Страница:
Пока ребята купались, девушки столпились у колеса и молча смотрели на него. Колесо продолжало вертеться, не останавливаясь ни на минуту. И это медленное вращение уже не казалось завоеванным, отбитым у воды силой. Оно было дружеским, деловым, неотъемлемым от коммуны. Вода согласилась вернуть сторицей все усилия, потраченные людьми.
Помощь инженера Кольцова не закончилась на постройке плотины. Вместе с Николкой и Джеком он поехал в город, чтобы закупить материалы, необходимые для достройки станции. Под запруду и колесо удалось получить небольшой кредит в банке, кое в чем помогли шефы. Словом, дела сложились так, что никакой задержки в дальнейших работах не было.
Когда провод и изоляторы были получены, Джек с бригадой из трех человек взялся устанавливать столбы вдоль дороги, между станцией и коммуной. В поле поставили пятьдесят мачт. А вдоль дубовой аллеи столбов не ставили. Там сохранилось еще много деревьев, и изоляторы прикрепляли прямо к ним. Это дало экономию и в работе и в лесе.
Пока Джек ставил столбы в поле и подвешивал провод, Кольцов, Чарли и Николка монтировали электростанцию. Динамо-машина была установлена на кирпичном фундаменте, залитом цементом. В фундамент были вделаны болты, и динамо закреплено на болтах гайками. При помощи довольно сложной передачи машина соединялась с колесом и давала нужные шестьсот оборотов в минуту.
Первой загорелась контрольная лампочка в станционной будке. Затем ток был пущен в провод. В коммуне загорелись все лампочки сразу: и большая в зале, и маленькая в каретном сарае у Чарли. Николка сейчас же поставил вопрос на правлении, как отблагодарить инженера.
Было несколько предложений. Маршев высказался даже за то, что надо подарить Кольцову теленка. Но пока спорили, сам Кольцов пришел в усадьбу посмотреть, как горят лампочки. Узнав, о чем идет речь на правлении, он заявил, что ему ничего не нужно и он будет благодарен, если коммуна позволит ему приезжать временами на два-три дня.
Через несколько дней состоялось торжественное открытие электрической станции. Собралось больше пятисот крестьян из окрестных деревень, была экскурсия на плотину.
Ребята купались в новом озере. Потом все пришли на двор коммуны, освещенный электричеством. Здесь составили большой хор и долго пели.
На открытии станции между другими гостями присутствовал корреспондент городской газеты. Он сделал снимки с митинга на плотине, со столбов в поле, заснял даже силосную башню и около нее Бутылкина.
Корреспондент обещал написать о «Новой Америке» большую статью в газете. Ведь станция в коммуне была первой колхозной электростанцией во всем крае.
«Новой Америкой» заинтересовываются
Искра в бок
Электричество не загорелось
Помощь инженера Кольцова не закончилась на постройке плотины. Вместе с Николкой и Джеком он поехал в город, чтобы закупить материалы, необходимые для достройки станции. Под запруду и колесо удалось получить небольшой кредит в банке, кое в чем помогли шефы. Словом, дела сложились так, что никакой задержки в дальнейших работах не было.
Когда провод и изоляторы были получены, Джек с бригадой из трех человек взялся устанавливать столбы вдоль дороги, между станцией и коммуной. В поле поставили пятьдесят мачт. А вдоль дубовой аллеи столбов не ставили. Там сохранилось еще много деревьев, и изоляторы прикрепляли прямо к ним. Это дало экономию и в работе и в лесе.
Пока Джек ставил столбы в поле и подвешивал провод, Кольцов, Чарли и Николка монтировали электростанцию. Динамо-машина была установлена на кирпичном фундаменте, залитом цементом. В фундамент были вделаны болты, и динамо закреплено на болтах гайками. При помощи довольно сложной передачи машина соединялась с колесом и давала нужные шестьсот оборотов в минуту.
Первой загорелась контрольная лампочка в станционной будке. Затем ток был пущен в провод. В коммуне загорелись все лампочки сразу: и большая в зале, и маленькая в каретном сарае у Чарли. Николка сейчас же поставил вопрос на правлении, как отблагодарить инженера.
Было несколько предложений. Маршев высказался даже за то, что надо подарить Кольцову теленка. Но пока спорили, сам Кольцов пришел в усадьбу посмотреть, как горят лампочки. Узнав, о чем идет речь на правлении, он заявил, что ему ничего не нужно и он будет благодарен, если коммуна позволит ему приезжать временами на два-три дня.
Через несколько дней состоялось торжественное открытие электрической станции. Собралось больше пятисот крестьян из окрестных деревень, была экскурсия на плотину.
Ребята купались в новом озере. Потом все пришли на двор коммуны, освещенный электричеством. Здесь составили большой хор и долго пели.
На открытии станции между другими гостями присутствовал корреспондент городской газеты. Он сделал снимки с митинга на плотине, со столбов в поле, заснял даже силосную башню и около нее Бутылкина.
Корреспондент обещал написать о «Новой Америке» большую статью в газете. Ведь станция в коммуне была первой колхозной электростанцией во всем крае.
«Новой Америкой» заинтересовываются
Постройка электростанции отняла у коммунаров много сил. Даже теперь, когда динамо работало, нельзя было прекращать работ на плотине. Ее укрепляли, обкладывали дерном и камнями, иначе первый же большой дождь мог наделать много бед.
Но нельзя было запускать и хозяйство до бесконечности. Пока прудили Миножку, двор успел зарасти крапивой, в огороде и на полях выросли сорняки и глушили посевы. А главное — подошел покос. Пришлось сократить работы на плотине и перебросить работников на луга. К счастью, в городе удалось достать одну сенокосилку, и она очень помогла коммуне. Но много пришлось косить и вручную. Луговая бригада под начальством Дмитрия Чурасова жила на покосе целую неделю. Сено удалось убрать хорошо. Дождей не было, и трава высохла на славу.
К тому времени, когда убрали сено, зацвели подсолнухи, отцвели и дошли до восковой спелости. Чарли как-то прошелся по полю, вернулся и сказал Джеку, что если пускать подсолнухи на силос, то пора уж их рубить. Собрали правление, и тут начался спор. Капралов и Дмитрий Чурасов доказывали, что коммуна обойдется и без силоса в этом году: много сена накосили. Джек, наоборот, утверждал, что нечего жалеть подсолнухов: коровы заплатят за них молоком, часть сена продать можно. Николка колебался, не знал, на чью сторону стать. Так вопрос решен и не был.
