Словин Леонид Семёнович. Жалость унижает ментов и бандитов

   За голубями, по другую сторону улицы, в двенадцатиэтажке, окна были темны. Рядом с аркой, внизу, крутилась подозрительная пара. В доме жил вновь избранный первый секретарь МГК, переведенный из Свердловска. Фамилию Игумнов не запомнил, да она и не нужна была. Мало ли их назначают и снимают вокруг.
   "У них своя свадьба, у нормальных людей - своя..."
   - Вызывают? - Жена так и не открыла глаза.
   - Спи...
   Он положил ладонь ей на затылок.
   " Классически правильные пропорции. Ясность и полное ототсутствие двоемыслия..."
   Высшей номенклатуре в своих семьях удавалось иногда выращивать по-настоящему совершенные экземпляры.
   Когда они поженились, ее номенклатурная родня была в трансе от этого выбора. И продолжала так оставаться все это время.
   - Пока...
   Он вышел на лестницу. Осторожно прикрыл дверь.
   Дом был необычный. Огромная лестничная площадка на две квартиры размером напоминала вестибюль обычного кинотеатра.
   "ХХVII Създу любимой Партии - энергию и жар нащих сердец" - висело рукописное обращение в подъезде. Внизу шли подписи жильцов.
   Громкие фамилии, известные когда-то каждому школьнику. Ныне - сплошь персональные пенсионеры, бывшие функционеры партии...
   " Номенклатура..."
   Мимо дремавшей консьержки Игумнов выскочил наружу.
   В переулке было пусто. Транспорт еще не работал. На нескольких пожарных машинах впереди развешивали навязшие в зубах лозунги - наглядную партийную агитацию:
   "Встретим Съезд новыми трудовыми..."
   Окончание Игумнов не увидел, двинулся к стоянке такси.
   Там тоже все было красно от транспарантов.
   Знобкая февральская изморозь, пока он искал такси, казалось, еще больше усилилась.
   Поодаль, на Тверской разгорался скандал: шедший в парк автобус вломился в фургон аварийной помощи с предсъездовским оформлением.
   Поломанные ЦКовские призывы валялись вдоль тротуара. Гаишники ночной смены составляли протокол, переругиваясь, замеряли тормозной путь.
   "Совсем заколебали со своим съездом..."
   А между тем на службе было много неотложных дел.
   И первое - арестованного серийного убийцы Бетина, сидевшего в " Матросской тишине".
   Дело не было из громких.
   Просто: из месяца в месяц поступали заявления об исчезновении молодых женщин - из тех, кто прилетал в столицу ночными воронежскими авиарейсами...
   Уголовные дела не возбуждались. Никто не хотел висяков. Начальство этого не любило. За это по головке не погладят.
   Заявления о розыске пропавших жен и дочерей путешествовали по московским отделениям милиции и возвращались назад - по месту постоянной прописки исчезнувших - в Воронеж...
   " Нет трупа - нет дела..."
   Общим в судьбе всех жертв было одно.
   Все женщины прилетели в Москву поздно, когда автобусы и электрички уже не ходили. Так возникла версия о том, что все преступления связаны с извозом, с предложением услуг по перевозке припозднившихся пассажирок на стоянке в Аэропорту...
   Так и оказалось в действительности.
   Убийцами были два водителя Раменского таксопарка. Один из них подходил к женщинам, сетовал на то, что возвращается в Москву порожняком. Обещал скидку. По дороге под видом пассажира к нему подсаживался сообщник.
   Преступники увозили свои жертвы в лес, в Подмосковье и там убивали, предварительно ограбив и надругавшись. Изуродованные трупы убийцы закапывали.
   Первая ниточка следствия потянулась от агента Игумнова - Николы.
   Потом появился первый словесный портрет одного из убийц.
   Задержание преступников оказалось драматичным.
   Игумнов старался не вспоминать самое страшное, когда в такси к убийцам под видом пассажирки села Надежда, майор милиции, бывшая его жена, совсем не чужой ему человек...
