Страница:
Лорд Джонатан добавил:
– Некоторые по-прежнему считают, что в этой пирамиде есть потайные коридоры и неоткрытые усыпальницы.
Али подтвердил, что это действительно так.
Джонатан Уик со смехом сказал:
– А еще на одном из бесчисленных камней можно увидеть самый странный иероглиф из всех когда-либо обнаруженных в Египте.
Элизабет заглянула ему в лицо:
– И что он означает?
– Его можно перевести так: «Верх здесь».
Она рассмеялась:
– Древняя шутка!
Он тоже засмеялся:
– Совершенно верно.
– Пришло время войти в пирамиду, ситте, если вы готовы, – предложил Али.
– Я готова, – уверила его Элизабет, хотя у нее снова отчаянно билось сердце, а ладони, скрытые перчатками, были, как ей показалось, влажными от пота.
– Будьте осторожны, миледи. И вы тоже, милорд. Путь длинный и временами опасный, – предостерег их Али.
Пирамиду Хеопса считали одним из семи чудес света за ее гигантские размеры, однако Элизабет знала, что ее внутреннее устройство с переходами, коридорами, вентиляционными отверстиями, большой галереей и усыпальницей фараона тоже было чудом архитектуры.
– Сначала нам надо попасть в большую галерею. Она очень длинная и узкая, – сообщил молодой проводник. – После того как мы спустимся почти на сто футов по одному наклонному переходу, а потом поднимемся еще на сто шестьдесят – и все это в толще пирамиды, – мы доберемся до помещения, в которое внесли фараона.
Они вереницей двинулись в проход.
Внутри пирамиды оказалось холодно.
Холодно и темно, поняла Элизабет с содроганием, когда они начали свой спуск в самое сердце великой пирамиды. Впереди, в каменном коридоре, держа в руке факел, ожидал их человек, закутанный в широкое одеяние с капюшоном. Примерно в сорока футах дальше, на самом краю полной темноты, стояла еще одна закутанная фигура с факелом. Дальше оказалась еще одна и еще… Их факелы служили единственным источником света в огромной каменной гробнице.
Элизабет старалась справиться с волнением и развеять страх, затаившийся в уголке ее сознания. Она слышала стук своего сердца и свое шумное дыхание, которое становилось все более и более затрудненным. Хотя потолок коридора находился достаточно высоко над ее головой, она остро ощущала присутствие многих тонн камня, нависавших над нею.
Элизабет всмотрелась вперед, в наполненный тенями переход, и не заметила, что шедшая впереди нее Колетт внезапно остановилась, как вкопанная. Элизабет невольно налетела на нее.
– Миледи…
– Что случилось, Колетт?
У молодой француженки отчаянно дрожал голос:
– Н-ничего.
– Нет, что-то случилось. В чем дело?
– Мне страшно.
– Страшно?
– Oui, миледи.
Элизабет невольно перешла на шепот:
– Чего ты боишься?
– Не знаю, миледи.
Служанка дрожала всем телом.
– Ты замерзла?
– Oui.
– Голова кружится?
– Oui.
– Тебе нехорошо?
– Oui.
– О Боже!
– Мне очень-очень жаль, миледи, но, кажется, у меня болезнь, от которой страдают некоторые люди, когда оказываются в закрытом помещении. Мне трудно дышать.
Элизабет ободряюще похлопала служанку по плечу:
– Постарайся успокоиться и дыши глубже.
Ее спутница застонала:
– C'est impossible[2]. У меня сердце вот-вот разорвется, миледи. Ноги меня не держат. Боже, я испортила вам посещение пирамид!
Элизабет прекрасно владела собой в критических ситуациях. Дома она часто успокаивала мать, или свою старшую сестру Каролину, или одну из служанок Стенхоуп-Холла. Она привыкла к тому, что некоторые женщины постоянно впадают в истерику. К счастью, она была не такой. Вот и сейчас ей очень пригодится умение не терять головы.
– Ничего, Колетт. Ты не виновата, – сказала она совершенно спокойно. – Бывает.
Али вернулся туда, где они остановились, а лорд Джонатан, шедший последним, быстро догнал их.
– В чем дело, ситте? Почему вы задержались?
– С вами все в порядке, Элизабет?
– Со мной все в порядке, – ответила она обоим мужчинам. – Но вот Колетт… Она плохо себя чувствует.
– Все дело в этом… месте, – всхлипнула француженка. – У меня такое чувство, будто стены наваливаются на меня!
Проводник воскликнул:
– Э, такое бывает! Не все ведут себя спокойно внутри гробниц.
– Придется идти обратно, – заявила Элизабет. – Вот и все.
– Нет, миледи! – запротестовала ее служанка. – Вы должны идти дальше! Я не хочу портить вам день. Я могу вернуться одна.
– Немыслимо, – ответила Элизабет ласково, но твердо, – коридор слишком крутой и скользкий.
Лорд Джонатан вмешался в разговор:
– Леди Элизабет права.
Колетт отчаянно вскрикнула:
– Но, милорд!
– Проблему мы решим очень просто. Али выведет вас наружу, мадемуазель. Вы будете дожидаться нас в деревне у основания сфинкса, где мы оставили осликов. – Он повернулся к их молодому проводнику. – В корзинке есть бутылка вина. Налейте мадемуазель Дюве немного, чтобы успокоить ее нервы.
Али склонил свою красивую голову:
– Это я сделаю, милорд.
– А мы с леди Элизабет все-таки осмотрим усыпальницу фараона. И скоро к вам присоединимся.
– Да, милорд.
– Пока, Колетт! – крикнула Элизабет вслед уходящей служанке, которая вместе с Али направилась обратно к выходу.
Даже когда Колетт и Али скрылись из виду, Элизабет все еще оставалась в нерешительности. Ей было одновременно и страшно, и захватывающе интересно остаться наедине с лордом Джонатаном. В конце концов желание увидеть самое сердце пирамиды Хеопса перевесило чашу весов в пользу того, чтобы продолжить путь.
Лорд Джонатан чуть поклонился:
– Сюда, миледи. – С этими словами он согнул руку в локте. – Возможно, было бы разумнее взять меня под руку. Как вы сами сказали мисс Дюве, коридор крутой и скользкий.
Элизабет рада была опереться на его руку:
– Это так, милорд.
Они пошли дальше, обсуждая, какое огромное количество рабочих требовалось для строительства пирамид Гизы и как после завершения строительства рабочие уходили по специальным коридорам. Говорили, что здесь есть потайные помещения, так и не найденные в течение многих тысяч лет.
Так они добрались до большой галереи и начали подъем к погребальной камере.
