Новый хрустящий бумажник.
   Игумнов передал находку Рэмбо.
   Портмоне было с фокусом. Открывалось с двух сторон. Какая-то бумага внутри то появлялась, то вновь исчезала, в зависимости от того, какая сторона бумажника оказывалась наверху. Рэмбо знал этот прием. Извлек бумагу. Это была выполненная в цвете ксерокопия чека. «Швейцарский союз банкиров. „Union bank suisses“. Женева, Рю-дю-Роне, 8…»
   Он внимательно всмотрелся в графы. Чек был выписан на предъявителя. Фамилия получателя отсутствовала. Сбоку почерком английского двоечника на двух строчках была выведена сумма:
   «Three million dollar USA onli…»
   «Три миллиона долларов США…»
   Фамилия и имя выписавшего его читались как арабские — KAMALHALIFА.
   —Откуда у тебя?
   Плата ограничился сентенцией:
   —Тебя подставляют — ты вынужден отмахнуться. Можно считать, шеф обронил. Я поднял…
   Плата хранил огнестрельное оружие и удерживал в квартире заложника. Рэмбо, частный детектив, не имел права штурмовать квартиру — присваивать функции правоохранительного органа. И он пошел на это. В правовом смысле дела обоих были бесперспективны.
   «Ни Плата, ни Неерия не обратятся с заявлениями. Тем более, что Нисан не сделал этого сразу после похищения Рахмона-бобо…»
   —Я умею быть благодарным… — Плата поднял к Рэмбо асимметричное решительное лицо. — Ты сразу в этом убедишься. Если отпустишь…
   Свою помощницу Савельич знал еще пацанкой. МУР занимался группой молодых кидал. Преступления были из привычных в столице, отличались особой, не диктуемой ни обстоятельствами, ни целесообразностью, жестокостью. Действовала молодежь. Девчонок пускали впереди. Они знакомились с иностранцами, шведами или японцами, вели «к себе» — в солидные дома на Арбат или в район Новослободской. Там, в подъезде, уже ждали парни. Ребята были из благополучных семей. В происходящем видели удальство, урок распутникам, забавное времяпрепровождение. На деньги всей компанией шли в ресторан, частично делили. После одного — наиболее дерзкого — нападения всей бригадой махнули на Кавказ, в Джемете. В это время Савельич и занялся ими. Оказалось, о молодых кидалах знали многие. Установить их не составило труда. Преступников арестовали прямо в Джемете. Савельич лично летал за ними. В Москву доставляли порознь — чтобы не сговорились. Савельич прихватил пацанку, она была моложе всех. Рейс то и дело откладывали, вместо вечера улетели на рассвете. В Адлере в ментовке было жарко и полно задержанных. Ночевали с другими пассажирами в аллее. Грабительница, мешая, посапывала на плече. Из-за нее он не мог задремать. Их принимали за отца с дочерью. Никто не знал, что он везет арестованную. Савельич — грубый служака, выпивоха и мент с «прожженным кафтаном», постоянно находящийся под угрозой увольнения, — не забывал преступников, которых он арестовывал. Помогал, чем мог. Он и пацанку не забыл. Девчонка была единственной несовершеннолетней в группе, за вовлечение малолетки в преступную деятельность полагалась дополнительная статья. Савельич постарался всем все объяснить. В результате подельники как один принялись ее отшивать; потерпевшие тоже убоялись ответственности за несовершеннолетнюю…
   Она была благодарна. Круг общения ее не изменился. Каждые две-три недели они разговаривали по телефону. Просто уже как добрые знакомые. Савельич был в курсе всего, что происходило в ее окружении.
   —Пал Палыча опять задержали на Даниловском. В курсе? — Она позвонила уже вечером, из дому.
   Савельев был в курсе. В сейфе лежало несколько бумаг, переданных 85-м, обслуживавшим рынок.
   Мастер спорта, «классик», Барон все последнее время работал охранником в ресторане «Туркмения».
