Страница:
За день до заседания Совета Федерации собралась комиссия по борьбе с коррупцией. От прокуратуры присутствовало несколько человек: Устинов, Катышев, Розанов, Кехкеров, Минаев. Поддержал меня только один Катышев. Это был мужественный поступок. Кехкеров предпочел промолчать. Устинов - тоже. Он все возложил на Розанова и Минаева.
В комиссии сидели люди грамотные, в большинстве своем юристы, им раздали справки, где, казалось бы, все было расписано и требовалось только утвердить "сочинение на заданную тему", но члены комиссии "сочинение" не утвердили. Началась разборка, и когда Розанов начал лить на меня в очередной раз грязь, то Королев оборвал его:
- Откуда эта кассета, о которой вы столько говорите? Как она добыта? Каким путем? Она же не может быть предметом обсуждения ни в суде, ни для следствия! Вы что, ее сами снимали?
Розанов замолчал. Придя в себя, попробовал объяснить, но не тут-то было: тык-мык и все - ничего больше Розанов сказать не мог.
- На чем вы тогда строите систему обвинений?
Розанов и на этот вопрос не смог ответить.
Когда пытался что-то говорить я, то Королев оборвал и меня:
- Не втягивайте нас в дискуссию!
В общем, кремлевский номер не прошел: Королева поддержали все члены комиссии, постановили дождаться решения суда (заседание Мосгорсуда было назначено на 15 октября) - пусть суд решит, законно либо незаконно продлены сроки следствия, и потом уж принимать постановление.
Все считали, что в этой ситуации президент вряд ли вынесет на заседание Совета Федерации вопрос о моей отставке.
Но вечером 12 октября он этот вопрос внес. Прошел слух, что 60 сенаторов поставили подписи под письмом о моей отставке.
Ночь я не спал. Любой бы на моем месте не спал... Утром, приехав в Совет Федерации, я узнал, что список сенаторов состоит не из 60, а из 23 фамилий. Кто же подписанты? В основном дотационные губернаторы: Бирюков с Камчатки, Фахрутдинов с Сахалина, Назаров с Чукотки, Гуторов из Ямало-Ненецкого округа, ранее дважды судимый, плюс друзья - Руцкой, Федоров, Аяцков, который всегда успешно колеблется вместе с линией "партии и правительства", дальневосточник Наздратенко...
Совместные усилия администрации президента и руководства прокуратуры дали смешной результат.
23 человека для Совета Федерации - это ничтожно мало. Нужно по меньшей мере человек девяносто.
Я почувствовал себя уверенно.
Началось заседание. Выступили Королев, Платонов, потом Строев вдруг объявил, что дискутировать нет смысла, все ясно и без дискуссий, надо голосовать. Я спустился со своего места вниз. Подошел к председательскому столу:
- Егор Семенович, мне-то слово дайте! Я хочу высказаться.
- У нас здесь не дискуссионный клуб! - довольно резко отозвался Строев.
И тут возник туляк Игорь Иванов, руководитель регламентной группы Совета Федерации.
- Егор Семенович, при освобождении Генерального прокурора от должности выступление Генпрокурора обязательно!
Строев дал мне десять минут, дал нехотя. Пожалуй, именно в этот момент я первый раз в жизни почувствовал себя настоящим политиком. Я уложился в десять минут. Вот что я сказал:
"Уважаемые члены Совета Федерации!
Еще раз поднимаясь на эту трибуну, я хочу сказать: некоторые тут ожидали, что я вновь подам прошение об отставке.
Этого не произойдет.
И дело не только в том, что с моей стороны этот шаг стал бы проявлением крайнего неуважения к Совету Федерации, который ранее уже дважды высказывался за продолжение моей работы. Есть масса и других причин, исключающих для меня заявление об отставке.
Написать такое заявление - значит уступить шантажистам, а по сути преступникам, которые почти всю государственную машину от администрации президента до силовых структур направили в нужное для себя русло и теперь в это русло усиленно пытаются загнать вас, уважаемые члены Совета Федерации. Причем делают это довольно настойчиво. Меняют только подручные средства. Сначала это была видеокассета, как инструмент шантажа, - не вышло. Затем пытались доказать, что я преступник, - не получилось. Сейчас говорят, что я аморальный тип.
Написать заявление - значит согласиться с применяемыми по отношению ко мне методами. Узаконить, если хотите, произвол, вседозволенность кремлевской администрации и президентского окружения. Написать заявление значит создать прецедент для подобной расправы в будущем для любого государственного и политического деятеля. И прежде всего - вас.
Уйти в отставку - значит показать, и прокурорской системе прежде всего, что с прокурором в России можно сделать все что угодно. Что служить закону оказывается себе дороже. Что нужно не бороться с беззаконием и несправедливостью, а уступать им. Повторяю: прошения об отставке, безусловно, не будет. Это моя принципиальная позиция, совпадет она с вашей или нет, понятно, решать вам.
