Смит Уилбур. Муссон

Уилбур Смит
Муссон

   Wilbur Smith MONSOON
   First published in 1999 by Macmillan an imprint of Pan Macmillan Ltd.
 
   Печатается с разрешения литературных агентств Charles Pick Consultancy Limited и Permissions & Rights Ltd.
 
   © Wilbur Smith, 1999
   © Издание на русском языке AST Publishers, 2013
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

   Моей жене, моей драгоценной Мохинисо посвящается – с любовью и благодарностью за все волшебные годы нашей совместной жизни.

   Трое мальчиков прошли по лесистому оврагу за церковью, так, чтобы их нельзя было увидеть из большого дома или конюшни. Том, старший из братьев, по обыкновению шел впереди. Самый младший шагал сразу за ним, и когда Том остановился в том месте, где ручей поворачивает к деревне, возобновил спор:
   – Почему я всегда должен караулить? Почему мне нельзя участвовать, Том?
   – Потому что ты не дорос еще, – властно ответил Том. Он разглядывал небольшую деревню в долине, которая теперь была как на ладони.
   Из горна в кузнице поднимался дым, за домом вдовы Эванс восточный ветер трепал развешанное белье, но людей не было видно. В такой день большинство мужчин работают на полях отца, потому что пора убирать урожай, а те женщины, что не помогают им, заняты в большом доме.
   Том довольно улыбнулся – в предвкушении.
   – Нас никто не заметил.
   Никто не расскажет отцу.
   – Это нечестно. – Дориана не так-то легко было переспорить. Медно-золотые волосы мальчика упали на лоб, придавая ему вид рассерженного херувима. – Ты мне ничего не даешь делать…
   – А кто позволил тебе на прошлой неделе пустить сокола? – возразил Том. – Кто разрешил вчера выстрелить из мушкета? Кто научил управлять катером?
   – Да, но…
   – Никаких но, – сердито сказал Том. – Кто у нас капитан экипажа?
   – Ты, Том. – Под взглядом брата Дориан потупил зеленые глаза. – Но все равно…
   – Можешь пойти с Томом вместо меня, если хочешь, – впервые негромко заговорил Гай. – Я постерегу.
   Том повернулся к своему брату-близнецу, а Дориан воскликнул:
   – Правда, Гай? Правда можно?
   – Нет, нельзя! – отрезал Том. – Дориан еще ребенок. Он останется на крыше и будет караулить.
   – Я не ребенок! – яростно возразил Дориан. – Мне почти одиннадцать.
   – Тогда покажи волосы на яйцах, – вызывающе произнес Том. С тех пор, как у него самого в промежности появилась растительность, это стало непререкаемым доказательством его старшинства.
   Дориан отмолчался – у него не было даже пушка, никакого сравнения со старшим братом. Но он повел атаку с другого направления.
   – Я посмотрю, и все.
   – Ладно, но только с крыши, – отрезал Том. – Пойдем. Мы опоздаем. – И он начал подниматься по крутому склону оврага. Братья, недовольные каждый по своему поводу, следовали за ним.
   – Да и кто может прийти? – не отставал Дориан. – Все заняты. Даже мы должны помогать.
   – Черный Билли, – не оглядываясь, ответил Том. Это имя заставило замолчать даже Дориана. Черный Билли – старший сын Кортни. Его мать, эфиопскую принцессу, сэр Хэл Кортни привез из Африки, когда вернулся из первого плавания к этому загадочному континенту.
   Невеста королевского рода и корабль, полный ценностей, отнятых у голландцев и язычников… целое состояние, позволившее отцу больше чем вдвое расширить старинное поместье и тем самым сделать семью одной из богатейших в Девоне; с ней могли соперничать только Гренвиллы.