На другой день после заседания Джек с несколькими коммунарами пошел на подсолнухи, чтобы наладить прополку. Разъяснил, как работу вести, и собрался уже домой, как вдруг увидел на дороге двух незнакомых людей. Один был с брюшком, в белом пиджаке и шляпе; другой — в непромокаемом плаще и высоких сапогах.
Незнакомцы подошли к Джеку и заговорили с ним:
— Вы, товарищ, как будто здешний житель?
— Здешний, — ответил Джек.
— Не знаете ли вы, какие тут поля коммуны «Новая Америка»?
— Отлично знаю. Я сам коммунар. Вон там растет наше сорго.
Сорго к этому времени страшно вытянулось и обогнало ростом даже кукурузу. Длинные зеленые стебли его свободно могли скрыть человека.
— Ах, даже сорго у вас! — сказал человек в белом пиджаке, снял шляпу и начал ею обмахиваться. — На силос сеяли?
— Нет, на веники, — ответил Джек. — Это особое американское сорго, веничное. Оно метелку дает хорошую.
— А подсолнухи это чьи?
— Тоже наши. Хотели сначала на силос пустить, а вот теперь раздумываем. Коров у нас мало, сена хватит, а еще сделаем немного силоса из вики с овсом.
Приезжие многозначительно переглянулись. Джек повел их дальше, объяснил, как ведется хозяйство «Новой Америки», показал американскую пшеницу «манитобу» и «дакоту». Завел и на огород, показал табак. Начал было рассказывать, как строили электрическую станцию, но человек в непромокаемом плаще сказал:
— Это мы уже знаем, в газете читали. Очень заинтересовались вашей коммуной и вот приехали посмотреть.
Перед домом львиные зевы уже цвели, и это понравилось приезжим. Зашли в коровник, в каретный сарай. Долго смотрели пустую силосную башню, даже по лестнице лазили наверх. Потом приезжие поговорили о чем-то в стороне, и человек в непромокаемом плаще обратился к Джеку:
— А нельзя ли, товарищ, сейчас собрать правление?
— А зачем вам? — удивился Джек. — Если хотите станцию посмотреть, так я вам ее и без правления покажу.
— Нет, мы бы хотели потолковать с правлением. У нас маленькое предложение есть. Мы ведь не для удовольствия приехали, у нас дело.
Джек пригласил приезжих в контору, познакомил их с Капраловым, а сам пошел звать правленцев. Когда все собрались, человек в непромокаемом плаще заявил, что он является членом правления городского рабочего кооператива Прянишниковым, а товарищ его — специалист по молочному хозяйству. Кооператив из газеты узнал о «Новой «Америке» и вот прислал своих представителей, чтобы заключить с коммуной договор о регулярной доставке молочных продуктов. Для этого, конечно, придется увеличить стадо, расширить помещения, но на это средства найдутся. Кооператив даст ссуду коммуне.
— А много ли коров хотите завести? — спросил Джек с живостью.
— Да по плану у нас намечено пятьсот.
Все правление дружно захохотало.
— Кабы десять… — сказал Капралов. — У нас на десяток голов и стойла найдутся, и корма хватит. А пятьсот и думать нечего.
— Яша, как? — спросил Николка.
Джек уже работал карандашом прямо на столе.
— Сейчас…
Через минуту он поднял глаза от стола и заговорил:
— Если бы весной приехали, мы бы пятьсот голов приняли.
— Откуда? — закричал Капралов. — Образумься!
— Мы бы все покосы запахали — раз. Весь хлеб бы на силос пустили — два.
— Хлеб на силос нельзя, — сказал Николка.
— Ну, сколько можете осенью принять? — спросил Прянишников. — Мы договор составим по форме: сколько этой осенью, сколько на будущий год. О коровниках не беспокойтесь: материалы у нас есть, мы вам тут в две недели целый город построим. А вот о корме подумать, об уходе — это ваше дело.
— Машинами нас снабдить можете? — спросил Джек.
— Что именно нужно?
— Силосорезку в первую очередь.
— Силосорезку дадим.
— Сорок коров осенью примем.
Тут поднялся Николка:
— Постой, Яша, постой! Вот что, товарищи. Вы нам пять тракторов на будущий год дадите?
— А что ж, дадим.
— Тогда, значит, пишите договор: этой осенью принимаем сорок, а на будущую пятьсот.
— Не пройдет, Николка, — сказал Джек тихо. — Если будем и хлеб сеять, мы с нашей земли пятисот не прокормим.
— А кто тебе говорит, что с нашей земли? Мы Чижи в работу возьмем. Обе тамошних артели соединим с нашей, вот коров и обеспечим.
— Не пойдет «Умная», — возразил Джек.
— Должна пойти.
— Хорошо, посмотрим. Только имейте в виду, товарищи, нам подсолнухи валить придется, если сорок коров осенью прибавится.
— И повалим. Теперь у нас под ногами база есть. Значит, по рукам, товарищ Прянишников. Пиши договор.
Кооператоры уехали вечером и пообещали срочно прислать из города текст договора и силосорезку. А коммуна начала готовить ножи для подруба подсолнухов. Ножи делались из старых кос. Одновременно привели в порядок силосную башню: сняли паутину внутри, вытерли стены.
Силосорезка пришла через три дня. Правление дало наряд — рубить подсолнухи всей коммуной.
Чтобы не прерывать закладку силоса, работа у башни шла и днем и ночью. Возы с подсолнухами подходили один за другим, и огромные груды растений закрывали людей и лошадей. Трактор вращал силосорезку, она стучала и гудела. По длинной трубе вентилятор гнал зеленую массу наверх, к краю башни. Там измельченные стебли падали, как в бездонную пропасть. Ночью большая лампа горела у башни. Чарли стоял с засученными рукавами и присматривал за машинами. Кругом суетились ребята. Они подносили вороха зеленых растений и подкладывали их в силосорезку. Крепкие зеленые палки с большими вялыми листьями послушно ехали под ножи и, обливаясь соком, превращались в маленькие кусочки. Кругом валялись головы подсолнухов, похожие на печати.
По временам Чарли поднимался по лестнице наверх и засматривал в глубь башни. Там, внизу, на дне, трое ребят беспрерывно плясали, состязаясь друг с другом в проворстве. Они утрамбовывали зеленую массу ногами. Чарли делал им указания, кричал, чтобы они сильнее уминали у стен.
Башня была так велика, что подсолнухи с десяти гектаров едва наполнили ее.
