Страница:
Бухарский вор был аккуратен и мудр. Много не говорил. Он понял.
—Все бывает, Савон. Мы не молодые люди. Многое видели. Поговорим сразу после похорон…
Савон сдержал вздох облегчения. Глава «Белой чайханы» снова приблизил Арабовых. Неерия сообщил о мерах, которые они с Арканом предприняли сразу же после убийства Нисана:
—Вознаграждение за информацию о киллерах. Частния охранно-сыскная ассоциация начала независимое расследование. Есть и собственные идеи…
Неерия представил Чапану нового руководителя собственной службы безопасности — бывшего начальника министерского главка. Оба в прошлом были наслышаны друг о друге. Не знали только, что окажутся вместе в одних окопах. А в общем, чего не бывает… Профессионалы — вчерашний высокопоставленный полицейский и известный вор в законе — крепко пожали руки друг другу. Вслед за Чапаном к Неерии, к Савону стали подходить и другие воровские авторитеты «Белой чайханы» рангом ниже.
—Нисану говорили: «Тут никто тебя пальцем не тронет… На хер тебе Москва?» Не слушал!
Неерия обменивался традиционным приветствием с каждым.
Он ни на секунду не оставался один.
—Спасибо за ваше участие…
И снова родственники, сотрудники, представители фирм-партнеров, президенты компаний, замы…
Президент московского «Рассветбанка» — ровесник Нисана, — молодой генерал-отставник, махнул в Самарканд едва ли не из Нью-Йорка. В Москве, в Шереметьеве, его встретил вице-президент — Гореватых, крепкий деятельный сверстник — тоже генерал-отставник.
—Такие дела, Юра… — Президента «Рассветбанка» называли просто по имени. Они быстро прошли к выходу. — Похороны в Вабкенте, в тридцати километрах от Бухары. Через полтора часа рейс из Домодедова. Бронь Неерии для тебя и секьюрити.
Телохранитель — спортивного вида, высокий, бывший офицер спецназа — по ходу следил за ближайшими проходами. Еще несколько секьюрити двигались по периметру, контролируя подступы. У выхода Юру уже ждал «мерседес». В джипе охраны не выключали зажигание. На ходу заскочив в банк, сразу же погнали в Домодедово, по другую сторону Москвы, к самолету. У стойки регистрации в аэропорту столкнулись с Неерией, Арканом, Савоном…
—Такое горе!
—Спасибо, Юра…
Они обнялись.
Покойный Нисан Юре благоволил. Президент «Рассветбанка» корнями своими был тоже связан с Центральной Азией: отец — генерал — заканчивал ТГУ — Ташкентский государственный университет.
— «Рассветбанк» объявил премию за сведения об убийце! До сих пор не могу поверить! Как в кошмаре! Я лечу с тобой.
— Ты верный друг…
Гореватых положил Неерии на плечо короткую ладонь. Он оставался в Москве.
—Я обещаю, в свою очередь, кое-что предпринять. — Несмотря на свои сорок с небольшим, генерал сделал блестящую карьеру в ПГУ — Первом Главном управлении бывшего КГБ СССР. — Передайте, пожалуйста, мои соболезнования вашему отцу. Мне приходилось с ним встречаться…
Секьюрити не переставал просеивать взглядом толпу.
—Берегите себя, Неерия…
Печальный кортеж, сопровождавший Нисана Арабова в его последнем пути, приближался к месту печального назначения. Вабкент встретил похоронную процессию заунывным причитанием плакальщиц, тяжелой удушливой жарой. На центральной улице выходивших из машин скорбно приветствовали десятки ждавших их тут уже много часов родственников, соседей, стариков, съехавшихся со всей области наиболее уважаемых граждан.
—Как доехали? Как здоровье? Как близкие? Какая это большая беда…
Приезжим после дальней дороги требовался короткий отдых. Гостеприимные хозяева это предвидели. Каждому немедленно нашелся соответствующего уровня почтенный вабкентский опекун — с машиной, со своими сопровождающими. Разъехались по домам ненадолго, четко определив время и место сбора мужчин для последующей церемонии похорон. Арабовы с ближайшей родней, с Чапаном отбыли в дом отца. За прилетевшими из России бизнесменами, банкирами, служащими Фонда, за ташкентскими авторитетами закрепили самых видных местных деятелей. Савону достался светловолосый милицейский майор со значком Академии на форменной, с погонами сорочке, гладкий и сочный, как куриная ляжка.
—Валентин… Можно просто Валя… Сейчас заедем ко мне, быстро перекусим с дороги…
С ним была белая престижная «Волга» — «тридцать первая», водитель в милицейской форме.
—Садитесь впереди, пожалуйста.
Городок был маленький. Через несколько минут были уже на месте. В проеме ворот виднелись три легковые машины — гараж. Дом с виду был простой, крестьянский. Пахло коровой.
—Сюда, пожалуйста…
Во дворе, за глиняным дувалом, зной не ощущался. Под деревьями били враскрутку мощные оросительные установки. Небо закрывал сплошной зеленый настил винограда. В глубь территории, к кукурузной плантации, тянулись заросли.
Хозяина и уважаемого гостя уже ждали. На ковре под платаном на квадратном подиуме, сопе, сняв галоши с легких кожаных ичиков, с подобранными под себя ногами сидели несколько стариков. Из клетки над головами за ними следила горбоносая нахохлившаяся птица — кехлик.
—Как вы? Как семья? Как дети? Какое несчастье, право…
Обряд приветствий повторился. Начало бью традиционным — зеленый чай. Немудрая закуска крестьянского стола — нарезанные мелко лук и помидоры в собственном соку. Быстро раскачались. Коньяк «Самарканд». Минуты стремительно летели. Мастава, лагман, шурпа…
Женщина, подававшая Савону касу — большую тяжелую пиалу, — на мгновение поймала его взгляд. В щелках узких, с накрашенными ресницами глаз был еле виден прозрачный зеленоватый зрачок. Хотела ли женщина что-то ему сказать?
Хозяин шепнул Савону:
—Дыни попробуйте, Иван Венедиктович. Какие вам положить с собой?..
Савон пил в меру. Но от дынь не отказался. Сортов было несколько. Зеленая эмирская — «амири», золотистая — «кулябская», еще зеленая в полоску — «хаджуйская»… Еще самая нежная красномясая…
—Эту.
Водитель от ворот просигналил:
—Пора!
—Сейчас…
Наконец поднялись.
Женщина, подававшая ему касу, с другими домочадцами занималась женской обычной работой — убирала посуду.
Надо было идти.
Майор ни на минуту не забывал об обязанностях опекуна.
