Под ногами пробежала ящерица. Было тепло. Где-то напротив уныло, как в Дубулты, в католической кирхе, звякнули часы.
   Завтракали внизу, за шведским столом. Неерии предстояло встретиться с министром труда и торговли, в прошлом известным советским диссидентом, с главой Государственного банка Израиля и еще несколькими банкирами. Игумнов проводил его в номер. До той поры, как израильское агентство «Смуя» и его шеф Голан смогут принять у Рэмбо заказ на охрану, Игумнов не оставлял Неерию ни на минуту. Из номера они вместе спустились к машине. Предстояло наиболее томительное для Неерии — осмотр «Тойоты».
   Игумнов начинал со стоянки. Кроме разного рода коробок, ящиков, примет внезапно начатых строительных работ, его интересовали куски проволоки, изоляционной ленты, пакеты, окурки — следы чужого пребывания. Существовали десятки способов минирования транспорта и столько же сигналов об опасности. К дверной ручке мог тянуться провод, шнур. Куча мусора у машины, свежевырытые участки земли — все сигнализировало об опасности. Неизвестный предмет на капоте, крыше, сумка, пакет от еды. Игумнов перешел к самой машине. От багажника к капоту… Курс в полицейской школе графства Кент не прошел зря. Снаружи и внутри машины могли быть такие же следы.
   Наконец, они смогли выехать.
   —Кто-то рылся в вещах… — Неерия окликнул его через балкон.
   Перед тем как уехать в министерство, Игумнов установил на чемодане Арабова незаметные капканы для того, кто проявит интерес.
   —Да, действительно!
   Чемодан открывали!
   Судя по грубому отношению к ловушкам, действовали не спецслужбы, не Шинбет. Не профессионалы.
   Когда они поднимались в номер, Игумнов уловил взгляд уборщика, парнишки-араба, — суетливый, быстрый.
   — Мне надо проконсультироваться…
   — Да уж пожалуйста.
   Неерия уединился в спальне, включил телевизор, нашел программу Общественного российского телевидения. Игумнов набрал номер телефона Туманова. Постоял у балконной двери. Отсюда открывался вид на южную часть израильской столицы — густо застроенное крутое каменистое взгорье, прорезанное долинами…
   Эспланада, на которой он только что был, находилась чуть сбоку, стать мишенью прицельного огня снайпера можно было, только если сделать шаг вперед, к ограждению балкона.
   Туманов приехал быстро. Вместе с несколькими своими гангстерами с Меа-Шеарим. Чувствовалось, что они все недавно хорошо поддали. Шуки с ними не было. Игумнов собрался представить Миху и Неерию друг другу.
   — Мне это нужно? — спросил Жид, не считаясь с тем, что Неерия слышит. — На хер он мне?
   — Если так…
   —Показывай уборщика.
   Неерия счел за благо вмешаться. Уголовники в обличье поддатых хасидов производили удручающее впечатление.
   — Но Игумнов не может утверждать!
   — Разберемся…
   Жид вышел в коридор. Вернулся через несколько минут:
   — Доллары были в чемодане?
   — Немного.
   —Он то же сказал. — Туманов бросил на стол несколько стодолларовых купюр. — Тут одна лишняя. Штраф. Я обещал, что администрация отеля не будет ничего знать…
   Неерия кивнул.
   Говорить «спасибо» у воров западло. Да и как отделаться словом, если другой ставит за тебя на весы свободу, честь. Иногда жизнь.
   Игумнов вышел проводить гостей. В бар вела винтовая, с отдраенными до блеска медными поручнями лестница. Там готовились к приему. В центре стола прозрачным лебедем сверкало что-то хрустальное. У двери на полу стояла огромная фотография; ее сняли, очевидно, по политическим мотивам. Покойный премьер-министр пожимал руку здоровому жлобу в очках, судя по всему, хозяину «Кидрона». Премьер смотрел на бизнесмена и был чем-то смущен. Задумчив. Может, что-то почудилось ему впереди. Не скорая ли кончина от руки религиозного фанатика… Жлоб, как и положено жлобу, забыл о госте и смотрел в объектив, представляя, как впарит этим снимком конкурентам из отеля «Царь Давид» и «Холиленд».
