Дэниел выглядел ошеломленным. Мейбел – его жена, главная повариха в Хай-Уэлде, полная, веселая, краснощекая.
– Да как она могла… – начал он гневно, но сразу улыбнулся, увидев огонек в глазах Хэла.
А Хэл повернулся к Аболи.
– Что касается тебя, черный дьявол, мэр Плимута жаловался мне, что в городе поветрие – лысые черные младенцы, и мужья заряжают мушкеты. Тебе тоже пора на время исчезнуть.
Аболи затрясся от громкого смеха.
– Куда мы отправимся, Гандвейн?
Он воспользовался прозвищем, которым окрестил Хэла, когда тот был мальчишкой; на лесном языке оно означает «тростниковая крыса». Сейчас Аболи редко пользовался этим прозвищем, только в минуты проявления сильных эмоций.
– На юг, – ответил Хэл. – За мыс Доброй Надежды. В океан, который ты так хорошо знаешь.
– Это зачем же?
– Искать человека по имени Джангири.
– А что мы сделаем, когда найдем его? – не унимался Аболи.
– Убьем и заберем его сокровища.
Аболи ненадолго задумался.
– По мне, звучит неплохо.
– А какой корабль? – спросил Большой Дэниел.
– «Серафим». Корабль Ост-Индской компании, только что сошедший со стапеля. Тридцать шесть пушек и проворен, как хорек.
– А что значит «Серафим»?
– Серафим – из наивысших чинов небесного воинства.
– Для меня это на букву Z.
Дэниел показал в улыбке розовые десны. Конечно, читать он не умеет и знает лишь, что Z – самая последняя, то есть наименее важная буква. Хэл про себя улыбнулся.
– А когда мы увидим «Серафим»? – спросил Дэниел.
– Завтра утром. Пусть карета будет готова на рассвете. До верфи Компании в Дептфорде путь не близкий. – Они хотели подняться, но Хэл остановил их. – Но прежде нам еще многое предстоит сделать. Во-первых, у нас нет экипажа.
Оба сразу посерьезнели. Найти экипаж для нового корабля, даже пятого класса, – всегда трудная задача.
Хэл взял со стола бумагу. Это было объявление, которое он сам написал накануне и отправил с Уэлшем в типографию на Кэннон-стрит. Хэл получил первый оттиск.
КАПИТАН СЭР ХЭЛ КОРТНИ, герой войн с Голландией, искусный моряк и знаменитый навигатор, который захватил голландские галеоны «Стандвастигейд» и «Хеерлике Нахт», прославил корабли «Леди Эдвина» и «Золотой куст», совершил много плаваний к берегам Африки и Островам пряностей в Индиях, сражался с врагами, побеждал их и захватывал БОЛЬШИЕ СОКРОВИЩА и БОГАТУЮ ДОБЫЧУ, набирает хороших и верных моряков на свой новый корабль «Серафим», 36-пушечный остиндиец, мощный, быстрый, снабженный всем необходимым с учетом удобств и заботы об офицерах и матросах. Те моряки, которым уже посчастливилось плавать с КАПИТАНОМ КОРТНИ, получали не меньше двухсот фунтов призовых денег.
С ЛИЦЕНЗИЕЙ, выданной ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ ВИЛЬГЕЛЬМОМ ТРЕТЬИМ (да благословит его Бог), КАПИТАН КОРТНИ будет искать в ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ врагов ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, чтобы уничтожить их И ЗАВОЕВАТЬ БОГАТЫЕ ПРИЗЫ! Из коих половина будет поделена между офицерами и ЭКИПАЖЕМ.
ВСЕХ ДОБРЫХ МОРЯКОВ, кто ищет работу и удачу, будет сердечно приветствовать кружкой эля БОЛЬШОЙ ДЭНИЕЛ ФИШЕР, главный боцман «Серафима», в гостинице «ПЛУГ» на ТЭЙЛОРС-ЛЕЙН.
Аболи прочел объявление вслух ради Большого Дэниела, который всегда утверждал, что для чтения зрение у него слишком слабое, хотя мог заметить чайку на горизонте и без малейших затруднений вырезал самые тонкие детали в своих моделях судов.
Когда Аболи дочитал, Дэниел улыбнулся:
– Слишком большая удача, чтобы упустить ее, да и капитан мне подходит. Думаю, я поставлю крестик в его судовом расписании.
Когда мастер Уэлш вернулся из типографии, сгибаясь под тяжестью тюков с объявлениями, Хэл отправил близнецов и Дориана помогать Аболи и Дэниелу прибивать эти листы на всех углах, в каждой таверне и борделе вдоль реки и в доках.
Аболи подвел карету к верфи. Хэл нетерпеливо выскочил из нее и пошел к краю Дептфордского причала, где его уже ждали Большой Дэниел и Уил Уилсон. Река кишела судами, от перевозящих провизию шлюпок до военных кораблей первого класса. Одни представляли собой только голые корпуса, другие шли в полной оснастке, с поставленными наискосок реями и поднятыми парусами; они шли вниз по реке к Грейвсэнду, чтобы выйти в Канал[8], или лавировали против ветра и течения, направляясь к Блэкуоллу[9].
Но среди всего этого изобилия кораблей невозможно было не узнать «Серафим». Хэл сразу увидел стоящий на якоре в главном течении корабль, окруженный лихтерами; на палубах работало множество плотников и парусных мастеров.
На глазах у Хэла с одного из лихтеров подняли и опустили в открытый люк трюма огромную бочку для воды.
– Красавец! – прошептал Хэл, почти со сладострастным наслаждением скользя взглядом по бортам корабля, словно тот был обнаженной женщиной. Хотя реи корабля еще не выправлены, мачты уже стоят, и Хэлу представилось то огромное облако парусов, которое они понесут.
Корпус корабля представлял собой удачный компромисс. Корабль, достаточно широкий, имел необходимую осадку, чтобы нести груз и орудия, как подобает вооруженному торговому судну. Но изящные очертания кормы и носа обещали скорость и легкость управления при любом ветре.
– Он поплывет куда захотите, капитан, и распустит паруса, стоит фее пукнуть, – сказал за спиной у Хэла Большой Дэниел. То, что он заговорил без приглашения, свидетельствовало о глубине его восхищения.
Убранство «Серафима» не посрамило гордость и престиж Ост-Индской компании. Хотя лихтеры, окружавшие корабль, частично загораживали его корпус, свежеокрашенный борт сверкал на солнце. Краска была золотая и синяя, галереи юта украшены множеством резных херувимов и серафимов, фигура на носу – крылатый ангел с лицом ребенка, давший кораблю его название. Орудийные порты в шахматном порядке выкрашены золотом, подчеркивая огневую мощь корабля.