   Уильяму Кортни, Черному Билли, как прозвали его братья, почти двадцать четыре года; он на семь лет старше близнецов. Он был умен, безжалостен, отличался мрачной хищной красотой. У младших братьев были все основания бояться и ненавидеть его. Заслышав его имя, Дориан содрогнулся, и последние полмили мальчики прошли молча. Наконец они свернули в сторону от ручья и, добравшись, куда собирались, остановились под большим дубом, где прошлой весной свил гнездо полевой лунь.
   Том сел у дуплистого ствола, чтобы отдышаться.
   – Если ветер не переменится, завтра утром сможем поплавать, – объявил он, снимая шапку и утирая рукавом потный лоб.
   В шапке торчало перо кряквы – первой утки, убитой его собственным соколом.
   Том осмотрелся. Отсюда была видна почти половина поместья Кортни, пятнадцать тысяч акров пологих холмов, лесов, пастбищ и пшеничных полей, которые тянулись до самых утесов на берегу, доходя почти до порта. Но все было так знакомо, что Том не стал долго обозревать окрестности.
   – Пойду выясню, нет ли кого на берегу, – сказал он, вставая. И, пригнувшись, осторожно двинулся к каменной стене, окружавшей церковь.
   Поднял голову и заглянул за ограду.
   Церковь построил его прадед, сэр Чарлз, рыцарское звание которому принесла служба доброй королеве Бесс^[1]. Капитан морского корабля, он с большим успехом сражался против армады Филиппа Испанского. Более ста лет назад сэр Чарлз возвел эти стены во славу Господа и в память о действиях флота у Кале. Именно там он заслужил свое звание; многие охваченные огнем испанские галеоны были выброшены на берег, а остальные рассеяла буря, которую вице-адмирал Дрейк назвал Божественным Ветром.
   Церковь – красивое восьмиугольное здание из серого камня с высокой колокольней; с нее в ясный день можно было увидеть Плимут, до которого больше пятнадцати миль. Том легко перемахнул через стену и по яблоневому саду подобрался к дубовой двери ризницы. Чуть приоткрыл ее и прислушался. Все было тихо.
   Тогда он юркнул внутрь и подошел к двери, ведущей в само здание.
   Солнечный свет сквозь высокие витражи проникал в церковь. По стенам и полу были разбросаны разноцветные пятна. На окнах за алтарем была изображена битва английского флота с испанским, Господь с облаков одобрительно взирал на горящие испанские галеоны.
   Витражи над главной дверью добавил отец Тома. На этот раз побежденными врагами были голландцы и орды мусульман, над битвой возвышался сам сэр Хэл, героически поднявший меч, и рядом с ним – эфиопская принцесса.
   Они были в доспехах, а на их щитах сверкал крест ордена Святого Георгия и Священного Грааля.
   Церковь пустовала. Приготовления к венчанию Черного Билли, назначенному на следующую субботу, еще не начались. Здание было в распоряжении Тома. Он вернулся к входу в ризницу и выставил голову. Сунул два пальца в рот и резко свистнул. Почти сразу оба брата перебрались через стену и побежали к нему.
   – Давай на колокольню, Дорри! – приказал Том и, когда ему показалось, что рыжеволосый брат собирается возразить, угрожающе шагнул к нему.
   Дориан скорчил гримасу, но исчез на лестнице.
   – Ее еще нет? – спросил Гай с дрожью в голосе.
   – Нет. Рано.
   Том пересек зал и стал спускаться по темной каменной лестнице, ведущей в подземный склеп. Внизу он развязал клапан кожаной сумки, висевшей у него на поясе рядом с кинжалом, достал тяжелый железный ключ, который утром взял в кабинете отца, открыл замок на решетчатой двери и распахнул ее. Дверь заскрипела.
   Том без колебаний вошел в склеп, где в каменных саркофагах лежали его предки. Гай последовал за ним с меньшей уверенностью. Присутствие мертвых всегда вызывало у него беспокойство. У входа он задержался.
   Свет пробивался в склеп через окно, расположенное на уровне земли, освещение было слабым и необычным.
