Страница:
– Да, знаю.
– Скажи, где она.
– Не могу, Дэви. Мы с тобой оба дали слово. Да, я знаю о твоем обещании.
Она видела, как он побледнел. Прекрасное юное тело с высокомерно развернутыми плечами вдруг словно обмякло; он неуверенно стоял на солнцепеке.
– Ну, как насчет пива, Дэви?
Она тяжело поднялась со стула и величественно прошествовала на террасу. Вернулась и протянула ему высокий стакан с пенной шапкой; они сели в конце террасы, укрывшись от ветра, на солнце.
– Я жду тебя уже целую неделю, – сказала она. – С тех пор, как напечатали книгу. Я знала, что ты загоришься. Слишком это заразительно, я сама плакала два дня, как протекающий кран... – она неловко рассмеялась. – Трудно поверить, что такое возможно, верно?
– Это книга о нас, о Дебре и обо мне, – сказал Дэвид. – Она написала о нас.
– Да, – согласилась Элла, – но это не меняет ее решения. Кстати, я считаю его верным.
– Она описала мои чувства, Элла. Все, что я чувствовал и все еще чувствую, но я никогда не сумел бы выразить этого в словах.
– Это прекрасно и верно, но разве ты не понимаешь, что это подтверждает правильность ее решения?
– Но я люблю ее, Элла... и она меня любит, – воскликнул он.
– Она хочет, чтобы это сохранилось. Не хочет, чтобы любовь умерла. – Он запротестовал было, но художница с удивительной силой схватила его за руку и заставила замолчать. – Она понимает, что теперь не может идти с тобой в ногу. Посмотри на себя, Дэвид: ты прекрасен, полон жизни, быстр; она станет обузой, и со временем тебе это надоест.
Дэвид снова хотел вмешаться, но она сдавила его руку в своем большом кулаке.
– Ты будешь стреножен, ты никогда не сможешь оставить ее беспомощную, она будет висеть на тебе всю жизнь... подумай об этом, Дэвид.
– Она нужна мне, – упрямо возразил он. – До встречи с ней у меня ничего не было и сейчас нет.
– Это не навсегда. Она кое-чему научила тебя, а душа в молодости заживает так же быстро, как тело. Она хочет, чтобы ты был счастлив, Дэви. Она так сильно тебя любит, что дарит тебе свободу. Она так тебя любит, что во имя этой любви отказывается от нее.
– О Боже! – простонал он. – Если бы только я мог с ней увидеться, коснуться ее, поговорить несколько минут...
Элла покачала массивной головой, отвисший подбородок печально заколыхался.
– Она не согласится.
– Но почему, Элла, скажи, почему? – В голосе Дэвида звучали отчаяние и боль.
– Она недостаточно сильна; она понимает, что если ты окажешься рядом, она дрогнет, и тогда вас обоих ждет еще большая катастрофа.
Они посидели молча, глядя на озеро. За Голанскими высотами поднялись облака, ярко-белые в зимнем свете солнца, отливающие голубым и серым, они ряд за рядом надвигались на озеро. Дэвид вздрогнул: на него дохнул ледяной ветер.
Он допил пиво и принялся медленно вертеть стакан в пальцах.
– Передашь ей кое-что? – спросил он наконец.
– Не думаю...
– Пожалуйста, Элла. Два словечка. – Она кивнула. – Скажи ей, что она правильно описала в книге, как я ее люблю. Скажи, что любовь превыше всего. Что я хочу попытаться. – Элла молча слушала, и Дэвид пошевелил пальцами, словно нашаривал в воздухе самые убедительные слова. – Скажи ей... – он помолчал и покачал головой. – Нет, это все. Скажи, что я люблю ее и хочу быть с нею.
– Хорошо, Дэвид. Я скажу.
– И передашь мне ее ответ?
– Как с тобой связаться?
Он дал ей номер помещения экипажей на базе.
– Ты скоро позвонишь, Элла? Не заставляй меня ждать.
– Завтра, – пообещала она. – Утром.