Но нельзя было запускать и хозяйство до бесконечности. Пока прудили Миножку, двор успел зарасти крапивой, в огороде и на полях выросли сорняки и глушили посевы. А главное — подошел покос. Пришлось сократить работы на плотине и перебросить работников на луга. К счастью, в городе удалось достать одну сенокосилку, и она очень помогла коммуне. Но много пришлось косить и вручную. Луговая бригада под начальством Дмитрия Чурасова жила на покосе целую неделю. Сено удалось убрать хорошо. Дождей не было, и трава высохла на славу.
К тому времени, когда убрали сено, зацвели подсолнухи, отцвели и дошли до восковой спелости. Чарли как-то прошелся по полю, вернулся и сказал Джеку, что если пускать подсолнухи на силос, то пора уж их рубить. Собрали правление, и тут начался спор. Капралов и Дмитрий Чурасов доказывали, что коммуна обойдется и без силоса в этом году: много сена накосили. Джек, наоборот, утверждал, что нечего жалеть подсолнухов: коровы заплатят за них молоком, часть сена продать можно. Николка колебался, не знал, на чью сторону стать. Так вопрос решен и не был.
На другой день после заседания Джек с несколькими коммунарами пошел на подсолнухи, чтобы наладить прополку. Разъяснил, как работу вести, и собрался уже домой, как вдруг увидел на дороге двух незнакомых людей. Один был с брюшком, в белом пиджаке и шляпе; другой — в непромокаемом плаще и высоких сапогах.
Незнакомцы подошли к Джеку и заговорили с ним:
— Вы, товарищ, как будто здешний житель?
— Здешний, — ответил Джек.
— Не знаете ли вы, какие тут поля коммуны «Новая Америка»?
— Отлично знаю. Я сам коммунар. Вон там растет наше сорго.
Сорго к этому времени страшно вытянулось и обогнало ростом даже кукурузу. Длинные зеленые стебли его свободно могли скрыть человека.
— Ах, даже сорго у вас! — сказал человек в белом пиджаке, снял шляпу и начал ею обмахиваться. — На силос сеяли?
— Нет, на веники, — ответил Джек. — Это особое американское сорго, веничное. Оно метелку дает хорошую.
— А подсолнухи это чьи?
— Тоже наши. Хотели сначала на силос пустить, а вот теперь раздумываем. Коров у нас мало, сена хватит, а еще сделаем немного силоса из вики с овсом.
Приезжие многозначительно переглянулись. Джек повел их дальше, объяснил, как ведется хозяйство «Новой Америки», показал американскую пшеницу «манитобу» и «дакоту». Завел и на огород, показал табак. Начал было рассказывать, как строили электрическую станцию, но человек в непромокаемом плаще сказал:
— Это мы уже знаем, в газете читали. Очень заинтересовались вашей коммуной и вот приехали посмотреть.
Перед домом львиные зевы уже цвели, и это понравилось приезжим. Зашли в коровник, в каретный сарай. Долго смотрели пустую силосную башню, даже по лестнице лазили наверх. Потом приезжие поговорили о чем-то в стороне, и человек в непромокаемом плаще обратился к Джеку:
— А нельзя ли, товарищ, сейчас собрать правление?
— А зачем вам? — удивился Джек. — Если хотите станцию посмотреть, так я вам ее и без правления покажу.
— Нет, мы бы хотели потолковать с правлением. У нас маленькое предложение есть. Мы ведь не для удовольствия приехали, у нас дело.
Джек пригласил приезжих в контору, познакомил их с Капраловым, а сам пошел звать правленцев. Когда все собрались, человек в непромокаемом плаще заявил, что он является членом правления городского рабочего кооператива Прянишниковым, а товарищ его — специалист по молочному хозяйству. Кооператив из газеты узнал о «Новой «Америке» и вот прислал своих представителей, чтобы заключить с коммуной договор о регулярной доставке молочных продуктов. Для этого, конечно, придется увеличить стадо, расширить помещения, но на это средства найдутся. Кооператив даст ссуду коммуне.
— А много ли коров хотите завести? — спросил Джек с живостью.
— Да по плану у нас намечено пятьсот.
Все правление дружно захохотало.
— Кабы десять… — сказал Капралов. — У нас на десяток голов и стойла найдутся, и корма хватит. А пятьсот и думать нечего.
— Яша, как? — спросил Николка.
Джек уже работал карандашом прямо на столе.
— Сейчас…
Через минуту он поднял глаза от стола и заговорил:
— Если бы весной приехали, мы бы пятьсот голов приняли.
— Откуда? — закричал Капралов. — Образумься!
— Мы бы все покосы запахали — раз. Весь хлеб бы на силос пустили — два.
— Хлеб на силос нельзя, — сказал Николка.
— Ну, сколько можете осенью принять? — спросил Прянишников. — Мы договор составим по форме: сколько этой осенью, сколько на будущий год. О коровниках не беспокойтесь: материалы у нас есть, мы вам тут в две недели целый город построим. А вот о корме подумать, об уходе — это ваше дело.
— Машинами нас снабдить можете? — спросил Джек.
— Что именно нужно?
— Силосорезку в первую очередь.
— Силосорезку дадим.
— Сорок коров осенью примем.
Тут поднялся Николка:
— Постой, Яша, постой! Вот что, товарищи. Вы нам пять тракторов на будущий год дадите?
— А что ж, дадим.
— Тогда, значит, пишите договор: этой осенью принимаем сорок, а на будущую пятьсот.
— Не пройдет, Николка, — сказал Джек тихо. — Если будем и хлеб сеять, мы с нашей земли пятисот не прокормим.
— А кто тебе говорит, что с нашей земли? Мы Чижи в работу возьмем. Обе тамошних артели соединим с нашей, вот коров и обеспечим.
— Не пойдет «Умная», — возразил Джек.
— Должна пойти.
— Хорошо, посмотрим. Только имейте в виду, товарищи, нам подсолнухи валить придется, если сорок коров осенью прибавится.
— И повалим. Теперь у нас под ногами база есть. Значит, по рукам, товарищ Прянишников. Пиши договор.
Кооператоры уехали вечером и пообещали срочно прислать из города текст договора и силосорезку. А коммуна начала готовить ножи для подруба подсолнухов. Ножи делались из старых кос. Одновременно привели в порядок силосную башню: сняли паутину внутри, вытерли стены.
Силосорезка пришла через три дня. Правление дало наряд — рубить подсолнухи всей коммуной.
