— Еще должны быть люди, — уверенно произнес Брюс. — Где они прячутся?
— Думаю, в конторе.
Брюс быстро переключил свое внимание на здание компании. Все окна были темными, но ему показалось, что он уловил за ними какое-то движение. Он бросил взгляд на группу Вэлли и увидел, что четверо бегут за Вэлли слишком плотной группой.
— Хендри, осторожно! — изо всех сил закричал он. — Справа, из конторы!
— Но было слишком поздно, в темных окнах появились вспышки выстрелов, и маленькая группа бегущих людей рассеялась. Брюс и Раффи выпустили по окнам по целому магазину патронов. Перезаряжая, Брюс снова бросил взгляд на улицу. Только Вэлли продолжал бег, он промчался по избитой пулями земле, подбежал к террасе и перепрыгнул через парапет.
— Ты ранен? — спросил Брюс.
— Ни царапины, эти ублюдки совсем не умеют стрелять! — вызывающе закричал Хендри. Его голос далеко разнесся по внезапно наступившей тишине. Он выдернул из винтовки пустой магазин и вставил заряженный.
— Подвинься! Я тоже хочу пострелять в этих ублюдков, — он поднял винтовку, положил ствол на перила, упер приклад в плечо и начал стрелять по окнам конторы короткими очередями.
— Этого я и боялся, — Брюс старался перекричать грохот выстрелов. — Теперь мы имеем прямо в центре города очаг сопротивления. Их там человек пятнадцать-двадцать. Мы можем неделю их оттуда вышибать, — он бросил тоскливый взгляд на стоящие у станции грузовики. — У них простреливается все место, где стоят грузовики, а как только они догадаются, что нам нужно, то просто взорвут бензовоз и уничтожат всю колонну. Желто-красный корпус поблескивал в занимающемся рассвете. Он выглядел таким огромным и беззащитным. Достаточно всего одной пули из многих тысяч уже выпущенных, и он прекратит свое существование.
«Мы вынуждены пойти на штурм», — решил Брюс. Остатки группы Хендри из укрытия вели оживленную стрельбу по конторе. Группа Брюса перебралась в отель и заняла позиции у окон.
— Раффи, — Брюс положил руку ему на плечо. — Берем с собой четырех жандармов и попытаемся обойти контору сзади. От того дома мы должны будем пересечь всего ярдов двадцать открытой местности. Как только мы добежим до стены, они не смогут ничего с нами сделать. Мы сумеем забросать их гранатами.
— Это двадцать ярдов отсюда больше похожи на двадцать миль, — проворчал Раффи, но взял с пола подсумок с гранатами и подполз к ограде террасы.
— Отбери людей, — приказал Брюс. О'кей, босс. Мы будем ждать вас на кухне. Хендри, послушай меня.
— Да. В чем дело?
— Когда я доберусь до того угла, то помашу тебе. Мы будем готовы к атаке. Я хочу, чтобы ты нас прикрыл, чтобы они не смогли высунуться.
— О'кей, — согласился Хендри и выпустил еще одну очередь.
— Постарайся в нас не попасть. Вэлли обернулся, посмотрел на Брюса и криво усмехнулся.
— Случаются ошибки. Я ничего не могу обещать. Ты будешь прекрасно выглядеть в моем прицеле.
— Не шути.
— А кто шутит? — снова усмехнулся Вэлли, Брюс оставил его и пошел на кухню, где нашел Раффи с четырьмя жандармами.
— Пошли, — он провел их по кухонному двору, мимо зловонных уборных со стальными дверями, через дорогу к дому, соседнему с конторой. Здесь они остановились и сбились вместе, как будто, чтобы обменяться между собой храбростью. Брюс на глаз измерил расстояние.
— Не очень далеко.
— Все зависит от того, с какой стороны смотреть, — пробурчал Раффи.
— На эту сторону выходят всего два окна. Достаточно и двух. Вам-то сколько хотелось? Эх, Раффи, умереть можно всего один раз. Одного раза вполне достаточно. Давайте прекратим разговоры. Слишком много болтовни вредно сказывается на здоровье. Брюс обошел угол и вышел из тени здания. Он помахал рукой, и ему показалось, что он увидел ответный знак с дальней стороны террасы.
— Все вместе. — Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и выбежал на открытое место. Он чувствовал себя очень неуклюжим и безобидным, а не храбрым и непобедимым, как раньше, а его ноги двигались настолько медленно, что ему казалось, что он не двинется с места. Черные окна как черные пасти.
«Сейчас, — подумал он. — Сейчас ты умрешь».
«Куда, — думал он. — Только не в живот, Господи, прошу тебя, только не в живот». Его негнущиеся ноги пробежали уже половину пути.
«Всего десять шагов, — думал он. — Еще одна река, еще одна река на пути в обетованную землю. Но только не в живот, прошу тебя, господи, только не в живот». Его плоть сжалась в предвкушении, живот втянулся. Неожиданно темные окна ярко осветились, яркие прямоугольники на фоне стен, и из них на улицу вылетели стекла, как слюна изо рта старика. Затем они вновь стали темными, из них потянулся на улицу дым, а о взрыве напоминал только звон в ушах.
— Граната, — пробормотал Брюс в изумлении. — Кто-то взорвал там гранату. Он подбежал и сходу выбил заднюю дверь, кашляя от взрывных газов, влетел в комнату, отвечая огнем на малейшее движение умирающих людей. У дальней стены он разглядел что-то длинное и белое. Тело, голое тело белого человека. Он быстро подошел к нему и глянул вниз.
— Андре, это Андре взорвал гранату, — он встал рядом с ним на колени.
18
19
— Думаю, в конторе.
Брюс быстро переключил свое внимание на здание компании. Все окна были темными, но ему показалось, что он уловил за ними какое-то движение. Он бросил взгляд на группу Вэлли и увидел, что четверо бегут за Вэлли слишком плотной группой.
— Хендри, осторожно! — изо всех сил закричал он. — Справа, из конторы!
— Но было слишком поздно, в темных окнах появились вспышки выстрелов, и маленькая группа бегущих людей рассеялась. Брюс и Раффи выпустили по окнам по целому магазину патронов. Перезаряжая, Брюс снова бросил взгляд на улицу. Только Вэлли продолжал бег, он промчался по избитой пулями земле, подбежал к террасе и перепрыгнул через парапет.
— Ты ранен? — спросил Брюс.
— Ни царапины, эти ублюдки совсем не умеют стрелять! — вызывающе закричал Хендри. Его голос далеко разнесся по внезапно наступившей тишине. Он выдернул из винтовки пустой магазин и вставил заряженный.
— Подвинься! Я тоже хочу пострелять в этих ублюдков, — он поднял винтовку, положил ствол на перила, упер приклад в плечо и начал стрелять по окнам конторы короткими очередями.
