—Свои! — Рэмбо на ходу рванул дверцу. — Частная охрана!
   Схватки удалось избежать. Омоновцы штурмовали «корвет» жестко, словно где-нибудь в Минеральных Водах или в Шатойском районе. В выбитые окна спереди и сзади просунулись «Калашниковы». Любое неосторожное движение внутри было чревато, грозило превратить все в кровавое месиво. Все было как в бытность Рэмбо в конторе. Брошенный на асфальт твой потенциальный убийца. Крик полным горлом. Невозможность сдержать себя. Вопросы сгоряча. Бешеная радость оттого, что живой.
   —Молча, по одному! Руки за голову!
   Из «корвета» с поднятыми руками полезли трое. Высокие, спортивные… Их мгновенно разметали по тротуару. Был высший пик душевного напряжения. Вдели в наручники. Не исключалось, что именно заказным убийцам Нисана, скрывшимся с места происшествия, внезапно так отчаянно-дико не повезло.
   —Давай в округ! Тут близко…
   Один из задержанных успел крикнуть:
   — Мы — охрана кандидата в президенты…
   — Разберемся…
   Рэмбо вернулся в машину, набрал номер Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Друг его — Бутурлин, которого Сметана не к месту попомнил на рассвете, один из нынешних корифеев РУОПа — оказался на месте. Его уже подняли.
   —Тебе тут работа…
   Было ясно: убийство Арабова, как имеющее общественный резонанс, отдадут не в Двенадцатый отдел МУРа, а в РУОП. Рэмбо рассказал и про мчавший из центра «корвет».
   — Бригада, в общем, стремная. Будто бы охраняют кандидата…
   — Черт бы их побрал… — Бутурлин был в образе. Ему вроде все обрыдло. Но потом его все же пробило. — Спасибо. Ты настоящий к о р е ф а н…Еду!
   Бутурлин нагрянул внезапно: в отделении милиции его не ждали. Дежурный вскочил с рапортом… Флегматичный, немногословный Бутурлин махнул рукой, молча двинулся мимо, в глубь здания. Задержанных корветовцев только-только разбросали по кабинетам. Держали — чтобы нельзя было ничего достать, выбросить, проглотить. В случае последнего — каждого, как это принято, не колеблясь, накачали бы слабительным, сняли штаны, усадили на газеты… В интонациях, в лексиконе, в резкости движений ментов еще чувствовалась разгоряченность — накал недавней схватки. Бутурлин выслушал объяснения омоновцев, интеллигентного вида капитана-муниципала. История с «корветом» ему сразу не понравилась. Дежурный выложил документы доставленных:
   —Частные охранники. Фирма «Новые центурионы»…
   Название ни о чем не говорило.
   —Лицензированы управлением на Щепкина. Я проверил. Имеют право на огнестрельное оружие…
   — Которого при них не оказалось!
   Дежурный отозвался как эхо:
   — Которого при них не оказалось.
   — Зато полные карманы денег…
   — Точно.
   Перед дежурным лежали пачки долларов, перетянутые аптечными резинками.
   Все трое задержанных конечно же были спортсмены — мастера по мудреным единоборствам. В РУОПе уже не удивлялись.
   В дверь заглянул сотрудник, приехавший с Бутурлиным:
   — Тут задержанный к вам с жалобой… Можно?
   — Давай.
   — Начальник… — Охранник-спортсмен представился как бригадир. Держался независимо. — Одному нашему при задержании вывернули руку, а ему в среду на соревнования! Международная встреча… — У самого бригадира после жесткого захвата не поворачивалась шея.
   О цели поездки бригадир объяснил:
   — Нас вызвали телефонограммой… Сообщили, что совершено нападение на квартиру нашего президента.
   — И вы конечно же бросились на помощь… — встрял приехавший с Бутурлиным руоповец.
   — Можете проверить у дежурного. Он наверняка записал вызов…
   Бутурлин полюбопытствовал без интереса:
   — Кто сообщил о нападении на квартиру?
   — Не знаю. Нас послал дежурный…
   — В момент звонка вы находились с ним?
   — Во дворе.
   — Кто непосредственно получил приказ ехать?
   — Лично я.
   — И вы выехали без оружия? — снова вмешался руоповец. — По серьезному сигналу?
   Центурионец не ответил.
   — Может, оно в машине?
   — Нет. Откуда?!
   Руоповец все же вытащил его на упоминание о кандидате в президенты.
   — Наряд с оружием задействован в личной охране кандидата в президенты…
   — Кого же?
