— Идите сюда, — приказал Майк Шерман. Она взяла хлороформную маску и подошла к изголовью.
— Я скажу вам когда.
Она кивнула. «Господи, как прекрасны ее глаза», — подумал Брюс.
— Скальпель, — сказал Майк и указал на поднос. Брюс быстро передал его. Потом все смещалось в его голове. Он потерял чувство реальности. Натянутая кожа, раскрывающаяся вслед за скальпелем. Кровь, сочащаяся отовсюду. Розовые мышцы, желтоватые слои подкожного жира, синеватые кольца кишечника. Человеческое естество, мягкое, пульсирующее, кровавоблестящее в свете лампы. Скобы и зажимы, как серебристые насекомые, окружившие разрез, как будто это был цветок. Руки Майка, не похожие на человеческие, в желтых резиновых перчатках, работающие в животе. Промакивающие, режущие, зажимающие, перетягивающие. Потом лиловая матка, разрезанная скальпелем. И, наконец, маленький клубок из рук и ног, с непропорционально большой головой, опутанный толстой розовой змеей пуповины. В руках Майка ребенок повис вниз головой, как летучая мышь. Щелчок ножниц, и он больше не связан с телом матери. Еще немного манипуляций Майка, и ребенок закричал. В его крике чувствовалось возмущение живого существа от встречи с этим миром. Со стороны стола в восторге засмеялась и захлопала в ладоши, как ребенок на кукольном представлении, Шерман. Внезапно Брюс тоже засмеялся. Это был смех из самой души. Смех из далекого прошлого.
— Возьми его, — предложил Хейг. Шерман осторожно взяла слабо извивающееся тельце на руки. Хейг начал зашивать. Наблюдая за ее лицом, Брюс ощутил, как смех умирает у него в горле. Ему хотелось плакать. Хейг зашил специальным сложным стежком матку. Затем, как опытный портной, стал накладывать внешние швы. Он стянул толстые губы разреза нитками и, наконец, заклеил пластырем. Он накрыл женщину одеялом, сдернул с лица маску и повернулся к Шерман.
— Вы можете помочь мне вымыть его, — его голос звучал гордо. Они вдвоем подошли к раковине. Брюс скинул халат и вышел на улицу. Он облокотился на капот автомашины и закурил.
«Сегодня я вновь смеялся, — с удивлением подумал он. — А потом чуть не плакал. И все из-за женщины и ребенка. Притворство кончилось. И уединение. Сегодня здесь родился не один человек. Я вновь смеялся. У меня было желание смеяться. Я чувствовал необходимость плакать. Женщина и ребенок. Единственное ради чего стоит жить. Нарыв прорвался. Теперь я буду выздоравливать».
— Брюс, Брюс, где вы? — он не ответил. Она заметила огонек сигареты и подошла. Остановилась рядом в темноте.
— Шерман… — произнес Брюс и замолчал. Он хотел обнять ее, просто крепко обнять.
— Да, Брюс, — ее лицо было совсем близко.
— Шерман, я хочу… — Брюс снова замолчал.
— Я тоже, — прошептала она, но затем отступила на шаг. — Пойдем посмотрим, что делает наш доктор, — она взяла его за руку и повела в дом. Он чувствовал в своей ладони прохладу ее длинных красивых пальцев. Майк Хейг и отец Игнатиус склонились над колыбелью, стоящей рядом с кроватью матери. Женщина спокойно дышала, на ее лице застыло выражение умиротворения.
— Брюс, посмотри какая прелесть, — позвал Хейг. Все еще держась за руки, Брюс и Шерман подошли к колыбели.
— В нем все восемь фунтов, — гордо заявил Майк. Брюс посмотрел на младенца. «Черные новорожденные красивее наших — они не выглядят наполовину сваренными».
— Жалко, что это не форель, — пробормотал Брюс. — Могли бы зарегистрировать национальный рекорд. — Хейг с секунду смотрел на него в недоумении, затем закинул назад голову и рассмеялся. Это был новый Хейг. Это чувствовалось во всем. Как он держал голову, как разговаривал.
— Как насчет обещанной выпивки? — проверил его Брюс.
— Выпей за меня. Я пропущу.
«Это не простые слова, — понял Брюс. — Он теперь действительно в ней не нуждается».
— Когда доберемся до города, я выпью двойную порцию. — Брюс взглянул на часы. — Уже одиннадцатый час, нам нужно ехать.
— Мне нужно подождать, пока она не выйдет из анестезии, — возразил Хейг. — Заедете за мной утром. Брюс помедлил.
— Ну, хорошо. Поехали, Шерман.
На обратной дороге в Порт-Реприв они сидели рядом в темноте салона и молчали. Уже когда они въехали на дамбу, Шерман вдруг сказала.
— Он хороший человек, твой доктор. Очень похож на Поля.
— Кто такой Поль?
— Так звали моего мужа.
— А, — Брюс был смущен. Упоминание этого имени что-то изменило в его настроении. Шерман, глядя на освещенную фарами дорогу, продолжила.
— Поль был примерно такого же возраста. Достаточно стар, чтобы научиться пониманию. Молодые мужчины нечутки.
— Ты любила его? — Брюс постарался, чтобы в голосе не было слышно ревности.
— Любовь может принимать различные формы. Я начала любить его. Очень скоро я полюбила бы его достаточно для того, чтобы… — Шерман запнулась.
— Чтобы что? — голос Брюса звучал глухо. «Опять началось, — подумал он. — Я снова беззащитен».
— Мы были женаты всего четыре месяца.
— Ну и что?
— Я хочу чтобы ты знал. Хочу тебе все объяснить. Это очень важно. У тебя хватит терпения меня выслушать? — в ее голосе слышались умоляющие нотки, он не мог этому противостоять.
— Шерман, ты ничего не обязана мне говорить.
— Обязана. Я хочу, чтобы ты знал, — она немного помедлила, и продолжила уже более спокойным тоном. — Я сирота, Брюс. Мои папа и мама погибли во время немецкой бомбежки. Мне было всего несколько месяцев, и я их совсем не помню. Я не помню ничего. От них не осталось ни одной вещи, — на мгновение ее голос задрожал. — Меня приютили монашки. Это и была моя семья. Но это совсем другое, совсем не твое. У меня никогда не было ничего, принадлежащего мне лично, только мне и никому больше.
Брюс сжал ей руку. Она неподвижно лежала в его ладони. «Теперь у тебя есть я, — подумал он. — Теперь у тебя есть я».
— Потом, когда подошло время, монахини обо всем договорились с Полем Картье. Он работал здесь инженером в гоpнодобывающей компании. Занимало определенное положение в обществе и считался достойной партией для их воспитанницы. Он прилетел в Брюссель и мы поженились. Я не была несчастлива, хотя он был пожилой, как доктор Майк. Он был очень добрый и ласковый человек. Он понимал меня. Он не… — она повернулась к Брюсу, схватила его крепко за руку и приблизилась к его лицу. Ее волосы рассыпались по плечам, голос был полон мольбы. — Брюс, ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
Брюс остановил машину у отеля, выключил двигатель и спокойно сказал:
— Да, я понимаю.
