Рок-н-ролл -- славное язычество! Я люблю время колокольчиков.
ПРЕСТИЖНАЯ КОРМУШКА
Теперь бросим взгляд по другую сторону баррикады: что противопоставляла
"теневой" Золушке официальная культура? Тем более, что не перевелись
желающие записать это явление -- "советскую эстраду" 70--80-ых годов -- в
родственники к западному шоу-бизнесу. Кстати, в личном быту эти теоретики
более разборчивы и не путают португальский портвейн с подкрашенным
18-процентным раствором технического спирта с сахаром, а билет до Лондона --
с талоном на колбасу. Итак:

Вот весша престижная кормушка, Чавкать доносится оттуда. Мощный зад,
распухший, как подушка, -- Восседает музыкальный будда. Раздается сытая
икота. Дремлют и но сне урчат счастливо Псе птицы невысокого полета, Все
рыбы неглубокого заплыва. А потом несется по эфиру Нафталином сдобренное
густо. Сладкое, подобное зефиру. Якобы высокое искусство.

Это -- ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ. Вы можете найти некоторые поэтические изъяны в
тексте -- после маленькой поэмы Башлачева о колокольчиках, -- но в знании
дела ребятам из Архангельска отказать нельзя. Переходя от поэтических
образов к строгой науке, укажем, что "советская эстрада" как
социально-экономический феномен уходит корнями в сталинское "одержание"
конца 20-х - начала

103
30-х годов. Филармония была родной сестрой тогдашнего колхоза.
Приписанный к филармонии (Гос, Мое, Лен и Членконцерту) музыкант не мог
вступить в прямые договорные отношения с теми, кто заказывает его музыку.
Канцелярия выступала в качестве принудительного посредника и назначала ему
жалованье в соответствии с так называемой тарификацией, произвольно
устанавливаемой чиновником. jot же чиновник определял репертуар на основе
опять-таки собственного произвола или под диктовку сверху.

Ясно, что такой механизм без обратной связи мог работать только по
программе творческой деградации, что мы и получили (несмотря на
сопротивление отдельных талантливых индивидуальностей), к середине 70-ых
годов в полном объеме. В дополнение к филармонической системе было создано
несколько монополий средневекового типа в ключевых пунктах нашего, с
позволения сказать, шоу-бизнеса: монополия фирмы "Мелодия" на грамзапись,
монополия ВААЛ в сфере авторского права, монополия Госте -лерадио в сфере
вещания.

То, что появлялось на выходе и продавалось советскому человеку, не
представляло, как правило, вообще никакой эстетической ценности. Если,
конечно, не рассматривать некоторые запредельные строчки как разновидность
панк-рока:

Синена, голубизна сквозная, И глухой осеннею порой Я другой такой
страны не знаю. Где oi,i я дышал голубизной.

(Вот что гитарист ДК Дима Яншин обнаружил в официальном репертуарном
сборнике для ВИА и, естественно, взял на вооружение -- такой подход как раз
и назывался "неоконформизмом").

Впрочем, можно отнести советскую эстраду также к одной из
многочисленных субкультур (наряду с дембельской, воровской,
подъездно-подростковой) -- к бюрократической субкультуре, где она займет
место рядом с романами П. Проскурина, доперестроечными сочинениями В.
Коро-тича про американский империализм и картинами М. На-лбандяна.

Теперь посмотрим на систему в действии. Мафиоз-ность -- это,
в.сущности, обычный феодализм. Феодализм есть узаконенное существование и
господство мафий. Каждый эстрадный исполнитель, если он хочет, чтобы его
про-

104
грамма была
Художник Ю. Непахарев.
утверждена худсоветом филармонии, должен включить в нее определенный
процент произведений, принадлежащих (или приписанных) хорошо известным
лицам, в противном случае "низкий идейный и художественный уровень"
программы не дает возможности "компетентной комиссии" (из друзей и
родственников тех же самых лиц) поставить на нее свою печать. И не будет
тогда ни концертов, ни радио-телевидения, ни пластинок на "Мелодии". Не
будет даже возможности уронить пьяную слезу под звуки собственной песни в
ресторане, потому что песню "со стороны" нет никакого смысла включать в
рекомендательные списки городских ОМА -- Объединений Музыкальных Ансамблей,
ведающих кабацкой музыкой. Забавно, что даже в тех случаях, когда, не
выдержав настойчивых просьб публики и выпив для храбрости, музыканты огласят
под конец вечера ресторанные своды одним из боевиков Аркаши Северного "Эх,
Москва златоглавая", согласно ведомости отчисления все равно пойдут на счет
композитора Н.