   Преследование по Московской Кольцевой шло на нервах. При задержании одного из преступников буквально развалило автоматной очередью. Надежду, к счастью, не зацепило. Второй убийца был арестован, в горячке собственноручно признал в протоколе вину в десятке ночных убийств...
   Дело передали в Московскую транспортную прокуратуру.
   Расследование оказалось сложным. Места захоронения жертв преступник мог указать лишь приблизительно.
   " Лес, Большие Бронницы..."
   Или
   " Опушка, район Бутова..."
   При выездах на место ни один труп не был обнаружен.
   Улики оказались лишь косвенные - детальные описание одежды и внешности погибших, приведенные убийцей на первом допросе, перечень находившихся при них вещей, сведения, которые они сообщили о себе перед гибелью... Все совпадало с тем, что сообщали их близкие: именно в такой одежде они уехали из дома, именно это было с собой...
   Но... " Нет трупа - нет дела..."
   Положение было серьезным. Начальник Игумнова Картузов собрал экстренное совещание:
   - Арестованный убийца атакует Верховный совет своими жалобами...
   Пухлая молодая блондинка - следовательша прокуратуры - чуть приоткрывала срезанный косо, по-акульи, рот. Круглые, на выкате глазки вглядывались в милицейских.
   Ей и в самом деле приходилось нелегко.
   - Заодно жалобы идут Генеральному прокурору... - Следовательша куда-то спешила, часто поглядывала за окно. - Оттуда уже звонили, требовали объяснений. Я кое-как отбрехалась. Сейчас эта мразь грозится писать на имя съезда партии. А
   это, вы лучше меня знаете, что такое...
   Слушали молча.
   Игумнов меланхолично чертил однообразные геометрические фигуры в блокноте.
   Ражий инспектор ГАИ "МО-14562", Бакланов, в тяжелой кожаной куртке, тоже был здесь как участник задержания убийцы. Он приехал прямо с линии. Сидел насквозь пропахшей гарью, дорогой. Не подымая глаз, жевал свой всегдашний "орбит".
   Следровательша развела руками:
   - Все жертвы мертвы. Все в земле. Никаких доказательств, ничего, кроме самого первого собственноручного признания обвиняемого. Ничего не остается. Обвинение разваливается на глазах. А тут еще съезд...
   Во время съезда жалобы рассматривали без проволочек и, как правило, в пользу жалобщиков.
   КПСС работала на свою популярность.
   Особенно много просьб поступало из мест заключений.
   Убийца-таксист читал газеты, был в курсе всего, к тому же быстро набрался тюремного опыта. От показаний, данных Игумнову сразу же после задержания, он отказался уже на первом допросе у следовательши. Теперь все валил на своего уже мертвого подельника.
   - Такая вот обстановка...
   Следовательша снова взглянула за окно, потом на часы. Трудно было сказать, что ее беспокоило больше.
   " Может утюг забыла выключить?" - думал Игумнов, вычерчивая бесконечные кривые.
   Задержание убийцы-таксиста было еще слишком живым в его памяти. Он сидел за рулем патрульной машины, Бакланов рядом связывался по рации с постами ГАИ.
   Преступники могли запросто убить Надю. Особенно во время преследования по Кольцевой. Он и Бакланов в любой момент готовы были увидеть сбоку на обочине выброшенное бандитами из машины тело.
   - В Генеральной пркуратуре сейчас не будут разбираться, какие он давал показания вначале. Признавался -не признавался... Смотрите, что он пишет сегодня...
   Подполковник Картузов - начальник вокзальной милиции - маленький, круглый, напоминавший тугой перекаченный баллон, -надел очки - маленькие, с безцветной оправой. Он стеснялся ими пользоваться.
   Лицо в очках сразу стало невыразительным, исчезло проявление самостоятельности, силы. Он поднял одну из бумаг, поднес к глазам.
   - Вот...
   Начал откуда-то со средины:
   - "... Начальник уголовного розыска Игумнов и инспектор ГАИ нагрудный знак "МО-14565" Бакланов сразу после задержания немедленно подвергли меня жестокому избиению, грозили поломать ребра и изнасиловать..."