— Спасибо тебе, — она резко открыла дверь, выскочила на улицу и быстро прошла на своих длинных, затянутых в джинсы, ногах к отелю. Брюс посмотрел, как она вошла в двери, затем нажал прикуриватель на приборном щитке, достал из пачки сигарету и закурил. Он выдохнул дым на лобовое стекло и внезапно понял, что он счастлив. Ему опять хотелось смеяться.
Он выбросил только что закуренную сигарету и вылез из машины. Взглянул на часы — уже за полночь. «Господи, как я устал. Возрождение требует больших эмоциональных усилий». Он громко рассмеялся, чтобы еще раз испытать это состояние, позволяя ему медленно захватить себя. В холле его ожидал Боуссье. Он был одет в махровый купальный халат. Его глаза покраснели от бессонницы.
— Месье, вы закончили все приготовления?
— Да. Женщины и двое детей спят наверху. Мадам Картье поднялась только что.
— Я знаю, — сказал Брюс.
— Как вы видите, все мужчины находятся здесь, — Боуссье указал на спящие тела на полу холла и бара.
— Мы уезжаем на рассвете, — Брюс зевнул, потер веки кончиками пальцев. — Где мой офицер? Рыжий?
— Он ушел к поезду совершенно пьяный. Он нам еще доставил неприятностей после того, как вы уехали, — Боуссье помедлил. — Он пытался подняться наверх, к женщинам.
— Будь он проклят, — Брюс вновь ощутил ярость. — Что случилось потом?
— Его отговорил один из ваших сержантов, такой крупный.
— Слава богу, что есть Раффи.
— Я приберег для вас место, чтобы вы могли отдохнуть, — Боуссье указал на удобное кожаное кресло. — Вы должно быть ужасно устали.
— Вы очень добры, — поблагодарил Брюс. — Но сначала я проверю наши посты.
13
— Я скажу вам когда.
Она кивнула. «Господи, как прекрасны ее глаза», — подумал Брюс.
— Скальпель, — сказал Майк и указал на поднос. Брюс быстро передал его. Потом все смещалось в его голове. Он потерял чувство реальности. Натянутая кожа, раскрывающаяся вслед за скальпелем. Кровь, сочащаяся отовсюду. Розовые мышцы, желтоватые слои подкожного жира, синеватые кольца кишечника. Человеческое естество, мягкое, пульсирующее, кровавоблестящее в свете лампы. Скобы и зажимы, как серебристые насекомые, окружившие разрез, как будто это был цветок. Руки Майка, не похожие на человеческие, в желтых резиновых перчатках, работающие в животе. Промакивающие, режущие, зажимающие, перетягивающие. Потом лиловая матка, разрезанная скальпелем. И, наконец, маленький клубок из рук и ног, с непропорционально большой головой, опутанный толстой розовой змеей пуповины. В руках Майка ребенок повис вниз головой, как летучая мышь. Щелчок ножниц, и он больше не связан с телом матери. Еще немного манипуляций Майка, и ребенок закричал. В его крике чувствовалось возмущение живого существа от встречи с этим миром. Со стороны стола в восторге засмеялась и захлопала в ладоши, как ребенок на кукольном представлении, Шерман. Внезапно Брюс тоже засмеялся. Это был смех из самой души. Смех из далекого прошлого.
— Возьми его, — предложил Хейг. Шерман осторожно взяла слабо извивающееся тельце на руки. Хейг начал зашивать. Наблюдая за ее лицом, Брюс ощутил, как смех умирает у него в горле. Ему хотелось плакать. Хейг зашил специальным сложным стежком матку. Затем, как опытный портной, стал накладывать внешние швы. Он стянул толстые губы разреза нитками и, наконец, заклеил пластырем. Он накрыл женщину одеялом, сдернул с лица маску и повернулся к Шерман.
— Вы можете помочь мне вымыть его, — его голос звучал гордо. Они вдвоем подошли к раковине. Брюс скинул халат и вышел на улицу. Он облокотился на капот автомашины и закурил.
«Сегодня я вновь смеялся, — с удивлением подумал он. — А потом чуть не плакал. И все из-за женщины и ребенка. Притворство кончилось. И уединение. Сегодня здесь родился не один человек. Я вновь смеялся. У меня было желание смеяться. Я чувствовал необходимость плакать. Женщина и ребенок. Единственное ради чего стоит жить. Нарыв прорвался. Теперь я буду выздоравливать».
— Брюс, Брюс, где вы? — он не ответил. Она заметила огонек сигареты и подошла. Остановилась рядом в темноте.
— Шерман… — произнес Брюс и замолчал. Он хотел обнять ее, просто крепко обнять.
— Да, Брюс, — ее лицо было совсем близко.
— Шерман, я хочу… — Брюс снова замолчал.
— Я тоже, — прошептала она, но затем отступила на шаг. — Пойдем посмотрим, что делает наш доктор, — она взяла его за руку и повела в дом. Он чувствовал в своей ладони прохладу ее длинных красивых пальцев. Майк Хейг и отец Игнатиус склонились над колыбелью, стоящей рядом с кроватью матери. Женщина спокойно дышала, на ее лице застыло выражение умиротворения.
— Брюс, посмотри какая прелесть, — позвал Хейг. Все еще держась за руки, Брюс и Шерман подошли к колыбели.
— В нем все восемь фунтов, — гордо заявил Майк. Брюс посмотрел на младенца. «Черные новорожденные красивее наших — они не выглядят наполовину сваренными».
— Жалко, что это не форель, — пробормотал Брюс. — Могли бы зарегистрировать национальный рекорд. — Хейг с секунду смотрел на него в недоумении, затем закинул назад голову и рассмеялся. Это был новый Хейг. Это чувствовалось во всем. Как он держал голову, как разговаривал.
— Как насчет обещанной выпивки? — проверил его Брюс.
— Выпей за меня. Я пропущу.
«Это не простые слова, — понял Брюс. — Он теперь действительно в ней не нуждается».
— Когда доберемся до города, я выпью двойную порцию. — Брюс взглянул на часы. — Уже одиннадцатый час, нам нужно ехать.
— Мне нужно подождать, пока она не выйдет из анестезии, — возразил Хейг. — Заедете за мной утром. Брюс помедлил.
— Ну, хорошо. Поехали, Шерман.
На обратной дороге в Порт-Реприв они сидели рядом в темноте салона и молчали. Уже когда они въехали на дамбу, Шерман вдруг сказала.
— Он хороший человек, твой доктор. Очень похож на Поля.
— Кто такой Поль?
— Так звали моего мужа.
— А, — Брюс был смущен. Упоминание этого имени что-то изменило в его настроении. Шерман, глядя на освещенную фарами дорогу, продолжила.
— Поль был примерно такого же возраста. Достаточно стар, чтобы научиться пониманию. Молодые мужчины нечутки.
— Ты любила его? — Брюс постарался, чтобы в голосе не было слышно ревности.
— Любовь может принимать различные формы. Я начала любить его. Очень скоро я полюбила бы его достаточно для того, чтобы… — Шерман запнулась.
