюродные братья и сестры.
   Элизабет начала нервно теребить бахрому подушки.
   – Но я его единственная сестра.
   Джек решительно кивнул, продолжая смотреть ей прямо в глаза:
   – Ты – его единственная сестра.
   – Конечно, если не считать остальных в Англии.
   – Если не считать остальных в Англии.
   Ему показалось, что Элизабет приняла для себя какое-то важное решение.
   – Я должна буду повидаться с братом, когда эта история закончится.
   – Я сам тебя к нему отвезу.
   – Спасибо. – Она посмотрела на Джека с искренней благодарностью и пододвинула ему тарелку сладкого печенья, пропитанного медом. – Не хотите ли еще откушать, милорд?
   Черный Джек вежливо отказался.
   – Теперь я вымоюсь и расскажу тебе о миссис Уинтерз и графе Полонски. – Уже начав раздеваться, он добавил: – Если, конечно, тебя это интересует.
   Элизабет нетерпеливо подалась к нему:
   – Конечно, интересует! Ты не должен пропускать ничего, даже самой мелкой и маловажной детали! Я хочу услышать все.
   Джек прикусил щеку, чтобы сдержать улыбку. Какое она любознательное существо, его женушка! Он вздохнул. Жена. Надо полагать, это будет следующим вопросом, который она пожелает ему задать.
   – Я постараюсь вспомнить все подробности, какими бы незначительными они ни казались, – пообещал он, продолжая раздеваться.
   – Милорд, вы вот-вот снимете с себя всю одежду, – напомнила ему Элизабет.
   «Что это за женские глупости?» – подумал Джек, а вслух произнес:
   – Мадам, я это прекрасно сознаю.
   – Но ты будешь… совершенно… неодет!
   – Да, конечно. А по-твоему, следует мыться в одежде?
   – Но…
   – Ты уже видела меня обнаженным. Если уж зашла об этом, мы не должны стесняться друг друга.
   У Элизабет перехватило дыхание. Джек заметил, что она старается на него не смотреть. Однако любопытство вскоре оказалось сильнее смущения. Он поймал на себе, на своем обнаженном теле, ее пристальный взгляд, и его мужское естество мгновенно на это отреагировало. Джек почувствовал, как его плоть наливается страстью: всего несколько секунд, и его возбуждение стало невозможно скрыть.
   – Проклятый недуг! – негромко выругался он и с изумлением услышал, что Элизабет робко засмеялась.
   – Даже против самого серьезного недуга должно существовать лекарство! – с неожиданной смелостью заявила она.
   Джек встал в небольшую медную лохань и снял с ближайшего шеста мешочек из козьей шкуры. Из него он вылил себе на голову немного драгоценной воды, и она потекла по его телу тоненькими ручейками. После этого он зачерпнул из чашки горсть чистейшего белого песка и начал легко тереть им свое тело.
   – Расскажи мне, что происходило, когда я потеряла сознание, Джек! – попросила Элизабет.
   – А в какой момент ты потеряла сознание?
   Элизабет немного помолчала, а потом почти шепотом ответила ему:
   – Это было вечером того дня, когда погиб отец. Я готовилась ко сну, а Амелия Уинтерз пришла ко мне со стаканом подогретого козьего молока. – Ее голос стал громче, даже послышались гневные ноты. – Она уверяла, что молоко поможет мне уснуть. Конечно! Эта ведьма что-то подмешала мне в молоко, чтобы я не смогла проснуться.
   – Какая подлость!
   Элизабет энергично кивнула.
   – Я помню, она смеялась и говорила, что они собираются завладеть моим дневником и картами. А я не смогу им помешать, потому что не проснусь и не побегу за ней.
   Джек секунду стоял неподвижно, прекратив тереть песком покрытую темными завитками грудь.
   – Так, значит, это Амелия Уинтерз рылась в твоих вещах, когда ты ночевала в гробнице леди Исиды?
   – Она сама призналась мне в этом. – Элизабет тяжело вздохнула. – И еще, что граф Полонски был с ней заодно.
   Продолжая мыться, Джек рассказывал:
   – Первым неладное заметил Али. Он хотел поговорить с тобой, и его встревожило, что ты не отозвалась ни на его стук, ни на оклики. Он сразу же сообщил об этом мне: разбудил меня рано утром.
   Джек принялся мыть спину, но под левой лопаткой оказалось место, до которого ему никак не удавалось дотянуться.
   – Дорогая, оказывается, я должен просить тебя о помощи.
   Элизабет подняла голову:
   – Да, милорд?
   – Вот тут есть одно место, – он показал ей, какое именно место имел в виду, – до которого я не могу дотянуться. Ты не возражаешь?
   С этими словами он протянул ей горсть белого песка.
   – Конечно, – не без смущения откликнулась Элизабет, вставая на ноги. Взяв у него песок, она попыталась тереть им его спину под левой лопаткой. – К сожалению, мытье песком требует умения, которое я пока не освоила. У меня весь песок просыпался.
   – Это ничего, – сказал он, напомнив себе, что необходимо продолжать делать глубокие вдохи и выдохи. Робкое прикосновение ее пальцев заставило его забыть обо всем.
   – Я потерла то место, которое надо тереть?
   Джеку отчаянно хотелось сказать «нет», громко крикнуть «нет» и объяснить Элизабет, какому месту требуется ее прикосновение.
   Джек никогда не назвал бы себя человеком скромным, но в этот момент он был настолько близок к тому, чтобы пролить свое семя прямо в воздух, что вынужден был повернуться к ней спиной и поспешно закончить мытье.
   – Так вот, – проговорил он, немного овладев собой, – мы заглянули во все остальные дома для гостей и обнаружили, что они опустели. Исчезли не только Амелия Уинтерз и Андре Полонски, но и полковник тоже, Это известие было для нее полной неожиданностью.
   – Полковник Уинтерз тоже исчез?
   Джек кивнул:
   – Как сквозь землю провалился.
   – Господи, а что, если с беднягой сделали что-то дурное?
   – Нисколько, – отозвался Джек с сардонической улыбкой.
   Он смыл песок с тела и выпрямился. В черных волосах на его голове, на груди, на стреле вдоль живота и в треугольнике вокруг гордой плоти блестели капли воды, напоминавшие росу. Он взял чистое одеяние и набросил его себе на плечи.
   – А куда деть эту воду? – спросила Элизабет.
   – Здесь, в пустыне, мы воду зря не тратим, особенно ту, которую берем в оазисе, чтобы мыться. Песок быстро осядет на дно лохани, и воду можно будет использовать – постирать одежду или напоить животных.
   Ее голос стал хрипловато-грудным:
   – Очень разумно, милорд.