— Этого я и боялся, — Брюс старался перекричать грохот выстрелов. — Теперь мы имеем прямо в центре города очаг сопротивления. Их там человек пятнадцать-двадцать. Мы можем неделю их оттуда вышибать, — он бросил тоскливый взгляд на стоящие у станции грузовики. — У них простреливается все место, где стоят грузовики, а как только они догадаются, что нам нужно, то просто взорвут бензовоз и уничтожат всю колонну. Желто-красный корпус поблескивал в занимающемся рассвете. Он выглядел таким огромным и беззащитным. Достаточно всего одной пули из многих тысяч уже выпущенных, и он прекратит свое существование.
«Мы вынуждены пойти на штурм», — решил Брюс. Остатки группы Хендри из укрытия вели оживленную стрельбу по конторе. Группа Брюса перебралась в отель и заняла позиции у окон.
— Раффи, — Брюс положил руку ему на плечо. — Берем с собой четырех жандармов и попытаемся обойти контору сзади. От того дома мы должны будем пересечь всего ярдов двадцать открытой местности. Как только мы добежим до стены, они не смогут ничего с нами сделать. Мы сумеем забросать их гранатами.
— Это двадцать ярдов отсюда больше похожи на двадцать миль, — проворчал Раффи, но взял с пола подсумок с гранатами и подполз к ограде террасы.
— Отбери людей, — приказал Брюс. О'кей, босс. Мы будем ждать вас на кухне. Хендри, послушай меня.
— Да. В чем дело?
— Когда я доберусь до того угла, то помашу тебе. Мы будем готовы к атаке. Я хочу, чтобы ты нас прикрыл, чтобы они не смогли высунуться.
— О'кей, — согласился Хендри и выпустил еще одну очередь.
— Постарайся в нас не попасть. Вэлли обернулся, посмотрел на Брюса и криво усмехнулся.
— Случаются ошибки. Я ничего не могу обещать. Ты будешь прекрасно выглядеть в моем прицеле.
— Не шути.
— А кто шутит? — снова усмехнулся Вэлли, Брюс оставил его и пошел на кухню, где нашел Раффи с четырьмя жандармами.
— Пошли, — он провел их по кухонному двору, мимо зловонных уборных со стальными дверями, через дорогу к дому, соседнему с конторой. Здесь они остановились и сбились вместе, как будто, чтобы обменяться между собой храбростью. Брюс на глаз измерил расстояние.
— Не очень далеко.
— Все зависит от того, с какой стороны смотреть, — пробурчал Раффи.
— На эту сторону выходят всего два окна. Достаточно и двух. Вам-то сколько хотелось? Эх, Раффи, умереть можно всего один раз. Одного раза вполне достаточно. Давайте прекратим разговоры. Слишком много болтовни вредно сказывается на здоровье. Брюс обошел угол и вышел из тени здания. Он помахал рукой, и ему показалось, что он увидел ответный знак с дальней стороны террасы.
— Все вместе. — Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и выбежал на открытое место. Он чувствовал себя очень неуклюжим и безобидным, а не храбрым и непобедимым, как раньше, а его ноги двигались настолько медленно, что ему казалось, что он не двинется с места. Черные окна как черные пасти.
«Сейчас, — подумал он. — Сейчас ты умрешь».
«Куда, — думал он. — Только не в живот, Господи, прошу тебя, только не в живот». Его негнущиеся ноги пробежали уже половину пути.
«Всего десять шагов, — думал он. — Еще одна река, еще одна река на пути в обетованную землю. Но только не в живот, прошу тебя, господи, только не в живот». Его плоть сжалась в предвкушении, живот втянулся. Неожиданно темные окна ярко осветились, яркие прямоугольники на фоне стен, и из них на улицу вылетели стекла, как слюна изо рта старика. Затем они вновь стали темными, из них потянулся на улицу дым, а о взрыве напоминал только звон в ушах.
— Граната, — пробормотал Брюс в изумлении. — Кто-то взорвал там гранату. Он подбежал и сходу выбил заднюю дверь, кашляя от взрывных газов, влетел в комнату, отвечая огнем на малейшее движение умирающих людей. У дальней стены он разглядел что-то длинное и белое. Тело, голое тело белого человека. Он быстро подошел к нему и глянул вниз.
— Андре, это Андре взорвал гранату, — он встал рядом с ним на колени.
18
Андре был еще жив, но внутреннее кровотечение быстро уносило последние жизненные капли. Его ум был светел. Лежа, скорчившись на бетонном полу, он слышал звуки разрывов гранат Брюса, затем стрельбу на улице, звуки шагов бегущих людей. Крики в ночи, потом звуки стрельбы переместились очень близко, прямо в комнату, где он лежал.
Он открыл глаза. У каждого окна пригнувшись стояли черные бандиты и стреляли. Комната была наполнена пороховым дымом и грохотом выстрелов.
Андре было холодно. Его всего насквозь пронизывал холод. Во всем теле тепло чувствовалось только в животе. Тепло и пульсирующая тяжесть.
Каждая мысль требовала усилия, а стрельба сбивала с толку.
Он равнодушно наблюдал за людьми у окон, постепенно его тело теряло вес. Ему казалось, что он оторвался от пола и наблюдает за происходящим в комнате с крыши. Его веки закрылись, он с трудом поднял их снова и попытался вернуться в оставшееся внизу тело.
Внезапно штукатурка над головой Андре разлетелась в разные стороны, воздух наполнился мельчайшей пылью. Один из стоящих у окон людей упал, его оружие громко звякнуло об пол. Он перевернулся. Андре с трудом анализировал увиденное. Кто-то стрелял по зданию с улицы. Человек, лежащий рядом с ним, был мертв. Кровь из его раны на голове по полу медленно подбиралась к Андре. Андре закрыл глаза, ему было очень холодно, и он очень устал.
Звуки стрельбы на время стихли, это был один из необъяснимых перерывов в пылу боя. И в тишине Андре услышал далекий голос. Слов он не разобрал, но голос узнал, и его глаза широко раскрылись. Он почувствовал в себе новые силы, так как это был голос Вэлли.
Почувствовав сумасшедшую радость, он пошевелился и судорожно сжал пальцы.
«Вэлли за мной вернулся, вернулся, чтобы спасти меня». Он с трудом шевельнул головой, в животе забулькала кровь.
«Я должен ему помочь. Я не хочу, чтобы он подвергался опасности. Эти люди хотят его убить. Я должен их остановить. Я не должен им позволить убить Вэлли».
И вдруг он увидел на поясе лежащего рядом с ним бандита гранаты. Он зафиксировал свой взгляд на блестящих металлических шариках и стал молиться.