— Чтобы что? — голос Брюса звучал глухо. «Опять началось, — подумал он. — Я снова беззащитен».
— Мы были женаты всего четыре месяца.
— Ну и что?
— Я хочу чтобы ты знал. Хочу тебе все объяснить. Это очень важно. У тебя хватит терпения меня выслушать? — в ее голосе слышались умоляющие нотки, он не мог этому противостоять.
— Шерман, ты ничего не обязана мне говорить.
— Обязана. Я хочу, чтобы ты знал, — она немного помедлила, и продолжила уже более спокойным тоном. — Я сирота, Брюс. Мои папа и мама погибли во время немецкой бомбежки. Мне было всего несколько месяцев, и я их совсем не помню. Я не помню ничего. От них не осталось ни одной вещи, — на мгновение ее голос задрожал. — Меня приютили монашки. Это и была моя семья. Но это совсем другое, совсем не твое. У меня никогда не было ничего, принадлежащего мне лично, только мне и никому больше.
Брюс сжал ей руку. Она неподвижно лежала в его ладони. «Теперь у тебя есть я, — подумал он. — Теперь у тебя есть я».
— Потом, когда подошло время, монахини обо всем договорились с Полем Картье. Он работал здесь инженером в гоpнодобывающей компании. Занимало определенное положение в обществе и считался достойной партией для их воспитанницы. Он прилетел в Брюссель и мы поженились. Я не была несчастлива, хотя он был пожилой, как доктор Майк. Он был очень добрый и ласковый человек. Он понимал меня. Он не… — она повернулась к Брюсу, схватила его крепко за руку и приблизилась к его лицу. Ее волосы рассыпались по плечам, голос был полон мольбы. — Брюс, ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
Брюс остановил машину у отеля, выключил двигатель и спокойно сказал:
— Да, я понимаю.
— Спасибо тебе, — она резко открыла дверь, выскочила на улицу и быстро прошла на своих длинных, затянутых в джинсы, ногах к отелю. Брюс посмотрел, как она вошла в двери, затем нажал прикуриватель на приборном щитке, достал из пачки сигарету и закурил. Он выдохнул дым на лобовое стекло и внезапно понял, что он счастлив. Ему опять хотелось смеяться.
Он выбросил только что закуренную сигарету и вылез из машины. Взглянул на часы — уже за полночь. «Господи, как я устал. Возрождение требует больших эмоциональных усилий». Он громко рассмеялся, чтобы еще раз испытать это состояние, позволяя ему медленно захватить себя. В холле его ожидал Боуссье. Он был одет в махровый купальный халат. Его глаза покраснели от бессонницы.
— Месье, вы закончили все приготовления?
— Да. Женщины и двое детей спят наверху. Мадам Картье поднялась только что.
— Я знаю, — сказал Брюс.
— Как вы видите, все мужчины находятся здесь, — Боуссье указал на спящие тела на полу холла и бара.
— Мы уезжаем на рассвете, — Брюс зевнул, потер веки кончиками пальцев. — Где мой офицер? Рыжий?
— Он ушел к поезду совершенно пьяный. Он нам еще доставил неприятностей после того, как вы уехали, — Боуссье помедлил. — Он пытался подняться наверх, к женщинам.
— Будь он проклят, — Брюс вновь ощутил ярость. — Что случилось потом?
— Его отговорил один из ваших сержантов, такой крупный.
— Слава богу, что есть Раффи.
— Я приберег для вас место, чтобы вы могли отдохнуть, — Боуссье указал на удобное кожаное кресло. — Вы должно быть ужасно устали.
— Вы очень добры, — поблагодарил Брюс. — Но сначала я проверю наши посты.
13
Брюс проснулся от того, что Шерман, склонившись над креслом, щекотала ему нос. Он был в полной форме, в каске, винтовка под рукой, только ботинки расшнурованы.
— Брюс, ты не храпишь, — она тихо рассмеялась. — Это радует.
— Который час? — сонно спросил он.
— Скоро пять. Завтрак на кухне.
— Где Боуссье?
— Одевается. Собирается начинать посадку на поезд.
— Такое впечатление, что у меня во рту спал козел, — Брюс провел языком по зубам.
— Тогда утреннего поцелуя ты не дождешься, мой капитан, — она со смехом выпрямилась. — Твои туалетные принадлежности на кухне. Я посылала за ними жандарма. Можешь умываться. Брюс зашнуровал ботинки и прошел, переступая через спящие тела, на кухню.
— Горячей воды нет, — извинилась Шерман.
— Это волнует меня меньше всего, — Брюс подошел к столу и достал из ранца бритву, мыло и помазок.
— Я обворовала курятник, — созналась Шерман. — Там оказалось всего два яйца. Как мне их приготовить?
— Всмятку, — Брюс снял с себя китель, рубашку и подошел к раковине. Он ополоснул лицо и голову и зарычал от удовольствия. Он установил над кранами зеркало и намылил щеки. Шерман присела рядом и стала наблюдать за ним с нескрываемым любопытством.
— Очень жаль, что у тебя нет бороды. Она была бы похожа на мех выдры.
— Когда-нибудь я отращу ее специально для тебя, — улыбнулся Брюс. — У тебя глаза голубые, Шерман.
— Тебе понадобилось много времени, чтобы это заметить, — она кокетливо надула губки. Они и без помады привлекательно розовели на бледном фоне кожи. Зачесанные назад волосы подчеркивали ее высокие скулы и большие красивые глаза.
— В Индии «шер» значит «тигр», — сказала Брюс. Мгновенно ее губы растянулись в оскале. У нее были очень ровные белые зубы. Она зарычала. Брюс едва не порезался.
— мне не нравятся женщины, которые паясничают перед завтраком. Это плохо сказывается на моем пищеварении.
— О, господи, завтрак! — Шерман вскочила на ноги.
— Почти вовремя. Опоздала всего лишь на двадцать секунд. Ты меня простишь?
— В последний раз. — Брюс смыл с лица мыло, причесался и подошел к столу.
— Сколько ложек сахара?
— Три, — Брюс разбил скорлупу яйца. Она поставила перед ним чашку кофе.
— Мне нравится готовить тебе завтрак. Брюс не ответил. Разговор принимал опасное направление. Она села перед ним в кресло и оперлась подбородком о ладони.
— Ты слишком быстро ешь, — заявила Шерман. Брюс удивленно посмотрел на нее. — Но по крайней мере с закрытым ртом. Брюс принялся за второе яйцо.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать.
— Мне — двадцать, почти двадцать один.
— Чудесный возраст.
— Чем ты занимаешься?
— Я — солдат.
— Нет.
— Хорошо. Я адвокат.
— Вы, должно быть, очень умны, — торжественно провозгласила она. Я просто гений. Иначе здесь бы не оказался.
— Ты женат?
— Нет, был. Это что — допрос?
— Она умерла?
— Нет, — он попытался не показать причиненной ему боли. Теперь это удавалось значительно легче.
— О! — Шерман взяла ложку и принялась размешивать сахар в его чашке.