   —Привели с наркотой. А в ампуле вода вместо ширева… Может, заедешь до работы, Савельич? Поговорим. А я шарлотку поставлю. С антоновкой…
   —Слышь, Савельич? — Бутурлин распахнул дверь в кабинет зама. — Там внизу интересный мужик. Остановил патрульную машину, попросил прикурить…
   —Бывает. — Заместитель был настроен философски. Бутурлин вернулся к задержанному у Пушки:
   —Остановил патруль, а у самого под одеждой зажигалка в виде пистолета. Поручи переговорить. Только аккуратно! Через пару минут приведешь. Я хочу сам расспросить.
   С Савельичем в кабинете сидели еще двое, вернувшиеся из мотеля. Все свои. Остальные фильтровали задержанных.
   — Документы у него есть?
   — Только бумага на английском — телефоны лондонских блядей. Фамилию молчит.
   Бутурлин постоял у подоконника с кактусами. Они одни и могли существовать в активной никотиновой зоне РУОПа. Да еще календарь «Российского кредита» — кудрявая головка Мики Морозова кисти Серова смотрела со стены. Спросил с прохладцей:
   —Из мотеля ничего нового?
   —Нет.
   Вернувшись к себе, постоял у телевизора. Очередной кандидат в президенты откровенно ржал в экран. На втором плане мелькнул глава «Центурионов» Тяглов со своими орлами — обеспечивал безопасность.
   Бутурлин вырубил экран: «Уж лучше опять парткомы!»
   Думать об этом не было сил.
   С вечера доставили кейс «Джеймс Бонд», его обнаружили в кустах в проходном дворе недалеко от метро «Полянка». Кейс был практически пуст: очки, газета «Коммерсанта», несколько визитных карточек сопредседателя Совета директоров «Дромита»… Один из телохранителей Фонда, которого доставили в РУОП, с ходу опознал изготовленный на заказ стальной атташе-кейс Нисана Арабова. Руоповцы хотели предъявить кейс также брату погибшего или советнику, но ни того, ни другого найти не удалось. «Залегли на тюфяки…»
   Бутурлину позвонили с Петровки. Из ДПЗ, где находился Туркмения.
   Он ждал этого звонка:
   — Ну?..
   — Ничего не сказал…
   — Черт!..
   Комбинацию с линией поведения своего человека, сидевшего в камере ДПЗ вместе с Туркменией, они разрабатывали вместе.
   —Туркмения уже готов был что-то передать… — Опер с Петровки был расстроен. — На кончике языка вертелось! В последнюю секунду замкнулся!
   — Что делать? Приходится освобождать…
   Бутурлин позвонил Савельеву:
   — Где этот друг?
   — Сейчас доставим. Ты сам-то его видел?
   — Нет еще.
   — Это Туманов. Афганец! И он же Жид.
   — Нехорошо получилось…
   — Я думаю, он у нас долго не задержится.
   — Не удержим?
   — Заберет МВД… Да! Тут еще небольшая неувязка: ребята, которых я посылал, с ним незнакомы. Ну и…
   — Сильно?
   — Как тебе сказать…
   Через пару минут задержанный был в кабинете.
   — Давно не виделись… — Бутурлин поднялся.
   — Два года.
   Афганец так и не справился с носовым кровотечением. Но это был пустяк по сравнению с тем, что выпало на долю его стороны в бандитской разборке — Нисана Арабова, Ковача, Мансура. То же угрожало и ему, если бы, сам того не ведая, его не спас на Пушке ментовский патруль.
   — Вот сволочи, — искренне посочувствовал Бутурлин. — Я извиняюсь за них.
   — Извинения — как спасибо. В стакан не нальешь.
   — В таком виде тебя ни один следственный изолятор не примет… Хоть назад в Англию! Скажут: «В РУОПе избили!»
   Туманов — с матовым лицом, маслеными глазами, вылитый афганец — держался насмешливо.