—Туалет там…
Сам же проводил.
Солнце так и не утихомирилось. Душная жарь.
В пыли за дорогой валялся дохлый ишак. По-видимому, он лежал тут уже несколько дней. Когда Савон и майор проходили мимо, с трупа неспешно слетел ворон, лениво перелетев, присел невдалеке. Зеленоватые мухи, обленившие нос животного, переползали между зубами. Уши ишака были прижаты.
—Вы уж извините. — Майор поправил русую прядку. У него было открытое лицо северянина. Верхняя губа блестела жиром. — Тут все по-простому…
Туалет оказался негабаритным, горячим, выставленным на зады, к кукурузной плантации. На самый солнцепек. Жара под шиферной крышей внутри напоминала духовку. Савон прошел по высохшим доскам. Он не испытывал симпатий к аборигенам. «Зверье и есть зверье…» Вместо широкого — от души, как в России, — круглого очка над выгребной ямой была небольшая узкая щель — доски только чуть отколоты в нужном месте. Строили без оглядки на удобство. Без возвышения. Пол не закрепили. В углу виднелось мумифицированное, готовое немедленно рассыпаться в пыль дерьмо, оставшееся, может, еще со времен Тимуридов. Брызги мочи мгновенно просыхали, падая на пол…
Внезапно Савона осенило: «Туалет заброшен!»
Взгляд женщины, подававшей касу, предупреждал!
Он метнулся к выходу, но пол уже качнулся. Неизвестно кто — не менее двоих — резко выбили из-под ног центральные доски. Пол рухнул. Савон не успел даже развести в сторону руки. Зловонная жижа, едва прикрытая верхней жесткой коркой, сковала движение. В дыхалку — в нос, в рот — ударил застоявшийся резкий нестерпимый дух. Авторитет попытался крикнуть полным вязких человеческих испражнений ртом, но не услышал себя. Доски снова сдвинули. Узкий скол, заменявший нормальное человеческое очко, не оставил ни одного шанса.
«Чапан, сука… Перехитрил!»
Не выбиравшаяся много лет яма поглотила Савона сразу и целиком. Выкарабкаться было невозможно. Где-то в затылке послышался ритмичный стук. Кто-то мастеровитый для верности уже сшивал доски припасенными заранее длинными коваными гвоздями.
Толяну позвонил Бутурлин:
— Доставили Шмитаря…
— Сейчас. Я хочу на него посмотреть…
Шмитарь выглядел жалким. С ним разговаривали одновременно сразу несколько оперативников. При появлении Толяна все поднялись. Шмитарь тоже встал. На это все рассчитывалось: он уже принял условия игры… Генерал скромно присел сбоку, жестом приказал сесть всем.
—Говорит? — кивнул в сторону Шмитаря.
Он перенял у розыскников несколько их приемов.
—Еще и не начал…
Шмитарь начал с фразы, которая перед тем, как он заметил, произвела впечатление на Рэмбо. Он повторил ее дословно:
— Это те, которые его отмолотили в пятницу… Перед тем, как Шайба рвался ко мне!..
— «Отмолотили…» Откуда ты знаешь? Может, упал пьяный! — Бутурлин был в образе: обманчиво-спокойный, безразличный, ясноглазый.
— Ершов говорил!.. Он пришел вслед за Шайбой!
— Это еще кто?
— А-а… Никто.
— Они знакомы?
— Ершов знает его как облупленного…
— Где он может быть?
— Пьет. Есть несколько мест, где он обычно бывает…
— С ним компания?
— Его девка. Он ведь дурной после сотрясения. Смотрит за ним, как бы чего не случилось…
Генерал взглянул на часы:
—Всех по злачным местам! Бутурлин, лично тебя прошу распорядиться…
Время, назначенное для отчета перед начальником ГУОПа, неумолимо приближалось.
Звонил заместитель Бутурлина. Толян снял трубку. Хитрец Савельев мгновенно переиграл начало:
—Желаю здравия, товарищ генерал. Подполковник Бутурлин на месте?
На этот раз ему не повезло.
— Что это у тебя с голосом? — Толян знал свои кадры.
— Да нет. Простуда. Уже дня три. Вы просто не замечали. — Некий врач-хирург, когда он вместе со старшим опером проходил по квартирам, плеснул каждому по полчашки чистейшего спирта-ректификата.
— Бутурлин вышел. Ты где?
— В Вадковском…
Обыск на квартире Шайбы ничего не дал. Шайба оказался богатым человеком, и не только по российским меркам. Было много ценных бумаг, валюты. Однако он не вел записей. Не было даже намеков на письменные упражнения. Логически следовало, что убитый секьюрити неграмотен. Тем более, что в комнате не бросилось в глаза ни одного печатного издания. И все же везучий мент обнаружил следы письменности… На стене, у телефона. Семизначный номер и фамилия, начинавшаяся с «П».
«Промптов!»
Савельев успел доложить непосредственно Бутурлину, и тот направил его в дом абонента. Теперь, когда у генерала возникли сомнения на его счет, Савельев бросил на весы сведения, полученные от жильцов.
— Интересные сведения, товарищ генерал… Промптов Евгений… — При случае он умел показать начальству товар лицом. Особенно лохам, пришедшим со стороны. — Докладываю… — Перечислял по формуле: где родился, где крестился, где женился. Получалось много. — Мы сейчас тут, у его дома.
— С соседями говорили?
— Обошли до черта и больше квартир…
— С кем он живет?
— Холостой. Обычно его видят с одной и той же молодой бабой. В доме ее не знают.
— Работает?
— В фирме. Где-то на Дмитровском шоссе…
— Где он был вчера? Известно?
— Уезжал! Ставил машину уже в третьем часу ночи…
— Кто это знает?
— Дамочка с десятого этажа видела.
Генерал чуть отпустил удила:
— Самой-то не приснилось?
— Она ждала «неотложку» к матери.
— А когда уехал с вечера?
— Около двадцати… — Савельеву сопутствовала удача, как и любому профессионалу его уровня. — В доме собирали деньги на коллективную антенну. У них украли. Промптова уже не было. Машина у него… «ВАЗ-1103». Я вижу ее сейчас через дорогу… Серого цвета, номерной знак 56…
— Погоди.
— 79… Мозги вывернешь, чтобы запомнить!
— Он дома?
— Только приехал. Один. Номер телефона…
— Так… Не клади трубку!
В кабинете скрипнула дверь.
—Бутурлин! Вовремя зашел… Такое дело!
Переговорили накоротке.
—Нечего нести на ковер… Пусть Савельич слегка пощупает Промптова. Я сам с ним поеду!.. Алло, Савельич, слушаешь?