– До десяти. Позвони до десяти.
Он встал, потом неожиданно наклонился и поцеловал ее в обвисшую покрасневшую щеку.
– Спасибо, – сказал он. – Ты вовсе не такая уж плохая баба.
– Брысь, подлиза. Тебе придется привести с собой всех сирен Одиссея. – Элла вздохнула. – Ну, пошел вон. Кажется, я зареву, а для этого мне нужно побыть одной.
Она смотрела, как он уходит по газону под финиковыми пальмами. У калитки он остановился и оглянулся. Секунду они смотрели в глаза друг другу, потом Дэвид вышел.
Она слышала, как заработал мотор "мерседеса". Звук начал удаляться, стал выше, машина повернула на юг. Элла тяжело встала, пересекла террасу и пошла по дорожке к причалу, где, скрытая от дома частью древней стены, стояла ее моторная лодка. За стеной пряталось еще несколько каменных домиков.
Лодка покачивалась на мелких волнах озера. Элла прошла к самому дальнему домику и остановилась в открытой двери.
Внутри все было заново побелено. Стояла простая удобная мебель. Для тепла каменный пол покрывали ковры из чистой шерсти, толстые и пушистые. В нише стены недалеко от очага, стояла большая кровать.
У противоположной стены примостилась газовая плита, над ней несколько кастрюль. Дальше дверь вела в спальню и туалет. Эту пристройку Элла сделала совсем недавно.
Единственным украшением комнаты был пейзаж Эллы Кадеш с улицы Малик, он висел на противоположной от входа стене. Казалось, он освещает и согревает всю комнату; под ним за рабочим столом сидела девушка. Она внимательно слушала запись собственного голоса на иврите. С внимательным, напряженным выражением она смотрела в стену.
Элла с порога наблюдала, как она работает. Американский издатель купил права на англоязычное издание "Нашего собственного мира". Дебре авансом заплатили тридцать тысяч долларов и добавили еще пять тысяч за перевод. Она почти закончила работу.
Со своего места Элла видела шрам на виске Дебры. Он казался розовато-белым на смуглой, загорелой коже: так ребенок рисует чайку в полете; шрам в форме галочки, не больше снежинки; он лишь подчеркивал ее красоту – крошечный недостаток, усиливающий воздействие прекрасных правильных черт.
Она не пыталась его скрыть, длинные темные волосы были убраны назад и перевязаны кожаным шнурком. Косметикой Дебра не пользовалась, и кожа ее выглядела чистой и блестящей, загорелой и гладкой.
Громоздкий шерстяной костюм не мог скрыть такую же, как прежде, стройность и гибкость ее тела: Дебра ежедневно плавала, даже когда с севера дули холодные снежные ветры.
Элла вошла и молча направилась к столу, глядя в глаза Дебре, как она часто делала. Когда-нибудь она нарисует их. Никаких признаков повреждения, того, что эти глаза не видят. Казалось, они спокойно смотрят куда-то вглубь и видят все. В них было загадочное спокойствие, глубина понимания; они странно беспокоили Эллу.
Дебра нажала кнопку магнитофона и сказала, не поворачивая головы:
– Это ты, Элла?
– Как ты это делаешь? – удивленно спросила Элла.
– Я почувствовала движение воздуха, когда ты вошла, а потом ощутила твой запах.
– Я действительно так велика, что могу поднять бурю, но неужели я еще и дурно пахну? – смеясь, возразила Элла.
– Ты пахнешь скипидаром, чесноком и пивом, – принюхалась Дебра и тоже рассмеялась.
– Я писала, потом чистила чеснок для мяса и пила пиво с другом. – Элла села в одно из кресел. – Как работа?
– Почти закончила. Завтра можно отдавать машинистке. Хочешь кофе? – Дебра встала и направилась к газовой плите. Элла уже усвоила, что помощь лучше не предлагать, хотя сердце у нее сжималось всякий раз, когда она видела, как Дебра управляется с огнем и кипятком. Девушка была полна стремления к независимости, хотела жить самостоятельно, сама готовила себе еду, много работала.
