Рослый встал и отдал приказ гребцам.
Гребцы одновременно подняли весла и держали их в воздухе, как кавалеристы – копья. Лодка скользнула по песку и остановилась на сухом высоком месте.
– Здоровый, сволочь, – заметила Аннета.
– Это точно он.
Они смотрели, как капитан Андерсон и Большой Дэниел вылезают из шлюпки и идут по тропе к поселку.
– Пойду поговорю с матросами, – вызвалась Аннета. – Узнаю, с какого корабля наш человек и точно ли он сын пирата Фрэнки.
Ханна и Ян Олифант смотрели, как она идет по песку к шлюпке. Моряки заметили ее и принялись смеяться и в ожидании подталкивать друг друга.
– Награду для всех нас должна получить Аннета, – сказала Ханна сыну.
– Ja. Я думал то же самое. Платить будет ее приятель.
Они наблюдали, как Аннета смеется и болтает с моряками. Потом она кивнула и повела одного из них в небольшую рощу темно-зеленых молочных деревьев выше по берегу.
– Какую долю ты ей пообещала? – спросил Ян Олифант.
– Половину.
– Половину? – Его поразила такая расточительность. – Это слишком много.
Первый матрос показался из-за деревьев, завязывая веревку, державшую штаны. Товарищи иронически приветствовали его, а второй матрос выскочил из лодки и побежал под деревья, сопровождаемый свистом и аплодисментами.
– Да, многовато, – согласилась Ханна. – Она жадная сука. Вот увидишь, обслужит всех этих английских свиней.
– Ja, с меня взяла два гульдена. Жадная сука. Придется от нее избавиться, – философски заметил Ян Олифант.
– Ты прав, сын мой. Так ей и надо. Но пусть сперва получит для нас деньги.
Они терпеливо ждали на солнце, лениво обсуждая, что сделают с богатством, которое скоро будет в их руках, и наблюдали за тем, как английские матросы один за другим исчезают под деревьями и несколько минут спустя возвращаются, глуповато улыбаясь в ответ на дружеские насмешки и крики товарищей.
– Ну, что я говорила? Она обслужила всех до одного, – неодобрительно заметила Ханна, когда последний матрос вернулся к шлюпке. Несколько минут спустя из-под деревьев показалась и Аннета, стряхивая с волос и одежды песчинки. Она с самодовольным выражением на круглом розовом лице подошла к тому месту, где сидели Ханна и Ян Олифант. И села рядом с Ханной.
– Ну? – спросила Ханна.
– Капитан корабля Английской Ост-Индской компании «Серафим» сэр Генри Кортни! – провозгласила она.
– И у тебя есть свидетельства восьми его матросов, – язвительно добавила Ханна.
Аннета невозмутимо продолжила:
– Кажется, этот Генри Кортни – богатый английский дворянин. Ему принадлежит большая собственность в Англии.
Ян Олифант улыбнулся.
– Как заложник он может стоить больше десяти тысяч гульденов. Мы с моими парнями будем ждать здесь, когда он сойдет на берег.
Ханна встревожилась.
– Задерживать его ради выкупа опасно! Он мне кажется скользкой рыбой. Хватай, отруби голову и неси в ВОК. Бери награду и забудь о выкупе.
– Мертвый или живой? – спросил Ян Олифант у Аннеты.
– Ханна права, – подтвердила она.
– Моя мать права. Мертвая рыба не выскользнет из пальцев. Рыба с перерезанным горлом, – рассуждал Ян.
– Я буду ждать с тобой на берегу. И покажу его тебе и твоим парням, – сказала Ханна сыну.
– Если он снова высадится на берег, – презрительно напомнила Аннета, и Ханна опять забеспокоилась.
Груз, отправляющийся в Бомбей, сняли с «Серафима» и перевезли на «Йомен». Бочки вычистили и заново наполнили водой из ручья, бегущего вдоль склонов Столовой горы.
Пополнили запасы лампового масла, а также соли, муки, сухарей и других сухих припасов, израсходованных за долгое плавание к югу. Хэл переоснастил корабль, чтобы улучишь его ход. Экипаж был в хорошем настроении, все здоровы, сыты и счастливы, отъедаясь свежими фруктами, овощами и мясом; двадцать шесть больных цингой, после того как Хэл временно поселил их на берегу, полностью выздоровели. Они возвращались на борт оживленные, готовые продолжать плавание.
– Ухожу завтра на рассвете, – сказал Хэл капитану «Йомена» Андерсону. – Вы тоже торопитесь выйти в море?
– Не бойтесь, – заверил его Андерсон. – Я буду ждать встречи в условленном месте первого декабря.
– У меня найдется для вас хорошая работа, – пообещал Хэл. – Есть еще одно – последнее, в чем я прошу вашей помощи.
– Говорите.
– Сегодня вечером я отправляюсь на берег по очень важному для меня делу.
– Простите мое вмешательство, сэр Генри, но разве это разумно? После того как вы поделились со мной, я навел справки у властей колонии. У них к вам незакрытый счет. И если вы попадете к ним в руки, вам не поздоровится.
– Благодарю за заботу, сэр, но мое дело на берегу отложить нельзя. Когда оно будет закончено, я передам вам небольшой ящик, чтобы вы отвезли его в Бомбей от моего имени. Я буду у вас в большом долгу, если вы отправите ящик на первом же корабле из Бомбея в Англию, моему старшему сыну в Девоне.
– Можете быть абсолютно уверены, что я так и сделаю, сэр Генри.
Том и Дориан с растущим возбуждением наблюдали за приготовлениями к вылазке на берег.
Они обсуждали ее уже несколько дней. Когда Хэл начал отбирать людей и подбирать для них оружие, любопытство победило.
Подбадривая друг друга, мальчики направились к каюте отца, где, как им было известно, он закрылся со своими офицерами.
Дориан караулил на трапе, а Том прильнул к двери каюты и стал слушать. Он услышал голос отца:
– Пока я на берегу, старший на корабле вы, мистер Тайлер. Возможно, нас будут преследовать голландцы и вообще не исключено спешное возвращение, поэтому пусть экипаж шлюпки ждет нас на берегу в полной готовности. Все должны быть вооружены и готовы прийти нам на помощь. Вы тоже будьте готовы помочь нам, мистер Тайлер, и, как только мы окажемся на борту, поднять якорь и отчалить, даже посреди ночи.
Том отвел Дориана на палубу. Они поднялись на снасти и уселись рядом на грот-мачте. Сюда они уходили, когда не хотели, чтобы их подслушали.
– Сегодня вечером. Я слышал, как отец отдавал приказы офицерам. Он ведет на берег вооруженный отряд, – сказал Том младшему брату. – Теперь мы знаем, для чего этот ящик.