Я глубоко признателен членам комиссии Совета Федерации по борьбе с коррупцией за искреннее желание обстоятельно и объективно во всем разобраться. Достойно глубокого сожаления, что президентская сторона, по сути, проигнорировала взвешенные и правовые, подчеркиваю, подходы, которые рекомендовала комиссия. Безусловно, комиссия еще далеко не реализовала свой потенциал. Общество ждет более детальных ее оценок ситуации с Генеральным прокурором, а главное - ответа на вопрос: как действительно поставить дело борьбы с коррупцией в коридорах власти? Думаю, комиссия имеет все возможности обеспечить политическую поддержку правоохранительным органам, особенно когда на них оказывается серьезное давление. Но даже то, что стало известно комиссии, а в принципе то, что творится и продолжает твориться со мной, происходит и на ваших глазах, позволяет сделать несколько неутешительных выводов. Основной из них такой: в нашем отечестве, оказывается, возможно все - любая провокация, любой шантаж, нарушение элементарных требований закона, - если этого требуют интересы кремлевского окружения.
Возможно, лучше привести в Кремль подчиненного Генеральному прокурору работника и заставить его, нарушая установленный законом порядок, возбудить уголовное дело... Только в больном воображении можно представить, чтобы нечто подобное, например, происходило на Даунинг-стрит, 10, в Лондоне или в президентской резиденции в Париже! Оказалось возможным втянуть в конфликт во имя политической цели, а по сути спасения от ответственности высокопоставленных фигур, Федеральную службу безопасности, Министерство внутренних дел, подтолкнув эти структуры на использование неправовых методов и средств, фальсификацию материалов, и Генеральную прокуратуру, в очередной раз представивших вам недостоверную, явно тенденциозную справку. Без тени сомнения и колебаний оказалось возможным вовлечь в политику и суд, чтобы дискредитировать судебную власть. Я имею в виду то давление, беспрецедентное, которое оказывалось на коллегию Верховного суда. Можно, оказывается, использовать всю мощь государственного механизма, чтобы раздавить человека, пусть и Генерального прокурора, который осмелился посягнуть на святая святых, хотя я сделал только то, что мне полагалось по должности, по законам.
Вы сами, уважаемые сенаторы, в состоянии судить, насколько в отношении меня последовательно и целенаправленно выдерживалась и выдерживается линия на давление. С этой целью используются средства массовой информации. Планомерные утечки в прессу из сверхсекретного уголовного дела постоянно допускались, манипулировалось общественное сознание, применяются акции устрашения - я имею в виду обыски, отказ в выдаче паспорта для выезда в Швейцарию и т.д. и т.п.
Я хочу разъяснить членам Совета Федерации свою позицию по уголовному делу. Это, извините, вы поймите меня правильно, меня облили грязью, справку раздали всем, а мне, так сказать, постеснялись предоставить слово. Думаю, что сейчас уже ясно всем - попытка привлечь меня к уголовной ответственности полностью провалилась. За полгода бригаде следователей при поддержке МВД и ФСБ так и не удалось найти ни одного, так сказать, приличного факта, чтобы предъявить мне по нему обвинение. Следствие занимается сейчас дотошной проверкой инспирированных спецслужбами газетных публикаций о квартирах и костюмах, не имеющих никаких перспектив, это даже в справке отражено, хотя цель ее, вы знаете, совершенно другая. Все только лишь для того, чтобы продлить неконституционный указ президента.
Я хочу также сказать и о другом, уважаемые члены Совета Федерации. Попытка, опираясь на материалы этого уголовного дела повлиять на позицию Совета Федерации по меньшей мере некорректна, а по большей - незаконна. Сфабрикованное, незаконченное уголовное дело, а тем более ставшее предметом судебного разбирательства, не может быть основанием для принятия решения Советом Федерации. Ну неужели это не понятно всем? Кроме того, большинству прокуроров и судей совершенно очевидно, что и дело было возбуждено незаконно. Я уж об этом не говорю, поскольку это общеизвестно.
Далее. Я хочу сказать, что это не плод моих фантазий. Почему-то в справке не указано, что есть другое уголовное дело, возбужденное по моему обращению. И я там признан потерпевшим по этому делу. Там добыты данные фактические, которые опровергают этот материал, которые показывают, что показания были получены путем шантажа, угроз и давления. Почему об этом вам, так сказать, не говорится в справке этой?
Далее. Есть, в конце концов, презумпция невиновности, и никакие материалы незаконченного дела, а тем более шитого белыми нитками, не должны приниматься во внимание до судебного решения. Ну и наконец, не следует забывать, что 15-го числа, послезавтра, состоится судебное рассмотрение этого вопроса, которое может положить конец этому уголовному делу. И у меня будут юридические основания для того, чтобы приступить к своим служебным обязанностям. Именно поэтому такая спешка, именно поэтому вас хотят, выкручивая руки, заставить принять соответствующее решение.
Что касается моральной стороны вопроса, о которой здесь в общем-то намекалось и до этого много говорилось. Я хочу вспомнить азы юриспруденции, да и здравого смысла. Недопустимо обвинять человека или делать ему упреки в безнравственности, если он не нарушил закон, а доказательства его безнравственности получены преступным путем.
В принципе, дело уже не во мне. Со мною просто решили расправиться, но ситуация, так сказать, приобрела политическую окраску. Сегодня, уважаемые коллеги, члены Совета Федерации, нужно думать о другом: как спасать остатки правового порядка, как вести борьбу с коррупцией. Однако вместо этого работа правоохранительных органов и спецслужб сознательно парализуется. И это не голословное заявление. Достаточно свести воедино раздробленные, на первый взгляд, события последних месяцев, чтобы убедиться в обоснованности этого вывода. Судите сами: в МВД от должности освобожден начальник следственного комитета Кожевников, переведен на другую работу начальник следственной части Титаров. В ФСБ не у дел оказались замначальника управления экономической контрразведки Пушкаренко, еще один начальник управления по контрразведке и обеспечению стратегических объектов Дедюхин, проводится чистка аппарата ФСБ, а именно по материалам этих подразделений мы возбуждали одни из самых громких уголовных дел. В Генеральной прокуратуре замгенерального Катышев сначала был отстранен от руководства следствием, сейчас переведен на другой участок, не связанный со следствием. Весь главк выведен за штаты, началась массированная чистка. В Главной военной прокуратуре, по сути, расправились с генералом Баграевым. Под него началась чехарда с санкциями. Их стали спешно менять на меры, не связанные с лишением свободы, позволяющие обрабатывать свидетелей, уничтожать доказательства, давить на следствие.
