Словин Леонид Семёнович. Жалость унижает ментов и бандитов

   Игумнов поднялся в вагон.
   В освещенном проходе было пусто. На стук тамбурной двери из служебки выглянула проводница. Но тут же успокоилась.
   - Может чайку?
   - А есть?
   - Чай горячий - всю ночь...
   В ожидании очередной делегации в составе "Москва-Новомосковск" никто не спал.
   Из ближайшего купе их окликнули.
   В купе сидели свои - Цуканов, Надежда, "МО- 14562" - Бакланов, который, оставив Игумнова у сквера Траурного поезда, проехал на перрон и появился в купе вместе со свертком с загадочным содержимым, полученным от Люськи Джабаровой.
   Был тут и младший инспектор - Карпец, жуликоватый и удачливый, выловивший стальную горошину из лужи на перроне.
   Начальника розыска ждали.
   Проводница принесла постельное белье. Состав был выделен бесплатно, за постели платило Управление. Простыни и наволочки были сырыми, как и для обычных пассажиров.
   - Одеяла принести?
   - Пока нет, если что - мы возьмем.
   В вагоне было жарко натоплено.
   Цуканов издалека, тонко чувствовавший халяву, застелил скатертью столик, принес от проводницы тонкостенные стаканы в латунных фирменных подстаканниках "МПС".
   Игумнов узнал скатерть: Надя привезла ее из дома.
   Пунктиком его первой жены была сервировка стола: салфетки, приборы...
   В их совместной жизни большое значение придавалось совместным чаепитиям. В предназначенном на снос доме, в котором им временно выделили комнату, скатерть была всегда свеже накрахмалена, салфетки - наглажены...
   Нынешняя его жизнь в просторной чужой квартире могла с полным основанием считаться бесприютной.
   Его жена - вдова трагически ушедшего из жизни известного журналиста - медленно привыкала к менту. Игумнов приезжал, когда жена спала,
   исчезал до того, как она поднималась. Когда же иногда они вместе завтракали в ее громадной кухне, выяснялось, что и вкусы в еде у них весьма разные, связанные с их прошлой жизнью. Жена всему предпочитала полюбившийся с детства свежий творог, импортные сыры, которые и теперь еще получала номенклатура. Начальник розыска не был гурманом - Игумнова очень быстро узнали в расположенной рядом на Лесной " Пельменной" и "Блинной"...
   - Садитесь, ребята...
   Надежда принялась хозяйничать. На столике появились бутерброды, колбаса, крутые яйца.
   Первым делом оприходывали коньяк - Люськин подарок.
   Разлили на всех. Бакланов тоже выпил. Для него это была не доза.
   - Чувствуется аромат, - Цуканов передал младшему инспектору пустую бутылку. - Выбросишь, когда пойдешь. Это ваниль. "Армянский " ни с каким не спутаешь.
   Карпец не согласился. Заметил авторитетно.
   - Я за "калараш". Семилетней выдержки.
   В связи с этим завязалось даже подобие дискуссии.
   - Ну ты сказал! "Каралаш"!
   - А что?!
   Игумнов не дал спорящим поднять ставки.
   Особых новостей во время его отсутствия в отделении не появилось и тем не менее они были.
   Цуканов - второй по-старшинству - сообщил:
   - Звонил начальник Инспекции по личному составу...
   - Исчурков?
   - Да. Чего-то ты ему должен.
   - Что именно? Не сказал?
   - Темнил.
   - Ясно...
   Тут и гадать не надо было.
   Жалобе убийцы, сидевшего в Следственном изоляторе, дали ход.
   - Переслали из Президиума Съезда. На тебя и Бакланова... - Цуканов взглянул на гаишника, но тот и ухом не повел. Полез за жвачкой:
   - Я думал, что с этим покончено.
   - Исчурков настроен свирепо...
   - Хер с ним... Теперь дела...
   Карпеца Игумнов отправил спать домой.