— Пресвятая дева Мария… Он пошевелился и попытался выпрямить свое тело.
— Благословенно имя твое… Его рука попала в лужу крови, звуки выстрелов заполнили голову так, что он не слышал собственных слов. Его рука медленно, как муха блюдце с патокой, пересекла кровавую лужу.
— Благословен сын твой, Иисус. Господи услышь молитву мою. Он прикоснулся к гладкой поверхности гранаты.
— И вопль мой да придет к тебе. Он попытался отстегнуть гранату непослушными холодными пальцами.
— Славлю тебя, Господи… Карабин, наконец, расстегнулся и он сжал гранату.
— Пресвятая дева Мария… Он подтянул к себе гранату и прижал к груди обеими руками. Затем поднял руки к лицу и зубами выдернул чеку.
— Прости мне мои прегрешения… Он попытался бросить ее. Она выкатилась из его рук и запрыгала по полу. Предохранитель взрывателя со звоном отскочил. Генерал Мозес обернулся на звук, очки ярко блеснули над широко раскрытым черным ртом. Граната лежала у его ног. Затем все пропало в грохоте и вспышке взрыва. И после этого в едких клубах дыма, под градом падающей штукатурки, среди звона битого стекла и стонов умирающих, Андре продолжал жить. Тело лежащего рядом бандита защитило его грудь и голову от взрыва. Он еще смог различить склонившееся над ним лицо Брюса Карри, но рук, прикасавшихся к его телу, он уже не чувствовал.
— Андре, — сказал Брюс. — Это Андре бросил гранату.
— Скажи ему, — прошептал Андре и остановился.
— Да, Андре?
— В этот раз я смог, — он чувствовал, что жизнь затухает в нем, как свеча на ветру, и он мысленно постарался заслонить ее своими ладонями.
— Что, Андре? Что я должен сказать ему? — голос Брюса, но откуда-то издалека.
— Ради него в этот раз, я смог, — бельгиец остановился и собрал все оставшиеся силы. Его губы задрожали от напряжения.
— Как мужчина, — прошептал он. Свеча погасла.
— Да, — тихо произнес Брюс, удерживая его на руках. — В этот раз, как мужчина. Он осторожно положил Андре обратно на пол, затем встал и осмотрел ужасно изуродованное тело. Внутри себя он почувствовал пустоту, как после акта любви. Он прошел через комнату к столу. На улице то разгоралась, то затухала перестрелка и, наконец, все стихло. Раффи и четыре жандарма возбужденно ходили по комнате, осматривали мертвых, что-то кричали, смеялись нервным смехом людей, недавно избежавших смертельной опасности. Медленно расстегивая ремешок каски негнущимися пальцами, Брюс смотрел на тело Андре.
— Да, — снова прошептал он, — в этот раз, как мужчина. Все остальное не в счет. Его сигареты отсырели после марша по болоту, но все равно он выбрал одну из середины пачки и распрямил бесчувственными пальцами. Он нашел зажигалку, щелкнул и его руки внезапно начали дрожать. Для того, чтобы прикурить, он вынужден был держать зажигалку обеими руками. На его руках была кровь, свежая липкая кровь. Он глубоко вдохнул дым. Дым был очень горек, рот наполнился слюной, Брюс судорожно глотнул, пытаясь бороться с тошнотой, его дыхание участилось.
«Раньше было не так, — вспоминал Брюс. — Даже в ту ночь на мосту, когда они прорвались с фланга и мы пошли в штыковую атаку в темноте. Раньше все было бессмысленным, я не мог чувствовать. А теперь я снова ожил». Он почувствовал желание побыть одному и встал.
— Раффи.
— Да, босс.
— Наведи здесь порядок. Из отеля возьми одеяла для де Сурье, женщин и людей на станционном дворе. — Он слышал свой голос откуда-то со стороны.
— Вы в порядке, босс?
— Да.
— Ваша голова?
Брюс потрогал рукой длинную вмятину на каске.
— Все нормально.
— Ваша нога?
— Всего лишь царапина.
— О'кей, босс. Что делать с остальными?
— Брось в реку. — Брюс вышел на улицу. Хендри и его жандармы все еще были на террасе. Они начали обрабатывать мертвецов, используя вместо ножей штыки, они с громким, нервным смехом, отрезали им уши. Брюс прошел по улице к станции. Наступил рассвет, окрашивая небо сначала в стальной цвет, затем пурпурно-красный. «Форд» стоял рядом с платформой, где он его и оставил, он залез в кабину и стал наблюдать, как утро становиться днем.
— Капитан, вас просит подойти сержант. Хочет вам что-то показать.
Брюс поднял голову от руля. Он не слышал, как подошел жандарм.
— Сейчас иду. — Он взял с соседнего сиденья каску и винтовку и зашагал к конторе. Жандармы загружали в один из грузовиков покойников. Взяв его за руки и ноги, они раскачивали его, а по счету «три» бросали через задний борт в гору таких же как он неудачников. Из здания конторы вышел капрал Жак, таща за ноги очередного мертвеца. Голова стучала по ступенькам, на цементном полу оставался коричневый след.
— Как свинину, — весело крикнул Жак. Тело принадлежало маленькому худенькому седовласому человеку с двумя рядами наград на кителе. Брюс заметил, что одной из наград был военный крест на сиренево-белой ленте — странная для Конго добыча. Жак выпустил ноги мертвеца из рук, достал штык и наклонился. Он оттянул от черепа одно из плотно прижатых ушей и отрезал его быстрым взмахом штыка. Открылась розовая плоть с темным отверстием по середине. Брюс вошел в контору, его слегка мутило от запаха бойни.
— Посмотрите сюда, босс, — сказал стоявший у стола Раффи.
— На это можно построить дом даже в Гайд-Парке, — ухмыльнулся находившийся тут же Хендри. В одной руке он держал карандаш. Обычный карандаш, на который было нанизано около дюжины человеческих ушей.
— А, вот они, — Брюс посмотрел на кучки промышленных и ювелирных алмазов на столе. — Раффи, сосчитай их и уложи обратно в мешочки.
— Ты не собираешься их сдавать? — запротестовал Хендри. — Если мы поделим их на троих: ты, Раффи и я, мы станем богатыми.
— Или покойниками, после того, как нас расстреляют. Почему ты думаешь, что о них не знают в Элизабетвилле? — Брюс снова повернулся к Раффи. — Пересчитай и упакуй. Ты за них отвечаешь. Не вздумай потерять какой-нибудь камешек.
Брюс посмотрел на завернутого в одеяло Андре.
— Ты уже назначил похоронную команду?
— Шесть человек уже роют могилы.
— Хорошо, — кивнул капитан. — Хендри, пойдем со мной. Надо осмотреть грузовики.