Незаконно прекращено дело в отношении банкира Смоленского, и прокуратура проглотила это. Вернулся в Россию Собчак. А посмотрите, что делается! С видимым удовольствием демонстрируют свое всесилие и неприкасаемость люди из ближнего президентского окружения, несмотря на поток серьезной информации, опубликованной СМИ об их злоупотреблениях. Зато когда, скажем, появляется бред нашего неуважаемого г-на Доренко на ОРТ в отношении, скажем, якобы связи Лужкова с "Мабетексом", Генеральная прокуратура тут же включается в проверку и начинает работу, что называется, с жаром.
Далее. Отстранен от следствия Георгий Чуглазов, главный следователь по делу "Мабетекса", почти полностью изменен состав швейцарской комиссии, российско-швейцарской, по сотрудничеству. Это ставит под угрозу вообще доверие российской стороне. Сейчас вопрос о доверии один из самых главных. Возник скандал в Bank of New York, встал вопрос о возврате денежных средств, похищенных из России. Но как же к нам будут относиться зарубежные коллеги, без помощи которых эту цель не реализовать, если у нас идет кадровая чехарда с руководителями правоохранительных органов, если они видят творящийся правовой беспредел в отношении Генерального прокурора, если им наглядно демонстрируют, что у нас есть каста неприкасаемых коррупционеров, для которых закон не писан. Сегодня ставится вопрос так: главная причина дестабилизации правоохранительных органов это отсутствие легитимного Генерального прокурора.
Уважаемые члены Совета Федерации, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как поверхностна и наивна такая постановка вопроса. Все изложенное выше говорит о том, что наряду с взятием под контроль финансовых ресурсов идет целенаправленный процесс превращения Генеральной прокуратуры, следственных и оперативных подразделений МВД и ФСБ в послушное, управляемое не законом, а волей администрации президента учреждение, которое выполнит любой, подчеркиваю, любой политический заказ, если это понадобится. И с появлением легитимного, но ангажированного администрацией президента Генпрокурора этот процесс будет продолжен еще более ускоренными темпами, потому что для власть предержащих это вопрос жизни и смерти.
И последнее. Уважаемые члены Совета Федерации, на апрельском заседании Совета Федерации, несмотря на весь драматизм моего положения, я в силу необходимости соблюдения следственной тайны и служебной этики не мог в полном объеме сказать вам об истинных причинах желания президента и его администрации любой ценой устранить меня с занимаемой должности. Сейчас, когда информация о возможной причастности президента и его семьи к коррупции, о наличии зарубежных счетов, об использовании в личных целях денежных средств сомнительных коммерсантов, получающих подряды на реконструкцию Кремля, и многое-многое другое стало достоянием не только российской, но и мировой общественности, вам ясно, что в вопросе о моей отставке основным является личный интерес президента и его семьи. Иначе говоря, маски сброшены. Ситуация предельно упростилась. Или мы вместе с вами попытаемся остановить вал коррупции и спасти остатки авторитета нашей страны в мировом обществе, а я готов работать при вашей поддержке, или Совет Федерации пойдет дорогой, намеченной ему кремлевскими коррупционерами. Выбор за вами, уважаемые члены Совета Федерации. Благодарю вас за внимание".
Я почувствовал, что выступил удачно. Как мне потом сказали, эта речь добавила мне примерно 25 голосов.
Даже Лужков, обычно скупой на похвалу, и тот заметил:
- Я впервые слышал речь настоящего Генерального прокурора.
А дальше было голосование. С ошеломляющим результатом: 98 - против отставки, 52 - за отставку, 2 - воздержались.
Реакция Кремля на собственный провал была соответственная: на меня усилили информационный нажим. Доренко, Сванидзе, Шеремет буквально выворачивались наизнанку, стараясь услужить своим хозяевам и утопить меня в грязи. Из пыли вытащили даже Паколли - он тоже появился на телеэкране.
Особое бешенство у кремлевских "горцев" вызвала моя фраза насчет "возможной причастности президента и его семьи к коррупции". Шабдурасулов заявил, что администрация президента обратится в суд. Правда, уже прошло немало времени, а она не обратилась в суд до сих пор и не обратится никогда.
На следующий день на Западе прошло сообщение, что "Банк дель Готтардо" подтвердил факт выдачи гарантий президентской семьи по трем карточкам.
Мои коллеги из Генпрокуратуры пригласили меня на допрос: что я имел в виду под словом "семья"?
- Только то, что подразумевает гражданско-правовое понятие: семья это ячейка общества.
- А что вы имели в виду под словом "коррупция"? - заинтересованно спросили коллеги.
- Коррупцию и имел в виду. Деньги на оплату покупок, сделанных семьей Ельцина, поставлял Паколли. За это Паколли получил очень выгодные подряды на ремонт Кремля, его лично приглашал к себе Ельцин, присвоил ему звание заслуженного строителя России... Это и есть коррупция.