Наконец, строптивым не отпустят ни слова похвалы и в печати. Ведь
искусствоведы от журналистики тоже, как сказал бы Гребенщиков, "знают, где
масло, где хлеб".

Конечно, те несколько феодально-музыкальных кланов, которые захватили
во владение эстрадные золотые россыпи, нередко вступали в конфликты между
собой, однако, как только заходила речь о чужаках, они готовы были проявить
трогательное единодушие. А чтобы не произошло случайной ошибки, в 1983-м
году принимается по-

105
становление Минкульта, согласно которому в репертуаре любого эстрадного
коллектива песни членов Союза композиторов должны составлять не менее 80-ти
процентов. Невероятный, наверное, единственный в истории нашей страны пример
того, как административный орган всесоюзного масштаба нормативным актом
поддерживает материальные интересы группы частных лиц.

Вот краткое описание того средневекового святого местечка, куда на
протяжении многих лет впихивали молодых музыкантов.

CLASH
Первым предвестником большого похолодания стала публикация "Комсомолки"
"Рагу из синей птицы", подготовленная неким Н. Кривомазовым, но снабженная,
как положено, подписями именитых деятелей культуры*. Статья содержала
бредовые обвинения в адрес совершенно в то время безобидной росконцертовской
МАШИНЫ. Вообще надо признать, что "Комсомольская правда", где музыкальным
отделом заправлял Ю. Филинов, всегда с комсомольским задором выступала в
авангарде очередной травли. Иногда даже с опережением официального сигнала
"фасе".

Сигнал в полный голос прозвучал после смерти престарелого императора, о
чем жалели разве что те, кто очередной раз не попал на концерт ЗООПАРКА,
отмененный из-за траура. Престол занял Юрий Андропов, по слухам интеллигент
и поклонник джаза. Его правление ознаменовалось не только облавами в
магазинах и банях, достойными щедринского города Глупова, но и
восстановлением сталинского террора -- при нем снова начали сажать и мучить
простых людей, не имеющих отношения к политике. В том числе музыкантов.

Сей лидер, до сих пор поминаемый с ностальгией, из-за плохого состояния
здоровья не успел осуществить ни одной самой маленькой реформы (если не
считать новой

Художник Л. Гаврчлчн.
106
* Рагу из синей птицы. Комсомольская правда, 11.04.1982.
107
Средствами пантомимы Майк рассказывает об отношении к нему родной
власти. Фото А. Шишкина.

. '
водки по 4 р. 10 коп.). Однако ему хватило и времени, и сил для
другого. Поэтому нынешние холуи, проклиная Горбачева как слишком доброго
барина, очень грамотно находят в прошлом свой идеал.

Итак, в начале 1983 года бюрократия и связанные с нею
эстрадно-мафиозные круги объявляют рок-музыке войну на уничтожение.
Преступление нашего жанра, как мы увидим далее, заключалось не только в
социальности репертуара (что тоже немаловажно), но прежде всего в
стремительно растущей популярности и влиянии на молодежь некой силы, которая
принципиально не вписывалась в феодально-бюрократические структуры. Эта
чуждая сила должна была разделить судьбу единоличного крестьянства,
ремесленных артелей и академического самоуправления.

Понимая или скорее чувствуя фольклорную природу рок-движения, власти
направили главный удар против его массовой базы. В Министерстве культуры
СССР были произнесены целеполагающие слова о том, что на 82-ой год в стране
существует 29 352 "вокально-инструментальных ансамблей" (непонятно, откуда
это число?), а необходимо свести их количество к нулю, вернуть молодежь к
таким испытанным формам досуга, как духовые оркестры и массовая песня.
Предприятиям, учебным заведениям и комсо-

108
молу запрещено было устраивать танцевальные вечера без
специальной санкции райотдела культуры, а профсоюзным
организациям "самовольно использовать"