   Вдоль изогнутых по кругу стен размещались каменные и мраморные гробы. Всего шестнадцать: Кортни и их жены – членов семьи хоронили здесь со времен прадеда Чарлза. Гай невольно посмотрел на саркофаг, средний из трех, принадлежавших отцовским женам, в котором покоились бренные останки их с Томом матери. Крышку украшало резное изображение матушки, и Гай подумал, что она прекрасна, как светлая лилия. Он не знал ни ее, ни вкуса молока из ее груди – три тяжелых дня, когда на свет рождались близнецы, столь нежное существо не вынесло. Она умерла от потери крови и изнурения через несколько часов после первого крика Гая. Мальчиков вырастили несколько нянек и мачеха, мать Дориана.
   Гай подошел к мраморному гробу и склонился у его изголовья. Прочитал надпись: «Здесь покоится Маргарет Кортни, любимая вторая жена сэра Генри Кортни, мать Томаса и Гая, ушедшая из жизни 2 мая 1673 года. Теперь она в лоне Христа».
   Он закрыл глаза и начал молиться.
   – Она тебя не слышит, – не очень любезно заметил Том.
   – Нет, слышит, – ответил Гай, не поднимая головы и не открывая глаз.
   Том утратил интерес к брату и пошел вдоль саркофагов. Справа от его матери лежит мать Дориана, последняя жена отца. Всего три года назад катер, на котором она плыла, перевернулся у входа в залив, и высокие волны унесли ее в море. Муж пытался спасти ее, но течение оказалось чересчур сильным, и сам Хэл едва не утонул. Их обоих выбросило у продуваемой ветром рощи в пяти милях ниже по берегу, но к тому времени Элизабет захлебнулась, а Хэл был на последнем издыхании.
   Том почувствовал, как из глубин его души поднимаются слезы: он любил мачеху, как не мог любить мать, которой никогда не знал. Он откашлялся и вытер глаза, прогоняя слезы, чтобы Гай не заметил его детскую слабость.
   Хотя Хэл женился на Элизабет главным образом для того, чтобы у его осиротевших детей была мать, вскоре все в ней души не чаяли, как и в Дориане, с того дня, как она дала ему жизнь. Все – кроме Черного Билли.
   Уильям Кортни не любил никого, кроме отца, и ревновал его свирепо, как пантера. Элизабет защищала мальчиков от его мстительного внимания, пока море не поглотило ее, оставив их без защиты.
   – Тебе не следовало оставлять нас, – негромко сказал Том и тут же виновато взглянул на брата. Но Гай, погруженный в молитву, не услышал его, и Том перешел к следующему гробу, расположенному подле саркофага Маргарет. Здесь лежала Юдифь, эфиопская принцесса, мать Черного Билли. Мраморная статуя на крышке изображала красивую женщину с яростным, почти ястребиным лицом – его унаследовал сын. Она была в доспехах, как подобает командующей армией в войне с язычниками. На поясе – меч, на груди – щит; на щите – коптский крест, символ Христа, предшественник даже католического.
   Густые курчавые волосы короной венчали непокрытую голову. Глядя на нее, Том почувствовал, как в нем оживает ненависть к ее сыну.
   – Жаль, лошадь не сбросила тебя раньше, чем ты зачала своего щенка. – Это он произнес вслух.
   Гай встал и подошел к нему.
   – Разговоры с покойниками приносят неудачу, – предупредил он брата.
   Том пожал плечами.
   – Сейчас она ничего не может мне сделать.
   Гай взял его за руку и подвел к следующему в ряду саркофагу. Оба знали, что тот пуст.
   Крышка не закрыта.
   «Сэр Фрэнсис Кортни, родившийся 6 января в графстве Девон. Рыцарь ордена Подвязки, ордена Святого Георгия и Священного Грааля, навигатор и моряк, исследователь и воин. Отец Генри и доблестный джентльмен, – прочел Гай. – Несправедливо обвинен в пиратстве проклятыми голландскими поселенцами мыса Доброй Надежды и жестоко казнен 15 июля 1668 года. Хотя его бренные останки покоятся на далеком, суровом африканском берегу, память о нем жива в сердце его сына Генри Кортни и в сердцах всех смелых и верных моряков, которые ходили по океану под его командованием».