Раз в неделю из Иерусалима приезжал шофер, увозил в издательство ее записи, и там их перепечатывали вместе со всей ее корреспонденцией.
Раз в неделю они с Эллой на лодке отправлялись по озеру в Тиверию, там вместе делали покупки; ежедневно около часа Дебра плавала у каменного причала. Иногда появлялся старый рыбак, с которым она подружилась в последнее время, и она уплывала с ним (они гребли по очереди), наживляла свои крючки.
В замке крестоносцев ее всегда ждало общество Эллы, умная беседа; здесь, в маленьком домике, – тишина, безопасность и работа, заполняющая долгие дневные часы. А по ночам ужасные приступы одиночества, молчаливые горькие слезы в подушку, слезы, о которых знала только она одна.
Дебра поставила рядом с креслом Эллы чашку кофе, а свою отнесла к рабочему столу.
– А теперь, – сказала она, – можешь рассказать мне, что заставляет тебя ерзать и барабанить пальцами по ручке. – Она улыбнулась удивлению Эллы. – Тебе нужно что-то сказать мне, и ты волнуешься.
– Да, – немного погодя ответила Элла. – Да, ты права, моя дорогая. – Она глубоко вздохнула и продолжала: – Он приходил, Дебра. Приходил ко мне, как мы и предвидели.
Дебра поставила кофе на стол. Руки ее не дрожали, лицо было лишено всякого выражения.
– Я ему не сказала, где ты.
– Как он, Элла? Как он выглядит?
– Немного похудел, мне кажется, побледнел, но ему идет. По-прежнему самый красивый мужчина, какого я видела.
– У него отросли волосы? – спросила Дебра.
– Да, кажется. Они мягкие, темные, густые и сзади вьются.
Дебра с улыбкой кивнула.
– Я рада, что он их не состриг. – Они снова замолчали, а потом Дебра робко спросила: – Что он сказал? Что ему нужно?
– Он просил передать тебе кое-что.
– Что?
Элла точно повторила слова Дэвида. Когда она закончила, Дебра отвернулась к стене.
– Пожалуйста, уходи, Элла. Я хочу побыть одна.
– Он просил передать ему твой ответ. Я пообещала, что позвоню завтра утром.
– Я приду к тебе позже. А сейчас, пожалуйста, уйди. – И Элла увидела скользнувшую по ее щеке блестящую каплю.
Элла громоздко встала и двинулась к двери. Позади она услышала всхлипывание, но не обернулась. Прошла по причалу и вернулась на террасу. Села перед холстом, взяла кисть и принялась писать. Мазки были широкими, грубыми, гневными.
В десять часов – через семь минут – они с Джо должны будут занять положение готовности "красной" тревоги, а Элла до сих пор не позвонила.
Лицо Дэвида было мрачно, а в сердце гнев и отчаяние. Кадеш обещала позвонить до десяти.
– Пошли, Дэви, – окликнул от выхода Джо. Дэвид тяжело поднялся и направился вслед за Джо к электрической тележке. Садясь рядом с Джо, он услышал звонок в помещении экипажей.
– Подождите, – сказал он водителю, видя, что Роберт снял трубку и через стеклянную перегородку помахал ему рукой.
– Это тебя, Дэви, – и Дэвид побежал к телефону.
– Прости, Дэвид, – донесся издалека голос Эллы. – Я пыталась дозвониться раньше, но тут...
– Да, да, – оборвал ее Дэвид, все еще сердясь. – Ты с ней говорила?
– Да, Дэви. Да, говорила. Я передала ей твои слова.
– Что она ответила?
– Ответа нет.
– Какого черта, Элла? Она должна была сказать что-то.
– Она сказала... – Элла колебалась. – Вот ее точные слова: "Мертвые не могут говорить с живыми. Для Дэвида я умерла год назад".
Он держал трубку обеими руками, но она тряслась. Немного погодя Элла спросила:
– Ты меня слышишь?