   — Что ты сказал уборщику?
   — Всякую ерунду…
   — А все-таки!
   Жид подумал.
   Они еще постояли в холле.
   — Ну, эта история случилась со мной и моей матерью. Мать внесла деньги на строительство квартиры. Сто тысяч баксов. Прошел год. Ни денег, ни квартиры. Я пошел к адвокату: «Пусть он вернет деньги…» Адвокат согласился: «Внеси мне три тысячи, и начнем работать…» — «У меня нет их!» — «Зачем же ты приехал?..» Я сказал: «Передай: я приехал его убить…»
   — Ну!
   — Вечером нам передали чек.
   Через дорогу бежали дети — маленькие пейсатые старички — очкарики и разгильдяи. В доме напротив на балконе раздувало колоколом сушившуюся юбку. Жид послал одного из своих за бутылкой.
   —Золотой пацан. Тут есть и еще один…
   Игумнов решил, что он об отсутствующем по неизвестной причине Шуки. Они еще сели за столик.
   —Здесь как тот свет. Тут и бабка моя жива, и дед уже снова родился. Один мужик встретил тут своего сына, погибшего в армии. Окликнул, а тот поспешил уйти… Он написал в газету: «Если бы я ошибся, человек мог бы сказать мне об этом… Но он предпочел исчезнуть…» Все время встречаешь каких-то людей, которые учились с тобой в первом классе, и они тебя помнят, а ты считал их умершими…
   С делами было покончено. Жид лениво болтал. Его ученики в черном внимали.
   —Я раз по пьянке смотрю: объявление на столбе. «Новый репатриант заинтересован в скрипке насовсем или в пользование…» Говорю одному мудаку: «Напиши ему, пусть пришлет чек из магазина. Я оплачу…»
   На вора это было похоже.
   — Оплатил. Он потом мне письмо накатал. С фотографией — он со скрипкой…
   — Она у тебя?
   — Зачем мне? Я деда вспомнил. Хотел, чтобы я играл… Абсолютный слух! Определял ноты в аккорде за пять пальцев. Кем я был бы сейчас?
   Он уже прощался…
   —Только не жуликом. Я в дядю пошел. Его все знали. Руки по локоть золотые…
   Темнело. В видневшемся впереди отеле не было света. Он стоял словно неживой. Огромные пустые глазницы тускнели.
   Террористический акт, совершенный в Иерусалиме, сразу же отрицательнейшим образом отразился на международном туризме. «Кидрон», однако, справлялся: благодаря связям с агентствами наподобие «Ирина, Хэлена-турс».
   Под вечер Неерию посетила делегация бухарской общины Израиля. В нее входили весьма уважаемые люди. Неерия заказал ужин в номер. Игумнов проследил за тем, чтобы все было в порядке. Словно шутя, осмотрел старцев. Обхлопал карманы, талии. Закрыл номер, вышел, чтобы взглянуть снаружи. Все было в порядке. Возвратился с другой стороны. Какой-то человек стоял на площадке перед отелем. Игумнов вошел в вестибюль, обернулся. Человек уже уходил. На ближайшей машине зажглись подфарники. Человек приезжал не на прием. Когда Игумнов его увидел, он поспешил ускорить отъезд. Игумнову показалось, что тот приезжал не один и ждет напарника. Было любопытно на него взглянуть. В отличие от Москвы, в отель мог войти каждый. Светло-рыжий блондинистый парень, шедший навстречу, был Игумнову определенно знаком. Пройдя несколько шагов, он как бы случайно оглянулся. Блондин у машины смотрел в его сторону.
   «Секьюрити…» Все те же пиджаки — черные, легкие, рукав в одну четверть. «Он был в московской синагоге с израильским лидером! Этот тут не случайно…»
   Здешние борцы с террором, даже уйдя в частные детективы, не меняли хозяев…
   Игумнов еще постоял. Проходивший мимо хасид ахнул трубочным табаком.