– Эй, на шлюпке! – крикнул Хэл и, когда одна подошла, проворно сбежал по скользким каменным ступеням причала и шагнул на корму.
– Отвези нас к «Серафиму», – сказал Большой Дэниел лодочнику, который сел за руль, и сам оттолкнул шлюпку. От суденышка пахло сточными водами, палуба была грязная; вероятно, одна из обязанностей этой шлюпки – вывоз ночных отходов из офицерских кают стоящих на якоре кораблей, но днем она развозила овощи и пассажиров.
– Вы капитан Кортни, новый капитан «Серафима»? – спросил лодочник.
– Почитай наше объявление в таверне «Твое место», – ответил Большой Дэниел, потому что Хэл был слишком увлечен видом корабля, чтобы расслышать вопрос.
– У меня два отличных сильных парня, они хотят плавать с вами, – сказал старик.
– Пришли их ко мне, – проворчал Большой Дэниел. В три дня после того, как были развешаны объявления, он набрал почти весь экипаж.
Теперь нет необходимости ходить по тюрьмам и подкупать тюремщиков, чтобы те отправляли подходящих заключенных на борт в цепях. Напротив, Дэниел сумел отобрать лучших из множества осаждавших его моряков. Места на кораблях Компании пользовались большим спросом – условия жизни и плата там были гораздо лучше, чем в королевском флоте.
Каждый бездельник в порту и каждый моряк на идущем в Англию корабле прекрасно знают, что как только будет объявлена война Франции, шайки ловцов начнут прочесывать порты и всех, кто попадется, отправлять на военные корабли. Каждый дурак понимал, что лучше обеспечить себе хорошее место сейчас и уплыть в дальние моря до начала бойни.
Главный корабел на борту «Серафима» распознал в высокой фигуре в шлюпке важную особу и догадался, кто это. Когда Хэл поднялся по лестнице, его уже ждали.
– Эфраим Грин, к вашим услугам, капитан.
– Пожалуйста, покажите мне корабль, мистер Грин.
Взгляд Хэла уже кочевал от стеньг по всем уголкам палубы. Хэл отправился на корму, корабел заспешил. Они обошли весь корабль – от нижнего трюма до брам-стеньги, и Хэл, обнаружив хоть малейший изъян, отдавал краткие указания Большому Дэниелу. Дэниел делал знак Уилсону, и тот заносил пометку в книгу в кожаном переплете, которую нес под мышкой. Дэниел и Уилсон уже составили хорошую рабочую команду.
Когда Аболи отвез Хэла назад в гостиницу, Дэниел и Уилсон остались на корабле искать себе прибежище среди бревен и опилок, тюков новых парусов и мотков троса, которые загромождали палубы «Серафима». Теперь у них вряд ли найдется время сойти на берег до того, как корабль будет полностью готов к плаванию.
– Вернусь завтра рано утром, – пообещал Хэл Дэниелу. – Мне понадобится список того, что уже есть на борту, – можете уточнить у мистера Грина, – и того, чего еще не хватает.
– Есть, капитан.
– Тогда мы составим опись груза и начнем размещать его, чтобы уравновесить корабль.
– Есть, капитан.
– А в свободное время поторапливайте мастера Грина и его парней. Пусть быстрей ставят паруса, чтоб корабль был готов к отплытию до начала зимы.
Днем подул неприятный северо-восточный ветер, пронизанный ощущением льда, люди на открытой палубе кутались в плащи.
– В такой вечер теплые южные ветры словно окликают меня по имени, – улыбнулся Хэл, уходя с корабля.
Большой Дэниел ухмыльнулся в ответ.
– Я почти чую запах горячей африканской пыли, который приносит муссон.
Уже давно стемнело, когда карета въехала на мощеный двор «Большой Медведицы», но сыновья, все трое, выбежали из теплой, освещенной лампами гостиной еще прежде, чем отец вышел из кареты, и пошли за ним следом в его номер.
Хэл попросил хозяина принести ему кружку подогретого вина, потому что замерз в дороге, сбросил плащ и опустился в кресло с высокой спинкой. Мальчики с серьезными лицами выстроились перед ним.
– Чему обязан честью принимать такую депутацию, джентльмены?
Глядя на молодые лица, Хэл старался говорить серьезно. Две головы повернулись к Тому, который всегда выступал от лица всех.
– Мы хотели записаться у Большого Дэниела в плавание, – сказал Том, – но он отправил нас к тебе.
– Какова ваша специальность и каков опыт? – насмешливо спросил Хэл.
– У нас только искренность намерений и желание учиться, – признал Том.
– Том и Гай подойдут. Будете занесены в список как слуги капитана с жалованием гинея в месяц. – Мальчики удивленно и радостно вспыхнули, но Хэл поспешно продолжил: – А вот Дориан еще слишком мал. Ему придется остаться в Хай-Уэлде.
Наступило молчание; близнецы ошеломленно смотрели на Дориана. Тот едва сдерживал слезы.
– А кто будет заботиться обо мне, когда уплывут Том и Гай?
– Пока я в море, хозяином Хай-Уэлда станет твой брат Уильям, а мастер Уэлш продолжит уроки.
– Уильям ненавидит меня, – дрожащим голосом негромко сказал Дориан.
– Ты слишком поспешно его судишь. Он строг, но он любит тебя.
– Он хотел убить меня, – ответил Дориан, – и, когда тебя не будет, снова попробует. Мастер Уэлш не сможет ему помешать.
Хэл уже начал отрицательно качать головой, но в памяти отчетливо встало выражение лица Уильяма, когда тот держал ребенка за горло. Он впервые взглянул в лицо неприятной реальности: Дориан может быть очень близок к истине.
– Мне придется остаться и присмотреть за Дорианом, – нарушил тишину Том; его лицо побледнело и напряглось.
Хэл чутьем понимал, чего стоило сыну это предложение: все существование Тома вертелось вокруг мысли о море, но он готов был отказаться от мечты. Хэла глубоко тронула такая преданность.
– Если не хочешь оставаться в Хай-Уэлде, можешь пожить у дяди Джона в Кентербери. Он брат твоей матери и любит тебя почти так же, как я.
– Если ты действительно любишь меня, отец, ты меня не оставишь. Я скорее предпочту, чтобы меня убил брат Уильям.
Дориан говорил с решимостью и убежденностью, не свойственными детям таких лет, и застал Хэла врасплох – тот не был готов к столь решительному сопротивлению.
– Том прав, – подхватил Гай. – Нельзя оставлять Дориана. Ни его, ни меня. Мы с Томом останемся с ним.
