— Стоп, ребята. Я на станцию! — закричал Чарли.
   Он побежал к каретному сараю; там загорелись огни в автомобиле, и не успели ребята слезть с башни, как машина выехала во двор.
   Чарли закричал с машины ребятам:
   — Скорее на станцию всех! — и укатил.
   Свет потух во всей коммуне. Коммунары выскочили во двор, началась тревога. Джек сбежал со светелки босиком и, узнав, что Чарли уехал в автомобиле, бросился к конюшне. Он вывел Байрона, вскочил на него, поскакал к воротам. За ним бежал Боби Снукс, а сзади — ребята.
   Джек шпорил лошадь босыми пятками и гнал кулаками. Уже в конце дубовой аллеи, где надо было сворачивать к реке, он ясно понял, что станция горит. Розоватый, красивый дымок поднимался над кустами. Когда Джек пересекал поле, пожар был уже ясно виден. С одного бока пламя охватило деревянную постройку станции и отразилось в спокойной воде.
   Все было очень тихо, и огонь как-то неохотно тянулся к небу, словно щадил постройку.
   — Пожар!.. Пожар!.. — закричал Джек, повернувшись назад, к коммуне, и пустил лошадь галопом.
   У станции не было слышно криков, обычных на деревенских пожарах. Только две фигурки суетились у огня. Это был Курка, дежуривший в этот день, и Чарли. Тут же, рядом с огнем, стоял автомобиль, и он казался уже не черным, а розовым.
   — Ну, — крикнул Джек, скатываясь кубарем с лошади, — машину вынесли?
   Чарли ответил:
   — Ее невозможно снять с фундамента: очень горячо. Постарайся, я сейчас… — и побежал к автомобилю.
   Джек услышал шум машины за своими плечами и догадался, что Чарли поехал в коммуну за ведрами. На станции было только одно ведро, и хотя вода рядом, тушить пожар было нечем.
   Коммунары один за другим подъезжали верхами, но все они были без ведер. Мысль о пожаре никому не пришла в голову. Почему-то показалось, что прорвало плотину, и Капралов захватил с собой лопату.
   Джек, увидевши Капралова, закричал:
   — Стань, Вася, на плотину. Никого не пускай сюда из Чижей!
   — Чего ради?
   — Мы еще узнаем, кто поджег. Собаку пустим.
   Капралов понял, в чем дело, и побежал на ту сторону реки.
   Слышно было, что из Чижей уже бегут люди. Ведра звенели на ходу.
   Огонь разрастался. Одно-единственное ведро не могло остановить пожара. Пришлось пропустить через плотину чижовцев. В числе прибежавших были и Советкин и Петр Скороходов, оба с ведрами. Николка Чурасов организовал цепочку людей к воде, и ведра начали передавать из рук в руки. Но горела уже крыша постройки, и ведрами трудно было помочь делу.
   Джек два раза врывался в горящее помещение и пытался снять машину с фундамента. Но это не удалось ему. Первый раз он подскочил к динамо, охватил ее, но сейчас же выпустил: больно горяча была машина, обжигала руки.
   Он выбежал во двор и со всего размаха бросился в воду, благо был без сапог. Моментально выскочил на берег и мокрый опять полез в горящую постройку. Но и тут сделать ничего не мог: не хватило сил стащить машину с фундамента.
   — Растаскивайте постройку! — закричал он, опять выскакивая во двор.
   Но нечем было растаскивать: не нашлось ни топоров, ни багров.
   В это время со стороны коммуны послышались гудки авто. Это Чарли ехал назад. Он подвел машину очень близко к огню и, ничего не говоря, спрыгнул на землю. Ведер в автомобиле не было. Чарли привез с собой другое — каких-то два свертка, похожих на бутылки.
   Он широко размахнулся и бросил бутылку в раскрытую дверь станции. Раздался негромкий взрыв. Облако белого пара одело горящее здание, как чехлом. Бревна зашипели, и огонь как-то сразу увял.