   – Как отец мог поставить здесь пустой гроб? – удивился Том.
   – Думаю, он собирается как-нибудь вернуть тело деда, – ответил Гай.
   Том пристально взглянул на него.
   – Он сказал тебе об этом?
   Парень ревниво следил, как бы отец не сообщил брату нечто особенное. Мальчики преклонялись перед отцом.
   – Нет, – признался Гай, – но я жду от него этого.
   Том утратил интерес к разговору и прошел в центр открытого пространства, где был выложен из гранита и пестрого мрамора странный круглый рисунок. В четырех точках круга располагались медные котлы, какие-то люди помещали в них древние стихии: огонь, воду, воздух и землю; это происходило в полнолуние во время зимнего солнцестояния, когда собирался орден Святого Георгия и Священного Грааля. Сэр Генри Кортни – рыцарь-навигатор этого ордена, как и его отец и дед.
   В центре куполообразной крыши склепа находилось отверстие. Здание построено так хитро, что в полнолуние рисунок на каменном полу освещается и таинственный, черного мрамора, девиз ордена: «In Arcadia habito»^[2], становится прекрасно виден. Мальчики еще не знали глубокого смысла этого геральдического девиза.
   Том ступил на готические буквы, прижал руку к сердцу и начал читать присягу, которая когда-нибудь и его сделает рыцарем ордена:
   – Я верю и буду защищать эту Веру всей жизнью. Я верю в единого Бога в Троице, в вечного Отца, вечного Сына и вечный Святой Дух.
   – Аминь! – негромко воскликнул Гай. Братья старательно изучали череду вопросов и ответов, звучащих при вступлении в орден, и после сотен повторений знали их наизусть.
   – Я верю в Единую церковь Англии и в божественное право ее представителя на земле Вильгельма Третьего, короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, Защитника Веры.
   – Аминь! – повторил Гай. Однажды обоим близнецам предстоит стоять в свете полной луны и давать клятву.
   – Я буду поддерживать церковь Англии. Я буду противостоять врагам моего суверенного господина Вильгельма… – искренне продолжал Том голосом, который уже почти перестал казаться детским. Но неожиданно замолчал – из отверстия на крыше над его головой послышался негромкий свист.
   – Это Дорри! – испуганно сказал Гай. – Кто-то идет.
   Оба застыли, ожидая второго свиста, более громкого: он означал бы тревогу и опасность. Но его не было.
   – Это она, – улыбнулся Том брату. – Я уж боялся, не придет.
   Гай не разделял его радости. Он нервно почесал шею.
   – Том, мне это совсем не нравится.
   – У тебя яиц нет, Гай Кортни! – рассмеялся Том. – Не попробуешь – так никогда и не узнаешь, до чего это приятно.
   Шорох соломы, легкие шаги на лестнице – и в склеп вбежала девушка. Она остановилась у входа, тяжело дыша, ее щеки раскраснелись. На холм она поднималась бегом.
   – Кто-нибудь видел, как ты выходила из дома, Мэри? – спросил Том.
   Она покачала головой.
   – Никто не видал, мастер Том. Все коров доят.
   Говорила она на местном диалекте, но ее голос звучал легко и приятно. Отлично сформировавшаяся фигура, полная грудь, пышный зад. Мэри старше близнецов; ей скорее ближе к двадцати, чем к пятнадцати. Кожа безупречная, гладкая, точно знаменитое девонское масло, а спутанные темные кудри обрамляют привлекательное полное лицо. Губы у нее розовые, мягкие и влажные, глаза хитро прищурены, взгляд опытный.
   – Ты уверена, Мэри, что мастер Билли тебя не видел? – настаивал на своем Том.
   Она замотала головой, так что затряслись кудри.
   – Нет. Я заглянула в библиотеку, перед тем как выйти; он там, как всегда, с головой ушел в книги.