— Она красивая?
— Нет… да. Думаю, что да.
— Где она? — затем быстро добавила. — Прости меня. Это не мое дело. Брюс взял из ее рук чашку кофе и выпил. Затем взглянул на часы.
— Почти пять пятнадцать. Нужно ехать за Майком. Шерман быстро встала.
— Я готова.
— Я знаю дорогу. Тебе лучше идти на станцию.
— Я хочу ехать с тобой.
— Почему?
— Просто хочу и все. Мне хочется еще раз увидеть ребенка.
— Ты победила, — Брюс взял свой ранец и они вышли в холл. там был Боуссье. Люди были почти готовы начинать посадку.
— мадам Картье и я уезжаем в миссию за доктором. Вернемся примерно через полчаса. К тому времени все люди должны быть в поезде.
— Хорошо, капитан.
Брюс позвал стоящего на террасе Раффи. — Ты приготовил продукты и лекарства для миссии?
— В багажнике «форда», босс.
— Хорошо. Снимай все посты и привози людей на станцию. Машинисту скажи, чтобы поднимал пары и был готов к отъезду в любую минуту. Отъезжаем, как только я привезу лейтенанта Хейга.
— Хорошо, босс.
Брюс отдал ему свой ранец. — Отнеси на поезд, Раффи, — затем его взгляд упал на картонные коробки у ног Раффи. — Что это такое?
— Пара бутылок пива, босс, — пробормотал смущенно Раффи. — Вдруг почувствуем жажду по дороге домой.
— Ну, хорошо, — усмехнулся Брюс. — Положи их в безопасное место и не выпивай до моего возвращения.
— Оставлю вам пару бутылок, босс.
— Пойдем, тигрица, — Брюс с Шерман вышли на улицу и подошли к Форду. Она поджала под себя ноги, как вчера, но села значительно ближе к Брюсу. Когда они проезжали по дамбе, Шерман прикурила две сигареты и передала одну ему.
— Я буду рада уехать отсюда, — она обвела взглядом болота, с поднимающимся над ними утренним туманом.
— Я ненавижу это место с тех пор, как умер Поль. Я ненавижу болота, москитов и джунгли. Я рада, что мы уезжаем.
— Куда ты поедешь?
— Не думала об этом. Наверное, обратно в Бельгию. Куда угодно подальше от Конго. Куда угодно от этой жары в место, где можно дышать. Подальше от болезней и страха. Куда-нибудь, откуда не надо будет убегать. Где человеческая жизнь чего-нибудь стоит. Подальше от убийств, пожаров и насилия, — она глубоко затянулась и отвернулась к зеленой стене леса.
— Я родился в Африке, — сказал Брюс. — Еще до того, как молоток судьи заменили прикладом винтовки, до того, как начал заявлять о своих правах автоматной очередью, — Брюс говорил тихо, — до того, как страну охватила ненависть. Теперь я не знаю, что мне делать. О будущем я не задумывался. Он замолчал и повернул на дорогу к миссии.
— Все так быстро изменилось. Я понял как быстро, когда приехал сюда, в Конго.
— Ты собираешься здесь оставаться, Брюс? Я имею в виду Конго?
— Нет, уже достаточно. Я даже не могу понять, за что воюю. Он выбросил в окно окурок. Впереди показались здания миссии. Брюс остановил машину рядом с больницей.
— Должны быть на земле места, где люди живут нормально. Я их обязательно найду. Он открыл дверь и вышел, Шерман, скользнув по сидению, последовала за ним. Он почувствовал прикосновение ее руки и сжал ее пальцы в своей ладони. Она ответила на пожатие. Майк Хейг и отец Игнатиус были настолько заняты в палате роженицы, что не слышали, как приехал автомобиль.
— Доброе утро, Майк. К чему этот маскарад?
— Привет, Брюс. Привет, Шерман, — Майк улыбнулся, взглянул на свою выцветшую коричневую рясу. — Занял у Игнатиуса. Немного велика по росту и тесна в талии, но более подходит к больнице, чем военная форма.
— Она вам идет, доктор майк, — сказала Шерман.
— Приятно слышать, когда меня опять так называют. Вам, наверное хочется увидеть ребенка, Шерман?
— С ним все в порядке?
— И с ним, и с матерью, — успокоил ее Майк и подвел к младенцу. С каждой кровати за ними наблюдали любопытные глаза.
— Можно взять его на руки?
— Он спит, Шерман.
— Ну, пожалуйста.
— Ладно, не думаю, что это его убьет. Можете взять.
— Брюс, иди сюда. Посмотри, как он прекрасен. — Она прижала маленькое тельце к груди. Крошечные губки сразу же стали искать сосок. Брюс наклонился и посмотрел на ребенка.
— Просто прекрасно, — он повернулся к отцу Игнатиусу. — Я привез вам обещанные припасы. Пошлите за ними санитара. — Затем Хейгу. — Переодевайся, Майк. У нас все готово к отъезду. Не глядя на Брюса и нервно сжимая пальцами висящий на шее фонендоскоп, Майк ответил:
— Я, наверное, с тобой не поеду, Брюс. Брюс подошел к нему поближе.
— Что?
— Я остаюсь здесь, с Игнатиусом. Он предложил мне работу.
— Ты с ума сошел, Майк.
— Может быть, — согласился Майк и взял у Шерман ребенка. Он положил его в колыбель у кровати матери и поправил пеленки. — А может и нет, — он выпрямился и указал рукой на ряды кроватей. — Ты должен признать, что работы здесь очень много. Брюс обратился за помощью к Шерман.
— Отговори его. Может быть ты сумеешь объяснить ему тщетность таких попыток.
— Нет, Брюс, не буду, — покачала головой Шерман.
— Майк, ради бога, будь здравомыслящим. Ты не сможешь жить в таких пропитанных инфекцией болотах, ты не сможешь…
— Я провожу тебя до машины, Брюс. Я знаю, что у тебя мало времени. Он вывел их через боковую дверь и подождал, пока они сядут в машину. Брюс высунул из окна руку, Майк крепко пожал ее.
— Пока, Брюс. Спасибо за все.
— Пока, Майк. Надеюсь, что ты преуспеешь в деле спасения человечества.
— Сомневаюсь, Брюс. Мне просто захотелось опять заняться единственно любимым делом. Может быть мне удастся оплатить выставленный жизнью счет.
— Я доложу, что ты пропал без вести и, возможно, убит. Выброси свою форму в реку.
— Обязательно, — Хейг отступил от машины. — Не обижайте друг друга.
— О чем вы говорите? — сдерживая улыбку спросила Шерман.
— Такого старого пса, как я, обмануть трудно. Брюс отцепил сцепление, и автомобиль тронулся.
— Храни вас бог, дети мои, — Майк широко улыбался и махал рукой.
— До свидания, доктор Мишель.
— Прощай, Майк. Брюс наблюдал за высокой фигурой Майка в зеркало. Во всей его позе чувствовалась гордость и уверенность. Он еще раз взмахнул рукой и поспешил в больницу. Никто из них двоих не произнес ни слова, пока он не подъехали к главной дороге. Шерман, прижавшись к Брюсу, улыбалась чему-то своему и смотрела на бегущую навстречу дорогу.
