— Шерман! — он попытался найти ее в темноте.
— Брюс, что случилось? — она быстро села.
— Где ты? — в панике прошептал Брюс.
— Я здесь, что случилось? И он нашел ее, и неуклюже охватил руками.
— Шерман, обними меня, прошу тебя.
— Любимый, — она была встревожена, — что с тобой? Скажи мне.
— Просто обними меня, Шерман. Ничего не говори, — он прижался к ней и уткнулся лицом в шею. — Ты так мне нужна! О, господи, как ты мне нужна!
— Брюс, — она поняла все, нежно, успокаивающе поглаживая его по затылку.
— Мой Брюс, — она крепко обняла его. Ее тело начало инстинктивно покачиваться, убаюкивая его, как ребенка. Постепенно его тело расслабилось и он прерывисто вздохнул.
— Мой Брюс, — она приподняла тонкую сорочку и прижала его голову к своей голой груди. Ее рассыпавшиеся волосы заслонили их обоих от окружающего мира. Прижимая к себе его крепкое тело, ощущая нежное прикосновение к своей груди, понимая, что она вселяет силы в любимого человека, она уже была счастлива. Но потом в ней что-то изменилось и она почувствовала новое, сжигающее ее желание.
— Да, Брюс, да! — она говорила прямо в его ищущие жадные губы. И он был над ней не ребенок более, а взрослый мужчина.
— Ты так прекрасна, — его грубые любящие руки обняли ее.
— Быстрее, Брюс! — она задрожала от силы своего желания.
— Сейчас, Брюс, — она подалась бедрами ему навстречу.
— Я сделаю тебе больно.
— Нет, я хочу эту боль, — она почувствовала внутри себя сопротивление и закричала в нетерпении.
— Войди в меня! О, как жжет.
— Я остановлюсь.
— Нет, нет.
— Любимая, я не вынесу этого.
— Да, Брюс, любимый. Ты достал до самого сердца. Ее кулачки стучали по спине. И он вошел в нее, чувствуя упругое сопротивление, а затем еще и еще, поднимаясь на самые вершины чувства. Оно росло в нем, обжигающе горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.
— О, Брюс, я умираю.
И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти — и время, и пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна. Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. «Да, я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки». Брюс зарылся лицом в ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. «Очень трудно разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит, я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов, которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы пели что-то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все. Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку».
— Шерман, — прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для поцелую. — Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.
— Просыпайся, — он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.
— Bon matin, мадам, — с улыбкой произнес он.
— Bon jour, месье, — она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его груди.
— Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.
— Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть реальностью.
— Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
— Теперь можешь говорить.
— Я люблю тебя.
— Нет, я точно сплю.
— Правда.
— Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.
— А ты?
— Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.
— Уже утро. У нас так мало времени.
— Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, — он прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. «Нет, теперь я полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина».
22
23
24
— Брюс, что случилось? — она быстро села.
— Где ты? — в панике прошептал Брюс.
— Я здесь, что случилось? И он нашел ее, и неуклюже охватил руками.
— Шерман, обними меня, прошу тебя.
— Любимый, — она была встревожена, — что с тобой? Скажи мне.
— Просто обними меня, Шерман. Ничего не говори, — он прижался к ней и уткнулся лицом в шею. — Ты так мне нужна! О, господи, как ты мне нужна!
— Брюс, — она поняла все, нежно, успокаивающе поглаживая его по затылку.
— Мой Брюс, — она крепко обняла его. Ее тело начало инстинктивно покачиваться, убаюкивая его, как ребенка. Постепенно его тело расслабилось и он прерывисто вздохнул.
— Мой Брюс, — она приподняла тонкую сорочку и прижала его голову к своей голой груди. Ее рассыпавшиеся волосы заслонили их обоих от окружающего мира. Прижимая к себе его крепкое тело, ощущая нежное прикосновение к своей груди, понимая, что она вселяет силы в любимого человека, она уже была счастлива. Но потом в ней что-то изменилось и она почувствовала новое, сжигающее ее желание.
— Да, Брюс, да! — она говорила прямо в его ищущие жадные губы. И он был над ней не ребенок более, а взрослый мужчина.
— Ты так прекрасна, — его грубые любящие руки обняли ее.
— Быстрее, Брюс! — она задрожала от силы своего желания.
— Сейчас, Брюс, — она подалась бедрами ему навстречу.
— Я сделаю тебе больно.
— Нет, я хочу эту боль, — она почувствовала внутри себя сопротивление и закричала в нетерпении.
— Войди в меня! О, как жжет.
— Я остановлюсь.
— Нет, нет.
— Любимая, я не вынесу этого.
— Да, Брюс, любимый. Ты достал до самого сердца. Ее кулачки стучали по спине. И он вошел в нее, чувствуя упругое сопротивление, а затем еще и еще, поднимаясь на самые вершины чувства. Оно росло в нем, обжигающе горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.
— О, Брюс, я умираю.
И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти — и время, и пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна. Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. «Да, я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки». Брюс зарылся лицом в ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. «Очень трудно разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит, я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов, которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы пели что-то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все. Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку».
— Шерман, — прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для поцелую. — Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.
— Просыпайся, — он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.
— Bon matin, мадам, — с улыбкой произнес он.
— Bon jour, месье, — она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его груди.
— Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.
— Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть реальностью.
— Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
— Теперь можешь говорить.
— Я люблю тебя.
— Нет, я точно сплю.
— Правда.
— Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.
— А ты?
— Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.
— Уже утро. У нас так мало времени.
— Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, — он прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. «Нет, теперь я полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина».
22
На рассвете барабанный бой прекратился. Наступила мертвая тишина.
Они настолько привыкли к этому ритмичному звуку, что не почувствовали облегчения от его отсутствия, им его уже не хватало.