Хэла больше всего поразили эти слова Гая. Слыханное ли дело, чтобы Гай уверенно высказался в пользу чего-либо? Но коль уж он решался на что-то, переубедить его было невозможно.
Хэл мрачно смотрел на сыновей, напряженно размышляя. Можно ли поместить ребенка вроде Дориана в обстоятельства, которые почти несомненно связаны с большой опасностью? Потом он взглянул на близнецов. Он помнил – когда умерла мать, отец взял его с собой в море. Сколько ему тогда было? Вероятно, на год больше, чем сейчас Дориану. Он почувствовал, как дрогнула его решимость.
Он подумал об опасностях, с которыми они несомненно столкнутся. Представил себе, как деревянные осколки рвут прекрасное тело Дориана, когда ядро ударяет в борт. Представил возможное кораблекрушение и ребенка, утонувшего или выброшенного на дикий африканский берег, где его сожрут гиены или иные отвратительные звери. Он смотрел на сына, на его рыже-золотую голову, столь же невинную и прекрасную, сколь и резной ангел на носу его нового корабля.
И почувствовал, как в сознании снова возникают слова отказа. Но в этот миг Том покровительственно положил руку на плечо младшему брату. Это был такой простой, но полный достоинства, любви и долга жест, что Хэл почувствовал, что слова застревают в горле.
Он медленно перевел дух.
– Я подумаю, – мрачно сказал он. – А теперь убирайтесь все трое. С меня на сегодня довольно неприятностей.
Они попятились и у порога хором произнесли:
– Спокойной ночи, папа.
А когда бежали к своей комнате, Том держал Дориана за плечи.
– Не плачь, Дориан. Ты знаешь: когда он говорит, что подумает, это означает согласие. Но ты больше никогда не должен плакать. Если отправишься в море со мной и Гаем, ты должен вести себя как мужчина. Понял?
Дориан сглотнул и энергично закивал, не доверяя своей способности говорить.
На Мэлл у Сент-Джеймсского дворца выстроился длинный ряд карет. Дворец напоминал сказочный игрушечный замок с многочисленными укреплениями и башенками; построенный Генрихом VIII дворец все еще использовал царствующий монарх. Когда карета Хэла медленно подкатила ко входу, двое слуг распахнули дверцу, а секретарь, посланный лордом Хайдом, провез Хэла черед ворота и по двору.
У входа на лестницу, ведущую на Длинную Галерею, стояли солдаты в стальных шлемах и доспехах, но когда секретарь показал им записку, они пропустили Хэла, и дворецкий торжественно провозгласил:
– Сэр Генри Кортни!
Стражники приветствовали его, театрально взмахнув пиками, и Хэл начал подниматься по лестнице вслед за испанским послом и его свитой. А когда добрался до верху, увидел, что галерея запружена разодетыми джентльменами, и изобилие мундиров, медалей, звезд, шляп с перьями и париков было таково, что Хэл почувствовал себя деревенщиной. Он поискал секретаря, который провел его во дворец, но этот болван куда-то запропастился, и Хэл не знал, что делать дальше.
Однако он вовсе не чувствовал себя здесь лишним – ведь на нем был сшитый по такому случаю новый красный бархатный костюм, а пряжки на сапогах были из чистого серебра. На шее у Хэла висел знак рыцаря-навигатора ордена Святого Георгия и Священного Грааля, принадлежавший некогда его отцу и деду, величественное украшение: на массивной золотой цепи – английский лев с рубиновыми глазами, в лапах он держит земной шар, а в небе над ним сверкают бриллиантовые звезды.
Знак не хуже мириад других орденов и медалей, украшающих людское сборище в галерее. На бедре у Хэла – Нептунова шпага, на ее рукояти сверкает голубой сапфир величиной с куриное яйцо, а ножны выложены золотом.
Тут его дружески взяли за локоть, и он услышал голос Хайда:
– Я рад, что вы пришли. Нам ни к чему терять время здесь. Это все павлины, распустившие хвосты, но кое с кем вам стоит встретиться. Позвольте представить вас адмиралу Шовелу, будущему управителю новой верфи, которую его величество строит в Девенпорте, а это лорд Эйлешем, полезное знакомство, от него многое зависит.
Освальд Хайд ловко вел Хэла через толпу, которая с готовностью расступалась перед ним. Когда Хайд представлял его, Хэла внимательно разглядывали, признавая его значение просто потому, что он протеже канцлера. Хэл понял, что Хайд постепенно приближается к двери в конце галереи, чтоб быть в первых рядах, когда из этой двери выйдут.
Хайд наклонился к Хэлу и сказал:
– Его величество вчера в своем кабинете подписал вашу лицензию.
Он достал из рукава свиток пергамента, перевязанный красной лентой и скрепленный оттиснутой на воске Большой Печатью Англии: «Honi soit qui mal y pense».
– Берегите ее.
Он вложил свиток в руки Хэлу.
– Не беспокойтесь, – заверил Хэл. Этот листок пергамента стоил целого состояния и титула пэра.
В этот миг толпа заволновалась, по рядам пробежал гул, и дверь открылась.
В галерею ступил Вильгельм Третий, король Англии и штатгальтер Нидерландов, в аккуратных вышитых жемчугом туфлях на маленьких ногах. Все собравшиеся разом поклонились.
Конечно, Хэл знал об уродстве короля, и все равно испытал потрясение. Король Англии был не выше Дориана и горбат, так что ало-голубая мантия ордена Подвязки поднималась за его маленькой птичьей головой, а массивная орденская золотая цепь словно пригибала его к земле.
Его жена, королева Мария, возвышалась над ним, хотя на самом деле это была изящная миниатюрная женщина двадцати с небольшим лет.
Король сразу увидел Хайда и знаком велел ему подойти.
Хайд низко поклонился, метя пол пером шляпы. Хэл в двух шагах за ним последовал его примеру. Король через спину Хайда посмотрел на него.
– Можете представить своего друга, – сказал он с сильным голландским акцентом.
Голос короля, низкий и звучный, не соответствовал маленькому телу.
– Ваше величество, представляю вам сэра Генри Кортни.
– А, моряк, – сказал король и протянул Хэлу руку для поцелуя. Нос у Уильяма длинный, с горбинкой, глаза ясные и очень умные.
Хэл удивился, что его так легко узнали, но бегло ответил по-голландски:
– Позвольте заверить ваше величество в моей преданности.
Король проницательно взглянул на него и ответил на том же языке:
– Где вы научились так хорошо говорить?
– Я провел несколько лет на мысе Доброй Надежды, ваше величество, – ответил Хэл.
Он подумал, знает ли король о его заключении в крепости. Темные глаза Вильгельма весело блеснули, и Хэл понял, что король знает – должно быть, ему рассказал Хайд. Странно, что король Англии когда-то был ее злейшим врагом и нанес немало поражений лучшим английским военачальникам, которые теперь выстроились в галерее, чтобы продемонстрировать свою преданность.