Чтобы не прерывать закладку силоса, работа у башни шла и днем и ночью. Возы с подсолнухами подходили один за другим, и огромные груды растений закрывали людей и лошадей. Трактор вращал силосорезку, она стучала и гудела. По длинной трубе вентилятор гнал зеленую массу наверх, к краю башни. Там измельченные стебли падали, как в бездонную пропасть. Ночью большая лампа горела у башни. Чарли стоял с засученными рукавами и присматривал за машинами. Кругом суетились ребята. Они подносили вороха зеленых растений и подкладывали их в силосорезку. Крепкие зеленые палки с большими вялыми листьями послушно ехали под ножи и, обливаясь соком, превращались в маленькие кусочки. Кругом валялись головы подсолнухов, похожие на печати.
По временам Чарли поднимался по лестнице наверх и засматривал в глубь башни. Там, внизу, на дне, трое ребят беспрерывно плясали, состязаясь друг с другом в проворстве. Они утрамбовывали зеленую массу ногами. Чарли делал им указания, кричал, чтобы они сильнее уминали у стен.
Башня была так велика, что подсолнухи с десяти гектаров едва наполнили ее.
Искра в бок
Пока коммунары работали у силосной башни, Николка Чурасов двигал свое дело.
Вместе с Джеком он разработал план большого молочного хозяйства, которое должно было развернуться на будущий год в здешних местах. Все расчеты показали, что дело это требует объединения полей «Новой Америки» с полями «Умной инициативы» и «Кулацкой гибели».
Николка нисколько не сомневался в том, что «Кулацкая гибель» пойдет навстречу коммуне. Козлов и его товарищи были своими людьми в «Новой Америке» и мечтали о больших делах. Но «Гибель» была артель маломощная, она объединяла всего одиннадцать дворов. С ее помощью «Новая Америка» не смогла бы выполнить договора с кооперацией. Поэтому необходимо было либо усилить «Кулацкую гибель», либо привлечь в компанию и «Умную инициативу».
К тому времени «Умная инициатива» объединяла дворов сорок. Это была артель из зажиточных хозяев. Общего скотного двора не имели, а завели сепаратор, который стоял во дворе Скороходова. Раза два в неделю члены «Умной инициативы» сливали молоко в общую посуду, пропускали его через сепаратор, били масло. Петр возил масло в город, продавал на базаре, через торговок. Никаких других машин, кроме сепаратора, в «Умной инициативе» не было. Общий клин, гектаров восемьдесят, артель обрабатывала по старинке, обыкновенными крестьянскими плужками. Урожай делили по дворам. На этом и кончалась деятельность артели.
Хотя особых доходов мужики от артели не видели, они были довольны своим председателем и не доверяли Козлову, который при каждом удобном случае говорил, что «Умная инициатива» не колхоз, а лжеколхоз, а Петр Скороходов классовый враг и обманщик.
Конечно, Козлов и Николка Чурасов допустили ошибку, организовав в Чижах особую, бедняцкую артель. Козлову было бы легче подорвать доверие к Петру, записавшись в «Умную инициативу». Но тогда, осенью, показалось, что это дело несбыточное, и «Кулацкая гибель» была организована в экстренном порядке.
В «Гибель» вошли бедняки, активисты, раскусившие Петю, и теперь Скороходов этим пользовался: он каждого боевого крестьянина отсылал к Козлову, а принимал только тех, которые тянули его руку.
Правда, десятка полтора членов «Умницы», середняков, относились к Петру недоверчиво. Но они больше помалкивали, боялись неприятностей. И таким образом, две артели продолжали существовать бок о бок, и, хотя Козлов часто поговаривал об объединении, Петр Скороходов и его друзья на это не шли, находя тысячи отговорок.
Николка Чурасов приехал в Чижи жарким июльским вечером. Вместе с Козловым он посидел под яблонями на задворках, поел кислой падалицы, выпил два ковшика воды. Потом заявил, что пришла пора действовать решительно. Город предлагает ссуду на образцовый скотный двор; отказываться от этого нельзя. Если «Умница» в компанию не пойдет, надо развить агитацию, привлечь на свою сторону середняков и оставить Петра Скороходова с десятком подкулачников.
У Козлова глаза заблестели от радости. Наконец-то «Новая Америка» взялась за дело! «Кулацкая гибель» давно мечтала обзавестись машинами, поставить скотный двор. Тормозило только отсутствие средств, а тут деньги сами шли в руки.
— Идем к Пете! — сказал Антон Козлов решительно. — Посмотрим, какая его точка зрения.
И он, как был — босой и без шапки, потянул Николку через улицу к избе Петра Скороходова, словно боялся, что Николка передумает и уедет.
Петр Павлович принял гостей любезно и весело. Сейчас же поставил самовар и подал на стол сахар и баранки.
— Хоть и жарко, — сказал он, — а чай в самый раз. Жара жару вышибает, я так смотрю.
Николка не стал поддерживать разговора о жаре, а прямо перешел к делу. Он изложил предложение кооперации. Петр сразу растерялся и, не ответив ни слова, пошел раздувать самовар. Повозился с этим порядочно, потом подошел к столу, согнал мух, вздохнул и заговорил:
— Дело в следующем: предложение лестное, иначе не назовешь. Только, думаю, наши на него не пойдут: другие у нас планы. Мы уже на три года вперед все утвердили. Хотим крупное зерновое хозяйство постепенно создать. Коровками мало интересуемся. О хлебе едином помышляем.
— Да ведь хлеб-то надо с маслом кушать! — перебил его Николка. — Район наш подгородний, мы должны это учесть. Да и не помешают коровы хлебу. Чтобы поля удобрить, навоз все равно нужен. А где его взять без коров?
— А мы на минеральные удобрения перекинуться решили, — сказал Петр задумчиво. — Навоз свой век отжил: пережиток помещичьей эпохи.
— Какой там пережиток! — заволновался Николка. — Яшка вон говорит, что и в Америке навоз на поля подают.
Петр засмеялся:
— Как ты, Чурасов, говоришь! Да разве нам Америка указ, чудак ты человек! Мало ли что у них там делается? Вот пишут, что негров они бьют здорово. Что же, и мы должны?
— Так, значит, и скажи, что отказываешься, — вмешался Козлов.
— Нет, зачем! Я не правомочен отказываться, не помещик. Соберу правление, потолкуем. Тогда ответ пришлю.
— А сейчас нельзя собрать правление?
— При всем желании невозможно. Мы постановление сделали только по субботам заседать и по вторникам. Золотое время на разговоры тратить жалко.
