– Дядя Нед сообщил, что будет ждать нас там, – сказал Уилсон, к радости Хэла – тот решил во что бы то ни стало заполучить на борт «Серафима» Неда Тайлера.
Помимо необходимости пополнить экипаж они отклонились от прямого маршрута и по другим причинам. Война с Ирландией привела к нехватке вооружения и боеприпасов, а теперь, когда на носу была война с Францией, Адмиралтейство берегло каждый бочонок пороха, каждую пулю. Даже с фабрик изъяали все остатки продукции.
Один из принадлежащих Хэлу складов в Плимуте был забит бочонками с порохом и железной шрапнелью. Хэл заготовил все это для последнего плавания «Золотого куста», от которого пришлось отказаться после смерти матери Дориана, когда ему пришлось взять на себя заботу о маленьком ребенке. Хотя пороху уже несколько лет, но этот новый сорт разлагается не так быстро, как прежний, и все еще находится в хорошем состоянии.
Последняя причина остановки в Плимуте была такова.
Чайлдс попросил перевезти в факторию Компании в Бомбее пассажиров; они будут ждать в порту. Чайлдс не сказал, сколько их будет, и Хэл надеялся, что немного. Комфорт на любом корабле, даже таком большом, как «Серафим», пользуется большим спросом, и, чтобы разместить пассажиров, некоторых офицеров придется выселить из кают.
Хэл был так поглощен этими проблемами, что не заметил, как корабль миновал остров Уайт. Затем обогнули мыс Гара, двигаясь вниз по Плимутскому проливу мимо острова Дрейка, и перед ними открылся Плимут. На берегу несколько десятков бездельников заметили приближение двух больших кораблей и выстроились вдоль причала, поглядеть, как бросают якорь.
Дэниел рядом с Хэлом сказал:
– Видите серебряную голову, горящую, как маяк? – Он подбородком указал на причал. – Его нельзя не заметить.
– Милостивый Боже, да это мастер Нед! – рассмеялся Хэл.
– А рядом с ним – Уилл Каптер. Должно быть, Нед притащил его на буксире, – продолжал Дэниел. – Уилл отличный парень. Теперь, когда он будет третьим помощником, а Нед первым, похоже, капитан, сэр, команда у вас полностью укомплектована.
Как только корабль пришвартовали к причалу, первым на борт поднялся Нед Тайлер, и Хэл с трудом удержался, чтобы не обнять его.
– Рад видеть вас, мистер Тайлер.
– Да, – согласился Нед. – Корабль отличный, только нос слишком просел, а паруса похожи на груду грязного белья в день стирки.
– Вы ведь поправите это, Нед? – спросил Хэл.
Нед мрачно кивнул.
– Есть, капитан.
Несмотря на плохие дороги, Аболи успел вернуться из Лондона с каретой и ждал на причале, сидя на козлах и держа поводья. Хэл приказал Дэниелу начать погрузку пороха из склада и выгрузить бочки с водой на причал, чтобы заново разместить их с большим вниманием к равновесию корабля, а сам вместе с мальчиками направился к ожидающему Аболи. Гай послушно, даже с явным облегчением, последовал за ним. Том и Дориан, напротив, сошли с палубы на сушу после многочисленных задержек, например прощания со всеми теми из экипажа, с кем успели подружиться. Они словно родились для жизни на корабле.
Конечно, так оно и есть, подумал Хэл и улыбнулся.
– Идемте. Можете завтра вернуться, чтобы помочь Дэниелу с разгрузкой.
Как только они уселись на козлы рядом с Аболи, Хэл сказал:
– В Хай-Уэлд, Аболи.
Немного погодя, когда карета миновала ворота в каменной стене, обозначавшей границы имения, Том посмотрел вперед и увидел одинокого всадника, несущегося наперерез карете, чтобы перехватить ее у подножия холма.
Невозможно было не узнать эту высокую фигуру в черном на черном жеребце, скачущую со стороны оловянных шахт в Восточном Рашволде.
Дориан тоже увидел Черного Билли и придвинулся ближе к Тому, но мальчики молчали.
Уильям направил коня прямо на стену. Лошадь и всадник взвились вверх (черный плащ развернулся черным крылом), жеребец легко приземлился и тотчас повернул на дорогу навстречу карете.
Не обращая внимания на Аболи и сидящих рядом с ним мальчиков, Уильям подъехал к экипажу.
– Добро пожаловать, отец! – поздоровался он с Хэлом через окно кареты. – Нам тебя очень не хватало.
Хэл высунулся, радостно улыбаясь, и они тут же завели оживленный разговор. Уильям рассказывал обо всем, что произошло в отсутствие Хэла, особенно об управлении шахтами и уборке урожая.
Они уже подъезжали к большому дому, когда Уильям с досадой прервал свой рассказ.
– Забыл сказать, прибыли твои гости из Брайтона. Они уже два дня ждут твоего возвращения.
– Мои гости?
Хэл удивился.
Уильям хлыстом показал на далекие фигуры на лужайке. Солидный рослый джентльмен держал под руки двух дам, а две девочки в ярких передничках бежали по траве навстречу карете, тоненько визжа от возбуждения, как свистит пар в кипящем котелке.
– Девчонки! – презрительно сказал Дориан. – Маленькие девчонки!
– И еще большая. – Зоркий Том разглядел молодую девушку об руку с джентльменом. – И хорошенькая.
– Осторожней, Клиб, – негромко предупредил Аболи. – Последняя выбросила тебя за борт прямо на глубине.
Но Том был подобен охотничьему псу, учуявшему дичь.
– Да кто они такие? – раздраженно спросил Хэл у Уильяма.
– Некий мистер Битти и его выводок, – ответил Уильям. – Он сказал, что ты его ожидаешь, отец. Это неправда? В таком случае я скажу им собирать вещи.
– Черт побери! – воскликнул Хэл. – Совсем забыл! Должно быть, это пассажиры «Серафима». Битти – новый управляющий факториями Компании в Бомбее. Но Чайлдс не говорил, что он везет с собой семью. Вот незадача! Четыре женщины! Куда, дьявол побери, я их дену?
Хэл, скрывая раздражение, вышел их кареты и поздоровался с семейством.
– Мистер Битти, к вашим услугам, сэр. Лорд Чайлдс очень высоко отозвался о вас. Надеюсь, поездка в Девон была приятной?
Хэл, конечно, ожидал, что пассажиры найдут пристанище в порту, а не явятся в Хай-Уэлд, но, здороваясь с женой Битти, притворился, что очень этому рад.
Миссис Битти – тучная, как и ее супруг: последние двадцать лет они едят одно и то же. Лицо у нее круглое и красное, как мяч, но из-под шляпки выглядывают мелкие девичьи кудряшки. С грацией слонихи она сделала книксен.
– Я очарован, мадам, – галантно сказал Хэл.