Полчаса спустя Брюс закрыл капот последнего автомобиля.
— Только этот не сможет ехать — разбит карбюратор. Нужно снять с него колеса про запас, — он вытер свои масляные руки о штаны. — Слава Богу, что не попали в бензовоз. Там порядка шестисот галлонов. Более чем достаточно для обратной дороги.
— «Форд» будешь забирать?
— Да, может пригодиться.
— Да и тебе будет в нем значительно удобней с твоей француженкой.
— Вот именно, — не обратил внимание на издевку Брюс. — Ты водить умеешь?
— А как же. Ты что меня идиотом считаешь?
— Все стараются тебя обидеть. Ты никому не можешь верить. Ты так думаешь?
— Именно так!
— Андре просил передать тебе кое-что перед смертью.
— А, куколка.
— Это он бросил гранату, ты знаешь об этом?
— Да, знаю.
— Хочешь услышать, что он сказал?
— Один педик — это всегда педик, а самый хороший педик — это мертвый педик. Брюс нахмурился.
— Возьми пару человек в помощь. Заливайте грузовики бензином. Мы и так потеряли слишком много времени. Они похоронили своих в общей могиле, стараясь сделать все как можно быстрее. Затем помолчали возле небольшого холмика.
— Скажете что-нибудь, босс? — спросил Раффи и все посмотрели на Брюса.
— Нет, — Брюс развернулся и пошел к грузовикам.
«Что тут можно сказать? — подумал он со злостью. — Смерть — это не та дама, с которой разговариваешь запросто. Все, что ты можешь сказать: это были люди, сильные и слабые, добрые и злые, а чаще всего где-то между. Но теперь они мертвы, как свинина». Он взглянул через плечо.
— Все, уезжаем отсюда. Колонна медленно въехала на дамбу. Брюс рулил впереди на «форде». Воздух, попадавший в кабину через разбитое лобовое стекло, был слишком влажным и походил на пар. Никакого облегчения от поднимавшейся жары он не приносил. Когда они подъехали к повороту на миссию, солнце уже высоко висело над лесом. Брюс взглянул в ту сторону и хотел дать сигнал колонне продолжать движение, пока он не съездит в миссию. Он хотел увидеть Хейга и отца Игнатиуса и удостовериться, что с ними все в порядке. Потом он передумал. «Если бандиты побывали в миссии и оставили после себя только мертвых изнасилованных женщин и убитых мужчин, я ничем не смогу помочь им и, поэтому, не хочу об этом знать. Лучше думать, что им удалось скрыться в джунглях, что хоть кто-то из хороших людей уцелел во всем этом». Он решительно повел колонну мимо поворота, через холмы, к железнодорожному переезду. Вдруг в его голову пришла другая мысль, и думать об этом доставило ему удовольствие.
В Порт-Реприв приехало четверо разуверившихся, забытых Господом белых мужчин. И здесь они узнали, что «поздно» — не абсолютное понятие, может быть, «поздно» вообще никогда не бывает. Один из них нашел в себе мужество умереть, как мужчина, хотя всю свою жизнь страдал от собственной слабости. Второй обрел утерянное чувство собственного достоинства, а вместе с ним шанс начать все с начала.
Третий нашел, — он задумался. — Да, третий нашел любовь. А четвертый? При мысли о Вэлли Хендри улыбка сошла с губ Брюса. Все в рассуждениях шло гладко, пока не подумаешь о Хендри. Что он нашел? Дюжину ушей, нанизанных на карандаш?
Он открыл глаза. У каждого окна пригнувшись стояли черные бандиты и стреляли. Комната была наполнена пороховым дымом и грохотом выстрелов.
Андре было холодно. Его всего насквозь пронизывал холод. Во всем теле тепло чувствовалось только в животе. Тепло и пульсирующая тяжесть.
Каждая мысль требовала усилия, а стрельба сбивала с толку.
Он равнодушно наблюдал за людьми у окон, постепенно его тело теряло вес. Ему казалось, что он оторвался от пола и наблюдает за происходящим в комнате с крыши. Его веки закрылись, он с трудом поднял их снова и попытался вернуться в оставшееся внизу тело.
Внезапно штукатурка над головой Андре разлетелась в разные стороны, воздух наполнился мельчайшей пылью. Один из стоящих у окон людей упал, его оружие громко звякнуло об пол. Он перевернулся. Андре с трудом анализировал увиденное. Кто-то стрелял по зданию с улицы. Человек, лежащий рядом с ним, был мертв. Кровь из его раны на голове по полу медленно подбиралась к Андре. Андре закрыл глаза, ему было очень холодно, и он очень устал.
Звуки стрельбы на время стихли, это был один из необъяснимых перерывов в пылу боя. И в тишине Андре услышал далекий голос. Слов он не разобрал, но голос узнал, и его глаза широко раскрылись. Он почувствовал в себе новые силы, так как это был голос Вэлли.
Почувствовав сумасшедшую радость, он пошевелился и судорожно сжал пальцы.
«Вэлли за мной вернулся, вернулся, чтобы спасти меня». Он с трудом шевельнул головой, в животе забулькала кровь.
«Я должен ему помочь. Я не хочу, чтобы он подвергался опасности. Эти люди хотят его убить. Я должен их остановить. Я не должен им позволить убить Вэлли».
И вдруг он увидел на поясе лежащего рядом с ним бандита гранаты. Он зафиксировал свой взгляд на блестящих металлических шариках и стал молиться.
— Пресвятая дева Мария… Он пошевелился и попытался выпрямить свое тело.
— Благословенно имя твое… Его рука попала в лужу крови, звуки выстрелов заполнили голову так, что он не слышал собственных слов. Его рука медленно, как муха блюдце с патокой, пересекла кровавую лужу.
— Благословен сын твой, Иисус. Господи услышь молитву мою. Он прикоснулся к гладкой поверхности гранаты.
— И вопль мой да придет к тебе. Он попытался отстегнуть гранату непослушными холодными пальцами.
— Славлю тебя, Господи… Карабин, наконец, расстегнулся и он сжал гранату.
— Пресвятая дева Мария… Он подтянул к себе гранату и прижал к груди обеими руками. Затем поднял руки к лицу и зубами выдернул чеку.
— Прости мне мои прегрешения… Он попытался бросить ее. Она выкатилась из его рук и запрыгала по полу. Предохранитель взрывателя со звоном отскочил. Генерал Мозес обернулся на звук, очки ярко блеснули над широко раскрытым черным ртом. Граната лежала у его ног. Затем все пропало в грохоте и вспышке взрыва. И после этого в едких клубах дыма, под градом падающей штукатурки, среди звона битого стекла и стонов умирающих, Андре продолжал жить. Тело лежащего рядом бандита защитило его грудь и голову от взрыва. Он еще смог различить склонившееся над ним лицо Брюса Карри, но рук, прикасавшихся к его телу, он уже не чувствовал.