   Чарли бросил вторую бутылку. Огонь еще больше сжался. Кругом стало почти темно. Острый, неприятный запах ударил в нос.
   — Что за бутылки? — закричал Николка.
   Чарли не мог ответить по-русски на этот вопрос — ответил по-английски.
   Джек перевел:
   — Патентованный огнетушитель Сирса. Чарли из Америки привез парочку.
   Пожар кончался. Из Чижей прискакали Зерцалов и Козлов с пожарной машиной сельсовета. Один рукав машины опустили прямо в пруд. Струя ударила в бревна, вода шипела, добивала последний огонь. Динамо была спасена.
   Но когда Чарли, примерно через час, попытался пустить станцию в ход, электрического тока не получилось. Машина вращалась, как прежде, но лампочка на щитке не зажигалась.
   — Значит, с электричеством крышка? — тревожно спросил Козлов, который помогал Чарли в работе.
   — Зачем крышка? — ответил Джек. — Поправим машину. В город свезем, а поправим. Станцию теперь поставим каменную.
   — А столбы-то устанавливать?
   — Обязательно. Мы своего слова не нарушим.
   Николка в это время допрашивал дежурного по станции — Курку. Тот чистосердечно сознался во всем.
   Под вечер недалеко от станции, у плотины, Курка заметил сверток и поднял его. В свертке оказалась бутылка водки, хлеб, огурцы. Курка не стал доискиваться, откуда взялся сверток, а просто открыл бутылку, выпил водку и закусил огурцами. Скоро после этого задремал на полу, рядом с динамо, под ровный стук колеса. Проснулся он от треска огня. Очевидно, подожгли заднюю стенку постройки, у которой лежали хворост и солома, приготовленные на случай наводнения.
   — Как же ты водку пил? — закричал Николка. — Не знаешь разве, что на дежурстве нельзя? Ведь тебе враг ее подкинул!
   — Теперь сам вижу, что враг, — виновато ответил Курка. — А когда пил, думал, что бог послал.
   — Придется, брат, тебя из коммуны исключить: нам пьяницы не требуются.
   Курка заплакал. Он начал клясться, что никогда больше не будет пить, что понимает свою вину перед коммуной, что он нарочно давал сигналы, выключая свет, чтобы скорее приехали. Все это было так, но положение от этого не менялось. Станция пришла в негодность именно в тот момент, когда она была нужнее всего.
   — Ведь вот они, враги-то, какие! — сказал Николка со злостью. — Видят, что конец их близок, и на все решаются. Сейчас к следователю поеду.
   Но ехать к следователю было рано, утро только начиналось.
   Люди с ведрами, перепачканные и усталые, расходились по домам, продолжая разговаривать о пожаре. Быстро светлело, и следы разрушения с каждой минутой становились заметнее и горестнее. Все вокруг было завалено обуглившимися кусками дерева.
   Когда посторонних на плотине не осталось, Джек попытался пустить в дело Боби Снукса. Но из этого ничего не вышло: слишком много народу перебывало на пожаре, следы все перепутались.
   Начали искать бутылку, в которой была водка, но и ее не нашли.
   Днем Николка поехал к следователю на станцию и заявил о поджоге. Следователь приезжал в коммуну, снова допрашивал Курку, и тот в сотый раз повторял свою историю о найденной водке. Выезжали на место пожара, потом пришли в Чижи и там устроили общее собрание. Но ничего нового на собрании не узнали.
   Отдельно говорили с Петром Скороходовым. Тот сказал, что весь вечер провел на заседании правления артели и, как только весть о пожаре дошла до Чижей, сейчас же побежал на помощь.
   В конечном счете не удалось обнаружить даже следов преступления.