   —В изолятор? Ты что, Бутурлин?
   Он тянул время. Отставники-генералы МВД, ведавшие в Москве оружейным бизнесом, наверняка уже знали о его появлении.
   Его бригада обеспечивала нормальное прохождение спортивного и охотничьего оружия, двигавшегося через Бельгию, Англию и Голландию. Так называемая русская мафия не посягала на роль крыши в международной торговле спортивным и охотничьим оружием.
   В обмен Афганец мог рассчитывать на ответную поддержку.
   —И все за то, что я попросил огоньку?
   —Я расцениваю это как нападение на патрульную машину!
   Бутурлин достал из стола зажигалку:
   —«Дезерт-игл-толк»… «Орел пустыни». Супероружие. Личность твоя не установлена. Документов нет. Одни телефоны проституток… «Убить нельзя помиловать!»
   Бутурлин знал, как поступит. Контакт с криминальными авторитетами был всегда продуктивен. Расширял оперативный кругозор. О многом можно было узнать из первых рук, высокое начальство никогда не упускало возможности такого общения. Поэтому в первую очередь следовало пресечь любую информацию об Афганце наверх.
   — Давно у нас?
   — Сегодня утром приехал.
   — Как там, в Англии?
   — Жить можно.
   — Был сегодня в мотеле?
   — Был.
   — А фильтрация?
   — Я ушел раньше…
   Бутурлину позвонили, он лениво снял трубку. Потом так же неспешно ответил:
   —Давай минут через двадцать…
   Он опоздал. Информация прошла. Тумановым заинтересовались.
   — Что у вас там за разборка была?
   — Где?
   — На Пушке.
   — Ты понимаешь, Бутурлин, мне западло вот так с тобой об этом травить…
   — Но ведь не зря же на патруль бросился? Кто-то тебя там доставал на Пушке… Верно? Я же не совсем кретин.
   — Наоборот…
   Михе он нравился. В Бутурлине чувствовался прироный ум, дремлющая до времени российская лень, талант… Он не держал сердца на тех, кого ловил и сажал!
   —Мы поговорим, Бутурлин. Но сначала… Сам говоришь: «В КПЗ не примут…» Это отморозки. Психологи…
   «Психологи…»
   Выкристаллизовывалась цепочка: «Фонд психологической помощи. Промптов — начальник ее внутренней службы безопасности. В день гибели Шайбы ездил на шашлыки…»
   Платок Михи был в крови.
   —Сейчас сделаем…
   Бутурлин отнесся к возможности откровенного разговора серьезно. Кликнул старшего опера. Тот мгновенно возник в дверях — рослый, в джинсе, в неслышных кроссовках.
   —Покажи, где умыться. — Бутурлин кивнул на задержанного. — Полотенце, мыло… Чайком побалуй. Чтоб все путем…
   Они вышли. Отсроченный звонок раздался, как и условились. Звонил полковник из разрешительной системы.
   — Что за чудака вы там всем РУОПом изловили?
   — Черт его знает! Документов нет. Фамилию не называет!
   — Мне сейчас позвонил этот маразматик. Мокеич… Он, понимаешь ли, озабочен! Звонит по всем номерам…
   Предчувствия оправдались. Известный в прошлом корифей Петровки, отставник, занявшийся прогоном охотничьего гладкоствольного и нарезного оружия, по своим каналам мог запросто поднять кого угодно. Хоть самого министра! Среди ночи… Деятели такого масштаба не беспокоили по пустякам. Особенно ночью. Отслеживалась связь: звонивший контролировал разрешения на торговлю оружием, другой с генеральским размахом торговал им.
   — Что он хоть там натворил?
   — Тут как посмотреть…
   — Мокеичу звонили из Государственной думы, просили вмешаться. Тут задеты высшие интересы…
   «Нашел дурака…»
   — Сам понимаешь. Как бы не влететь в непонятное. Вообще-то смотри сам… Нужна тебе головная боль? А то — подписку ему в зубы. И чтобы в двадцать четыре часа вон из Белокаменной! Или отдай по территориальности…
   — Так, наверное, и сделаем…
   —В Сто восьмое отделение, что ли?