   Картузов отбросил бумагу.
   - Да тут, если начнут разбираться, не только в отделе - в Управлении могут головы полететь...
   Стало ясно, чью именно голову принесут в жертву съезду.
   Бакланов прекратил жевать, однако, промолчал.
   - Просто не знаю что делать... - Следовательша прикурила. Не затягиваясь, пыхнула дымком.
   - А вы дайте ему очную ставку, - Игумнов не поднял головы - продолжал чертить.
   - С кем же? - Она положила сигарету в пепельницу.
   - Со сверхсрочником, с мужем этой убитой... Татьяны Зубрун, кажется...
   Сверхсрочник - спецназовец, муж одной из убитых, близкий к уголовному миру, поклялся, что не оставит убийцу жены в живых. Имелись агентурные данные, что очень скоро, сразу после дембеля, он попытается перейти на службу в конвойные войска МВД, туда, где будет отбывать наказание убийца его жены. Он передал об этом маляву через знакомых воров в "Матросскую тишину".
   Убийца-таксист знал об этом и это было единственным, что по -настоящему могло сереьзно омрачить его будущее.
   - В присутствии свехсрочника он бы поджал хвост...
   Следовательша удивилась.
   - А это еще зачем?
   " Ну что можно сказать, если человек не профессионал, не въезжает в ремесло..."
   - Да и под каким предлогом провести очную ставку?!
   Он пожал плечами:
   - Мало ли что можно уточнить?! Например одежду, в которой была убитая... Преступник на первом допросе ее обрисовывал...
   Следовательша не дослушала, она была запрограммирована на собственное готовое решение.
   - Вот тут он пишет... - Она достала из кейса и другую жалобу. - " Мне предъявили свидетелями двух лиц кавказской национальности - Мусу и Эдика, которые так и не явились ни на одну очную ставку..."
   Пора была заканчивать.
   - Я послала этим свидетелям не менее десятка повесток. И этим, и третьему - Джону... И никаких шевелений... - Акулий ротик на секунду беззвучно открылся и так застыл.
   "Эдик и Муса..."
   К Игумнову поступали данные о том, что обоих видели на Арбате.
   Эдик по-прежнему тусовался с каталами, Муса, мастер спорта, борец, в прошлом чемпион северо-кавказской зоны ходил в телохранитетелях у кого-то из своих крутых земляков...
   Чтобы их найти, надо было хотя бы на пару дней освободить от съездовской повинности нескольких младших инспекторов во главе со старшим опером и отправить на Арбат на поиски...
   Следовательша затушила сигарету.
   - Закончится тем, что я изменю ему меру пресечения на подписку о невыезде! Пусть выходит из тюрьмы... Что мне больше всех надо, в конце концов ?!
   - Что скажешь, Игумнов? - Картузов убрал очки.
   - Нужно, чтобы опергруппа находилась постоянно на Арбате, пока мы не найдем обоих...
   - Надо подумать... - Картузов умывал руки, он оставлял принятие решения
   начальнику розыску.
   - Понял...
   Совещание закончилось.
   Вернувшись, Игумнов дал команду старшему оперу ::
   - Приступишь к поискам Мусы и Эдика. Если убийцу выпустят из следственного изолятора, я его лично пристрелю...
   Генеральная репетиция встречи делегатов на вокзале, начавшаяся затемно, как водится, обернулась очередным Большим Сидением в Ленинской комнате.
   Кроме своего состава в зал согнали приданных оперативных работников других дорог, наряды слушателей Высшей школы милиции, солдат внутренних войск.
   Игумнов сидел с Цукановым - новым его замом - обрюзгшим, с тяжелым брюшком, со свернутой в трубку газетой, которую он ни разу не развернул. Тут же были оперативные уполномоченные, инспектора.
   - Старшего опера не вижу, - забеспокоился зам. - Качана. Могут спросить.
   Оба находились между молотом и наковальней. Начальство требовало стопроцентного участия в съездовском действе, а незавершенное дело серийного убийцы, обязывало работать на другом направлении.