   —Начальству виднее… Пусть объясняется!
   Бутурлин ничего не сказал. Среди «своих» было полно «чужих». Дежурный мог вполне прирабатывать в пункте обмена валюты, телохранителем или охранником.
   «Может, с ходу, только уедем, позвонит этим „Новым центурионам“, расскажет, чем интересовались…»
   Неприветливый, сумрачный подошел к плану города. Задал несколько постылых вопросов:
   — Кто указал маршрут, каким ехать к начальству?
   — Я сам… Шеф живет в Серебряном бору.
   Шоссе, которым они следовали к Хорошевке, проходило в стороне от места убийства бухарского банкира, но водитель мог прогнать мимо дома Арабова, подождать кого-то, кто оттуда выбежал…
   «Кто-то мог подсесть по дороге… Исчезнуть в районе Серебряного бора. Если бы не Рэмбо. Не муниципалы…»
   Бутурлин ничего больше не спросил, пошел к машине. Дежурный выскочил следом.
   — Как будем?.. — думал сказать «товарищ подполковник». Не выговорилось.
   — Проверяй! Это твоя забота! Никого пока не отпускать…
   Из машины позвонил Савельеву — заместителю:
   — Поедешь в охранное агентство «Новые центурионы». Кроме того, организуешь осмотр местности по маршруту движения «корвета». В курсе? По дороге из машины могли выкинуть оружие. Я еду к дому Арабова… Свежее есть?
   — Утром Сметану и Серого видели на Хорошевке. Приезжали к твоему другу…
   — К Рэмбо?
   — Около четырех… Сейчас они в центре. А засекли их ночью. На Минском шоссе. В районе Голицына.
   С Хорошевских проездов, из охранно-сыскной ассоциации, «Джип-Чероки» с бандитами правил на Новый Арбат. Ехали молча. Судьба брата Серого, томившегося в одиночке в ожидании расстрела, похоже, определилась. Все зависело теперь от людей, входивших в Комиссию по помилованию, и тех, кто готовил им материал.
   Брат был не судим, его подозревали в связи с чеченскими боевиками Басаева, но точных данных о его участии в боях на их стороне не было. Как в насмешку, в последнее время перед случившимся на него словно что-то нашло: брат бросил пить, не пропускал ни одной заутрени, причащался.
   К нему вломились из местной милиции на рассвете. Но собственной инициативе, без приказа. Все с большого бодуна. С руганью, с угрозами. Ничего не объясняя, сорвали дверь… Брат схватился за автомат. Положил троих. Все трое молодые. Казаки. Потом оказалось: учились вместе… Один оставил мать-инвалидку, у второго только родился первенец — его они и обмывали всю ночь. Станица ахнула. Брата еле спасли от самосуда, хотели запороть на месте. Он и сам желал и готов был принять смерть. Потом казаки протрезвели, малость отошли…
   Перенос времени бандитского визита к Рэмбо был действительно связан с переговорами о спасении брата Серого, Они проходили в ближнем Подмосковье. В «Иверии» — грузинском коммерческом ресторане на Минском шоссе, при въезде в Голицыне Захолустный поселок, родовое поместье именитых князей Голицыных, известный прежде разве лишь поклонникам пушкинских мест, за последние годы быстро обустраивался. Совместное российско-германское производство — завод сборки популярного «Мерседеса-Бенц» обещал прогреметь в европейском автобизнесе.
   Придорожный ресторан в сосновом бору — с дичью, приготовленной по-мингрельски, имеретински, абхазски, с хачапури, хашем — обживали германские специалисты.
   Никому не было дела до троих русских за столиком в углуи еще четверых по соседству — трезвых, накачанных типов— «правая рука в кармане».
   Переговоры со Сметаной и Серым вел Сотник — из новых авторитетов, имеющих поддержку силовых структур. В нем угадывался кадровый офицер спецназа, хладнокровный, вышколенный КГБ или ГРУ, не теряющийся при любой ситуации, точный в словах. Сотник сказал определенно:
   —Есть адвокат, он вхож в Комиссию по помилованиям…
   Он теперь уже не мог повернуть назад. Но Серый не верил.
   — Реально?
   — Да. Миллион баксов. Налом.
   Официант, рябой парень, сделал попытку приблизиться, телохранители закрыли ему проход.
   — Может, бутылочку «Киндзмараули»?
   — Не нужно.
   Партнеры ничего не пили, кроме колы. Ели тоже лениво, без аппетита.