— Брюс, он очень хороший человек.
— Шерман, прикури мне сигарету пожалуйста, — он не хотел об этом говорить. Это была одна из немногих вещей, которую словами можно только испортить. Снизив скорость на перекрестке, Брюс включил вторую передачу и автоматически взглянул налево.
— О, господи!
— Что такое, Брюс?
— Смотри!
В ста ярдах вверх по дороге, прижавшись к обочине, стояла колонна из шести машин. Первые пять были мощные армейские грузовики с брезентовым верхом, выкрашенные в тускло-оливковый цвет, шестая — яркий желто-красный бензовоз с эмблемой компании «Шелл» на цистерне. К ведущему грузовику была прицеплена приземистая противотанковая пушка на резиновом ходу с высоко задранным вверх стволом. Вокруг грузовиков суетилось множество африканцев в форме различных армий. Все были вооружены, некоторые современным автоматическим оружием, некоторые давно снятыми с вооружения ружьями. Одни мочились на дорогу, другие стояли группками и разговаривали.
— Генерал Мозес!
— Вниз! — Брюс правой рукой спихнул ее на пол. Он вдавил педаль газа, и машина, буксуя задними колесами в пыли на обочине, вырвалась на главную дорогу. Выйдя из заноса, Брюс взглянул в зеркало. Среди бандитов началось суматошное движение. Сквозь шум мотора Брюс даже услышал их крики. Впереди, примерно в ста ярдах, был спасительный поворот к дамбе. Шерман встала на колени и попыталась посмотреть назад через спинку сидения.
— На пол! — Брюс грубо пригнул вниз ее голову. По обочине рядом с автомобилем вдруг пробежала линия пыльных фонтанчиков, и Брюс услышал захлебывающийся звук пулемета. Всего несколько мгновений до поворота. Внезапно машина сотряслась от серии ударов. Лобовое стекло покрылось трещинами, разлетелись часы на приборном щитке, густо осыпав голову Шерман осколками. Две пули пробили спинку сидения, выбив сухую траву, как внутренности из раненного зверя.
— Закрой глаза! — закричал Брюс и ударил кулаком по лобовому стеклу. Прищурив глаза от летящих осколков, он сумел рассмотреть в пробитое отверстие дорогу. Он вывернул руль, юзом вошел в поворот и, едва не сорвавшись в кювет, вылетел к дамбе.
— Шерман, с тобой все в порядке?
— Да. А с тобой? — она поднялась на сиденье, одна щека была поцарапана осколком стекла, испуганные глаза заполнили все лицо.
— Я могу только молиться, чтобы у Боуссье и Хэндри все было готово к отъезду. Мы обогнали этих ублюдков всего минут на пять. Они промчались по дамбе со скоростью восемьдесят миль в час и влетели на главную улицу городка. Брюс все время подавал тревожные гудки.
— Господи, сделай так, чтобы они были готовы. С облегчением он увидел, что улица пуста, а в отеле, похоже никого нет. Он, продолжая сигналить и поднимая огромное облако пыли из-под колес, помчался на станцию. Заложив крутой вираж, он обогнул здание станции и выехал на перрон. Большинство беженцев стояло рядом с поездом. Сам Боуссье вместе с женой стоял с другими женщинами у последней платформы. Брюс открыл окно и закричал.
— Сажайте всех на поезд! Меня догоняют бандиты! Мы уезжаем немедленно. Гражданские и военные стали торопливо занимать места. Брюс, не переставая кричать, поехал дальше по платформе.
— Все на поезд! Бога ради, быстрее! Они идут. Он затормозил у кабины локомотива и закричал машинисту:
— Поехали! Не теряйте ни секунды. Выжмите из него все, что возможно. Нас преследуют бандиты. Голова машиниста скрылась в кабине даже без обычного ответа: «Да, месье».
— Скорее, Шерман, — Он вытащил ее из машины. Вместе они подбежали к одному из крытых вагонов, и Брюс посадил ее на лестницу. В этот момент поезд дернулся так сильно, что Шерман отцепилась от поручней и она упала на Брюса. Он не был готов, и они оба повалились на пыльный бетон. Мимо них, набирая скорость, шел поезд. Брюс вспомнил детский кошмарный сон, в котором он бежал за поездом, но никак не мог догнать его. Он с трудом поборол в себе панику и поднял Шерман на ноги. Долгое мгновение они стояли, обнявшись, на платформе, а мимо них со все ускоряющим стуком колес несся состав.
— Беги! — прохрипел он. — Беги! Ему удалось схватиться за поручень второго вагона. Он повис на нем, удерживая Шерман за талию. Из двери показалась рука сержанта Раффараро, схватила Шерман за шиворот, и легко, как котенка, втащила ее в вагон. Затем он высунулся второй раз.
— Если будете продолжать так вести себя, босс, мы вас точно когда-нибудь потеряем.
— Прости меня, Брюс, — она прижалась к нему.
— Все в порядке, — он улыбнулся. — А сейчас, пожалуйста, иди в купе и оставайся там, пока я не разрешу тебе выйти. Поняла?
— Да, Брюс.
— Иди, — он повернулся к Раффи. — На крышу, сержант. Сейчас начнется фейерверк. У этих ублюдков есть орудие, а мы будем находиться в прямой видимости от города до самой вершины холма. Когда они залезли на крышу, поезд уже вышел из города и начинал входить в свой первый, по пути наверх поворот. Солнце уже встало над горизонтом, туман рассеялся и они могли наблюдать за всем, происходящим внизу. Колонна генерала Мозеса проехала по дамбе и вошла на главную улицу. Первый грузовик резко повернул и встал поперек улицы. Из-под брезента высыпали люди и быстро принялись разворачивать орудие.
— Надеюсь, что эти арабы не слишком хорошо обучены управляться с этой штукой, — прорычал Раффи.
— Скоро узнаем, — Брюс осмотрел поезд. В последней платформе среди своих женщин сидел Боуссье. Он выглядел, как старый седовласый колли среди своих овец. У стальных стен платформы, пригнувшись сидели Андре де Сурье и человек двенадцать жандармов. Во второй платформе жандармы также готовились к бою.
— Чего вы ждете? — заорал Раффи. — Начинайте стрелять, достаньте вы эту пушку! Они открыли беспорядочную стрельбу, чуть погодя к винтовкам присоединились пулеметы. Каска Андре после каждой очереди налезала ему на глаза, и он вынужден был прекращать огонь и поправлять ее. С крыши первого вагона раздавались короткие очереди винтовки Вэлли Хендри. Бандиты отбежали от орудия, один из них остался валяться на дороге, но за щитком остались люди. Брюс видел их каски. Вдруг из ствола пушки вырвалась струя белого дыма, и над поездом с присвистом крыльев взлетающего фазана пролетел снаряд.
— Высоко! — крикнул Раффи.
— Низко! — следующий взорвался среди деревьев значительно ниже поезда.