– Правда? – с сомнением спросил Дориан. Они вдвоем наблюдали, как группа матросов под руководством Большого Дэниела принесла этот загадочный ящик из трюма. Размером с небольшой матросский сундучок, сделан из полированного тика, прекрасно подогнан и сколочен, с крышкой на винтах.
– Конечно, знаем, – уверенно ответил Том. – Отец собирается забрать тело дедушки оттуда, где его спрятал Аболи.
Дориан сразу заинтересовался.
– Он возьмет нас с собой?
Том приподнял шапку и с сомнением почесал в затылке.
Дориан настаивал:
– Ты ведь не побоишься спросить его, Том?
Он знал, что лучший способ добиться чего-нибудь от Тома – поддразнить его.
– Еще чего! – с негодованием ответил Том. Тем не менее ему пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы вернуться к каюте на корме.
– Говорить буду я, – шепотом сказал он Дориану и постучал в дверь.
– Войдите! – резко сказал отец и увидел, кто это. – А, вы. Каким бы важным ни было ваше дело, ребята, у меня сейчас нет времени. Вам придется прийти потом. Поговорим завтра.
Оба, сжимая шапки в руках, упрямо стояли у двери. Том показал на полированный тиковый ящик, который теперь стоял на столе в центре каюты.
– Мы с Дорианом знаем, что сегодня вечером ты хочешь забрать дедушку Фрэнсиса. Это гроб для него, который ты привез из дома.
Хэл извлекал заряд из двух пистолетов, лежавших перед ним на столе; он открыл затвор, достал пулю, пыж и пороховой заряд, собираясь заменить их. Оторвавшись от этого занятия, он поднял голову и посмотрел в серьезные лица сыновей. И вздохнул.
– Раскусили, – сказал он. – Бессмысленно отпираться.
– Мы хотим пойти с тобой, – сказал Том.
Хэл удивленно посмотрел на него, потом снова на заряды и продолжил свою работу. Старательно отмерил порох из фляжки, высыпал его в ствол и плотно утрамбовал. Потом взял из медного ящика кусок ткани и плотно завернул в него пулю. Теперь пуля точно подходила для ствола. Пистолет отличный, изготовлен Джорджем Трулоком в Лондоне. Рукоять ореховая, с выгравированными мелкими завитушками.
– Твоя рана еще не зажила, Том, – сказал он, не поднимая головы.
– Зажила, – возразил Том и коснулся бока. – Это была всего лишь царапина, ничего опасного.
Хэл сделал вид, что с восхищением разглядывает двойной замок пистолета. Пистолет инкрустирован золотом, восьмиугольный ствол с нарезкой. Эта нарезка не позволяет пуле вращаться беспорядочно и дает неслыханную точность выстрела. Хэл знал, что каждым выстрелом за двадцать шагов попадет в цель размером с ноготь.
Небольшим деревянным молотком он загнал пулю в ствол, затем вставил запал.
– Даже если так, я все равно нахожу твою мысль не слишком удачной, – сказал он.
– Это наш дед. Мы его семья, – настаивал Том. – Наш долг быть с тобой.
Он старательно подобрал слова и не раз повторял их заранее. Семья и долг – к этим двум понятиям отец никогда не относился с пренебрежением. И теперь он повел себя именно так, как рассчитывал Том. Отложил заряженный пистолет, встал и подошел к окну.
Некоторое время Хэл стоял, сцепив руки за спиной, глядя на сушу. Наконец он заговорил:
– Возможно, ты прав, Том. Ты уже достаточно взрослый и умеешь защититься в бою.
Он повернулся к братьям. Том был возбужден, лицо его сияло.
– Спасибо, отец.
Дориан напрягся в ожидании следующих слов отца.
– Но не ты, Дориан. Ты еще слишком молод. – Хэл старался ласковой улыбкой смягчить удар. – Мы не хотим лишиться тебя.
Дориана словно сломил этот отказ. У него на лице появилось убитое выражение, глаза наполнились слезами. Том резко толкнул его в бок и прошептал углом рта:
– Не плачь. Не будь ребенком.
Дориан взял себя в руки и с огромным трудом подавил слезы.
– Я не ребенок, – храбро и трагично произнес он.
«Какой красивый мальчик», – подумал Хэл, разглядывая сына.
Кожу Дориана позолотило тропическое солнце, его кудри в солнечном луче, падающем в окно, блестели, как медная проволока.
Хэла снова поразило сходство ребенка с матерью. Он почувствовал, что его решимость дрогнула.
– Я не ребенок. Дай мне доказать это, отец.
– Хорошо. – Хэл не смог отказать, хотя понимал, что это неразумно. – Можешь пойти с нами.
Лицо Дориана озарилось радостью, и Хэл поспешил уточнить:
– Только до берега. Будешь ждать нас в шлюпке с Уилом Уилсоном и остальными. – Он поднял руку, предупреждая дальнейшие возражения. – Достаточно! Никаких споров. Том, иди к Большому Дэниелу и скажи, чтобы он выдал тебе пистолет и абордажную саблю.
Расселись на банках, и Уил Уилсон дал приказ отходить. Гребцы взялись за весла, и шлюпка медленно направилась к берегу. На ее носу и корме были водружены длинноствольные фальконеты – смертоносные небольшие пушки, заряженные шрапнелью. На дне шлюпки, под ногами гребцов, лежали наготове пики и сабли.
Все молчали, весла погружались беззвучно, только вода капала с лопастей. Уил Уилсон смазал уключины. Том и Дориан молча обменивались возбужденными улыбками – вот одно из тех приключений, о которых они мечтали, о которых так часто говорили во время долгой вахты на марсе. Началось!
Ханна Макенберг лежала в роще молочных деревьев над берегом. Последние три дня с утра до вечера она торчала здесь, следя за покачивающимся на якоре «Серафимом». Трижды она видела, как приходили шлюпки с английского корабля, и разглядывала их в медную подзорную трубу, которую дал ей Ян Олифант. И всякий раз ее ждало разочарование – Хэла Кортни на борту не было.
Наконец она пала духом. Может, Аннета права? Может, он больше не сойдет на берег?
Ее сын тоже быстро терял интерес к охоте. Два дня он провел рядом с ней, наблюдая, но в конце концов утратил надежду и присоединился к своим приятелям в пивных на берегу.
Теперь Ханна наблюдала за шлюпкой с «Серафима», едва заметной в сгущающихся сумерках.
Она очень взволновалась. Он прибудет в темноте, как в прошлый раз, чтобы его никто не узнал. Она все время держала шлюпку в поле зрения подзорной трубы. Шлюпка коснулась носом берега, и сердце Ханны дрогнуло и учащенно забилось. На западном горизонте оставался лишь легкий отблеск света, когда из шлюпки на белый песок вышел высокий человек и, напряженно повернув голову, осмотрел дюны и редкие кусты.