   В отеле в огромных окнах холла зажглись огни в свисающих сверху нитях. Игумнов поднял голову: холм, с которого он смотрел днем вниз на отель и банк, возвышался мощным океанским лайнером. «Кидрон» казался рядом маленькой яхтой, пускающейся в одиночное кругосветное плавание. С переносного телефона в руке Игумнов позвонил в Центральную Азию. Была идеальная слышимость. Мужской тонкий голос вежливо ответил на чистом русском:
   — Его сейчас нет, но он в Бухаре… Все в порядке.
   Игумнов набрал еще номер РУОПа в Москве, но вовремя дал отбой. Бутурлин ничем не мог ему помочь.
   «Всю жизнь так: сначала солю, потом пробую!»
   Рядом в доме шторы на первом этаже не были задернуты. Там занимались слушатели религиозной школы. Бархатные черные кипы, свисающие с пояса нити. Белые ритуальные плащи, малые таллиты с кистями. Черные шляпы, такие же, как у Михи и его учеников, лежали на столах. На автобусной остановке у отеля стоял молодой парень в черной бархатной кипе — возможно, студент этой ишивы. Парень был рыжеватый, светлые волосы спускались с головы сосульками.
   «Острый умный подбородок, редкая рыжая бородка, как у евнуха… Где-то я его видел…»
   На нем были зачуханные джинсики, рюкзачок. Рваные кроссовки.
   «Господи! Откуда?!»
   Внезапно вспомнил:
   «Иисус Христос из Назарета!.. У него тут полно родственников по матери…»
   Сын Божий словно сошел с полотен картин всемирно известных мастеров.
   Подошел атобус.
   Йешуа уехал.
   Телефон в руке Игумнова затрезвонил. Это был Голан.
   — От Рэмбо ничего? Я имею в виду факсы с документами… Копии постановления о возбуждении дела…
   — Нет.
   Голан вздохнул:
   —Тогда это по твоей части. Встречай. Подъезжают!
   Кудим, он же Промптов, — с приятными чертами лица, с армейской выправкой, — присматривался к номерам подъезжавших автобусов, держался спокойно. На нем были цвета хаки брюки, такая же рубаха.
   Второй, поодаль, незнакомый — два набухших глаза, как два кулака…
   Туркмения…
   Он стоял на выходе из Таханы Мерказит, поигрывая мускулами, — в джинсовой паре, воротничок рубахи поднят.
   «Сухой поджарый кобель, руки в карманах, передок подан навстречу, обе руки в задних карманах брюк — „жопниках“…»
   Кудим и Туркмения держались врозь, однако чем-то были похожи — спортивной статью ли, пластичностью спортсменов.
   Игумнов оставил машину, по другой стороне улицы Яффо прошел вслед за соотечественниками.
   «Наш киллер не приехал с Гавайев. Обычный московский телохранитель, охранник, антитеррорист или уголовник…»
   Они не спешили. На Яффо в этот час было много людей.
   Мелькали плоские меховые шляпы религиозных евреев, солдатская форма. Парни, девушки — как один с автоматами, с огромными рюкзаками… Им словно предстояло сплавляться в складных байдарках по бурным порожистым рекам.
   Приехавшие обменяли доллары у грузин в часовой мастерской. Явно знали Иерусалим. Спустились в пешеходный туннель, постояли у пианиста. Кого-то ждали. Музыкант был, безусловно, русский. Круглолицый, с маленьким ртом, в больших, с роговой оправой очках. На стене позади было нарисовано его лицо и полосатые рыбы, словно клавиши синхронизатора. Пианист отлично пел, подгибая колени. Гуляя, спустились по Яффо. Высокое здание впереди чем-то напомнило московский Центральный телеграф. Но ниже была улица Короля Георга V — Кинг-Джордж, не Красная площадь…
   Кудим вошел в гостиницу, Туркмения остался снаружи. Он уже успел перекинуться парой фраз с девкой у отеля: у нее были впалые щеки, яркие живые глаза, крупный рот и низкие брови… Еще через несколько минут Кудим, показавшись в дверях, махнул рукой. Туркмения и девка скрылись в отеле.