— Третий вобьют точно в горло, — сказал Брюс. Снаряд ударил в конец поезда. Это был бронебойный, поэтому никакого взрыва не последовало, только звук удара и толчок. Брюс попытался оценить повреждения. Люди на задних платформах выглядели потрясенными, но невредимыми. Вздох облегчения в горле Брюса сменился выдохом ужаса, когда он понял, что произошло.
— Они попали в сцепку! Они разбили сцепку последнего вагона. Зазор между поездом и последним вагоном начал расширяться. Он покатился вниз под уклон, отделенный от поезда, как хвост от тела ящерицы.
— Прыгайте! — закричал Брюс в сложенные ладони. — Прыгайте, пока вагон не набрал скорость. Может быть они его не слышали, может быть были слишком потрясены, чтобы принимать какие-либо осознанные решения, но ни одна фигура на платформе не пошевелилась. Вагон катился вниз все быстрее и быстрее городу и банде генерала Мозеса.
— Что мы можем сделать, босс?
— Ничего. Стрельба вокруг Брюса сменилась тишиной, и каждый человек на поезде, даже Хендри, провожали взглядом удаляющийся вагон. Брюс увидел, как Боуссье поднял на ноги свою жену, обнял ее. Они оба смотрели на Брюса. Боуссье помахал рукой и снова застыл. Андре, без каски, тоже смотрел на Брюса, но никаких жестов руками не делал. Через равные промежутки времени тишина нарушалась громом выстрела орудия, но Брюс почти не замечал его. Он увидел как бандиты ворвались на станцию. Вагон, замедлив ход, подъехал к перрону и резко остановился, ударившись в амортизаторы в конце рельсов. Бандиты облепили его, как муравьи тело жука, Брюс услышал приглушенные звуки выстрелов, увидел, как блестят штыки на солнце, и отвернулся. Они почти достигли вершины холма. Но Брюсу облегчения это не принесло. В горле давили спазмы, глаза наполнялись слезами.
— Брюс, ты не храпишь, — она тихо рассмеялась. — Это радует.
— Который час? — сонно спросил он.
— Скоро пять. Завтрак на кухне.
— Где Боуссье?
— Одевается. Собирается начинать посадку на поезд.
— Такое впечатление, что у меня во рту спал козел, — Брюс провел языком по зубам.
— Тогда утреннего поцелуя ты не дождешься, мой капитан, — она со смехом выпрямилась. — Твои туалетные принадлежности на кухне. Я посылала за ними жандарма. Можешь умываться. Брюс зашнуровал ботинки и прошел, переступая через спящие тела, на кухню.
— Горячей воды нет, — извинилась Шерман.
— Это волнует меня меньше всего, — Брюс подошел к столу и достал из ранца бритву, мыло и помазок.
— Я обворовала курятник, — созналась Шерман. — Там оказалось всего два яйца. Как мне их приготовить?
— Всмятку, — Брюс снял с себя китель, рубашку и подошел к раковине. Он ополоснул лицо и голову и зарычал от удовольствия. Он установил над кранами зеркало и намылил щеки. Шерман присела рядом и стала наблюдать за ним с нескрываемым любопытством.
— Очень жаль, что у тебя нет бороды. Она была бы похожа на мех выдры.
— Когда-нибудь я отращу ее специально для тебя, — улыбнулся Брюс. — У тебя глаза голубые, Шерман.
— Тебе понадобилось много времени, чтобы это заметить, — она кокетливо надула губки. Они и без помады привлекательно розовели на бледном фоне кожи. Зачесанные назад волосы подчеркивали ее высокие скулы и большие красивые глаза.
— В Индии «шер» значит «тигр», — сказала Брюс. Мгновенно ее губы растянулись в оскале. У нее были очень ровные белые зубы. Она зарычала. Брюс едва не порезался.
— мне не нравятся женщины, которые паясничают перед завтраком. Это плохо сказывается на моем пищеварении.
— О, господи, завтрак! — Шерман вскочила на ноги.
— Почти вовремя. Опоздала всего лишь на двадцать секунд. Ты меня простишь?
— В последний раз. — Брюс смыл с лица мыло, причесался и подошел к столу.
— Сколько ложек сахара?
— Три, — Брюс разбил скорлупу яйца. Она поставила перед ним чашку кофе.
— Мне нравится готовить тебе завтрак. Брюс не ответил. Разговор принимал опасное направление. Она села перед ним в кресло и оперлась подбородком о ладони.
— Ты слишком быстро ешь, — заявила Шерман. Брюс удивленно посмотрел на нее. — Но по крайней мере с закрытым ртом. Брюс принялся за второе яйцо.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать.
— Мне — двадцать, почти двадцать один.
— Чудесный возраст.
— Чем ты занимаешься?
— Я — солдат.
— Нет.
— Хорошо. Я адвокат.
— Вы, должно быть, очень умны, — торжественно провозгласила она. Я просто гений. Иначе здесь бы не оказался.
— Ты женат?
— Нет, был. Это что — допрос?
— Она умерла?
— Нет, — он попытался не показать причиненной ему боли. Теперь это удавалось значительно легче.
— О! — Шерман взяла ложку и принялась размешивать сахар в его чашке.
— Она красивая?
— Нет… да. Думаю, что да.
— Где она? — затем быстро добавила. — Прости меня. Это не мое дело. Брюс взял из ее рук чашку кофе и выпил. Затем взглянул на часы.
— Почти пять пятнадцать. Нужно ехать за Майком. Шерман быстро встала.
— Я готова.
— Я знаю дорогу. Тебе лучше идти на станцию.
— Я хочу ехать с тобой.
— Почему?
— Просто хочу и все. Мне хочется еще раз увидеть ребенка.
— Ты победила, — Брюс взял свой ранец и они вышли в холл. там был Боуссье. Люди были почти готовы начинать посадку.
— мадам Картье и я уезжаем в миссию за доктором. Вернемся примерно через полчаса. К тому времени все люди должны быть в поезде.
— Хорошо, капитан.
Брюс позвал стоящего на террасе Раффи. — Ты приготовил продукты и лекарства для миссии?
— В багажнике «форда», босс.
— Хорошо. Снимай все посты и привози людей на станцию. Машинисту скажи, чтобы поднимал пары и был готов к отъезду в любую минуту. Отъезжаем, как только я привезу лейтенанта Хейга.
— Хорошо, босс.
Брюс отдал ему свой ранец. — Отнеси на поезд, Раффи, — затем его взгляд упал на картонные коробки у ног Раффи. — Что это такое?
— Пара бутылок пива, босс, — пробормотал смущенно Раффи. — Вдруг почувствуем жажду по дороге домой.
— Ну, хорошо, — усмехнулся Брюс. — Положи их в безопасное место и не выпивай до моего возвращения.
— Оставлю вам пару бутылок, босс.
— Пойдем, тигрица, — Брюс с Шерман вышли на улицу и подошли к Форду. Она поджала под себя ноги, как вчера, но села значительно ближе к Брюсу. Когда они проезжали по дамбе, Шерман прикурила две сигареты и передала одну ему.