– Надеюсь вскоре получить от вас хорошие новости, – сказал карлик. Королева кивнула Хэлу. Хэл поклонился, и королевская чета прошла дальше по галерее.
Представление Хэла закончилось.
– Идите за мной, – сказал Хайд и скрылся в неприметной боковой двери.
– Отлично. У короля прекрасная память. Он не забудет вас, когда придет время получать награды, о которых мы говорили. – Хайд протянул руку. – Эта лестница выведет вас во двор. Прощайте, сэр Хэл. До вашего отплытия мы не увидимся, но я надеюсь услышать добрые вести о ваших делах на Востоке.
– Я высажу ваших людей на берег в Плимуте, – сказал он мастеру Грину, корабелу, – если, конечно, они к тому времени закончат работу. А нет, так выброшу их в Бискайском заливе и пожелаю им быстро приплыть домой.
Экипаж еще не сработался, и командовать кораблем было нелегко. Хэл оглянулся и увидел, с каким мастерством и проворством управляются с парусами моряки «Йомена». Эдвард Андерсон, капитан «Йомена», должно быть, тоже наблюдал за «Серафимом», и Хэл вспыхнул от унижения: экие неумехи его люди! И поклялся изменить это еще до прибытия к мысу Доброй Надежды.
Когда они добрались до открытой воды Канала, ветер переменился, начался осенний шторм. Солнце скрылось за тучами, море стало мрачно-зеленым, бурным. До срока стемнело, и, миновав Дувр, корабли потеряли друг друга из вида.
Несколько дней «Серафим» с трудом шел против волны и наконец добрался до острова Уайт; тут Хэл увидел в нескольких милях «Йомена», идущего тем же галсом.
– Отлично!
Хэл кивнул и сложил подзорную трубу. За последние несколько дней он пересмотрел мнение об Андерсоне. Капитан «Йомена», крепкий йоркширец, краснолицый, неулыбчивый и молчаливый, как будто был недоволен тем, что вынужден подчиняться Хэлу. Но в последние дни он доказал, что он по крайней мере надежный моряк.
Хэл снова сосредоточил внимание на «Серафиме». Благодаря практике экипаж теперь справлялся гораздо лучше, люди казались довольными и веселыми, как и положено. Чтобы заполучить лучших, Хэл предложил очень хорошую плату: жалованье морякам он повысил из собственного кармана.
В эту минуту по трапу сбежали трое мальчиков, которых мастер Уэлш наконец-то отпустил с уроков. Шумные, взбудораженные, после первых волнительных дней они словно начисто забыли о морской болезни. Аболи раздобыл для них в Лондоне, где в доках обосновалось множество торговцев, подходящую для моря одежду. Братья переносили плавание лучше, чем Хэл, когда он сам впервые вышел с отцом в море. Старик считал, что ребенка нельзя баловать, и Хэл до сих пор помнил штаны из парусины и грубый бушлат, ставший еще более жестким от кристаллов соли; помнил, как одежда терла под мышками и между ног. Он печально улыбнулся, вспомнив, как спал рядом с Аболи на влажном соломенном тюфяке на открытой палубе вместе с другими матросами, как ел, скорчившись за пушкой, пользуясь пальцами и кортиком, чтобы черпать похлебку и ломать жесткие сухари, как ходил по нужде в кожаное ведро на носу корабля и не мылся с самого начала плавания. «Особого вреда мне это не принесло, – думал Хэл, – но, с другой стороны, не принесло и пользы. Чтобы стать хорошим моряком, совсем не обязательно расти как в хлеву».
Конечно, обстоятельства его первых плаваний с отцом были совсем иными. Старая «Леди Эдвина» была вдвое меньше «Серафима», и даже отцовская каюта показалась бы собачьей конурой по сравнению с просторным помещением, которое теперь в распоряжении Хэла.
Хэл приказал плотникам отгородить небольшую часть его каюты, чуть больше шкафа, и соорудить там три узкие койки для мальчиков.
Мастера Уэлша он включил в экипаж в качестве секретаря капитана, хотя учитель возражал, что я-де не моряк. Он продолжит обучать мальчиков, используя в качестве классной комнаты собственную маленькую каюту.
Хэл с одобрением заметил, как Дэниел перехватил резвящихся мальчиков, едва те появились на палубе, и строго приказал заняться делами, которые тут же придумал для них. Он разделил близнецов, поместив Тома в вахту правого борта, а Гая – левого: они дурно влияли друг на друга. Присутствие Гая заставляло Тома рисоваться, и своими проказами он отвлекал Гая. Дориана отправили на камбуз помогать коку готовить завтрак.
Хэл тревожился, как бы Дэниел не послал близнецов одних наверх управляться с парусами, но беспокоился он зря: для этого придет время позже, когда они станут увереннее чувствовать себя на раскачивающейся палубе. А пока Дэниел держал их на открытой палубе, где они помогали управляться со снастями.
Хэл знал, что может оставить сыновей под бдительным присмотром рослого моряка и заняться собственными делами. Он взад и вперед расхаживал по юту, чувствуя, как гудит корпус и как корабль отзывается на каждую перемену в положении парусов.
Слишком оседает в носу, подумал он, когда волна перекатилась через борт и стала выливаться назад через шпигаты. В последние дни он размышлял, как переложить груз в трюме, особенно тяжелые бочки с водой, чтобы получить нужное размещение. «Можно выиграть в скорости по меньшей мере два узла», – думал он.
Чайлдс отправил его в военную экспедицию, но тем не менее главной заботой Компании всегда оставалась прибыль, и трюм «Серафима» был забит различными товарами, которые следовало доставить в фактории Компании в Бомбее.
Часть его мыслей занимали проблемы груза и осадки, другую – экипаж. Хэлу по-прежнему не хватало вахтенных офицеров. Это главная причина остановки в Плимуте, хотя они могли бы сразу обогнуть Уэсан на французском побережье, пересечь Бискайский залив и направиться на юг, к выступу Африканского континента, а затем к мысу Доброй Надежды. Плимут их родной порт, и Аболи и Дэниел знают в городе и его окрестностях почти каждого мужчину, женщину и ребенка.
– Стоит мне выйти в Плимутский док, и я за день наберу в экипаж лучших моряков Англии, – похвастал Дэниел перед Хэлом, но тот знал, что это правда.
– Да как она могла… – начал он гневно, но сразу улыбнулся, увидев огонек в глазах Хэла.
А Хэл повернулся к Аболи.