   Она подбоченилась; руки у нее были красные из-за работы в посудомойне. Она почти обхватила ими стройную талию. Глаза близнецов проследили за этим движением Мэри и остановились на ее теле. Платье и нижние юбки доходили до середины полных икр, лодыжки были тонкими, а ноги – босыми и грязными. Мэри увидела выражение глаз парней и улыбнулась, сознавая свою власть над ними.
   Подняв руку – оба взгляда послушно сопроводили это движение, и Мэри выставила грудь так, что сдерживающая лента туго натянулась, – она принялась возиться со шнуровкой корсета.
   – Ты обещал, я получу за это шесть пенсов, – напомнила она Тому. Тот пришел в себя.
   – Да, Мэри. – Он кивнул. – Шесть пенсов за нас обоих, за Гая и за меня.
   Она тряхнула волосами и показала розовый язык.
   – Хитрый ты, мастер Том. Шесть пенсов за одного, за двоих будет шиллинг.
   – Не глупи, Мэри. – Он порылся в кошельке и вытащил серебряную монету. Подбросил ее в воздух.
   Монета блеснула, вращаясь, и Том поймал ее и протянул на ладони Мэри, чтобы посмотрела.
   – Целый серебряный шестипенсовик, и все тебе.
   Мэри снова покачала головой и потянула ленту корсета.
   – Шиллинг, – сказала она, и корсет раскрылся на дюйм.
   Оба мальчика смотрели на открывшуюся серебристую кожу: она резко отличалась от загорелых веснушчатых плеч.
   – Шиллинг, или до свиданья. – И она с деланным равнодушием пожала плечами.
   При этом движении одна ее грудь наполовину вывалилась из платья, скрытым остался только выпуклый сосок, но из-под блузы выглядывал его рубиновый ореол. Оба мальчика лишились дара речи.
   – Язык проглотили? – насмешливо спросила Мэри. – Думаю, здесь мне нечего ловить. – И она повернулась к лестнице, взметнув юбки так, что мелькнул округлый зад.
   – Подожди! – сдавленно позвал Том. – Пусть будет шиллинг, Мэри, красавица.
   – Сперва покажи, мастер Том. – Она бросила взгляд через веснушчатое плечо.
   Он лихорадочно рылся в кошельке.
   – Вот, Мэри. – Том достал монету, и Мэри медленно подошла к нему, покачивая бедрами, как плимутская портовая девка.
   Она взяла монету из его пальцев.
   – Ты считаешь меня красивой, мастер Том?
   – Ты самая красивая девушка во всей Англии, – ответил Том, абсолютно искренне. Он потянулся к ее большой круглой груди, которая полностью показалась из-под корсета.
   Мэри хихикнула и шлепнула его по руке.
   – А как же мастер Гай? – Она посмотрела мимо Тома. – Тебе ведь впервой, мастер Гай?
   Гай с трудом сглотнул, но не сумел сказать ни слова. Он потупился и багрово покраснел.
   – Это у него в первый раз, – подтвердил Том. – Начинай с него. А я потом.
   Мэри подошла к Гаю и взяла его за руку.
   – Не бойся. – Она улыбнулась, стрельнув глазами. – Больно не будет. – И повела его в глубину склепа.
   Мэри тесно прижалась к Гаю, и он ощутил ее запах. Вероятно, Мэри не мылась целый месяц, и от нее сильно пахло кухней, где она работала, свиным жиром и древесным дымом, потом, как от лошади, и раками, которые варятся в кипятке.
   Гай почувствовал, что его вот-вот вырвет.
   – Нет! – выпалил он и вырвал руку. Я не стану. Не могу… – Он был готов расплакаться. – Иди первый, Том.
   – Но я позвал ее для тебя, – хрипло произнес Том. – Когда поймешь, как это приятно, с ума по ней будешь сходить.
   – Пожалуйста, Том, не заставляй меня. – Голос его дрожал, Гай в отчаянии бросил взгляд в сторону лестницы. – Я хочу домой. Отец узнает.