Обходя лагерь, Брюс почувствовал в людях беспокойство. Все чего-то ожидали со страхом. Все двигались стесненно, стараясь не привлекать к себе внимания. Смех, которым они отвечали на шутки Брюса, был сдержанным, нервным, как будто они находились в храме. И постоянные опасливые взгляды в сторону джунглей.
Брюс понял, что в душе надеется на атаку. Его нервы напряглись до постоянного контакта со страхом окружающих.
«Если бы они сейчас показались. Если бы они сейчас вышли из джунглей и все поняли, что имеют дело с простыми смертными, а не с духами».
Но джунгли оставались безмолвными. Они как бы замерли в ожидании, наблюдая за ними. Постоянно чувствовался взгляд невидимых глаз. Нарастающая жара еще больше усиливала это впечатление.
Брюс, стараясь двигаться непринужденно, прошел на южную сторону лагеря. Он улыбнулся капралу Жаку, присел рядом с ним и посмотрел из-под шасси грузовика на останки моста.
— Грузовики скоро вернутся, и на ремонт не понадобится много времени. Жак не отвечал. Его высокий хмурый лоб был озабоченно нахмурен, лицо блестело от пота.
— Все дело в ожидании, капитан. Это расслабляет людей.
— Они скоро приедут. — «Если он, один из самых лучших моих людей, озабочен, то другие просто должны трястись от страха». Брюс посмотрел на лежащего рядом с Жаком жандарма. На его лице застыло выражение ужаса. «Если они сейчас атакуют, бог знает, как повернется все это дело. Африканцы могут заставить себя умереть. Они просто ложатся и умирают. Сейчас они, кажется, подходят к тому состоянию. Если сейчас начнется бой, они либо впадут в неистовый гнев, либо скрючатся и будут выть от страха. Оба варианта одинаково возможны». «Будь сам с собой честен. Ты тоже не слишком рад такому положению. Конечно, нет. И в этом есть доля вины ожидания». Он возник из-за деревьев с дальней стороны лагеря. Высокий, нечеловеческий крик, полный злости и дикости. Брюс почувствовал, как на мгновенье остановилось сердце, и резко обернулся в сторону крика. На мгновение весь лагерь замер от страха. Крик повторился. Как удар кнута по возбужденным нервам. И затерялся в грохоте выстрелов из двадцати винтовок. Брюс засмеялся. Он закинул назад голову и облегченно, от души, расхохотался. Стрельба прекратилась, и засмеялись практически все. Жандармы, открывшие стрельбу, смущенно улыбались и напоказ перезаряжали оружие. Уже не в первый раз Брюс был напуган криком желтой птицы-носорога. Но в своем смехе и в смехе окружающих его людей он услышал истерические нотки.
— Кому-то понадобились перья в шляпу? — раздался чей-то вопрос, и по лагерю прокатилась новая волна хохота. Пока все обменивались насмешками, напряжение спало. И Брюсу с трудом удалось остановить свой смех. «Ничего страшного не произошло. Часовая разрядка всего за пятьдесят патронов. Нормальная цена». Он подошел к Шерман. Она тоже улыбалась.
— Как дела в продовольственной службе? Какое чудо кулинарии ожидает нас на этот раз?
— Говядина.
— С луком?
— Нет, просто говядина. Лук кончился. Брюс перестал улыбаться.
— Сколько осталось?
— Один ящик. Хватит до завтрашнего обеда. На ремонт моста уйдут как минимум два дня, плюс еще один день на дорогу.
— Думаю когда мы вернемся домой, у нас будет хороший здоровый аппетит. Тебе нужно постараться и растянуть этот ящик на как можно большее время. С этого момента выдавать каждому полпорции. Он был настолько занят обдумыванием этого нового осложнения, что не услышал доносившийся из-за поворота тихий гул.
— Капитан, — позвал капрал Жак. — Вы слышите? Брюс наклонил голову и прислушался.
— Грузовики! — облегченно воскликнул он. Весь лагерь оживился. Ожидание закончилось. Рыча, они показались из-за поворота. Тяжело нагруженные, с торчащими из кузова досками и листами железа, низко сидящие на рессорах. Раффи высунулся из окна первого грузовика.
— Хелло, босс. Где будем разгружаться?
— Подвози все к мосту. Притормози на секунду, я поеду с тобой. Брюс выскользнул из лагеря и подбежал к грузовику Раффи. Пробегая по открытой местности, он почувствовал, как окаменела его спина.
— Никогда не получал удовольствие от стрелы в спине.
— Были какие-нибудь неприятности в наше отсутствие?
— Нет, но они рядом. Колотили в барабаны всю ночь.
— Собирают приятелей, — пробурчал Раффи и отпустил сцепление. — У нас еще будут радости, пока не отремонтируем мост. Думаю, они будут набираться храбрости пару дней, но в конце концов они нас атакуют.
— Подъезжай к мосту, — указал Брюс и опустил стекло. — Я посигналю Хэндри, чтобы он встал рядом с нами. Мы разгрузимся в промежуток между грузовиками и там же начнем строить укрытие из железа. Пока Хэндри подгонял свой грузовик, Брюс заставил себя посмотреть на берег.
— Крокодилы, — облегченно воскликнул он. Стойки для потрошения стояли на своих местах, а зловонная груда человеческих останков исчезла. Запах и мухи, тем не менее, еще присутствовали.
— Ночью, — согласился Раффи, рассмотрев длинные, уходящие в воду следы на песке.
— Слава богу.
Да, моим ребятам не доставило бы большой радости убирать всю эту грязь.
— Надо послать кого-нибудь, чтобы разломал эти стойки. Я не хочу на них смотреть во время работы.
— Да, неприятный вид, — Раффи оглядел две виселицы. Брюс вылез из кабины в промежуток между грузовиками.