Когда он поцеловал ей руку, она захихикала.
– Позвольте представить мою старшую дочь Каролину.
Женщина знала, что сэр Генри Кортни не только один из богатейших людей в Девоне, владелец обширных земель, но и вдовец.
Каролине почти шестнадцать, и она хорошенькая. Разница в возрасте всего двадцать пять лет, почти такая же, как между нею и мистером Битти. Плавание долгое, они много времени проведут вместе, достаточно, чтобы их дружба созрела. Иногда мечты сбываются.
Хэл поклонился девушке, которая изящно присела, но не сделал попытки поцеловать ей руку. Его взгляд переместился на двух других девочек – те подпрыгивали и пританцовывали рядом с родителями, как пара воробьев.
– А кто эти прекрасные юные леди? – спросил Хэл с отеческой улыбкой.
– Меня зовут Агнес!
– А меня Сара!
Когда все поднимались по большой лестнице, ведущей в дом, девочки уже держали Хэла за руки, смеялись и приплясывали, оспаривая друг у друга его внимание.
– Он всегда хотел дочь, – негромко сказал Аболи, ласково поглядывая на хозяина, – а получил табун жеребцов.
– Подумаешь, девчонки! – высокомерно заявил Дориан.
Том ничего не сказал. Он молчал с тех пор, как оказался так близко к Каролине, что смог рассмотреть ее до мелочей. С этой минуты он лишился дара речи.
Каролина и Гай вслед за остальными поднимались по ступенькам. Они шли рядом, но наверху Каролина остановилась и оглянулась. Взгляд ее встретился с взглядом Тома.
Том и представить себе не мог такую красоту. Высокая, ростом с Гая, но с узкими плечами и талией гибкой, как росток. Под облаками нижних юбок и платья виднелись маленькие ножки в туфельках. Руки под пышными рукавами обнажены, кожа белая, безупречная. Волосы – башня сверкающих локонов и лент. Лицо изящное, полные розовые губы и большие фиолетовые глаза.
Она без выражения смотрела сквозь Тома, лицо ее оставалось спокойным, неулыбчивым; она как будто не видела юношу, словно он не существовал. Потом она повернулась и вслед за родными вошла в дом. Том, сам того не сознавая, затаил дыхание и теперь с шумом выдохнул.
Аболи покачал головой. От него ничто не ускользнуло. «Путешествие будет долгим, – подумал он. – И опасным».
«Серафим» стоял у причала шесть дней. Столько потребовалось рабочим, чтобы все закончить, хотя Нед Тайлер и Большой Дэниел безжалостно понукали их. Как только был заделан последний стык и вогнан последний клин, Дэниел отправил рабочих в почтовой карете назад на дептфордские верфи. К этому времени груз, провизия и вооружение были извлечены из трюма «Серафима» и вновь водворены туда, а Хэл в одной из шлюпок проверял с середины гавани правильность осадки корабля. Эдвард Андерсон с «Йомена» выказал добрую волю, послав свой экипаж помогать в тяжелых работах.
Тем временем Нед отправил все паруса на двор парусных мастеров. Он проверил все швы и стежки и то, что не понравилось, велел переделать. Том всюду ходил за ним, задавал вопросы и жадно впитывал все о парусном деле, что мог разузнать.
Прежде чем снова отправить бочки с водой на борт, Хэл лично проверил каждую, чтобы убедиться: вода пресная и годится для питья. Он открывал каждый третий бочонок с солониной и заставил корабельного лекаря доктора Рейнольдса проверить соленую свинину и говядину, сухари и муку, чтобы быть уверенным в их качестве. Все хорошо знали, что к тому времени как они доберутся до мыса Доброй Надежды, вода позеленеет от слизи, сухари растрескаются и в них заведется множество долгоносиков, но Хэл был намерен начинать с чистого и доброкачественного, и матросы заметили его заботу и одобрительно отзывались о ней между собой.
– Немногие капитаны стали бы тратить на это время. Некоторые берут в Адмиралтействе порченую свинину, лишь бы сэкономить одну-две гинеи.
Хэл и пушкари проверили порох, желая убедиться, что влага не проникла в бочонки, а порох по-прежнему рассыпчатый, не слежавшийся. Затем вычистили мушкеты, все сто пятьдесят штук, и убедились, что кремни в порядке и, когда по ним ударяют, выдают целый поток искр. Выкатили палубные орудия, смазали лафеты. Подняли на марс и разместили на юте фальконеты так, чтобы они могли поливать палубы вражеского судна шрапнелью. Кузнец с помощниками наточили абордажные сабли и топоры и разместили в стойках, откуда их легко взять при необходимости.
Хэл раздумывал над расписанием, которое определило бы место каждого человека в бою, а также над тем, куда поместить неожиданных пассажиров. В конце концов он выселил мальчиков из их только что сооруженной каюты и отдал ее сестрам Битти. Пришлось отдать свою каюту и Уиллу Картеру, третьему помощнику, хотя она была совсем крохотной, – мистеру Битти и его жене. Этим двум массивным телам предстояло разместиться на койке в двадцать два дюйма шириной, и Хэл улыбнулся, представив себе эту картину.
Хэл много часов проводил в своей каюте на корме «Серафима» с капитаном «Йомена» Эдвардом Андерсоном – они вырабатывали систему сигналов, с помощью которых могли бы общаться в море. Сорок лет назад три парламентария, «генералы моря» Дрейк, Дин и Монк, обновили систему сигнализации, используя днем флажки, а ночью фонари. У Хэла был экземпляр их брошюры «Наставление о лучшем управлении флотом в сражении», и они с Андерсоном договорились положить в основу собственной системы сигналов пять вымпелов и четыре фонаря.
Значение сигнала зависело от комбинации вымпелов и их расположения на снастях, куда их поднимали. Ночью лампы располагали определенным образом по вертикали и горизонтали на грот-мачте и грот-рее.
Договорившись о сигналах, они разработали расписание встреч на случай, если корабли потеряют друг друга в условиях плохой видимости или в бою. К концу этих длительных совещаний Хэл убедился, что достаточно хорошо узнал Андерсона и может ему доверять.
Через семь дней после прихода в Плимут они были готовы к отплытию, и в последний день Уильям дал великолепный обед в столовой Хай-Уэлда.
Каролину посадили за длинным столом между Уильямом и Гаем. Том сидел напротив, но стол был слишком широк, чтобы беседовать. Однако для него это особого значения не имело – Том не мог придумать, что сказать. Он ел мало, едва притронулся к омару и палтусу – своим любимым блюдам. И не мог оторвать взгляда от спокойного, прекрасного лица девушки.