   - Завтра с утра поедешь на Арбат. Кафе "Аленький цветочек". Будешь там, пока не объявятся Муса или Эдик. График работы себе определишь сам. Как только они объявятся, не принимая мер, позвонишь в отдел. Будь на связи...
   - Обязательно.
   - Пока вас с Баклановым не было, -вспомнил Цуканов. - следовательша уже звонила , интересовалась кавказцами-свидетелями...
   - Вот будет сюрприз, если повезет.
   - Это так... - Заворачивая пустую бутылку в газету, Качан непонятно улыбнулся.
   За улыбку эту жуликоватую и двусмысленную Карпеца не долюбливали.
   Считалось, хотя прямых доказательств тому не было, что младший инспектор по-тихому докладывает обо всем Картузову. Однофамилец милицейского начальника постоянно находился на периферии всех нарушений по службе - пьянок, загулов.
   Был в курсе. Но при этом ни разу не погорел сам.
   - Оружие не бери, - закончил Игумнов, - в контакт с Эдиком и Мусой не вступай.
   Бакланов тоже поднялся. Утром у него были какие-то дела в гараже Совета Министров. О частностях он не стал распространяться.
   - Если будет успех - вы первые узнаете. Ну я погнал... - Дверь купе с зеркалом отъехала под его мощной лапой. - До завтра.
   Карпец вышел следом.
   - Держу пари... - заметил Цуканов. - Картузов завтра же будет знать, что в вагоне выпивали... - Он с сожалением покосился на застеленную верхнюю полку - до прибытия волгоградского поспать вряд ли удастся. - Как считаешь?
   - На то и щука, чтобы карась не дремал...
   Несмотря ни на что, Игумнов не собирался отказываться от удачливого млаадшего инспектора.
   Вначале он хотел послать к "Аленькому цветочку" Качана, но раздумал.
   Видел, что происходит. Не стал мешать. Рано или поздно все равно закончится скандалом.
   " Весь вокзал обо всем знает..."
   Запили чаем, настоенным Надей на травах.
   - Устала, милка? - спросил ее Игумнов.
   Слово всплыло из самой глубины памяти. Костромские - мать и бабка Игумнова - его самого называли "милка", "милушка". А еще и "родное сердце.."
   Надя отставила чашку.
   - Мне нравится...
   Цуканов внес ясность:
   - Продлится это неделю. И сразу в день закрытия, начнется разъезд . Вся та же процедура только наоборот...- Впереди, однако, ментам маячил островок удачи. - Как только все съедутся, на время сходняка казарменное положение отменят...
   Надя вздохнула.
   Ее устраивало это временное житье в вагоне вместе с бывшим мужем.
   " Как все было тогда?" - подумал Игумнов.
   Он помнил начало их романа - неожиданное, вроде даже навязанное обоим.
   Начальников вокзальных отделений розысков вызвали в Управление вместе с дознавателями. В телефонограмме не была объявлена форма одежды. В гражданском на совещание прибыли только двое - Игумнов и Надя. Он - в черном
   костюме. На ней - белое платье.
   - Вырядились... - прошипел из президиума начальник розыска Управления. Генерал Скубилин уже успел сделать ему замечание по поводу несоблюдения подчиненными формы одежды. - Как жених с невестой...
   Игумнов и Надя впервые вдруг взглянули друг на друга под неожиданным ракурсом...
   Через год они подали заявление, а еще через год он встретился с нынешней своей женой. Брак распался.
   Разница в отношении обеих женщин к нему была очевидна. Вторая жена поднимала его планку. С нею он становился таким, каким мечтал быть.
   Надя же любила вокзального мента, каким он и был в действительности.
   - И еще новость... - Цуканов снова удивил: - Но только для своих. Нами
   интересуется транспортное КГБ... Знакомый в кадрах сказал. Козлов запросил личное дело Качана...
   - Может хотят переманить?
   Об этом стоило подумать.