– Да, – прошептал он. – Слышу.
Она снова замолчала, но наконец молчание нарушил Дэвид.
– Вот и все, – сказал он.
– Да. Боюсь, что так, Дэви.
Джо просунул голову в дверь.
– Эй, Дэви, закругляйся. Нам пора.
– Мне нужно идти, Элла. Спасибо за все.
– До свидания, Дэвид, – ответила она, и он уловил сочувствие в ее голосе. И еще сильнее рассердился. Усевшись рядом с Джо, он поехал в бункер, где ждали "миражи".
Впервые Дэвиду стало неуютно в кабине. Он чувствовал себя в ловушке, ему было жарко, он был рассержен, а между проверками проходило, казалось, не по пятнадцать минут, а целые часы.
Наземная команда на бетонном полу под ним играла в трик-трак – смех, шутки. Чужое веселье разожгло его гнев.
– Табби! – рявкнул он в микрофон, и его голос через динамик разнесся по всему бункеру. Полный серьезный молодой человек, главный механик эскадрильи, быстро поднялся к кабине и беспокойно посмотрел на пилота через покрытие.
– У меня на лобовом стекле грязь, – выпалил Дэвид. – Как я должен разглядеть МиГ, когда у меня фонарь заляпан вашим завтраком, будь он неладен?
Недовольство Дэвида вызвала крошечная частичка угля, нарушившая совершенство его лобового стекла. Табби сам присматривал за его очисткой и полировкой, а частичку после этого принесло ветром. Но он старательно убрал ее и любовно протер стекло замшей.
Выговор был публичный и несправедливый, это было очень не похоже на их лучшего пилота. Но все понимали, как действует на нервы постоянное ожидание, а пятнышко на щите способно очень рассердить летчика. Оно выглядит точно как приближающийся МиГ.
– Так-то лучше, – проворчал Дэвид, прекрасно понимая, что был несправедлив. Табби улыбнулся, поднял большой палец и спустился вниз.
В этот момент в шлемофонах что-то щелкнуло, и послышался голос Брига:
– "Красная" тревога – вперед!
Включив на полную мощь двигатели и форсаж, Дэвид отозвался:
– Алло, Цветок Пустыни, Сверкающее копье в воздухе, набираю высоту.
– Дэвид, это Бриг. У нас контакт, приближается к границе. Похоже на очередную вылазку сирийцев. Идут на высоте двадцать шесть тысяч футов и пересекут границу примерно через три минуты. Мы собираемся использовать план "Гидеон". Ваш курс сорок два градуса, и я хочу, чтобы вы приступили немедленно.
Дэвид дал подтверждение и тотчас опустил нос машины. По плану "Гидеон" они должны были подкрадываться понизу, используя рельеф местности как прикрытие, чтобы их не засекли радары противника, пока не окажутся в положении для вертикального взлета и нападения.
Они летели над самой землей, поднимаясь и снижаясь вместе с пологими холмами, летели так низко, что стада черных персидских овец под ними в панике разбегались. Истребители с ревом неслись в сторону Иордана.
– Алло, Сверкающее копье, мы вас не видим. – "Хорошо, – подумал Дэвид, – значит, и противник не видит". – Враждебная цель в секторе... – Бриг назвал координаты. – Попытайтесь установить контакт.
Почти сразу послышался голос Джо:
– Ведущий, это второй. Есть контакт.
Дэвид опустил взгляд к экрану и изменил настройки. Джо тем временем передавал данные. Опасное отвлечение, когда летишь на нулевой высоте со сверхзвуковой скоростью. На его экране по-прежнему не было ни следа контакта.
Они неслись еще много секунд, прежде чем у самой границы экрана Дэвида появились туманные очертания.
– Контакт подтвержден. Расстояние девять морских миль. Параллельный курс и слежение. Высота 25 500 футов.
Дэвид почувствовал, как знакомое ощущение гнева и ненависти ожило, развернулось в животе, точно гигантская змея.