Николка и Козлов прекрасно поняли, что Петр хочет посоветоваться не с правлением, а со своим отцом. Но делать было нечего. Николка отказался от чая, поднялся и пошел из избы. Козлов за ним. У крыльца столкнулись со стариком Скороходовым. Он шел через улицу, опираясь на две палки. Очевидно, ему уже сообщили, что у Петра идет важный разговор, и он не выдержал, пошел к сыну. С Петром он уже давно помирился, еще во время болезни.
Козлов не мог пропустить Скороходова молча.
— Опоздал, друг, — сказал он насмешливо. — Кабы без костылей путешествовал, может быть, и поспел. А так опоздал.
— Я всюду поспею, — ответил Скороходов смиренно. — Мне палочки не мешают, а помогают.
— Да, ты поспеешь! — согласился Козлов. — Без твоего участия ни одно свинство на селе не обходится.
Петр Скороходов из окна услышал разговор и выскочил на крыльцо.
— Прошу с папашей в политические споры не вступать! — закричал он нахально. — Ему это врачом запрещено на год. Кондратий его хватит опять, если он разволнуется.
— Нас переживет, — сказал Козлов.
А Николка прибавил:
— Раз гроб на замок запер, значит, умирать не собирается.
Старик Скороходов страшно рассвирепел.
— Молчи, Чурасов! — закричал он и замахал костылями. — А то языка опять лишусь. Где есть такое распоряжение, чтобы коммунары единоличников без языка оставляли?
Петр Скороходов размашисто соскочил с крыльца, подбежал к Николке и начал шептать ему на ухо:
— Убедительно прошу вас папашу не задевать. Мне докторша определенно сказала, что дальше успенья он не протянет. Пусть уж последние дни без неприятностев поживет и при языке.
Козлов плюнул, взял Николку под руку, и они пошли по деревне. Немного еще посидели на дворе в телеге, поговорили о том, что дело можно считать проигранным. Надо было придумать что-нибудь новое. Но ничего нового не придумали. Николка вернулся в коммуну злой, прямо к ужину.
Над столом горела электрическая лампа, и вокруг нее вились белые бабочки. Николка вошел молча и сел. Все поняли, что дело прогорело.
Джек пришел с опозданием.
— Ну как? — спросил он бойко и принялся за винегрет. — Накрутил?
Николка махнул вилкой.
— Не соглашается Петр. Власть потерять боится, ясно.
— А Козлов?
— Козлов хоть сейчас.
Джек съел целую тарелку молча. Попросил еще, засмеялся:
— Придется к делу технически подойти.
— Это как?
— Да очень просто. Поезжай завтра в Чижи, объясни там, что мы начинаем электричество распределять. Дадим всем членам «Кулацкой гибели» по лампочке. Может, у них членов и прибавится.
Николка посмотрел на Джека внимательно.
— А энергии-то у нас хватит?
— Еще останется. Ведь у нас на двести ламп запас энергии есть.
— А провод где внешний возьмем?
— Снимем с изгороди колючую проволоку и размотаем.
— А пойдет по ней ток?
— Думаю, что пойдет. Потеря, конечно, будет. Но что ж делать…
— А ведь идея! — закричал Николка. — Электричество нашим союзником будет против Пети… Как я не додумался? Ведь козырь-то какой! Чем Петр Павлович его покроет, а?
На другой день под вечер на дворе у Козлова собрались все члены «Кулацкой гибели». Колхозники, босые, в расстегнутых рубашках, молодые, загорелые, расселись прямо на земле, полегли на пузо. Кто постарше, разместились на телеге и оглоблях, ребята — на изгороди. Козлов вынес маленький столик и сел за председателя. Докладчиком выступил Николка Чурасов.
Сначала он рассказал о предложении кооперации, упомянул и о тракторах и о ссуде. Большинству дело уже было известно. Поэтому решение приняли почти без прений: с докладом согласиться, предложить правлению действовать совместно с «Новой Америкой».
— Запиши, Гриша, — сказал Козлов брату. — Теперь другое дело, товарищи.
Колхозники насторожились, все думали уже, что собрание кончается, и стали подниматься с мест.
— Есть у нас в коммуне мысль, товарищи… — начал Николка с подъемом и остановился.
Начало заинтересовало.
— Ну, какая мысль, говори! — закричали колхозники.
— А вот какая мысль. Раз мы теперь вместе работать будем, хотим мы забросить электрический провод в Чижи и энергию подать, примерно по лампочке на двор. Хотелось бы знать ваше мнение…
Первыми с забора слетели ребята, бросились к столу. За ними — взрослые. Столик окружили, Николку забросали вопросами:
— Когда проведете? Что стоить будет? А ты не шутишь?
— Прошу занять места и относиться к делу выдержанно! — закричал Козлов.
Кое-как порядок восстановился.
Николка разъяснил, что подать ток можно скоро, как только столбы будут поставлены, и обойдется это удовольствие примерно по пяти рублей со двора.
Снова началось волнение, дешевая цена удивила. На дворе поднялся крик. Столик повалили, все лезли к Николке с заявлением, что хотят к току примкнуться и деньги могут внести хоть сейчас.
Николка поручил Козлову составить список желающих пользоваться электричеством и собрать двести столбов для подвески проводов. Потом быстро простился и ушел.
В Чижах начались чудеса. На двор к Козлову попер народ, который к нему сроду не захаживал. Все спрашивали об одном: можно ли к току примкнуться и какие будут условия? Козлов разъяснял всем, что проводить электричество будут только членам «Кулацкой гибели». Выводы отсюда ясны. Единоличники собрались на улице и решили послать делегацию в «Новую Америку» с просьбой осветить все избы сплошь.
У избы Козлова была толкучка до поздней ночи. Входили, уходили, кричали, спорили. Козлову надоело повторять всем одно и то же. В десять часов он потушил в избе свет и лег спать.
В полночь кто-то тихо постучался к нему в окно.
— Кто еще? — спросил Козлов сердито.
— Пусти.
— Кто, спрашиваю?
— Советкин.
Козлов впустил Советкина в избу и зажег свет. Советкин попросил завесить окно тряпкой и начал расспрашивать об электричестве.
— Да ведь к вам, дорогой товарищ, это не относится, — сказал Козлов с хитринкой. — Речь о наших членах идет, а ваших мы не касаемся.
— Неправильный подход, — возразил Советкин. — Мы тоже колхозники. И реку прудить опять же я помогал.
— Ничего сделать не могу. Такое постановление коммуна вынесла. У нас с весны большое дело затевается. Переходи в нашу артель — получишь лампу.