Собственно, действительно, зачем я все это говорил? Да затем, чтобы Совет Федерации принимал решение со знанием дела. Ведь Ельцин обратился к сенаторам, руководствуясь не общественными, а личными интересами... А с другой стороны, я еще очень мягко высказался о президентской семье, вставил слово "возможной" - о "возможной причастности президента и его семьи к коррупции".
15 октября я выиграл судебный процесс. Мосгорсуд признал незаконным решение о продлении сроков следствия, и я через два дня попытался выйти на работу.
На территорию Генпрокуратуры меня не пустили, милиционер, который раньше отдавал мне честь, лишь виновато развел руки в стороны.
- Не имею права!
- Почему?
- Таково указание руководства.
В это время по первому этажу Генпрокуратуры бегал Розанов и всматривался в окна: впустят меня на "подведомственную" ему территорию или нет?
Не пустили. Стало противно. И горько.
К этой поре в прокуратуру приехал Березовский - его пропустили вместе с машиной. Об этом я уже рассказывал.
Милиционер, который задержал меня в проходной, получил месячный оклад, его начальник Бродский, отвечающий за "неприкосновенность" территории, именное оружие, Розанов - орден.
Я же от этого режима не получал ничего. Кроме одного - звание заслуженного юриста. Но эта награда - сугубо профессиональная. И дают ее не за угодничество, не за ложь - совсем за другие вещи.
ЗА ЧТО Я БОРЮСЬ?
Часто мне задают вопрос, почему я вздумал бороться против огромной государственной машины, почти не имея шансов на успех? Один известный олигарх сказал мне:
- Неужели вы не понимаете, что Ельцин может сделать с вами что угодно: он - царь!
Я боролся не за себя. Если бы я искал хорошей спокойной жизни, то давным бы давно уехал послом в Финляндию или в Данию либо стал членом Конституционного суда, как мне предлагал Юмашев. На одной из последних встреч люди Ельцина в обмен на мой отказ от борьбы и спокойный уход с должности предлагали пост постоянного спецпредставителя президента по связям с правоохранительными органами зарубежных стран, прекращение уголовного дела и широкую информацию в СМИ, что кассета - поддельная.
Я отказался от предложения.
Ведь поругана была моя честь, поругана честь моей семьи. А честь я обязан защитить. Как обязан и держать удары, какими бы сильными и болезненными они ни были. Дальше. Есть закон, и закон я обязан защищать. Ведь без соблюдения законности любое государство обречено на гибель. Уступить преступникам я просто не имел права. Если уступлю шантажу, то покажу плохой пример своим коллегам, я тогда запятнаю честь прокурорского работника. А ведь на меня смотрят многие, у многих прокуроров на периферии - такая же, как у меня, несладкая жизнь.
Конечно же, я допустил ряд просчетов - кое-где мне не хватило воли и твердости. Особенно в начале моей работы. В частности, в ситуации с коробкой из-под ксерокса, но это - наука.
Прокуроры во многих странах мира играют ведущую роль в борьбе с беззаконием. Карла дель Понте показала всему миру, что Швейцария не должна быть только страной банковской тайны, должна быть и страной, которая объявила войну коррупции в международном масштабе. Прокурор Германии Кай Нэм дал команду допросить Гельмута Коля, несмотря на огромнейшую популярность этого человека в стране: раз Коль нарушил закон, значит, должен ответить. Кеннет Стар допрашивал Билла Клинтона. Эти люди стали на сторону закона - закона, а не политической целесообразности.
В России это делать сложнее. Россия пока еще не превратилась в правовое государство.
Много разочарований принесли и мои бывшие друзья. Трусость, желание усидеть в своем кресле и ради этого - готовность пойти на все, в том числе на подлость и предательство, всегдашнее стремление услужить. Не ожидал я этого от своих друзей, которым столько раз помогал... Как они не понимают, что мир не ограничивается, скажем, Покровкой, Лубянкой и Большой Дмитровкой, как же они будут смотреть мне в глаза в будущем?
В то же время радуют встречи с простыми людьми, в них, и только в них, я нахожу поддержку.
Ныне я пришел к выводу, что обычными правовыми средствами ни оргпреступность, ни коррупцию в России не победить - справиться с ними может только власть - обладая государственной властью, можно этих гадин раздавить. Лишь власть способна решить, быть России правовому государству или нет. Но если власть сама завязана на преступлениях, как это было при Ельцине, то стать нам правовым государством она не даст никогда.
А власть перехватывают преемники Бориса Николаевича Ельцина, те самые, кто пренебрегает законом, хозяйничает в Кремле, как у себя на кухне, причастен к фабрикациям, к травле неугодных, к информационной лжи, к грязным технологиям выборов, и никто не знает, что они будут делать, когда станут легитимными хозяевами в России.
Режим становится все более и более криминальным.
Отечество в опасности!
Поэтому я решил выдвинуть свою кандидатуру в президенты Российской Федерации и включиться в новую борьбу. Чтобы Россия осталась Россией, а не распалась на вотчины и княжества, как в древности, чтобы преступность была одолена, чтобы жители России никогда больше не знали, что такое обман...
Сейчас, когда я пишу эти строки, в здании ЦДРИ - Центрального Дома работников искусств собралась инициативная группа и выдвинула меня кандидатом в президенты России...