— Я буду рада уехать отсюда, — она обвела взглядом болота, с поднимающимся над ними утренним туманом.
— Я ненавижу это место с тех пор, как умер Поль. Я ненавижу болота, москитов и джунгли. Я рада, что мы уезжаем.
— Куда ты поедешь?
— Не думала об этом. Наверное, обратно в Бельгию. Куда угодно подальше от Конго. Куда угодно от этой жары в место, где можно дышать. Подальше от болезней и страха. Куда-нибудь, откуда не надо будет убегать. Где человеческая жизнь чего-нибудь стоит. Подальше от убийств, пожаров и насилия, — она глубоко затянулась и отвернулась к зеленой стене леса.
— Я родился в Африке, — сказал Брюс. — Еще до того, как молоток судьи заменили прикладом винтовки, до того, как начал заявлять о своих правах автоматной очередью, — Брюс говорил тихо, — до того, как страну охватила ненависть. Теперь я не знаю, что мне делать. О будущем я не задумывался. Он замолчал и повернул на дорогу к миссии.
— Все так быстро изменилось. Я понял как быстро, когда приехал сюда, в Конго.
— Ты собираешься здесь оставаться, Брюс? Я имею в виду Конго?
— Нет, уже достаточно. Я даже не могу понять, за что воюю. Он выбросил в окно окурок. Впереди показались здания миссии. Брюс остановил машину рядом с больницей.
— Должны быть на земле места, где люди живут нормально. Я их обязательно найду. Он открыл дверь и вышел, Шерман, скользнув по сидению, последовала за ним. Он почувствовал прикосновение ее руки и сжал ее пальцы в своей ладони. Она ответила на пожатие. Майк Хейг и отец Игнатиус были настолько заняты в палате роженицы, что не слышали, как приехал автомобиль.
— Доброе утро, Майк. К чему этот маскарад?
— Привет, Брюс. Привет, Шерман, — Майк улыбнулся, взглянул на свою выцветшую коричневую рясу. — Занял у Игнатиуса. Немного велика по росту и тесна в талии, но более подходит к больнице, чем военная форма.
— Она вам идет, доктор майк, — сказала Шерман.
— Приятно слышать, когда меня опять так называют. Вам, наверное хочется увидеть ребенка, Шерман?
— С ним все в порядке?
— И с ним, и с матерью, — успокоил ее Майк и подвел к младенцу. С каждой кровати за ними наблюдали любопытные глаза.
— Можно взять его на руки?
— Он спит, Шерман.
— Ну, пожалуйста.
— Ладно, не думаю, что это его убьет. Можете взять.
— Брюс, иди сюда. Посмотри, как он прекрасен. — Она прижала маленькое тельце к груди. Крошечные губки сразу же стали искать сосок. Брюс наклонился и посмотрел на ребенка.
— Просто прекрасно, — он повернулся к отцу Игнатиусу. — Я привез вам обещанные припасы. Пошлите за ними санитара. — Затем Хейгу. — Переодевайся, Майк. У нас все готово к отъезду. Не глядя на Брюса и нервно сжимая пальцами висящий на шее фонендоскоп, Майк ответил:
— Я, наверное, с тобой не поеду, Брюс. Брюс подошел к нему поближе.
— Что?
— Я остаюсь здесь, с Игнатиусом. Он предложил мне работу.
— Ты с ума сошел, Майк.
— Может быть, — согласился Майк и взял у Шерман ребенка. Он положил его в колыбель у кровати матери и поправил пеленки. — А может и нет, — он выпрямился и указал рукой на ряды кроватей. — Ты должен признать, что работы здесь очень много. Брюс обратился за помощью к Шерман.
— Отговори его. Может быть ты сумеешь объяснить ему тщетность таких попыток.
— Нет, Брюс, не буду, — покачала головой Шерман.
— Майк, ради бога, будь здравомыслящим. Ты не сможешь жить в таких пропитанных инфекцией болотах, ты не сможешь…
— Я провожу тебя до машины, Брюс. Я знаю, что у тебя мало времени. Он вывел их через боковую дверь и подождал, пока они сядут в машину. Брюс высунул из окна руку, Майк крепко пожал ее.
— Пока, Брюс. Спасибо за все.
— Пока, Майк. Надеюсь, что ты преуспеешь в деле спасения человечества.
— Сомневаюсь, Брюс. Мне просто захотелось опять заняться единственно любимым делом. Может быть мне удастся оплатить выставленный жизнью счет.
— Я доложу, что ты пропал без вести и, возможно, убит. Выброси свою форму в реку.
— Обязательно, — Хейг отступил от машины. — Не обижайте друг друга.
— О чем вы говорите? — сдерживая улыбку спросила Шерман.
— Такого старого пса, как я, обмануть трудно. Брюс отцепил сцепление, и автомобиль тронулся.
— Храни вас бог, дети мои, — Майк широко улыбался и махал рукой.
— До свидания, доктор Мишель.
— Прощай, Майк. Брюс наблюдал за высокой фигурой Майка в зеркало. Во всей его позе чувствовалась гордость и уверенность. Он еще раз взмахнул рукой и поспешил в больницу. Никто из них двоих не произнес ни слова, пока он не подъехали к главной дороге. Шерман, прижавшись к Брюсу, улыбалась чему-то своему и смотрела на бегущую навстречу дорогу.
— Брюс, он очень хороший человек.
— Шерман, прикури мне сигарету пожалуйста, — он не хотел об этом говорить. Это была одна из немногих вещей, которую словами можно только испортить. Снизив скорость на перекрестке, Брюс включил вторую передачу и автоматически взглянул налево.
— О, господи!
— Что такое, Брюс?
— Смотри!
В ста ярдах вверх по дороге, прижавшись к обочине, стояла колонна из шести машин. Первые пять были мощные армейские грузовики с брезентовым верхом, выкрашенные в тускло-оливковый цвет, шестая — яркий желто-красный бензовоз с эмблемой компании «Шелл» на цистерне. К ведущему грузовику была прицеплена приземистая противотанковая пушка на резиновом ходу с высоко задранным вверх стволом. Вокруг грузовиков суетилось множество африканцев в форме различных армий. Все были вооружены, некоторые современным автоматическим оружием, некоторые давно снятыми с вооружения ружьями. Одни мочились на дорогу, другие стояли группками и разговаривали.
— Генерал Мозес!
— Вниз! — Брюс правой рукой спихнул ее на пол. Он вдавил педаль газа, и машина, буксуя задними колесами в пыли на обочине, вырвалась на главную дорогу. Выйдя из заноса, Брюс взглянул в зеркало. Среди бандитов началось суматошное движение. Сквозь шум мотора Брюс даже услышал их крики. Впереди, примерно в ста ярдах, был спасительный поворот к дамбе. Шерман встала на колени и попыталась посмотреть назад через спинку сидения.