— Да ведь я не один. Со мной товарищей полтора десятка.
— Всех примем.
— Больно название у вас неподходящее: «Кулацкая гибель».
— Название что! Переменить можно.
Советкин крепко задумался.
— Ну, вот что, Козлов. Давай так договоримся: как загорится у тебя лампа в избе, я к тебе опять приду. Тогда потолкуем. До этого времени ничего сделать нельзя. Прямо говорю, не верят наши ребята в электричество. Говорят, это коммуна шутки шутит для интересу.
— Однако тебя прислали?
— Однако прислали.
— Ну хорошо. Заходи через десяток дней. Вот на этом самом месте будет огонек гореть в бутылке. Сам убедишься.
— Ладно, зайду. А вы как провод тянуть будете, нас в виду поимейте.
На другой день Козлов роздал наряды по артели: кому столбы в роще рубить, кому развозить, кому копать ямы. Решили работы провести ударно, придавали им большое значение.
Через три дня столбы повезли по полю. Была намечена линия проводки. Стали рыть ямы.
В коммуне в это время тоже шла работа. Джека послали в город за проводами, патронами, лампами. А Чарли, Булгаков и Маршев занялись размоткой колючей проволоки. Пришлось всю ее снять с изгороди, что была вокруг сада и огорода. Проволоку смерили и решили, что до Чижей хватит.
Разматывать проволоку было невесело, резала она руки и кололась, но выхода другого не было.
Николка считал, что первая же электрическая искра ударит в самый бок Петру Скороходову. Советкин как-то встретил Козлова и сказал ему по секрету, что восемнадцать дворов хотят отколоться от «Умной инициативы», чтобы получить свет.
Вместе с Джеком он разработал план большого молочного хозяйства, которое должно было развернуться на будущий год в здешних местах. Все расчеты показали, что дело это требует объединения полей «Новой Америки» с полями «Умной инициативы» и «Кулацкой гибели».
Николка нисколько не сомневался в том, что «Кулацкая гибель» пойдет навстречу коммуне. Козлов и его товарищи были своими людьми в «Новой Америке» и мечтали о больших делах. Но «Гибель» была артель маломощная, она объединяла всего одиннадцать дворов. С ее помощью «Новая Америка» не смогла бы выполнить договора с кооперацией. Поэтому необходимо было либо усилить «Кулацкую гибель», либо привлечь в компанию и «Умную инициативу».
К тому времени «Умная инициатива» объединяла дворов сорок. Это была артель из зажиточных хозяев. Общего скотного двора не имели, а завели сепаратор, который стоял во дворе Скороходова. Раза два в неделю члены «Умной инициативы» сливали молоко в общую посуду, пропускали его через сепаратор, били масло. Петр возил масло в город, продавал на базаре, через торговок. Никаких других машин, кроме сепаратора, в «Умной инициативе» не было. Общий клин, гектаров восемьдесят, артель обрабатывала по старинке, обыкновенными крестьянскими плужками. Урожай делили по дворам. На этом и кончалась деятельность артели.
Хотя особых доходов мужики от артели не видели, они были довольны своим председателем и не доверяли Козлову, который при каждом удобном случае говорил, что «Умная инициатива» не колхоз, а лжеколхоз, а Петр Скороходов классовый враг и обманщик.
Конечно, Козлов и Николка Чурасов допустили ошибку, организовав в Чижах особую, бедняцкую артель. Козлову было бы легче подорвать доверие к Петру, записавшись в «Умную инициативу». Но тогда, осенью, показалось, что это дело несбыточное, и «Кулацкая гибель» была организована в экстренном порядке.
В «Гибель» вошли бедняки, активисты, раскусившие Петю, и теперь Скороходов этим пользовался: он каждого боевого крестьянина отсылал к Козлову, а принимал только тех, которые тянули его руку.
Правда, десятка полтора членов «Умницы», середняков, относились к Петру недоверчиво. Но они больше помалкивали, боялись неприятностей. И таким образом, две артели продолжали существовать бок о бок, и, хотя Козлов часто поговаривал об объединении, Петр Скороходов и его друзья на это не шли, находя тысячи отговорок.
Николка Чурасов приехал в Чижи жарким июльским вечером. Вместе с Козловым он посидел под яблонями на задворках, поел кислой падалицы, выпил два ковшика воды. Потом заявил, что пришла пора действовать решительно. Город предлагает ссуду на образцовый скотный двор; отказываться от этого нельзя. Если «Умница» в компанию не пойдет, надо развить агитацию, привлечь на свою сторону середняков и оставить Петра Скороходова с десятком подкулачников.
У Козлова глаза заблестели от радости. Наконец-то «Новая Америка» взялась за дело! «Кулацкая гибель» давно мечтала обзавестись машинами, поставить скотный двор. Тормозило только отсутствие средств, а тут деньги сами шли в руки.
— Идем к Пете! — сказал Антон Козлов решительно. — Посмотрим, какая его точка зрения.
И он, как был — босой и без шапки, потянул Николку через улицу к избе Петра Скороходова, словно боялся, что Николка передумает и уедет.
Петр Павлович принял гостей любезно и весело. Сейчас же поставил самовар и подал на стол сахар и баранки.
— Хоть и жарко, — сказал он, — а чай в самый раз. Жара жару вышибает, я так смотрю.
Николка не стал поддерживать разговора о жаре, а прямо перешел к делу. Он изложил предложение кооперации. Петр сразу растерялся и, не ответив ни слова, пошел раздувать самовар. Повозился с этим порядочно, потом подошел к столу, согнал мух, вздохнул и заговорил:
— Дело в следующем: предложение лестное, иначе не назовешь. Только, думаю, наши на него не пойдут: другие у нас планы. Мы уже на три года вперед все утвердили. Хотим крупное зерновое хозяйство постепенно создать. Коровками мало интересуемся. О хлебе едином помышляем.
— Да ведь хлеб-то надо с маслом кушать! — перебил его Николка. — Район наш подгородний, мы должны это учесть. Да и не помешают коровы хлебу. Чтобы поля удобрить, навоз все равно нужен. А где его взять без коров?
— А мы на минеральные удобрения перекинуться решили, — сказал Петр задумчиво. — Навоз свой век отжил: пережиток помещичьей эпохи.
— Какой там пережиток! — заволновался Николка. — Яшка вон говорит, что и в Америке навоз на поля подают.
Петр засмеялся:
— Как ты, Чурасов, говоришь! Да разве нам Америка указ, чудак ты человек! Мало ли что у них там делается? Вот пишут, что негров они бьют здорово. Что же, и мы должны?