Мне предстоит ответить: согласен я с выдвижением или нет? Конечно же, я не могу пренебречь доверием людей, а раз так, то впереди меня ждет новая борьба - выборная...
Январь 2000 г.
В комиссии сидели люди грамотные, в большинстве своем юристы, им раздали справки, где, казалось бы, все было расписано и требовалось только утвердить "сочинение на заданную тему", но члены комиссии "сочинение" не утвердили. Началась разборка, и когда Розанов начал лить на меня в очередной раз грязь, то Королев оборвал его:
- Откуда эта кассета, о которой вы столько говорите? Как она добыта? Каким путем? Она же не может быть предметом обсуждения ни в суде, ни для следствия! Вы что, ее сами снимали?
Розанов замолчал. Придя в себя, попробовал объяснить, но не тут-то было: тык-мык и все - ничего больше Розанов сказать не мог.
- На чем вы тогда строите систему обвинений?
Розанов и на этот вопрос не смог ответить.
Когда пытался что-то говорить я, то Королев оборвал и меня:
- Не втягивайте нас в дискуссию!
В общем, кремлевский номер не прошел: Королева поддержали все члены комиссии, постановили дождаться решения суда (заседание Мосгорсуда было назначено на 15 октября) - пусть суд решит, законно либо незаконно продлены сроки следствия, и потом уж принимать постановление.
Все считали, что в этой ситуации президент вряд ли вынесет на заседание Совета Федерации вопрос о моей отставке.
Но вечером 12 октября он этот вопрос внес. Прошел слух, что 60 сенаторов поставили подписи под письмом о моей отставке.
Ночь я не спал. Любой бы на моем месте не спал... Утром, приехав в Совет Федерации, я узнал, что список сенаторов состоит не из 60, а из 23 фамилий. Кто же подписанты? В основном дотационные губернаторы: Бирюков с Камчатки, Фахрутдинов с Сахалина, Назаров с Чукотки, Гуторов из Ямало-Ненецкого округа, ранее дважды судимый, плюс друзья - Руцкой, Федоров, Аяцков, который всегда успешно колеблется вместе с линией "партии и правительства", дальневосточник Наздратенко...
Совместные усилия администрации президента и руководства прокуратуры дали смешной результат.
23 человека для Совета Федерации - это ничтожно мало. Нужно по меньшей мере человек девяносто.
Я почувствовал себя уверенно.
Началось заседание. Выступили Королев, Платонов, потом Строев вдруг объявил, что дискутировать нет смысла, все ясно и без дискуссий, надо голосовать. Я спустился со своего места вниз. Подошел к председательскому столу:
- Егор Семенович, мне-то слово дайте! Я хочу высказаться.
- У нас здесь не дискуссионный клуб! - довольно резко отозвался Строев.
И тут возник туляк Игорь Иванов, руководитель регламентной группы Совета Федерации.
- Егор Семенович, при освобождении Генерального прокурора от должности выступление Генпрокурора обязательно!
Строев дал мне десять минут, дал нехотя. Пожалуй, именно в этот момент я первый раз в жизни почувствовал себя настоящим политиком. Я уложился в десять минут. Вот что я сказал:
"Уважаемые члены Совета Федерации!
Еще раз поднимаясь на эту трибуну, я хочу сказать: некоторые тут ожидали, что я вновь подам прошение об отставке.
Этого не произойдет.
И дело не только в том, что с моей стороны этот шаг стал бы проявлением крайнего неуважения к Совету Федерации, который ранее уже дважды высказывался за продолжение моей работы. Есть масса и других причин, исключающих для меня заявление об отставке.
Написать такое заявление - значит уступить шантажистам, а по сути преступникам, которые почти всю государственную машину от администрации президента до силовых структур направили в нужное для себя русло и теперь в это русло усиленно пытаются загнать вас, уважаемые члены Совета Федерации. Причем делают это довольно настойчиво. Меняют только подручные средства. Сначала это была видеокассета, как инструмент шантажа, - не вышло. Затем пытались доказать, что я преступник, - не получилось. Сейчас говорят, что я аморальный тип.
Написать заявление - значит согласиться с применяемыми по отношению ко мне методами. Узаконить, если хотите, произвол, вседозволенность кремлевской администрации и президентского окружения. Написать заявление значит создать прецедент для подобной расправы в будущем для любого государственного и политического деятеля. И прежде всего - вас.
Уйти в отставку - значит показать, и прокурорской системе прежде всего, что с прокурором в России можно сделать все что угодно. Что служить закону оказывается себе дороже. Что нужно не бороться с беззаконием и несправедливостью, а уступать им. Повторяю: прошения об отставке, безусловно, не будет. Это моя принципиальная позиция, совпадет она с вашей или нет, понятно, решать вам.
Я глубоко признателен членам комиссии Совета Федерации по борьбе с коррупцией за искреннее желание обстоятельно и объективно во всем разобраться. Достойно глубокого сожаления, что президентская сторона, по сути, проигнорировала взвешенные и правовые, подчеркиваю, подходы, которые рекомендовала комиссия. Безусловно, комиссия еще далеко не реализовала свой потенциал. Общество ждет более детальных ее оценок ситуации с Генеральным прокурором, а главное - ответа на вопрос: как действительно поставить дело борьбы с коррупцией в коридорах власти? Думаю, комиссия имеет все возможности обеспечить политическую поддержку правоохранительным органам, особенно когда на них оказывается серьезное давление. Но даже то, что стало известно комиссии, а в принципе то, что творится и продолжает твориться со мной, происходит и на ваших глазах, позволяет сделать несколько неутешительных выводов. Основной из них такой: в нашем отечестве, оказывается, возможно все - любая провокация, любой шантаж, нарушение элементарных требований закона, - если этого требуют интересы кремлевского окружения.