А вот Гай почти сразу выяснил, что Каролина любит музыку, и между ними мгновенно возникла приязнь. Под руководством мастера Уэлша Гай выучился играть на клавесине и цитре, модном щипковом струнном инструменте. Том не проявлял никакой склонности к музицированию, а от его пения, по мнению мастера Уэлша, лошади шарахались.
Во время пребывания в Лондоне мастер Уэлш отвел Гая и Дориана на концерт. У Тома тогда вдруг сильно заболел живот, и это помешало ему пойти с ними, о чем он сейчас горько сожалел, наблюдая, с каким искренним интересом Каролина слушает, как Гай описывает тот вечер, музыку и блестящее лондонское общество. Гай даже запомнил платья и драгоценности каждой женщины, и фиолетовые глаза девушки не отрывались от его лица.
Том попытался отвлечь взгляд этих глаз от Гая, упомянув о посещении Бедлама в Мурфилде – они ездили посмотреть на сумасшедших в железных клетках.
– Я бросил в одного камнем, а он набрал своего дерьма и давай в меня кидать! – оживленно рассказывал Том. – К счастью, промахнулся и попал в Гая.
Розовая верхняя губа Каролины чуть дернулась, словно девушка ощутила запах упомянутого метательного снаряда, и ее завораживающий взгляд пронзил Тома насквозь, заставив запнуться. А Каролина снова повернулась к Гаю.
Дориан напряженно сидел в самом конце стола между Агнес и Сарой. Девочки были скрыты от взрослых цветами в серебряных вазах и высокими канделябрами. Весь обед они хихикали и перешептывались или глупо шутили, хотя им самим эти шутки казались такими уморительными, что они затыкали рот салфетками, чтобы сдержать смех.
Дориан смущенно ерзал в ужасе, что слуга, стоящий рядом, расскажет о положении, в которое он попал, другим слугам. Тогда даже помощники конюхов, мальчишки, его приятели, засмеют его, простофилю.
Во главе стола Хэл и Уильям, мистер Битти и Эдвард Андерсон беседовали о короле.
– Бог свидетель, мне не слишком понравилось, что у нас на троне сидит голландец, но этот маленький джентльмен в черном бархате выказал себя настоящим воином, – сказал Битти.
Хэл кивнул.
– Он ярый противник Рима и не любит французов. За это я буду ему верен. Но я обнаружил также, что у него острый глаз и ум. Думаю, из него выйдет хороший король.
Элис Кортни, молодая жена Уильяма, бледная и тихая, сидела рядом с Хэлом. Вопреки обычным для нее изъявлениям преданности и любви она не смотрела на мужа. На ее щеке под левым ухом темнел синяк, который она попыталась скрыть с помощью рисовой пудры и спущенного на лицо локона. На болтовню миссис Битти она отвечала односложно.
В конце обеда Уильям поднялся и постучал серебряной ложкой по ножке своего бокала.
– Как тот, кого долг обязывает остаться, когда вся моя любимая семья уходит в дальнее плавание… – начал он.
Том опустил голову, чтобы отец и гости не видели его за цветами, сунул пальцы в рот и сделал вид, что его вырвало.
Дориану стало так смешно, что он рассмеялся, закашлялся и спрятал рыжую голову под стол.
Каролина бросила на Тома высокомерный взгляд и повернула кресло так, чтобы не видеть его. Не подозревая об этом общении, Уильям продолжал:
– …Отец, я знаю, что, как и много раз в прошлом, ты вернешься к нам в лучах славы, с сокровищами в трюме. Я буду жить ожиданием этого дня. Но я хочу, чтобы ты знал: в твое отсутствие все внимание и заботу я посвящу семейным делам здесь, в Англии.
Хэл откинулся в кресле, полузакрыл глаза и, одобрительно улыбаясь, слушал звучные фразы старшего сына и его пожелания благополучия и здоровья. Но когда Уильям упомянул в своем обращении и троих сводных братьев, Хэл испытал легкое сомнение: уж слишком красочно расписывал Уильям свои чувства.
Он вдруг открыл глаза и увидел, что Уильям смотрит на Тома в конце стола. Холодный взгляд темных глаз так не вязался с теплыми словами, что Хэл понял: в речах старшего сына мало искренности.
Уильям почувствовал настроение отца и посмотрел на него, быстро спрятав злобу. Его лицо снова отобразило преданность, любовь и печаль, из-за расставания с теми, кого он так любит.
Однако то, что Хэл подметил в глазах Уильяма, породило череду тяжелых мыслей и предчувствие, что он в последний раз сидит за столом со всеми своими сыновьями. Ветра опасности уносят их в разные стороны, и каждый движется особым курсом. «Кое-кто из нас больше никогда не увидит Хай-Уэлд», – подумал Хэл. И почувствовал такую глубокую печаль, что не смог от нее избавиться. Ему трудно было улыбаться, когда он вставал, чтобы ответить на тост Уильяма «Удачи и попутного ветра!»
У оконечности мола Уильям на своем черном жеребце высоко поднял над головой шляпу, когда два корабля выходили в море. Хэл прошел к поручню юта, ответил на приветствие и тогда уже повернулся и отдал приказ развернуть корабль и направить его в открытое море.
– Каким курсом обогнем Уэсан? – спросил он Неда Тайлера, когда они миновали мыс Пинли и зеленые холмы Англии начали уходить за корму. Нед стоял у новомодного рулевого колеса, которое на таком современном корабле заменило старый румпель. Замечательное изобретение: пользуясь румпелем, рулевой был ограничен в поворотах корабля пятью градусами от центра в обе стороны, а с помощью этого нового колеса он мог разворачивать судно на тридцать градусов и гораздо лучше учитывать ход и держать курс.
– Ветер попутный, капитан, – ответил Нед. – Юго-юго-запад.
Он знал, что вопрос – всего лишь формальность и что Нед перед выходом из каюты тщательно сверился с картой.
– Отметьте на траверзе, – сказал ему Хэл, и Нед вставил колышек в отверстие траверзной доски.
Такой колышек будут вставлять каждые полчаса, и в конце вахты можно будет определить основной курс и рассчитать положение корабля по счислению пути.
Хэл прошелся по палубе, глядя на паруса. Свежий ветер дул с правого борта, наполняя их. Установленные Недом, все они служили превосходно и «Серафим» словно перелетал с волны на волну. Хэл почувствовал возбуждение, сила которого удивила его. «Мне казалось, я слишком стар, чтобы так волноваться в ожидании новых приключений», – подумал он.
Ценой некоторых усилий он сохранил спокойное выражение лица и степенную походку. У трапа на юте стоял Большой Дэниел, и они переглянулись. Без улыбки, но каждый понимал, что чувствует другой.
Пассажиры стояли в центре палубы у поручня. Ветер раздувал женские юбки, дамы придерживали шляпки. Но едва суша исчезла из вида и «Серафим» ощутил всю силу морских волн, возбужденные возгласы стихли и одна за другой дамы покинули палубу и побежали вниз. Только Каролина осталась стоять рядом с отцом.