— Хэндри.
— Да, так меня зовут, — Хэндри высунулся из кабины.
— Мне очень жаль тебя расстраивать, но крокодилы лишили тебя радости.
— Вижу, не слепой.
— Ну и хорошо. Зная о том, что ты не слепой и не парализован, как насчет разгрузки машин?
— Большое дело, — проворчал Хэндри, но вылез из кабины и заорал на сидевших в кузове, под брезентом, людей. — Эй вы! Вылезайте оттуда. Пошевеливайтесь!
— Какие самые толстые доски сумели найти?
— На три дюйма и много.
— Хорошо. Для основных полотен скрепим штук по десять вместе, — сосредоточенно нахмурившись, Брюс начал организовывать ремонтные работы. — Хэндри, доски раскладывайте по размерам. Железные листы положите сюда, — он отмахнулся от мух. — Раффи, сколько у нас молотков?
— Десять, босс. Нашли также пару пил.
— Хорошо. Как насчет гвоздей и веревок?
— Достаточно. Примерно бочонок шестидюймовых и… Поглощенный своими мыслями, Брюс не заметил, как один из гражданских вышел за пределы лагеря. Он прошел несколько шагов по направлению к мосту, остановился и стал расстегивать брюки.
— Ты что, черт возьми, делаешь? — заорал Брюс. Человек виновато взглянул на него. Он не понимал английского, но интонация голоса Брюса не оставляла сомнений.
— Месье, — попытался объяснить он, — я хотел…
— Немедленно назад! — заревел Брюс. Мужчина замешкался, затем начал судорожно застегивать штаны.
— Скорее, идиот! Все бросили работу. Человек непослушными от страха пальцами все еще возился с пуговицами.
— Брось ты это! — в бешенстве закричал Брюс. — Скорее назад. Стрела с легким свистом воткнулась в землю около ног мужчины. Тонкое древко, оперение из зеленых листьев, она выглядела безвредно, как детская игрушка.
— Беги! — закричал Брюс. Человек с выражением полного недоумения на лице уставился на стрелу. Брюс ринулся к нему, но огромная лапа Раффи схватила его за руку, и он не мог вырваться. В попытке освободиться он ударил Раффи, но тот не разжал своей железной хватки.
— Туча стрел, как саранча, поднялась в воздух и усеяла землю вокруг побежавшего, наконец, человека. Брюс прекратил сопротивление и напряженно наблюдал. Он слышал металлическое позвякивание наконечников о капот грузовика, видел, как стрелы втыкались в землю. Тонкие древки некоторых не выдерживали удара и ломались. Одна из них, как бандерилья, воткнулась мужчине между лопаток. Она хлопала по его спине, пока он на бегу, с искаженным от боли и ужаса лицом, заломив руки за спину, пытался от нее освободиться.
— Прижмите его к земле, — приказал Брюс как только неудачник вбежал в укрытие. Двое жандармов подскочили к нему и ткнули лицом в землю.
Он что-то бессвязно бормотал от ужаса, когда Брюс сел ему на спину и схватился за древко. Воткнулась только одна половина зазубренного наконечника — около дюйма, но когда Брюс попытался вытащить стрелу, древко сломалось, а наконечник остался в теле.
— Нож! — закричал Брюс, и кто-то сунул ему в руку штык.
— Босс, осторожнее с этими зазубринами, не поцарапайтесь.
— Раффи, ты поглядывай по сторонам, они могут начать штурм. Брюс сорвал с человека рубашку. Мгновенье он смотрел на грубо откованный железный наконечник. Он был густо смазан похожим на липкий черный шоколад ядом, особенно зазубрины.
— Он уже мертв, — произнес Раффи, облокотившись на капот. — Он просто еще не перестал дышать. Мужчина закричал и задергался, когда мужчина сделал первый надрез. Глубокий надрез рядом с наконечником кончиком штыка.
— Хендри, достань из инструментов клещи.
— Вот они. Брюс захватил наконечник щипцами и потянул. Плоть как бы присосалась к наконечнику и потянулась за ним. Брюс резанул штыком. Это походило на извлечение крючка из резиновой пасти сома.
— Зря теряете время, босс, — проговорил Раффи с чисто африканским спокойствием перед лицом ужасной смерти. — Парень конченый. Он проиграл. Здесь свежий змеиный яд.
— Ты уверен, Раффи? Ты уверен, что это змеиный яд?
— Именно его они используют. Смешивают с мукой кассавы.
— Хендри, где аптечка с противозмеинной сывороткой?
— В ящике с медикаментами, в лагере. Брюс еще раз потянул за наконечник, и он вышел из тела, оставив после себя черную дыру между лопатками.
— Все по машинам. Нам нужно доставить его в лагерь. Каждая секунда на счету.
— Посмотрите на его глаза, — проворчал Раффи. — Инъекция ему уже не поможет.
— Зрачки бедняги сузились до размеров типографской точки, все тело била крупная дрожь. Яд уже распространялся по телу.
— Грузите его. Мужчину подняли в кабину, остальные залезли в кузов. Раффи включил заднюю передачу и нажал на газ. Грузовик с ревом пролетел отделяющие их от лагеря тридцать ярдов.
— Заносите его в укрытие. С отвисшей челюсти мужчины стекала пена, он сильно потел. Тоненькие ручейки пота стекали по его лицу и обнаженной груди. Кровь из раны не шла, только маленькие капельки коричневой жидкости. Видимо, яд обладал коагулирующими свойствами.
Брюс, с тобой все в порядке? — выбежала навстречу Шерман.