Мгновение он смотрел прямо туда, где лежала Ханна. Луч света упал на его лицо – не узнать его черты было невозможно.
Но тут свет померк, так что даже в подзорную трубу шлюпка с экипажем казалась только темным неопределенным пятном на белом берегу.
– Это он! – выдохнула Ханна. – Я знала, что он придет.
Напрягая глаза, она смотрела, как от лодки отделилась небольшая группа. Люди пробрались между грудами плавника, нагроможденного у верхней границы прилива, и направились туда, где лежала Ханна.
Она закрыла трубу и прижалась к ближайшему стволу молочного дерева.
Люди шли молча. Они прошли так близко, что она испугалась, как бы ее не обнаружили. Без остановки, поскрипывая обувью по песку, они проследовали мимо нее на таком расстоянии, что она могла бы коснуться их ног. Поглядев наверх, она увидела лицо Хэла Кортни, освещенное последним лучом заката. Потом англичане миновали ее и исчезли в густом кустарнике, направляясь в глубь суши.
Ханна ждала несколько минут, чтобы они отошли подальше, потом вскочила и побежала по тропе, ведущей в город. В душе все пело, и она вслух восклицала:
– Теперь он мой! Я буду богата. Все деньги достанутся мне. Я разбогатею!
Цепочкой – Аболи впереди – они обогнули поселок, оставив его далеко в стороне. Когда пересекали дорогу, ведущую к Соленой реке и разбросанным фермам Констанции, не встретили ни одной живой души. Какая-то собака учуяла их и разразилась исступленным лаем, но никто их не окликнул.
Впереди показалась гора, и они начали подъем. Кусты стали гуще, но Аболи словно чутьем находил узкую звериную тропу наверх.
Густой лес закрыл звезды над головой. Хэл и Большой Дэниел изредка спотыкались, а Том – молодые глаза, острое зрение – безошибочно отыскивал путь в темноте. Аболи же вырос в лесах и шел впереди неслышно, как пантера. Неожиданно они очутились на голой плоской скале высоко над поселком.
– Привал, – объявил Хэл. Отыскивая место на поросшем лишайником камне, Том поражался тому, как высоко они забрались.
Звезды висели совсем близко – крупные клубки серебристого свечения, удивительные в своем бесконечном множестве. Внизу крошечные огоньки в окнах домов поселка казались ничтожными рядом с этим великолепием.
Том напился из кожаной бутылки, которую взял у Аболи, но никто не проронил ни слова. Однако ночь больше не была тихой. В лесу вокруг них суетились мелкие зверьки, кричали ночные птицы.
Снизу, со склона, доносился отвратительный хохот стаи гиен, рывшихся в грудах отбросов голландского поселения.
От этого звука волоски на шее Тома встали дыбом, и ему пришлось бороться с желанием приникнуть к темному надежному телу Аболи.
Неожиданно ему в лицо подул теплый ветер, и Том, подняв глаза, увидел, что на звезды наползают надвигающиеся с моря тяжелые тучи.
– Буря идет, – сказал Аболи, и тут же над голым утесом пронесся новый порыв ветра. В отличие от первого – ледяной. Том вздрогнул и плотнее запахнулся в плащ.
– Надо торопиться, – сказал Хэл, – пока нас не застала буря.
Все молча встали и двинулись в ночь под темными грозовыми тучами и сильным ветром. Деревья над головой качали ветвями.
Идя вслед за высокой фигурой Аболи, Том начал сомневаться, что кто-нибудь, даже Аболи, в силах найти в темном лесу темной ночью тайное место, покинутое двадцать лет назад.
Наконец, когда казалось, что минула уже половина ночи, Аболи остановился под крутым утесом, чья вершина терялась в темном небе.
Хэл и Большой Дэниел тяжело дышали после долгого подъема. Аболи старше всех, но он, как и Том, дышал легко.
Он наклонился и поставил фонарь на плоский камень перед собой.
Потом отодвинул решетку и занялся огнивом. Сталь ударила о кремень, поднялся столб ярких искр, и Аболи зажег фитиль фонаря. Держа фонарь высоко над головой, он продвинулся вдоль подножия утеса, светя на поросший лишайником камень.
Неожиданно в стене утеса открылась узкая щель, и Аболи довольно хмыкнул. Он протиснулся в щель – она была такая узкая, что его широкие плечи проходили с трудом.
В глубине щель была забита лианами и корнями кустов. Аболи саблей расчистил проход и, добравшись до конца расщелины, опустился на колени.
– Держи фонарь, Клиб.
Он передал фонарь Тому, и тот в его свете увидел, что расщелина завалена камнями. Аболи голыми руками извлек из стены камень и передал Дэниелу. Они работали молча и постепенно расчистили низкий естественный туннель в утесе. Когда туннель открылся полностью, Аболи повернулся к Хэлу.
– Только тебе и твоему старшему сыну подобает войти на место упокоения твоего отца, – негромко сказал он. – Мы с Дэниелом подождем здесь.
Он развязал кожаный мешок, висевший у него на поясе, протянул его Хэлу и наклонился, чтобы зажечь фитили других фонарей. Закончив, он кивнул Дэниелу, и оба отступили к началу расщелины, предоставив Хэлу и Тому выполнить свой священный долг до конца.
Они немного постояли молча. Бушевала буря, ветер развертывал их плащи, как стервятники – крылья. Фонари отбрасывали причудливые тени на скалу.
– Пойдем, парень.
Хэл провел Тома к скале, опустился на четвереньки и вполз в темное отверстие туннеля. Том передал ему фонарь и пополз следом.
Звуки бури стихли позади, а туннель неожиданно расширился в пещеру. Хэл встал на ноги. Потолок пещеры был всего в нескольких дюймах от его головы.
Том встал рядом с ним и заморгал в желтом свете фонаря. Он оказался в склепе, где пахло пылью веков, и его охватил набожный страх; стало трудно дышать, задрожали руки.
В дальнем конце пещеры возвышалась природная каменная платформа.
На ней сидела и смотрела прямо на них пустыми глазницами худая человеческая фигура. Том невольно отшатнулся и подавил всхлип, рвущийся из горла.
– Спокойней, парень.
Хэл взял его за руку. Шаг за шагом подвел к сидящей фигуре. По мере приближения фигура в свете фонаря становилась видна яснее.
Голова представляла собой череп.
Том знал, что голландцы обезглавили деда. Это Аболи, должно быть, вернул голову на плечи. На черепе видны были обрывки сухой кожи, как темная кора на хинном дереве.
С костяной головы свисали на спину длинные волосы, любовно расчесанные и заплетенные.
Том вздрогнул – пустые глаза деда словно смотрели ему в душу. Он хотел отодвинуться, но отец, крепко держа его за руку, негромко упрекнул:
– Он был хороший человек. Храбрый, великодушный. Незачем его бояться.