— Андре, — сказал Брюс. — Это Андре бросил гранату.
— Скажи ему, — прошептал Андре и остановился.
— Да, Андре?
— В этот раз я смог, — он чувствовал, что жизнь затухает в нем, как свеча на ветру, и он мысленно постарался заслонить ее своими ладонями.
— Что, Андре? Что я должен сказать ему? — голос Брюса, но откуда-то издалека.
— Ради него в этот раз, я смог, — бельгиец остановился и собрал все оставшиеся силы. Его губы задрожали от напряжения.
— Как мужчина, — прошептал он. Свеча погасла.
— Да, — тихо произнес Брюс, удерживая его на руках. — В этот раз, как мужчина. Он осторожно положил Андре обратно на пол, затем встал и осмотрел ужасно изуродованное тело. Внутри себя он почувствовал пустоту, как после акта любви. Он прошел через комнату к столу. На улице то разгоралась, то затухала перестрелка и, наконец, все стихло. Раффи и четыре жандарма возбужденно ходили по комнате, осматривали мертвых, что-то кричали, смеялись нервным смехом людей, недавно избежавших смертельной опасности. Медленно расстегивая ремешок каски негнущимися пальцами, Брюс смотрел на тело Андре.
— Да, — снова прошептал он, — в этот раз, как мужчина. Все остальное не в счет. Его сигареты отсырели после марша по болоту, но все равно он выбрал одну из середины пачки и распрямил бесчувственными пальцами. Он нашел зажигалку, щелкнул и его руки внезапно начали дрожать. Для того, чтобы прикурить, он вынужден был держать зажигалку обеими руками. На его руках была кровь, свежая липкая кровь. Он глубоко вдохнул дым. Дым был очень горек, рот наполнился слюной, Брюс судорожно глотнул, пытаясь бороться с тошнотой, его дыхание участилось.
«Раньше было не так, — вспоминал Брюс. — Даже в ту ночь на мосту, когда они прорвались с фланга и мы пошли в штыковую атаку в темноте. Раньше все было бессмысленным, я не мог чувствовать. А теперь я снова ожил». Он почувствовал желание побыть одному и встал.
— Раффи.
— Да, босс.
— Наведи здесь порядок. Из отеля возьми одеяла для де Сурье, женщин и людей на станционном дворе. — Он слышал свой голос откуда-то со стороны.
— Вы в порядке, босс?
— Да.
— Ваша голова?
Брюс потрогал рукой длинную вмятину на каске.
— Все нормально.
— Ваша нога?
— Всего лишь царапина.
— О'кей, босс. Что делать с остальными?
— Брось в реку. — Брюс вышел на улицу. Хендри и его жандармы все еще были на террасе. Они начали обрабатывать мертвецов, используя вместо ножей штыки, они с громким, нервным смехом, отрезали им уши. Брюс прошел по улице к станции. Наступил рассвет, окрашивая небо сначала в стальной цвет, затем пурпурно-красный. «Форд» стоял рядом с платформой, где он его и оставил, он залез в кабину и стал наблюдать, как утро становиться днем.
— Капитан, вас просит подойти сержант. Хочет вам что-то показать.
Брюс поднял голову от руля. Он не слышал, как подошел жандарм.
— Сейчас иду. — Он взял с соседнего сиденья каску и винтовку и зашагал к конторе. Жандармы загружали в один из грузовиков покойников. Взяв его за руки и ноги, они раскачивали его, а по счету «три» бросали через задний борт в гору таких же как он неудачников. Из здания конторы вышел капрал Жак, таща за ноги очередного мертвеца. Голова стучала по ступенькам, на цементном полу оставался коричневый след.
— Как свинину, — весело крикнул Жак. Тело принадлежало маленькому худенькому седовласому человеку с двумя рядами наград на кителе. Брюс заметил, что одной из наград был военный крест на сиренево-белой ленте — странная для Конго добыча. Жак выпустил ноги мертвеца из рук, достал штык и наклонился. Он оттянул от черепа одно из плотно прижатых ушей и отрезал его быстрым взмахом штыка. Открылась розовая плоть с темным отверстием по середине. Брюс вошел в контору, его слегка мутило от запаха бойни.
— Посмотрите сюда, босс, — сказал стоявший у стола Раффи.
— На это можно построить дом даже в Гайд-Парке, — ухмыльнулся находившийся тут же Хендри. В одной руке он держал карандаш. Обычный карандаш, на который было нанизано около дюжины человеческих ушей.
— А, вот они, — Брюс посмотрел на кучки промышленных и ювелирных алмазов на столе. — Раффи, сосчитай их и уложи обратно в мешочки.
— Ты не собираешься их сдавать? — запротестовал Хендри. — Если мы поделим их на троих: ты, Раффи и я, мы станем богатыми.
— Или покойниками, после того, как нас расстреляют. Почему ты думаешь, что о них не знают в Элизабетвилле? — Брюс снова повернулся к Раффи. — Пересчитай и упакуй. Ты за них отвечаешь. Не вздумай потерять какой-нибудь камешек.
Брюс посмотрел на завернутого в одеяло Андре.
— Ты уже назначил похоронную команду?
— Шесть человек уже роют могилы.
— Хорошо, — кивнул капитан. — Хендри, пойдем со мной. Надо осмотреть грузовики.
Полчаса спустя Брюс закрыл капот последнего автомобиля.
— Только этот не сможет ехать — разбит карбюратор. Нужно снять с него колеса про запас, — он вытер свои масляные руки о штаны. — Слава Богу, что не попали в бензовоз. Там порядка шестисот галлонов. Более чем достаточно для обратной дороги.
— «Форд» будешь забирать?
— Да, может пригодиться.
— Да и тебе будет в нем значительно удобней с твоей француженкой.
— Вот именно, — не обратил внимание на издевку Брюс. — Ты водить умеешь?
— А как же. Ты что меня идиотом считаешь?
— Все стараются тебя обидеть. Ты никому не можешь верить. Ты так думаешь?
— Именно так!
— Андре просил передать тебе кое-что перед смертью.
— А, куколка.
— Это он бросил гранату, ты знаешь об этом?
— Да, знаю.
— Хочешь услышать, что он сказал?
— Один педик — это всегда педик, а самый хороший педик — это мертвый педик. Брюс нахмурился.
— Возьми пару человек в помощь. Заливайте грузовики бензином. Мы и так потеряли слишком много времени. Они похоронили своих в общей могиле, стараясь сделать все как можно быстрее. Затем помолчали возле небольшого холмика.
— Скажете что-нибудь, босс? — спросил Раффи и все посмотрели на Брюса.