   - Сошлешься на меня. Он на Арбате. Я в курсе...
   Старший опер еще с вечера мотался в поисках исчезнувших шулеров свидетелей...
   Народ вокруг изнывал.
   - Сколько мы тут еще будем...
   Картузов - тугой перекаченный баллон - на небольшой сцене, разогревал зал - тянул время. Ожидали высокое начальство.
   - Ну, как, друзья? Сможем мы гарантировать общественный порядок в эти святые для всех дни? Как считаете, друзья?
   Другой подчиненный Игумнова - Карпец - жуликоватый симпатичный младший инспектор розыска, однофамилец большого милицейского руководителя лез на глаза начальству:
   - Конечно, гарантируем, товарищ подполковник! А как же!
   Слушаки Высшей Школы МВД - вышки - поддержали:
   - Не подведем!
   Картузов разошелся:
   - Мы обеспечивали и Двадцать Шестой Съезд! А старички помнят и Двадцать Пятый! И ведь справились!.. Правда? Каждый из сотрудников получил благодарность министра за его личной подписью... Как на фронте...
   - Ерунду говорит, - заметил не расстававшийся со жвачкой Бакланов.
   Гаишника "МО-14562" закрепили за отделом на время специальных мероприятий на время съезда.
   - А пошли они!..
   Игумнов блеснул сплошь металлическим рядом зубов.
   Картузов тем временем перешел к предполагаемым нововведениям.
   В недавнем прошлом прибывавшие с поездами делегаты, приезжая в столицу, сами заботились о своем багаже. Теперь ввели новшество.
   - Делегаты налегке выходят на платформу. Чемоданы оставляют в вагонах. Наша задача, друзья, - организовать охрану вещей и их доставку в гостиницы...
   Он не успел продолжить.
   - Товарищи офицеры!.. - пронзительно, точно его резали, заорал от дверей дежурный.
   Картузов подхватил:
   - Товарищи офицеры...
   Все поднялись.
   Руководство уже входило в помещение. Кураторы, проверяющие, инспектирующие. Все, как один в полковничьих папахах.
   Впереди, выпрямившись во весь свой гренадерский рост, не глядя по сторонам, вышагивал начальник Управления генерал Скубилин.
   Он с хода включился в игру:
   - Так как решаем? Провемся или не прорвемся, друзья? - Скубилин поднялся на небольшой подиум. Отсюда он был всем хорошо виден. - Я сейчас еду к заместителю министра внутренних дел генералу Жернакову. Что ему передать? Могу я заверить, что московская транспортная милиция и на этот раз приложит
   все свои силы, чтобы...
   Его не дослушали - слишком высок был накал скубилинского фальцета. Первыми заорали слушаки Высшей Школы милиции - к такому они еще не привыкли.
   - Прорвемся... - заорали.
   - А ты что скажешь, подполковник Картузов?
   Начальник отдела на Каширском направлении Картузов был когда-то его персональным водителем. На правах своего по первости входил в семью Скубилина, приходилось - ночевал у хозяина на даче. Отвозил генеральскую дочь в детсад, потом в школу.
   В свою очередь, Скубилин помог своему любимцу закончить Академию МВД, а потом и вел вверх по служебной лестнице.
   Закончилось все непредвиденно: борьба противоборствующих групп в Управлении развела начальника и его бывшего личного водителя. Картузов переметнулся на сторону конкурентов - заместителя Скубилина - Авгурова и его министерского друга - генерала Ильина, выходца из Адмотдела ЦК КПСС.
   По окончанию съезда кого-то из них непременно должны были убрать. Все зависело от того, чья возьмет.
   Но сейчас и Скубилин и его бывший водила были естественными союзниками. По крайней мере на время съезда. Случись что, наверху не станут разбирать - ударят по обоим. Да так приложат, что мало не покажется...
   - Ты старый опытный волк... - Скубилин обласкал Картузова взглядом. Лучший начальник отдела на дороге. Честь и хвала тебе и твоему коллективу...