Пройдя примерно половину каменной лестницы, лорд Джонатан остановился и достал из кармана свою серебряную фляжку.
– Не хотите сделать глоток воды?
Элизабет кивнула. Она поднесла фляжку к губам, наслаждаясь тем, как прохладная влага стекает в пересохшее горло. Сделав пару небольших глотков, она с благодарностью вернула фляжку лорду Джонатану и увидела, как он поднес ее ко рту, прижавшись губами к тому месту, где всего несколько секунд назад находились ее губы.
По телу Элизабет пробежал холодок совершенно иного свойства. Она очень остро ощущала присутствие лорда Джонатана (сможет ли она когда-нибудь заставить себя называть его Джеком, как он просил?). Никогда прежде присутствие мужчины не внушало ей подобных чувств. Она ощущала его запах, вкус его губ, прикосновение его Рук – хотя стояла, даже не касаясь его! Это было весьма тревожно и непонятно.
– В день похорон тело Хеопса пронесли по коридору и положили в приготовленный для него каменный саркофаг, где он должен был бы лежать вечно, – объяснил лорд Джонатан, когда они вошли в усыпальницу.
Помещение было гранитным и неожиданно просторным. Высокий свод был едва виден в полумраке. Вдоль стен стояли лампы, а перед ними высился пустой саркофаг могучего фараона.
У Элизабет перехватило горло.
– Древние грабители в своей бешеной спешке обломили край саркофага Хеопса, – рассказывал лорд Джонатан. – Они выбросили из гробницы тело фараона, сорвали с него драгоценные знаки власти и великолепные украшения. От Хеопса осталась кучка тлеющей плоти, обрывки покрывал были разбросаны по полу.
– Кощунство, – прошептала Элизабет.
– Кощунство, – согласился лорд Джонатан.
Кощунство.
Кощунство.
Слово эхом отразилось от каменных стен усыпальницы. Элизабет содрогнулась и с трудом подавила желание обхватить лорда руками.
– Вам страшно, Элизабет?
Она моментально возразила:
– Нет!
Но почти сразу же ответила более честно:
– Да.
Его голос звучал негромко и глухо:
– Здесь нет призраков. Здесь нет никого, кроме нас с вами.
Дыхание ее стало частым и прерывистым.
– Я… знаю.
– Вы страдаете тем же недугом, что и ваша служанка?
– Нет.
– Тогда чего вы боитесь?
Ей неудержимо хотелось ответить: «Многого. Вас. Меня. Нас. Этого места. Этой страны. Чар, которые она навевает».
– Идите сюда.
Сама не понимая, что заставляет ее подчиняться, Элизабет неуверенно сделала шаг к нему.
– Ближе.
Она сделала еще один осторожный шаг.
– Еще ближе.
Теперь она оказалась прямо напротив лорда Джонатана.
– Я знаю, что вам холодно, страшно и очень одиноко. – Он говорил тихо и чуть хрипло. Роскошная сеть его слов оплетала ее так же крепко, как охватывает добычу силок охотника. – Достаточно только протянуть руку – и вам будет тепло, спокойно и больше не одиноко.
Ей хотелось ответить, что она привыкла к одиночеству, особенно в последний год, после того, как ее милая, нежная Анни умерла от чахотки.
– Не бойтесь жизни, Элизабет.
Ее сестра не боялась жизни и все равно так мало ее видела!
Элизабет решилась – и положила руку в перчатке на руку лорда Джонатана. Только самые кончики пальцев… но это было началом. А потом она подалась к нему, глубоко вздохнула и положила голову ему на плечо.
Он был сильный и надежный. Ровное и мощное биение его сердца у нее под щекой внушало уверенность. Он был человеком из плоти и крови, как все, и в то же время он был непохож на всех остальных людей. Как он и обещал ей, тепло его тела согрело ее. Руки, которыми он обхватил ее, придали ей сил. Она удовлетворенно вздохнула.
Прошло несколько минут, и Элизабет тревожно шевельнулась, ощутив, что между ними что-то изменилось. Лорд Джонатан больше не успокаивал ее. Она ощутила странно жесткий бугор, образовавшийся в его брюках. А когда она случайно прикоснулась к этой непонятной выпуклости, там что-то зашевелилось! Из груди лорда Джонатана вырвался глухой стон.
Она поспешно отступила.
– Милорд?
Он резко и яростно бросил:
– Что?
– Что это, милорд?
– О чем вы? – процедил он сквозь зубы, словно страдал от боли.
Элизабет боялась спрашивать дальше. А что, если у лорда Джонатана какой-то ужасный недуг, о котором не принято упоминать в обществе? Да, конечно, она заметила его недуг только в ту ночь, когда они были вдвоем на палубе «Звезды Египта»! В остальное время лорд Джонатан казался совершенно нормальным.
Проклиная собственную неосведомленность, она неуверенно продолжила:
– Это потому, что я распутница, милорд?
Он шумно втянул в себя воздух:
– Вы не распутница, Элизабет. По-моему, я вам уже об этом говорил.
Она густо покраснела от стыда.
– Но этот странный… недуг, который вас настигает… Я не могла не заметить, что это случается только тогда, когда мы с вами остаемся вдвоем.
Он проговорил, не скрывая досады:
– Вас что, вообще ничему не учат?
Моментально возмутившись, она ответила:
– Конечно, учат! Меня учили читать и писать, преподавали историю и географию, латынь и французский язык.
– И?..
Элизабет не понимала, что ей надо сказать еще. Она ответила первое, что пришло в голову:
– Матушка научила меня, как разливать чай, как сидеть за столом, как понемногу пить шампанское (хотя мне не разрешается пить вино, пока меня не начнут вывозить в свет), как определить качество жемчуга, как положено есть птицу…
Лорд Джонатан прервал ее перечень:
– А чему они учат вас в отношении мужчин?
– Мужчин, милорд?
– Да, мужчин!
– Ничему, милорд.
Он застонал:
– Вот этого я и опасался. Чертовы ханжи!
– Сэр!
– Да, ханжи!
– Кто ханжи, милорд?
– Все общество. Особенно светское общество в Англии, – сказал он полным укоризны голосом. Он осуждал их всех без разбору!
Она попыталась догадаться, что стало причиной его осуждения.
– Боюсь, что я не понимаю вас.
Джонатан Уик стоял, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока, – она вспомнила шекспировское сравнение мужчины с Колоссом.
– Вам не рассказывали о том, что происходит между мужчиной и женщиной?
– Только то, что женщина должна во всем подчиняться мужу. – Она сразу же добавила: – Правда, я не видела ни одной женщины, которая бы на самом деле так поступала.
Он презрительно фыркнул:
– Понимаете ли вы, что значит заниматься с мужчиной любовью, Элизабет?