— Ничего со мной не случилось, — в этот раз Брюс старался следить за своей речью. — Но один из наших ранен.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, я не хочу, чтобы ты это видела, — он отвернулся от нее. — Хендри, где твоя проклятая сыворотка? Они занесли пострадавшего в лагерь и уложили в тени на одеяло. Брюс подошел к нему и опустился на колени. Хендри подал ему ярко-красный футляр.
— Раффи, загони эти два грузовика в кольцо и предупреди ребят, чтобы были наготове. После этого успеха они могут стать храбрыми раньше, чем мы думаем. Брюс надел на шприц иглу.
— Хендри, скажи, чтобы нас загородили чем-нибудь, хотя бы одеялами. Большим пальцем он обломал головку ампулы и наполнил шприц светло-желтым противоядием.
— Держите его, — приказал он двум жандармам, защипнул пальцами кожу рядом с раной и воткнул туда иглу. Кожа мужчины была похожа на кожу лягушки; влажная и липкая. Пока он вводил сыворотку, он попытался прикинуть, сколько времени прошло с момента проникновения стрелы. Примерно семь-восемь минут. Яд мамбы убивает через четырнадцать.
— Переверните его. Голова мужчины откинулась набок, дыхание было частым и неглубоким, изо рта тонким ручейком по щеке текла слюна.
— Ни хрена себе! — воскликнул Хендри, и Брюс взглянул на его лицо. Его лицо светилось чувственным наслаждением, он дышал так же часто и неглубоко, как умирающий человек.
— Иди помоги Раффи, — Брюса передернуло от отвращения.
— Ни за что на свете. Этого я не пропущу.
У Брюса не было времени на споры. Он ввел еще одну дозу под кожу на животе. Раздался хлюпающий звук — кишечник начал самопроизвольно опорожнятся.
— Боже мой, — прошептал Хендри.
— Уходи отсюда, — прорычал Брюс. — ты можешь не злорадствовать хотя бы над смертью другого? Уже без надежды он ввел еще одну дозу в грудь около сердца. Когда он делал укол, тело раненого охватил первый судорожный приступ, угла сломалась.
— Начинает отходить, — прошептал Хендри. — Ты только посмотри, что с ним делается. Вот это да! Руки Брюса задрожали, перед глазами все стало красным.
— Поганая свинья! — он ударил Хендри по лицу открытой ладонью. Тот отлетел к борту бензовоза. Брюс обеими руками схватил его за горло. Он почувствовал под своими пальцами крепкую подвижную трубку дыхательного горла.
— Для тебя ничего святого нет, скотина! — прокричал он в лицо Хендри.
— Ты можешь не измываться хотя бы над смертью?! Затем подскочил Раффи, без усилий разнял руки Брюса и вставил между ними свое огромное тело.
— Оставьте, босс.
— За это, — Хендри судорожно дышал и массировал горло. — За это ты мне заплатишь. Брюс отвернулся к лежащему на одеяле человеку.
— Закройте его, — голос капитана дрожал. — Положите в один из грузовиков. Мы похороним его завтра.
Они настолько привыкли к этому ритмичному звуку, что не почувствовали облегчения от его отсутствия, им его уже не хватало.
Обходя лагерь, Брюс почувствовал в людях беспокойство. Все чего-то ожидали со страхом. Все двигались стесненно, стараясь не привлекать к себе внимания. Смех, которым они отвечали на шутки Брюса, был сдержанным, нервным, как будто они находились в храме. И постоянные опасливые взгляды в сторону джунглей.
Брюс понял, что в душе надеется на атаку. Его нервы напряглись до постоянного контакта со страхом окружающих.
«Если бы они сейчас показались. Если бы они сейчас вышли из джунглей и все поняли, что имеют дело с простыми смертными, а не с духами».
Но джунгли оставались безмолвными. Они как бы замерли в ожидании, наблюдая за ними. Постоянно чувствовался взгляд невидимых глаз. Нарастающая жара еще больше усиливала это впечатление.
Брюс, стараясь двигаться непринужденно, прошел на южную сторону лагеря. Он улыбнулся капралу Жаку, присел рядом с ним и посмотрел из-под шасси грузовика на останки моста.
— Грузовики скоро вернутся, и на ремонт не понадобится много времени. Жак не отвечал. Его высокий хмурый лоб был озабоченно нахмурен, лицо блестело от пота.
— Все дело в ожидании, капитан. Это расслабляет людей.
— Они скоро приедут. — «Если он, один из самых лучших моих людей, озабочен, то другие просто должны трястись от страха». Брюс посмотрел на лежащего рядом с Жаком жандарма. На его лице застыло выражение ужаса. «Если они сейчас атакуют, бог знает, как повернется все это дело. Африканцы могут заставить себя умереть. Они просто ложатся и умирают. Сейчас они, кажется, подходят к тому состоянию. Если сейчас начнется бой, они либо впадут в неистовый гнев, либо скрючатся и будут выть от страха. Оба варианта одинаково возможны». «Будь сам с собой честен. Ты тоже не слишком рад такому положению. Конечно, нет. И в этом есть доля вины ожидания». Он возник из-за деревьев с дальней стороны лагеря. Высокий, нечеловеческий крик, полный злости и дикости. Брюс почувствовал, как на мгновенье остановилось сердце, и резко обернулся в сторону крика. На мгновение весь лагерь замер от страха. Крик повторился. Как удар кнута по возбужденным нервам. И затерялся в грохоте выстрелов из двадцати винтовок. Брюс засмеялся. Он закинул назад голову и облегченно, от души, расхохотался. Стрельба прекратилась, и засмеялись практически все. Жандармы, открывшие стрельбу, смущенно улыбались и напоказ перезаряжали оружие. Уже не в первый раз Брюс был напуган криком желтой птицы-носорога. Но в своем смехе и в смехе окружающих его людей он услышал истерические нотки.