– Беседер, второй. Не теряй цель, переходим на сверхзвуковую.
Скорость возросла, Дэвид посмотрел вперед и вверх и увидел вершины грозовых туч, громоздящихся впереди. Эти серебристо-голубые горы четко вырисовывались на фоне неба и пленяли воображение: башни и шпили со множеством вымпелов и знамен, героические фигуры воинов, гордо прямые или скорбно ссутуленные, лошади, вставшие на дыбы, большая пушистая волчья стая, другие, фантастические, животные, а между ними – глубокие пропасти, через которые переброшены радужные мосты. Их были сотни, этих ярких сверкающих фигур, они поворачивались, величественно сопровождая полет "миражей". А над ними – неестественно синее небо, усеянное серой рябью перистых облаков, оттуда на два летящих самолета лился поток солнечного света. И ни следа цели. Она пряталась где-то в этих тучах. Дэвид снова взглянул на экран радара. Он сменил настройку – с поиска на привязку к цели, и теперь они быстро сближались и он мог оценивать их взаимное расположение.
Цель летела параллельно их курсу, в двадцати милях по правому борту, гораздо выше их, и двигалась с вдвое меньшей скоростью. Солнце было за целью, почти в зените, и Дэвид рассчитал, каким курсом выйти в точку справа от цели и выше ее, чтобы атаковать.
– Поворот направо, – предупредил он Джо, и они одновременно повернули и пересекли курс цели, чтобы скрыться в лучах солнца. Джо продолжал называть расстояния и углы, цель двигалась спокойно и неторопливо. Никаких признаков, что она обнаружила далеко внизу охотников.
– Второй, говорит ведущий. Полная огневая готовность.
Не отрывая взгляда от экрана радара, Дэвид нажал кнопку на панели вооружения. Он привел в действие две ракеты класса "воздух-воздух", подвешенные под крыльями, и сразу услышал негромкий электронный гул в шлемофоне. Гул свидетельствовал о том, что ракеты еще не проснулись, не отыскали инфракрасный источник, который их активировал. Когда они его найдут, гул усилится, ракеты запоют в предчувствии, будут, как охотничьи псы, рваться с привязи. Дэвид убавил громкость, чтобы не слышать их.
Далее он подготовил к стрельбе две тридцатимиллиметровые пушки; кнопка пуска находилась сразу под его креслом. Из прорези поднялась головка джойстика, Дэвид положил на нее руку, чтобы снова ощутить знакомое прикосновение.
– Второй, говорит ведущий. Хочу установить визуальный контакт. – Это было предупреждение Джо, чтобы он сосредоточил все внимание на экране и постоянно сообщал данные Дэвиду.
– Цель на десяти часах, выше, расстояние две и семь морской мили.
Дэвид старательно осматривал белые груды облаков, время от времени отрываясь, чтобы взглянуть вниз или оглядеть слепое пятно за самолетом: охотник всегда может превратиться в дичь.
И тут он их увидел. Пять самолетов, они появились неожиданно высоко на фоне облака, как черные мухи на только что выглаженной простыне.
– Расстояние одна и три морской мили, – но очертания были такими четкими, что Дэвид ясно различал дельтавидную форму крыльев и высокую хвостовую плоскость: вне всякого сомнения МиГи.
– Визуальный контакт с целью, – сообщил Дэвид Джо. – Пять самолетов "МиГ-21-Ж". – Говорил он спокойным нейтральным тоном, но это было притворство – теперь ему было на чем сосредоточить свой гнев, и гнев этот изменился, он больше не был черным и щемящим, а стал ярким и острым, как лезвие сабли.
– Цель по-прежнему враждебна, – подтвердил Джо; значит, они на территории Израиля. Но Джо не умел так владеть голосом, как Дэвид. Он говорил хрипло, и Дэвид понял, что Джо захлестнул такой же гнев.