Комбинация была весьма простой. Заместитель Бутурлина из автомата набрал номер. У Промптова долго не отвечали, наконец хозяин снял трубку:
— Да…
— Мне нужен Промптов… — Савельев отчеканил его данные полностью.
— Это я.
— Добрый вечер!
— Слушаю вас внимательно…
— Есть претензия. Дело такого рода…
Разговор решено было продолжить через тридцать минут на Вадковском.
Толян в машине с тремя оперативниками подъехал к дому. Савельев уже встречал его:
— Бутурлин мне теперь яйца оторвет — почему без него!
— Не боись! Я пришью новые!
Дом был сталинской поры — с высокими окнами, с лепниной на фасаде, с неприглядным двором, — превращенный в общежитие работяг Савеловского направления дороги. Железнодорожное начальство обходило двор вниманием: неубранный с осени уголь, сломанная карусель… Запах нищеты. И ни малейшего намека на попытку подняться. Между подъездами толкались любители совать нос в чужие дела. Все изрядно поддатые. Один из них не замедлил подойти.
— Здорово…
— Отвали… — сразу же агрессивно предупредил Савельев. — Сделай, чтобы тебя искали…
Тот резко развернулся. Опыт социалистического общежития последних лет убеждал: если предложение делается в категоричной форме, то адресат, если он не полный мудак, должен либо тут же молча бить оратора тяжелым по голове, либо тут же линять.
Промптов — на вид лет тридцати пяти, с приятными чертами лица, с армейской выправкой — выглядел спокойным, даже критичным. На нем был стального цвета костюм, кирпичного оттенка галстук. Несмотря на московское нежаркое лето, Промптов успел загореть.
— Ваш телефон и адрес мне дали в ГАИ… — Савельич не очень рассусоливал. — У меня проблема. Машина 56-79 ваша?
— Моя.
Савельич напористо изложил легенду:
—Было вчера. К офису подъехали двое. Казанская бригада. Меня на месте не оказалось. Охрана записала номер. 56-79. Твой «ВАЗ». Я приехал с охранником, который видел номер. Он кивнул в глубь двора.
—Что за дела?
Из «девятки», в которой приехал генерал, показался амбал-водитель. Он обошел машину, попинал заднее колесо, снова скрылся внутри. Другие, сидевшие на заднем сиденье, так и не появились.
— В какое время это было?
— После двадцати двух. Офис на Сретенке… — Савельев назвал время, когда убийца Шайбы находился в роще.
— Это ошибка… — Промптов пожал плечами. — Я с другом, с двумя женщинами был за городом. После двадцати двух ни меня, ни этой машины в Москве не было.
Он не разгадал подстроенного ему подвоха. Савельич попросил уточнить.
—В начале девятого уехали на шашлыки. Я дам телефон друга, он приезжий. Из Наманганской области. Пап. Сейчас у себя в номере. В гостинице. Пока мы стоим, ваша охрана может позвонить…
Он достал ручку, написал в блокноте цифры, вырвал листок, отдал Савельичу.
— Прохоров. Он сам возьмет трубку…
— Что за места, где были?
— Роща… — Промптов словно поддразнивал. — Рядом озерко…
— Далеко?
— Нет. Рядом с шоссе. А народу совсем мало. Вчера вообще никого не было. Только наш костерок.
—Это где же? — подал голос генерал.
Промптов назвал направление. Оно было противоположным тому, где обнаружен труп.
—Ты Шайбу знаешь? — спросил Толян.
Промптов удивился:
— Телохранителя? Он просился на работу к нам, так и не появился. Но это уже давно!
— Где вы работаете?
— Фонд психологической помощи. Начальник внутренней службы безопасности, товарищ полковник… Извините, не знаю звания. Может, товарищ генерал… — Промптов еще раньше понял, с кем имеет дело. — Всегда рады оказать помощь…
Ловить тут было нечего. Савельич уточнил для порядка:
— А как с шашлыком? Где брали?
— С работы, заскочил на Дмитровке в «Шашлычную». Рядом с обувным. Взял готового… Друг привез коньяку…
Генерал все же учуял амбре, исходившее от заместителя Бутурлина. Под горячую руку Савельича попал опер, которого он послал проверить на Дмитровку.
— Бабулька из «Шашлычной»… — докладывал опер.
— Ну! Говори: что с ней? Родила? Попала под каток?
— Да нет, все в порядке…
— Телись же, блин!
— Только заявилась! Я у ее дома всем глаза промозолил. Все точно!
— Что?
— Есть «Шашлычная»! И именно рядом с обувным магазином!
— Что с шашлыком?
— Продавался! И только после обеда! Утром не было. Можно верить… Завтра дадут официальную справку. У меня записано. Привезли в два часа. Мясо свиное…
— Свиное…
— У них всю последнюю неделю — свинина!
— Чему радуешься?! У нас-то на месте происшествия была баранина! Звони генералу — он ждет! Ему замминистра докладывать!
Опер взмолился:
—Может, ты сам? Жена приглашения достала в Дом кино…
Ко времени, обозначенному в приглашениях, явились, главным образом, непосвященные. Фильм, представленный на презентацию первым, прошел без блеска. Дежурная мелодрама, приправленная домашней эротикой. Впрочем, на успех и не рассчитывали: никто не знал, чего в действительности хочет зритель. Большая половина кресел пустовала. К концу демонстрации их оказалось и того больше. Часть зрителей перешла в буфеты. Никто, однако, не расходился. В перерыве перед второй лентой обстановка изменилась. Быстро обозначились постоянные посетители. Одна за другой подкатывали чисто вымытые, сверкающие иномарки. Тачки. Появились кинозвезды — верный знак ожидающейся сенсации. У входа завсегдатаев встречал глава клуба, остроумный, ироничный, опасно дружеский, куртуазный. Все друг друга знали, как бы дружили, любили. Не могли прожить друг без друга и дня. Публика со стороны упивалась бесконечным узнаванием знаменитостей. Атмосфера фойе и парадной лестницы несла ароматы дорогих духов, туалетов, острых словечек, самых свежих, чуть громче рассказанных анекдотов… Посторонние остро впитывали воздух артистической богемы…
Иномарки все подъезжали. Пока не раздался нерезкий, давно ожидавшийся звонок, приглашавший на второй фильм. Зал был теперь заполнен — громадный, многопалубный — подобие знаменитого «Титаника». На сцену с традиционными гвоздиками поднялась съемочная группа, ведомая главой Дома.
—Фильм о том, что может показаться вовсе не актуальным в наши суровые дни. Фильм о чести…
Зал прошелестел аплодисментами. Витиеватый экспромт осторожно нащупал нерв.