Ей казалось, что она вот-вот задохнется.
– Понимаю.
– И что же это значит?
Она почувствовала, что краснеет еще сильнее.
– Это значит, что мужчина и женщина целуются. И может быть, обнимают друг друга.
– Вот так? – Лорд Джонатан шагнул вперед и сильными руками обхватил ее талию. А потом он склонил голову и прикоснулся к ее губам – быстро, легко, нетребовательно – после чего выпрямился и посмотрел ей в глаза. – Это мы сейчас, по-вашему, занимались любовью?
– Кажется, нет, милорд, – ответила она, с трудом выталкивая слова из внезапно пересохшего рта.
Он властно привлек ее к себе. Его рука начала скользить по ее плечу. Пальцем он проследил линию ее нижней губы. Ее губы невольно полуоткрылись.
– А так мы занимаемся любовью?
Она отрицательно покачала головой, хотя уже не была уверена в правильности своего ответа.
Он зарылся лицом в ее волосы, и Элизабет поняла, что он вбирает в себя ее аромат. У нее оборвалось сердце и задрожали колени, а всякая способность здраво мыслить исчезла.
Ей что-то нужно было от лорда Джонатана, но в ее словаре не было для этого слова. Она была на пороге какого-то открытия. Ей казалось, что она стоит на краю огромной пропасти и вот-вот в нее сорвется. Напряжение было невыносимым.
– Лорд Джонатан…
– Джек, – напомнил он.
– Джек, пожалуйста!
– «Джек, пожалуйста» что?
– Не знаю. Просто пожалуйста.
Она была в смятении. Ей хотелось большего – но чего?
– Благословенная Баст! – воскликнул он, снова обхватил ее талию и приподнял так, что ее лицо оказалось на одном уровне с его лицом. – Эти ханжи должны были бы, черт возьми, учить вас, английских девиц, чему-то полезному, хотя бы для того, чтобы вы знали, как о себе позаботиться!
С этими словами он немного встряхнул ее.
Она громко ахнула.
– Посмотрите на меня, Элизабет, – приказал он таким тоном, что ей и в голову не пришло ослушаться.
Она неохотно подняла взгляд и посмотрела прямо ему в глаза:
– Да, милорд.
Чуть помедлив, он решительно произнес:
– Ради вашего же блага я намерен заняться вами и научить тому, что надо знать про мужчин и женщин.
Она чуть не задохнулась. Разве он уже не «занялся» ею?
– Про мужчин и женщин, милорд?
Он поставил ее на пол и гордо выпрямился – словно монарх, объявляющий свою королевскую волю.
– А конкретно я намерен объяснить вам, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они занимаются любовью.
Глава 8
– Некоторые по-прежнему считают, что в этой пирамиде есть потайные коридоры и неоткрытые усыпальницы.
Али подтвердил, что это действительно так.
Джонатан Уик со смехом сказал:
– А еще на одном из бесчисленных камней можно увидеть самый странный иероглиф из всех когда-либо обнаруженных в Египте.
Элизабет заглянула ему в лицо:
– И что он означает?
– Его можно перевести так: «Верх здесь».
Она рассмеялась:
– Древняя шутка!
Он тоже засмеялся:
– Совершенно верно.
– Пришло время войти в пирамиду, ситте, если вы готовы, – предложил Али.
– Я готова, – уверила его Элизабет, хотя у нее снова отчаянно билось сердце, а ладони, скрытые перчатками, были, как ей показалось, влажными от пота.
– Будьте осторожны, миледи. И вы тоже, милорд. Путь длинный и временами опасный, – предостерег их Али.
Пирамиду Хеопса считали одним из семи чудес света за ее гигантские размеры, однако Элизабет знала, что ее внутреннее устройство с переходами, коридорами, вентиляционными отверстиями, большой галереей и усыпальницей фараона тоже было чудом архитектуры.
– Сначала нам надо попасть в большую галерею. Она очень длинная и узкая, – сообщил молодой проводник. – После того как мы спустимся почти на сто футов по одному наклонному переходу, а потом поднимемся еще на сто шестьдесят – и все это в толще пирамиды, – мы доберемся до помещения, в которое внесли фараона.
Они вереницей двинулись в проход.
Внутри пирамиды оказалось холодно.
Холодно и темно, поняла Элизабет с содроганием, когда они начали свой спуск в самое сердце великой пирамиды. Впереди, в каменном коридоре, держа в руке факел, ожидал их человек, закутанный в широкое одеяние с капюшоном. Примерно в сорока футах дальше, на самом краю полной темноты, стояла еще одна закутанная фигура с факелом. Дальше оказалась еще одна и еще… Их факелы служили единственным источником света в огромной каменной гробнице.
Элизабет старалась справиться с волнением и развеять страх, затаившийся в уголке ее сознания. Она слышала стук своего сердца и свое шумное дыхание, которое становилось все более и более затрудненным. Хотя потолок коридора находился достаточно высоко над ее головой, она остро ощущала присутствие многих тонн камня, нависавших над нею.
Элизабет всмотрелась вперед, в наполненный тенями переход, и не заметила, что шедшая впереди нее Колетт внезапно остановилась, как вкопанная. Элизабет невольно налетела на нее.
– Миледи…
– Что случилось, Колетт?
У молодой француженки отчаянно дрожал голос:
– Н-ничего.
– Нет, что-то случилось. В чем дело?
– Мне страшно.
– Страшно?
– Oui, миледи.
Элизабет невольно перешла на шепот:
– Чего ты боишься?
– Не знаю, миледи.
Служанка дрожала всем телом.
– Ты замерзла?
– Oui.
– Голова кружится?
– Oui.
– Тебе нехорошо?
– Oui.
– О Боже!
– Мне очень-очень жаль, миледи, но, кажется, у меня болезнь, от которой страдают некоторые люди, когда оказываются в закрытом помещении. Мне трудно дышать.
Элизабет ободряюще похлопала служанку по плечу:
– Постарайся успокоиться и дыши глубже.
Ее спутница застонала:
– C'est impossible[2]. У меня сердце вот-вот разорвется, миледи. Ноги меня не держат. Боже, я испортила вам посещение пирамид!
Элизабет прекрасно владела собой в критических ситуациях. Дома она часто успокаивала мать, или свою старшую сестру Каролину, или одну из служанок Стенхоуп-Холла. Она привыкла к тому, что некоторые женщины постоянно впадают в истерику. К счастью, она была не такой. Вот и сейчас ей очень пригодится умение не терять головы.
– Ничего, Колетт. Ты не виновата, – сказала она совершенно спокойно. – Бывает.