Тело было завернуто в черную шкуру, которую местами прогрызли насекомые. Хэл знал, что палач четвертовал уже мертвого отца, разрубив на куски топором. Аболи старательно собрал эти части и закутал в шкуру только что убитого буйвола. На полу под каменной платформой виднелись остатки маленького ритуального костра, кружок пепла и черных перегоревших веток.
– Помолимся вместе, – сказал Хэл негромко и потянул Тома за собой на каменный пол пещеры. – Отец наш небесный… – начал Хэл, и Том закрыл глаза руками и подхватил; голос его звучал все громче и увереннее, знакомые слова легко сходили с языка. – Да святится имя Твое на небе и на земле.
Молясь, Том в щели между пальцев видел собрание странных предметов. Он понял, что это погребальные подношения, которые оставил здесь Аболи много лет назад, когда предавал земле тело деда.
Среди этих предметов был деревянный крест, украшенный раковинами морского уха и обкатанными водой камешками, которые неярко блестели в свете фонаря. Грубая модель трехмачтового корабля с надписью на транце «Леди Эдвина», деревянный лук и нож. Том понял, что это символы тех сил, что господствовали в жизни его деда. Истинный Бог, большой корабль и оружие воина. Аболи выбрал дары с любовью и проницательностью.
Закончив молиться, они помолчали, затем Хэл открыл глаза и поднял голову. Он негромко заговорил со скелетом, сидящим над ними на каменной платформе.
– Отец, я пришел, чтобы забрать тебя в Хай-Уэлд.
Он положил на платформу мешок.
– Держи его открытым, – приказал он Тому, потом наклонился к телу отца и поднял его. Тело оказалось удивительно легким.
Сухая кожа треснула, и небольшие ее частички и клочки волос отпали. Столько лет спустя никакого запаха разложения не было, пахло только грибами и пылью.
Хэл ногами вперед уложил тело в мешок, так что высовывалась только голова. Погладил длинные, черные с проседью пряди.
Этот жест поразил Тома любовью и уважением, которые он выдавал.
– Ты любил его, – сказал он.
Хэл посмотрел на сына.
– Если бы ты его знал, ты бы тоже его любил.
– Я знаю, как люблю тебя, – ответил Том, – поэтому могу догадаться.
Хэл одной рукой обнял Тома за плечи и на мгновение крепко прижал к себе.
– Моли Бога, чтобы тебе никогда не пришлось исполнять ради меня столь тягостную обязанность, – сказал он, накрыл голову Фрэнсиса Кортни мешком и прочно завязал кожаный ремешок. Потом встал.
– Теперь нам пора, Том. Уйдем, прежде чем буря начнет бушевать в полную силу.
Он поднял мешок, осторожно взвалил на плечо, пригнулся и углубился в туннель, выводящий из пещеры.
Аболи ждал у выхода; он сделал такое движение, будто хотел облегчить Хэлу тяжесть его ноши, но Хэл покачал головой.
– Мы понесем его сами, Аболи. Веди нас с горы.
Спуск оказался труднее подъема. В темноте, в реве ветра легко было сбиться с тропы и упасть в пропасть или наткнуться на предательскую осыпь и сломать ногу. Но Аболи уверенно шел сквозь ночь, и наконец Том почувствовал, что уклон уменьшается, а скала и неустойчивые булыжники под ногами сменились прочной почвой, а потом скрипящим песком.
Яркая молния разорвала тучи и на мгновение превратила ночь в ясный полдень.
В это мгновение они увидели перед собой залив – его поверхность кипела и пенилась, выметывая белые шапки волн. Потом их снова окружила тьма, и на землю, оглушая, обрушились раскаты грома.
– Шлюпка на месте, – с облегчением крикнул Хэл, стараясь перекрыть ветер. На сетчатке его глаза отпечаталось четкое изображение шлюпки. – Окликни их, Аболи!
– «Серафим»! – крикнул Аболи в ночь, и услышал из бури ответ:
– На судне!
Это был голос Уила Уилсона, и они двинулись по дюнам вниз. Ноша Хэла, в начале спуска обманчиво легкая, теперь пригибала его к земле, но он отказывался отдать ее. Тесной группой они добрались до подножия дюны. Аболи открыл сетку фонаря и посветил в сторону берега.
– К оружию! – отчаянно крикнул он, увидев в свете фонаря, что их окружили темные фигуры – людей или зверей, он не понял. – Защищайтесь!
Все отбросили плащи и обнажили клинки, инстинктивно встав в круг, спина к спине, лицом наружу; острия их сабель образовали стальное кольцо.
Снова ударила молния, ослепительный свет расколол низкие тучи, осветил песчаный берег и бурные воды. Стал виден ряд зловещих фигур, которые бежали к ним. Свет блеснул на их обнаженных клинках, на дубинах и копьях, которыми они потрясали, и на мгновение выхватил из тьмы их лица. Все это были готтентоты, ни одного голландца.
Глядя на приближающегося к нему человека, Том испытал приступ суеверного страха. На него бежало отвратительное чудовище из кошмарного сна. Длинные пряди его черных волос извивались на ветру, как змеи, вокруг страшного лица, со шрамом через раздутый нос и лиловые губы обезображенного перекошеного рта, из которого текла слюна. Глаза горели яростью. Эта тварь бежала к Тому.
Тут их снова обступила тьма, однако Том заметил, как этот человек занес саблю над головой; предвидя удар, он развернул плечи и нырнул под клинок. Мимо уха просвистело лезвие, громко выдохнул нападавший, вложивший всю силу в этот удар.
И тут ему вспомнились уроки Аболи. Том сделал ответный выпад, ориентируясь на хриплое дыхание противника, и почувствовал, как его клинок погрузился в плоть; он испытал неведомое прежде чувство и поразился. Противник закричал от боли, а на Тома нахлынула свирепая радость. Он отскочил, переменил положение ног, быстрый, как кошка, и снова сделал выпад вслепую. И снова попал, ощутил, как сталь вошла в плоть и стукнулась о кость. Человек заорал, и Том впервые в жизни познал бешеное возбуждение битвы.
В небе сверкнула молния, и Том увидел, как его противник покачнулся и выронил саблю на песок.
Он сжимал свое изуродованное лицо. Щека была рассечена до кости, и кровь, черная в голубом свете, как смола, лилась по подбородку и капала на грудь.
При той же вспышке молнии Том увидел, что отец и Аболи убили своих противников – те лежали на песке, один конвульсивно дергался, другой свернулся клубком, обеими руками зажимая рану; рот его был раскрыт в неслышном крике боли.
Гребцы одновременно подняли весла и держали их в воздухе, как кавалеристы – копья. Лодка скользнула по песку и остановилась на сухом высоком месте.