– Что касается тебя, черный дьявол, мэр Плимута жаловался мне, что в городе поветрие – лысые черные младенцы, и мужья заряжают мушкеты. Тебе тоже пора на время исчезнуть.
Аболи затрясся от громкого смеха.
– Куда мы отправимся, Гандвейн?
Он воспользовался прозвищем, которым окрестил Хэла, когда тот был мальчишкой; на лесном языке оно означает «тростниковая крыса». Сейчас Аболи редко пользовался этим прозвищем, только в минуты проявления сильных эмоций.
– На юг, – ответил Хэл. – За мыс Доброй Надежды. В океан, который ты так хорошо знаешь.
– Это зачем же?
– Искать человека по имени Джангири.
– А что мы сделаем, когда найдем его? – не унимался Аболи.
– Убьем и заберем его сокровища.
Аболи ненадолго задумался.
– По мне, звучит неплохо.
– А какой корабль? – спросил Большой Дэниел.
– «Серафим». Корабль Ост-Индской компании, только что сошедший со стапеля. Тридцать шесть пушек и проворен, как хорек.
– А что значит «Серафим»?
– Серафим – из наивысших чинов небесного воинства.
– Для меня это на букву Z.
Дэниел показал в улыбке розовые десны. Конечно, читать он не умеет и знает лишь, что Z – самая последняя, то есть наименее важная буква. Хэл про себя улыбнулся.
– А когда мы увидим «Серафим»? – спросил Дэниел.
– Завтра утром. Пусть карета будет готова на рассвете. До верфи Компании в Дептфорде путь не близкий. – Они хотели подняться, но Хэл остановил их. – Но прежде нам еще многое предстоит сделать. Во-первых, у нас нет экипажа.
Оба сразу посерьезнели. Найти экипаж для нового корабля, даже пятого класса, – всегда трудная задача.
Хэл взял со стола бумагу. Это было объявление, которое он сам написал накануне и отправил с Уэлшем в типографию на Кэннон-стрит. Хэл получил первый оттиск.
ПРИЗОВЫЕ ДЕНЬГИ, СОТНИ ФУНТОВ!Таков был заголовок, набранный большими черными буквами. В помещенном под ним тексте буквы были помельче, но слова не менее выразительные, яркие, он пестрел гиперболами и изобиловал восклицательными знаками:
КАПИТАН СЭР ХЭЛ КОРТНИ, герой войн с Голландией, искусный моряк и знаменитый навигатор, который захватил голландские галеоны «Стандвастигейд» и «Хеерлике Нахт», прославил корабли «Леди Эдвина» и «Золотой куст», совершил много плаваний к берегам Африки и Островам пряностей в Индиях, сражался с врагами, побеждал их и захватывал БОЛЬШИЕ СОКРОВИЩА и БОГАТУЮ ДОБЫЧУ, набирает хороших и верных моряков на свой новый корабль «Серафим», 36-пушечный остиндиец, мощный, быстрый, снабженный всем необходимым с учетом удобств и заботы об офицерах и матросах. Те моряки, которым уже посчастливилось плавать с КАПИТАНОМ КОРТНИ, получали не меньше двухсот фунтов призовых денег.
С ЛИЦЕНЗИЕЙ, выданной ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ ВИЛЬГЕЛЬМОМ ТРЕТЬИМ (да благословит его Бог), КАПИТАН КОРТНИ будет искать в ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ врагов ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, чтобы уничтожить их И ЗАВОЕВАТЬ БОГАТЫЕ ПРИЗЫ! Из коих половина будет поделена между офицерами и ЭКИПАЖЕМ.
ВСЕХ ДОБРЫХ МОРЯКОВ, кто ищет работу и удачу, будет сердечно приветствовать кружкой эля БОЛЬШОЙ ДЭНИЕЛ ФИШЕР, главный боцман «Серафима», в гостинице «ПЛУГ» на ТЭЙЛОРС-ЛЕЙН.
Аболи прочел объявление вслух ради Большого Дэниела, который всегда утверждал, что для чтения зрение у него слишком слабое, хотя мог заметить чайку на горизонте и без малейших затруднений вырезал самые тонкие детали в своих моделях судов.
Когда Аболи дочитал, Дэниел улыбнулся:
– Слишком большая удача, чтобы упустить ее, да и капитан мне подходит. Думаю, я поставлю крестик в его судовом расписании.
Когда мастер Уэлш вернулся из типографии, сгибаясь под тяжестью тюков с объявлениями, Хэл отправил близнецов и Дориана помогать Аболи и Дэниелу прибивать эти листы на всех углах, в каждой таверне и борделе вдоль реки и в доках.
Аболи подвел карету к верфи. Хэл нетерпеливо выскочил из нее и пошел к краю Дептфордского причала, где его уже ждали Большой Дэниел и Уил Уилсон. Река кишела судами, от перевозящих провизию шлюпок до военных кораблей первого класса. Одни представляли собой только голые корпуса, другие шли в полной оснастке, с поставленными наискосок реями и поднятыми парусами; они шли вниз по реке к Грейвсэнду, чтобы выйти в Канал[8], или лавировали против ветра и течения, направляясь к Блэкуоллу[9].
Но среди всего этого изобилия кораблей невозможно было не узнать «Серафим». Хэл сразу увидел стоящий на якоре в главном течении корабль, окруженный лихтерами; на палубах работало множество плотников и парусных мастеров.
На глазах у Хэла с одного из лихтеров подняли и опустили в открытый люк трюма огромную бочку для воды.
– Красавец! – прошептал Хэл, почти со сладострастным наслаждением скользя взглядом по бортам корабля, словно тот был обнаженной женщиной. Хотя реи корабля еще не выправлены, мачты уже стоят, и Хэлу представилось то огромное облако парусов, которое они понесут.
Корпус корабля представлял собой удачный компромисс. Корабль, достаточно широкий, имел необходимую осадку, чтобы нести груз и орудия, как подобает вооруженному торговому судну. Но изящные очертания кормы и носа обещали скорость и легкость управления при любом ветре.
– Он поплывет куда захотите, капитан, и распустит паруса, стоит фее пукнуть, – сказал за спиной у Хэла Большой Дэниел. То, что он заговорил без приглашения, свидетельствовало о глубине его восхищения.
Убранство «Серафима» не посрамило гордость и престиж Ост-Индской компании. Хотя лихтеры, окружавшие корабль, частично загораживали его корпус, свежеокрашенный борт сверкал на солнце. Краска была золотая и синяя, галереи юта украшены множеством резных херувимов и серафимов, фигура на носу – крылатый ангел с лицом ребенка, давший кораблю его название. Орудийные порты в шахматном порядке выкрашены золотом, подчеркивая огневую мощь корабля.