   - Рады стараться...
   - Не подведете меня?! Справитесь? Как считаешь, Картузов, могу я рапортовать от имени всего коллектива, от вашего имени, друзья...
   Он едва не сказал - "братья и сестры".
   Картузов, как давече жуликоватого вида младший инспектор, поднял обе руки:
   - А как же, Василий Логвинович! Какие же мы после этого мужики, коли не справимся?! Так, друзья?! Нам оказана большая честь! И за нее от всех нас большое спасибо державе...
   - Спасибо и тебе, подполковник Картузов...- запел Скубилин. - За честную твою бескорыстную службу!
   - Ну, артисты... - У Игумнова от злости даже резануло по животу. Свои все хорошо знали сегодняшнюю взаимную неприязнь начальства.
   Он оглянулся. Среди приданных сил по другую сторону неширокого прохода мелькнула стриженная светлая головка, китель с майорскими погонами.
   " Надя!"
   Майор, заместитель начальника курса, сейчас она была здесь со слушаками Высшей Школы. Как он мог подумать, что о н а упустит такой случай - не вызовется дежурить вместе с ним на родном вокзале!
   Он подошел едва объявили перерыв:
   - Надя!
   - Я тебя не видела... Как ты?
   Бледное, без кровинки лицо, вымученная улыбка.
   Недостает, чтобы она заплакала.
   - Ничего. Ты хорошо выглядишь. Наверное, головка болит? - Он знал все про ее мигрень.
   - Болела. Но теперь уже проходит.
   Они вышли наружу.
   От платформы густым потоком двигались пассажиры.
   К утру изморозь прекратилась. Невысокие деревца по другую сторону забора вдоль музея "Траурный поезд В.И. Ленина" стояли в снегу.
   Перронное радио молчало.
   - В деревню давно ездила?
   Мать и сестра ее жили в дальнем Подмосковье.
   - В воскресенье. Три часа ждала. Черневский автобус сломался. .. Все это он хорошо представлял. Они словно не расставались. - У нас на все деньги найдутся. Даже для террористов из "Красных бригад"! Только не на деревню и на дороги...
   - Куда определили твоих слушаков?
   - Второе кольцо оцепление... На все время съезда. А ночуем в поезде. Восьмой вагон... Зайдешь?
   - Лучше ты к нам!
   От входа закричали:
   - Второе кольцо! На выход!
   - Ну, я пошла!
   - Смотри: аккуратнее!
   Он подождал, глядел, как они уходят.
   Мудрец сказал:
   " Есть две вещи, которые ухо не слышит, но чей отзвук разносится от одного конца Земли до другого. Это - когда падает срубленное дерево, которое еще приносит плоды и когда вздыхает отосланная своим мужем женщина, которая его любит".
   Из дежурки позвали:
   - Игумнов! Телефон!
   С Арбата звонил старший опер - Борька Качан.
   - Здесь каталы ! - Качан выговаривал тихо и внятно. Вокруг были люди. Его могли слышать. - Я их всех вижу перед собой! Между выходом из "Арбатской" и кинотеатром "Художественный"...
   - Эдик там? Муса? Помнишь - здоровый такой, молодой... Мастер спорта...
   - Их нет, здесь третий! Джон! Которого ты двинул об шкаф в гостинице!
   Во время задержания подозреваемых некто Джон оказал им сопротивление...
   - Понял! Мы едем!
   - Игумнов! - предостерегающе начал дежурный. - Генерал Скубилин приказал: "Никому с вокзала!.."
   Игумнов бросил трубку.
   - Цуканов!.. - Его заместитель возвращался в Ленинскую комнату. Поехали!
   - А что начальство?..
   - Давай, давай!
   Игумнов не очень-то его жаловал. Зам попался хотя и опытный, но не из фанатов. Штрафник. Успел прожечь кафтан. Теперь больше не рисковал, работал с оглядкой.
   Игумнов обернулся к дежурному:
   - Мы погнали!
   - Игумнов!
   - Поручение следователя прокуратуры!