   Приоткрылся и путь, каким будет действовать адвокат. Вернуть к жизни убитых братом парней, пришедших его арестовывать, все равно невозможно. Приговор к расстрелу стал местью общества, на словах публично осуждающего вендетту как пережиток родового строя. Комиссия, сплошь московская интеллигенция, члены творческих союзов, прекрасно это понимали. И вот теперь они были не против обменять жизнь убийцы на миллион долларов, которые брат преступника вложит в культурную сферу — в частности в кино, испытывающее при коммерциализации искусства наибольшие финансовые трудности.
   —Интеллигенция выступает против смертной казни… Сейчас удобный момент. В Доме кино презентация фильма о преступности. В обществе огромный интерес к теме. Деньги пойдут на спонсирование отечественной ленты о русской мафии. Мафия и даст деньги…
   Гарантом выступала могущественная структура, стоящая за Сотником.
   —Адвокат снимет процент…
   Серый прохрипел разом сжавшимся горлом:
   —Нельзя тянуть.
   —А зачем тянуть? Презентация фильма завтра. Точнее, уже сегодня. Если мы договорились, вот приглашения в Дом кино.
   Сотник и стоявшие за ним были людьми слова, Сметана и Серый успели в этом убедиться. Участвуя только споим невмешательством, авторитеты за один раз добыли и о б щ а к миллион зелеными. Теперь его предстояло вынуть, чтобы спасти брата.
   «Чемодан стодолларовых…»
   Деньги были. Миллион баксов ждал своего часа в бревенчатой пятистенке на трассе Москва—Минск, недалеко от Одинцова. Серый иногда гонял туда на любимом «Харлее-Дэвидсоне», бешеном, послушном коне…
   Серый выдвинул одно только условие:
   — Я должен услышать об этом от Самого.
   — Я передам.
   Обиняками обсудили детали.
   —Расстрел обещали заменить двадцатью пятью годам и. Или пожизненным. Если новый Уголовный кодекс… Главное, чтобы сейчас не шлепнули.
   — Когда бабки?
   — Вот телефоны адвоката. Ты дашь свои номера… Пока ничего не нужно.Бабки держи наготове.
   — А там?
   — Привезти надо по его звонку. Сразу. Днем ли, ночью…
   Серый кивнул:
   —Теперь твое…
   Заказчик изложил свою проблему:
   — Бухарский фонд «Дромит»… Арабов обратился в охранно-сыскную ассоциацию «Лайнс-секьюрити» насчет родственника. Там бывшие менты. Их хлебом не корми — дай покопаться в чужом белье… Заказ должен быть снят.
   — Постараемся. Это все?
   — Надо, чтобы иерусалимский авторитет оказался на пару дней в Москве. С ним хотят разобраться…
   — Ты про Жида?
   — Жид, или Афганец… У вас сейчас с ним свой человек в Лондоне…
   Сметана и Серый были в курсе. Их посланец встречался с авторитетом, который интересовал Сотника и его к е н т о в, между ними много лет существовали дружеские отношения. Варнава, так звали посланца, должен был как раз успокоить братву за границей насчет наступления на фирмы вроде «Дромита». Несколько московских фирм с двойными крышами, наподобие «Дромита», внимательно следили за тем, как решится с бухарским Фондом.
   «Если Арабова начнут давить, эти не продержатся…»
   Серый и Сметана успокаивали через Варнаву. Теперь в интересах спасения брата Серого курс следовало сменить на сто восемьдесят…
   Сделка состоялась.
   —Мы сообщим: возможно, он даже прибудет в Москву сегодня к вечеру…
   Ночь заканчивалась.
   Из припарковывавшихся время от времени иномарок появлялись стандартные экипажи — крутые амбалы и юные дарования в коротких юбчонках, с высовывающейся ажурной оторочкой на нежных трусиках.
   Сметана и Серый поднялись первыми.
   Сотник заметил ненавязчиво:
   —Будет жаль, если с Нисаном Арабовьш сегодня что-то случится…
   Сметана и Серый деликатно промолчали.
   У авторитетов была возможность осуществлять контроль за событиями в фонде «Дромит». В квартире на двенадцатом этаже дома в районе Калининского проспекта, в одной из трех, которые держал Серый в столице, должна была ждать самая последняя новость. Известие могло быть передано только Серому — устно и в стерильном месте, полностью исключающем подслушивание. Предварительно должен был поступить сигнал в машину. Позвонить должны были из уличного автомата. По их данным, отсчет времени на часах Нисана Арабова уже начался…
   В районе Верхней Масловки неожиданно затрещал один из двух установленных в машине телефонов. Серый снял трубку.