   Николка да и все остальные коммунары после этого пожара затаили в себе мысль, что так дальше идти не может. Друг другу не говорили, но чувствовали, что, если не открыть тайного врага, успех и радость общего дела будут всегда под угрозой и что теперь можно ждать любого несчастья. Враг следил за каждым шагом коммуны и шел на преступление.
   Надо было покончить с таким положением.
   Но никто, конечно, не представлял себе тогда, что развязка так близка и что так дорого заплатит коммуна за свою победу.
   Меньше всех думал об этом Джек, который пострадал больше остальных.

Чарли сдает экзамен

   Пожарные убытки покрыли вениками.
   К осени сорго вытянулось больше двух метров в высоту и выпустило огромные пушистые метелки. Из этих метелок и вязали веники.
   Веники вязали по вечерам всей коммуной. Много оставили себе, но и на продажу выделили восемьсот штук. С образцами веников Курка ездил в город и там запродал всю партию в кооператив, по полтиннику за штуку. После пожара Курка стал другим человеком, и коммуна возложила на него все хлопоты по ремонту электростанции.
   Четыреста рублей, вырученные от продажи веников, и помогли отремонтировать динамо. Помещение станции починили наспех: было решено попозже выложить кирпичную будку, чтобы не бояться больше пожаров. Даже на железную крышу достали листов.
 
   Сорго дало коммуне не только веники, но и шляпы. Чарли попросил Мильтона Ивановича сделать из березового полена болван по величине головы и в два вечера сплел из прутиков сорго великолепную шляпу. Шляпа была мягкая и красивая, и Чарли подарил ее Николке. У шляпы был только один недостаток — она опоздала по времени месяца на четыре. Но все коммунары пожелали все-таки иметь такие же, и Чарли получил множество заказов.
   Помимо метелок, сорго дало еще длинные прочные стебли, годные на заборы и постройки. Из этих стеблей построили курятник. Белые куры подросли за лето и требовали на зиму теплого помещения. Курятник осенью предположено было оштукатурить и осветить электричеством. Чарли уверял, что при электрическом свете куры начнут нестись в конце зимы.
   Уборка урожая далась коммуне нелегко. Чувствовался недостаток в лошадях и машинах. Потревожили кооператоров, и те достали жнейку к трактору. Хотя урожай был средний, хлеба свезли на двор так много, что его негде было хранить. Поэтому прямо из-под молотилки отправили часть зерна на ссыпной пункт. Для этого шесть телег, нагруженных хлебом, привязали веревками к трактору, и Чарли повез их на станцию. На телеги уселись коммунары и всю дорогу пели песни. Коммуна «Новая Америка» в этом году сдала урожай первая.
   Когда урожай был убран, Чарли предложил сделать по американскому обычаю выставку.
   На дворе, перед большим домом, на столах были разложены крупнейшие овощи, образцы американской пшеницы, веники из сорго, шляпы, яблоки. В клетках показывали подросших кур леггорнов и петухов. Несколько хороших телят и свинок разместились за особой загородкой.
   В воскресенье в коммуне собрались окрестные крестьяне и колхозники, приехали и шефы из города. Тут же за столами Джек и другие коммунары объясняли, как ведет свое хозяйство «Новая Америка». Водили экскурсии к силосной башне. Крестьяне поднимались по лестнице и смотрели, сколько корма заготовили коммунары на зиму. Теперь башня была полна до краев. Сверху Чарли посыпал силос рубленой соломой, полил ее водой и посеял овес. Овес взошел, корни его переплелись между собой, и таким образом силос был прикрыт на зиму как бы теплым одеялом.
   Вообще корма для скота в коммуне этой осенью было много, но коммунарам хотелось иметь его еще больше. Из города начали уже поступать коровы. Пригнали тридцать голов, и часть их ночевала под открытым небом из-за отсутствия помещения.