— Нет, — Брюс развернулся и пошел к грузовикам.
«Что тут можно сказать? — подумал он со злостью. — Смерть — это не та дама, с которой разговариваешь запросто. Все, что ты можешь сказать: это были люди, сильные и слабые, добрые и злые, а чаще всего где-то между. Но теперь они мертвы, как свинина». Он взглянул через плечо.
— Все, уезжаем отсюда. Колонна медленно въехала на дамбу. Брюс рулил впереди на «форде». Воздух, попадавший в кабину через разбитое лобовое стекло, был слишком влажным и походил на пар. Никакого облегчения от поднимавшейся жары он не приносил. Когда они подъехали к повороту на миссию, солнце уже высоко висело над лесом. Брюс взглянул в ту сторону и хотел дать сигнал колонне продолжать движение, пока он не съездит в миссию. Он хотел увидеть Хейга и отца Игнатиуса и удостовериться, что с ними все в порядке. Потом он передумал. «Если бандиты побывали в миссии и оставили после себя только мертвых изнасилованных женщин и убитых мужчин, я ничем не смогу помочь им и, поэтому, не хочу об этом знать. Лучше думать, что им удалось скрыться в джунглях, что хоть кто-то из хороших людей уцелел во всем этом». Он решительно повел колонну мимо поворота, через холмы, к железнодорожному переезду. Вдруг в его голову пришла другая мысль, и думать об этом доставило ему удовольствие.
В Порт-Реприв приехало четверо разуверившихся, забытых Господом белых мужчин. И здесь они узнали, что «поздно» — не абсолютное понятие, может быть, «поздно» вообще никогда не бывает. Один из них нашел в себе мужество умереть, как мужчина, хотя всю свою жизнь страдал от собственной слабости. Второй обрел утерянное чувство собственного достоинства, а вместе с ним шанс начать все с начала.
Третий нашел, — он задумался. — Да, третий нашел любовь. А четвертый? При мысли о Вэлли Хендри улыбка сошла с губ Брюса. Все в рассуждениях шло гладко, пока не подумаешь о Хендри. Что он нашел? Дюжину ушей, нанизанных на карандаш?
19
— Нам нужно проехать всего несколько миль, до переезда.
— Я в отчаянии, месье. Котел не выдержит даже давления отрыжки, а не то что пара, — машинист беспомощно развел в стороны пухлые ручки. Брюс осмотрел дыру в котле. Края были ровными, похожими на лепестки цветка. Он понял, что это дело было безнадежным.
— Хорошо. Благодарю вас, — он повернулся к Раффи. — Придется все таскать к колонне. Потеряем еще один день.
— Да, идти далеко, — согласился Раффи. — Надо начинать.
— Как у нас с продовольствием?
— Не слишком много. Кормим большое количество дополнительных ртов и миссии одолжили.
— На сколько хватит?
— Еще на пару дней.
— Должно хватить до Элизабетвилля.
— Босс, вы все собираетесь переносить в грузовики? Прожекторы, боеприпасы, одеяла?
Брюс на мгновение задумался. — Да, что все. Нам может понадобиться.
— Займет весь остаток дня.
— Да, — Раффи пошел вдоль поезда, но Брюс криком остановил его.
— Раффи!
— Босс?
— Не забудь про пиво. Круглое лицо Раффи осветилось белозубой улыбкой.
— Вы думаете, мы должны его взять?
— Почему нет? — рассмеялся Брюс.
— Ну вы меня уговорили. Когда они разгружали в грузовики последнее имущество с покинутого поезда, спустилась ночь. «Время еще более непостоянно, чем богатство. Его нельзя сохранить даже в банковском сейфе. А мы так расточительно расходуем его на пустяки. После того, как мы поспим, поедим и переедем с одного места на другое, на настоящее дело времени практически не останется». Брюс, как всегда, когда он думал об этом, почувствовал бессмысленное раздражение. «А если отбросить время, проведенное за столом в конторе? Сколько остается? Полдня в неделю. Вот сколько времени по-настоящему живет человек. А если пойти дальше: мы способны использовать только незначительную часть наших умственных и физических способностей. Только под гипнозом мы используем больше десятой части того, что имеем. Разделим те полдня в неделю на десять. Вот, что осталось, а все остальное впустую! Никому не нужная трата времени!»
— Раффи, ты расставил караул? — рявкнул Брюс.
— Нет еще, я…
— Сделай это, и сделай быстро. Раффи задумчиво посмотрел на Брюса, и тот, сквозь волны гнева, почувствовал раскаяние, что выбрал эту гору мускулов для того, чтобы сорвать свою злость.
— Где Хендри, черт возьми? Раффи без слов, указал на кучу людей в конце колонны. Брюс отправился туда. В приступе нетерпеливости он налетел на них, с криком разогнал по разным заданиям. Брюс обошел колонну, проверяя, как выполняются его приказания. Он проверил расстановку пулеметов и прожекторов, проверил скрыт ли от глаз балуба единственный костер для приготовления пищи, остановился и посмотрел, как идет заправка грузовиков. Люди старались не попадаться ему на глаза. В лагере не было слышно смеха и громких голосов. Брюс опять решил не отправляться в путь ночью. Он испытывал к этому огромный соблазн, но, посмотрев на усталые лица жандармов, не спавших с утра вчерашнего дня, и взвесив «за» и «против» ночной поездки, он отказался от этой мысли.
— Выезжаем завтра, на рассвете, — сказал он Раффи.
— О'кей, босс, — кивнул Раффи, а затем добавил успокаивающе. — Вы очень устали. Еда почти готова, потом поспите немного. Брюс свирепо посмотрел на него, открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но затем закрыл его, повернулся и вышел из лагеря в лес. Он нашел поваленное дерево, сел на него и закурил. Было уже совсем темно, и среди туч, обложивших небо, проглядывало всего несколько звезд. Он слышал звуки, доносившиеся из лагеря, но света там не было, как он и приказал.
То, что ему не на кого больше изливать свой гнев, разозлило его еще больше, пока, наконец, он не нашел идеальную жертву — себя. Брюс понял, что вот-вот впадет в депрессию. Он не испытывал это чувство уже давно, по крайней мере года два. С тех пор, как распалась его семья и он потерял детей. С тех пор, как он натренировал себя не поддаваться эмоциям и безучастно относиться к окружающей жизни. Но теперь этот барьер исчез. Не было больше защищенной от шторма бухты. Он должен будет встретить бурю в открытом море и попытаться выжить. Убрать все паруса и приготовить плавучий якорь. Гнев исчез. Гнев был горячим, а охватившее его чувство окатывало холодными волнами. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. Его мысли обратились к детям и одиночество проникло в него, как студеный зимний ветер. Он закрыл глаза и прижал веки пальцами. И отчетливо увидел их лица. Кристина, на толстеньких розовых ножках в юбочке с оборками. Ангельское лицо под копной мягких, пушистых волос.