   Игумнов посмотрел на часы, до прибытия оставалось около часа. Построение личного состава на платформе начиналось еще раньше. Укладываться не было смысла. Он спросил Цуканова:
   - Как волгоградский? В графике?
   - Опаздывал, но обещали что догонит... .
   Ночью погода испортилась. Все заволокло мелкой порошей.
   Молочно-матовые тарелки светильников плавали над перроном как в тумане.
   Волгоградский так и не смог наверстать упущенное, поезд прибывал с опозданием. Но построение личного состава все равно началось во время, как было намечено. Оперативники заняли места по периметру вокзала и вдоль платформы. По нескольку человек, согласно дислокации, торчали у белых разметок, обозначавших места остановок вагонов.
   Под крытым перроном еще загодя заняла места комитетская охрана, водители престижных правительственных "волг", "икарусов", вокзальные носильщики. Поодаль у своих "рафиков" ждали кубинцы, слушаки милицейской Вышки. Все нетерпеливо посматривали в сторону горловины станции, но там все было глухо: скрещение рельс, недвижные сигнальные огни вдоль путей, отблески света на контактной сети подвески...
   Высокопоставленные встречающие из Центрального комитета и Комитета государственной безопасности коротали время в депутатской комнате у огромного телевизора. С чаем, с "боржомом".
   Так называемые представители общественности - с гвоздиками в руках слонялись по перрону. Им негде было приткнуться...
   Оперативники стояли на платформе невыспавшиеся, злые.
   Игумнов нервничал, готов был сорваться на каждого. В первую очередь, на своего зама.
   Функции их временно были перераспределены.
   Выстрелом на перроне и свидетелями - Мусой и Эдиком занимался Игумнов, заместитель взял на себя остальную мелочевку.
   На время встречи делегатов все текущие дела были заморожены, отложены, приостановлены, но уже на другой день после закрытия Съезда - за них должны были начать строго спрашивать. За нераскрытые кражи, за допущенные грабежи в электричках...
   - Скидки нам не дадут, Цуканов.
   - Я знаю!
   - В девять утра, если эксперт не прорежется, придется с ним связаться... - Игумнов подошел к Качану. - Не знаешь, баллист появился на дежурстве?
   - Он вобще не приезжал.
   - Может к утру оклимается...
   - Может...
   Качан рассеянно поглядывал на часы. Верка уже ждала его в автокамере. Поезда все не было. Волгоградский появился, когда нетерпение на вокзале достигло пика.
   - Едут!
   Тут же немедленно возник Картузов. Начальник отдела самолично с радиотелефоном протрусил мимо выстроившихся на платформе.
   - Внимание! Разобрать вагоны...
   Состав подвигался медленно, казалось, плавно парил над рельсами. Министерство Путей Сообщения расстаралось - на подвоз наидостойнейших из наидостойнейших выделили лучших машинистов Дороги.
   Игумнов был начеку.
   Все могло повториться сейчас...
   По перронному радио уже начали вперемежку нести музыку с речами.
   - "...Бессмертные идеи великого Ленина, с которыми съезд сегодня будет сверять..."
   Волгоградский был рядом.
   Проводницы на ходу открыли двери, принялись энергично драить поручни.
   Делегаты приветственно махали из тамбуров.
   - "До-ро-гая моя столица-а..."
   И снова суета - сопровождение к автобусам, поиск забытых вещей в опустевших купе, туалетах. Снова кубинцы у "рафиков" и тележки носильщиков с чемоданами избранников...
   Москва уже давно спала.
   Делегаты ползли вдоль платформы, то и дело останавливаясь, обнимаясь со встречающими. У автобусов, ожидая подтягивающихся, затянули "Подмосковные вечера".
   - Вчера вечером, видать, хорошо поддали! - Цуканов следил с нескрываемой завистью. - На халяву. Вот у них сейчас отличное настроение...
   - До утра будут тянуться, - Качан не удержался - снова взглянул на часы. - А че? Это их праздник. Досуга сколько угодно...