— На пол! — Брюс грубо пригнул вниз ее голову. По обочине рядом с автомобилем вдруг пробежала линия пыльных фонтанчиков, и Брюс услышал захлебывающийся звук пулемета. Всего несколько мгновений до поворота. Внезапно машина сотряслась от серии ударов. Лобовое стекло покрылось трещинами, разлетелись часы на приборном щитке, густо осыпав голову Шерман осколками. Две пули пробили спинку сидения, выбив сухую траву, как внутренности из раненного зверя.
— Закрой глаза! — закричал Брюс и ударил кулаком по лобовому стеклу. Прищурив глаза от летящих осколков, он сумел рассмотреть в пробитое отверстие дорогу. Он вывернул руль, юзом вошел в поворот и, едва не сорвавшись в кювет, вылетел к дамбе.
— Шерман, с тобой все в порядке?
— Да. А с тобой? — она поднялась на сиденье, одна щека была поцарапана осколком стекла, испуганные глаза заполнили все лицо.
— Я могу только молиться, чтобы у Боуссье и Хэндри все было готово к отъезду. Мы обогнали этих ублюдков всего минут на пять. Они промчались по дамбе со скоростью восемьдесят миль в час и влетели на главную улицу городка. Брюс все время подавал тревожные гудки.
— Господи, сделай так, чтобы они были готовы. С облегчением он увидел, что улица пуста, а в отеле, похоже никого нет. Он, продолжая сигналить и поднимая огромное облако пыли из-под колес, помчался на станцию. Заложив крутой вираж, он обогнул здание станции и выехал на перрон. Большинство беженцев стояло рядом с поездом. Сам Боуссье вместе с женой стоял с другими женщинами у последней платформы. Брюс открыл окно и закричал.
— Сажайте всех на поезд! Меня догоняют бандиты! Мы уезжаем немедленно. Гражданские и военные стали торопливо занимать места. Брюс, не переставая кричать, поехал дальше по платформе.
— Все на поезд! Бога ради, быстрее! Они идут. Он затормозил у кабины локомотива и закричал машинисту:
— Поехали! Не теряйте ни секунды. Выжмите из него все, что возможно. Нас преследуют бандиты. Голова машиниста скрылась в кабине даже без обычного ответа: «Да, месье».
— Скорее, Шерман, — Он вытащил ее из машины. Вместе они подбежали к одному из крытых вагонов, и Брюс посадил ее на лестницу. В этот момент поезд дернулся так сильно, что Шерман отцепилась от поручней и она упала на Брюса. Он не был готов, и они оба повалились на пыльный бетон. Мимо них, набирая скорость, шел поезд. Брюс вспомнил детский кошмарный сон, в котором он бежал за поездом, но никак не мог догнать его. Он с трудом поборол в себе панику и поднял Шерман на ноги. Долгое мгновение они стояли, обнявшись, на платформе, а мимо них со все ускоряющим стуком колес несся состав.
— Беги! — прохрипел он. — Беги! Ему удалось схватиться за поручень второго вагона. Он повис на нем, удерживая Шерман за талию. Из двери показалась рука сержанта Раффараро, схватила Шерман за шиворот, и легко, как котенка, втащила ее в вагон. Затем он высунулся второй раз.
— Если будете продолжать так вести себя, босс, мы вас точно когда-нибудь потеряем.
— Прости меня, Брюс, — она прижалась к нему.
— Все в порядке, — он улыбнулся. — А сейчас, пожалуйста, иди в купе и оставайся там, пока я не разрешу тебе выйти. Поняла?
— Да, Брюс.
— Иди, — он повернулся к Раффи. — На крышу, сержант. Сейчас начнется фейерверк. У этих ублюдков есть орудие, а мы будем находиться в прямой видимости от города до самой вершины холма. Когда они залезли на крышу, поезд уже вышел из города и начинал входить в свой первый, по пути наверх поворот. Солнце уже встало над горизонтом, туман рассеялся и они могли наблюдать за всем, происходящим внизу. Колонна генерала Мозеса проехала по дамбе и вошла на главную улицу. Первый грузовик резко повернул и встал поперек улицы. Из-под брезента высыпали люди и быстро принялись разворачивать орудие.
— Надеюсь, что эти арабы не слишком хорошо обучены управляться с этой штукой, — прорычал Раффи.
— Скоро узнаем, — Брюс осмотрел поезд. В последней платформе среди своих женщин сидел Боуссье. Он выглядел, как старый седовласый колли среди своих овец. У стальных стен платформы, пригнувшись сидели Андре де Сурье и человек двенадцать жандармов. Во второй платформе жандармы также готовились к бою.
— Чего вы ждете? — заорал Раффи. — Начинайте стрелять, достаньте вы эту пушку! Они открыли беспорядочную стрельбу, чуть погодя к винтовкам присоединились пулеметы. Каска Андре после каждой очереди налезала ему на глаза, и он вынужден был прекращать огонь и поправлять ее. С крыши первого вагона раздавались короткие очереди винтовки Вэлли Хендри. Бандиты отбежали от орудия, один из них остался валяться на дороге, но за щитком остались люди. Брюс видел их каски. Вдруг из ствола пушки вырвалась струя белого дыма, и над поездом с присвистом крыльев взлетающего фазана пролетел снаряд.
— Высоко! — крикнул Раффи.
— Низко! — следующий взорвался среди деревьев значительно ниже поезда.
— Третий вобьют точно в горло, — сказал Брюс. Снаряд ударил в конец поезда. Это был бронебойный, поэтому никакого взрыва не последовало, только звук удара и толчок. Брюс попытался оценить повреждения. Люди на задних платформах выглядели потрясенными, но невредимыми. Вздох облегчения в горле Брюса сменился выдохом ужаса, когда он понял, что произошло.
— Они попали в сцепку! Они разбили сцепку последнего вагона. Зазор между поездом и последним вагоном начал расширяться. Он покатился вниз под уклон, отделенный от поезда, как хвост от тела ящерицы.
— Прыгайте! — закричал Брюс в сложенные ладони. — Прыгайте, пока вагон не набрал скорость. Может быть они его не слышали, может быть были слишком потрясены, чтобы принимать какие-либо осознанные решения, но ни одна фигура на платформе не пошевелилась. Вагон катился вниз все быстрее и быстрее городу и банде генерала Мозеса.
— Что мы можем сделать, босс?
— Ничего. Стрельба вокруг Брюса сменилась тишиной, и каждый человек на поезде, даже Хендри, провожали взглядом удаляющийся вагон. Брюс увидел, как Боуссье поднял на ноги свою жену, обнял ее. Они оба смотрели на Брюса. Боуссье помахал рукой и снова застыл. Андре, без каски, тоже смотрел на Брюса, но никаких жестов руками не делал. Через равные промежутки времени тишина нарушалась громом выстрела орудия, но Брюс почти не замечал его. Он увидел как бандиты ворвались на станцию. Вагон, замедлив ход, подъехал к перрону и резко остановился, ударившись в амортизаторы в конце рельсов. Бандиты облепили его, как муравьи тело жука, Брюс услышал приглушенные звуки выстрелов, увидел, как блестят штыки на солнце, и отвернулся. Они почти достигли вершины холма. Но Брюсу облегчения это не принесло. В горле давили спазмы, глаза наполнялись слезами.