Через пятнадцать секунд они завершат поворот за хвостом цели, и Дэвид видел, что у них превосходная позиция. Строй из пяти самолетов продолжал спокойный полет, не подозревая о находящихся сзади охотниках; "миражи" скрывались в слепом пятне, где их не мог обнаружить радар, и быстро приближались к положению против солнца. Как только они окажутся там, Дэвид начнет вертикальный подъем, чтобы набрать высоту и получить тактическое превосходство над противником. Поглядев вперед, он увидел, что судьба дает им еще одно преимущество: большое облако скроет их вертикальный подъем к солнцу. Он использует это прикрытие, как охотник-бур в Африке подкрадывается к стаду диких быков под прикрытием домашнего скота.
– Цель меняет курс направо, – предупредил его Джо. МиГи поворачивали к сирийской границе. Они завершали свой провокационный полет, возвращались в безопасность, помахав цветом ислама в лицо неверным.
Дэвид чувствовал, как холодное лезвие гнева все глубже вонзается в его внутренности, с усилием заставляя себя выждать последние секунды перед началом вертикального подъема. Но вот этот момент наступил, и по-прежнему спокойным бесстрастным голосом Дэвид сказал Джо:
– Второй, говорит ведущий, вертикальный подъем.
– Второй подтверждает.
Дэвид вжался в спинку сиденья, самолеты поднялись так круто, что, казалось, желудок выскочит наружу.
И едва они начали подъем, Цветок Пустыни обнаружил их на своих экранах.
– Алло, оба самолета "Сверкающего копья". Мы видим вас. Включите систему ОВД.
Оба пилота лежали в креслах, продолжая подъем, оба нажали кнопку ОВД – "Отличие врага от друга". Это означало, что на экранах радаров в пункте слежения вокруг их самолетов появился радужный ореол; теперь, даже когда они сойдутся в схватке с врагом, их всегда отличат от противника.
– Беседер, мы видим вашу систему ОВД, – сказал Бриг, и истребители ворвались в облачный столб и понеслись вверх. Дэвид попеременно поглядывал то на прибор контроля полета вслепую, то на экран, где четко виднелись силуэты вражеских самолетов. Они были теперь так близко, что виден был каждый в отдельности.
– Цель увеличивает скорость и крутизну поворота направо, – предупредил Джо, и Дэвид внес поправки на маневр противника.
Он был убежден, что их по-прежнему не видят, что совпадение поворотов – случайность. Взгляд на экран показал, что нужная высота набрана. Теперь Дэвид находился на две мили выше противника, солнце было прямо у него за спиной. Идеальная позиция для сближения.
– Поворот на курс атаки, – сказал он Джо, и они сразу начали поворот. Завершая его, они достигнут максимальной скорости.
Цель находилась теперь прямо впереди, и на приборной доске вспыхнули огни прицелов. Ракеты под крыльями впервые нащупали инфракрасное излучение цели и негромко заворчали в наушниках.
По-прежнему скрываясь в сером облаке, истребители продолжали полет и вдруг вырвались на открытое пространство. Впереди и внизу зияла глубокая щель, долина между облачными горами, а сразу под ними серебристо сверкали в солнечном свете пять МиГов, красивые, похожие на игрушки, с празднично-яркими красно-бело-зелеными опознавательными знаками, видны были геометрические очертания крыльев и хорошо уравновешенного хвоста, акульи пасти двигателей, всасывающие воздух.
Они летели в V-образном строю, по двое за ведущим, и в течение нескольких секунд Дэвид произвел оценку. Четыре ведомых – сирийцы, это видно по неуклюжему полету, по неполному контролю. Они летели без настоящей уверенности аса, по-ученически. Это легкая добыча.
Но Дэвид и без трех красных колец на фюзеляже ведущего узнал бы в нем русского инструктора. Какой-то ветеран с соколиной кровью в жилах, коварный и выносливый, опасный, как разъяренная черная мамба.
– Бери две левые цели, – приказал Дэвид Джо, оставив себе ведущего и двух правых ведомых. Ракеты под крыльями уловили выхлопы двигателей и ревели, готовые к убийству.
Дэвид переключился на командную частоту.