   - Тут ты прав... - заметил Цуканов.
   - Какого хрена?! - Качан снова взглянул на часы.
   Обеденный перерыв в автоматической камере хранения начинался в два ночи.
   Делегаты гуляли за счет его и веркиного личного времени.
   Перонное радио пропело медовым голосом:
   - ...Убедительно просим пройти к автобусам... - Дикторша повторила это еще несколько раз, но уже более настойчиво. Медлительность происходящего беспокоила и организаторов, и охрану.
   - Товарищи делегаты 27-го съезда КПСС! Просьба садиться в автобусы...
   - Быстрее бы они... - Игумнов с трудом сдерживался.
   Внезапно он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд,, осторожно повернул голову. Среди комитетчиков у депутатской комнаты мелькнула знакомая шевелюра.
   Рыжий не успел отвернуться. Игумнову показалось - он увидел зеленью сверкнувшие зрачки в глубине глазниц.
   Начальник транспортного КГБ все никак не мог с ним посчитаться.
   Тому объявили тогда неполное служебное, а его шефа - генерала - тут же выгнали на пенсию. Все потому, что вокзальные менты задержали угонщика самолета, которого кагебешники бездарно выпустили из рук в воронежском аэропорту .
   Формулировка взыскания Козлову гласила - "за оперативную беспомощность при проведении ответственного оперативного мероприятия."
   Виновным Козлов считал Игумнова и Качана, задержавших угонщика здесь, на вокзале.
   " Чао, бамбино! Мы еще встретимся!" - пообещал Козлов.
   Встреча все еще не состоялась...
   "Да хрен с ним, с Козловым!"
   На перроне все еще не могли отделаться от избытка радостных чувств, слез,
   Объятий. Это был звездный час делегатов. Целовались с незнакомыми, обме
   нивались сувенирами. Пели. Все никак не могли расстаться.
   Наконец их удалось угомонить.
   Менты двигались по бокам и сзади цепью, оттесняя к автобусам.
   И вот крытый перрон!
   - Все!.. Обошлось, Цуканов!
   - Обошлось...
   Мероприятие на перроне закончилось. С машиной ГАИ, стреляющей снопами света, впереди колонны "Икарусы" двинулись к площади...
   Подошла Надя со слушаками.
   - Полный беспредел...
   - Пошли к себе, пока сон не ушел... - Цуканов уже торопил. - Скоро опять на платформу...
   - Я свободен? - спросил Качан.
   БОРИС КАЧАН
   Борька появился в автоматической камере хранения в начале третьего.
   Верка просияла. Внутри нее все вдруг заломило от ожидания.
   До последней минуты она не была уверена, что Борька вырвется хотя бы на час и они смогут поехать к нему. Боялась, что-нибудь помешает. Задержет начальство или борькина жена вдруг не уйдет в ночную на смену...
   Они собирались к нему. К самой Верке ехать было нельзя: она жила далеко на линии, в Барыбине, и, кроме того, дома были муж с ребенком.
   Борька кивнул ей на выход.
   - Да-да. Я сейчас...
   Поддежурившая с Веркой механик Дина была в курсе. Верка делилась с ней неожиданно свалившимся на нее богатством.
   - Я скоро... -Она сунула ей в руку ключ от автокамер, бросилась к вешалке.
   " Значит порядок..."
   Качан уже шел к выходу.
   Было полно милиции, но никто из своих ему не встретился.
   Проскочив почти бегом транзитные залы, он выскочил на площадь и чуть задержался, ожидая Верку.
   На площади шел влажный снег. На стоянке, впереди, толпа ночных пассажиров охотилась на свободные такси. Однако таксисты- водилы, находившиеся поблизости в своих машинах, не спешили на стоянку.
   У одних оказывался перерыв, у других - конец работы. И те, и другие поджидали пассажиров по-выгоднее и не куда-нибудь в глухомань. Особенно ценились аэропорты - Домодедово, Шереметьево...