— Кому-то понадобились перья в шляпу? — раздался чей-то вопрос, и по лагерю прокатилась новая волна хохота. Пока все обменивались насмешками, напряжение спало. И Брюсу с трудом удалось остановить свой смех. «Ничего страшного не произошло. Часовая разрядка всего за пятьдесят патронов. Нормальная цена». Он подошел к Шерман. Она тоже улыбалась.
— Как дела в продовольственной службе? Какое чудо кулинарии ожидает нас на этот раз?
— Говядина.
— С луком?
— Нет, просто говядина. Лук кончился. Брюс перестал улыбаться.
— Сколько осталось?
— Один ящик. Хватит до завтрашнего обеда. На ремонт моста уйдут как минимум два дня, плюс еще один день на дорогу.
— Думаю когда мы вернемся домой, у нас будет хороший здоровый аппетит. Тебе нужно постараться и растянуть этот ящик на как можно большее время. С этого момента выдавать каждому полпорции. Он был настолько занят обдумыванием этого нового осложнения, что не услышал доносившийся из-за поворота тихий гул.
— Капитан, — позвал капрал Жак. — Вы слышите? Брюс наклонил голову и прислушался.
— Грузовики! — облегченно воскликнул он. Весь лагерь оживился. Ожидание закончилось. Рыча, они показались из-за поворота. Тяжело нагруженные, с торчащими из кузова досками и листами железа, низко сидящие на рессорах. Раффи высунулся из окна первого грузовика.
— Хелло, босс. Где будем разгружаться?
— Подвози все к мосту. Притормози на секунду, я поеду с тобой. Брюс выскользнул из лагеря и подбежал к грузовику Раффи. Пробегая по открытой местности, он почувствовал, как окаменела его спина.
— Никогда не получал удовольствие от стрелы в спине.
— Были какие-нибудь неприятности в наше отсутствие?
— Нет, но они рядом. Колотили в барабаны всю ночь.
— Собирают приятелей, — пробурчал Раффи и отпустил сцепление. — У нас еще будут радости, пока не отремонтируем мост. Думаю, они будут набираться храбрости пару дней, но в конце концов они нас атакуют.
— Подъезжай к мосту, — указал Брюс и опустил стекло. — Я посигналю Хэндри, чтобы он встал рядом с нами. Мы разгрузимся в промежуток между грузовиками и там же начнем строить укрытие из железа. Пока Хэндри подгонял свой грузовик, Брюс заставил себя посмотреть на берег.
— Крокодилы, — облегченно воскликнул он. Стойки для потрошения стояли на своих местах, а зловонная груда человеческих останков исчезла. Запах и мухи, тем не менее, еще присутствовали.
— Ночью, — согласился Раффи, рассмотрев длинные, уходящие в воду следы на песке.
— Слава богу.
Да, моим ребятам не доставило бы большой радости убирать всю эту грязь.
— Надо послать кого-нибудь, чтобы разломал эти стойки. Я не хочу на них смотреть во время работы.
— Да, неприятный вид, — Раффи оглядел две виселицы. Брюс вылез из кабины в промежуток между грузовиками.
— Хэндри.
— Да, так меня зовут, — Хэндри высунулся из кабины.
— Мне очень жаль тебя расстраивать, но крокодилы лишили тебя радости.
— Вижу, не слепой.
— Ну и хорошо. Зная о том, что ты не слепой и не парализован, как насчет разгрузки машин?
— Большое дело, — проворчал Хэндри, но вылез из кабины и заорал на сидевших в кузове, под брезентом, людей. — Эй вы! Вылезайте оттуда. Пошевеливайтесь!
— Какие самые толстые доски сумели найти?
— На три дюйма и много.
— Хорошо. Для основных полотен скрепим штук по десять вместе, — сосредоточенно нахмурившись, Брюс начал организовывать ремонтные работы. — Хэндри, доски раскладывайте по размерам. Железные листы положите сюда, — он отмахнулся от мух. — Раффи, сколько у нас молотков?
— Десять, босс. Нашли также пару пил.
— Хорошо. Как насчет гвоздей и веревок?
— Достаточно. Примерно бочонок шестидюймовых и… Поглощенный своими мыслями, Брюс не заметил, как один из гражданских вышел за пределы лагеря. Он прошел несколько шагов по направлению к мосту, остановился и стал расстегивать брюки.
— Ты что, черт возьми, делаешь? — заорал Брюс. Человек виновато взглянул на него. Он не понимал английского, но интонация голоса Брюса не оставляла сомнений.
— Месье, — попытался объяснить он, — я хотел…
— Немедленно назад! — заревел Брюс. Мужчина замешкался, затем начал судорожно застегивать штаны.
— Скорее, идиот! Все бросили работу. Человек непослушными от страха пальцами все еще возился с пуговицами.
— Брось ты это! — в бешенстве закричал Брюс. — Скорее назад. Стрела с легким свистом воткнулась в землю около ног мужчины. Тонкое древко, оперение из зеленых листьев, она выглядела безвредно, как детская игрушка.
— Беги! — закричал Брюс. Человек с выражением полного недоумения на лице уставился на стрелу. Брюс ринулся к нему, но огромная лапа Раффи схватила его за руку, и он не мог вырваться. В попытке освободиться он ударил Раффи, но тот не разжал своей железной хватки.
— Туча стрел, как саранча, поднялась в воздух и усеяла землю вокруг побежавшего, наконец, человека. Брюс прекратил сопротивление и напряженно наблюдал. Он слышал металлическое позвякивание наконечников о капот грузовика, видел, как стрелы втыкались в землю. Тонкие древки некоторых не выдерживали удара и ломались. Одна из них, как бандерилья, воткнулась мужчине между лопаток. Она хлопала по его спине, пока он на бегу, с искаженным от боли и ужаса лицом, заломив руки за спину, пытался от нее освободиться.