Возможно, лучше привести в Кремль подчиненного Генеральному прокурору работника и заставить его, нарушая установленный законом порядок, возбудить уголовное дело... Только в больном воображении можно представить, чтобы нечто подобное, например, происходило на Даунинг-стрит, 10, в Лондоне или в президентской резиденции в Париже! Оказалось возможным втянуть в конфликт во имя политической цели, а по сути спасения от ответственности высокопоставленных фигур, Федеральную службу безопасности, Министерство внутренних дел, подтолкнув эти структуры на использование неправовых методов и средств, фальсификацию материалов, и Генеральную прокуратуру, в очередной раз представивших вам недостоверную, явно тенденциозную справку. Без тени сомнения и колебаний оказалось возможным вовлечь в политику и суд, чтобы дискредитировать судебную власть. Я имею в виду то давление, беспрецедентное, которое оказывалось на коллегию Верховного суда. Можно, оказывается, использовать всю мощь государственного механизма, чтобы раздавить человека, пусть и Генерального прокурора, который осмелился посягнуть на святая святых, хотя я сделал только то, что мне полагалось по должности, по законам.
Вы сами, уважаемые сенаторы, в состоянии судить, насколько в отношении меня последовательно и целенаправленно выдерживалась и выдерживается линия на давление. С этой целью используются средства массовой информации. Планомерные утечки в прессу из сверхсекретного уголовного дела постоянно допускались, манипулировалось общественное сознание, применяются акции устрашения - я имею в виду обыски, отказ в выдаче паспорта для выезда в Швейцарию и т.д. и т.п.
Я хочу разъяснить членам Совета Федерации свою позицию по уголовному делу. Это, извините, вы поймите меня правильно, меня облили грязью, справку раздали всем, а мне, так сказать, постеснялись предоставить слово. Думаю, что сейчас уже ясно всем - попытка привлечь меня к уголовной ответственности полностью провалилась. За полгода бригаде следователей при поддержке МВД и ФСБ так и не удалось найти ни одного, так сказать, приличного факта, чтобы предъявить мне по нему обвинение. Следствие занимается сейчас дотошной проверкой инспирированных спецслужбами газетных публикаций о квартирах и костюмах, не имеющих никаких перспектив, это даже в справке отражено, хотя цель ее, вы знаете, совершенно другая. Все только лишь для того, чтобы продлить неконституционный указ президента.
Я хочу также сказать и о другом, уважаемые члены Совета Федерации. Попытка, опираясь на материалы этого уголовного дела повлиять на позицию Совета Федерации по меньшей мере некорректна, а по большей - незаконна. Сфабрикованное, незаконченное уголовное дело, а тем более ставшее предметом судебного разбирательства, не может быть основанием для принятия решения Советом Федерации. Ну неужели это не понятно всем? Кроме того, большинству прокуроров и судей совершенно очевидно, что и дело было возбуждено незаконно. Я уж об этом не говорю, поскольку это общеизвестно.
Далее. Я хочу сказать, что это не плод моих фантазий. Почему-то в справке не указано, что есть другое уголовное дело, возбужденное по моему обращению. И я там признан потерпевшим по этому делу. Там добыты данные фактические, которые опровергают этот материал, которые показывают, что показания были получены путем шантажа, угроз и давления. Почему об этом вам, так сказать, не говорится в справке этой?
Далее. Есть, в конце концов, презумпция невиновности, и никакие материалы незаконченного дела, а тем более шитого белыми нитками, не должны приниматься во внимание до судебного решения. Ну и наконец, не следует забывать, что 15-го числа, послезавтра, состоится судебное рассмотрение этого вопроса, которое может положить конец этому уголовному делу. И у меня будут юридические основания для того, чтобы приступить к своим служебным обязанностям. Именно поэтому такая спешка, именно поэтому вас хотят, выкручивая руки, заставить принять соответствующее решение.
Что касается моральной стороны вопроса, о которой здесь в общем-то намекалось и до этого много говорилось. Я хочу вспомнить азы юриспруденции, да и здравого смысла. Недопустимо обвинять человека или делать ему упреки в безнравственности, если он не нарушил закон, а доказательства его безнравственности получены преступным путем.
В принципе, дело уже не во мне. Со мною просто решили расправиться, но ситуация, так сказать, приобрела политическую окраску. Сегодня, уважаемые коллеги, члены Совета Федерации, нужно думать о другом: как спасать остатки правового порядка, как вести борьбу с коррупцией. Однако вместо этого работа правоохранительных органов и спецслужб сознательно парализуется. И это не голословное заявление. Достаточно свести воедино раздробленные, на первый взгляд, события последних месяцев, чтобы убедиться в обоснованности этого вывода. Судите сами: в МВД от должности освобожден начальник следственного комитета Кожевников, переведен на другую работу начальник следственной части Титаров. В ФСБ не у дел оказались замначальника управления экономической контрразведки Пушкаренко, еще один начальник управления по контрразведке и обеспечению стратегических объектов Дедюхин, проводится чистка аппарата ФСБ, а именно по материалам этих подразделений мы возбуждали одни из самых громких уголовных дел. В Генеральной прокуратуре замгенерального Катышев сначала был отстранен от руководства следствием, сейчас переведен на другой участок, не связанный со следствием. Весь главк выведен за штаты, началась массированная чистка. В Главной военной прокуратуре, по сути, расправились с генералом Баграевым. Под него началась чехарда с санкциями. Их стали спешно менять на меры, не связанные с лишением свободы, позволяющие обрабатывать свидетелей, уничтожать доказательства, давить на следствие.