Весь этот день и несколько следующих сила ветра постепенно увеличивалась. Ветер гнал корабли и однажды вечером начал грозить настоящей бурей; Хэлу пришлось убавить паруса. Когда стемнело, оба корабля подняли на грот-мачтах фонари, чтобы не терять друг друга из виду, и на рассвете Нед постучал в каюту Хэла и сообщил, что «Йомен» в двух милях за кормой, а справа по носу видны огни Уэсана.
Еще до полудня они обогнули Уэсан и углубились в бурные воды Бискайского залива, вполне оправдывавшие свою дурную славу. В последующие несколько недель у экипажа была возможность поднатореть в работе с парусами и управлении кораблем в бурных водах, при сильном ветре. Из женщин только Каролина не страдала морской болезнью и присоединилась к Тому и Дориану на ежедневных уроках, которые давал им в своей каюте мастер Уэлш.
Говорила она мало и совсем не разговаривала с Томом, упорно оставляя без внимания даже самые остроумные его шутки и замечания. И отказалась от помощи Тома в решении математических задач, которые предлагал мастер Уэлш.
Языки и математика – в этих областях Том достиг больших успехов.
Каролина также отказалась брать уроки арабского, которые ежедневно давал мальчикам Уил Уилсон.
Во время перехода через Бискайский залив Гай лежал пластом из-за морской болезни. Хэла тревожило, что один из его сыновей проявил такую слабость перед волнами. Тем не менее он положил для него тюфяк в углу кормовой каюты, и Гай лежал там, бледный, стеная, словно вот-вот умрет, не способный проглотить ни кусочка; он только понемногу пил воду, которую подносил ему Аболи.
Миссис Битти и ее младшие дочери чувствовали себя не лучше. Они не покидали своей каюты, и доктор Рейнольдс, которому помогала Каролина, проводил у них много времени. Из их каюты постоянно выносили горшки и ведра и выливали их содержимое за борт.
Кормовые помещения были проникнуты острым запахом рвоты.
Хэл приказал проложить курс с большим отклонением на запад, чтобы в темноте не наткнуться на Мадейру или Канарские острова и в надежде поймать благоприятный ветер, когда они войдут в зону штиля. Но, только когда корабль приблизился к тридцать пятому градусу северной широты, а Мадейра осталась на сто миль восточнее, ветры начали стихать. В более спокойной обстановке Хэл смог заняться починкой парусов и оснастки, пострадавших в бурях, и поднатаскать экипаж в постановке парусов. Матросы смогли просушить одежду и постель, кок развел огонь и приготовил горячую еду. И настроение экипажа изменилось.
Через несколько дней миссис Битти и ее младшие дочери снова появились на палубе; вначале они были бледны и вялы, но вскоре повеселели. Очень скоро Агнес и Сара стали любимицами экипажа. Но особенно они привязались к Тому, которого окружили поклонением, и, чтобы сбежать от них, Том уговорил Аболи разрешить ему подняться на мачты без согласия отца. Оба знали, что получить такое разрешение от Хэла будет нелегко.
Выйдя на смену утренней вахты, Хэл обнаружил Тома в тридцати футах над палубой; тот, уверенно стоя босыми ногами на леере, помогал убирать главный топсель. Хэл застыл на полушаге, запрокинув голову и думая, как отдать такой приказ, чтобы Том вернулся на палубу, не угадав озабоченности отца. Он повернулся к штурвалу, увидел, что все офицеры незаметно наблюдают за ним, и небрежно подошел к стоявшему у поручня Аболи.
– Я помню, как ты в первый раз поднялся на грот-мачту, Гандвейн, – негромко сказал Аболи. – Это было в бурном море у побережья Агуласа. Ты сделал это, хоть я и запретил тебе подниматься выше главной ванты. Ты был тогда на два года моложе, чем Клиб теперь, и ты всегда был сорванцом. – Аболи неодобрительно покачал головой и плюнул за борт. – Твой отец, сэр Фрэнсис, хотел тебя высечь. Зря я ему помешал.
Хэл отчетливо помнил тот случай. То, что начиналось как мальчишеская дерзость, завершилось ужасом, когда он цеплялся за грот-мачту в ста футах над палубой; картины палубы сменялись видами зеленых волн, корабль раскачивался и дрожал, за его кормой оставался пенный след. Неужели Тому на два года больше, чем ему тогда? Рея, на которой стоит сейчас его сын, ниже середины грот-мачты.
– Мы с тобой видели, как падают с грот-реи, – проворчал он. – Кости ломаются так же, как при падении с самого верха.
– Клиб не упадет. Он цепкий как обезьяна. – Аболи неожиданно улыбнулся. – Должно быть, это у него в крови.
Хэл ничего не ответил на это замечание и вернулся в каюту, будто бы для того, чтобы сделать запись в журнале, но на самом деле чтобы не видеть сына на реях.
Весь остаток утра он ожидал, что услышит над головой тяжелый удар тела о палубу или крик «Человек за бортом!» Когда в дверь каюты постучали и Том, светясь от гордости, просунул голову внутрь, чтобы передать сообщение вахтенного офицера, Хэл подавил дрожь облегчения и прижал сына к груди.
Вошли в штилевую полосу. Корабль стоял на воде со спущенными парусами, и за его кормовым подзором не было даже ряби. В середине утра Хэл сидел в своей каюте с Большим Дэниелом, Недом Тайлером и Уилсоном. Они в очередной раз слушали рассказ Уилсона о захвате «Минотавра» Джангири. Хэл хотел, чтобы все его офицеры точно знали, чего ожидать; хотел выслушать их предложения насчет того, как лучше вызвать пирата на бой или обнаружить его убежище.
Неожиданно Хэл осекся и наклонил голову. На палубе наверху происходило что-то необычное, раздавались шаги, звучали голоса и смех.
– Прошу прощения, джентльмены.
Он встал, быстро поднялся по трапу и осмотрелся.
Все свободные от вахты матросы собрались на палубе; казалось, сюда явился вообще весь экипаж. Все, запрокинув головы, смотрели на грот-мачту. Хэл посмотрел туда же.
Том сидел боком на грот-рее и подбадривал Дориана.
– Давай, Дорри. Не смотри вниз.
Дориан висел под ним на снастях грот-мачты. На мгновение Хэлу почудилось, что мальчик застыл на высоте в восемьдесят футов, но вот Дориан сдвинулся с места. Он сделал осторожный шаг вперед, потом ухватился за веревку над головой и сделал еще шаг.
– Вот так, Дорри! Давай дальше!
Гнев Хэла обострил страх за ребенка. «Нужно было высечь его, когда он впервые исполнил этот трюк на снастях», – подумал Хэл, подошел к рулю и достал из скобы рупор. Но прежде чем он поднес его ко рту и окликнул мальчиков, к нему подошел Аболи.