—Снятый рукой мастера… Достойный великого Фрэнсиса Форда Копполы… Сегодняшний день нашей действительности… — Акустика была совершенной. Зал слышал малейшее придыхание.
Фильм был посвящен русской мафии.
Преподаватель ВГИКа, известный режиссер и в прошлом секретарь Союза кинематографистов СССР, одного за другим представил участников съемочной группы. Кроме нескольких талантливых новичков, в нее входили популярные актеры, которые должны были обеспечить картине успешный прокат.
—…Главное у нашей съемочной группы впереди. Мы приступаем в том же составе к работе над продолжением ленты. Ведутся переговоры, и со дня на день мы ждем подписания соглашения. В качестве консультантов и спонсоров второго фильма я приветствую двух моих соотечественников, чьих имен по соображениям, которые станут вам понятны чуть позже, я обещал не называть. Сегодня они вместе с нами присутствуют на просмотре. Это — так называемые авторитеты…
Свет в зале погас.
Это и был обещанный сюрприз.
Одинокий луч прожектора сорвался с рампы, быстро пробежал по залу-кораблю. Внезапно он резко метнулся вдоль левого борта, вверх.
Бандиты Серый и Сметана, сидевшие в глубине ближайшей от сцены верхней ложи, не успели отвернуть головы.
Прожектор высветил их лишь на секунду.
На этот раз Смерть явилась избранному кругу творческой интеллигенции все в том же двуобличье последних недель — круглолицым, в отличном костюме Сметаной и стриженым, в пуловере поверх белейшей сорочки Серым. У входа в ложу высились крутые амбалы-телохранители. Сметана и Серый были погружены в свои мысли. Заботы Серого были связаны с «Лефортово». Братва могла потребовать отчета. На брата — не вора!— должны были пойти деньги из общака! Когда столько братвы находилось в зонах без малейшего подогрева со стороны воров с воли… Сметана понимал, что его пути с Серым должны разойтись. С ним лично все было благополучно. После гибели Нисана Арабова, несмотря на то что с момента гибели банкира прошло менее суток, к нему уже со всех сторон поступали предложения сотрудничества от коммерсантов, попавших под руку беспредела, имевших крышу на стороне. Бригада Сметаны была готова снимать головную боль — кидать кидал, стрелять… Процент за освобождение от ярма и за возвращение долгов определяли в зависимости от обстоятельств — от 20 до 50.
Вдруг сразу стало ясным, откуда дул ветер!
Еще несколько московских фирм с двойными к р ыш а м и , наподобие «Дромита», внимательно следили за тем, как решится с бухарским Фондом.
Авторитеты получают свою долю не только за сделанное, но и за нейтралитет в междуусобице и катаклизмах, поражавших мир российского предпринимательства.
«Если Арабова начнут давить, эти не продержатся…»
В последнее время Сметане все больше удавался образ респектабельного бизнесмена. Беспокоить его могло только одно.
«Братва взорвется, когда узнает, кто заманил в Москву на смерть Афганца…»
Это было пострашнее.
Авторитеты не сразу поняли, почему их ослепило и отчего затих зал внизу.
Стиль собрания был нарушен.
—Сейчас небольшое объявление. Мы просим всех до отбытия наших гостей не выходить из Дома кино и воздержаться от телефонных звонков… — Ведущий выжал из бандитской темы все, что в состоянии был выжать. — Первый опыт сотрудничества такого рода… Фильм предполагается сделать целиком в России. Отдельные эпизоды будут сняты непосредственно на местах событий — в странах Средиземноморья и Ближнего Востока…
Глава клуба ходил по краю минного поля, где брату Серого уготована была бесславная кончина.
В зале не могли не подумать, как неуютно будет после, когда они покинут зал и окажутся на темной улице, предварительно пройдя сквозь бандитский эскорт.
Серый поднял над головой тяжелый букет гвоздик, распушил и бросил с размаху далеко в зал. Гвоздики падали долго.
—Нам сейчас не выстоять поодиночке! Вместе — или никто! Спасибо, господа!
Погас свет.
Серый убедился: люди, которых представил Сотник в ресторане в Голицыне, имели в руках реальную силу. То, что произошло в Доме кино, доказывало, что обмен головы узника на деньги, которые будут вложены в фильм, вполне может состояться. Задерживаться дальше не имело смысла. Сам фильм их не интересовал. По крайней мере, на воле. На зоне насмотрелись достаточно. Как только началась демонстрация фильма, бандиты незаметно покинули зал.
Жена опера РУОПа, сидевшая рядом в кресле, толкнула мужа:
—А ты говоришь!
Она теперь знала, на чьей стороне сила…
Неярко горели огни. Рэмбо ждал.
Аэродром в центре Москвы был зажат между армейскими казармами и «парадкой», на которой отрабатывались все торжественные прохождения войск по Красной площади. Это был район знаменитого «Аквариума», резиденции ГРУ, с блеском описанного Виктором Суворовым.
Беглого взгляда на летное поле достаточно было, чтобы понять: место и аксессуары при передаче выкупа выбраны не случайно. Вокруг тянулась асфальтированная трасса с выездами на два соседних шоссе. Обе оживленные магистрали располагались на удалении — им предшествовали заборы, шлагбаумы, КПП. Со стороны Ленинградки тянулся лабиринт гаражей. После наступления ночи движение на обоих шоссе ненадолго поубавилось и вот-вот должно было возобновиться. С приближением рассвета вокруг взлетного поля все чаще появлялись машины.
На фоне глухого кирпичного забора белая коробка из-под торта была хорошо видна. Рэкетир мог издали убедиться: коробка на месте и вблизи. На открытом пространстве летного поля никого нет…
Рэмбо представлял район. Пустынная залежь в самом центре Москвы. Пристанище бродячих собак. Стоянка новеньких легковых машин, предназначенных к продаже «Логовазом». Из осторожности он не разрешил никому выйти на поле. Использовать армейские казармы тоже не было возможности. Карты были у разведчика с оптикой, который находиля в чердачном окне семнадцатиэтажного жилого здания. Рядом с отделом внутренних дел «Хорошевский». Команды и связь корректировались оттуда. Свои силы Рэмбо расположил вблизи выезда из гаражей на Ленинградское шоссе — опыт подсказывал, что рэкетир будет прорываться именно отсюда.
Быстро светало. С рассветом первыми показались игрушечные луковки бывшего монастыря, ныне Академии Жуковского.
Рэмбо ждал в машине. Время, указанное в записке, давно истекло.
Из глубины летного поля донесся лай собак — и сразу вслед громкие звуки строя. Не менее роты протопало от казарм по направлению к ближайшему КПП.