   Для Качана, оперативного уполномоченного, мента, амбиции водителей не были проблемой. Знакомый мужик из диспетчерской службы сразу все понял, жезлом показал выбранному им водителю подать машину к тротуару.
   Качан оглянулся.
   Верка уже выбегала из подъезда.
   Она не успела одеть пальто в рукава - только накинула сверху и защипнула полы где-то чуть повыше полных коленок. Черные волосы ее, припорошенные снегом, разметались. Кофточка на груди была расстегнута - рук не хватало, чтобы все удержать, застегнуть.
   " Интересно получается..." - открывая перед ней дверцу подумал Качан.
   Собственная его семейная жизнь за последние полтора года явно сделала резкий зигзаг.
   " Сначала тебе изменяет жена и ты готов удавиться от горя. Но вот у тебя самого появляется женщина, и до жены тебе нет дела. Хоть она ложись под каждого встречного!"
   - Духовской переулок... - Качан назвал водителю адрес. Ехать было недалеко. - Мы недолго. Чуть подождешь нас и сразу назад. На ту же стоянку.
   Таксист - молодой парень - покосился в зеркальце на раскрасневшуюся Верку, ничего не сказал.
   - Все нормально, - Качан достал сигарету.
   Он снова вспомнил, как это тогда случилось с его родной женой. Она работала на контейнерной площадке на Москве-Товарной. Один из коллег-весовщиков, работавших с ней в ночную смену, случайно застал ее в пустом контейнере с молодым стропольщиком.
   На контейнерной об этом все как-то сразу узнали, хотя весовщик никому ни слова не сказал. Качану позвонили об этом сразу...
   Он пришел на работу сам не свой.
   Он и раньше подозревал, что с женой не все ладно.
   Пережить это все одному было невыносимо, Качан дождался, когда Игумнов останется один, но Игумнов не дал ему раскрыть рта.
   - Все! Молчи! - Он сразу обо всем догадался,
   - Почему?! Ты мне как старший брат!
   - Ни слова. Вы помиритесь, а я одним своим видом буду всегда тебе обо всем напоминать! Иди! Где Цуканов?! Позови Цуканова!
   - На сердце словно пепелище. Все сгорело... - вырвалось однажды у Качана, когда они всем отделением заперлись после работы в кабинете отмечали чьи-то именины.
   Услышавший его Цуканов засмеялся:
   - На пепелищах еще лучше урожаи. Не знал?!
   Брюхатый Цуканов как в воду смотрел...
   - Сейчас направо? - спросил таксист.
   - Да.
   Верка прижалась к его плечу. Ее трясло. Она начала мелко дрожать еще как только отъехали:
   - У меня все болит внутри... - шепнула на ухо.
   На Большой Тульской движения почти не было. Две ментовские машины, ехавшие навстречу друг другу, притормозили, давая возможность ехавшим в них потрепаться.
   - Вон к тому дому... - Сразу за поворотом Борька уже нанажал на ручку дверцы. - Все! Покури! Мы быстро!
   Дом был трехэтажный, каменный, старый. В таких райисполкомы предоставляли теперь жилплощадь московским ментам-лимитчикам.
   За разбитыми дощатыми дверями начиналась полутемная старинная лестница. Распугивая кошек, взбежали наверх, на площадку с лепниной на потолке.Новых жильцов она не интересовала.
   Борька негромко звякнул ключами, приподнял дверь, которая все норовила скрипнуть.
   " Давно думал петли промазать да все тянул..."
   Не зажигая света, бесшумно перемахнули коридор. Проход был узкий, заставленный шкафчиками. Кроме борькиной семьи, здесь жили еще две одинокие старушки- пенсионерки.
   - Аккуратнее...
   Он нашел ее руку, потянул за собой.
   У него самого уже ломило над коленями. Странное ощущение жжения, покалывание кожи простиралось все выше, захватывало подбрюшье.