– Алло, Цветок Пустыни, говорит Сверкающее копье, вышел на цель, прошу разрешения атаковать.
И сразу получил ответ:
– Дэвид, на связи Бриг... – генерал говорил быстро, настойчиво... – прекратите атаку. Повторяю, отойдите от цели. Цель более не враждебна. Возвращайтесь на базу.
Пораженный этим приказом, Дэвид взглянул вниз и увидел, как быстро уходит назад долина Иордана. Они пересекли невидимую линию, и их роли мгновенно переменились: из обороняющихся они превратились в агрессоров. Однако они продолжали быстро сближаться с целью. А та по-прежнему не замечала их.
– Мы нападем на них, – принял решение Дэвид, чувствуя, как в нем разгорается холодное пламя гнева, отключил связь с командованием и заговорил с Джо: – Второй, ведущий нападает.
– Нет! Повторяю: нет! – настойчиво сказал Джо. – Цель больше не враждебна!
– Вспомни Ханну! – крикнул Дэвид в маску. – Подтверди! – И он положил палец на гашетку и коснулся руля, чтобы ближайший МиГ оказался в центре прицела. МиГ, казалось, разбухал на глазах.
Несколько мгновений Джо молчал, потом послышался его сдавленный напряженный голос:
– Второй подтверждает.
– Бей их, Джо! – крикнул Дэвид и нажал на спуск. Послышалось двойное шипение, едва различимое сквозь гул двигателей, и из-под крыльев вырвались ракеты; чуть покачиваясь, они устремились к целям, оставляя за собой темный след, и в этот момент МиГи обнаружили нападающих.
По приказу ведущего строй распался, брызнул в стороны, как косяк сардин от барракуды.
Замыкающий сириец оказался чересчур медлительным: он только начал поворот, когда ракета села ему на хвост, повторила поворот и заключила МиГ в смертоносные объятия.
Машину Дэвида подбросило взрывной волной, но звук взрыва был почти не слышен; МиГ окутался зеленоватым облаком и разлетелся на кусочки. Оторванное крыло высоко взлетело и, раскрываясь как цветок, быстро пронеслось над головой Дэвида.
Вторая ракета нацелилась на самолет с тремя красными кольцами, на ведущего, но русский реагировал мгновенно и повернул так круто, что ракета пролетела мимо, не в состоянии следовать за целью. Дэвид, разворачивая свой "мираж" вслед за русским, видел, как она самоуничтожилась в зеленоватом облаке взрыва далеко за облачным ущельем.
Русский резко повернул направо, Дэвид – за ним. Глядя вперед, он видел вражескую машину во всех подробностях: алый шлем пилота, яркие розетки, вязь арабской надписи, даже отдельные царапины на блестящем борту МиГа.
Дэвид изо всех сил надавил на джойстик: перегрузка затрудняла управление, увеличивала напряжение, грозила оторвать крылья "миража" от фюзеляжа.
Она тяжким грузом придавила и Дэвида. Кровь отхлынула от его мозга, в глазах потемнело, шлем врага стал темно-коричневым, и Дэвид почувствовал, как его вжимает в кресло.
Высотно-компенсирующий комбинезон свирепо, как голодный питон, сдавил его талию и ноги, пытаясь предотвратить отток крови из верхней части тела.
Напрягая каждую мышцу, стараясь уменьшить потерю крови, Дэвид поднял "мираж" по стене воображаемой бочки. Он вращался, как мотоциклист на вертикальной стене, пытаясь снова получить преимущество в высоте.
– Скажи, где она.
– Не могу, Дэви. Мы с тобой оба дали слово. Да, я знаю о твоем обещании.
Она видела, как он побледнел. Прекрасное юное тело с высокомерно развернутыми плечами вдруг словно обмякло; он неуверенно стоял на солнцепеке.
– Ну, как насчет пива, Дэви?
Она тяжело поднялась со стула и величественно прошествовала на террасу. Вернулась и протянула ему высокий стакан с пенной шапкой; они сели в конце террасы, укрывшись от ветра, на солнце.