Али вернулся туда, где они остановились, а лорд Джонатан, шедший последним, быстро догнал их.
– В чем дело, ситте? Почему вы задержались?
– С вами все в порядке, Элизабет?
– Со мной все в порядке, – ответила она обоим мужчинам. – Но вот Колетт… Она плохо себя чувствует.
– Все дело в этом… месте, – всхлипнула француженка. – У меня такое чувство, будто стены наваливаются на меня!
Проводник воскликнул:
– Э, такое бывает! Не все ведут себя спокойно внутри гробниц.
– Придется идти обратно, – заявила Элизабет. – Вот и все.
– Нет, миледи! – запротестовала ее служанка. – Вы должны идти дальше! Я не хочу портить вам день. Я могу вернуться одна.
– Немыслимо, – ответила Элизабет ласково, но твердо, – коридор слишком крутой и скользкий.
Лорд Джонатан вмешался в разговор:
– Леди Элизабет права.
Колетт отчаянно вскрикнула:
– Но, милорд!
– Проблему мы решим очень просто. Али выведет вас наружу, мадемуазель. Вы будете дожидаться нас в деревне у основания сфинкса, где мы оставили осликов. – Он повернулся к их молодому проводнику. – В корзинке есть бутылка вина. Налейте мадемуазель Дюве немного, чтобы успокоить ее нервы.
Али склонил свою красивую голову:
– Это я сделаю, милорд.
– А мы с леди Элизабет все-таки осмотрим усыпальницу фараона. И скоро к вам присоединимся.
– Да, милорд.
– Пока, Колетт! – крикнула Элизабет вслед уходящей служанке, которая вместе с Али направилась обратно к выходу.
Даже когда Колетт и Али скрылись из виду, Элизабет все еще оставалась в нерешительности. Ей было одновременно и страшно, и захватывающе интересно остаться наедине с лордом Джонатаном. В конце концов желание увидеть самое сердце пирамиды Хеопса перевесило чашу весов в пользу того, чтобы продолжить путь.
Лорд Джонатан чуть поклонился:
– Сюда, миледи. – С этими словами он согнул руку в локте. – Возможно, было бы разумнее взять меня под руку. Как вы сами сказали мисс Дюве, коридор крутой и скользкий.
Элизабет рада была опереться на его руку:
– Это так, милорд.
Они пошли дальше, обсуждая, какое огромное количество рабочих требовалось для строительства пирамид Гизы и как после завершения строительства рабочие уходили по специальным коридорам. Говорили, что здесь есть потайные помещения, так и не найденные в течение многих тысяч лет.
Так они добрались до большой галереи и начали подъем к погребальной камере.
Пройдя примерно половину каменной лестницы, лорд Джонатан остановился и достал из кармана свою серебряную фляжку.
– Не хотите сделать глоток воды?
Элизабет кивнула. Она поднесла фляжку к губам, наслаждаясь тем, как прохладная влага стекает в пересохшее горло. Сделав пару небольших глотков, она с благодарностью вернула фляжку лорду Джонатану и увидела, как он поднес ее ко рту, прижавшись губами к тому месту, где всего несколько секунд назад находились ее губы.
По телу Элизабет пробежал холодок совершенно иного свойства. Она очень остро ощущала присутствие лорда Джонатана (сможет ли она когда-нибудь заставить себя называть его Джеком, как он просил?). Никогда прежде присутствие мужчины не внушало ей подобных чувств. Она ощущала его запах, вкус его губ, прикосновение его Рук – хотя стояла, даже не касаясь его! Это было весьма тревожно и непонятно.
– В день похорон тело Хеопса пронесли по коридору и положили в приготовленный для него каменный саркофаг, где он должен был бы лежать вечно, – объяснил лорд Джонатан, когда они вошли в усыпальницу.
Помещение было гранитным и неожиданно просторным. Высокий свод был едва виден в полумраке. Вдоль стен стояли лампы, а перед ними высился пустой саркофаг могучего фараона.
У Элизабет перехватило горло.
– Древние грабители в своей бешеной спешке обломили край саркофага Хеопса, – рассказывал лорд Джонатан. – Они выбросили из гробницы тело фараона, сорвали с него драгоценные знаки власти и великолепные украшения. От Хеопса осталась кучка тлеющей плоти, обрывки покрывал были разбросаны по полу.
– Кощунство, – прошептала Элизабет.
– Кощунство, – согласился лорд Джонатан.
Кощунство.
Кощунство.
Слово эхом отразилось от каменных стен усыпальницы. Элизабет содрогнулась и с трудом подавила желание обхватить лорда руками.
– Вам страшно, Элизабет?
Она моментально возразила:
– Нет!
Но почти сразу же ответила более честно:
– Да.
Его голос звучал негромко и глухо:
– Здесь нет призраков. Здесь нет никого, кроме нас с вами.
Дыхание ее стало частым и прерывистым.
– Я… знаю.
– Вы страдаете тем же недугом, что и ваша служанка?
– Нет.
– Тогда чего вы боитесь?
Ей неудержимо хотелось ответить: «Многого. Вас. Меня. Нас. Этого места. Этой страны. Чар, которые она навевает».
– Идите сюда.
Сама не понимая, что заставляет ее подчиняться, Элизабет неуверенно сделала шаг к нему.
– Ближе.
Она сделала еще один осторожный шаг.
– Еще ближе.
Теперь она оказалась прямо напротив лорда Джонатана.
– Я знаю, что вам холодно, страшно и очень одиноко. – Он говорил тихо и чуть хрипло. Роскошная сеть его слов оплетала ее так же крепко, как охватывает добычу силок охотника. – Достаточно только протянуть руку – и вам будет тепло, спокойно и больше не одиноко.
Ей хотелось ответить, что она привыкла к одиночеству, особенно в последний год, после того, как ее милая, нежная Анни умерла от чахотки.
– Не бойтесь жизни, Элизабет.
Ее сестра не боялась жизни и все равно так мало ее видела!
Элизабет решилась – и положила руку в перчатке на руку лорда Джонатана. Только самые кончики пальцев… но это было началом. А потом она подалась к нему, глубоко вздохнула и положила голову ему на плечо.
Он был сильный и надежный. Ровное и мощное биение его сердца у нее под щекой внушало уверенность. Он был человеком из плоти и крови, как все, и в то же время он был непохож на всех остальных людей. Как он и обещал ей, тепло его тела согрело ее. Руки, которыми он обхватил ее, придали ей сил. Она удовлетворенно вздохнула.
Прошло несколько минут, и Элизабет тревожно шевельнулась, ощутив, что между ними что-то изменилось. Лорд Джонатан больше не успокаивал ее. Она ощутила странно жесткий бугор, образовавшийся в его брюках. А когда она случайно прикоснулась к этой непонятной выпуклости, там что-то зашевелилось! Из груди лорда Джонатана вырвался глухой стон.