— Прижмите его к земле, — приказал Брюс как только неудачник вбежал в укрытие. Двое жандармов подскочили к нему и ткнули лицом в землю.
Он что-то бессвязно бормотал от ужаса, когда Брюс сел ему на спину и схватился за древко. Воткнулась только одна половина зазубренного наконечника — около дюйма, но когда Брюс попытался вытащить стрелу, древко сломалось, а наконечник остался в теле.
— Нож! — закричал Брюс, и кто-то сунул ему в руку штык.
— Босс, осторожнее с этими зазубринами, не поцарапайтесь.
— Раффи, ты поглядывай по сторонам, они могут начать штурм. Брюс сорвал с человека рубашку. Мгновенье он смотрел на грубо откованный железный наконечник. Он был густо смазан похожим на липкий черный шоколад ядом, особенно зазубрины.
— Он уже мертв, — произнес Раффи, облокотившись на капот. — Он просто еще не перестал дышать. Мужчина закричал и задергался, когда мужчина сделал первый надрез. Глубокий надрез рядом с наконечником кончиком штыка.
— Хендри, достань из инструментов клещи.
— Вот они. Брюс захватил наконечник щипцами и потянул. Плоть как бы присосалась к наконечнику и потянулась за ним. Брюс резанул штыком. Это походило на извлечение крючка из резиновой пасти сома.
— Зря теряете время, босс, — проговорил Раффи с чисто африканским спокойствием перед лицом ужасной смерти. — Парень конченый. Он проиграл. Здесь свежий змеиный яд.
— Ты уверен, Раффи? Ты уверен, что это змеиный яд?
— Именно его они используют. Смешивают с мукой кассавы.
— Хендри, где аптечка с противозмеинной сывороткой?
— В ящике с медикаментами, в лагере. Брюс еще раз потянул за наконечник, и он вышел из тела, оставив после себя черную дыру между лопатками.
— Все по машинам. Нам нужно доставить его в лагерь. Каждая секунда на счету.
— Посмотрите на его глаза, — проворчал Раффи. — Инъекция ему уже не поможет.
— Зрачки бедняги сузились до размеров типографской точки, все тело била крупная дрожь. Яд уже распространялся по телу.
— Грузите его. Мужчину подняли в кабину, остальные залезли в кузов. Раффи включил заднюю передачу и нажал на газ. Грузовик с ревом пролетел отделяющие их от лагеря тридцать ярдов.
— Заносите его в укрытие. С отвисшей челюсти мужчины стекала пена, он сильно потел. Тоненькие ручейки пота стекали по его лицу и обнаженной груди. Кровь из раны не шла, только маленькие капельки коричневой жидкости. Видимо, яд обладал коагулирующими свойствами.
Брюс, с тобой все в порядке? — выбежала навстречу Шерман.
— Ничего со мной не случилось, — в этот раз Брюс старался следить за своей речью. — Но один из наших ранен.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, я не хочу, чтобы ты это видела, — он отвернулся от нее. — Хендри, где твоя проклятая сыворотка? Они занесли пострадавшего в лагерь и уложили в тени на одеяло. Брюс подошел к нему и опустился на колени. Хендри подал ему ярко-красный футляр.
— Раффи, загони эти два грузовика в кольцо и предупреди ребят, чтобы были наготове. После этого успеха они могут стать храбрыми раньше, чем мы думаем. Брюс надел на шприц иглу.
— Хендри, скажи, чтобы нас загородили чем-нибудь, хотя бы одеялами. Большим пальцем он обломал головку ампулы и наполнил шприц светло-желтым противоядием.
— Держите его, — приказал он двум жандармам, защипнул пальцами кожу рядом с раной и воткнул туда иглу. Кожа мужчины была похожа на кожу лягушки; влажная и липкая. Пока он вводил сыворотку, он попытался прикинуть, сколько времени прошло с момента проникновения стрелы. Примерно семь-восемь минут. Яд мамбы убивает через четырнадцать.
— Переверните его. Голова мужчины откинулась набок, дыхание было частым и неглубоким, изо рта тонким ручейком по щеке текла слюна.
— Ни хрена себе! — воскликнул Хендри, и Брюс взглянул на его лицо. Его лицо светилось чувственным наслаждением, он дышал так же часто и неглубоко, как умирающий человек.
— Иди помоги Раффи, — Брюса передернуло от отвращения.
— Ни за что на свете. Этого я не пропущу.
У Брюса не было времени на споры. Он ввел еще одну дозу под кожу на животе. Раздался хлюпающий звук — кишечник начал самопроизвольно опорожнятся.
— Боже мой, — прошептал Хендри.
— Уходи отсюда, — прорычал Брюс. — ты можешь не злорадствовать хотя бы над смертью другого? Уже без надежды он ввел еще одну дозу в грудь около сердца. Когда он делал укол, тело раненого охватил первый судорожный приступ, угла сломалась.
— Начинает отходить, — прошептал Хендри. — Ты только посмотри, что с ним делается. Вот это да! Руки Брюса задрожали, перед глазами все стало красным.
— Поганая свинья! — он ударил Хендри по лицу открытой ладонью. Тот отлетел к борту бензовоза. Брюс обеими руками схватил его за горло. Он почувствовал под своими пальцами крепкую подвижную трубку дыхательного горла.
— Для тебя ничего святого нет, скотина! — прокричал он в лицо Хендри.
— Ты можешь не измываться хотя бы над смертью?! Затем подскочил Раффи, без усилий разнял руки Брюса и вставил между ними свое огромное тело.
— Оставьте, босс.
— За это, — Хендри судорожно дышал и массировал горло. — За это ты мне заплатишь. Брюс отвернулся к лежащему на одеяле человеку.
— Закройте его, — голос капитана дрожал. — Положите в один из грузовиков. Мы похороним его завтра.