   Впрочем, о коровах уже заботились. Целая артель плотников, присланных из города, строила новый коровник на шестьдесят стойл. В коммуне весело стучали топоры, и здание быстро росло. Теперь в «Новую Америку» из города постоянно приезжали кооператоры, ветеринары, инженеры. Молоко от присланных коров коммуна отправляла в город. Обслуживание скота было коммуне выгодно. Джек подсчитал, что каждая корова дает десять рублей дохода в месяц.
   Хороши были перспективы и на будущий год. Конечно, пожар электростанции задержал рост «Кулацкой гибели», но столбы уже стояли в поле и динамо вышла из ремонта. Только осенние работы помешали осветить Чижи, но Николка дал обещание Козлову, что к годовщине Октябрьской революции ток в Чижах будет.
   По окончании уборки урожая Джек написал большое письмо Егору Летнему. Он сообщал писателю все новости, излагал планы на будущее. Письмо кончалось так:
    «А теперь, Егор Митрофанович, прошу вас купить политграмоту, самую большую, какая есть в продаже. Откровенно говоря, надоело знать меньше других, хочется больше. Важно также обработать до конца Чарли, который задает много разных вопросов. Сколько будет стоить политграмота, я сейчас же вышлю. Она нужна мне и всей коммуне, у нас есть одна, но средняя».
   Да, Джек теперь действовал сознательно и не делал ошибок на каждом шагу. Он даже обрушивался иногда на отдельных коммунаров, и Чарли часто от него доставалось.
   Впрочем, Джек напрасно был невысокого мнения о политической грамотности Чарли. Американец выдержал этой осенью серьезный экзамен.
   Вот как это случилось.
   В коммуну теперь иногда приезжали экскурсии учеников, крестьян, даже студентов. К таким приездам коммунары привыкли, и Джеку правление вменило в обязанность водить гостей по усадьбе и показывать хозяйство.
   Но в этот день Джек влетел в каретник к Чарли взволнованный, как никогда.
   — Чарли… дружок… Представь себе, приехали! — закричал он и сделал попытку обнять своего друга.
   Чарли посмотрел на Джека сердито.
   — Ну и проводи их по усадьбе. Чего ради ты вздумал обниматься?
   — Да нет, Чарли, не в этом дело! Они хотят увидеть тебя.
   — Да ведь у меня плохо с языком, Джек.
   — Кой черт! Это приехали американцы, старина. Представь себе, они хотят осмотреть наше хозяйство! Американцы, Чарли, американцы из Америки!
   — Кто же они такие?
   — Страшно и подумать… Профессора Иллинойского университета…
   Чарли вытер руки тряпкой и не спеша двинулся к выходу.
   У конторы стоял незнакомый автомобиль, рядом толпились коммунары.
   Когда Чарли подошел, коммунары расступились и пропустили его к землякам.
   Американцев было пятеро. Старый профессор, с седой головой и розовым лицом, двое молодых сухопарых ребят с кодаками, две женщины неопределенного возраста, в зеленых прозрачных пальто. С ними приехал переводчик.
   Профессор-старик пожал Чарли руку и объяснил, что он очень интересуется изменениями в сельском хозяйстве России. Вместе со своими помощниками и женой он объехал весь Волжский край. Случайно узнал в городе, что существует коммуна под названием «Новая Америка», и пожелал непременно повидать ее.
   — Оправдывает ли коммуна свое название? — спросил он у Чарли.
   — Конечно, нет, — ответил тот. — У нас здесь такие цели, о каких в Америке и не помышляют.
   Профессор засмеялся:
   — Так, так. Это часто приходится слышать здесь. Ну, а как вам работается, земляк?
   — Хорошо, — ответил Чарли просто.
   — А не жалеете ли вы, что расстались с Америкой и ее удобствами? — спросила одна из женщин.
   — Я там не имел никаких удобств, миссис, — разъяснил Чарли. — Я был уборочным рабочим, и мне приходилось ночевать на неудобной американской земле.
   — Но вы могли бы купить себе автомобиль, — сказала женщина.
   Чарли промолчал.