Она поспешно отступила.
– Милорд?
Он резко и яростно бросил:
– Что?
– Что это, милорд?
– О чем вы? – процедил он сквозь зубы, словно страдал от боли.
Элизабет боялась спрашивать дальше. А что, если у лорда Джонатана какой-то ужасный недуг, о котором не принято упоминать в обществе? Да, конечно, она заметила его недуг только в ту ночь, когда они были вдвоем на палубе «Звезды Египта»! В остальное время лорд Джонатан казался совершенно нормальным.
Проклиная собственную неосведомленность, она неуверенно продолжила:
– Это потому, что я распутница, милорд?
Он шумно втянул в себя воздух:
– Вы не распутница, Элизабет. По-моему, я вам уже об этом говорил.
Она густо покраснела от стыда.
– Но этот странный… недуг, который вас настигает… Я не могла не заметить, что это случается только тогда, когда мы с вами остаемся вдвоем.
Он проговорил, не скрывая досады:
– Вас что, вообще ничему не учат?
Моментально возмутившись, она ответила:
– Конечно, учат! Меня учили читать и писать, преподавали историю и географию, латынь и французский язык.
– И?..
Элизабет не понимала, что ей надо сказать еще. Она ответила первое, что пришло в голову:
– Матушка научила меня, как разливать чай, как сидеть за столом, как понемногу пить шампанское (хотя мне не разрешается пить вино, пока меня не начнут вывозить в свет), как определить качество жемчуга, как положено есть птицу…
Лорд Джонатан прервал ее перечень:
– А чему они учат вас в отношении мужчин?
– Мужчин, милорд?
– Да, мужчин!
– Ничему, милорд.
Он застонал:
– Вот этого я и опасался. Чертовы ханжи!
– Сэр!
– Да, ханжи!
– Кто ханжи, милорд?
– Все общество. Особенно светское общество в Англии, – сказал он полным укоризны голосом. Он осуждал их всех без разбору!
Она попыталась догадаться, что стало причиной его осуждения.
– Боюсь, что я не понимаю вас.
Джонатан Уик стоял, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока, – она вспомнила шекспировское сравнение мужчины с Колоссом.
– Вам не рассказывали о том, что происходит между мужчиной и женщиной?
– Только то, что женщина должна во всем подчиняться мужу. – Она сразу же добавила: – Правда, я не видела ни одной женщины, которая бы на самом деле так поступала.
Он презрительно фыркнул:
– Понимаете ли вы, что значит заниматься с мужчиной любовью, Элизабет?
Ей казалось, что она вот-вот задохнется.
– Понимаю.
– И что же это значит?
Она почувствовала, что краснеет еще сильнее.
– Это значит, что мужчина и женщина целуются. И может быть, обнимают друг друга.
– Вот так? – Лорд Джонатан шагнул вперед и сильными руками обхватил ее талию. А потом он склонил голову и прикоснулся к ее губам – быстро, легко, нетребовательно – после чего выпрямился и посмотрел ей в глаза. – Это мы сейчас, по-вашему, занимались любовью?
– Кажется, нет, милорд, – ответила она, с трудом выталкивая слова из внезапно пересохшего рта.
Он властно привлек ее к себе. Его рука начала скользить по ее плечу. Пальцем он проследил линию ее нижней губы. Ее губы невольно полуоткрылись.
– А так мы занимаемся любовью?
Она отрицательно покачала головой, хотя уже не была уверена в правильности своего ответа.
Он зарылся лицом в ее волосы, и Элизабет поняла, что он вбирает в себя ее аромат. У нее оборвалось сердце и задрожали колени, а всякая способность здраво мыслить исчезла.
Ей что-то нужно было от лорда Джонатана, но в ее словаре не было для этого слова. Она была на пороге какого-то открытия. Ей казалось, что она стоит на краю огромной пропасти и вот-вот в нее сорвется. Напряжение было невыносимым.
– Лорд Джонатан…
– Джек, – напомнил он.
– Джек, пожалуйста!
– «Джек, пожалуйста» что?
– Не знаю. Просто пожалуйста.
Она была в смятении. Ей хотелось большего – но чего?
– Благословенная Баст! – воскликнул он, снова обхватил ее талию и приподнял так, что ее лицо оказалось на одном уровне с его лицом. – Эти ханжи должны были бы, черт возьми, учить вас, английских девиц, чему-то полезному, хотя бы для того, чтобы вы знали, как о себе позаботиться!
С этими словами он немного встряхнул ее.
Она громко ахнула.
– Посмотрите на меня, Элизабет, – приказал он таким тоном, что ей и в голову не пришло ослушаться.
Она неохотно подняла взгляд и посмотрела прямо ему в глаза:
– Да, милорд.
Чуть помедлив, он решительно произнес:
– Ради вашего же блага я намерен заняться вами и научить тому, что надо знать про мужчин и женщин.
Она чуть не задохнулась. Разве он уже не «занялся» ею?
– Про мужчин и женщин, милорд?
Он поставил ее на пол и гордо выпрямился – словно монарх, объявляющий свою королевскую волю.
– А конкретно я намерен объяснить вам, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они занимаются любовью.
Глава 8
Элизабет, немного успокоившись, с интересом смотрела на своего нового «учителя».
– Мы начнем с поцелуя, – объявил он.
Она сосредоточилась. Не хотелось, чтобы лорд Джонатан снова принялся ругать ее.
– С поцелуя, – повторила она.
Он сдержал улыбку.
– Начнем с чего-то простого. Прикоснитесь губами к моим губам.
Она встала на цыпочки, быстро прикоснулась к его губам, как ей было велено, и сразу же отступила.
– Слишком быстро, – решил он. – Попробуйте еще раз.
Теперь Элизабет на секунду задержалась, ощутив вкус его губ, – она снова призналась себе, что ей приятны его вкус и запах.
– Ну как? – спросила она, вовсе не думая о том, чтобы он ее похвалил.
Джек нахмурился:
– Лучше. Но поцелуй – это нечто, чем надо насладиться, что надо смаковать, а не терпеть.
Она задумалась над его советом.
– Смаковать? Как любимый десерт?
Джек рассмеялся. Его смех был сильным, очень мужским и чуть таинственным. У нее по всему телу побежали мурашки.
– Это не совсем то, что я имел в виду, но если это поможет… – Он пожал мощными плечами. – Тогда – да, как любимый десерт.
На этот раз Элизабет положила руки на отвороты его элегантного сюртука и на секунду замерла у самых его губ. Она вдруг показалась себе экзотической колибри, которая порхает у запретного цветка.