   Бутурлин положил трубку. Поднялся к окну.
   «Хрен вам! Из Сто восьмого вы его заберете и сразу в Антверпен или на историческую родину. Хотя какая историческая у вора в законе?»
 
   День в Иерусалиме выдался особенно знойным. Как и все лето в целом. Синоптики не отмечали такой жары последние пятьдесят лет.
   «Ирина, Хэлена-турс» перенесли часы работы на ночные и предрассветные. Хлопали желтыми глазницами переключенные на постоянный режим светофоры. Улицы были безлюдны. За окнами, — на обе стороны для сквозняков, с обязательными решетками от шальной гранаты араба-террориста — постоянной приметы иерусалимских домов, — было темно. На тротуаре внизу вокруг мусорных ящиков величиной с баркасы белели целлофановые пакеты с мусором. Подготовка к симпозиуму по вопросам выживания шла полным ходом.
   —Смотри. — Брюнетка ткнула в факс, который пришел накануне. — Этому господину посоветовали жить в «Аккордеоне»… — Они называли так одну из гостиниц-спален, что высились вдоль шумной трассы.
   Вертикальные белые и черные полосы по фасаду действительно напоминали клавиатуру.
   —Фантастика… — Блондинка взглянула в зеркальце сбоку над столом, осталась довольна.
   Они еще вернулись к отелю.
   — Безусловно, «Аккордеон» по уровню безопасности относится к самой низкой категории. Это ночлежка!..
   — Кроме того, в ней опасно! Я уже не говорю о персонале.
   — Массажный кабинет…
   Помощницы смотрели на все трезвыми глазами. Для нескольких московских гостей и их сопровождения — секретарей, секьюрити, советников — иерусалимская команда бывшего ленинградского стряпчего выбрала «Кидрон», расположенный в престижном дорогом районе, на достаточном расстоянии от вечно кишащих туристами пешеходных зон вокруг крохотного Бен-Ихуда, района, связанного с мельницей Монтефиори, прибежищем людей искусства — художников и литераторов. Возведенный на высоком холме, прилегающем к знаменитой горе Герцеля — высшей точке Иерусалимского нагорья, с его военным кладбищем и могилой основоположника государства, — отель был в достаточной мере укрыт от нескромных взоров. С вершины горы открывалась впечатляющая панорама. Снизу к отелю вело ответвление шоссе, которое можно было легко взять под контроль. Кроме того, к отелю можно было подъехать, спускаясь со стороны горы Герцеля. Гостиницу окружали богатые виллы миллионеров и религиозных евреев. Чуть ниже находился колледж для девочек из религиозных семей. Приезжим предназначены были восточные апартаменты. Тут почти до полудня было тихо и прохладно, в прозрачном воздухе прорисовывались сотни белых зданий из иерусалимского камня, расположенных на разных уровнях холмов.
   Стряпчий приехал на такси около полуночи, возбужденный.
   —Мы должны быть осторожны! Читайте… Там, внизу!
   В руке он держал «Московский комсомолец».