– Эй, на шлюпке! – крикнул Хэл и, когда одна подошла, проворно сбежал по скользким каменным ступеням причала и шагнул на корму.
– Отвези нас к «Серафиму», – сказал Большой Дэниел лодочнику, который сел за руль, и сам оттолкнул шлюпку. От суденышка пахло сточными водами, палуба была грязная; вероятно, одна из обязанностей этой шлюпки – вывоз ночных отходов из офицерских кают стоящих на якоре кораблей, но днем она развозила овощи и пассажиров.
– Вы капитан Кортни, новый капитан «Серафима»? – спросил лодочник.
– Почитай наше объявление в таверне «Твое место», – ответил Большой Дэниел, потому что Хэл был слишком увлечен видом корабля, чтобы расслышать вопрос.
– У меня два отличных сильных парня, они хотят плавать с вами, – сказал старик.
– Пришли их ко мне, – проворчал Большой Дэниел. В три дня после того, как были развешаны объявления, он набрал почти весь экипаж.
Теперь нет необходимости ходить по тюрьмам и подкупать тюремщиков, чтобы те отправляли подходящих заключенных на борт в цепях. Напротив, Дэниел сумел отобрать лучших из множества осаждавших его моряков. Места на кораблях Компании пользовались большим спросом – условия жизни и плата там были гораздо лучше, чем в королевском флоте.
Каждый бездельник в порту и каждый моряк на идущем в Англию корабле прекрасно знают, что как только будет объявлена война Франции, шайки ловцов начнут прочесывать порты и всех, кто попадется, отправлять на военные корабли. Каждый дурак понимал, что лучше обеспечить себе хорошее место сейчас и уплыть в дальние моря до начала бойни.
Главный корабел на борту «Серафима» распознал в высокой фигуре в шлюпке важную особу и догадался, кто это. Когда Хэл поднялся по лестнице, его уже ждали.
– Эфраим Грин, к вашим услугам, капитан.
– Пожалуйста, покажите мне корабль, мистер Грин.
Взгляд Хэла уже кочевал от стеньг по всем уголкам палубы. Хэл отправился на корму, корабел заспешил. Они обошли весь корабль – от нижнего трюма до брам-стеньги, и Хэл, обнаружив хоть малейший изъян, отдавал краткие указания Большому Дэниелу. Дэниел делал знак Уилсону, и тот заносил пометку в книгу в кожаном переплете, которую нес под мышкой. Дэниел и Уилсон уже составили хорошую рабочую команду.
Когда Аболи отвез Хэла назад в гостиницу, Дэниел и Уилсон остались на корабле искать себе прибежище среди бревен и опилок, тюков новых парусов и мотков троса, которые загромождали палубы «Серафима». Теперь у них вряд ли найдется время сойти на берег до того, как корабль будет полностью готов к плаванию.
– Вернусь завтра рано утром, – пообещал Хэл Дэниелу. – Мне понадобится список того, что уже есть на борту, – можете уточнить у мистера Грина, – и того, чего еще не хватает.
– Есть, капитан.
– Тогда мы составим опись груза и начнем размещать его, чтобы уравновесить корабль.
– Есть, капитан.
– А в свободное время поторапливайте мастера Грина и его парней. Пусть быстрей ставят паруса, чтоб корабль был готов к отплытию до начала зимы.
Днем подул неприятный северо-восточный ветер, пронизанный ощущением льда, люди на открытой палубе кутались в плащи.
– В такой вечер теплые южные ветры словно окликают меня по имени, – улыбнулся Хэл, уходя с корабля.
Большой Дэниел ухмыльнулся в ответ.
– Я почти чую запах горячей африканской пыли, который приносит муссон.
Уже давно стемнело, когда карета въехала на мощеный двор «Большой Медведицы», но сыновья, все трое, выбежали из теплой, освещенной лампами гостиной еще прежде, чем отец вышел из кареты, и пошли за ним следом в его номер.
Хэл попросил хозяина принести ему кружку подогретого вина, потому что замерз в дороге, сбросил плащ и опустился в кресло с высокой спинкой. Мальчики с серьезными лицами выстроились перед ним.
– Чему обязан честью принимать такую депутацию, джентльмены?
Глядя на молодые лица, Хэл старался говорить серьезно. Две головы повернулись к Тому, который всегда выступал от лица всех.
– Мы хотели записаться у Большого Дэниела в плавание, – сказал Том, – но он отправил нас к тебе.
– Какова ваша специальность и каков опыт? – насмешливо спросил Хэл.
– У нас только искренность намерений и желание учиться, – признал Том.
– Том и Гай подойдут. Будете занесены в список как слуги капитана с жалованием гинея в месяц. – Мальчики удивленно и радостно вспыхнули, но Хэл поспешно продолжил: – А вот Дориан еще слишком мал. Ему придется остаться в Хай-Уэлде.
Наступило молчание; близнецы ошеломленно смотрели на Дориана. Тот едва сдерживал слезы.
– А кто будет заботиться обо мне, когда уплывут Том и Гай?
– Пока я в море, хозяином Хай-Уэлда станет твой брат Уильям, а мастер Уэлш продолжит уроки.
– Уильям ненавидит меня, – дрожащим голосом негромко сказал Дориан.
– Ты слишком поспешно его судишь. Он строг, но он любит тебя.
– Он хотел убить меня, – ответил Дориан, – и, когда тебя не будет, снова попробует. Мастер Уэлш не сможет ему помешать.
Хэл уже начал отрицательно качать головой, но в памяти отчетливо встало выражение лица Уильяма, когда тот держал ребенка за горло. Он впервые взглянул в лицо неприятной реальности: Дориан может быть очень близок к истине.
– Мне придется остаться и присмотреть за Дорианом, – нарушил тишину Том; его лицо побледнело и напряглось.
Хэл чутьем понимал, чего стоило сыну это предложение: все существование Тома вертелось вокруг мысли о море, но он готов был отказаться от мечты. Хэла глубоко тронула такая преданность.
– Если не хочешь оставаться в Хай-Уэлде, можешь пожить у дяди Джона в Кентербери. Он брат твоей матери и любит тебя почти так же, как я.
– Если ты действительно любишь меня, отец, ты меня не оставишь. Я скорее предпочту, чтобы меня убил брат Уильям.
Дориан говорил с решимостью и убежденностью, не свойственными детям таких лет, и застал Хэла врасплох – тот не был готов к столь решительному сопротивлению.
– Том прав, – подхватил Гай. – Нельзя оставлять Дориана. Ни его, ни меня. Мы с Томом останемся с ним.
Хэла больше всего поразили эти слова Гая. Слыханное ли дело, чтобы Гай уверенно высказался в пользу чего-либо? Но коль уж он решался на что-то, переубедить его было невозможно.