 
   Из Информационного банка «Лайнса».Государство Израиль.
   «Граждан, располагающих информацией о деятельности бывших органов советской разведки против государства Израиль, просим обратиться по телефону03-5271397.
   Ваше обращение будет сохранено в тайне».
   (Объявление в крупнейшей израильской русскоязычной газете «Вести».)
 
 
   Валижон напряженно следил за дорогой. Секьюрити-капитан дремал позади. В Бухаре Рэмбо получил факс из Москвы.
   «КОДС» /г. Пап /… На этот раз точно. Подтверждают «ASIS» и «WAD». Партнер «Фантом-информа»…
   Неизвестная компания, преобразованная из другой, столь же неизвестной… Незнакомые чужестранные учредители. Иоганн Бергер, Теофанис Романиди… Внимание Рэмбо отдано было третьему. «Алексей Марьясов, Пап, Усманходжаев, 17/3; поселок Победителей. Московский телефон 298-54-16…»
   Из Бухары Рэмбо на всякий случай позвонил своему детективу в «Лайнс»:
   — Московский этот телефон… Он, конечно, в гостинице?
   — Гостиница «Россия»…
   Во избежание рэкета многие не давали телефоны офиса. Но тут был, видимо, иной случай. Детектив уточнил:
   —Материалами МВД не располагает. Подробности можно установить только на месте. В Папе…
   То и дело возникали какие-то люди-тени, не имевшие биографий, координат, судимостей — только фамилии в паспортах и связь с крохотной точкой на карте Средней Азии.
   —Я направил подробные сведения. В копии Бутурлину…
   Косые утренние лучи появлялись из-за огромных вековых платанов главной улицы. Ночной комендантский час шел к концу. Город выглядел плоской картиной. Фотографией места боев. В многоэтажных домах тут и там виднелись выбитые окна, сожженные квартиры. На воротах частных домов в безветрии висли опознавательные зеленые тряпки… Улицы были свободны от прохожих. Несмотря на светлое время, люди сидели в домах. На перекрестках солдаты-автоматчики в камуфляжах, в касках — узбеки и русские — лениво поднимались к ограждениям, смотрели Документы Валижона, пропускали «Волгу». Фантастический мир… Рэмбо с Валижоном и секьюрити цодъехали к штабу. Вход охраняли вооруженные штатские. Со столба неслись громкие звуки «Ласкового мая». Двор Областного управления внутренних дел был наспех превращен в военный лагерь. На каждом шагу попадались автоматчики в бронежилетах, в касках, с дубинками, флягами. Виднелись зеленые панамы «коммандос», менты — в традиционной форме — все вооружены. Тут же было с полсотни такси, БТРы… Рэмбо с Валижоном и секьюрити прошли мимо столовой. Она работала по талонам. У входа стоял мешок с сахаром, его брали без денег, однако солдаты всему предпочитали газировку.
   На дверях белело:
   «КИНО „В ЗАМКЕ ИФ“ 1-я серия».
   Ниже висела записка:
   «Бриффинг для прессы в 15.00».
 
   С вестибюля начинался казарменный уют шоферов. Валижон дважды традиционно обнялся с дежурным:
   —Как здоровье? Настроение? Фавзи у себя?
   Рэмбо и Валижон поднялись в паспортный отдел. В приемной никого не было, кроме секретаря. Когда-то представительная, крашеная блондинка с тяжелой косой вокруг головы штудировала статью в «Правде»: «Как продавали державу. Политическая позиция Горбачева». Увидев входящего, она привычно поднялась. Для нее он по-прежнему оставался генералом Валижоном. Он потрепал ее по плечу, кивнул на дверь:
   — На месте?
   — Да, пожалуйста…
   Фавзи был средних лет, с серым землистым лицом, худощавый, в форме подполковника внутренних дел.