   Игумнов и Цуканов оставили "газик" в стороне.
   Борька Качан уже встречал их.
   Старший опер работал под крутого арбатского парня. Косуха. Брюки в крупную клетку. Накачанная шея. Очки.
   - Вон они! За палатками!
   - Показывай.
   Из метро непрекращающимся потоком шли люди. Народ с трудом протискивался в узком проходе между киосками. Под ногами хлюпало жидкое месиво. Народ вокруг был пестрый. Приезжие, фирмачи, наперсточники. На витринах - матрешки. Цветы.
   Год этот был обозначен как Год Арбата.
   Качан прояснял ситуацию:
   - Бригада у них не особенно большая. Сторож - в голубой куртке. Справа...
   Спортивного вида кавказец в куртке у угла просматривал прохожих. Игумнов не встретился с ним глазами и вроде как не засветился. Цуканов брюхатый, все с той же "Правдой", свернутой в трубку, - старая ментовская привычка - вовсе не смотрел по сторонам.
   - А вот и они сами...
   Шулеры работали спокойно.
   Бригада была сборная - с Кавказа и Средней Азии. Местные менты с Арбата с ними дружили.
   Банковал Джон - гибкий загорелый азиат в армейской сорочке под бушлатом.
   Перед ним лежала перевернутая картонная коробка из под сигарет, на которую он бросал карты.
   - Две красные - проиграл. Черная - выиграл! Игра для крутых мужчин... Пятьдесят ставишь - сто выигрываешь... Ставишь сто - выигрываешь двести...
   Джон бросил карты, смешал, выстро меняя местами.
   - Черная выигрывает, две красные карты проигрывают...Где черная? Кто заметил? Ваше мнение?
   Джон ткнул в парня в шапке из своей бригады, игравшего роль случайного прохожего. Как и у Джона-банкомета, у того был такой же южный загар. Нужно было вовсе не иметь глаз, чтобы этого не заметить. Бригада, видимо, только что вернулась из вояжа по
   Кавказу или Средней Азии...
   - Тут лежит черная!.. - Парень нагнулся, положил руку сверху на карту, другой - достал деньги. - Ставлю сотню!
   Джон перевернул карту.
   - Вот и програли, молодой человек!
   Молодой человек расстался с деньгами до неправдоподобности легко. Распрямился. Сразу смешался с толпой. Через несколько минут он снова подошел - но уже с другой стороны. На этот раз он был уже без шапки.
   Минут через десять Игумнов с Цукановым и Качан знали уже всю бригаду.
   Увы! Ни Эдика, ни Мусы в ней не было.
   - Что делать будем? - Цуканов постучал себя свернутой трубкой газетой по голени.
   - Брать все равно! Борька!..
   Качан знал свое дело, поправил очки. На нем было - снять сторожа.
   Вскоре он вернулся, кивнул.
   Джон продожал раскидывать карты. Из-за толпы он не сразу заметил исчезновение голубой куртки сторожевого в конце тротуара.
   Не сговариваясь, оперативники поделили бригаду между собой.
   Джон достался Игумнову.
   - Начинаем...
   " Газик" попятил кузовом вперед между палатками. Над кабиной сверкнула тревожная круговерть огня. Прохожие нехотя сдвигались, уступая дорогу...
   Игумнов и Качан бросились вперед, словно выпущенные из рогатки.
   "Газик" еще двигался, а они уже вели к нему - каждый двоих.
   - Дорогу! Милиция... Быстро в машину! Быстро!
   Цуканов прикрывал сзади.
   Народ уступал, огрызаясь:
   - Менты поганые...
   Снаружи кто-то шарахнул кулаком по кузову.
   В неразберихе Игумнов успел схлопотать по челюсти - такое случалось с ним нечасто - честь эту, не разобравшись в обстановке, оказал ему лично Джон.
   - Не пожалеешь потом? - Руки Игумнова были заняты.
   Катала отвел глаза.
   - Едем! - Игумнов захопнул за собой дверцу.
   Выбравшись из толпы, покатили просторным Проспектом Калинина.