   — Спишь? — Голос был заливистый, шалый.
   Сам звонивший явно еще не ложился.
   — Вам кто нужен? — буркнул Серый.
   Звонивший, в сущности, не знал, кому и в связи с чем передает сообщение. В трубке раздались короткие гудки.
   Это и был сигнал.
   Через час — в США, в Нидерландах, в Израиле — должно было стать известным, что на Фонд в Москве, находившийся под братской крышей «Белой чайханы», совершен наезд, а столичные авторитеты, которым пообещали взамен жизнь смертника из «Лефортова», не поддержали моров из Бухары.
   —А-а!.. Семь бед — один ответ!
   Из московских газетчиков первыми к месту убийства Нисана и Ковача прибыли полицейские репортеры — профессионалы, короли оперативной информации. Их портативные радиостанции работали на волне Московского главка — Петровки, 38. Один из вновь прибывших с ходу подвалил к Рэмбо:
   —Два слова для прессы. «Лайнс» давно опекает Арабовых?
   Злое чутье газетчиков не раз попадало в точку. Фраза могла легко оказаться заголовком бойкого газетного репортажа.
   Рэмбо пожал плечами:
   — У Нисана собственная служба, безопасности! Это всем известно.
   — Могу я в таком случае спросить — чем, собственно, ты тут занят? Известно, что у тебя ни минуты свободного времени!
   Рэмбо кивнул:
   —Но только тебе!
   —Могила.
   — Я жду приятеля из Регионального управления. В последнюю минуту его наверняка загонят сюда…
   — Ментовская дружба — святое дело… — Репортер был тоже малый не промах. — И потому с тобой дама-секьюрити, которую я видел однажды… Дай Бог памяти! В программе покойного Влада Листьева! Один вопрос… Арабов давно в этом доме? Почему здесь?
   Семнадцатиэтажная башня высилась в удалении от шумной городской магистрали. Нисан выбрал место в престижном месте. Дом населяли «бывшие» — аппаратчики, совминовцы, тут же неподалеку была их поликлиника, по-прежнему обслуживавшая по пропускам. Каким образом в их числе оказался бухарский банкир, не имевший московской прописки, можно было только предполагать.
   —Может, спросишь что-то полегче…
   —Ловлю на слове.
   Разошлись, довольные друг другом.
   Водитель «мерседеса» не был оставлен без внимания. С Ниндзей у передней дверцы беседовал Бутурлин. Он только что появился. Со стороны могло показаться, что, пользуясь общим замешательством, они лениво переливают из пустого в порожнее.
   Милицейская фортуна была к Бутурлину благосклоннее, чем к главе «Лайнса». В низовых подразделениях — н а з е м л е , — где риск сломать себе шею и голову для начальника среднего звена особенно велик, долго пахать ему не пришлось. Без особых затруднений и как бы нехотя быстро взбирался по служебной лестнице. Личное дело Бутурлина, как и история болезни, было не толще обычной школьной тетрадки. На Петровке в публичных собраниях, где Рэмбо обычно задирал начальство, резал правду-матку, Бутурлин был осторожен. Кастовая среда полковников и генералов, из которых большая часть руководила Петровкой, 38, уже во втором и даже третьем поколении, обламывала быстро. Ни разу Бутурлин не предстал перед коллегами хоть на йоту энергичнее, честолюбивее или образованнее. Так серой лошадкой и проскочил наверх, не изменяя избранной однажды манере. Только теперь, похоже, под влиянием обстоятельств маска приелась Бутурлину, и он то и дело давал начальству знать об этом.
   Проходя, Рэмбо вроде случайно приложил его сзади локтем.
   —Извиняюсь, товарищ подполковник…
   Бутурлин резко вскинулся, но тут же затих. Приятельство каждый раз подтверждалось вместе с иерархической тонкостью: Рэмбо перед переводом его на самостоятельную работу был старшим группы МУРа, в которую входил Бутурлин…
   — У, медведь! Здорово…
   — Привет!
   Милиция спешила. Первым к месту убийства прибыл наряд муниципальной милиции, находившейся тут же, под боком. Все последние годы то Думой, то Президентом издавались законоположения об усилении борьбы с уголовной преступностью, одно строже другого, но заказные убийства продолжались, и с ментов могли строго спросить.