   " Верка - какое-то наваждение..."
   Подруга негромко постанывала. Ее саднило от одного его прикосновения. Наконец, Борька толчком открыл дверь.
   - Сюда...
   Свет не зажигали.
   Между тахтой и столом ничего не стояло. Пустой незаставленный кусок пола.
   Дальнейшее произошло непреодолимо. Быстро. Без слов. Они сбросили одежду, повалились на борькину куртку. Ничто уже не могло их удержать.
   Разом похолодевшие борькины губы. Стон. Веркины всхлипы. Борька зажал ей рот ладонью...
   Короткие секунды яростного, до хруста в костях, счастья.И сразу остывание, такое же мгновенное, глубокое.
   Верка шепнула:
   - Мне нужен платок. У тебя далеко?
   - Держи!
   Скоротечный ментовской секс на службе.
   Оделись быстро. Так же быстро сбежали вниз.
   Таксист покуривал на своем месте...
   Также молча и быстро доехали до вокзала. Верка выскочила из машины первой. Качан задержался, отсчитал бабки.
   - Слушай, - сказал водила, когда Качан выходил. - Пока мы стояли, подходил какой-то мужик...
   - Ну!
   - Записал номер машины. Оглядел меня. Так что смотри...
   Качан задержался, внимательно взглянул на таксиста.
   - Кто бы не спросил, ты ничего не помнишь, не знаешь...
   Глава шестая.
   АВГУРОВА
   Делегация советских посланниц мира, то и дело останавливаясь, наконец, проследовала в Храм узкой улочкой арабского рынка с выставленной наружу христианской символикой - иконами, крестиками, свечами.
   Авгурова вошла последней.
   Храм был огромен. В средине на плитах стояла небольшая каменная часовня, к ней тянулась очередь молящихся. Часовню держали сваи, поддерживаемые металлическими рельсами.
   В храме шла реконструкция. Гигантская колоннада поддерживала массивную галлерею с арочными окнами, словно для лож. Выше, над первой, шла вторая, а, может, и третья галлерея. Их закрывала от глаз громадная ширма. Было темновато.
   В отверстие вверху было видно небо.
   Вокруг то и дело вспыхивали блицы фотосъемки. В передней части храма бросалась в глаза плоская каменная плита.
   - Тут 2000 лет назад лежало тело Христа... - восхищенно произнес Горбоносый, не задумываясь над тем, насколько это корректно и существенно для атеисток, составляющих официальную делегацию советских миротворок.
   Он не назвал имя святилища, но Авгурова догадалась, что она вместе с другими находится в Храме Гроба Господня.
   Ее поход в банк остался никем незамеченным.
   Банк "Апоалим" был одним из солидных в Израиле и шел где-то в начале третьей сотни среди наиболее прочных в мире.
   Конечно, Авгурова могла открыть счет и в швейцарском, и в английском банке. Но сейчас ее и мужа поджимал срок. Деньги надо было куда-то срочно переводить.
   Привлекательным в израильских банках, кроме их полного безразличия к происхождению денег, было и отсутсвие дипломатических отношений между обеими странами. МВД и КГБ СССР не могли легко и беспрепятственно сюда заклянуть...
   - Вы замечаете? Непрекращающаяся проповедь религии... - Остроносая Фрида, похожая на располневшего Буратино, теперь уже не оставляла ее. - Вы начинаете с любого вопроса, а заканчивается все Библией. Посольство могло бы выразить устный протест... Безобразие какое-то...
   Остроносая уже несколько раз умудрилась сцепиться по этому поводу с Принимающей Стороной - некрасиво, по-хамски - пользуясь тем, что ее единственную еврейку в группе - было трудно заподозрить в национальном небрежении к своим единокровным сестрам и братьям.
   Ее оппонент - представитель одного из северных кибуцов,
   сопровождавший делегацию, лысый, с манерами штатного оратора, прекрасно знал русский, ко всему приглядывался.