   – Я уже отдал ей шиллинг, – попытался урезонить его Том. – Деньги пропадут зря.
   Мэри снова схватила Гая за руку.
   – Пошли! – потащила она его. – Красавчик! Я на тебя глаз положила, правда. Ты такой сладкий.
   – Пусть первым идет Том! – в панике повторил Гай.
   – Ну хорошо! – Мэри повернулась к Тому. – Пусть мастер Том покажет тебе дорогу. Он уже может отыскать ее с завязанными глазами, так часто там бывал. – Она схватила Тома за руку, потащила к ближайшему гробу, который оказался саркофагом сэра Чарлза, героя Кале, и откинулась на него. – И не только у меня, – хихикнула Мэри в лицо Тому, – но и у Мейбел, и у Джилл, если только они не лгут, и еще у половины девушек в деревне, как я слышала. Настоящий бык наш мастер Том.
   Она опустила руки и потянула завязки штанов Тома. При этом девушка приподнялась на цыпочки и впилась губами в его губы. Том притиснул ее спиной к каменному гробу. Поводя глазами в сторону брата, он пытался что-то сказать ему, но мягкие влажные губы и длинный кошачий язык, глубоко проникший в его рот, не позволяли.
   Наконец Том высвободил лицо, чтобы вдохнуть, и улыбнулся Гаю. Его подбородок был мокрым и блестящим от слюны девушки.
   – Теперь я покажу тебе самое сладкое в мире – ничего лучше ты и в сто лет не увидишь.
   Мэри по-прежнему прижималась спиной к крышке гроба.
   Том наклонился и привычно распустил шнурок, стягивавший юбку; та упала к ногам девушки. Под юбкой ничего не было. Тело у Мэри оказалось гладкое и белое, словно вылепленное из лучшего свечного воска. Близнецы разглядывали его с благоговением, а Мэри – с гордостью демонстрировала. После долгого молчания, прерываемого только шумным дыханием Тома, Мэри обеими руками сняла через голову блузку и бросила на крышку гроба за спиной. Она повернула голову и посмотрела в глаза Гаю.
   – Хочешь их? – спросила она и сжала полные груди ладонями. – Нет? – Она усмехнулась. Парень, потрясенный, дрожал. Мэри медленно провела руками по своему телу, мимо глубокой ямки пупка. Потом пинком откинула юбку и широко расставила ноги, по-прежнему глядя на Гая. – Ты ведь никогда не видел такой киски, мастер Гай?
   Под ее пальцами затрепетали завитки волос. Мэри ласкала себя. Гай издал сдавленный звук, и она торжествующе рассмеялась.
   – Поздно, мастер Гай, ты свой случай упустил. Жди теперь!
   К этому времени Том спустил штаны до лодыжек. Мэри взялась за его плечи, подтянулась и обхватила за шею, а ногами обвила талию.
   На Мэри были дешевые стеклянные бусы, которые застряли между их телами. Нитка лопнула, и блестящие бусины каскадом стекли с их тел и рассыпались по полу. Они, казалось, этого не заметили.
   Гай со странной смесью ужаса и зачарованности наблюдал, как его брат прижал девушку к саркофагу деда и с рявканьем стал пронзать ее своим стилетом, а Мэри прижималась к нему. Она начала издавать легкие мяукающие звуки; они постепенно становились все выше и выше, пока девушка не завизжала, как щенок.
   Гай хотел отвести взгляд, но не мог. Он завороженно смотрел, как его брат откинул голову, широко разинул рот и издал ужасный, болезненный крик. «Она убьет его! – подумал Гай. И потом: – Что я скажу отцу?» Лицо Тома побагровело и заблестело от пота.
   – Том! Ты в порядке? – Слова вылетели у Гая сами собой.
   Том повернул голову и криво улыбнулся.
   – Лучше не бывает. – Он отпустил Мэри, позволив ей встать на ноги, и отступил. Девушка по-прежнему стояла, прислонившись к гробу.