— Так, значит, и скажи, что отказываешься, — вмешался Козлов.
— Нет, зачем! Я не правомочен отказываться, не помещик. Соберу правление, потолкуем. Тогда ответ пришлю.
— А сейчас нельзя собрать правление?
— При всем желании невозможно. Мы постановление сделали только по субботам заседать и по вторникам. Золотое время на разговоры тратить жалко.
Николка и Козлов прекрасно поняли, что Петр хочет посоветоваться не с правлением, а со своим отцом. Но делать было нечего. Николка отказался от чая, поднялся и пошел из избы. Козлов за ним. У крыльца столкнулись со стариком Скороходовым. Он шел через улицу, опираясь на две палки. Очевидно, ему уже сообщили, что у Петра идет важный разговор, и он не выдержал, пошел к сыну. С Петром он уже давно помирился, еще во время болезни.
Козлов не мог пропустить Скороходова молча.
— Опоздал, друг, — сказал он насмешливо. — Кабы без костылей путешествовал, может быть, и поспел. А так опоздал.
— Я всюду поспею, — ответил Скороходов смиренно. — Мне палочки не мешают, а помогают.
— Да, ты поспеешь! — согласился Козлов. — Без твоего участия ни одно свинство на селе не обходится.
Петр Скороходов из окна услышал разговор и выскочил на крыльцо.
— Прошу с папашей в политические споры не вступать! — закричал он нахально. — Ему это врачом запрещено на год. Кондратий его хватит опять, если он разволнуется.
— Нас переживет, — сказал Козлов.
А Николка прибавил:
— Раз гроб на замок запер, значит, умирать не собирается.
Старик Скороходов страшно рассвирепел.
— Молчи, Чурасов! — закричал он и замахал костылями. — А то языка опять лишусь. Где есть такое распоряжение, чтобы коммунары единоличников без языка оставляли?
Петр Скороходов размашисто соскочил с крыльца, подбежал к Николке и начал шептать ему на ухо:
— Убедительно прошу вас папашу не задевать. Мне докторша определенно сказала, что дальше успенья он не протянет. Пусть уж последние дни без неприятностев поживет и при языке.
Козлов плюнул, взял Николку под руку, и они пошли по деревне. Немного еще посидели на дворе в телеге, поговорили о том, что дело можно считать проигранным. Надо было придумать что-нибудь новое. Но ничего нового не придумали. Николка вернулся в коммуну злой, прямо к ужину.
Над столом горела электрическая лампа, и вокруг нее вились белые бабочки. Николка вошел молча и сел. Все поняли, что дело прогорело.
Джек пришел с опозданием.
— Ну как? — спросил он бойко и принялся за винегрет. — Накрутил?
Николка махнул вилкой.
— Не соглашается Петр. Власть потерять боится, ясно.
— А Козлов?
— Козлов хоть сейчас.
Джек съел целую тарелку молча. Попросил еще, засмеялся:
— Придется к делу технически подойти.
— Это как?
— Да очень просто. Поезжай завтра в Чижи, объясни там, что мы начинаем электричество распределять. Дадим всем членам «Кулацкой гибели» по лампочке. Может, у них членов и прибавится.
Николка посмотрел на Джека внимательно.
— А энергии-то у нас хватит?
— Еще останется. Ведь у нас на двести ламп запас энергии есть.
— А провод где внешний возьмем?
— Снимем с изгороди колючую проволоку и размотаем.
— А пойдет по ней ток?
— Думаю, что пойдет. Потеря, конечно, будет. Но что ж делать…
— А ведь идея! — закричал Николка. — Электричество нашим союзником будет против Пети… Как я не додумался? Ведь козырь-то какой! Чем Петр Павлович его покроет, а?
На другой день под вечер на дворе у Козлова собрались все члены «Кулацкой гибели». Колхозники, босые, в расстегнутых рубашках, молодые, загорелые, расселись прямо на земле, полегли на пузо. Кто постарше, разместились на телеге и оглоблях, ребята — на изгороди. Козлов вынес маленький столик и сел за председателя. Докладчиком выступил Николка Чурасов.
Сначала он рассказал о предложении кооперации, упомянул и о тракторах и о ссуде. Большинству дело уже было известно. Поэтому решение приняли почти без прений: с докладом согласиться, предложить правлению действовать совместно с «Новой Америкой».
— Запиши, Гриша, — сказал Козлов брату. — Теперь другое дело, товарищи.
Колхозники насторожились, все думали уже, что собрание кончается, и стали подниматься с мест.
— Есть у нас в коммуне мысль, товарищи… — начал Николка с подъемом и остановился.
Начало заинтересовало.
— Ну, какая мысль, говори! — закричали колхозники.
— А вот какая мысль. Раз мы теперь вместе работать будем, хотим мы забросить электрический провод в Чижи и энергию подать, примерно по лампочке на двор. Хотелось бы знать ваше мнение…
Первыми с забора слетели ребята, бросились к столу. За ними — взрослые. Столик окружили, Николку забросали вопросами:
— Когда проведете? Что стоить будет? А ты не шутишь?
— Прошу занять места и относиться к делу выдержанно! — закричал Козлов.
Кое-как порядок восстановился.
Николка разъяснил, что подать ток можно скоро, как только столбы будут поставлены, и обойдется это удовольствие примерно по пяти рублей со двора.
Снова началось волнение, дешевая цена удивила. На дворе поднялся крик. Столик повалили, все лезли к Николке с заявлением, что хотят к току примкнуться и деньги могут внести хоть сейчас.
Николка поручил Козлову составить список желающих пользоваться электричеством и собрать двести столбов для подвески проводов. Потом быстро простился и ушел.
В Чижах начались чудеса. На двор к Козлову попер народ, который к нему сроду не захаживал. Все спрашивали об одном: можно ли к току примкнуться и какие будут условия? Козлов разъяснял всем, что проводить электричество будут только членам «Кулацкой гибели». Выводы отсюда ясны. Единоличники собрались на улице и решили послать делегацию в «Новую Америку» с просьбой осветить все избы сплошь.
У избы Козлова была толкучка до поздней ночи. Входили, уходили, кричали, спорили. Козлову надоело повторять всем одно и то же. В десять часов он потушил в избе свет и лег спать.
В полночь кто-то тихо постучался к нему в окно.
— Кто еще? — спросил Козлов сердито.
— Пусти.
— Кто, спрашиваю?
— Советкин.