– Здоровый, сволочь, – заметила Аннета.
– Это точно он.
Они смотрели, как капитан Андерсон и Большой Дэниел вылезают из шлюпки и идут по тропе к поселку.
– Пойду поговорю с матросами, – вызвалась Аннета. – Узнаю, с какого корабля наш человек и точно ли он сын пирата Фрэнки.
Ханна и Ян Олифант смотрели, как она идет по песку к шлюпке. Моряки заметили ее и принялись смеяться и в ожидании подталкивать друг друга.
– Награду для всех нас должна получить Аннета, – сказала Ханна сыну.
– Ja. Я думал то же самое. Платить будет ее приятель.
Они наблюдали, как Аннета смеется и болтает с моряками. Потом она кивнула и повела одного из них в небольшую рощу темно-зеленых молочных деревьев выше по берегу.
– Какую долю ты ей пообещала? – спросил Ян Олифант.
– Половину.
– Половину? – Его поразила такая расточительность. – Это слишком много.
Первый матрос показался из-за деревьев, завязывая веревку, державшую штаны. Товарищи иронически приветствовали его, а второй матрос выскочил из лодки и побежал под деревья, сопровождаемый свистом и аплодисментами.
– Да, многовато, – согласилась Ханна. – Она жадная сука. Вот увидишь, обслужит всех этих английских свиней.
– Ja, с меня взяла два гульдена. Жадная сука. Придется от нее избавиться, – философски заметил Ян Олифант.
– Ты прав, сын мой. Так ей и надо. Но пусть сперва получит для нас деньги.
Они терпеливо ждали на солнце, лениво обсуждая, что сделают с богатством, которое скоро будет в их руках, и наблюдали за тем, как английские матросы один за другим исчезают под деревьями и несколько минут спустя возвращаются, глуповато улыбаясь в ответ на дружеские насмешки и крики товарищей.
– Ну, что я говорила? Она обслужила всех до одного, – неодобрительно заметила Ханна, когда последний матрос вернулся к шлюпке. Несколько минут спустя из-под деревьев показалась и Аннета, стряхивая с волос и одежды песчинки. Она с самодовольным выражением на круглом розовом лице подошла к тому месту, где сидели Ханна и Ян Олифант. И села рядом с Ханной.
– Ну? – спросила Ханна.
– Капитан корабля Английской Ост-Индской компании «Серафим» сэр Генри Кортни! – провозгласила она.
– И у тебя есть свидетельства восьми его матросов, – язвительно добавила Ханна.
Аннета невозмутимо продолжила:
– Кажется, этот Генри Кортни – богатый английский дворянин. Ему принадлежит большая собственность в Англии.
Ян Олифант улыбнулся.
– Как заложник он может стоить больше десяти тысяч гульденов. Мы с моими парнями будем ждать здесь, когда он сойдет на берег.
Ханна встревожилась.
– Задерживать его ради выкупа опасно! Он мне кажется скользкой рыбой. Хватай, отруби голову и неси в ВОК. Бери награду и забудь о выкупе.
– Мертвый или живой? – спросил Ян Олифант у Аннеты.
– Ханна права, – подтвердила она.
– Моя мать права. Мертвая рыба не выскользнет из пальцев. Рыба с перерезанным горлом, – рассуждал Ян.
– Я буду ждать с тобой на берегу. И покажу его тебе и твоим парням, – сказала Ханна сыну.
– Если он снова высадится на берег, – презрительно напомнила Аннета, и Ханна опять забеспокоилась.
Груз, отправляющийся в Бомбей, сняли с «Серафима» и перевезли на «Йомен». Бочки вычистили и заново наполнили водой из ручья, бегущего вдоль склонов Столовой горы.
Пополнили запасы лампового масла, а также соли, муки, сухарей и других сухих припасов, израсходованных за долгое плавание к югу. Хэл переоснастил корабль, чтобы улучишь его ход. Экипаж был в хорошем настроении, все здоровы, сыты и счастливы, отъедаясь свежими фруктами, овощами и мясом; двадцать шесть больных цингой, после того как Хэл временно поселил их на берегу, полностью выздоровели. Они возвращались на борт оживленные, готовые продолжать плавание.
– Ухожу завтра на рассвете, – сказал Хэл капитану «Йомена» Андерсону. – Вы тоже торопитесь выйти в море?
– Не бойтесь, – заверил его Андерсон. – Я буду ждать встречи в условленном месте первого декабря.
– У меня найдется для вас хорошая работа, – пообещал Хэл. – Есть еще одно – последнее, в чем я прошу вашей помощи.
– Говорите.
– Сегодня вечером я отправляюсь на берег по очень важному для меня делу.
– Простите мое вмешательство, сэр Генри, но разве это разумно? После того как вы поделились со мной, я навел справки у властей колонии. У них к вам незакрытый счет. И если вы попадете к ним в руки, вам не поздоровится.
– Благодарю за заботу, сэр, но мое дело на берегу отложить нельзя. Когда оно будет закончено, я передам вам небольшой ящик, чтобы вы отвезли его в Бомбей от моего имени. Я буду у вас в большом долгу, если вы отправите ящик на первом же корабле из Бомбея в Англию, моему старшему сыну в Девоне.
– Можете быть абсолютно уверены, что я так и сделаю, сэр Генри.
Том и Дориан с растущим возбуждением наблюдали за приготовлениями к вылазке на берег.
Они обсуждали ее уже несколько дней. Когда Хэл начал отбирать людей и подбирать для них оружие, любопытство победило.
Подбадривая друг друга, мальчики направились к каюте отца, где, как им было известно, он закрылся со своими офицерами.
Дориан караулил на трапе, а Том прильнул к двери каюты и стал слушать. Он услышал голос отца:
– Пока я на берегу, старший на корабле вы, мистер Тайлер. Возможно, нас будут преследовать голландцы и вообще не исключено спешное возвращение, поэтому пусть экипаж шлюпки ждет нас на берегу в полной готовности. Все должны быть вооружены и готовы прийти нам на помощь. Вы тоже будьте готовы помочь нам, мистер Тайлер, и, как только мы окажемся на борту, поднять якорь и отчалить, даже посреди ночи.
Том отвел Дориана на палубу. Они поднялись на снасти и уселись рядом на грот-мачте. Сюда они уходили, когда не хотели, чтобы их подслушали.
– Сегодня вечером. Я слышал, как отец отдавал приказы офицерам. Он ведет на берег вооруженный отряд, – сказал Том младшему брату. – Теперь мы знаем, для чего этот ящик.
– Правда? – с сомнением спросил Дориан. Они вдвоем наблюдали, как группа матросов под руководством Большого Дэниела принесла этот загадочный ящик из трюма. Размером с небольшой матросский сундучок, сделан из полированного тика, прекрасно подогнан и сколочен, с крышкой на винтах.