   —Валижон! — Он поднялся из-за стола. По землистому лицу блуждала рассеянная, отчасти виноватая улыбка. Рэмбо не мог найти ей объяснения. Валижон представил президента «Лайнса».
   — Очень приятно. Я скажу, чтобы поставили чай…
   — У нас дело, — сказал Валижон сухо. — Вот список фамилий. Все они получили паспорта в Папе…
   Начальник паспортного отдела заглянул в список:
   —Монахов, Марьясов… Промптов… Не помню. Столько людей проходит, Валижон.
   — Этих ты должен вспомнить. Номера идут подряд. Паспорта выдали одновременно. Без тебя бы не решились.
   — Что-то припоминаю. Но смутно… Было указание. Этих людей нет в городе. Это точно… — Фавзи посчитал объяснение исчерпывающим. На Рэмбо он не смотрел. — А как ваша жизнь?
   Уже знакомая крашеная, с косой блондинка из приемной внесла легкое угощение. На столе появились яблоки, миндаль с изюмом. Закон гостеприимства в любом случае соблюдался. Генерал отказался от угощения:
   — Мы спешим.
   — Не выпьете чаю?
   Жест Валижона был понят. Рассеянная улыбка исчезла.
   —В другой раз. Сядь.
   — Хоть миндаль попробуйте.
   — Ты помнишь, как пришел ко мне проситься на работу в Хорог?
   Упоминание об этом было неприятно Фавзи.
   — Валижон! — Он взглянул укоризненно. — С этим покончено!
   — Я думаю, нет.
   Валижон встал, прошелся по комнате. Ему показалось, что подполковнику следует напомнить правила хорошего тона.
   —Учись говорить правду, Фавзи! Правдой добьешься своего! Сказал мудрец: «Язык привыкает к тому, чему его учишь!»
   Фавзи угрюмо молчал.
   — Кто эти люди?
   — Я их вообще не видел.
   —Ты дал команду выписать паспорта?
   Рэмбо не вмешивался. Валижон допрашивал в классической манере розыскника.
   —Ты можешь нам дать их фотографии с формы семь?
   — Откуда? — Фавзи воспользовался виноватой улыбочкой. — Им не выписывали.
   — Тебе приказали!
   — Да. Приказали сделать отметку: «Паспорта выданы для оперативного использования ФСБ…» Паспортистка прописала. Сама отвезла паспорта…
   — Кто приказал?
   — Большой человек. Точнее, от его имени.
   Валижон поднял глаза. Фавзи добавил:
   — Из Папа. Ты не ошибся…
   Разговор был закончен.
   —Хоть пиалушку выпейте. Не обижайте. Вот миндаль, пожалуйста, попробуйте.
 
   Окружающая местность быстро, на глазах, менялась. Вдоль дороги то и дело возникали результаты человеческой деятельности: недостроенные или развалившиеся глиняные постройки. Серые, не приспособленные для жилья дома… То ли сушилки, то ли конюшни. Без окон, продуваемые ветром. Валижон затормозил.
   —Поселок Победителей… Юридический адрес фирмы «КОДС». Ты хотел побывать на месте.
   Он пояснил:
   — Сгоняли с мест, заставляли переселяться сюда. Воду от кишлаков увели, направили на поле. Предполагалось, люди тут будут жить не семьями, а бригадами.
   — Стоянки общества будущего!
   — Потемкинские деревни. Вода привозная. Фактически тут не жили. Вот!
   Табличка на доме сохранилась: «Усманходжаев, 17». Здание было пусто.
   —«Акционерное общество „КОДС“…
   Валижон, Рэмбо и телохранитель вошли. Следы запустения видны были уже внизу. Двери унесены. Пыль вперемешку с сухими экскрементами. Разбитые унитазы, показушные раковины, подключенные к несуществующей системе водоснабжения и канализации. Бетонный «Дювальевиль», описанный Гремом Грином.