   — Я прошу записывать все его ответы, — сказал профессор. — Это очень интересно.
   Женщина помоложе вынула блокнот и начала писать стенографической вязью.
   — Кто были ваши родители? — спросил профессор.
   — Я помню только отца, — ответил Чарли. — Его убило в шахтах штата Айовы, когда мне было девять лет. С тех пор я жил без родителей.
   — Так. Вернемся к вашей работе здесь. Легко ли вам убирать урожай без машин?
   — Трудновато. Но у нас уже есть кое-что. Пройдите в сарай, я вам покажу.
   — Продуктивен ли труд, когда нет личной заинтересованности? Я хочу сказать, что результаты труда здесь ведь не принадлежат вам.
   — Они не принадлежали мне и в Америке. Я там работал только на хозяев, и, по правде сказать, все это были довольно паршивые люди. А здесь мы работаем сообща, и все это — наше. Мне кажется, что человеку приятнее работать в большом общем деле, чем в карликовом хозяйстве на случайного хозяина.
   — Велико ли ваше дело?
   — Все государство.
   — Не скучаете ли вы здесь?
   — Мне некогда скучать, сэр. Кроме того, у меня здесь больше товарищей, чем в Америке.
   — Не предполагаете ли вы вернуться в Америку?
   — Пока что нет. Я слышал, что там кризис с зерном в этом году. Такие, как я, значит, будут питаться собственными кулаками.
   — Значит, вы остаетесь здесь навсегда?
   — Ничего не известно. Может быть, мне и захочется поехать на родину, рассказать там, как живут в СССР.
   — Об этом расскажем мы, — сказал профессор быстро. — У меня задумана книга. Так что вам беспокоиться нечего. У меня огромный материал, я был в целом ряде районов.
   — Я был только в одном, — улыбнулся Чарли. — Но думаю, что и мои рассказы найдут слушателей в Америке.
   — Может быть, вы хотели бы что-нибудь получить из Штатов? — спросил профессор мягко.
   — Да, конечно. Мы все мечтаем об электрических доилках на пятьсот коров.
   — Разве у вас так много скота?
   — На будущий год мы развертываем большую ферму.
   Профессор замял вопрос о доилках и начал что-то шептать своей секретарше. В это время молодой американец подошел к Чарли.
   — Я хотел бы сфотографировать вас, мистер Ифкин, — сказал он.
   — Пожалуйста, — ответил Чарли. — Только через десять секунд.
   И он побежал к своему каретному сараю.
   Американец решил, что Чарли побежал принарядиться. Но тот другое имел в виду. В воротах каретника застучала машина, и Чарли медленно подъехал к американцам в автомобиле.
   — Ага! — закричала американка неистово, — Вы уже успели себе купить авто в Америке!
   — Да, конечно, — ответил Чарли. — Но я купил его после того, как решил ехать сюда. Раньше мне это не удавалось.
   Американец снял Чарли два раза, а потом сказал:
   — Мерси. Я помещу ваш снимок в журнале, мистер Ифкин. Внизу будет подпись: «Американец, который нашел родину в стране социализма».
   — Так и напишите, — согласился Чарли. — Я возражений не имею.
   Американцы интересовались решительно всем и долго ходили по коммуне. Они осмотрели кухню и просили попробовать хлеб, потом заходили в жилые комнаты и трогали кровати коммунаров. Обо всем они делали заметки у себя в книжках. Уехали они уже под вечер, и перед отъездом коммунары угостили их ужином.
   Джек перевел Николке весь разговор Чарли с профессором. Николка остался доволен.
   — А ведь молодец Ифкин! — сказал он весело. — Хорошо у него котелок варит. Американскому профессору возражать — это не с Бутылкиным спорить. А он не растерялся.
   В коммуне долго потом вспоминали приезд американцев и хвалили Чарли.