—Все бывает, Савон. Мы не молодые люди. Многое видели. Поговорим сразу после похорон…
Савон сдержал вздох облегчения. Глава «Белой чайханы» снова приблизил Арабовых. Неерия сообщил о мерах, которые они с Арканом предприняли сразу же после убийства Нисана:
—Вознаграждение за информацию о киллерах. Частния охранно-сыскная ассоциация начала независимое расследование. Есть и собственные идеи…
Неерия представил Чапану нового руководителя собственной службы безопасности — бывшего начальника министерского главка. Оба в прошлом были наслышаны друг о друге. Не знали только, что окажутся вместе в одних окопах. А в общем, чего не бывает… Профессионалы — вчерашний высокопоставленный полицейский и известный вор в законе — крепко пожали руки друг другу. Вслед за Чапаном к Неерии, к Савону стали подходить и другие воровские авторитеты «Белой чайханы» рангом ниже.
—Нисану говорили: «Тут никто тебя пальцем не тронет… На хер тебе Москва?» Не слушал!
Неерия обменивался традиционным приветствием с каждым.
Он ни на секунду не оставался один.
—Спасибо за ваше участие…
И снова родственники, сотрудники, представители фирм-партнеров, президенты компаний, замы…
Президент московского «Рассветбанка» — ровесник Нисана, — молодой генерал-отставник, махнул в Самарканд едва ли не из Нью-Йорка. В Москве, в Шереметьеве, его встретил вице-президент — Гореватых, крепкий деятельный сверстник — тоже генерал-отставник.
—Такие дела, Юра… — Президента «Рассветбанка» называли просто по имени. Они быстро прошли к выходу. — Похороны в Вабкенте, в тридцати километрах от Бухары. Через полтора часа рейс из Домодедова. Бронь Неерии для тебя и секьюрити.
Телохранитель — спортивного вида, высокий, бывший офицер спецназа — по ходу следил за ближайшими проходами. Еще несколько секьюрити двигались по периметру, контролируя подступы. У выхода Юру уже ждал «мерседес». В джипе охраны не выключали зажигание. На ходу заскочив в банк, сразу же погнали в Домодедово, по другую сторону Москвы, к самолету. У стойки регистрации в аэропорту столкнулись с Неерией, Арканом, Савоном…
—Такое горе!
—Спасибо, Юра…
Они обнялись.
Покойный Нисан Юре благоволил. Президент «Рассветбанка» корнями своими был тоже связан с Центральной Азией: отец — генерал — заканчивал ТГУ — Ташкентский государственный университет.
— «Рассветбанк» объявил премию за сведения об убийце! До сих пор не могу поверить! Как в кошмаре! Я лечу с тобой.
— Ты верный друг…
Гореватых положил Неерии на плечо короткую ладонь. Он оставался в Москве.
—Я обещаю, в свою очередь, кое-что предпринять. — Несмотря на свои сорок с небольшим, генерал сделал блестящую карьеру в ПГУ — Первом Главном управлении бывшего КГБ СССР. — Передайте, пожалуйста, мои соболезнования вашему отцу. Мне приходилось с ним встречаться…
Секьюрити не переставал просеивать взглядом толпу.
—Берегите себя, Неерия…
Печальный кортеж, сопровождавший Нисана Арабова в его последнем пути, приближался к месту печального назначения. Вабкент встретил похоронную процессию заунывным причитанием плакальщиц, тяжелой удушливой жарой. На центральной улице выходивших из машин скорбно приветствовали десятки ждавших их тут уже много часов родственников, соседей, стариков, съехавшихся со всей области наиболее уважаемых граждан.
—Как доехали? Как здоровье? Как близкие? Какая это большая беда…
Приезжим после дальней дороги требовался короткий отдых. Гостеприимные хозяева это предвидели. Каждому немедленно нашелся соответствующего уровня почтенный вабкентский опекун — с машиной, со своими сопровождающими. Разъехались по домам ненадолго, четко определив время и место сбора мужчин для последующей церемонии похорон. Арабовы с ближайшей родней, с Чапаном отбыли в дом отца. За прилетевшими из России бизнесменами, банкирами, служащими Фонда, за ташкентскими авторитетами закрепили самых видных местных деятелей. Савону достался светловолосый милицейский майор со значком Академии на форменной, с погонами сорочке, гладкий и сочный, как куриная ляжка.
—Валентин… Можно просто Валя… Сейчас заедем ко мне, быстро перекусим с дороги…
С ним была белая престижная «Волга» — «тридцать первая», водитель в милицейской форме.
—Садитесь впереди, пожалуйста.
Городок был маленький. Через несколько минут были уже на месте. В проеме ворот виднелись три легковые машины — гараж. Дом с виду был простой, крестьянский. Пахло коровой.
—Сюда, пожалуйста…
Во дворе, за глиняным дувалом, зной не ощущался. Под деревьями били враскрутку мощные оросительные установки. Небо закрывал сплошной зеленый настил винограда. В глубь территории, к кукурузной плантации, тянулись заросли.
Хозяина и уважаемого гостя уже ждали. На ковре под платаном на квадратном подиуме, сопе, сняв галоши с легких кожаных ичиков, с подобранными под себя ногами сидели несколько стариков. Из клетки над головами за ними следила горбоносая нахохлившаяся птица — кехлик.
—Как вы? Как семья? Как дети? Какое несчастье, право…
Обряд приветствий повторился. Начало бью традиционным — зеленый чай. Немудрая закуска крестьянского стола — нарезанные мелко лук и помидоры в собственном соку. Быстро раскачались. Коньяк «Самарканд». Минуты стремительно летели. Мастава, лагман, шурпа…
Женщина, подававшая Савону касу — большую тяжелую пиалу, — на мгновение поймала его взгляд. В щелках узких, с накрашенными ресницами глаз был еле виден прозрачный зеленоватый зрачок. Хотела ли женщина что-то ему сказать?
Хозяин шепнул Савону:
—Дыни попробуйте, Иван Венедиктович. Какие вам положить с собой?..
Савон пил в меру. Но от дынь не отказался. Сортов было несколько. Зеленая эмирская — «амири», золотистая — «кулябская», еще зеленая в полоску — «хаджуйская»… Еще самая нежная красномясая…
—Эту.
Водитель от ворот просигналил:
—Пора!
—Сейчас…
Наконец поднялись.
Женщина, подававшая ему касу, с другими домочадцами занималась женской обычной работой — убирала посуду.
Надо было идти.
Майор ни на минуту не забывал об обязанностях опекуна.
—Туалет там…
Сам же проводил.