Она старалась не смотреть на Джонатана, зная, что не готова встретиться с его завораживающими лазурными глазами. Вместо этого она посмотрела на его губы: их очертания были четкими, но не резкими. И они были совсем рядом с ее губами. Она подалась еще немного вперед и медленно провела губами по его рту – один раз, второй, третий… У него был вкус красного вина, сладких фиников и жаркого солнца.
У нее внезапно пересохли губы, и она вынуждена была облизать их. При этом она случайно прикоснулась кончиком языка к его губам. Из его груди вырвался странный глухой возглас.
Она встревожилась:
– Я сделала что-то не так, милорд?
– Нет. – Он тяжело дышал. – Вы все делаете правильно.
– Не как школьница?
Его ответ был быстрым и страстным:
– Ничуть. Вы оказались очень способной ученицей.
– Это хорошо или плохо, милорд?
– Это и хорошо, и плохо, – ответил он так, будто был почти зол на нее.
– На этом урок поцелуев заканчивается? – осведомилась она.
Глаза у Джека сверкали, как сапфиры. Его подбородок был решительно поднят.
– Заканчивается? – Джонатан Уик рассмеялся. – Это было только началом, милая моя Элизабет.
Она изумленно раскрыла глаза:
– Есть еще что-то?
– Так много, что вы и вообразить не можете, – пообещал он ей.
Так много, что она и вообразить не может? Она похолодела, предчувствуя недоброе.
Здесь таилась опасность. Элизабет явственно ощущала это. И дело было не только в том, что она опять оказалась наедине с лордом Джонатаном. Опасность заключалась в ее собственном любопытстве. Любопытство ведь часто до добра не доводит…
– Однако это все-таки не порок… – пробормотала она, возражая себе самой.
– Прошу прощения, миледи, но вы, кажется, отвлеклись, – заметил Джек с некоторой досадой. – Вы говорите сама с собой.
Элизабет подняла голову и посмотрела в полное притягательности лицо мужчины, возвышавшегося над ней.
– Приношу вам свои искренние извинения, сударь.
– Итак, как я уже сказал, мы можем перейти ко второму уроку.
Он наклонился так, что его лицо оказалось совсем рядом. В его взгляде горела решимость.
– Ко второму уроку, – повторила она.
– Поцелуй может быть шутливым или страстным, формальным или желанным, данным охотно или похищенным…
– Таким был мой первый поцелуй – той ночью, на палубе, – неосмотрительно выпалила она.
Он откашлялся.
– Да.
Она задумчиво проговорила:
– Он был совсем не такой, как я ожидала.
Джек нахмурился.
– А чего вы ожидали?
Она глубокомысленно наморщила лоб.
– Мне говорили, что мой первый поцелуй будет сладким и нежным, что его мне подарит какой-нибудь молодой человек, который уведет меня в оранжерею, библиотеку или музыкальный салон. – Она пожала плечами. – Я ожидала, что это будет приятное ощущение.
Элизабет услышала, как Джек протяжно вздохнул.
– Значит, оно оказалось очень неприятным?
Она изумленно посмотрела на него:
– О нет! Я имела в виду совсем не это. Правда. Он оказался таким волнующим!
Он, видимо, успокоился и удовлетворенно улыбнулся:
– Тогда, может быть, мы продолжим урок?
– О да, милорд, давайте продолжим!
– Итак, как я уже сказал, поцелуй может говорить о многом, быть очень разным. Например, простым приветствием или выражением дружеской симпатии.
Он проиллюстрировал свои слова, спокойно прикоснувшись к обеим ее щекам.
Элизабет рассмеялась:
– Таких поцелуев я получала множество! От матушки, Каролины и от элегантных дам, которые гостили в Стенхоуп-Холле. Даже от некоторых джентльменов.
– От некоторых джентльменов? – переспросил он немного сердито, сдвигая темные брови.
Она поспешно объяснила:
– От старых друзей семьи, от дальних родственников и, конечно, от кузена Хораса.
– Конечно.
Элизабет почувствовала, что он недоволен.
– В чем дело, милорд?
Протянув руки, он обхватил ее талию пальцами, как бы снимая с нее мерку для корсета.
– Не нравится мне этот ваш кузен Хорас.
– Но вы же с ним даже незнакомы! – возмутилась Элизабет.
– А мне это и не нужно, – ответил он, раздвигая пальцы так, что они легли на ее грудную клетку. – Ему было позволено не раз целовать вас, а мне – нет.
– Но это же совсем другое дело, милорд!
– Почему?
Она судорожно сглотнула.
– Кузен Хорас целует меня как… как кузен!
– А как целую вас я?
Элизабет совершенно растерялась. Как ей сказать Джонатану Уику, что он целует ее как любовник, если она понятия не имеет, как должен целоваться любовник?
Он потерял терпение.
– Так?
Без промедления он склонился над ней и взял в плен ее губы. Его поцелуй был настойчивым и жадным до боли. Он требовал, чтобы Элизабет отдалась ему целиком. Как той ночью на палубе, у нее не было выбора. Она приоткрыла губы, и его язык начал ритмично врываться ей в рот, пока она не потеряла способность думать, дышать и даже стоять.
Внезапно начавшийся штурм закончился не менее внезапно.
Джек сделал шаг назад и остановился, глядя на нее из-под полуопущенных век. Его грудь быстро вздымалась и опадала. Как и ее собственная. Похоже было, что происшедшее выбило из колеи не ее одну.
Элизабет вся трепетала от переполнявших ее чувств. Ей понадобилось несколько секунд для того, чтобы хоть немного прийти в себя. Овладев собой, она с некоторым вызовом сказала:
– Да.
Он сощурился:
– Да?
– Да, именно так вы меня и целуете.
Он быстро поправил ее:
– Иногда я целую вас именно так. Но могут быть и будут во множестве другие поцелуи.
Не успела она возразить против очередного практического урока, как Джонатан Уик обнял ее, опустил голову и снова припал к ее губам. Однако на этот раз его поцелуй был мягким, обольстительным, нежным… Настолько нежным, что у нее на глазах выступили слезы. Этот поцелуй был полной противоположностью первому. Джек целовал ее, и тени усыпальницы фараона окружили их со всех сторон. Элизабет уловила едва слышный шум, едва заметное движение неподалеку. Где-то в уголке сознания промелькнула мысль, что в недрах пирамиды Хеопса водятся мыши – или даже крысы.