   Они вернулись к машине. Выжженная солнцем земля. Сбоку впереди было что-то вроде трибуны в голой степи.
   —Это чтобы вешать людям лапшу на уши. Памятник Ленину. Вроде этого… общества «КОДС»!
   Дорога слегка поднималась. Прямые, как свечи, звенящие стебли какого-то степного растения сопровождали машину, и такие же узкие белые впереди тянулись по сторонам. Валижон осторожно перевалил хребет. Палило солнце. Небольшое белое облачко вверху застыло словно навсегда, как и планирующий медлительный коршун. Внизу несла даже на вид холодные серые воды Сырдарья, там был пустынный оазис и, казалось, не было ни одного человека.
   —Смотри, Сергей… — позвал вдруг Валижон.
   На гребне дороги виднелась меньше булавочной головки черная букашка. Там стояла машина. — За нами наблюдают.
 
   Они находились на территории Крестного отца. Окруженный водой круглый домик со стеклянными стенами в саду был некогда домиком для гостей главы объединения, выросшего от счетовода до бригадира, потом до Крестного отца. Богатая некогда резиденция, замаскированная под рядовой профилакторий производственного объединения, куда и первый секретарь обкома, прежде чем попасть, первым делом звонил на въезде: «Примут ли?» — все еще пребывала в запустении. По краям тротуара тянулись, сухие, ломкие на вид растения, которые никто не срезал. Кроме стеклянного, для наиболее уважаемых, здесь было еще несколько гостевых домиков, сауна. Сейчас все оставалось брошенным, напоминало душные грязные чердаки. Во время ареста главы объединения тут были и его братья. Один из них, по кличке КГБ, ведал агентурой, разведкой и контрразведкой; второй — представительством, он знал английский, занимался деловой перепиской, поездками, встречами. Здесь же неожиданно оказался и начальник следственного отдела Управления области. Его тоже взяли. Он ведал в резиденции охраной, наружным наблюдением, скрытой фотосъемкой. «Мозговой центр» объединения в тот день что-то обсуждал в саду, за столом. Участвовать в аресте Крестного отца решились немногие — в том числе Валижон, еще кое-кто из МВД. Остальные примкнули потом. Мафиози попытался бежать, но резиденция была окружена. Навстречу со всех сторон уже бежали менты. Крестный отец пытался сопротивляться, но ему показали санкцию прокурора, и он подчинился. Валижон честно исполнял приказ. И мафиози, относившийся лояльно к «ментовской идее», освободившись через много лет из тюрьмы, не питал к нему зла. Сейчас Валижон должен был обратиться за помощью именно к нему. Валижон провел белую «Волгу» мимо длиннющей коновязи. Тогда тут были конюшни для отборных коней… Лошади исчезли вместе с арестованными. В резиденции после этого жили следователи, расследовавшие уголовное дело. Следователи по пьянке сожгли сауну, срубили виноградники в поисках ям с сокровищами. Некоторых из них за это время успели посадить и уже выпустили. Валижон повернул к зданию производственного объединения. Оно и сегодня выглядело огромным на фоне приземистого одноэтажного городка. Валижон припарковался рядом со спуском в шахту, о которой в свое время писала вся перестроечная пресса, характеризуя ее как тюрьму. В первый свой приезд сюда в качестве старшего опера МУРа Рэмбо спускался в шахту, она была создана для грузового лифта, в который свободно въезжала машина. Крестный отец сидел в «Волге», и лифт доставлял его на любой этаж, но чаще — на самый нижний, оттуда шли бетонированные туннели. Их сооружали штрафники объединения. По туннелям можно было проехать и к дому мафиози, такому же одноэтажному, как все в Папе, к Сырдарье, в резиденцию. Объединение выглядело неживым, запущенным. Всюду сухие экскременты, надписи мелом и углем на серых подвального великолепия стенах.
   —Он по этим лестницам не ходит… — шепнул Валижон.
   Наверху их встретил секретарь канцелярии, он сразу поднялся, увидев генерала. Валижон сопровождал огромного молодого мужика, в котором секретарь немедленно опознал нового русского — за последнее время их перебывало тут немало. Имя Валижона служило надежной рекомендацией.