Солнце так и не утихомирилось. Душная жарь.
В пыли за дорогой валялся дохлый ишак. По-видимому, он лежал тут уже несколько дней. Когда Савон и майор проходили мимо, с трупа неспешно слетел ворон, лениво перелетев, присел невдалеке. Зеленоватые мухи, обленившие нос животного, переползали между зубами. Уши ишака были прижаты.
—Вы уж извините. — Майор поправил русую прядку. У него было открытое лицо северянина. Верхняя губа блестела жиром. — Тут все по-простому…
Туалет оказался негабаритным, горячим, выставленным на зады, к кукурузной плантации. На самый солнцепек. Жара под шиферной крышей внутри напоминала духовку. Савон прошел по высохшим доскам. Он не испытывал симпатий к аборигенам. «Зверье и есть зверье…» Вместо широкого — от души, как в России, — круглого очка над выгребной ямой была небольшая узкая щель — доски только чуть отколоты в нужном месте. Строили без оглядки на удобство. Без возвышения. Пол не закрепили. В углу виднелось мумифицированное, готовое немедленно рассыпаться в пыль дерьмо, оставшееся, может, еще со времен Тимуридов. Брызги мочи мгновенно просыхали, падая на пол…
Внезапно Савона осенило: «Туалет заброшен!»
Взгляд женщины, подававшей касу, предупреждал!
Он метнулся к выходу, но пол уже качнулся. Неизвестно кто — не менее двоих — резко выбили из-под ног центральные доски. Пол рухнул. Савон не успел даже развести в сторону руки. Зловонная жижа, едва прикрытая верхней жесткой коркой, сковала движение. В дыхалку — в нос, в рот — ударил застоявшийся резкий нестерпимый дух. Авторитет попытался крикнуть полным вязких человеческих испражнений ртом, но не услышал себя. Доски снова сдвинули. Узкий скол, заменявший нормальное человеческое очко, не оставил ни одного шанса.
«Чапан, сука… Перехитрил!»
Не выбиравшаяся много лет яма поглотила Савона сразу и целиком. Выкарабкаться было невозможно. Где-то в затылке послышался ритмичный стук. Кто-то мастеровитый для верности уже сшивал доски припасенными заранее длинными коваными гвоздями.
Толяну позвонил Бутурлин:
— Доставили Шмитаря…
— Сейчас. Я хочу на него посмотреть…
Шмитарь выглядел жалким. С ним разговаривали одновременно сразу несколько оперативников. При появлении Толяна все поднялись. Шмитарь тоже встал. На это все рассчитывалось: он уже принял условия игры… Генерал скромно присел сбоку, жестом приказал сесть всем.
—Говорит? — кивнул в сторону Шмитаря.
Он перенял у розыскников несколько их приемов.
—Еще и не начал…
Шмитарь начал с фразы, которая перед тем, как он заметил, произвела впечатление на Рэмбо. Он повторил ее дословно:
— Это те, которые его отмолотили в пятницу… Перед тем, как Шайба рвался ко мне!..
— «Отмолотили…» Откуда ты знаешь? Может, упал пьяный! — Бутурлин был в образе: обманчиво-спокойный, безразличный, ясноглазый.
— Ершов говорил!.. Он пришел вслед за Шайбой!
— Это еще кто?
— А-а… Никто.
— Они знакомы?
— Ершов знает его как облупленного…
— Где он может быть?
— Пьет. Есть несколько мест, где он обычно бывает…
— С ним компания?
— Его девка. Он ведь дурной после сотрясения. Смотрит за ним, как бы чего не случилось…
Генерал взглянул на часы:
—Всех по злачным местам! Бутурлин, лично тебя прошу распорядиться…
Время, назначенное для отчета перед начальником ГУОПа, неумолимо приближалось.
Звонил заместитель Бутурлина. Толян снял трубку. Хитрец Савельев мгновенно переиграл начало:
—Желаю здравия, товарищ генерал. Подполковник Бутурлин на месте?
На этот раз ему не повезло.
— Что это у тебя с голосом? — Толян знал свои кадры.
— Да нет. Простуда. Уже дня три. Вы просто не замечали. — Некий врач-хирург, когда он вместе со старшим опером проходил по квартирам, плеснул каждому по полчашки чистейшего спирта-ректификата.
— Бутурлин вышел. Ты где?
— В Вадковском…
Обыск на квартире Шайбы ничего не дал. Шайба оказался богатым человеком, и не только по российским меркам. Было много ценных бумаг, валюты. Однако он не вел записей. Не было даже намеков на письменные упражнения. Логически следовало, что убитый секьюрити неграмотен. Тем более, что в комнате не бросилось в глаза ни одного печатного издания. И все же везучий мент обнаружил следы письменности… На стене, у телефона. Семизначный номер и фамилия, начинавшаяся с «П».
«Промптов!»
Савельев успел доложить непосредственно Бутурлину, и тот направил его в дом абонента. Теперь, когда у генерала возникли сомнения на его счет, Савельев бросил на весы сведения, полученные от жильцов.
— Интересные сведения, товарищ генерал… Промптов Евгений… — При случае он умел показать начальству товар лицом. Особенно лохам, пришедшим со стороны. — Докладываю… — Перечислял по формуле: где родился, где крестился, где женился. Получалось много. — Мы сейчас тут, у его дома.
— С соседями говорили?
— Обошли до черта и больше квартир…
— С кем он живет?
— Холостой. Обычно его видят с одной и той же молодой бабой. В доме ее не знают.
— Работает?
— В фирме. Где-то на Дмитровском шоссе…
— Где он был вчера? Известно?
— Уезжал! Ставил машину уже в третьем часу ночи…
— Кто это знает?
— Дамочка с десятого этажа видела.
Генерал чуть отпустил удила:
— Самой-то не приснилось?
— Она ждала «неотложку» к матери.
— А когда уехал с вечера?
— Около двадцати… — Савельеву сопутствовала удача, как и любому профессионалу его уровня. — В доме собирали деньги на коллективную антенну. У них украли. Промптова уже не было. Машина у него… «ВАЗ-1103». Я вижу ее сейчас через дорогу… Серого цвета, номерной знак 56…
— Погоди.
— 79… Мозги вывернешь, чтобы запомнить!
— Он дома?
— Только приехал. Один. Номер телефона…
— Так… Не клади трубку!
В кабинете скрипнула дверь.
—Бутурлин! Вовремя зашел… Такое дело!
Переговорили накоротке.
—Нечего нести на ковер… Пусть Савельич слегка пощупает Промптова. Я сам с ним поеду!.. Алло, Савельич, слушаешь?