собственную (!) звукоусилительную аппаратуру и инструменты.
Этот великий памятник мысли -- совместное поставле-ние секретариата МГК
ВЛКСМ, коллегий ГУ культуры, ГУ наробразования, ГУ профтехобразования и
секретариата МГСПС "О мерах по упорядочению деятельности самодеятельных
эстрадно-музыкальных коллективов г. Москвы" -- был перепечатан в "Урлайте"
No 11 для общего, а не только служебного пользования. В большинстве городов,
в том числе в столице, полностью прекратили выдачу музыкантам каких-либо
официальных бумаг. Чтобы не допускать впредь межведомственных трещин (между
минкультуров-скими конторами, профсоюзами и комсомолом), через которые часто
просачивалось что-нибудь живое, контроль за "народным творчеством" был
сосредоточен в т.н. "научно-методических центрах народного творчества" (само
название отдает сумасшедшим домом). Очередная паутина расползлась по стране:
из центра на периферию шли списки "запрещенной музыки", согласно которым на
таможне должны были изымать диски ПИНК ФЛОЙД. В списки вошли и все советские
рок-группы, упоминавшиеся в печати, безотносительно к их репертуару.

На помощь специалистам из НМЦ были брошены другие специалисты,
располагавшие универсальным средством решения социальных проблем. В феврале
1983 г. выступление АКВАРИУМА в МИЭМе было прервано появлением сотрудников
ГБ. Следующий концерт просто не состоялся (они оказались более
оперативными). Пока наши товарищи в кабинетах у начальства валяли дурака
перед не представившимися гостями в штатском ("Группу АКВАРИУМ впервые
увидели по телевизору...") "система" в целом переключала мощности на
Подмосковье. Следующие большие гастроли Б Г и Ко
(Жуковский-Долгопрудный-Зеленоград) прошли без осложнений. В мае к нашим
коллегам из "тониной" системы в ДК "Коммуна" наведались незванные гости
сразу из ГБ и ОБХСС. К тому времени успели выступить ленинградские СТРАННЫЕ
ИГРЫ, как обычно в Москве, без успеха -- недовольный их отвлеченно-заумными
текстами народ кричал: "Трубадуров со сцены!" и требовал группу ПЕПЕЛ. Но не
дождался. На сей раз было начато формальное дознание по признакам ст. 153 УК
РСФСР (частно-предпринимательская деятельность).

109
Теми же двумя органами накрылся и наш ЗООПАРК в подмосковном г.
Троицке. Мы даже и начать не успели. Местные комсомольцы тут же показали на
Литовку как на организатора.

-- Ты взял в комитете комсомола 600 билетов? -- стро
го спросили его.

-- Я.
-- И куда ты их дел?
-- Потерял в метро.
-- А откуда же эта толпа у входа?
-- Они, наверно, нашли.
Тогда один из искусствоведов вышел на крыльцо и обратился к толпе:
"Кто хочет получить обратно деньги?" Толпа отхлынула метров на 20. Тем
временем безработный Майк отправился в лес с акустической гитарой и пел там
для всех желающих. Кстати, именно в Троицке и было роздано народу по 1 р.
37 коп. (за вычетом расходов на аппарат и железнодорожные билеты).

После этого приключения мы установили для менеджеров и для
распространителей крупных партий билетов обязательный инструктаж по УК и
УПК. В качестве приложения к "Уху" распространялась брошюра В. Альбрехта
"Как быть свидетелем" (самая полезная книга, какую мне приходилось держать в
руках). Примерно с этого времени и до 87-го гда я не вел ни одного разговора
о рок-делах с квартирного телефона. Изобретались такие способы конспирации,
что 'люди путались в них сам-и: можно было долго соображать, что значат
слова: "есть две рыбки, самец и самочка", и не догадаться, что говорящий
предлагает тебе два билета на АКВАРИУМ. Как-то сами собой преодолелись все
разногласия между нашей и тониной командами: общая опасность консолидировала
нас как персидское нашествие -- древних греков. И "наш" ленинградский
репертуар оказался вовсе не таким уж примитивным, как они думали, и "их"
Олеся Троянская -- отличной исполнительницей романсов и крутых песен про
"карломарксовый портрет" на квартирных концертах. В Олесином типично
хипповском флэту, расписанном по штукатурке бабочками и цветами, собирались
и "олдовые" хиппи "со стажем", и МУХОМОРЫ, и АВТОУДОВЛЕТВОРИТЕЛИ, а главный
художник "Уха" Непахарев рисовал для журнала ее портрет.