Помимо необходимости пополнить экипаж они отклонились от прямого маршрута и по другим причинам. Война с Ирландией привела к нехватке вооружения и боеприпасов, а теперь, когда на носу была война с Францией, Адмиралтейство берегло каждый бочонок пороха, каждую пулю. Даже с фабрик изъяали все остатки продукции.
Один из принадлежащих Хэлу складов в Плимуте был забит бочонками с порохом и железной шрапнелью. Хэл заготовил все это для последнего плавания «Золотого куста», от которого пришлось отказаться после смерти матери Дориана, когда ему пришлось взять на себя заботу о маленьком ребенке. Хотя пороху уже несколько лет, но этот новый сорт разлагается не так быстро, как прежний, и все еще находится в хорошем состоянии.
Последняя причина остановки в Плимуте была такова.
Чайлдс попросил перевезти в факторию Компании в Бомбее пассажиров; они будут ждать в порту. Чайлдс не сказал, сколько их будет, и Хэл надеялся, что немного. Комфорт на любом корабле, даже таком большом, как «Серафим», пользуется большим спросом, и, чтобы разместить пассажиров, некоторых офицеров придется выселить из кают.
Хэл был так поглощен этими проблемами, что не заметил, как корабль миновал остров Уайт. Затем обогнули мыс Гара, двигаясь вниз по Плимутскому проливу мимо острова Дрейка, и перед ними открылся Плимут. На берегу несколько десятков бездельников заметили приближение двух больших кораблей и выстроились вдоль причала, поглядеть, как бросают якорь.
Дэниел рядом с Хэлом сказал:
– Видите серебряную голову, горящую, как маяк? – Он подбородком указал на причал. – Его нельзя не заметить.
– Милостивый Боже, да это мастер Нед! – рассмеялся Хэл.
– А рядом с ним – Уилл Каптер. Должно быть, Нед притащил его на буксире, – продолжал Дэниел. – Уилл отличный парень. Теперь, когда он будет третьим помощником, а Нед первым, похоже, капитан, сэр, команда у вас полностью укомплектована.
Как только корабль пришвартовали к причалу, первым на борт поднялся Нед Тайлер, и Хэл с трудом удержался, чтобы не обнять его.
– Рад видеть вас, мистер Тайлер.
– Да, – согласился Нед. – Корабль отличный, только нос слишком просел, а паруса похожи на груду грязного белья в день стирки.
– Вы ведь поправите это, Нед? – спросил Хэл.
Нед мрачно кивнул.
– Есть, капитан.
Несмотря на плохие дороги, Аболи успел вернуться из Лондона с каретой и ждал на причале, сидя на козлах и держа поводья. Хэл приказал Дэниелу начать погрузку пороха из склада и выгрузить бочки с водой на причал, чтобы заново разместить их с большим вниманием к равновесию корабля, а сам вместе с мальчиками направился к ожидающему Аболи. Гай послушно, даже с явным облегчением, последовал за ним. Том и Дориан, напротив, сошли с палубы на сушу после многочисленных задержек, например прощания со всеми теми из экипажа, с кем успели подружиться. Они словно родились для жизни на корабле.
Конечно, так оно и есть, подумал Хэл и улыбнулся.
– Идемте. Можете завтра вернуться, чтобы помочь Дэниелу с разгрузкой.
Как только они уселись на козлы рядом с Аболи, Хэл сказал:
– В Хай-Уэлд, Аболи.
Немного погодя, когда карета миновала ворота в каменной стене, обозначавшей границы имения, Том посмотрел вперед и увидел одинокого всадника, несущегося наперерез карете, чтобы перехватить ее у подножия холма.
Невозможно было не узнать эту высокую фигуру в черном на черном жеребце, скачущую со стороны оловянных шахт в Восточном Рашволде.
Дориан тоже увидел Черного Билли и придвинулся ближе к Тому, но мальчики молчали.
Уильям направил коня прямо на стену. Лошадь и всадник взвились вверх (черный плащ развернулся черным крылом), жеребец легко приземлился и тотчас повернул на дорогу навстречу карете.
Не обращая внимания на Аболи и сидящих рядом с ним мальчиков, Уильям подъехал к экипажу.
– Добро пожаловать, отец! – поздоровался он с Хэлом через окно кареты. – Нам тебя очень не хватало.
Хэл высунулся, радостно улыбаясь, и они тут же завели оживленный разговор. Уильям рассказывал обо всем, что произошло в отсутствие Хэла, особенно об управлении шахтами и уборке урожая.
Они уже подъезжали к большому дому, когда Уильям с досадой прервал свой рассказ.
– Забыл сказать, прибыли твои гости из Брайтона. Они уже два дня ждут твоего возвращения.
– Мои гости?
Хэл удивился.
Уильям хлыстом показал на далекие фигуры на лужайке. Солидный рослый джентльмен держал под руки двух дам, а две девочки в ярких передничках бежали по траве навстречу карете, тоненько визжа от возбуждения, как свистит пар в кипящем котелке.
– Девчонки! – презрительно сказал Дориан. – Маленькие девчонки!
– И еще большая. – Зоркий Том разглядел молодую девушку об руку с джентльменом. – И хорошенькая.
– Осторожней, Клиб, – негромко предупредил Аболи. – Последняя выбросила тебя за борт прямо на глубине.
Но Том был подобен охотничьему псу, учуявшему дичь.
– Да кто они такие? – раздраженно спросил Хэл у Уильяма.
– Некий мистер Битти и его выводок, – ответил Уильям. – Он сказал, что ты его ожидаешь, отец. Это неправда? В таком случае я скажу им собирать вещи.
– Черт побери! – воскликнул Хэл. – Совсем забыл! Должно быть, это пассажиры «Серафима». Битти – новый управляющий факториями Компании в Бомбее. Но Чайлдс не говорил, что он везет с собой семью. Вот незадача! Четыре женщины! Куда, дьявол побери, я их дену?
Хэл, скрывая раздражение, вышел их кареты и поздоровался с семейством.
– Мистер Битти, к вашим услугам, сэр. Лорд Чайлдс очень высоко отозвался о вас. Надеюсь, поездка в Девон была приятной?
Хэл, конечно, ожидал, что пассажиры найдут пристанище в порту, а не явятся в Хай-Уэлд, но, здороваясь с женой Битти, притворился, что очень этому рад.
Миссис Битти – тучная, как и ее супруг: последние двадцать лет они едят одно и то же. Лицо у нее круглое и красное, как мяч, но из-под шляпки выглядывают мелкие девичьи кудряшки. С грацией слонихи она сделала книксен.
– Я очарован, мадам, – галантно сказал Хэл.
Когда он поцеловал ей руку, она захихикала.