Комбинация была весьма простой. Заместитель Бутурлина из автомата набрал номер. У Промптова долго не отвечали, наконец хозяин снял трубку:
— Да…
— Мне нужен Промптов… — Савельев отчеканил его данные полностью.
— Это я.
— Добрый вечер!
— Слушаю вас внимательно…
— Есть претензия. Дело такого рода…
Разговор решено было продолжить через тридцать минут на Вадковском.
Толян в машине с тремя оперативниками подъехал к дому. Савельев уже встречал его:
— Бутурлин мне теперь яйца оторвет — почему без него!
— Не боись! Я пришью новые!
Дом был сталинской поры — с высокими окнами, с лепниной на фасаде, с неприглядным двором, — превращенный в общежитие работяг Савеловского направления дороги. Железнодорожное начальство обходило двор вниманием: неубранный с осени уголь, сломанная карусель… Запах нищеты. И ни малейшего намека на попытку подняться. Между подъездами толкались любители совать нос в чужие дела. Все изрядно поддатые. Один из них не замедлил подойти.
— Здорово…
— Отвали… — сразу же агрессивно предупредил Савельев. — Сделай, чтобы тебя искали…
Тот резко развернулся. Опыт социалистического общежития последних лет убеждал: если предложение делается в категоричной форме, то адресат, если он не полный мудак, должен либо тут же молча бить оратора тяжелым по голове, либо тут же линять.
Промптов — на вид лет тридцати пяти, с приятными чертами лица, с армейской выправкой — выглядел спокойным, даже критичным. На нем был стального цвета костюм, кирпичного оттенка галстук. Несмотря на московское нежаркое лето, Промптов успел загореть.
— Ваш телефон и адрес мне дали в ГАИ… — Савельич не очень рассусоливал. — У меня проблема. Машина 56-79 ваша?
— Моя.
Савельич напористо изложил легенду:
—Было вчера. К офису подъехали двое. Казанская бригада. Меня на месте не оказалось. Охрана записала номер. 56-79. Твой «ВАЗ». Я приехал с охранником, который видел номер. Он кивнул в глубь двора.
—Что за дела?
Из «девятки», в которой приехал генерал, показался амбал-водитель. Он обошел машину, попинал заднее колесо, снова скрылся внутри. Другие, сидевшие на заднем сиденье, так и не появились.
— В какое время это было?
— После двадцати двух. Офис на Сретенке… — Савельев назвал время, когда убийца Шайбы находился в роще.
— Это ошибка… — Промптов пожал плечами. — Я с другом, с двумя женщинами был за городом. После двадцати двух ни меня, ни этой машины в Москве не было.
Он не разгадал подстроенного ему подвоха. Савельич попросил уточнить.
—В начале девятого уехали на шашлыки. Я дам телефон друга, он приезжий. Из Наманганской области. Пап. Сейчас у себя в номере. В гостинице. Пока мы стоим, ваша охрана может позвонить…
Он достал ручку, написал в блокноте цифры, вырвал листок, отдал Савельичу.
— Прохоров. Он сам возьмет трубку…
— Что за места, где были?
— Роща… — Промптов словно поддразнивал. — Рядом озерко…
— Далеко?
— Нет. Рядом с шоссе. А народу совсем мало. Вчера вообще никого не было. Только наш костерок.
—Это где же? — подал голос генерал.
Промптов назвал направление. Оно было противоположным тому, где обнаружен труп.
—Ты Шайбу знаешь? — спросил Толян.
Промптов удивился:
— Телохранителя? Он просился на работу к нам, так и не появился. Но это уже давно!
— Где вы работаете?
— Фонд психологической помощи. Начальник внутренней службы безопасности, товарищ полковник… Извините, не знаю звания. Может, товарищ генерал… — Промптов еще раньше понял, с кем имеет дело. — Всегда рады оказать помощь…
Ловить тут было нечего. Савельич уточнил для порядка:
— А как с шашлыком? Где брали?
— С работы, заскочил на Дмитровке в «Шашлычную». Рядом с обувным. Взял готового… Друг привез коньяку…
Генерал все же учуял амбре, исходившее от заместителя Бутурлина. Под горячую руку Савельича попал опер, которого он послал проверить на Дмитровку.
— Бабулька из «Шашлычной»… — докладывал опер.
— Ну! Говори: что с ней? Родила? Попала под каток?
— Да нет, все в порядке…
— Телись же, блин!
— Только заявилась! Я у ее дома всем глаза промозолил. Все точно!
— Что?
— Есть «Шашлычная»! И именно рядом с обувным магазином!
— Что с шашлыком?
— Продавался! И только после обеда! Утром не было. Можно верить… Завтра дадут официальную справку. У меня записано. Привезли в два часа. Мясо свиное…
— Свиное…
— У них всю последнюю неделю — свинина!
— Чему радуешься?! У нас-то на месте происшествия была баранина! Звони генералу — он ждет! Ему замминистра докладывать!
Опер взмолился:
—Может, ты сам? Жена приглашения достала в Дом кино…
Ко времени, обозначенному в приглашениях, явились, главным образом, непосвященные. Фильм, представленный на презентацию первым, прошел без блеска. Дежурная мелодрама, приправленная домашней эротикой. Впрочем, на успех и не рассчитывали: никто не знал, чего в действительности хочет зритель. Большая половина кресел пустовала. К концу демонстрации их оказалось и того больше. Часть зрителей перешла в буфеты. Никто, однако, не расходился. В перерыве перед второй лентой обстановка изменилась. Быстро обозначились постоянные посетители. Одна за другой подкатывали чисто вымытые, сверкающие иномарки. Тачки. Появились кинозвезды — верный знак ожидающейся сенсации. У входа завсегдатаев встречал глава клуба, остроумный, ироничный, опасно дружеский, куртуазный. Все друг друга знали, как бы дружили, любили. Не могли прожить друг без друга и дня. Публика со стороны упивалась бесконечным узнаванием знаменитостей. Атмосфера фойе и парадной лестницы несла ароматы дорогих духов, туалетов, острых словечек, самых свежих, чуть громче рассказанных анекдотов… Посторонние остро впитывали воздух артистической богемы…
Иномарки все подъезжали. Пока не раздался нерезкий, давно ожидавшийся звонок, приглашавший на второй фильм. Зал был теперь заполнен — громадный, многопалубный — подобие знаменитого «Титаника». На сцену с традиционными гвоздиками поднялась съемочная группа, ведомая главой Дома.
—Фильм о том, что может показаться вовсе не актуальным в наши суровые дни. Фильм о чести…
Зал прошелестел аплодисментами. Витиеватый экспромт осторожно нащупал нерв.