   —Вот! — Стряпчий прочитал вслух: — «…Труп 34-летнего сопредседателя известного в Москве Фонда содействия процветанию человечества „Дромит“ Нисана Арабова был обнаружен на рассвете в подъезде его дома в центре столицы…» Улавливаете? «Рядом находился его мертвый телохранитель. Как рассказали нашему корреспонденту в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью, банкир в ближайшие дни должен был вылететь по делам в Иерусалим. Заказные убийцы поджидали свои жертвы в подъезде и сразу открыли огонь на поражение. Киллеры скрылись через несколько минут, не оставив милиции практически никаких шансов… Представитель РУОПа полагает, что причиной убийства мог явиться отказ фирмы уплачивать дань местной преступной группировке…» Тут еще строчка: «Специалисты считают, что Неерия Арабов, унаследовавший пост председателя Совета директоров „Дромита“, получил в наследство также полный груз проблем Фонда, не разрешенных убийством его брата Нисана…»
 
   Разборка с «Рыбацким банком» была назначена недалеко от Митина. По Волоколамке. Из Москвы гнали на четырех машинах. Водитель Рэмбо и личный телохранитель, бывший капитан милиции, был начеку. Регламент бандитских разборок был известен и строго соблюдался:
   — перенос и отсрочка разборки не допускаются;
   — переговоры начинаются точно в назначенное время;
   — опоздавший может заранее считать себя проигравшим.
   Как и тот, кто по каким-то причинам не прибыл на место встречи.
   Рэмбо сидел на «посольском» месте — сзади, по диагонали, рядом с Неерией. Рядом с водителем расположился глава службы безопасности Фонда Воробьев.
   О ксерокопии чека на швейцарский банк Рэмбо умолчал, предпочитая сообщить в надлежащее для этого время. Как и о том главном, о чем Плата сказал в конце, поняв, что Рэмбо не собирается сдавать его в руки ментов.
   Аркан вместе с Игумновым находились во втором «мерседесе» «Лайнса», шедшем вплотную за «очень важными персонами» — ВИПами. С ними ехали секьюрити «Лайнса». Еще дальше шел «мерседес» с секьюрити Воробьева.
   Четвертая машина со сканирующей аппаратурой замыкала кортеж.
   Неерия знал, что Рахмон-бобо дома, у себя на квартире. Это было добрым предзнаменованием.
   — Держи… — Это была обнаруженная в квартире рэкетира копия платежки. — «Рыбацкий банк» оплачивает охрану твоего человека… Получатель — Фонд психологической помощи… Теперь мы им вклеим! Его поддерживал и «Рассветбанк» с генералом Гореватых, пользовавшимся авторитетом в известных кругах. Держи, Аркан… Советник должен был выступить в качестве его представителя.
   — Спасибо, Сережа… — Один из немногих, он называл Рэмбо по имени. — Я надеюсь, в Иерусалиме будет все тоже о'кей…
   Понимал ли Неерия, по какому острию ходит?..
   День сбора там неумолимо приближался. Столичным криминальным авторитетам, предавшим бухарскую братву, и конкурентам «Дромита» появление Неерии на суде русской мафии за рубежом было равносильно смертельному приговору.
   «Убравшие Нисана сделают все, чтобы этого не допустить…»
   Рэмбо боролся за его жизнь пока только на дальних подступах к Иерусалиму. Заказ был стремным.
   Со второй машины неожиданно передали в подтверждение:
   —Сзади джип! Идет очень резво…
   Шоссе в этом месте было достаточно просторное и пустое.
   Рэмбо оглянулся: джип на большой скорости доставал их справа. Собирались ли их обстрелять… Времени на обдумывание не оставалось. Водитель резко укротил мотор. Скрежет тормозов слился со звуком обдираемых шин. Все дернулись вперед… Одновременно «мерседес» с секьюрити «Лайнса» вклинился между ВИПами и неопознанной угрозой. В нем были готовы создать огневой щит…
   —Держись!
   «Мерседес» под ВИПами, казалось, резко ушел в загибе вниз и вбок, как на качелях…
   «Разворот на месте на сто восемьдесят градусов!»
   В джипе не рассчитывали на маневр, проскочили вперед. Не раздалось ни одного выстрела! Машина с секьюрити снова была позади, готовая принять огонь на себя и самой открыть стрельбу на поражение…
   Перед Митино погнали тише.
   —Вон они!
   «Рыбацкий банк» приехал точно. На двух «вольво». Машины развернулись в сторону Москвы. Тихие. Без признаков жизни за темными стеклами.