Хэл мрачно смотрел на сыновей, напряженно размышляя. Можно ли поместить ребенка вроде Дориана в обстоятельства, которые почти несомненно связаны с большой опасностью? Потом он взглянул на близнецов. Он помнил – когда умерла мать, отец взял его с собой в море. Сколько ему тогда было? Вероятно, на год больше, чем сейчас Дориану. Он почувствовал, как дрогнула его решимость.
Он подумал об опасностях, с которыми они несомненно столкнутся. Представил себе, как деревянные осколки рвут прекрасное тело Дориана, когда ядро ударяет в борт. Представил возможное кораблекрушение и ребенка, утонувшего или выброшенного на дикий африканский берег, где его сожрут гиены или иные отвратительные звери. Он смотрел на сына, на его рыже-золотую голову, столь же невинную и прекрасную, сколь и резной ангел на носу его нового корабля.
И почувствовал, как в сознании снова возникают слова отказа. Но в этот миг Том покровительственно положил руку на плечо младшему брату. Это был такой простой, но полный достоинства, любви и долга жест, что Хэл почувствовал, что слова застревают в горле.
Он медленно перевел дух.
– Я подумаю, – мрачно сказал он. – А теперь убирайтесь все трое. С меня на сегодня довольно неприятностей.
Они попятились и у порога хором произнесли:
– Спокойной ночи, папа.
А когда бежали к своей комнате, Том держал Дориана за плечи.
– Не плачь, Дориан. Ты знаешь: когда он говорит, что подумает, это означает согласие. Но ты больше никогда не должен плакать. Если отправишься в море со мной и Гаем, ты должен вести себя как мужчина. Понял?
Дориан сглотнул и энергично закивал, не доверяя своей способности говорить.
На Мэлл у Сент-Джеймсского дворца выстроился длинный ряд карет. Дворец напоминал сказочный игрушечный замок с многочисленными укреплениями и башенками; построенный Генрихом VIII дворец все еще использовал царствующий монарх. Когда карета Хэла медленно подкатила ко входу, двое слуг распахнули дверцу, а секретарь, посланный лордом Хайдом, провез Хэла черед ворота и по двору.
У входа на лестницу, ведущую на Длинную Галерею, стояли солдаты в стальных шлемах и доспехах, но когда секретарь показал им записку, они пропустили Хэла, и дворецкий торжественно провозгласил:
– Сэр Генри Кортни!
Стражники приветствовали его, театрально взмахнув пиками, и Хэл начал подниматься по лестнице вслед за испанским послом и его свитой. А когда добрался до верху, увидел, что галерея запружена разодетыми джентльменами, и изобилие мундиров, медалей, звезд, шляп с перьями и париков было таково, что Хэл почувствовал себя деревенщиной. Он поискал секретаря, который провел его во дворец, но этот болван куда-то запропастился, и Хэл не знал, что делать дальше.
Однако он вовсе не чувствовал себя здесь лишним – ведь на нем был сшитый по такому случаю новый красный бархатный костюм, а пряжки на сапогах были из чистого серебра. На шее у Хэла висел знак рыцаря-навигатора ордена Святого Георгия и Священного Грааля, принадлежавший некогда его отцу и деду, величественное украшение: на массивной золотой цепи – английский лев с рубиновыми глазами, в лапах он держит земной шар, а в небе над ним сверкают бриллиантовые звезды.
Знак не хуже мириад других орденов и медалей, украшающих людское сборище в галерее. На бедре у Хэла – Нептунова шпага, на ее рукояти сверкает голубой сапфир величиной с куриное яйцо, а ножны выложены золотом.
Тут его дружески взяли за локоть, и он услышал голос Хайда:
– Я рад, что вы пришли. Нам ни к чему терять время здесь. Это все павлины, распустившие хвосты, но кое с кем вам стоит встретиться. Позвольте представить вас адмиралу Шовелу, будущему управителю новой верфи, которую его величество строит в Девенпорте, а это лорд Эйлешем, полезное знакомство, от него многое зависит.
Освальд Хайд ловко вел Хэла через толпу, которая с готовностью расступалась перед ним. Когда Хайд представлял его, Хэла внимательно разглядывали, признавая его значение просто потому, что он протеже канцлера. Хэл понял, что Хайд постепенно приближается к двери в конце галереи, чтоб быть в первых рядах, когда из этой двери выйдут.
Хайд наклонился к Хэлу и сказал:
– Его величество вчера в своем кабинете подписал вашу лицензию.
Он достал из рукава свиток пергамента, перевязанный красной лентой и скрепленный оттиснутой на воске Большой Печатью Англии: «Honi soit qui mal y pense».
– Берегите ее.
Он вложил свиток в руки Хэлу.
– Не беспокойтесь, – заверил Хэл. Этот листок пергамента стоил целого состояния и титула пэра.
В этот миг толпа заволновалась, по рядам пробежал гул, и дверь открылась.
В галерею ступил Вильгельм Третий, король Англии и штатгальтер Нидерландов, в аккуратных вышитых жемчугом туфлях на маленьких ногах. Все собравшиеся разом поклонились.
Конечно, Хэл знал об уродстве короля, и все равно испытал потрясение. Король Англии был не выше Дориана и горбат, так что ало-голубая мантия ордена Подвязки поднималась за его маленькой птичьей головой, а массивная орденская золотая цепь словно пригибала его к земле.
Его жена, королева Мария, возвышалась над ним, хотя на самом деле это была изящная миниатюрная женщина двадцати с небольшим лет.
Король сразу увидел Хайда и знаком велел ему подойти.
Хайд низко поклонился, метя пол пером шляпы. Хэл в двух шагах за ним последовал его примеру. Король через спину Хайда посмотрел на него.
– Можете представить своего друга, – сказал он с сильным голландским акцентом.
Голос короля, низкий и звучный, не соответствовал маленькому телу.
– Ваше величество, представляю вам сэра Генри Кортни.
– А, моряк, – сказал король и протянул Хэлу руку для поцелуя. Нос у Уильяма длинный, с горбинкой, глаза ясные и очень умные.
Хэл удивился, что его так легко узнали, но бегло ответил по-голландски:
– Позвольте заверить ваше величество в моей преданности.
Король проницательно взглянул на него и ответил на том же языке:
– Где вы научились так хорошо говорить?
– Я провел несколько лет на мысе Доброй Надежды, ваше величество, – ответил Хэл.
Он подумал, знает ли король о его заключении в крепости. Темные глаза Вильгельма весело блеснули, и Хэл понял, что король знает – должно быть, ему рассказал Хайд. Странно, что король Англии когда-то был ее злейшим врагом и нанес немало поражений лучшим английским военачальникам, которые теперь выстроились в галерее, чтобы продемонстрировать свою преданность.