—Снятый рукой мастера… Достойный великого Фрэнсиса Форда Копполы… Сегодняшний день нашей действительности… — Акустика была совершенной. Зал слышал малейшее придыхание.
Фильм был посвящен русской мафии.
Преподаватель ВГИКа, известный режиссер и в прошлом секретарь Союза кинематографистов СССР, одного за другим представил участников съемочной группы. Кроме нескольких талантливых новичков, в нее входили популярные актеры, которые должны были обеспечить картине успешный прокат.
—…Главное у нашей съемочной группы впереди. Мы приступаем в том же составе к работе над продолжением ленты. Ведутся переговоры, и со дня на день мы ждем подписания соглашения. В качестве консультантов и спонсоров второго фильма я приветствую двух моих соотечественников, чьих имен по соображениям, которые станут вам понятны чуть позже, я обещал не называть. Сегодня они вместе с нами присутствуют на просмотре. Это — так называемые авторитеты…
Свет в зале погас.
Это и был обещанный сюрприз.
Одинокий луч прожектора сорвался с рампы, быстро пробежал по залу-кораблю. Внезапно он резко метнулся вдоль левого борта, вверх.
Бандиты Серый и Сметана, сидевшие в глубине ближайшей от сцены верхней ложи, не успели отвернуть головы.
Прожектор высветил их лишь на секунду.
На этот раз Смерть явилась избранному кругу творческой интеллигенции все в том же двуобличье последних недель — круглолицым, в отличном костюме Сметаной и стриженым, в пуловере поверх белейшей сорочки Серым. У входа в ложу высились крутые амбалы-телохранители. Сметана и Серый были погружены в свои мысли. Заботы Серого были связаны с «Лефортово». Братва могла потребовать отчета. На брата — не вора!— должны были пойти деньги из общака! Когда столько братвы находилось в зонах без малейшего подогрева со стороны воров с воли… Сметана понимал, что его пути с Серым должны разойтись. С ним лично все было благополучно. После гибели Нисана Арабова, несмотря на то что с момента гибели банкира прошло менее суток, к нему уже со всех сторон поступали предложения сотрудничества от коммерсантов, попавших под руку беспредела, имевших крышу на стороне. Бригада Сметаны была готова снимать головную боль — кидать кидал, стрелять… Процент за освобождение от ярма и за возвращение долгов определяли в зависимости от обстоятельств — от 20 до 50.
Вдруг сразу стало ясным, откуда дул ветер!
Еще несколько московских фирм с двойными к р ыш а м и , наподобие «Дромита», внимательно следили за тем, как решится с бухарским Фондом.
Авторитеты получают свою долю не только за сделанное, но и за нейтралитет в междуусобице и катаклизмах, поражавших мир российского предпринимательства.
«Если Арабова начнут давить, эти не продержатся…»
В последнее время Сметане все больше удавался образ респектабельного бизнесмена. Беспокоить его могло только одно.
«Братва взорвется, когда узнает, кто заманил в Москву на смерть Афганца…»
Это было пострашнее.
Авторитеты не сразу поняли, почему их ослепило и отчего затих зал внизу.
Стиль собрания был нарушен.
—Сейчас небольшое объявление. Мы просим всех до отбытия наших гостей не выходить из Дома кино и воздержаться от телефонных звонков… — Ведущий выжал из бандитской темы все, что в состоянии был выжать. — Первый опыт сотрудничества такого рода… Фильм предполагается сделать целиком в России. Отдельные эпизоды будут сняты непосредственно на местах событий — в странах Средиземноморья и Ближнего Востока…
Глава клуба ходил по краю минного поля, где брату Серого уготована была бесславная кончина.
В зале не могли не подумать, как неуютно будет после, когда они покинут зал и окажутся на темной улице, предварительно пройдя сквозь бандитский эскорт.
Серый поднял над головой тяжелый букет гвоздик, распушил и бросил с размаху далеко в зал. Гвоздики падали долго.
—Нам сейчас не выстоять поодиночке! Вместе — или никто! Спасибо, господа!
Погас свет.
Серый убедился: люди, которых представил Сотник в ресторане в Голицыне, имели в руках реальную силу. То, что произошло в Доме кино, доказывало, что обмен головы узника на деньги, которые будут вложены в фильм, вполне может состояться. Задерживаться дальше не имело смысла. Сам фильм их не интересовал. По крайней мере, на воле. На зоне насмотрелись достаточно. Как только началась демонстрация фильма, бандиты незаметно покинули зал.
Жена опера РУОПа, сидевшая рядом в кресле, толкнула мужа:
—А ты говоришь!
Она теперь знала, на чьей стороне сила…
Неярко горели огни. Рэмбо ждал.
Аэродром в центре Москвы был зажат между армейскими казармами и «парадкой», на которой отрабатывались все торжественные прохождения войск по Красной площади. Это был район знаменитого «Аквариума», резиденции ГРУ, с блеском описанного Виктором Суворовым.
Беглого взгляда на летное поле достаточно было, чтобы понять: место и аксессуары при передаче выкупа выбраны не случайно. Вокруг тянулась асфальтированная трасса с выездами на два соседних шоссе. Обе оживленные магистрали располагались на удалении — им предшествовали заборы, шлагбаумы, КПП. Со стороны Ленинградки тянулся лабиринт гаражей. После наступления ночи движение на обоих шоссе ненадолго поубавилось и вот-вот должно было возобновиться. С приближением рассвета вокруг взлетного поля все чаще появлялись машины.
На фоне глухого кирпичного забора белая коробка из-под торта была хорошо видна. Рэкетир мог издали убедиться: коробка на месте и вблизи. На открытом пространстве летного поля никого нет…
Рэмбо представлял район. Пустынная залежь в самом центре Москвы. Пристанище бродячих собак. Стоянка новеньких легковых машин, предназначенных к продаже «Логовазом». Из осторожности он не разрешил никому выйти на поле. Использовать армейские казармы тоже не было возможности. Карты были у разведчика с оптикой, который находиля в чердачном окне семнадцатиэтажного жилого здания. Рядом с отделом внутренних дел «Хорошевский». Команды и связь корректировались оттуда. Свои силы Рэмбо расположил вблизи выезда из гаражей на Ленинградское шоссе — опыт подсказывал, что рэкетир будет прорываться именно отсюда.
Быстро светало. С рассветом первыми показались игрушечные луковки бывшего монастыря, ныне Академии Жуковского.
Рэмбо ждал в машине. Время, указанное в записке, давно истекло.
Из глубины летного поля донесся лай собак — и сразу вслед громкие звуки строя. Не менее роты протопало от казарм по направлению к ближайшему КПП.