   —Проскочи чуть вперед…
   Рэмбо дал команду второй машине, секьюрити припарковались вплотную. Выключили фары.
   Утро представлялось туманным.
   В крайнем доме стукнуло пустое ведро. Кто-то собирался к корове. Задребезжала колодезная цепь.
   От второго «мерседеса» подошел Игумнов.
   —Паханов пока нет.
   Третья машина с секьюрити «Дромита» стояла темная, в ней словно никого не было.
   Шоссе начинало потихоньку оживать.
   В машине с аппаратурой секьюрити «Лайнса» сканировали диапазон. Умные приборы мгновенно зафиксировали переговоры находившихся поблизости служб. Игумнов поставил Рэмбо в известность:
   — Есть сигнал…
   — Что у них?
   — Все то же: «монтер», «подстанция», «двигатель»…
   Где-то вблизи работала группа Федеральной службы безопасности. Это была их терминология. Менты предпочитали традиционное — «склад», «квитанция», «грузчики»…
   Почти сразу в сторону Москвы проскочил короткий ящик на колесах — «газик». Рэмбо заметил: «11-16…»
   Водитель мигнул.
   —Они! Та же механическая мойка. Грязная цифра в середине!
   Тайная структура, опекавшая «Рыбацкий банк», обозначилась…
   Рэмбо взглянул на часы:
   —Время.
   Авторитеты появились внезапно. С грохотом промчал «Харлей-Дэвидсон». Сметана и Серый подошли пешком. Позади, на небольшом расстоянии двигались боевики. Две машины, американская и германская — «Джип-Чероки» и «Мерседес» — катили еще дальше. Бесшумно, словно крадучись.
   —Пора…
   Как и уговаривались, по трое с каждой стороны двинулись навстречу.
   От «Дромита» — Неерия, Аркан и Воробьев.
   От «Рыбацкого банка» потянулись трое.
   Рэмбо их видел впервые.
   Четвертый был, по-видимому, главой службы безопасности банка, а если верить информации Платы, одновременно и одним из деятелей Фонда психологической помощи Галдера. Хмурый, молодой, высокий, в плаще-макси. Рэмбо видел его на Ваганьковском кладбище — во время похорон. Хмурый тоже узнал Рэмбо. Оба сделали вид, что видят друг друга впервые. Сам Рэмбо представлял крышу, заказанную Фондом. Паханов было вначале двое: Серый и Сметана. Тут же, однако, подъехал третий. Ему отводилась роль воровского прокурора в бандитском суде.
   —Сущий бардак. — Он поздоровался. — Развели демократию. Воры, если бы им не мешали, давно бы прекратили беспредел и стрельбу в Москве! Это точно: кроме мафии, тут никто не хочет быть арбитром. Им только налог собирать….
   Авторитет заводил себя, чтобы естественнее войти в роль.
   Серый и Сметана сохраняли спокойствие.
   Мотоциклист с «Харлей-Дэвидсоном» занял место позади Серого.
   —Разберемся…
   Требования «Рыбацкого банка» изложил невидный собой, незаметный человек, назвавшийся его вице-президентом. Он говорил подчеркнуто сдержанно и скорбно:
   —Еще свежа могила нашего партнера и моего личного друга Нисана, а мы уже вынуждены беспокоить умершего…
   Представитель службы безопасности смотрел в сторону, чтобы не встретиться взглядом. Он был единственный тут, кто по-настоящему интересовал Рэмбо.
   «Игумнов, конечно, не преминет сфотографировать. Такой человек по своему положению наверняка относится к верхушке…»
   —Брат Нисана, которого мы всегда искренне тоже тсчитали нашим партнером, поставил «Рыбацкий банк» в исключительно тяжелое положение…
   Он объяснил:
   —Нисан обещал кредитную линию на длительный срок. Новый глава «Дромита» неожиданно, без объяснения причин обязательство дезавуировал. Обратился в прокуратуру. Те наложили арест на наше судно, которое вошло в порт в связи с ремонтом… Мы несем убытки…
   Дальнейшее представляло собой обычную демагогию прошлых лет, в которой он, видать, поднаторел в т о й жизни.