Незаконно прекращено дело в отношении банкира Смоленского, и прокуратура проглотила это. Вернулся в Россию Собчак. А посмотрите, что делается! С видимым удовольствием демонстрируют свое всесилие и неприкасаемость люди из ближнего президентского окружения, несмотря на поток серьезной информации, опубликованной СМИ об их злоупотреблениях. Зато когда, скажем, появляется бред нашего неуважаемого г-на Доренко на ОРТ в отношении, скажем, якобы связи Лужкова с "Мабетексом", Генеральная прокуратура тут же включается в проверку и начинает работу, что называется, с жаром.
Далее. Отстранен от следствия Георгий Чуглазов, главный следователь по делу "Мабетекса", почти полностью изменен состав швейцарской комиссии, российско-швейцарской, по сотрудничеству. Это ставит под угрозу вообще доверие российской стороне. Сейчас вопрос о доверии один из самых главных. Возник скандал в Bank of New York, встал вопрос о возврате денежных средств, похищенных из России. Но как же к нам будут относиться зарубежные коллеги, без помощи которых эту цель не реализовать, если у нас идет кадровая чехарда с руководителями правоохранительных органов, если они видят творящийся правовой беспредел в отношении Генерального прокурора, если им наглядно демонстрируют, что у нас есть каста неприкасаемых коррупционеров, для которых закон не писан. Сегодня ставится вопрос так: главная причина дестабилизации правоохранительных органов это отсутствие легитимного Генерального прокурора.
Уважаемые члены Совета Федерации, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как поверхностна и наивна такая постановка вопроса. Все изложенное выше говорит о том, что наряду с взятием под контроль финансовых ресурсов идет целенаправленный процесс превращения Генеральной прокуратуры, следственных и оперативных подразделений МВД и ФСБ в послушное, управляемое не законом, а волей администрации президента учреждение, которое выполнит любой, подчеркиваю, любой политический заказ, если это понадобится. И с появлением легитимного, но ангажированного администрацией президента Генпрокурора этот процесс будет продолжен еще более ускоренными темпами, потому что для власть предержащих это вопрос жизни и смерти.
И последнее. Уважаемые члены Совета Федерации, на апрельском заседании Совета Федерации, несмотря на весь драматизм моего положения, я в силу необходимости соблюдения следственной тайны и служебной этики не мог в полном объеме сказать вам об истинных причинах желания президента и его администрации любой ценой устранить меня с занимаемой должности. Сейчас, когда информация о возможной причастности президента и его семьи к коррупции, о наличии зарубежных счетов, об использовании в личных целях денежных средств сомнительных коммерсантов, получающих подряды на реконструкцию Кремля, и многое-многое другое стало достоянием не только российской, но и мировой общественности, вам ясно, что в вопросе о моей отставке основным является личный интерес президента и его семьи. Иначе говоря, маски сброшены. Ситуация предельно упростилась. Или мы вместе с вами попытаемся остановить вал коррупции и спасти остатки авторитета нашей страны в мировом обществе, а я готов работать при вашей поддержке, или Совет Федерации пойдет дорогой, намеченной ему кремлевскими коррупционерами. Выбор за вами, уважаемые члены Совета Федерации. Благодарю вас за внимание".
Я почувствовал, что выступил удачно. Как мне потом сказали, эта речь добавила мне примерно 25 голосов.
Даже Лужков, обычно скупой на похвалу, и тот заметил:
- Я впервые слышал речь настоящего Генерального прокурора.
А дальше было голосование. С ошеломляющим результатом: 98 - против отставки, 52 - за отставку, 2 - воздержались.
Реакция Кремля на собственный провал была соответственная: на меня усилили информационный нажим. Доренко, Сванидзе, Шеремет буквально выворачивались наизнанку, стараясь услужить своим хозяевам и утопить меня в грязи. Из пыли вытащили даже Паколли - он тоже появился на телеэкране.
Особое бешенство у кремлевских "горцев" вызвала моя фраза насчет "возможной причастности президента и его семьи к коррупции". Шабдурасулов заявил, что администрация президента обратится в суд. Правда, уже прошло немало времени, а она не обратилась в суд до сих пор и не обратится никогда.
На следующий день на Западе прошло сообщение, что "Банк дель Готтардо" подтвердил факт выдачи гарантий президентской семьи по трем карточкам.
Мои коллеги из Генпрокуратуры пригласили меня на допрос: что я имел в виду под словом "семья"?
- Только то, что подразумевает гражданско-правовое понятие: семья это ячейка общества.
- А что вы имели в виду под словом "коррупция"? - заинтересованно спросили коллеги.
- Коррупцию и имел в виду. Деньги на оплату покупок, сделанных семьей Ельцина, поставлял Паколли. За это Паколли получил очень выгодные подряды на ремонт Кремля, его лично приглашал к себе Ельцин, присвоил ему звание заслуженного строителя России... Это и есть коррупция.