А потом действительность отступила еще дальше, и остались только жар их тел, шорох муслиновых юбок, касающихся мускулистой ноги, обольстительно мягкая ткань его сюртука под ее пальцами… Она остро ощущала все нюансы запаха, вкуса и прикосновений. Это был самый волнующий и в то же время самый пугающий момент за все ее почти восемнадцать лет. Она больше не следила ни за собой, ни за ходом событий. Голова у нее шла кругом от богатства впечатлений. Джонатан Уик сказал правду: в отношениях между мужчиной и женщиной оказалось гораздо больше, чем она подозревала.
Намного больше.
Дышать стало почти невозможно.
– Джек… – В этой ситуации было бы нелепо обращаться к нему «лорд Джонатан». – Я… н-не понимаю, что происходит!
Он неохотно оторвался от ее губ, но всего лишь на миг – только для того, чтобы ответить:
– А я понимаю.
Когда он наконец прервал поцелуй, чтобы отдышаться. Элизабет прошептала:
– Именно так бывает у мужчины и женщины, когда они занимаются любовью?
Первый ответ Джека не содержал слов. Вместо этого он медленно и многозначительно провел языком по ее губам. Элизабет ощущала его дыхание на своем разгоряченном лице – дыхание было теплым, нежным и опьяняющим. От него кружилась голова: у нее было такое чувство, будто она выпила чуть ли не дюжину бокалов шампанского.
– Любовь бывает именно такой, – пробормотал он, чуть касаясь ее губ. Увидев недоумение на ее лице, он добавил: – Ты и правда не понимаешь, о чем я говорю?
Покачав головой, Элизабет смущенно призналась:
– Нет.
Однако она заподозрила, что это имеет какое-то отношение к странной теплой влаге, собравшейся между ее ног, и к его странному недугу.
Джек передвинулся дальше в темноту, увлекая ее за собой. Он начал нежно покусывать изящное ее ушко, лилейную шейку, нежный овал лица. Элизабет не знала, ощущает ли он охвативший ее трепет. Должен был ощущать: ведь она дрожала всем телом!
– Не пугайся, милая моя английская розочка, – глухо проговорил он. – Мы не будем спешить.
А потом его руки снова вернулись к ней, лаская ее от плеч до талии, а потом продвинулись дальше, к небольшой впадинке у основания позвоночника, и еще ниже, к попке. Поскольку на ней не было ни кринолина, ни турнюра (для ее хитроумно скроенного дорожного платья они были не нужны), Элизабет запоздало поняла, что для вольностей Джека нет никаких преград.
Он обхватил ее попку ладонями и решительно привлек к себе, в гавань своих бедер. Она явственно ощутила перемены, происходившие в его теле, и громко ахнула, почувствовав, как ей в живот вжалось нечто жесткое, толстое и живое. Его ладони скользили по ее телу, приостанавливаясь и заставляя ее задыхаться от томительного восторга.
– Мы начнем с поцелуя, – объявил он.
Она сосредоточилась. Не хотелось, чтобы лорд Джонатан снова принялся ругать ее.
– С поцелуя, – повторила она.
Он сдержал улыбку.
– Начнем с чего-то простого. Прикоснитесь губами к моим губам.
Она встала на цыпочки, быстро прикоснулась к его губам, как ей было велено, и сразу же отступила.
– Слишком быстро, – решил он. – Попробуйте еще раз.
Теперь Элизабет на секунду задержалась, ощутив вкус его губ, – она снова призналась себе, что ей приятны его вкус и запах.
– Ну как? – спросила она, вовсе не думая о том, чтобы он ее похвалил.
Джек нахмурился:
– Лучше. Но поцелуй – это нечто, чем надо насладиться, что надо смаковать, а не терпеть.
Она задумалась над его советом.
– Смаковать? Как любимый десерт?
Джек рассмеялся. Его смех был сильным, очень мужским и чуть таинственным. У нее по всему телу побежали мурашки.
– Это не совсем то, что я имел в виду, но если это поможет… – Он пожал мощными плечами. – Тогда – да, как любимый десерт.
На этот раз Элизабет положила руки на отвороты его элегантного сюртука и на секунду замерла у самых его губ. Она вдруг показалась себе экзотической колибри, которая порхает у запретного цветка.
Она старалась не смотреть на Джонатана, зная, что не готова встретиться с его завораживающими лазурными глазами. Вместо этого она посмотрела на его губы: их очертания были четкими, но не резкими. И они были совсем рядом с ее губами. Она подалась еще немного вперед и медленно провела губами по его рту – один раз, второй, третий… У него был вкус красного вина, сладких фиников и жаркого солнца.
У нее внезапно пересохли губы, и она вынуждена была облизать их. При этом она случайно прикоснулась кончиком языка к его губам. Из его груди вырвался странный глухой возглас.
Она встревожилась:
– Я сделала что-то не так, милорд?
– Нет. – Он тяжело дышал. – Вы все делаете правильно.
– Не как школьница?
Его ответ был быстрым и страстным:
– Ничуть. Вы оказались очень способной ученицей.
– Это хорошо или плохо, милорд?
– Это и хорошо, и плохо, – ответил он так, будто был почти зол на нее.
– На этом урок поцелуев заканчивается? – осведомилась она.
Глаза у Джека сверкали, как сапфиры. Его подбородок был решительно поднят.
– Заканчивается? – Джонатан Уик рассмеялся. – Это было только началом, милая моя Элизабет.
Она изумленно раскрыла глаза:
– Есть еще что-то?
– Так много, что вы и вообразить не можете, – пообещал он ей.
Так много, что она и вообразить не может? Она похолодела, предчувствуя недоброе.
Здесь таилась опасность. Элизабет явственно ощущала это. И дело было не только в том, что она опять оказалась наедине с лордом Джонатаном. Опасность заключалась в ее собственном любопытстве. Любопытство ведь часто до добра не доводит…
– Однако это все-таки не порок… – пробормотала она, возражая себе самой.
– Прошу прощения, миледи, но вы, кажется, отвлеклись, – заметил Джек с некоторой досадой. – Вы говорите сама с собой.
Элизабет подняла голову и посмотрела в полное притягательности лицо мужчины, возвышавшегося над ней.
– Приношу вам свои искренние извинения, сударь.
– Итак, как я уже сказал, мы можем перейти ко второму уроку.
Он наклонился так, что его лицо оказалось совсем рядом. В его взгляде горела решимость.
– Ко второму уроку, – повторила она.
– Поцелуй может быть шутливым или страстным, формальным или желанным, данным охотно или похищенным…
– Таким был мой первый поцелуй – той ночью, на палубе, – неосмотрительно выпалила она.
Он откашлялся.
– Да.
Она задумчиво проговорила:
– Он был совсем не такой, как я ожидала.
Джек нахмурился.
– А чего вы ожидали?