– Позвольте представить мою старшую дочь Каролину.
Женщина знала, что сэр Генри Кортни не только один из богатейших людей в Девоне, владелец обширных земель, но и вдовец.
Каролине почти шестнадцать, и она хорошенькая. Разница в возрасте всего двадцать пять лет, почти такая же, как между нею и мистером Битти. Плавание долгое, они много времени проведут вместе, достаточно, чтобы их дружба созрела. Иногда мечты сбываются.
Хэл поклонился девушке, которая изящно присела, но не сделал попытки поцеловать ей руку. Его взгляд переместился на двух других девочек – те подпрыгивали и пританцовывали рядом с родителями, как пара воробьев.
– А кто эти прекрасные юные леди? – спросил Хэл с отеческой улыбкой.
– Меня зовут Агнес!
– А меня Сара!
Когда все поднимались по большой лестнице, ведущей в дом, девочки уже держали Хэла за руки, смеялись и приплясывали, оспаривая друг у друга его внимание.
– Он всегда хотел дочь, – негромко сказал Аболи, ласково поглядывая на хозяина, – а получил табун жеребцов.
– Подумаешь, девчонки! – высокомерно заявил Дориан.
Том ничего не сказал. Он молчал с тех пор, как оказался так близко к Каролине, что смог рассмотреть ее до мелочей. С этой минуты он лишился дара речи.
Каролина и Гай вслед за остальными поднимались по ступенькам. Они шли рядом, но наверху Каролина остановилась и оглянулась. Взгляд ее встретился с взглядом Тома.
Том и представить себе не мог такую красоту. Высокая, ростом с Гая, но с узкими плечами и талией гибкой, как росток. Под облаками нижних юбок и платья виднелись маленькие ножки в туфельках. Руки под пышными рукавами обнажены, кожа белая, безупречная. Волосы – башня сверкающих локонов и лент. Лицо изящное, полные розовые губы и большие фиолетовые глаза.
Она без выражения смотрела сквозь Тома, лицо ее оставалось спокойным, неулыбчивым; она как будто не видела юношу, словно он не существовал. Потом она повернулась и вслед за родными вошла в дом. Том, сам того не сознавая, затаил дыхание и теперь с шумом выдохнул.
Аболи покачал головой. От него ничто не ускользнуло. «Путешествие будет долгим, – подумал он. – И опасным».
«Серафим» стоял у причала шесть дней. Столько потребовалось рабочим, чтобы все закончить, хотя Нед Тайлер и Большой Дэниел безжалостно понукали их. Как только был заделан последний стык и вогнан последний клин, Дэниел отправил рабочих в почтовой карете назад на дептфордские верфи. К этому времени груз, провизия и вооружение были извлечены из трюма «Серафима» и вновь водворены туда, а Хэл в одной из шлюпок проверял с середины гавани правильность осадки корабля. Эдвард Андерсон с «Йомена» выказал добрую волю, послав свой экипаж помогать в тяжелых работах.
Тем временем Нед отправил все паруса на двор парусных мастеров. Он проверил все швы и стежки и то, что не понравилось, велел переделать. Том всюду ходил за ним, задавал вопросы и жадно впитывал все о парусном деле, что мог разузнать.
Прежде чем снова отправить бочки с водой на борт, Хэл лично проверил каждую, чтобы убедиться: вода пресная и годится для питья. Он открывал каждый третий бочонок с солониной и заставил корабельного лекаря доктора Рейнольдса проверить соленую свинину и говядину, сухари и муку, чтобы быть уверенным в их качестве. Все хорошо знали, что к тому времени как они доберутся до мыса Доброй Надежды, вода позеленеет от слизи, сухари растрескаются и в них заведется множество долгоносиков, но Хэл был намерен начинать с чистого и доброкачественного, и матросы заметили его заботу и одобрительно отзывались о ней между собой.
– Немногие капитаны стали бы тратить на это время. Некоторые берут в Адмиралтействе порченую свинину, лишь бы сэкономить одну-две гинеи.
Хэл и пушкари проверили порох, желая убедиться, что влага не проникла в бочонки, а порох по-прежнему рассыпчатый, не слежавшийся. Затем вычистили мушкеты, все сто пятьдесят штук, и убедились, что кремни в порядке и, когда по ним ударяют, выдают целый поток искр. Выкатили палубные орудия, смазали лафеты. Подняли на марс и разместили на юте фальконеты так, чтобы они могли поливать палубы вражеского судна шрапнелью. Кузнец с помощниками наточили абордажные сабли и топоры и разместили в стойках, откуда их легко взять при необходимости.
Хэл раздумывал над расписанием, которое определило бы место каждого человека в бою, а также над тем, куда поместить неожиданных пассажиров. В конце концов он выселил мальчиков из их только что сооруженной каюты и отдал ее сестрам Битти. Пришлось отдать свою каюту и Уиллу Картеру, третьему помощнику, хотя она была совсем крохотной, – мистеру Битти и его жене. Этим двум массивным телам предстояло разместиться на койке в двадцать два дюйма шириной, и Хэл улыбнулся, представив себе эту картину.
Хэл много часов проводил в своей каюте на корме «Серафима» с капитаном «Йомена» Эдвардом Андерсоном – они вырабатывали систему сигналов, с помощью которых могли бы общаться в море. Сорок лет назад три парламентария, «генералы моря» Дрейк, Дин и Монк, обновили систему сигнализации, используя днем флажки, а ночью фонари. У Хэла был экземпляр их брошюры «Наставление о лучшем управлении флотом в сражении», и они с Андерсоном договорились положить в основу собственной системы сигналов пять вымпелов и четыре фонаря.
Значение сигнала зависело от комбинации вымпелов и их расположения на снастях, куда их поднимали. Ночью лампы располагали определенным образом по вертикали и горизонтали на грот-мачте и грот-рее.
Договорившись о сигналах, они разработали расписание встреч на случай, если корабли потеряют друг друга в условиях плохой видимости или в бою. К концу этих длительных совещаний Хэл убедился, что достаточно хорошо узнал Андерсона и может ему доверять.
Через семь дней после прихода в Плимут они были готовы к отплытию, и в последний день Уильям дал великолепный обед в столовой Хай-Уэлда.
Каролину посадили за длинным столом между Уильямом и Гаем. Том сидел напротив, но стол был слишком широк, чтобы беседовать. Однако для него это особого значения не имело – Том не мог придумать, что сказать. Он ел мало, едва притронулся к омару и палтусу – своим любимым блюдам. И не мог оторвать взгляда от спокойного, прекрасного лица девушки.
А вот Гай почти сразу выяснил, что Каролина любит музыку, и между ними мгновенно возникла приязнь. Под руководством мастера Уэлша Гай выучился играть на клавесине и цитре, модном щипковом струнном инструменте. Том не проявлял никакой склонности к музицированию, а от его пения, по мнению мастера Уэлша, лошади шарахались.