Собственно, действительно, зачем я все это говорил? Да затем, чтобы Совет Федерации принимал решение со знанием дела. Ведь Ельцин обратился к сенаторам, руководствуясь не общественными, а личными интересами... А с другой стороны, я еще очень мягко высказался о президентской семье, вставил слово "возможной" - о "возможной причастности президента и его семьи к коррупции".
15 октября я выиграл судебный процесс. Мосгорсуд признал незаконным решение о продлении сроков следствия, и я через два дня попытался выйти на работу.
На территорию Генпрокуратуры меня не пустили, милиционер, который раньше отдавал мне честь, лишь виновато развел руки в стороны.
- Не имею права!
- Почему?
- Таково указание руководства.
В это время по первому этажу Генпрокуратуры бегал Розанов и всматривался в окна: впустят меня на "подведомственную" ему территорию или нет?
Не пустили. Стало противно. И горько.
К этой поре в прокуратуру приехал Березовский - его пропустили вместе с машиной. Об этом я уже рассказывал.
Милиционер, который задержал меня в проходной, получил месячный оклад, его начальник Бродский, отвечающий за "неприкосновенность" территории, именное оружие, Розанов - орден.
Я же от этого режима не получал ничего. Кроме одного - звание заслуженного юриста. Но эта награда - сугубо профессиональная. И дают ее не за угодничество, не за ложь - совсем за другие вещи.
ЗА ЧТО Я БОРЮСЬ?
Часто мне задают вопрос, почему я вздумал бороться против огромной государственной машины, почти не имея шансов на успех? Один известный олигарх сказал мне:
- Неужели вы не понимаете, что Ельцин может сделать с вами что угодно: он - царь!
Я боролся не за себя. Если бы я искал хорошей спокойной жизни, то давным бы давно уехал послом в Финляндию или в Данию либо стал членом Конституционного суда, как мне предлагал Юмашев. На одной из последних встреч люди Ельцина в обмен на мой отказ от борьбы и спокойный уход с должности предлагали пост постоянного спецпредставителя президента по связям с правоохранительными органами зарубежных стран, прекращение уголовного дела и широкую информацию в СМИ, что кассета - поддельная.
Я отказался от предложения.
Ведь поругана была моя честь, поругана честь моей семьи. А честь я обязан защитить. Как обязан и держать удары, какими бы сильными и болезненными они ни были. Дальше. Есть закон, и закон я обязан защищать. Ведь без соблюдения законности любое государство обречено на гибель. Уступить преступникам я просто не имел права. Если уступлю шантажу, то покажу плохой пример своим коллегам, я тогда запятнаю честь прокурорского работника. А ведь на меня смотрят многие, у многих прокуроров на периферии - такая же, как у меня, несладкая жизнь.
Конечно же, я допустил ряд просчетов - кое-где мне не хватило воли и твердости. Особенно в начале моей работы. В частности, в ситуации с коробкой из-под ксерокса, но это - наука.
Прокуроры во многих странах мира играют ведущую роль в борьбе с беззаконием. Карла дель Понте показала всему миру, что Швейцария не должна быть только страной банковской тайны, должна быть и страной, которая объявила войну коррупции в международном масштабе. Прокурор Германии Кай Нэм дал команду допросить Гельмута Коля, несмотря на огромнейшую популярность этого человека в стране: раз Коль нарушил закон, значит, должен ответить. Кеннет Стар допрашивал Билла Клинтона. Эти люди стали на сторону закона - закона, а не политической целесообразности.
В России это делать сложнее. Россия пока еще не превратилась в правовое государство.
Много разочарований принесли и мои бывшие друзья. Трусость, желание усидеть в своем кресле и ради этого - готовность пойти на все, в том числе на подлость и предательство, всегдашнее стремление услужить. Не ожидал я этого от своих друзей, которым столько раз помогал... Как они не понимают, что мир не ограничивается, скажем, Покровкой, Лубянкой и Большой Дмитровкой, как же они будут смотреть мне в глаза в будущем?
В то же время радуют встречи с простыми людьми, в них, и только в них, я нахожу поддержку.
Ныне я пришел к выводу, что обычными правовыми средствами ни оргпреступность, ни коррупцию в России не победить - справиться с ними может только власть - обладая государственной властью, можно этих гадин раздавить. Лишь власть способна решить, быть России правовому государству или нет. Но если власть сама завязана на преступлениях, как это было при Ельцине, то стать нам правовым государством она не даст никогда.
А власть перехватывают преемники Бориса Николаевича Ельцина, те самые, кто пренебрегает законом, хозяйничает в Кремле, как у себя на кухне, причастен к фабрикациям, к травле неугодных, к информационной лжи, к грязным технологиям выборов, и никто не знает, что они будут делать, когда станут легитимными хозяевами в России.
Режим становится все более и более криминальным.
Отечество в опасности!
Поэтому я решил выдвинуть свою кандидатуру в президенты Российской Федерации и включиться в новую борьбу. Чтобы Россия осталась Россией, а не распалась на вотчины и княжества, как в древности, чтобы преступность была одолена, чтобы жители России никогда больше не знали, что такое обман...
Сейчас, когда я пишу эти строки, в здании ЦДРИ - Центрального Дома работников искусств собралась инициативная группа и выдвинула меня кандидатом в президенты России...
Мне предстоит ответить: согласен я с выдвижением или нет? Конечно же, я не могу пренебречь доверием людей, а раз так, то впереди меня ждет новая борьба - выборная...
Январь 2000 г.