   Эта осень была веселая. Только кончилась она печально.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Пал Палыч поправился

   В коммуну прискакал верхом, без шапки, Григорий Козлов, брат Антона, председателя «Кулацкой гибели». Еще в воротах он закричал громко:
   — Эй, есть тут кто из правления?
   Василий Капралов вышел из конторы на крыльцо. Махнул рукой:
   — Подъезжай сюда, Гриша.
   Козлов подскакал к крыльцу, сполз на пузе с лошади и даже привязывать ее не стал, просто пустил.
   — Кто кого? — спросил Капралов шутливо.
   — Они нас, Вася, — ответил Григорий серьезно. — Беда, брат! Зерцалов меня сюда прислал. Есть здесь кто, кроме тебя, Капралов?
   — Заходи в контору. Сейчас будут.
   Члены правления собрались быстро. Козлов прикрыл дверь покрепче и начал рассказывать.
   Оказалось, что в Чижи приезжал агроном из города, собрал сход и долго говорил о коллективизации. Доказывал выгоды крупного хозяйства и преимущества общих скотных дворов.
   Пока агроном говорил, главные крикуны помалкивали. Но как только он уехал из села, началась буза. Пал Палыч Скороходов сейчас же собрал у себя на дворе народ и взялся толковать речь оратора. Язык у Скороходова теперь хорошо работал, и говорил он битый час.
   По его словам получалось так, что Советская власть очень нуждается в хлебе и мясе. Чтобы получить все это, мужиков насильно будут загонять в колхозы. В колхозах скот считается общим, и ему, Скороходову, доподлинно известно, что в ближайшее же время половину деревенских коров и лошадей перегонят в город. Коровы пойдут на бойни, под нож, а лошади в Красную Армию — пушки возить. Ни копейки денег за скотину, конечно, не заплатят, выдадут липовые расписки. Вот теперь и ловчись, честной народ!
   Сначала словам Пал Палыча никто не поверил: в Чижах на глазах у всех существовали две артели и не было еще случая, чтобы скот отбирался под расписки. Тогда Скороходов, чтобы убедить слушателей, начал бить себя кулаками в грудь, божиться и ругаться на всю деревню. Потом вытащил из хлева за задние ноги свинью, которая откармливалась к рождеству.
   Не давая никаких объяснений, Пал Палыч свинью зарезал и приказал девкам ее палить.
   Только когда костер разгорелся, Пал Палыч объяснил, что заколол свинью потому, что мелкую скотину будут отбирать в первую очередь. Уж лучше самому поесть мяса хоть в пост, чем даром город кормить.
   Смотреть на зарезанную свинью собрались бабы со всего села. Начались разговорчики о том, что, может, и правда свиней надо бить. Даже мужики растерялись, поддались бабьему настроению. Но Скороходову всего этого было мало. Он вывел на улицу свою кобылу Машку, снял с нее уздечку и погнал палкой со двора.
   Петра в селе не было, а на дочерей, которые было заревели, Скороходов прикрикнул:
   — Ша!.. Лошадь-то, чай, моя! Что хочу с ней, то и делаю.
   Запустил в кобылу камнем, а потом подошел к толпе крестьян и сказал:
   — Пущай уж лучше в лесу погибает, а не в городе. Здесь ее, может, волки съедят или лисы — все-таки животные. А в городе так подохнет, без пользы, как червец.
   Лошадь Скороходова была хорошая и славилась на всю округу. Отказ от нее хозяина бабы выдержать не могли. Они вдруг завыли, заголосили, замахали руками. Все разбежались по дворам, схватились за ножи, начали резать скот. Паника охватила село.
   Зерцалов, Козлов и несколько членов «Кулацкой гибели» побежали по дворам и стали уговаривать крестьян бросить дикую затею. Но уговоры уже не действовали. Каждый орудовал у себя на дворе по своему усмотрению.