В августе был арестован Леша Романов (ВОСКРЕСЕНИЕ) и его звукорежиссер
(наверное, самый талантливый в Москве) -- Саша Арутюнов. Им
инкриминировалась "частно-предпринимательская деятельность" в виде
выступлений с концертами и распространения записей с о б -

110
Леша Романов. Фото А. Шишкина.
г
ственных песен. Следствие по этому делу вела женщина по фамилии Травина
(из ГУВД Мособлисполкома). Остальных участников группы спасло чудо:
вызванные на допрос чуть позже, они успели проконсультироваться с юристами
(и заочно -- с В. Альбрехтом), поэтому на вопросы о том, получали ли они
гонорары от комсомольских и профсоюзных организаций -- а именно это, за
неимением большего, приказано было считать криминалом -- отвечали
непрошибаемым "нет", несмотря на полный идиотизм такого ответа. (Получалось,
что часть группы работала за деньги, а часть -- бесплатно): Тем не менее,
сажать за идиотизм приказа не поступало. Поэтому они до конца процесса
оставались свидетелями -- в отличие от Романова, который сказал "да" (как
сделало бы и большинство людей на его месте, не видя никакого криминала в
том, чтобы получить от профкома вознаграждение за вполне официальный
концерт). У Романова забрали его знаменитый красный "Fender" с надписью
"Bullet" -- какой мальчик-мажор на ней сейчас упражняется? -- и все деньги
со сберкнижки матери (чтоб нечем было платить адвокатам).

Официально возбужденное дело ВОСКРЕСЕНЬЯ стало тем осевым стержнем,
вокруг которого наш невидимый противник лепил свое произведение на радость
новому монарху, которого, впрочем, уже мало что радовало в крем-

левской больнице. Не случайно в те же дни раскрутилось дело
карикатуриста Сысоева, обвиненного в порнографии за карикатуры на вождей*,
оно дало возможность проводить обыски у любого художника, даже не знакомого
с обвиняемым. Прецедент был очень важен. После ареста Романова и Арутюнова в
ГУВД на ул. Белинского потащили всех, кто имел отношение к рок-н-роллу. Имя
знаменитого критика подчеркивало искусствоведческие интересы следователей.

А методы установления истины были следующие: например, вызванный к
Травиной в качестве свидетеля инженер-электронщик Курчатовского института
домой уже не вернулся, а был отвезен в тюрьму неизвестного подмосковного
города, где провел трое суток в камере при температуре не более +7 (стояли
холода и внутри все обледенело), практически без еды. Каждый день к нему
приходил человек и говорил: "Подпиши, что давал 800 рублей Романову --
выйдешь на свободу". Инженер знал, что именно после этого он на свободу не
выйдет -- и ничего не подписал. Поэтому ровно через три дня, когда истек
срок для задержания без причины и без санкции прокурора, он был освобожден.

Тоня, тем не менее, была преисполнена желания доказать, что мы их не
боимся, и предложила провести в декабре концерты АКВАРИУМА в ДК им. Русакова
(огромный конструктивистский дворец культуры в Сокольниках). Она взяла на
себя организационно-технологические вопросы, в которых имела куда больше
опыта (качественная аппаратура, переговоры с ДК). Мы с Литовкой отвечали за
финансы и "службу безопасности". Так, в дополнение к романовскому, едва не
возникло второе большое дело.

Накануне, 2 декабря, Тоня, отличавшаяся поразительной интуицией,
вынуждена была признать, что "зря связалась". Она чувствовала, что "должна
произойти лажа". С теми же чувствами я поехал к ней на утреннюю встречу
(куда должен был привезти деньги от распространения билетов) с 10 руб. в
кармане. Однако метрах в пятнадцати позади меня двигался Володя Манаев из
Зеленограда. У него в руках была авоська с булочками, на вид очень свежими и
аппетитными, но совершенно несъедобными внутри. Тоня не знала Манаева
(вообще во внутренних делах наши группировки сохраняли полную
самостоятельность). Таким об-

СТРАННЫЕ ИГРЫ, в которые не въехали москвичи.
112
* Тем самым последние официально приравнивались к половым органам.
113
разом, мой зеленоградский друг проехал с нами незамеченным через всю
Москву.

-- Как ты думаешь, нас сейчас пасут? -- тихо спросил я
у спутницы.

-- Зачем? Взяли бы на стрелке.
-- А вот молодой человек с булочками? -- продолжил
я. -- Он нас не пасет?

-- Совершенно не похож, -- отвечала Тоня (и была
права).

На улице, когда мы садились в машину, Манаев со словами "Вы что-то
потеряли", отдал нам провизию.