Во время пребывания в Лондоне мастер Уэлш отвел Гая и Дориана на концерт. У Тома тогда вдруг сильно заболел живот, и это помешало ему пойти с ними, о чем он сейчас горько сожалел, наблюдая, с каким искренним интересом Каролина слушает, как Гай описывает тот вечер, музыку и блестящее лондонское общество. Гай даже запомнил платья и драгоценности каждой женщины, и фиолетовые глаза девушки не отрывались от его лица.
Том попытался отвлечь взгляд этих глаз от Гая, упомянув о посещении Бедлама в Мурфилде – они ездили посмотреть на сумасшедших в железных клетках.
– Я бросил в одного камнем, а он набрал своего дерьма и давай в меня кидать! – оживленно рассказывал Том. – К счастью, промахнулся и попал в Гая.
Розовая верхняя губа Каролины чуть дернулась, словно девушка ощутила запах упомянутого метательного снаряда, и ее завораживающий взгляд пронзил Тома насквозь, заставив запнуться. А Каролина снова повернулась к Гаю.
Дориан напряженно сидел в самом конце стола между Агнес и Сарой. Девочки были скрыты от взрослых цветами в серебряных вазах и высокими канделябрами. Весь обед они хихикали и перешептывались или глупо шутили, хотя им самим эти шутки казались такими уморительными, что они затыкали рот салфетками, чтобы сдержать смех.
Дориан смущенно ерзал в ужасе, что слуга, стоящий рядом, расскажет о положении, в которое он попал, другим слугам. Тогда даже помощники конюхов, мальчишки, его приятели, засмеют его, простофилю.
Во главе стола Хэл и Уильям, мистер Битти и Эдвард Андерсон беседовали о короле.
– Бог свидетель, мне не слишком понравилось, что у нас на троне сидит голландец, но этот маленький джентльмен в черном бархате выказал себя настоящим воином, – сказал Битти.
Хэл кивнул.
– Он ярый противник Рима и не любит французов. За это я буду ему верен. Но я обнаружил также, что у него острый глаз и ум. Думаю, из него выйдет хороший король.
Элис Кортни, молодая жена Уильяма, бледная и тихая, сидела рядом с Хэлом. Вопреки обычным для нее изъявлениям преданности и любви она не смотрела на мужа. На ее щеке под левым ухом темнел синяк, который она попыталась скрыть с помощью рисовой пудры и спущенного на лицо локона. На болтовню миссис Битти она отвечала односложно.
В конце обеда Уильям поднялся и постучал серебряной ложкой по ножке своего бокала.
– Как тот, кого долг обязывает остаться, когда вся моя любимая семья уходит в дальнее плавание… – начал он.
Том опустил голову, чтобы отец и гости не видели его за цветами, сунул пальцы в рот и сделал вид, что его вырвало.
Дориану стало так смешно, что он рассмеялся, закашлялся и спрятал рыжую голову под стол.
Каролина бросила на Тома высокомерный взгляд и повернула кресло так, чтобы не видеть его. Не подозревая об этом общении, Уильям продолжал:
– …Отец, я знаю, что, как и много раз в прошлом, ты вернешься к нам в лучах славы, с сокровищами в трюме. Я буду жить ожиданием этого дня. Но я хочу, чтобы ты знал: в твое отсутствие все внимание и заботу я посвящу семейным делам здесь, в Англии.
Хэл откинулся в кресле, полузакрыл глаза и, одобрительно улыбаясь, слушал звучные фразы старшего сына и его пожелания благополучия и здоровья. Но когда Уильям упомянул в своем обращении и троих сводных братьев, Хэл испытал легкое сомнение: уж слишком красочно расписывал Уильям свои чувства.
Он вдруг открыл глаза и увидел, что Уильям смотрит на Тома в конце стола. Холодный взгляд темных глаз так не вязался с теплыми словами, что Хэл понял: в речах старшего сына мало искренности.
Уильям почувствовал настроение отца и посмотрел на него, быстро спрятав злобу. Его лицо снова отобразило преданность, любовь и печаль, из-за расставания с теми, кого он так любит.
Однако то, что Хэл подметил в глазах Уильяма, породило череду тяжелых мыслей и предчувствие, что он в последний раз сидит за столом со всеми своими сыновьями. Ветра опасности уносят их в разные стороны, и каждый движется особым курсом. «Кое-кто из нас больше никогда не увидит Хай-Уэлд», – подумал Хэл. И почувствовал такую глубокую печаль, что не смог от нее избавиться. Ему трудно было улыбаться, когда он вставал, чтобы ответить на тост Уильяма «Удачи и попутного ветра!»
У оконечности мола Уильям на своем черном жеребце высоко поднял над головой шляпу, когда два корабля выходили в море. Хэл прошел к поручню юта, ответил на приветствие и тогда уже повернулся и отдал приказ развернуть корабль и направить его в открытое море.
– Каким курсом обогнем Уэсан? – спросил он Неда Тайлера, когда они миновали мыс Пинли и зеленые холмы Англии начали уходить за корму. Нед стоял у новомодного рулевого колеса, которое на таком современном корабле заменило старый румпель. Замечательное изобретение: пользуясь румпелем, рулевой был ограничен в поворотах корабля пятью градусами от центра в обе стороны, а с помощью этого нового колеса он мог разворачивать судно на тридцать градусов и гораздо лучше учитывать ход и держать курс.
– Ветер попутный, капитан, – ответил Нед. – Юго-юго-запад.
Он знал, что вопрос – всего лишь формальность и что Нед перед выходом из каюты тщательно сверился с картой.
– Отметьте на траверзе, – сказал ему Хэл, и Нед вставил колышек в отверстие траверзной доски.
Такой колышек будут вставлять каждые полчаса, и в конце вахты можно будет определить основной курс и рассчитать положение корабля по счислению пути.
Хэл прошелся по палубе, глядя на паруса. Свежий ветер дул с правого борта, наполняя их. Установленные Недом, все они служили превосходно и «Серафим» словно перелетал с волны на волну. Хэл почувствовал возбуждение, сила которого удивила его. «Мне казалось, я слишком стар, чтобы так волноваться в ожидании новых приключений», – подумал он.
Ценой некоторых усилий он сохранил спокойное выражение лица и степенную походку. У трапа на юте стоял Большой Дэниел, и они переглянулись. Без улыбки, но каждый понимал, что чувствует другой.
Пассажиры стояли в центре палубы у поручня. Ветер раздувал женские юбки, дамы придерживали шляпки. Но едва суша исчезла из вида и «Серафим» ощутил всю силу морских волн, возбужденные возгласы стихли и одна за другой дамы покинули палубу и побежали вниз. Только Каролина осталась стоять рядом с отцом.