23
Они закончили строительство укрытия до наступления темноты. Это было простое сооружение, состоящее из четырех деревянных, покрытых жестью стен, без крыши. Одна стена была съемной, во всех четырех через равные интервалы были прорезаны бойницы.
Сооружение оказалось достаточной длины для размещения двенадцати человек, достаточной высоты, чтобы скрыть голову самого высокого и по ширине в точности соответствовало ширине моста.
— Как вы думаете передвигать его, босс? — Раффи с сомнением осмотрел укрытие.
— Сейчас увидишь. Мы передвинем его к лагерю, а завтра отправимся в нем на работу. Двенадцать человек вместе с капитаном вошли в укрытие и закрыли за собой съемную стену.
— Раффи, уводи грузовики. Раффи и Хендри задним ходом отвели грузовики к лагерю, а укрытие осталось стоять у моста, как металлическая палатка. Внутри Брюс распределил людей вдоль стен.
— Используем для подъема нижнюю балку рамы. Все готовы? Подняли! Укрытие покачнулось и приподнялось на шесть дюймов. Из лагеря были видны только ботинки находящихся там людей.
— Все вместе. Пошли! Со скрипом, покачиваясь на неровной поверхности, укрытие тяжеловесно двинулось в сторону лагеря. Оно походило на гигантскую многоногую черепаху. Из лагеря раздались подбадривающие возгласы. В ответ из черепахи тоже что-то кричали. Стало очень весело. Все радовались, как дети, на время забыв об отравленных стрелах и таящихся в джунглях злых духах. Они достигли лагеря и опустили укрытие на землю. Затем, по одному, жандармы пересекли несколько футов открытого пространства до лагеря, где были встречены смехом, похлопыванием по спине и поздравлениями.
— Сработало, босс, — поздравил Брюса среди всеобщего гама Раффи.
— Да, — затем он повысил голос. — Достаточно! угомонитесь. Все на свои посты. Смех угас, наступило неловкое молчание. Брюс вышел на середину лагеря. В полной тишине все смотрели на него. «Я так часто читал об этом. Воодушевляющая речь перед боем. Дай мне бог не испортить все дело».
— Сегодня на обед — тушенка, — все старательно застонали в ответ.
— На завтрак следующего дня — тоже тушенка, — он на мгновенье замолчал. — А потом вообще ничего не будет. Мертвая тишина.
— Так что, к тому времени, когда мы пересечем реку, вы будете по-настоящему голодны. Чем скорее мы отремонтируем мост, тем скорее вы набьете свои желудки. «Надо еще кое-что вбить им в голову».
— Вы все видели, что произошло с человеком, который имел неосторожность выйти на открытое место. Я надеюсь, мне не нужно повторять вам — не выходите из укрытия. Для гигиенических целей Раффи уже приготовил пятигаллоновые бочки. Они не очень удобны. Тем лучше — не будете долго рассиживаться. Легкий смех.
— Запомните, пока вы находитесь в лагере или укрытии, они ничего не могут вам сделать. Бояться абсолютно нечего. Они могут колотить в барабаны сколько угодно, но нам причинить вреда они не в силах. Возгласы согласия.
— Чем скорее мы отремонтируем мост, тем скорее отправимся в путь. Брюс осмотрел лица окружающих его людей и остался доволен. Завершение строительства укрытия дало толчок к повышению боевого духа.
— Капрал Жак, как только стемнеет, включайте прожектора. Брюс закончил и подошел к стоящей у «Форда» Шерман. Он расстегнул ремешок каски, снял ее и пригладил рукой влажные от пота волосы.
— Ты устал, — тихо сказала Шерман, рассматривая темные пятна у него под глазами.
— Нет, со мной все в порядке, — возразил он, хотя каждый мускул его тела ныл от утомления и нервного напряжения.
— Сегодня ты должен спать всю ночь, — приказала она. — Я постелю тебе на заднем сидении. Брюс быстро взглянул на нее.
— С тобой?
— Да.
— Ты не боишься, что все узнают?
— Я не стыжусь этого, — ее тон стал более жестким.
— Я знаю, но…
— Ты сказал однажды, что между нами не может быть ничего грязного.
— Конечно, не может быть. Я просто подумал…
Ну хорошо. Я люблю тебя и, начиная с сегодняшнего дня, мы будем спать в одной постели, — поставила она точку.
«Вчера она была девственницей, — с удивлением думал Брюс. — А сейчас, сейчас она идет на все. Но когда женщина пробуждается, она становится более безрассудной, чем мужчина. Ей наплевать на последствия. Они более целостные натуры. Но она права, конечно. Она моя женщина, и мы должны спать вместе. Черт с ним, с остальным миром и с тем, что он подумает».
— Стели постель, девочка, — он нежно улыбнулся. Через два часа после наступления темноты вновь начали бить барабаны. А Брюс и Шерман лежали, тесно обнявшись, абсолютно не обращая внимания на этот звук. Они чувствовали себя в полной безопасности в объятиях друг друга. Они как будто лежали под надежной крышей, по которой стучал в бессильной злобе ливень.
Сооружение оказалось достаточной длины для размещения двенадцати человек, достаточной высоты, чтобы скрыть голову самого высокого и по ширине в точности соответствовало ширине моста.
— Как вы думаете передвигать его, босс? — Раффи с сомнением осмотрел укрытие.
— Сейчас увидишь. Мы передвинем его к лагерю, а завтра отправимся в нем на работу. Двенадцать человек вместе с капитаном вошли в укрытие и закрыли за собой съемную стену.
— Раффи, уводи грузовики. Раффи и Хендри задним ходом отвели грузовики к лагерю, а укрытие осталось стоять у моста, как металлическая палатка. Внутри Брюс распределил людей вдоль стен.