   Первым делом в машине Игумнов предпочел разобраться с Джоном.
   - За мной вроде должок... А?
   Каталы в машине молчали.
   Игумнов выдернул у Цуканова свернутую трубкой "Правду", с оттяжкой протянул каталу по лицу.
   - Живи и помни, Джон! И скажи, если это - несправедливо!
   Разговор продолжил в отделе.
   На инструктаж в Ленинскую комнату ни он, ни Качан с Цукановым больше не вернулись.
   - Как живешь, Джон?
   - Ничего вроде...
   К самому Джону претензий не было.
   Игумнов был вроде с ним по корешам - металлический ряд в его рту блеснул тускло. По-блатному. Игумнову нужны были его кенты - Эдик и Муса...
   - Почему по повесткам не являетесь?
   Катала разыграл изумление.
   - По каким, начальник? Мне никаких повесток не было.
   Игумном аппелировал к Качану и Цуканову, сидевшим тут же, в его кабинете.
   - Следователь отправила им гору повесток... А он и в ус не дует... "Какие повестки?!"
   Качан и Цуканов издевательски разыграли изумление:
   - Только подумайте! Вот люди...
   Игумнов вернулся к Джону.
   - Выходит, и не знаешь, что ты свидетель, что тебя допросили и ты дал показания...
   - Почему? Я помню. Но...
   Игумнов посетовал:
   - Не хочет являться и ничего с ним не сделаешь! Пусть садиста выпускают на свободу, пусть тот продолжает убивать... Джона вызывают. Но на ментов Джон положил... Он покупает их на Арбате пачками. Так?
   - Почему?! - Катала оглянулся на Качана и Цуканова. Они сидели вокруг, близко сдвинув стулья.
   Игумнова уже тащило:
   - Смотри! Вот, что собственноручно пишет убийца, которого вы отмазывете. - Он взял копию протокола со стола. - "... Остальных убитых нами женщин мне жалко, но эту - жену прапорщика - можно было бы удушить еще раз..." А эта жена прапорщика - мать двух малолетних детей. Она умоляла оставить ей жизнь...
   - Понимаю, начальник...
   - Да кто он такой, скотина, чтобы судить, кому жить, кому умирать...
   - Я понимаю.
   - Понимаешь, да не все. Я поклялся. Если прокуратура убийцу освободит, я его лично уничтожу...
   - Давай поедем в прокуратуру, начальник, - Джона не прельщала перспектива оказаться между прокурорско-милицейскими жерновами.
   - Теперь-то ты поедешь. Мы тебя отвезем, а как же с Мусой и Эдиком? Где они? - Игумнов переставил стул ближе, сел рядом с каталой.
   - Про них не знаю! Клянусь!
   Джон предпочел бы, чтобы мент разоваривал с ним через стол. Одно дело - отбиваться от ментов на улице и совсем другое остаться потом против них же один на один у них в кабинетах...
   - Может, сведешь нас с Эдиком и Мусой?
   - Я не знаю, где они, начальник! Они теперь редко появляются... Катала заговорил искреннее, это сразу стало заметно. - Я сам их не вижу.
   - А чем занимаются?
   - Кого-то охраняют...
   - Кого?
   Джон помялся.
   - Я слышал - хозяина кафе.
   - Мне нужно только, чтобы они явились по повесткам и подтвердили свои показания. Понял? Я не хочу, чтобы убийца гулял на свободе. Как называется кафе?
   - Не знаю.
   - Где оно?
   - На Арбате.
   - Хозяин -кавказец?
   - Ну!
   - А зовут?
   - Сергей, вроде, - катала спохватился: он и так сказал слишком много. - Все, Игумнов, больше не спрашивай. У него там в кафе своя крыша. Тоже менты...
   ДЖАБАРОВА
   - Люся! Джабарова! Там к тебе... - В дверь кабинета просунулся молоденький старлей из милиционеров, несших охрану " Аленького цветочка". Девушка... Эта из ансамбля. С ней трое. Они насчет Сергея...