Однако, такое начало не вселило радости, поскольку в то же утро
выяснилось, что АКВАРИУМ, хотя и прибыл в Москву, приезжать в ДК Русакова не
собирается. Что случилось, мы не знали. Между тем, по сообщениям из ДК, туда
приехали другие: чуть ли не все правоохранительные органы Москвы. Но концерт
почему-то не отменяли. Перед нами вставала перспектива, светлая как пожар
Рима при Нероне: огромная толпа, узнав, что сэйшен сорван по вине
организаторов и музыкантов, может повести себя непредсказуемо. Не ровен час,
найдутся дураки или мерзавцы, которые потребуют "бабки обратно" ...Короче
говоря, требовалось найти замену АКВАРИУМУ за три часа до начала концерта.
Мы честно объяснили музыкантам, что (и кто) их ждет в Сокольниках, и не нам
винить тех, кто отказался. Но Саша Градский согласился без лишних
разговоров.

Стянутую в ДК милицию возглавляли три полковника в форме. (Не знаю уж,
сколько в штатском) На входе, где проверяются билеты, некоторых зрителей
хватали без объяснения причин и уводили в служебные помещения для допроса:
"Откуда узнал о концерте, где взял билет". Но появление Градского несколько
спутало программу. Градский в полном одиночестве сидел на сцене и мрачно
смотрел в зал (к нему боялись подойти, как к Сахарову в Горьком).

Тоня тоже опасалась (и правильно) входить в ДК. Еле живая от холода,
она стояла в каком-то закоулке рядом. Но ей нужно было передать внутрь
деньги и документы. "Я отнесу" -- сказал один из ее помощников, бесшабашный
Леня Агранович, и взял пакет. Но тут же его остановили. Еще не милиция, а
уже известный читателю Лелик: "Дайка лучше пакетик мне!" Аграновича взяли на
входе, а Лелик сумел спокойно пройти в теплый гостеприимный зал.

Концерт начался с того, что какая-то сволочь завопила: "Давай
АКВАРИУМ!" (хотя наши ребята объясняли всем, в чем дело, и вряд ли остался
хоть один человек в зале, ко-

114
торый бы этого не знал). Александр Борисович взглянул на кричавшего с
аристократическим презрением (как римский патриций на лобковую вошь) и
сказал в микрофон: "А ну, заткнись, пока я тебе голову не оторвал!". После
чего обрушил на ошеломленных полковников "Монолог батона за 28" и Сашу
Черного по полной программе:

Видели ль, дети мои, фотографии
в русских газетах? Видели избранных лучших, достойных
и правых из правых? В лица их молча вглядитесь,
бумагу в руках разминая, Тихо приветствуя мудрость любезной природы...
Естественно, полковники, не читавшие Сашу Черного, ни на минуту не
усомнились в том, чьи именно лица имеются в виду (как и большая часть зала,
тоже не избалованная библиографически редкой классикой). Теперь-то они
решили, что упрячут если не организаторов "по уголовке", так хоть певца за
политику. К их большому разочарованию Градский отделался выговором по линии
Москонцерта, а мощная облава принесла лишь несколько показаний типа: "Билеты
мне всучил насильно у метро человек кавказской наружности в клетчатом
пиджаке". Поясняю, что изначальная "бесплатность" билетов не -давала
оснований для возбуждения уголовного дела по факту спекуляции. А
таинственный кавказец-альтруист, разгуливающий в пиджаке в трескучие морозы,
стал с тех пор у нас популярным героем.

МАЛЬЧИКИ-МАЖОРЫ
"Им хочется, бедным, в Майами или в Париж. А Уфа, Свердловск -- разве
это престиж? "Мажоры -- социальный тип, так метко определенный Шевчуком,
поначалу поддержал рок-движение 80-х, поскольку его ритмы и имидж были
несомненно более модными и современными, чем МАШИНА или РОССИЯНЕ. Однако
бардовская струя оставалась ему принципиально чужда, и такие группы как ДДТ
или ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ не вызывали у него своим "народничест-