— Используем для подъема нижнюю балку рамы. Все готовы? Подняли! Укрытие покачнулось и приподнялось на шесть дюймов. Из лагеря были видны только ботинки находящихся там людей.
— Все вместе. Пошли! Со скрипом, покачиваясь на неровной поверхности, укрытие тяжеловесно двинулось в сторону лагеря. Оно походило на гигантскую многоногую черепаху. Из лагеря раздались подбадривающие возгласы. В ответ из черепахи тоже что-то кричали. Стало очень весело. Все радовались, как дети, на время забыв об отравленных стрелах и таящихся в джунглях злых духах. Они достигли лагеря и опустили укрытие на землю. Затем, по одному, жандармы пересекли несколько футов открытого пространства до лагеря, где были встречены смехом, похлопыванием по спине и поздравлениями.
— Сработало, босс, — поздравил Брюса среди всеобщего гама Раффи.
— Да, — затем он повысил голос. — Достаточно! угомонитесь. Все на свои посты. Смех угас, наступило неловкое молчание. Брюс вышел на середину лагеря. В полной тишине все смотрели на него. «Я так часто читал об этом. Воодушевляющая речь перед боем. Дай мне бог не испортить все дело».
— Сегодня на обед — тушенка, — все старательно застонали в ответ.
— На завтрак следующего дня — тоже тушенка, — он на мгновенье замолчал. — А потом вообще ничего не будет. Мертвая тишина.
— Так что, к тому времени, когда мы пересечем реку, вы будете по-настоящему голодны. Чем скорее мы отремонтируем мост, тем скорее вы набьете свои желудки. «Надо еще кое-что вбить им в голову».
— Вы все видели, что произошло с человеком, который имел неосторожность выйти на открытое место. Я надеюсь, мне не нужно повторять вам — не выходите из укрытия. Для гигиенических целей Раффи уже приготовил пятигаллоновые бочки. Они не очень удобны. Тем лучше — не будете долго рассиживаться. Легкий смех.
— Запомните, пока вы находитесь в лагере или укрытии, они ничего не могут вам сделать. Бояться абсолютно нечего. Они могут колотить в барабаны сколько угодно, но нам причинить вреда они не в силах. Возгласы согласия.
— Чем скорее мы отремонтируем мост, тем скорее отправимся в путь. Брюс осмотрел лица окружающих его людей и остался доволен. Завершение строительства укрытия дало толчок к повышению боевого духа.
— Капрал Жак, как только стемнеет, включайте прожектора. Брюс закончил и подошел к стоящей у «Форда» Шерман. Он расстегнул ремешок каски, снял ее и пригладил рукой влажные от пота волосы.
— Ты устал, — тихо сказала Шерман, рассматривая темные пятна у него под глазами.
— Нет, со мной все в порядке, — возразил он, хотя каждый мускул его тела ныл от утомления и нервного напряжения.
— Сегодня ты должен спать всю ночь, — приказала она. — Я постелю тебе на заднем сидении. Брюс быстро взглянул на нее.
— С тобой?
— Да.
— Ты не боишься, что все узнают?
— Я не стыжусь этого, — ее тон стал более жестким.
— Я знаю, но…
— Ты сказал однажды, что между нами не может быть ничего грязного.
— Конечно, не может быть. Я просто подумал…
Ну хорошо. Я люблю тебя и, начиная с сегодняшнего дня, мы будем спать в одной постели, — поставила она точку.
«Вчера она была девственницей, — с удивлением думал Брюс. — А сейчас, сейчас она идет на все. Но когда женщина пробуждается, она становится более безрассудной, чем мужчина. Ей наплевать на последствия. Они более целостные натуры. Но она права, конечно. Она моя женщина, и мы должны спать вместе. Черт с ним, с остальным миром и с тем, что он подумает».
— Стели постель, девочка, — он нежно улыбнулся. Через два часа после наступления темноты вновь начали бить барабаны. А Брюс и Шерман лежали, тесно обнявшись, абсолютно не обращая внимания на этот звук. Они чувствовали себя в полной безопасности в объятиях друг друга. Они как будто лежали под надежной крышей, по которой стучал в бессильной злобе ливень.
24
На рассвете они вышли в укрытии к мосту. Люди внутри, возбужденные новизной происходящего, громко болтали и шутили.
— Ну все, — утихомирил их Брюс. — Достаточно болтовни. Принимаемся за дело. И они начали. В течение часа солнце превратило металлическую коробку в печь. Пот лил ручьями по голым торсам. Все заразились бешеным ритмом работы и не замечать ничего: ни боли от острых заноз, втыкающихся в тело при каждом прикосновении к грубым доскам, ни пекла, ни грохота до звона в ушах молотков в замкнутом пространстве, ни лезущих в глаза и нос пахучих опилок. Работа только изредка направлялась короткими приказаниями Брюса или Раффи. К полудню четыре основные фермы для перекрытия бреши были готовы. Когда на одну из них, положенную обоими концами на опоры, для испытания забрались все работающие, то ферма провисла не более чем на дюйм.
— Ну все, — утихомирил их Брюс. — Достаточно болтовни. Принимаемся за дело. И они начали. В течение часа солнце превратило металлическую коробку в печь. Пот лил ручьями по голым торсам. Все заразились бешеным ритмом работы и не замечать ничего: ни боли от острых заноз, втыкающихся в тело при каждом прикосновении к грубым доскам, ни пекла, ни грохота до звона в ушах молотков в замкнутом пространстве, ни лезущих в глаза и нос пахучих опилок. Работа только изредка направлялась короткими приказаниями Брюса или Раффи. К полудню четыре основные фермы для перекрытия бреши были готовы. Когда на одну из них, положенную обоими концами на опоры, для испытания забрались все работающие, то ферма провисла не более чем на дюйм.