— Я люблю тебя больше всех на свете, — серьезно говорила она, гладя его маленькими, липкими от мороженого ручками.
Саймон — точная копия Брюса во всем. Ссадины на коленях и грязь на рожице. Никаких показных проявлений любви, а взамен что-то большее, чувство дружбы, слишком сильное для его шести лет. Долгие дискуссии по любому предмету. От религии — «Почему Иисус не брился?», до политики — «Папа, когда ты станешь премьер-министром?» Он физически ощущал одиночество. Оно, как змея, ползло по его груди. Брюс загасил каблуком окурок и попытался переключить свой гнев на женщину, которая была его женой. На женщину, которая все отобрала у него. Но его гнев потерял свой жар, остались холодные угли с горьким запахом. Потому что он знал, что нельзя во всем винить только ее. Это была одна из его ошибок. «Может быть, если бы я постарался, если бы не говорил вслух всех неприятных вещей, может быть, все и не произошло бы так, как произошло. Но это только „может быть“. Как случилось, так и осталось. И теперь я один. Хуже придумать невозможно. Нет ничего хуже одиночества. Это опустошение и безысходное отчаяние». Что-то зашевелилось недалеко от него в темноте, легкий шорох травы, присутствие кого-то скорее чувствовалось, чем виделось. Брюс напрягся. Палец коснулся курка винтовки. Он начал медленно приподнимать ее, напряженно вглядываясь в темноту.
Еще одно движение, значительно ближе. Треск сломавшейся под ногой ветки. Брюс медленно направил винтовку в ту сторону, указательный палец на курке, большой — на предохранителе. «Полная глупость покидать лагерь. Сам напросился и теперь получай. Балуба! В тусклом свете звезд он уже различал тихо приближающуюся к нему фигуру. Сколько их? Если я уложу этого, прибежит еще дюжина? Придется рискнуть. Короткая очередь и бегом в лагерь. Ярдов сто до лагеря, шанс у меня есть. Фигура остановилась, всматриваясь и вслушиваясь. Брюс увидел очертание головы без каски. Он поднял винтовку и прицелился. Слишком темно, чтобы увидеть прицел, но с такого расстояния он не промахнется. Брюс медленно вдохнул, наполняя легкие воздухом для того, чтобы выстрелить и убежать.
— Брюс? — послышался испуганный голос Шерман, почти шепот. Он быстро задрал ствол винтовки. Господи, еще мгновение и… Он чуть не убил ее.
— Я здесь, — сдавленным от шока голосом ответил мужчина.
— А, вот ты где.
— Ты что, черт возьми, делаешь за пределами лагеря? — яростно спросил Брюс.
— Прости меня, Брюс, я просто хотела узнать все ли у тебя в порядке. Ты так давно ушел.
— Возвращайся в лагерь и не вздумай повторить что-либо подобное. Наступила долгая тишина, прерванная, наконец, ее полным обиды и боли голосом.
— Я принесла тебе поесть. Я думала, ты голоден. Прости, если сделала что-то неверно. Она подошла к нему, наклонилась и поставила что-то на землю рядом с его ногами. Затем повернулась и ушла.
— Шерман, — он хотел вернуть ее, но не услышал ничего кроме удаляющегося шороха травы, а потом тишины. Он снова был один. Брюс поднял тарелку с едой. «Дурак, ты потеряешь ее. Невежественный, безумный дурак. Ты потеряешь ее, но именно это ты и заслужил. Ты заслужил все, что с тобой случилось, и еще больше». Он заглянул в тарелку. Говядина и шинкованный лук, хлеб и сыр.
«Ты ничего не понял, Карри. Ты не понял, что за эгоизм и беспечность существует наказание. Нет, я это уже знаю, — ответил он сам себе. — Я не позволю испортить это чувство между мной и девушкой. Это в последний раз. Я теперь мужчина и выкину из жизни детские штучки типа горячности и жалости к самому себе». Сразу почувствовав голод, он принялся есть. Он ел очень быстро, скорее не ел, а жрал. Затем встал и пошел к лагерю. На подступах к лагерю его окрикнул часовой, Брюс быстро ответил. Ночью жандармы не задумываясь нажимали на курок, обычно не затрудняя себя даже окриком.
— Очень неумно уходить одному в лес ночью, — выговаривал ему часовой.
— Я в отчаянии, месье. Котел не выдержит даже давления отрыжки, а не то что пара, — машинист беспомощно развел в стороны пухлые ручки. Брюс осмотрел дыру в котле. Края были ровными, похожими на лепестки цветка. Он понял, что это дело было безнадежным.
— Хорошо. Благодарю вас, — он повернулся к Раффи. — Придется все таскать к колонне. Потеряем еще один день.
— Да, идти далеко, — согласился Раффи. — Надо начинать.
— Как у нас с продовольствием?
— Не слишком много. Кормим большое количество дополнительных ртов и миссии одолжили.
— На сколько хватит?
— Еще на пару дней.
— Должно хватить до Элизабетвилля.
— Босс, вы все собираетесь переносить в грузовики? Прожекторы, боеприпасы, одеяла?
Брюс на мгновение задумался. — Да, что все. Нам может понадобиться.
— Займет весь остаток дня.
— Да, — Раффи пошел вдоль поезда, но Брюс криком остановил его.
— Раффи!
— Босс?
— Не забудь про пиво. Круглое лицо Раффи осветилось белозубой улыбкой.
— Вы думаете, мы должны его взять?
— Почему нет? — рассмеялся Брюс.
— Ну вы меня уговорили. Когда они разгружали в грузовики последнее имущество с покинутого поезда, спустилась ночь. «Время еще более непостоянно, чем богатство. Его нельзя сохранить даже в банковском сейфе. А мы так расточительно расходуем его на пустяки. После того, как мы поспим, поедим и переедем с одного места на другое, на настоящее дело времени практически не останется». Брюс, как всегда, когда он думал об этом, почувствовал бессмысленное раздражение. «А если отбросить время, проведенное за столом в конторе? Сколько остается? Полдня в неделю. Вот сколько времени по-настоящему живет человек. А если пойти дальше: мы способны использовать только незначительную часть наших умственных и физических способностей. Только под гипнозом мы используем больше десятой части того, что имеем. Разделим те полдня в неделю на десять. Вот, что осталось, а все остальное впустую! Никому не нужная трата времени!»
— Раффи, ты расставил караул? — рявкнул Брюс.