– Надеюсь вскоре получить от вас хорошие новости, – сказал карлик. Королева кивнула Хэлу. Хэл поклонился, и королевская чета прошла дальше по галерее.
Представление Хэла закончилось.
– Идите за мной, – сказал Хайд и скрылся в неприметной боковой двери.
– Отлично. У короля прекрасная память. Он не забудет вас, когда придет время получать награды, о которых мы говорили. – Хайд протянул руку. – Эта лестница выведет вас во двор. Прощайте, сэр Хэл. До вашего отплытия мы не увидимся, но я надеюсь услышать добрые вести о ваших делах на Востоке.
* * *
Два корабля шли вниз по течению. Впереди «Серафим», в двух кабельтовых за ним «Йомен из Йорка». На «Серафиме» еще работали люди с верфи. Они не успели завершить работу к назначенному дню, но Хэл тем не менее отплыл.– Я высажу ваших людей на берег в Плимуте, – сказал он мастеру Грину, корабелу, – если, конечно, они к тому времени закончат работу. А нет, так выброшу их в Бискайском заливе и пожелаю им быстро приплыть домой.
Экипаж еще не сработался, и командовать кораблем было нелегко. Хэл оглянулся и увидел, с каким мастерством и проворством управляются с парусами моряки «Йомена». Эдвард Андерсон, капитан «Йомена», должно быть, тоже наблюдал за «Серафимом», и Хэл вспыхнул от унижения: экие неумехи его люди! И поклялся изменить это еще до прибытия к мысу Доброй Надежды.
Когда они добрались до открытой воды Канала, ветер переменился, начался осенний шторм. Солнце скрылось за тучами, море стало мрачно-зеленым, бурным. До срока стемнело, и, миновав Дувр, корабли потеряли друг друга из вида.
Несколько дней «Серафим» с трудом шел против волны и наконец добрался до острова Уайт; тут Хэл увидел в нескольких милях «Йомена», идущего тем же галсом.
– Отлично!
Хэл кивнул и сложил подзорную трубу. За последние несколько дней он пересмотрел мнение об Андерсоне. Капитан «Йомена», крепкий йоркширец, краснолицый, неулыбчивый и молчаливый, как будто был недоволен тем, что вынужден подчиняться Хэлу. Но в последние дни он доказал, что он по крайней мере надежный моряк.
Хэл снова сосредоточил внимание на «Серафиме». Благодаря практике экипаж теперь справлялся гораздо лучше, люди казались довольными и веселыми, как и положено. Чтобы заполучить лучших, Хэл предложил очень хорошую плату: жалованье морякам он повысил из собственного кармана.
В эту минуту по трапу сбежали трое мальчиков, которых мастер Уэлш наконец-то отпустил с уроков. Шумные, взбудораженные, после первых волнительных дней они словно начисто забыли о морской болезни. Аболи раздобыл для них в Лондоне, где в доках обосновалось множество торговцев, подходящую для моря одежду. Братья переносили плавание лучше, чем Хэл, когда он сам впервые вышел с отцом в море. Старик считал, что ребенка нельзя баловать, и Хэл до сих пор помнил штаны из парусины и грубый бушлат, ставший еще более жестким от кристаллов соли; помнил, как одежда терла под мышками и между ног. Он печально улыбнулся, вспомнив, как спал рядом с Аболи на влажном соломенном тюфяке на открытой палубе вместе с другими матросами, как ел, скорчившись за пушкой, пользуясь пальцами и кортиком, чтобы черпать похлебку и ломать жесткие сухари, как ходил по нужде в кожаное ведро на носу корабля и не мылся с самого начала плавания. «Особого вреда мне это не принесло, – думал Хэл, – но, с другой стороны, не принесло и пользы. Чтобы стать хорошим моряком, совсем не обязательно расти как в хлеву».
Конечно, обстоятельства его первых плаваний с отцом были совсем иными. Старая «Леди Эдвина» была вдвое меньше «Серафима», и даже отцовская каюта показалась бы собачьей конурой по сравнению с просторным помещением, которое теперь в распоряжении Хэла.
Хэл приказал плотникам отгородить небольшую часть его каюты, чуть больше шкафа, и соорудить там три узкие койки для мальчиков.
Мастера Уэлша он включил в экипаж в качестве секретаря капитана, хотя учитель возражал, что я-де не моряк. Он продолжит обучать мальчиков, используя в качестве классной комнаты собственную маленькую каюту.
Хэл с одобрением заметил, как Дэниел перехватил резвящихся мальчиков, едва те появились на палубе, и строго приказал заняться делами, которые тут же придумал для них. Он разделил близнецов, поместив Тома в вахту правого борта, а Гая – левого: они дурно влияли друг на друга. Присутствие Гая заставляло Тома рисоваться, и своими проказами он отвлекал Гая. Дориана отправили на камбуз помогать коку готовить завтрак.
Хэл тревожился, как бы Дэниел не послал близнецов одних наверх управляться с парусами, но беспокоился он зря: для этого придет время позже, когда они станут увереннее чувствовать себя на раскачивающейся палубе. А пока Дэниел держал их на открытой палубе, где они помогали управляться со снастями.
Хэл знал, что может оставить сыновей под бдительным присмотром рослого моряка и заняться собственными делами. Он взад и вперед расхаживал по юту, чувствуя, как гудит корпус и как корабль отзывается на каждую перемену в положении парусов.
Слишком оседает в носу, подумал он, когда волна перекатилась через борт и стала выливаться назад через шпигаты. В последние дни он размышлял, как переложить груз в трюме, особенно тяжелые бочки с водой, чтобы получить нужное размещение. «Можно выиграть в скорости по меньшей мере два узла», – думал он.
Чайлдс отправил его в военную экспедицию, но тем не менее главной заботой Компании всегда оставалась прибыль, и трюм «Серафима» был забит различными товарами, которые следовало доставить в фактории Компании в Бомбее.
Часть его мыслей занимали проблемы груза и осадки, другую – экипаж. Хэлу по-прежнему не хватало вахтенных офицеров. Это главная причина остановки в Плимуте, хотя они могли бы сразу обогнуть Уэсан на французском побережье, пересечь Бискайский залив и направиться на юг, к выступу Африканского континента, а затем к мысу Доброй Надежды. Плимут их родной порт, и Аболи и Дэниел знают в городе и его окрестностях почти каждого мужчину, женщину и ребенка.
– Стоит мне выйти в Плимутский док, и я за день наберу в экипаж лучших моряков Англии, – похвастал Дэниел перед Хэлом, но тот знал, что это правда.