   —Как? — Валижон показал головой на дверь.
   — Пока не звонил.
   — Вы в курсе…
   Секретарь замялся:
   — Я попробую с ним связаться…
   Валижон свернул в соседний кабинет. Рэмбо словно только ждал этой минуты, улыбаясь, достал заготовленную купюру — сто долларов. Служащий повеселел. Рэмбо достал «паркер», написал на лежавшем перед ним на столе чистом листе бумаги: «Фирма „КОДС“. Марьясов».
   —Посидите, пожалуйста… — Служащий взял предложенную Рэмбо купюру, поднес к губам, спрятал в стол. Продолжил без паузы:
   — Начальник скоро будет!
   В помещении работало звукозаписывающее устройство. Прочитав послание Рэмбо, он улыбнулся.
   — У вас прохладно…
   — Хотите холодной водички?
   «А-а… Кто не рискует, тот не пьет шампанского…» Рэмбо открыл сумку-барсетку. Наверху лежала толстая пачка баксов, перехваченная аптечной резинкой. Рэмбо вытащил сразу несколько стодолларовок.
   —Спасибо, не откажусь…
   В свою очередь, помощник тоже хотел пить шампанское.
   «Вы из ВПК? Что предлагаете?»
   Помощник оторвал исписанный кусок бумаги, разорвал на мельчайшие части. Ссыпал в карман.
   «Военно-промышленный комплекс!»
   Вечная Книга была права: обязательно — тайное становится явным! И не оттого, что вдруг как из-под земли появляются очевидцы, свидетели… Настает день — и тайны больше не существует!
   Рядом проходила граница.
   След из пограничного, заполненного БТРами и войсками Управления внутренних дел вел в Москву, где военно-промышленный комплекс владел новейшими разработками и крайне нуждался в деньгах восточных миллионеров, снабжавших вооружением воюющие стороны.
   «На Памирах», «Памирские походы» Рустам-бека… Теперь их не найдешь ни в одной библиотеке! Это же все про здешние места! Один регион! Многополосная, проложенная давно дорога! По ней гнали не только наркоту! Полная ясность могла помочь сохранить жизнь Неерии. Но у Рэмбо не было заказа на «Рассветбанк», как и на раскрытие убийств в команде «Дромита».
   «Что вы можете предложить?»
   Рэмбо показал вытянутой рукой.
   «Пистолет…»
   Помощник покачал головой.
   Пистолеты не требовались. Помощник показал двумя уками, словно стрелял из автомата.
   «Можно…»
   Рэмбо показал пересланный ему факсом снимок генерала Гореватых, сделанный у его дома.
   Помощник кивнул. Дописал: «Марьясов».
   Потом показал себе на плечи. «Военный. Погоны…»
   «Вы ждете его?»
   Ответ был готов. Секретарь писал по-русски грамотно, без ошибок. Сильный акцент, с которым он изъяснялся, на бумаге, естественно, исчезал. Со стороны было похоже на переписку глухонемых.
   «КОДС» не существует. Марьясов не выполнил обязательств по охране. Судно, которое он курировал, пришлось затопить…»
   Без сомнения, на судне шло оружие для Северного Кавказа.
   «Бизнес „Рассветбанка“! Оружие и наркота!»
   Рэмбо почувствовал, как наступил на хвост Гореватых. Он, не глядя, вынимал из барсетки купюру за купюрой… Помощник так же, не считая, забирал.
   «Кто получал бланки паспортов?»
   «Бобров. Вабкент. Майор милиции…»
   «А Камал Халифа?»
   Помощник выразительно взглянул на кабинет босса. Разговор был закончен. Рэмбо сложил бумагу, на которой они писали, спрятал в карман. Жечь не стал. Возвратившийся Валижон сразу бы обо всем догадался. Оставил визитную карточку с телефоном.
   — Спасибо. Я, наверное, не смогу ждать…