   – Теперь твоя очередь, – отдуваясь, произнес Том. – Возьми с нее на свои шесть пенсов, парень.
   Мэри тоже задыхалась, но все же рассмеялась.
   – Дай мне минутку перевести дух, и я повезу тебя галопом, который ты много лет не забудешь, мастер Гай.
   В этот миг через отверстие в крыше донесся резкий двойной свист; Гай в тревоге, но и с облегчением вздрогнул. Невозможно было не обратить внимание на неожиданный сигнал тревоги.
   – Бежим! – воскликнул он. – Это Дорри на крыше. Кто-то идет.
   Том запрыгал на одной ноге, потом на другой, надевая штаны и завязывая шнурки.
   – Беги, Мэри! – крикнул он девушке. Та на четвереньках собирала упавшие бусы.
   – Оставь их! – крикнул Том, но Мэри не обращала внимания на его слова. Ее голые ягодицы покраснели в том месте, где соприкасались с краем гроба, и Том едва не разобрал на белой коже отпечаток надписи; его охватило нестерпимое желание рассмеяться.
   Но он подавил это желание и схватил Гая за плечо.
   – Пойдем! Это может быть отец!
   От этой мысли у братьев на пятках словно выросли крылья, и парни торопливо, перегоняя друг друга, взлетели по лестнице.
   Подбежав к дверям ризницы, они наткнулись на ждущего их Дориана; он прижимался к плющу, увившему стену.
   – Кто там, Дорри? – выдохнул Том.
   – Черный Билли! – ответил Дориан. – Он только что взял на конюшне Султана и поехал вверх по холму. Будет здесь через минуту.
   Том изрыгнул самую кощунственное богохульство, какому научился у Большого Дэниела Фишера, отцовского боцмана.
   – Он не должен застать нас здесь.
   Они втроем побежали к каменной стене. Том подсадил Дориана, потом они с Гаем перелезли и стянули младшего брата в траву.
   – Эй, вы, потише! – Том давился от смеха и возбуждения.
   – Что случилось? – спросил Дориан. – Я видел, как вошла Мэри. Что вы с ней делали, Гай?
   – Тебе не понять. – Гай старался увильнуть от ответа.
   – А я знаю что, – возмущенно сказал Дориан. – Я видел, как это делают бараны, и собаки, и петухи, и бык Геркулес, вот так. – Он встал на четвереньки и картинно изобразил движения бедрами, высунув язык и закатив глаза. – Ты это делал с Мэри, Гай?
   – Прекрати, Дориан Кортни! Слышишь?
   Но Том радостно захохотал и прижал лицо Дориана к траве.
   – Ах ты, грязная мартышка! Ставлю гинею, что ты в этом лучше Гая, есть у тебя там волосы или нет.
   – Ты мне позволишь в следующий раз, Том? – спросил Дориан приглушенным голосом – его лицо все еще было прижато к траве.
   – Позволю, когда у тебя подрастет то, чем это делают, – заявил Том и позволил брату сесть, и тут все услышали, что кто-то поднимается по холму.
   – Тише! – произнес Том, и братья легли в траву за стеной, пытаясь сдерживать смех и дыхание. Они слышали, как всадник подскакал галопом и перешел на шаг перед главным входом в церковь, где все преклоняют колени.
   – Не вставайте! – прошептал Том, но сам стащил с головы шапку с пером и осторожно выглянул из-за стены.
   Уильям Кортни сидел верхом на Султане. Парень был превосходным наездником; это умение он унаследовал от африканских предков. Он был строен, высок и, как всегда, одет в черное.
   Скорее именно поэтому, чем из-за смуглой кожи и темных волос, братья дали ему прозвище Черный Билли, которое сам Уильям яростно ненавидел.
   Сегодня его голова была непокрыта, хотя обычно он носил черную широкополую шляпу, украшенную пучком страусовых перьев. Высокие сапоги у него черные, седло и вся упряжь – тоже.