– Конечно, знаем, – уверенно ответил Том. – Отец собирается забрать тело дедушки оттуда, где его спрятал Аболи.
Дориан сразу заинтересовался.
– Он возьмет нас с собой?
Том приподнял шапку и с сомнением почесал в затылке.
Дориан настаивал:
– Ты ведь не побоишься спросить его, Том?
Он знал, что лучший способ добиться чего-нибудь от Тома – поддразнить его.
– Еще чего! – с негодованием ответил Том. Тем не менее ему пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы вернуться к каюте на корме.
– Говорить буду я, – шепотом сказал он Дориану и постучал в дверь.
– Войдите! – резко сказал отец и увидел, кто это. – А, вы. Каким бы важным ни было ваше дело, ребята, у меня сейчас нет времени. Вам придется прийти потом. Поговорим завтра.
Оба, сжимая шапки в руках, упрямо стояли у двери. Том показал на полированный тиковый ящик, который теперь стоял на столе в центре каюты.
– Мы с Дорианом знаем, что сегодня вечером ты хочешь забрать дедушку Фрэнсиса. Это гроб для него, который ты привез из дома.
Хэл извлекал заряд из двух пистолетов, лежавших перед ним на столе; он открыл затвор, достал пулю, пыж и пороховой заряд, собираясь заменить их. Оторвавшись от этого занятия, он поднял голову и посмотрел в серьезные лица сыновей. И вздохнул.
– Раскусили, – сказал он. – Бессмысленно отпираться.
– Мы хотим пойти с тобой, – сказал Том.
Хэл удивленно посмотрел на него, потом снова на заряды и продолжил свою работу. Старательно отмерил порох из фляжки, высыпал его в ствол и плотно утрамбовал. Потом взял из медного ящика кусок ткани и плотно завернул в него пулю. Теперь пуля точно подходила для ствола. Пистолет отличный, изготовлен Джорджем Трулоком в Лондоне. Рукоять ореховая, с выгравированными мелкими завитушками.
– Твоя рана еще не зажила, Том, – сказал он, не поднимая головы.
– Зажила, – возразил Том и коснулся бока. – Это была всего лишь царапина, ничего опасного.
Хэл сделал вид, что с восхищением разглядывает двойной замок пистолета. Пистолет инкрустирован золотом, восьмиугольный ствол с нарезкой. Эта нарезка не позволяет пуле вращаться беспорядочно и дает неслыханную точность выстрела. Хэл знал, что каждым выстрелом за двадцать шагов попадет в цель размером с ноготь.
Небольшим деревянным молотком он загнал пулю в ствол, затем вставил запал.
– Даже если так, я все равно нахожу твою мысль не слишком удачной, – сказал он.
– Это наш дед. Мы его семья, – настаивал Том. – Наш долг быть с тобой.
Он старательно подобрал слова и не раз повторял их заранее. Семья и долг – к этим двум понятиям отец никогда не относился с пренебрежением. И теперь он повел себя именно так, как рассчитывал Том. Отложил заряженный пистолет, встал и подошел к окну.
Некоторое время Хэл стоял, сцепив руки за спиной, глядя на сушу. Наконец он заговорил:
– Возможно, ты прав, Том. Ты уже достаточно взрослый и умеешь защититься в бою.
Он повернулся к братьям. Том был возбужден, лицо его сияло.
– Спасибо, отец.
Дориан напрягся в ожидании следующих слов отца.
– Но не ты, Дориан. Ты еще слишком молод. – Хэл старался ласковой улыбкой смягчить удар. – Мы не хотим лишиться тебя.
Дориана словно сломил этот отказ. У него на лице появилось убитое выражение, глаза наполнились слезами. Том резко толкнул его в бок и прошептал углом рта:
– Не плачь. Не будь ребенком.
Дориан взял себя в руки и с огромным трудом подавил слезы.
– Я не ребенок, – храбро и трагично произнес он.
«Какой красивый мальчик», – подумал Хэл, разглядывая сына.
Кожу Дориана позолотило тропическое солнце, его кудри в солнечном луче, падающем в окно, блестели, как медная проволока.
Хэла снова поразило сходство ребенка с матерью. Он почувствовал, что его решимость дрогнула.
– Я не ребенок. Дай мне доказать это, отец.
– Хорошо. – Хэл не смог отказать, хотя понимал, что это неразумно. – Можешь пойти с нами.
Лицо Дориана озарилось радостью, и Хэл поспешил уточнить:
– Только до берега. Будешь ждать нас в шлюпке с Уилом Уилсоном и остальными. – Он поднял руку, предупреждая дальнейшие возражения. – Достаточно! Никаких споров. Том, иди к Большому Дэниелу и скажи, чтобы он выдал тебе пистолет и абордажную саблю.
* * *
За час до заката они спустились в шлюпку. На берег предстояло высадиться всего четырем людям: Хэлу, Аболи, Дэниелу Фишеру и Тому. У каждого огниво и сигнальный фонарь. Под темными плащами – абордажные сабли и у каждого по два пистолета. Аболи обернул вокруг пояса и завязал большой кожаный мешок.Расселись на банках, и Уил Уилсон дал приказ отходить. Гребцы взялись за весла, и шлюпка медленно направилась к берегу. На ее носу и корме были водружены длинноствольные фальконеты – смертоносные небольшие пушки, заряженные шрапнелью. На дне шлюпки, под ногами гребцов, лежали наготове пики и сабли.
Все молчали, весла погружались беззвучно, только вода капала с лопастей. Уил Уилсон смазал уключины. Том и Дориан молча обменивались возбужденными улыбками – вот одно из тех приключений, о которых они мечтали, о которых так часто говорили во время долгой вахты на марсе. Началось!
Ханна Макенберг лежала в роще молочных деревьев над берегом. Последние три дня с утра до вечера она торчала здесь, следя за покачивающимся на якоре «Серафимом». Трижды она видела, как приходили шлюпки с английского корабля, и разглядывала их в медную подзорную трубу, которую дал ей Ян Олифант. И всякий раз ее ждало разочарование – Хэла Кортни на борту не было.
Наконец она пала духом. Может, Аннета права? Может, он больше не сойдет на берег?
Ее сын тоже быстро терял интерес к охоте. Два дня он провел рядом с ней, наблюдая, но в конце концов утратил надежду и присоединился к своим приятелям в пивных на берегу.
Теперь Ханна наблюдала за шлюпкой с «Серафима», едва заметной в сгущающихся сумерках.
Она очень взволновалась. Он прибудет в темноте, как в прошлый раз, чтобы его никто не узнал. Она все время держала шлюпку в поле зрения подзорной трубы. Шлюпка коснулась носом берега, и сердце Ханны дрогнуло и учащенно забилось. На западном горизонте оставался лишь легкий отблеск света, когда из шлюпки на белый песок вышел высокий человек и, напряженно повернув голову, осмотрел дюны и редкие кусты.