   — Многие телят режут, — сказал Григорий Козлов шепотом. — Собашников племенного бычка прикончил. Кто поумней, тот продать норовит, в город скотину перегнать собирается. А другие сегодня ночью обязательно коров изведут. Ведь этак без стада можно остаться, товарищи! Неужели не поможете?
   Николка Чурасов переглянулся с Капраловым.
   — Во, Вася, как дела-то повернулись! И не ждали беды с этой стороны.
   — Что думаешь?
   — Катать надо всем активом, вот и все. Ведь хуже пожара дело-то. Выходит, что и свиней в политику впутало кулачье окаянное.
   — Так оно и есть, — поддержал Козлов. — Скороходову податься теперь некуда, вот он и идет напролом.
   Николка повернулся к Джеку:
   — Скажи, Яша, Ифкину, чтобы он машину заводил.
   Джек побежал в каретник к Чарли. Растолковал ему, что делается в Чижах и как Скороходов лошадь прогнал.
   Чарли изумился, вытаращил глаза. Джек попросил поторопиться и вернулся в контору.
   — Кто едет? — спросил он Николку.
   — Ты, Капралов и я. Собрание там устроим, по дворам пойдем.
   Чарли подал машину к крыльцу. Татьяна высунулась из окна своей светелки.
   — Куда едете, товарищи? — закричала она.
   — В Чижи едем, — ответил Николка. — Иди и ты, Татьяна. Может, к бабам слово скажешь. Только поскорей.
   Татьяна повязала голову красным платком и спустилась вниз. Коммунары уже забрались в машину.
   — Гони во всю мочь, Ифкин! — закричал Николка.
   Перегруженный автомобиль выехал за ворота довольно медленно. Но в аллее Чарли дал полный ход и легко обогнал Козлова, который скакал верхом. Следом за машиной увязался Боби Снукс.
   Когда подъезжали к Чижам, можно было слышать тонкий поросячий визг, крики мужиков и плач баб. Издалека казалось, что какое-то страшное бедствие произошло в деревне. Кое-где над дворами поднимались голубые дымки. Это палили уже убитых свиней.

Второй удар

   Автомобиль остановился у избы Козлова.
   Николка послал Капралова в помощь Зерцалову агитировать по дворам. Сам остался на крыльце вместе с Татьяной. А Джеку велел ехать по селу на автомобиле, собирать народ на сход.
   Машина медленно поехала по улице. Джек встал на сиденье и громко кричал во все стороны, как кричат глашатаи в Америке, в маленьких городах.
   — Важные новости! Все собирайтесь к избе Козлова! Доклад Чурасова о текущих событиях! Каждому важно слышать!
   Старики показывались в окнах и провожали машину злыми глазами. Бабы мрачно высовывались из-за плетней и не выказывали никакого желания идти на митинг. Только несколько крестьян из бедняков да ребята пошли к крыльцу Козлова послушать, что расскажут коммунары о событиях.
   Оказавшись на конце села, Чарли остановил машину и повернулся к Джеку:
   — Ты, кажется, говорил, старина, что Скороходов отпустил свою кобылу на все четыре стороны?
   — Ну да, с этого и началось.
   — Так. Теперь слушай мое предложение. Известно, что, по законам всех стран, каждый имеет право воспользоваться вещью, от которой отказался хозяин. Пустой бутылкой, например, если ее выбросили.
   — Это правильно. А какие выводы?
   — По-моему, мы должны поймать лошадь. Ведь Скороходов отказался от нее при всех. Значит, она теперь ничья.
   — Ну хорошо, допустим. Но как ты ее поймаешь? Ведь она бегает без уздечки.
   — А я специально захватил для этого длинную веревку, Джек. Она у меня лежит под сиденьем. Поймать, что ли?
   — Это было бы замечательно, — сказал Джек задумчиво. — Проучить Скороходова следует. Ведь он, конечно, рассчитывает, что кобыла вернется к нему назад, как только стемнеет. Она раньше всегда привозила его на двор, когда он пьяный засыпал в санях.