Козлов впустил Советкина в избу и зажег свет. Советкин попросил завесить окно тряпкой и начал расспрашивать об электричестве.
— Да ведь к вам, дорогой товарищ, это не относится, — сказал Козлов с хитринкой. — Речь о наших членах идет, а ваших мы не касаемся.
— Неправильный подход, — возразил Советкин. — Мы тоже колхозники. И реку прудить опять же я помогал.
— Ничего сделать не могу. Такое постановление коммуна вынесла. У нас с весны большое дело затевается. Переходи в нашу артель — получишь лампу.
— Да ведь я не один. Со мной товарищей полтора десятка.
— Всех примем.
— Больно название у вас неподходящее: «Кулацкая гибель».
— Название что! Переменить можно.
Советкин крепко задумался.
— Ну, вот что, Козлов. Давай так договоримся: как загорится у тебя лампа в избе, я к тебе опять приду. Тогда потолкуем. До этого времени ничего сделать нельзя. Прямо говорю, не верят наши ребята в электричество. Говорят, это коммуна шутки шутит для интересу.
— Однако тебя прислали?
— Однако прислали.
— Ну хорошо. Заходи через десяток дней. Вот на этом самом месте будет огонек гореть в бутылке. Сам убедишься.
— Ладно, зайду. А вы как провод тянуть будете, нас в виду поимейте.
На другой день Козлов роздал наряды по артели: кому столбы в роще рубить, кому развозить, кому копать ямы. Решили работы провести ударно, придавали им большое значение.
Через три дня столбы повезли по полю. Была намечена линия проводки. Стали рыть ямы.
В коммуне в это время тоже шла работа. Джека послали в город за проводами, патронами, лампами. А Чарли, Булгаков и Маршев занялись размоткой колючей проволоки. Пришлось всю ее снять с изгороди, что была вокруг сада и огорода. Проволоку смерили и решили, что до Чижей хватит.
Разматывать проволоку было невесело, резала она руки и кололась, но выхода другого не было.
Николка считал, что первая же электрическая искра ударит в самый бок Петру Скороходову. Советкин как-то встретил Козлова и сказал ему по секрету, что восемнадцать дворов хотят отколоться от «Умной инициативы», чтобы получить свет.
Электричество не загорелось
Зеленая масса осела в башне, и надо было пускать силосорезку снова в ход.
Теперь на силос косили вику с овсом, наметили порубить и кукурузу. Возы с зеленым кормом заскрипели на дворе, машина застучала, вентилятор загудел. Чарли опять засучил рукава и стал у башни.
Пионеры в коммуне очень полюбили Чарли. Было в нем много повадок, приемов в работе, разных штучек, которые казались смешными, но нравились. Кроме того, он освоился немного с языком и рассказывал ребятам, как мог, разные истории. В смешных местах он хохотал первый, и это помогало разбираться в его рассказах.
После каждого часа работы Чарли делал перерыв на пять минут и за это время пытался рассказать что-нибудь очень коротенькое. Вообще он старался теперь говорить как можно больше по-русски, для практики.
В начале перерыва Чарли бил в ладоши и кричал:
— Стоп, ребята! Что я расскажу… — и выключал трактор.
Сейчас же на верху башни появлялось несколько человек. Это вылезали те, что утрамбовывали силос. Им не хотелось спускаться, и они кричали сверху:
— Громче рассказывай!
— Один раз, — говорил Чарли, — я был в инкубаторе, в Калифорнии. Инкубатор мистера Витстона Имплайна, у местечка Ларч.
— Ничего непонятно! — кричали сверху. — Где ты был?
— Он был в инкубаторе, — ответили снизу.
— В Америке инкубатор более, чем у нас, немножко. Его греют углем, а тепло идет по трубам вместе с водой.
— Сколько же яиц в него закладывают?
Чарли показал два пальца.
— Две тысячи, что ли?
— Нет, две тысячи тысяч…
— Ого-го! Что же с цыплятами делают?
— Отправляют в корзинах, почтой.
Ребята захохотали. Они никогда раньше не слышали о таких посылках. Чарли тоже захохотал, неизвестно почему. И вдруг большая электрическая лампа над силосорезкой начала мигать в такт смеха. Чарли сейчас же смолк, ребята тоже.
Лампа мигнула несколько раз и потухла.
— Перерыв на один час! — крикнул кто-то.
Электричество в коммуне иногда тухло и раньше — на станции бывали неполадки, но никогда не было таких странных миганий, как сегодня.
Теперь на силос косили вику с овсом, наметили порубить и кукурузу. Возы с зеленым кормом заскрипели на дворе, машина застучала, вентилятор загудел. Чарли опять засучил рукава и стал у башни.
Пионеры в коммуне очень полюбили Чарли. Было в нем много повадок, приемов в работе, разных штучек, которые казались смешными, но нравились. Кроме того, он освоился немного с языком и рассказывал ребятам, как мог, разные истории. В смешных местах он хохотал первый, и это помогало разбираться в его рассказах.
После каждого часа работы Чарли делал перерыв на пять минут и за это время пытался рассказать что-нибудь очень коротенькое. Вообще он старался теперь говорить как можно больше по-русски, для практики.
В начале перерыва Чарли бил в ладоши и кричал:
— Стоп, ребята! Что я расскажу… — и выключал трактор.
Сейчас же на верху башни появлялось несколько человек. Это вылезали те, что утрамбовывали силос. Им не хотелось спускаться, и они кричали сверху:
— Громче рассказывай!
— Один раз, — говорил Чарли, — я был в инкубаторе, в Калифорнии. Инкубатор мистера Витстона Имплайна, у местечка Ларч.
— Ничего непонятно! — кричали сверху. — Где ты был?
— Он был в инкубаторе, — ответили снизу.
— В Америке инкубатор более, чем у нас, немножко. Его греют углем, а тепло идет по трубам вместе с водой.
— Сколько же яиц в него закладывают?
Чарли показал два пальца.
— Две тысячи, что ли?
— Нет, две тысячи тысяч…
— Ого-го! Что же с цыплятами делают?
— Отправляют в корзинах, почтой.
Ребята захохотали. Они никогда раньше не слышали о таких посылках. Чарли тоже захохотал, неизвестно почему. И вдруг большая электрическая лампа над силосорезкой начала мигать в такт смеха. Чарли сейчас же смолк, ребята тоже.
Лампа мигнула несколько раз и потухла.
— Перерыв на один час! — крикнул кто-то.
Электричество в коммуне иногда тухло и раньше — на станции бывали неполадки, но никогда не было таких странных миганий, как сегодня.