Она глубокомысленно наморщила лоб.
– Мне говорили, что мой первый поцелуй будет сладким и нежным, что его мне подарит какой-нибудь молодой человек, который уведет меня в оранжерею, библиотеку или музыкальный салон. – Она пожала плечами. – Я ожидала, что это будет приятное ощущение.
Элизабет услышала, как Джек протяжно вздохнул.
– Значит, оно оказалось очень неприятным?
Она изумленно посмотрела на него:
– О нет! Я имела в виду совсем не это. Правда. Он оказался таким волнующим!
Он, видимо, успокоился и удовлетворенно улыбнулся:
– Тогда, может быть, мы продолжим урок?
– О да, милорд, давайте продолжим!
– Итак, как я уже сказал, поцелуй может говорить о многом, быть очень разным. Например, простым приветствием или выражением дружеской симпатии.
Он проиллюстрировал свои слова, спокойно прикоснувшись к обеим ее щекам.
Элизабет рассмеялась:
– Таких поцелуев я получала множество! От матушки, Каролины и от элегантных дам, которые гостили в Стенхоуп-Холле. Даже от некоторых джентльменов.
– От некоторых джентльменов? – переспросил он немного сердито, сдвигая темные брови.
Она поспешно объяснила:
– От старых друзей семьи, от дальних родственников и, конечно, от кузена Хораса.
– Конечно.
Элизабет почувствовала, что он недоволен.
– В чем дело, милорд?
Протянув руки, он обхватил ее талию пальцами, как бы снимая с нее мерку для корсета.
– Не нравится мне этот ваш кузен Хорас.
– Но вы же с ним даже незнакомы! – возмутилась Элизабет.
– А мне это и не нужно, – ответил он, раздвигая пальцы так, что они легли на ее грудную клетку. – Ему было позволено не раз целовать вас, а мне – нет.
– Но это же совсем другое дело, милорд!
– Почему?
Она судорожно сглотнула.
– Кузен Хорас целует меня как… как кузен!
– А как целую вас я?
Элизабет совершенно растерялась. Как ей сказать Джонатану Уику, что он целует ее как любовник, если она понятия не имеет, как должен целоваться любовник?
Он потерял терпение.
– Так?
Без промедления он склонился над ней и взял в плен ее губы. Его поцелуй был настойчивым и жадным до боли. Он требовал, чтобы Элизабет отдалась ему целиком. Как той ночью на палубе, у нее не было выбора. Она приоткрыла губы, и его язык начал ритмично врываться ей в рот, пока она не потеряла способность думать, дышать и даже стоять.
Внезапно начавшийся штурм закончился не менее внезапно.
Джек сделал шаг назад и остановился, глядя на нее из-под полуопущенных век. Его грудь быстро вздымалась и опадала. Как и ее собственная. Похоже было, что происшедшее выбило из колеи не ее одну.
Элизабет вся трепетала от переполнявших ее чувств. Ей понадобилось несколько секунд для того, чтобы хоть немного прийти в себя. Овладев собой, она с некоторым вызовом сказала:
– Да.
Он сощурился:
– Да?
– Да, именно так вы меня и целуете.
Он быстро поправил ее:
– Иногда я целую вас именно так. Но могут быть и будут во множестве другие поцелуи.
Не успела она возразить против очередного практического урока, как Джонатан Уик обнял ее, опустил голову и снова припал к ее губам. Однако на этот раз его поцелуй был мягким, обольстительным, нежным… Настолько нежным, что у нее на глазах выступили слезы. Этот поцелуй был полной противоположностью первому. Джек целовал ее, и тени усыпальницы фараона окружили их со всех сторон. Элизабет уловила едва слышный шум, едва заметное движение неподалеку. Где-то в уголке сознания промелькнула мысль, что в недрах пирамиды Хеопса водятся мыши – или даже крысы.
А потом действительность отступила еще дальше, и остались только жар их тел, шорох муслиновых юбок, касающихся мускулистой ноги, обольстительно мягкая ткань его сюртука под ее пальцами… Она остро ощущала все нюансы запаха, вкуса и прикосновений. Это был самый волнующий и в то же время самый пугающий момент за все ее почти восемнадцать лет. Она больше не следила ни за собой, ни за ходом событий. Голова у нее шла кругом от богатства впечатлений. Джонатан Уик сказал правду: в отношениях между мужчиной и женщиной оказалось гораздо больше, чем она подозревала.
Намного больше.
Дышать стало почти невозможно.
– Джек… – В этой ситуации было бы нелепо обращаться к нему «лорд Джонатан». – Я… н-не понимаю, что происходит!
Он неохотно оторвался от ее губ, но всего лишь на миг – только для того, чтобы ответить:
– А я понимаю.
Когда он наконец прервал поцелуй, чтобы отдышаться. Элизабет прошептала:
– Именно так бывает у мужчины и женщины, когда они занимаются любовью?
Первый ответ Джека не содержал слов. Вместо этого он медленно и многозначительно провел языком по ее губам. Элизабет ощущала его дыхание на своем разгоряченном лице – дыхание было теплым, нежным и опьяняющим. От него кружилась голова: у нее было такое чувство, будто она выпила чуть ли не дюжину бокалов шампанского.
– Любовь бывает именно такой, – пробормотал он, чуть касаясь ее губ. Увидев недоумение на ее лице, он добавил: – Ты и правда не понимаешь, о чем я говорю?
Покачав головой, Элизабет смущенно призналась:
– Нет.
Однако она заподозрила, что это имеет какое-то отношение к странной теплой влаге, собравшейся между ее ног, и к его странному недугу.
Джек передвинулся дальше в темноту, увлекая ее за собой. Он начал нежно покусывать изящное ее ушко, лилейную шейку, нежный овал лица. Элизабет не знала, ощущает ли он охвативший ее трепет. Должен был ощущать: ведь она дрожала всем телом!
– Не пугайся, милая моя английская розочка, – глухо проговорил он. – Мы не будем спешить.
А потом его руки снова вернулись к ней, лаская ее от плеч до талии, а потом продвинулись дальше, к небольшой впадинке у основания позвоночника, и еще ниже, к попке. Поскольку на ней не было ни кринолина, ни турнюра (для ее хитроумно скроенного дорожного платья они были не нужны), Элизабет запоздало поняла, что для вольностей Джека нет никаких преград.
Он обхватил ее попку ладонями и решительно привлек к себе, в гавань своих бедер. Она явственно ощутила перемены, происходившие в его теле, и громко ахнула, почувствовав, как ей в живот вжалось нечто жесткое, толстое и живое. Его ладони скользили по ее телу, приостанавливаясь и заставляя ее задыхаться от томительного восторга.