   Он мог быть агентом израильского Мосада, а то и советской внешней разведки...
   "Кто их тут разберет..."
   - Вы в этом, извините, ничего не понимаете! - У него было такое же странное представление о вежливости. - Знаете ли вы, например, что католики, когда молятся в своих храмах, не читают Библию!
   - Мне-то что до этого!..
   Давно уже был отброшен и забыт предмет доказывания, причина, по которой возник спор.
   - Это делает за них ксендз! Протестанты, те - да! Читают Недаром много лет дебатировался вопрос о государственном языке Соединенных Штатов! И поэтому даже предлагался язык Библии. Иврит!
   Руководительница делегации миротворок несколько раз пыталась перевести разговор на другое. Перейти на тему межгосударственных отношений.
   - Вы ведь понимаете, о чем мы говорим...
   Лысый, подначенный остроносой Фридой, уже не мог найти общего языка с делегатками:
   -Только не говорите мне, будто я вас понимаю! Я вас не понимаю! Вы первые признали Израиль, а потом порвали с нами дипломатические отношения. У нас рассказывают про подбитого в войну летчика в сирийской форме. В бреду он матерился по-русски...
   Писательница отмахнулась:
   - Вы сами хороши...
   - Мы ссумасшедшая страна! Тут становишься или Богом или Сатаной...
   Он не мог успокоиться.
   - В кибуцах у нас всего три процента населения! В то же время среди павших в войнах их - пятая часть. Почти все служат в боевых частях...
   От него еле отделались.
   Сразу после посещения Храма, Авгуровой предстояло отделаться и от самой Фриды. Ей надо было позвонить мужу и передать номер только что открытого ею валютного счета в иерусалимском отделении банка "Апоалим".
   Это было по-труднее: Фрида и не думала теперь от нее отставать хотя бы даже на шаг.
   Из Старого Города делегация на автобусе переехала к израильскому парламету - кнессету, в отстоящее от жилых кварталов живописное уединенное место в самом центре Иерусалима, посещаемое, в основном, официалными делегациями и туристами.
   Здесь миротворкам предложили разделиться на две равные группы.
   Первая должна была проследовать в парламент, вторая - осмотреть недавно отстроенное, находящееся напротив, в Саду Роз, новое здание Верховного Суда, а иначе Высшего Суда Справедливости Израиля.
   По окончанию экскурсий обе группы должны были вновь встретиться здесь же, на "нейтральной полосе", у экскурсионного автобуса.
   Авгурова намеренно выбрала Высший Суд Справедливости. Посещение кнессета и прием в нем были явно престижнее, и большинство делегаток, а, следовательно, и Фрида должны были отправиться туда.
   Кроме того в здании Верховного Суда, построенном на деньги Фонда Ротшильда, скорее можно было обнаружить телефон-автомат, нежели в парламенте.
   Она уже праздновала свой маленький успех, но в последнюю минуту остроносая Фрида решила примкнуть к малочисленной группе судейских, в которой была
   Авгурова.
   - Ну, с Б-гом... - Провозгласил горбоносый гид. Ему доверили сопровождать именно эту группу. - Вперед!
   Двинулись вместе через пылающий тончайшими красками наступающей израильской весны Сад Роз. Свезенные сюда со всех концов планеты ярчайшие благородные растения благоухали всеми мыслимыми ароматами.
   Сад Роз был достаточно велик.
   Группа растянулась.
   Делегатки расходились по аллеям, гиду становилось все труднее ими управлять. Разносортица подаренных израильской столице роз поражала.
   Фрида пристала к Авгуровой, как репей. Она оказалась абсолютно равнодушной к цветам. Гораздо интереснее было проверять партнершу "на вшивость".
   - Как вы думаете, могли бы мы часть денег за наше питание получить валютой? У вас ведь наверняка нет с собой ни доллара...
   - Стоит подумать, право... - Авгурова была осторожна.