   —Нетерпимое поведение на рынке предпринимательства, подрыв российской банковской системы…
   Он явно забыл, где и, главное, к кому апеллирует.
   — Какие доказательства? — спросил третий авторитет.
   — Если мы не будем верить устным обязательствам…
   — Бумага есть?
   Вице-президент «Рыбацкого банка» объяснил:
   — Письмо главбуха «Дромита». Я показал вашему юристу…
   Была осуществлена предварительная квалифицированная экспертиза. Второй деятель, стоявший рядом с вице-президентом «Рыбацкого банка», посветил фонариком:
   —Вот. На официальном бланке…
   От «Дромита» отвечал Рыжий:
   —С каких пор в Фонде главбух является распорядителем кредита? Бланк же можно попросту украсть!
   На шоссе послышался шум.
   Комитетский «газик» возвращался. В свет фар попали затемненные окна стоявших у обочин иномарок, подозрительная группа у километрового столба.
   «Рыбацкий банк» вроде не слышал возражений.
   —Существует долговременное сотрудничество, которому нанесен ущерб непрофессиональными действиями нового главы «Дромита». Мы намерены обратиться к учредителям…
   На Арабова вице-президент не смотрел. Было ясно: с ним не будут считаться.
   «Его списали со счетов…» Аркан изменил аргументацию:
   —Не за это ли письмо «Рыбацкий банк» оплатил охрану дачи бухгалтера в Томилине?
   Рыжий сделал вид, что блефует. У Аркана была прочно укрепившаяся репутация игрока, каким он, в сущности, и являлся. Вице-президент банка на это попался:
   — Такого не было! Вранье!
   — Ты сказал!
   Правеж дополняло библейское правило. Оно и сегодня лежало в основе судопроизводства Высшего Суда Справедливости в Израиле:
   — сторона, уличенная в любой, даже незначительной лжи проигрывает все и несет издержки;
   — непосредственно виновный в обмане суда рискует жизнью.
   Исполнение решения воровского суда лежало на бандитах, за что, собственно, ими и бралась оплата…
   —Отвечаешь за слова!
   Аркан передал копию платежки, обнаруженную в квартире у Платы.
   Звук приближающегося комитетского «газика» возник снова. Машина мелькнула за поворотом.
   Рэмбо следил за главой службы безопасности.
   Если не у него, то у главы «Рыбацкого банка» была, определенно, связь с ведомством, чья машина описывала круги на шоссе. Как и Рэмбо, начальник службы безопасности не произнес ни слова, по-прежнему смотрел в сторону.
   —Чего он тут разъездился? — Третий вор психанул. Авторитеты нервничали при малейшей возможности появления спецслужб. Это объяснялось просто: криминальные авторитеты вооружались нелегально. В отличие от частных секьюрити, имевших разрешение на оружие.
   — Кто-то навел легавых…
   — Давай кончать. Все ясно.
   Авторитеты пошептались. Решение арбитража объявил Сметана:
   — Неерия не обязан давать кредит. Главбух, который подписал бумагу… — Он сделал жест в сторону «Рыбацкого банка». — Мы отдаем его. Делайте с ним, что хотите…
   — Спасибо преогромнейшее…
   Вице-президент «Рыбацкого банка» иронически поклонился. Глава службы безопасности «Рыбацкого банка», не сказав ни слова, быстро пошел к машинам. Банкиры пошлепали следом.
   —Сначала с ним еще разберется РУОП! — Неерия воспрял духом.
   —Дельная мысль…
   Сметана за улыбкой скрыл иронию. Это могло означать только одно в перевернутом этом мире — и Рэмбо, и все, кроме самого Неерии, это поняли: Неерии недолго топтать эту землю…
   — Ну, разъезжаемся…
   — Успехов!