Весь этот день и несколько следующих сила ветра постепенно увеличивалась. Ветер гнал корабли и однажды вечером начал грозить настоящей бурей; Хэлу пришлось убавить паруса. Когда стемнело, оба корабля подняли на грот-мачтах фонари, чтобы не терять друг друга из виду, и на рассвете Нед постучал в каюту Хэла и сообщил, что «Йомен» в двух милях за кормой, а справа по носу видны огни Уэсана.
Еще до полудня они обогнули Уэсан и углубились в бурные воды Бискайского залива, вполне оправдывавшие свою дурную славу. В последующие несколько недель у экипажа была возможность поднатореть в работе с парусами и управлении кораблем в бурных водах, при сильном ветре. Из женщин только Каролина не страдала морской болезнью и присоединилась к Тому и Дориану на ежедневных уроках, которые давал им в своей каюте мастер Уэлш.
Говорила она мало и совсем не разговаривала с Томом, упорно оставляя без внимания даже самые остроумные его шутки и замечания. И отказалась от помощи Тома в решении математических задач, которые предлагал мастер Уэлш.
Языки и математика – в этих областях Том достиг больших успехов.
Каролина также отказалась брать уроки арабского, которые ежедневно давал мальчикам Уил Уилсон.
Во время перехода через Бискайский залив Гай лежал пластом из-за морской болезни. Хэла тревожило, что один из его сыновей проявил такую слабость перед волнами. Тем не менее он положил для него тюфяк в углу кормовой каюты, и Гай лежал там, бледный, стеная, словно вот-вот умрет, не способный проглотить ни кусочка; он только понемногу пил воду, которую подносил ему Аболи.
Миссис Битти и ее младшие дочери чувствовали себя не лучше. Они не покидали своей каюты, и доктор Рейнольдс, которому помогала Каролина, проводил у них много времени. Из их каюты постоянно выносили горшки и ведра и выливали их содержимое за борт.
Кормовые помещения были проникнуты острым запахом рвоты.
Хэл приказал проложить курс с большим отклонением на запад, чтобы в темноте не наткнуться на Мадейру или Канарские острова и в надежде поймать благоприятный ветер, когда они войдут в зону штиля. Но, только когда корабль приблизился к тридцать пятому градусу северной широты, а Мадейра осталась на сто миль восточнее, ветры начали стихать. В более спокойной обстановке Хэл смог заняться починкой парусов и оснастки, пострадавших в бурях, и поднатаскать экипаж в постановке парусов. Матросы смогли просушить одежду и постель, кок развел огонь и приготовил горячую еду. И настроение экипажа изменилось.
Через несколько дней миссис Битти и ее младшие дочери снова появились на палубе; вначале они были бледны и вялы, но вскоре повеселели. Очень скоро Агнес и Сара стали любимицами экипажа. Но особенно они привязались к Тому, которого окружили поклонением, и, чтобы сбежать от них, Том уговорил Аболи разрешить ему подняться на мачты без согласия отца. Оба знали, что получить такое разрешение от Хэла будет нелегко.
Выйдя на смену утренней вахты, Хэл обнаружил Тома в тридцати футах над палубой; тот, уверенно стоя босыми ногами на леере, помогал убирать главный топсель. Хэл застыл на полушаге, запрокинув голову и думая, как отдать такой приказ, чтобы Том вернулся на палубу, не угадав озабоченности отца. Он повернулся к штурвалу, увидел, что все офицеры незаметно наблюдают за ним, и небрежно подошел к стоявшему у поручня Аболи.
– Я помню, как ты в первый раз поднялся на грот-мачту, Гандвейн, – негромко сказал Аболи. – Это было в бурном море у побережья Агуласа. Ты сделал это, хоть я и запретил тебе подниматься выше главной ванты. Ты был тогда на два года моложе, чем Клиб теперь, и ты всегда был сорванцом. – Аболи неодобрительно покачал головой и плюнул за борт. – Твой отец, сэр Фрэнсис, хотел тебя высечь. Зря я ему помешал.
Хэл отчетливо помнил тот случай. То, что начиналось как мальчишеская дерзость, завершилось ужасом, когда он цеплялся за грот-мачту в ста футах над палубой; картины палубы сменялись видами зеленых волн, корабль раскачивался и дрожал, за его кормой оставался пенный след. Неужели Тому на два года больше, чем ему тогда? Рея, на которой стоит сейчас его сын, ниже середины грот-мачты.
– Мы с тобой видели, как падают с грот-реи, – проворчал он. – Кости ломаются так же, как при падении с самого верха.
– Клиб не упадет. Он цепкий как обезьяна. – Аболи неожиданно улыбнулся. – Должно быть, это у него в крови.
Хэл ничего не ответил на это замечание и вернулся в каюту, будто бы для того, чтобы сделать запись в журнале, но на самом деле чтобы не видеть сына на реях.
Весь остаток утра он ожидал, что услышит над головой тяжелый удар тела о палубу или крик «Человек за бортом!» Когда в дверь каюты постучали и Том, светясь от гордости, просунул голову внутрь, чтобы передать сообщение вахтенного офицера, Хэл подавил дрожь облегчения и прижал сына к груди.
Вошли в штилевую полосу. Корабль стоял на воде со спущенными парусами, и за его кормовым подзором не было даже ряби. В середине утра Хэл сидел в своей каюте с Большим Дэниелом, Недом Тайлером и Уилсоном. Они в очередной раз слушали рассказ Уилсона о захвате «Минотавра» Джангири. Хэл хотел, чтобы все его офицеры точно знали, чего ожидать; хотел выслушать их предложения насчет того, как лучше вызвать пирата на бой или обнаружить его убежище.
Неожиданно Хэл осекся и наклонил голову. На палубе наверху происходило что-то необычное, раздавались шаги, звучали голоса и смех.
– Прошу прощения, джентльмены.
Он встал, быстро поднялся по трапу и осмотрелся.
Все свободные от вахты матросы собрались на палубе; казалось, сюда явился вообще весь экипаж. Все, запрокинув головы, смотрели на грот-мачту. Хэл посмотрел туда же.
Том сидел боком на грот-рее и подбадривал Дориана.
– Давай, Дорри. Не смотри вниз.
Дориан висел под ним на снастях грот-мачты. На мгновение Хэлу почудилось, что мальчик застыл на высоте в восемьдесят футов, но вот Дориан сдвинулся с места. Он сделал осторожный шаг вперед, потом ухватился за веревку над головой и сделал еще шаг.
– Вот так, Дорри! Давай дальше!
Гнев Хэла обострил страх за ребенка. «Нужно было высечь его, когда он впервые исполнил этот трюк на снастях», – подумал Хэл, подошел к рулю и достал из скобы рупор. Но прежде чем он поднес его ко рту и окликнул мальчиков, к нему подошел Аболи.