   С разрывом в несколько минут вслед за ментами появились сразу две «скорые» и тут же оперативно-следственная группа с Петровки: следователь прокуратуры, судебный медик, кинолог со служебно-розыскной собакой… В распоряжении опергруппы был один из немногих «Мерсов»,подарок то ли федерального, то ли австрийского канцлера. «Скорые» тут же уехали — работы для них не нашлось. Следствие, напротив, немедленно принялось разворачиваться. Двор наполнили люди. Появились машины конторы. Зеваки реагировали на них без энтузиазма: «Волги», «Жигули» — казенный набор…
   Первый же лимузин — длинный, сверкающий — привлек общее внимание, затормозив у подъезда.
   —Брат приехал…
   Второй сопредседатель Совета директоров Фонда Неерия Арабов — шестипудовая копия своего расстрелянного у лифта брата — выскочил из машины, впереди телохранителей пробежал в дом. Муниципал, несший охрану, безотчетно отстранился — слишком очевидной была внешняя схожесть с погибшим. Вместе с Неерией шагнул и ближайший советник Аркан — один из первых лиц в Фонде, — красноглазый, с огненно-рыжей корявой бородкой и красным обгоревшим лицом.
   Все трое — Арабовы и Аркан — коренастые, тяжелые, с круглыми крупными глазами и подбородками — были из бухарских евреев, представлявших в Москве интересы «Белой чайханы». Их азиатские кореша, имевшие по библейским понятиям общих предков с иудеями, считались потомством Агари, наложницы, понесшей от праотца Авраама первенца Ишмаила… Последнее обстоятельство делало их как бы двоюродными братьями, укрепляя союз.
   Неерия и Аркан пробежали внутрь, к лифту. Телохранителей Неерии муниципал не без помощи коллег тормознул в дверях.
   Дом, не подававший признаков жизни во время бандитской разборки, дал знать о себе. На нижнем лестничном колене густо толпились жильцы.
   —Проходи! — незлобно шуганул их один из ментов. — Завтра будет все известно из прессы…
   Газеты все больше специализировались на сообщениях о так называемых «диких случаях». Два этих слова — «дикий случай» — вполне могли бы служить названием сразу нескольких печатных органов. Стоило лишь взглянуть на заголовки корреспонденции — «Сын зарубил родителей», «Любовник задушил сожительницу и ее дочь», «Маньяк сварил и съел любовницу»…
   Неерия пробыл у тела брата недолго. Вместе с Арканом быстро поднялся на пятый, в квартиру. Невестка, которой он позвонил еще из машины, с плачем бросилась ему на шею:
   —Не могу поверить… Вот его стакан! Он еще теплый… А Нисана нет…
   В этот день она должна была лететь к родителям в Бухару и там остаться: невестка была беременна. Ждали сына, и медики тоже подтвердили: да, должен родиться мальчик.
   — Папа уже знает?
   — Ему передали. Твоему отцу тоже позвонили…
   — Представляю, что там творится!
   Не успевшее загореть юношеское лицо было полно боли. Неерия едва еще вступал в пору своей мужской зрелости.
   Трехлетнюю дочь Нисана не собирали в детский сад, малышка растерянно следила за взрослыми.
   —Иди сюда…
   Неерия на секунду взял девочку на руки, передал Аркану.Тот поставил ребенка снова на пол. Предстояло много дел. Вполне вероятен был обыск в квартире. Способ поиска убийц зависел от ментов, и в подобных случаях они предпочитали всему осмотр письменных столов и портфелей потерпевших. Излюбленный ментовский прием — пытаться найти материалы, компрометирующие жертву,чтобы объявить их причиной кровавой разборки. Такбыло почти со всеми заказными убийствами банкиров,бизнесменов, оставшимися нераскрытыми. В случае с Арабовым в оперативную группу вместе со следователем наверняка могли включить представителя налоговой полиции, квалифицированного экономиста-эксперта.
   В любом случае это грозило неудобством.
   Не исключалось, что квартира Нисана и сейчас находилась на кнопке. Прослушивалась компетентными органами.
   —Аркан! — Неерия поманил советника.
   Они вошли в ванную. Неерия включил кран, достал из кармана «паркер». Сбоку лежало несколько книг, Нисан тут читал, делал пометки. Тут же у зеркала лежали мягкие салфетки, которые он использовал для письма.
   Неерия написал на верхней:
   «ЧЕК НАUBS».
   Чернила поползли внутрь нежнейших волокон.
   UBS был известный швейцарский банк — « UNION BANK SUISSES».