115
вом" ничего, кроме раздражения. Несовпадение вкусов стало явным после
того, как нам была предложена для проката московская группа ЦЕНТР. Как ни
странно, первый ее концерт, еще в клубе "Рокуэлл Кент", прошел почти удачно,
потому что аппарат ставил знаменитый Мура, и в зале не было слышно ни
единого слова за исключением обмена репликами между Мурой и вокалистом
ЦЕНТРА В. Шумовым по поводу профессиональных качеств оператора за пультом и
(алаверды) музыкантов на сцене. Но на следующий концерт аппарат ставил уже
Володя Ширкин, отличный звукорежиссер, работавший с Градским.
Соответственно, под "волновую" музыку ЦЕНТРА мы узнали от Шумова, что
"звезды всегда хороши, особенно ночью", озаботились вместе с ним вопросом:
"Где же ты, мальчик в теннисных туфлях? Быть может, у моря ты кушаешь
фрукты?" и поддержали антивоенный призыв "мама, мама, я не верю в
неизбежность катаклизма; мама, мама, будь активной и уйдет радиАктивность".
И если для Троицкого эта группа ассоциировалась с какими-то модными
новациями* , то для большинства слушателей, воспитанных Высоцким и
Гребенщиковым -- с тем самым, что еЖевечерно изливало на нас телевидение,
только в "примодненной" упаковке.

По мере того, как разворачивались репрессии, становилось ясно, что
разногласия наши не только эстетические. В принципе, мальчик-мажор готов был
(до определенного предела) отстаивать свои представления о красивой жизни
против старого мажора, находящегося у власти (отсталого и немодного). И даже
идти на определенные жертвы, в надежде на то, что в свое время настанет и
его черед сменить папашу у руля. Но -- на очень определенные, так чтобы они
не затрагивали сытого существования в окружении дорогих вещей. В принципе,
ничего страшного в этом нет: кто вправе требовать от человека, чтобы тот с
улыбкой на устах ходил на допросы? Однако, как говорил наш кумир 70-ых Э. Че
Гевара, "уставший имеет право на отдых, но не имеет права считать себя
передовым человеком" -- наши же модные мальчики, как ни в чем не бывало,
претендовали на роль лидеров. Как только Андропов поднял планку риска много
выше допустимого для них предела, вашему покорному слуге был предъявлен
ультиматум: прекратить подпольную деятельность, которая-де ставит под удар
всю советскую рок-музыку, и идти на компромиссы. Мы никогда не были
противниками компромиссов (см. выше рассуждение о том, почему мы предпочли
рок-движение диссидентскому), сотруд-

* См. Рок-разговор -- Юность, 1983, No 5.
116

ничали и с комсомолом, и с профкомами -- но тут не могли удержаться от
вопроса: как, собственно, ребята представляют себе компромисс с официальной
линией, направленной на полное уничтожение рок-музыки как жанра?

Проблему советской "золотой молодежи" иллюстрирует не только песня ДДТ,
но и обложка альбома ДК "Маленький принц". Художник Ю. Непахарев.

Тогда, в 83-ем, не получив ответа, мы расста.-лись с поклонниками
ЦЕНТРА далеко не друзьями. Позже нам будет дан исчерпывающий ответ в
письменном виде(см. главу "В птичнике у Пегги"). ()Между тем, "мажорный рок"
- ВИА в стиле "новой волны" 80-х -- стал явлением если не культуры, то во
всяком случае истории, особенно в Ленинграде, где местные КГБ и обком
ревниво оберегали свою рок-резервацию от закрытия.

HAPPY BIRTHDAY
На протяжении 83-го года основной концертной базой Подмосковья был
Зеленоград, где студенты МИЭТ и физики из местных "ящиков" во главе с В.
Манаевым (тем, что любил булочки) облюбовали под сэйшена опорный пункт
охраны порядка.

117
В. Славкин и С. Гундлах в гостях у бабы-яги. Фото В. Иванова.
Историческое примирение панк-звезд обеих столиц. Фото В. Иванова.
118
Зеленоградцы сильно интересовались панк-роком. До них доходили
восторженные рассказы о летнем "съезде советских панков" в "Салуне
Калифорния", куда МУХОМОРЫ принесли торт, дабы человек, который совершит с
этим тортом половой акт и кончит, был признан лучшим панком Советского
Союза. (Поскольку закуски не хватало, торт кто-то съел до начала испытаний).

Но для такого жанра не подходил даже опорный пункт. Погуляв по
окрестностям, МИЭТовцы обнаружили избушку на курьих ножках, значившуюся по
всем документам как снесенная. А в избушке -- комнату человек на 70 с
большим столом, которую местная бабка-Ежка сдавала молодежи под банкеты. С