— Нет еще, я…
— Сделай это, и сделай быстро. Раффи задумчиво посмотрел на Брюса, и тот, сквозь волны гнева, почувствовал раскаяние, что выбрал эту гору мускулов для того, чтобы сорвать свою злость.
— Где Хендри, черт возьми? Раффи без слов, указал на кучу людей в конце колонны. Брюс отправился туда. В приступе нетерпеливости он налетел на них, с криком разогнал по разным заданиям. Брюс обошел колонну, проверяя, как выполняются его приказания. Он проверил расстановку пулеметов и прожекторов, проверил скрыт ли от глаз балуба единственный костер для приготовления пищи, остановился и посмотрел, как идет заправка грузовиков. Люди старались не попадаться ему на глаза. В лагере не было слышно смеха и громких голосов. Брюс опять решил не отправляться в путь ночью. Он испытывал к этому огромный соблазн, но, посмотрев на усталые лица жандармов, не спавших с утра вчерашнего дня, и взвесив «за» и «против» ночной поездки, он отказался от этой мысли.
— Выезжаем завтра, на рассвете, — сказал он Раффи.
— О'кей, босс, — кивнул Раффи, а затем добавил успокаивающе. — Вы очень устали. Еда почти готова, потом поспите немного. Брюс свирепо посмотрел на него, открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но затем закрыл его, повернулся и вышел из лагеря в лес. Он нашел поваленное дерево, сел на него и закурил. Было уже совсем темно, и среди туч, обложивших небо, проглядывало всего несколько звезд. Он слышал звуки, доносившиеся из лагеря, но света там не было, как он и приказал.
То, что ему не на кого больше изливать свой гнев, разозлило его еще больше, пока, наконец, он не нашел идеальную жертву — себя. Брюс понял, что вот-вот впадет в депрессию. Он не испытывал это чувство уже давно, по крайней мере года два. С тех пор, как распалась его семья и он потерял детей. С тех пор, как он натренировал себя не поддаваться эмоциям и безучастно относиться к окружающей жизни. Но теперь этот барьер исчез. Не было больше защищенной от шторма бухты. Он должен будет встретить бурю в открытом море и попытаться выжить. Убрать все паруса и приготовить плавучий якорь. Гнев исчез. Гнев был горячим, а охватившее его чувство окатывало холодными волнами. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. Его мысли обратились к детям и одиночество проникло в него, как студеный зимний ветер. Он закрыл глаза и прижал веки пальцами. И отчетливо увидел их лица. Кристина, на толстеньких розовых ножках в юбочке с оборками. Ангельское лицо под копной мягких, пушистых волос.
— Я люблю тебя больше всех на свете, — серьезно говорила она, гладя его маленькими, липкими от мороженого ручками.
Саймон — точная копия Брюса во всем. Ссадины на коленях и грязь на рожице. Никаких показных проявлений любви, а взамен что-то большее, чувство дружбы, слишком сильное для его шести лет. Долгие дискуссии по любому предмету. От религии — «Почему Иисус не брился?», до политики — «Папа, когда ты станешь премьер-министром?» Он физически ощущал одиночество. Оно, как змея, ползло по его груди. Брюс загасил каблуком окурок и попытался переключить свой гнев на женщину, которая была его женой. На женщину, которая все отобрала у него. Но его гнев потерял свой жар, остались холодные угли с горьким запахом. Потому что он знал, что нельзя во всем винить только ее. Это была одна из его ошибок. «Может быть, если бы я постарался, если бы не говорил вслух всех неприятных вещей, может быть, все и не произошло бы так, как произошло. Но это только „может быть“. Как случилось, так и осталось. И теперь я один. Хуже придумать невозможно. Нет ничего хуже одиночества. Это опустошение и безысходное отчаяние». Что-то зашевелилось недалеко от него в темноте, легкий шорох травы, присутствие кого-то скорее чувствовалось, чем виделось. Брюс напрягся. Палец коснулся курка винтовки. Он начал медленно приподнимать ее, напряженно вглядываясь в темноту.
Еще одно движение, значительно ближе. Треск сломавшейся под ногой ветки. Брюс медленно направил винтовку в ту сторону, указательный палец на курке, большой — на предохранителе. «Полная глупость покидать лагерь. Сам напросился и теперь получай. Балуба! В тусклом свете звезд он уже различал тихо приближающуюся к нему фигуру. Сколько их? Если я уложу этого, прибежит еще дюжина? Придется рискнуть. Короткая очередь и бегом в лагерь. Ярдов сто до лагеря, шанс у меня есть. Фигура остановилась, всматриваясь и вслушиваясь. Брюс увидел очертание головы без каски. Он поднял винтовку и прицелился. Слишком темно, чтобы увидеть прицел, но с такого расстояния он не промахнется. Брюс медленно вдохнул, наполняя легкие воздухом для того, чтобы выстрелить и убежать.
— Брюс? — послышался испуганный голос Шерман, почти шепот. Он быстро задрал ствол винтовки. Господи, еще мгновение и… Он чуть не убил ее.
— Я здесь, — сдавленным от шока голосом ответил мужчина.
— А, вот ты где.
— Ты что, черт возьми, делаешь за пределами лагеря? — яростно спросил Брюс.
— Прости меня, Брюс, я просто хотела узнать все ли у тебя в порядке. Ты так давно ушел.
— Возвращайся в лагерь и не вздумай повторить что-либо подобное. Наступила долгая тишина, прерванная, наконец, ее полным обиды и боли голосом.
— Я принесла тебе поесть. Я думала, ты голоден. Прости, если сделала что-то неверно. Она подошла к нему, наклонилась и поставила что-то на землю рядом с его ногами. Затем повернулась и ушла.
— Шерман, — он хотел вернуть ее, но не услышал ничего кроме удаляющегося шороха травы, а потом тишины. Он снова был один. Брюс поднял тарелку с едой. «Дурак, ты потеряешь ее. Невежественный, безумный дурак. Ты потеряешь ее, но именно это ты и заслужил. Ты заслужил все, что с тобой случилось, и еще больше». Он заглянул в тарелку. Говядина и шинкованный лук, хлеб и сыр.
«Ты ничего не понял, Карри. Ты не понял, что за эгоизм и беспечность существует наказание. Нет, я это уже знаю, — ответил он сам себе. — Я не позволю испортить это чувство между мной и девушкой. Это в последний раз. Я теперь мужчина и выкину из жизни детские штучки типа горячности и жалости к самому себе». Сразу почувствовав голод, он принялся есть. Он ел очень быстро, скорее не ел, а жрал. Затем встал и пошел к лагерю. На подступах к лагерю его окрикнул часовой, Брюс быстро ответил. Ночью жандармы не задумываясь нажимали на курок, обычно не затрудняя себя даже окриком.
— Очень неумно уходить одному в лес ночью, — выговаривал ему часовой.