Мгновение он смотрел прямо туда, где лежала Ханна. Луч света упал на его лицо – не узнать его черты было невозможно.
Но тут свет померк, так что даже в подзорную трубу шлюпка с экипажем казалась только темным неопределенным пятном на белом берегу.
– Это он! – выдохнула Ханна. – Я знала, что он придет.
Напрягая глаза, она смотрела, как от лодки отделилась небольшая группа. Люди пробрались между грудами плавника, нагроможденного у верхней границы прилива, и направились туда, где лежала Ханна.
Она закрыла трубу и прижалась к ближайшему стволу молочного дерева.
Люди шли молча. Они прошли так близко, что она испугалась, как бы ее не обнаружили. Без остановки, поскрипывая обувью по песку, они проследовали мимо нее на таком расстоянии, что она могла бы коснуться их ног. Поглядев наверх, она увидела лицо Хэла Кортни, освещенное последним лучом заката. Потом англичане миновали ее и исчезли в густом кустарнике, направляясь в глубь суши.
Ханна ждала несколько минут, чтобы они отошли подальше, потом вскочила и побежала по тропе, ведущей в город. В душе все пело, и она вслух восклицала:
– Теперь он мой! Я буду богата. Все деньги достанутся мне. Я разбогатею!
Цепочкой – Аболи впереди – они обогнули поселок, оставив его далеко в стороне. Когда пересекали дорогу, ведущую к Соленой реке и разбросанным фермам Констанции, не встретили ни одной живой души. Какая-то собака учуяла их и разразилась исступленным лаем, но никто их не окликнул.
Впереди показалась гора, и они начали подъем. Кусты стали гуще, но Аболи словно чутьем находил узкую звериную тропу наверх.
Густой лес закрыл звезды над головой. Хэл и Большой Дэниел изредка спотыкались, а Том – молодые глаза, острое зрение – безошибочно отыскивал путь в темноте. Аболи же вырос в лесах и шел впереди неслышно, как пантера. Неожиданно они очутились на голой плоской скале высоко над поселком.
– Привал, – объявил Хэл. Отыскивая место на поросшем лишайником камне, Том поражался тому, как высоко они забрались.
Звезды висели совсем близко – крупные клубки серебристого свечения, удивительные в своем бесконечном множестве. Внизу крошечные огоньки в окнах домов поселка казались ничтожными рядом с этим великолепием.
Том напился из кожаной бутылки, которую взял у Аболи, но никто не проронил ни слова. Однако ночь больше не была тихой. В лесу вокруг них суетились мелкие зверьки, кричали ночные птицы.
Снизу, со склона, доносился отвратительный хохот стаи гиен, рывшихся в грудах отбросов голландского поселения.
От этого звука волоски на шее Тома встали дыбом, и ему пришлось бороться с желанием приникнуть к темному надежному телу Аболи.
Неожиданно ему в лицо подул теплый ветер, и Том, подняв глаза, увидел, что на звезды наползают надвигающиеся с моря тяжелые тучи.
– Буря идет, – сказал Аболи, и тут же над голым утесом пронесся новый порыв ветра. В отличие от первого – ледяной. Том вздрогнул и плотнее запахнулся в плащ.
– Надо торопиться, – сказал Хэл, – пока нас не застала буря.
Все молча встали и двинулись в ночь под темными грозовыми тучами и сильным ветром. Деревья над головой качали ветвями.
Идя вслед за высокой фигурой Аболи, Том начал сомневаться, что кто-нибудь, даже Аболи, в силах найти в темном лесу темной ночью тайное место, покинутое двадцать лет назад.
Наконец, когда казалось, что минула уже половина ночи, Аболи остановился под крутым утесом, чья вершина терялась в темном небе.
Хэл и Большой Дэниел тяжело дышали после долгого подъема. Аболи старше всех, но он, как и Том, дышал легко.
Он наклонился и поставил фонарь на плоский камень перед собой.
Потом отодвинул решетку и занялся огнивом. Сталь ударила о кремень, поднялся столб ярких искр, и Аболи зажег фитиль фонаря. Держа фонарь высоко над головой, он продвинулся вдоль подножия утеса, светя на поросший лишайником камень.
Неожиданно в стене утеса открылась узкая щель, и Аболи довольно хмыкнул. Он протиснулся в щель – она была такая узкая, что его широкие плечи проходили с трудом.
В глубине щель была забита лианами и корнями кустов. Аболи саблей расчистил проход и, добравшись до конца расщелины, опустился на колени.
– Держи фонарь, Клиб.
Он передал фонарь Тому, и тот в его свете увидел, что расщелина завалена камнями. Аболи голыми руками извлек из стены камень и передал Дэниелу. Они работали молча и постепенно расчистили низкий естественный туннель в утесе. Когда туннель открылся полностью, Аболи повернулся к Хэлу.
– Только тебе и твоему старшему сыну подобает войти на место упокоения твоего отца, – негромко сказал он. – Мы с Дэниелом подождем здесь.
Он развязал кожаный мешок, висевший у него на поясе, протянул его Хэлу и наклонился, чтобы зажечь фитили других фонарей. Закончив, он кивнул Дэниелу, и оба отступили к началу расщелины, предоставив Хэлу и Тому выполнить свой священный долг до конца.
Они немного постояли молча. Бушевала буря, ветер развертывал их плащи, как стервятники – крылья. Фонари отбрасывали причудливые тени на скалу.
– Пойдем, парень.
Хэл провел Тома к скале, опустился на четвереньки и вполз в темное отверстие туннеля. Том передал ему фонарь и пополз следом.
Звуки бури стихли позади, а туннель неожиданно расширился в пещеру. Хэл встал на ноги. Потолок пещеры был всего в нескольких дюймах от его головы.
Том встал рядом с ним и заморгал в желтом свете фонаря. Он оказался в склепе, где пахло пылью веков, и его охватил набожный страх; стало трудно дышать, задрожали руки.
В дальнем конце пещеры возвышалась природная каменная платформа.
На ней сидела и смотрела прямо на них пустыми глазницами худая человеческая фигура. Том невольно отшатнулся и подавил всхлип, рвущийся из горла.
– Спокойней, парень.
Хэл взял его за руку. Шаг за шагом подвел к сидящей фигуре. По мере приближения фигура в свете фонаря становилась видна яснее.
Голова представляла собой череп.
Том знал, что голландцы обезглавили деда. Это Аболи, должно быть, вернул голову на плечи. На черепе видны были обрывки сухой кожи, как темная кора на хинном дереве.
С костяной головы свисали на спину длинные волосы, любовно расчесанные и заплетенные.