   Неерия взял вторую салфетку.
   «Срочно проверь в сейфе у Нисана».
   Это было не все.
   «Ковач не должен был сегодня заезжать за братом! Что произошло?»
   Неерия скомкал салфетки, сунул в висевший рядом халат.
   Надо было идти к невестке, к ментам.
   —Поезжай в офис. И быстро возвращайся…
   Красноглазый кивнул.
   Они вернулись в коридор. Советник пошел к дверям. Неерия на несколько минут еще задержался с невесткой.
   — Мы улетим сегодня дневным рейсом. Я постараюсь договориться… — Он еще из машины отдал несколько распоряжений. — С собой возьми самое необходимое. Главное, не волнуйся. В твоем положении сейчас нельзя нервничать.
   — Его вещи…
   — Я пришлю людей, они аккуратно все соберут.
   — А что с Рахмоном-бобо… — Невестка всхлипнула. Судьба взятого в заложники старика оставалась неясной.
   — Рэмбо занимается. Он должен подъехать. Держись!
   Невестка заплакала еще тягостнее:
   — Не представляю, что я скажу папе!..
   Когда Неерия показался на площадке, там было полно людей. С Неерией здоровались — он кивал, не замечая. Бегом сбежал по лестнице. К брату больше не подошел. Там правила бал контора: осматривала, замеряла, фотографировала.
   Прямо у входной двери на крыльце молились несколько вызванных из синагоги бородатых, в полосатых накидках-талитах стариков во главе с руководителем сефардской общины — круглолицым горским евреем.
   С крыльца Неерия увидел еще плотное кольцо посторонних. До черта зевак, сдерживаемых муниципалами. Особняком держались десятка три знакомых. Всех их прямо или косвенно затрагивало происшедшее. Соучредители нуждались в подтверждении курса вторым лицом Совета директоров, автоматически становившимся теперь первым и единственным. Зондаж в этом случае принимал форму выражения соболезнования. Неерия самостоятельно установил очередность и регламент общения.
   Водитель Черепашка Ниндзя… Был он с Рязанщины, из Шацкого района, с Выши — одинокий, со странностями, служивший фирме со дня ее основания. Никто не слышал, чтобы он вспомнил о родных, о родителях. Отрезанный ломоть. Внушительных размеров бронежилет и маленькая головка на двухметровой отметине. Контора успела опросить его только в общих чертах, кое-что Ниндзя уже рассказал Неерии по телефону. Оставалось узнать главное.
   —Я унес «Макаров», который был у Ковача… — Разговор шел тет-а-тет. — К чему тебе лишняя головная боль?..
   У Ковача не было лицензии на ношение оружия. Водитель снова в тысячный раз доказал свою преданность братьям.
   —Ковач успел выстрелить. Гильза у меня. Вместе с пистолетом…
   Неерия потрепал его по плечу:
   — Ты наш брат… — Взгляд его скользнул по распластавшейся на заднем сиденье жене убитого секьюрити. — Как она?
   — Соседка вынесла ей снотворное…
   — Родители у нее есть?
   — Ковач взял ее из детского дома. Она жила у него.
   — Сколько ей до совершеннолетия?
   — Года два…
   Неерия оглянулся — один из телохранителей, державшийся поблизости, тотчас подошел. Неерия показал на женщину на сиденье.
   — Передашь ее сотруднице из охранно-сыскной ассоциации, они сейчас подъедут.
   — Я понял, Неерия!
   — Скажешь, я так распорядился. Введи ее в курс дела: похороны, поминки — за счет фирмы. Единовременное пособие — такое же, как сестрам Ковача…
   — Я извещу!
   — Кроме того, страховка и ежемесячная материальная помощь по день совершеннолетия… Похороны через двое суток, когда я прилечу из Бухары.
   — Родственники уже знают?
   —С матерью Ковача я договорился…
   Телохранитель отошел. Другие секьюрити все время, пока он стоял у машины, молча смотрели в их сторону. Ниндзя на минуту снова завладел вниманием Арабова:
   —Это рука Афанасия…
   Водитель назвал имя вора в законе, с которым в свое время у бухарской братвы не сложились отношения.
   — Я видел киллеров. На них черные шапки-«бандитки»…
   — Сейчас их носят все!
   — Это его стиль! Тот, что повыше, нес «Джеймс бонд» Нисана.
   — Все, оставь… Афанасий сидит! Исходи из реального. Извини! — Неерия увидел человека, который был ему сейчас необходим. — Рэмбо!