Том вздрогнул – пустые глаза деда словно смотрели ему в душу. Он хотел отодвинуться, но отец, крепко держа его за руку, негромко упрекнул:
– Он был хороший человек. Храбрый, великодушный. Незачем его бояться.
Тело было завернуто в черную шкуру, которую местами прогрызли насекомые. Хэл знал, что палач четвертовал уже мертвого отца, разрубив на куски топором. Аболи старательно собрал эти части и закутал в шкуру только что убитого буйвола. На полу под каменной платформой виднелись остатки маленького ритуального костра, кружок пепла и черных перегоревших веток.
– Помолимся вместе, – сказал Хэл негромко и потянул Тома за собой на каменный пол пещеры. – Отец наш небесный… – начал Хэл, и Том закрыл глаза руками и подхватил; голос его звучал все громче и увереннее, знакомые слова легко сходили с языка. – Да святится имя Твое на небе и на земле.
Молясь, Том в щели между пальцев видел собрание странных предметов. Он понял, что это погребальные подношения, которые оставил здесь Аболи много лет назад, когда предавал земле тело деда.
Среди этих предметов был деревянный крест, украшенный раковинами морского уха и обкатанными водой камешками, которые неярко блестели в свете фонаря. Грубая модель трехмачтового корабля с надписью на транце «Леди Эдвина», деревянный лук и нож. Том понял, что это символы тех сил, что господствовали в жизни его деда. Истинный Бог, большой корабль и оружие воина. Аболи выбрал дары с любовью и проницательностью.
Закончив молиться, они помолчали, затем Хэл открыл глаза и поднял голову. Он негромко заговорил со скелетом, сидящим над ними на каменной платформе.
– Отец, я пришел, чтобы забрать тебя в Хай-Уэлд.
Он положил на платформу мешок.
– Держи его открытым, – приказал он Тому, потом наклонился к телу отца и поднял его. Тело оказалось удивительно легким.
Сухая кожа треснула, и небольшие ее частички и клочки волос отпали. Столько лет спустя никакого запаха разложения не было, пахло только грибами и пылью.
Хэл ногами вперед уложил тело в мешок, так что высовывалась только голова. Погладил длинные, черные с проседью пряди.
Этот жест поразил Тома любовью и уважением, которые он выдавал.
– Ты любил его, – сказал он.
Хэл посмотрел на сына.
– Если бы ты его знал, ты бы тоже его любил.
– Я знаю, как люблю тебя, – ответил Том, – поэтому могу догадаться.
Хэл одной рукой обнял Тома за плечи и на мгновение крепко прижал к себе.
– Моли Бога, чтобы тебе никогда не пришлось исполнять ради меня столь тягостную обязанность, – сказал он, накрыл голову Фрэнсиса Кортни мешком и прочно завязал кожаный ремешок. Потом встал.
– Теперь нам пора, Том. Уйдем, прежде чем буря начнет бушевать в полную силу.
Он поднял мешок, осторожно взвалил на плечо, пригнулся и углубился в туннель, выводящий из пещеры.
Аболи ждал у выхода; он сделал такое движение, будто хотел облегчить Хэлу тяжесть его ноши, но Хэл покачал головой.
– Мы понесем его сами, Аболи. Веди нас с горы.
Спуск оказался труднее подъема. В темноте, в реве ветра легко было сбиться с тропы и упасть в пропасть или наткнуться на предательскую осыпь и сломать ногу. Но Аболи уверенно шел сквозь ночь, и наконец Том почувствовал, что уклон уменьшается, а скала и неустойчивые булыжники под ногами сменились прочной почвой, а потом скрипящим песком.
Яркая молния разорвала тучи и на мгновение превратила ночь в ясный полдень.
В это мгновение они увидели перед собой залив – его поверхность кипела и пенилась, выметывая белые шапки волн. Потом их снова окружила тьма, и на землю, оглушая, обрушились раскаты грома.
– Шлюпка на месте, – с облегчением крикнул Хэл, стараясь перекрыть ветер. На сетчатке его глаза отпечаталось четкое изображение шлюпки. – Окликни их, Аболи!
– «Серафим»! – крикнул Аболи в ночь, и услышал из бури ответ:
– На судне!
Это был голос Уила Уилсона, и они двинулись по дюнам вниз. Ноша Хэла, в начале спуска обманчиво легкая, теперь пригибала его к земле, но он отказывался отдать ее. Тесной группой они добрались до подножия дюны. Аболи открыл сетку фонаря и посветил в сторону берега.
– К оружию! – отчаянно крикнул он, увидев в свете фонаря, что их окружили темные фигуры – людей или зверей, он не понял. – Защищайтесь!
Все отбросили плащи и обнажили клинки, инстинктивно встав в круг, спина к спине, лицом наружу; острия их сабель образовали стальное кольцо.
Снова ударила молния, ослепительный свет расколол низкие тучи, осветил песчаный берег и бурные воды. Стал виден ряд зловещих фигур, которые бежали к ним. Свет блеснул на их обнаженных клинках, на дубинах и копьях, которыми они потрясали, и на мгновение выхватил из тьмы их лица. Все это были готтентоты, ни одного голландца.
Глядя на приближающегося к нему человека, Том испытал приступ суеверного страха. На него бежало отвратительное чудовище из кошмарного сна. Длинные пряди его черных волос извивались на ветру, как змеи, вокруг страшного лица, со шрамом через раздутый нос и лиловые губы обезображенного перекошеного рта, из которого текла слюна. Глаза горели яростью. Эта тварь бежала к Тому.
Тут их снова обступила тьма, однако Том заметил, как этот человек занес саблю над головой; предвидя удар, он развернул плечи и нырнул под клинок. Мимо уха просвистело лезвие, громко выдохнул нападавший, вложивший всю силу в этот удар.
И тут ему вспомнились уроки Аболи. Том сделал ответный выпад, ориентируясь на хриплое дыхание противника, и почувствовал, как его клинок погрузился в плоть; он испытал неведомое прежде чувство и поразился. Противник закричал от боли, а на Тома нахлынула свирепая радость. Он отскочил, переменил положение ног, быстрый, как кошка, и снова сделал выпад вслепую. И снова попал, ощутил, как сталь вошла в плоть и стукнулась о кость. Человек заорал, и Том впервые в жизни познал бешеное возбуждение битвы.
В небе сверкнула молния, и Том увидел, как его противник покачнулся и выронил саблю на песок.
Он сжимал свое изуродованное лицо. Щека была рассечена до кости, и кровь, черная в голубом свете, как смола, лилась по подбородку и капала на грудь.
При той же вспышке молнии Том увидел, что отец и Аболи убили своих противников – те лежали на песке, один конвульсивно дергался, другой свернулся клубком, обеими руками зажимая рану; рот его был раскрыт в неслышном крике боли.