– Я жду тебя уже целую неделю, – сказала она. – С тех пор, как напечатали книгу. Я знала, что ты загоришься. Слишком это заразительно, я сама плакала два дня, как протекающий кран... – она неловко рассмеялась. – Трудно поверить, что такое возможно, верно?
– Это книга о нас, о Дебре и обо мне, – сказал Дэвид. – Она написала о нас.
– Да, – согласилась Элла, – но это не меняет ее решения. Кстати, я считаю его верным.
– Она описала мои чувства, Элла. Все, что я чувствовал и все еще чувствую, но я никогда не сумел бы выразить этого в словах.
– Это прекрасно и верно, но разве ты не понимаешь, что это подтверждает правильность ее решения?
– Но я люблю ее, Элла... и она меня любит, – воскликнул он.
– Она хочет, чтобы это сохранилось. Не хочет, чтобы любовь умерла. – Он запротестовал было, но художница с удивительной силой схватила его за руку и заставила замолчать. – Она понимает, что теперь не может идти с тобой в ногу. Посмотри на себя, Дэвид: ты прекрасен, полон жизни, быстр; она станет обузой, и со временем тебе это надоест.
Дэвид снова хотел вмешаться, но она сдавила его руку в своем большом кулаке.
– Ты будешь стреножен, ты никогда не сможешь оставить ее беспомощную, она будет висеть на тебе всю жизнь... подумай об этом, Дэвид.
– Она нужна мне, – упрямо возразил он. – До встречи с ней у меня ничего не было и сейчас нет.
– Это не навсегда. Она кое-чему научила тебя, а душа в молодости заживает так же быстро, как тело. Она хочет, чтобы ты был счастлив, Дэви. Она так сильно тебя любит, что дарит тебе свободу. Она так тебя любит, что во имя этой любви отказывается от нее.
– О Боже! – простонал он. – Если бы только я мог с ней увидеться, коснуться ее, поговорить несколько минут...
Элла покачала массивной головой, отвисший подбородок печально заколыхался.
– Она не согласится.
– Но почему, Элла, скажи, почему? – В голосе Дэвида звучали отчаяние и боль.
– Она недостаточно сильна; она понимает, что если ты окажешься рядом, она дрогнет, и тогда вас обоих ждет еще большая катастрофа.
Они посидели молча, глядя на озеро. За Голанскими высотами поднялись облака, ярко-белые в зимнем свете солнца, отливающие голубым и серым, они ряд за рядом надвигались на озеро. Дэвид вздрогнул: на него дохнул ледяной ветер.
Он допил пиво и принялся медленно вертеть стакан в пальцах.
– Передашь ей кое-что? – спросил он наконец.
– Не думаю...
– Пожалуйста, Элла. Два словечка. – Она кивнула. – Скажи ей, что она правильно описала в книге, как я ее люблю. Скажи, что любовь превыше всего. Что я хочу попытаться. – Элла молча слушала, и Дэвид пошевелил пальцами, словно нашаривал в воздухе самые убедительные слова. – Скажи ей... – он помолчал и покачал головой. – Нет, это все. Скажи, что я люблю ее и хочу быть с нею.
– Хорошо, Дэвид. Я скажу.
– И передашь мне ее ответ?
– Как с тобой связаться?
Он дал ей номер помещения экипажей на базе.
– Ты скоро позвонишь, Элла? Не заставляй меня ждать.
– Завтра, – пообещала она. – Утром.
– До десяти. Позвони до десяти.
Он встал, потом неожиданно наклонился и поцеловал ее в обвисшую покрасневшую щеку.
– Спасибо, – сказал он. – Ты вовсе не такая уж плохая баба.
– Брысь, подлиза. Тебе придется привести с собой всех сирен Одиссея. – Элла вздохнула. – Ну, пошел вон. Кажется, я зареву, а для этого мне нужно побыть одной.
Она смотрела, как он уходит по газону под финиковыми пальмами. У калитки он остановился и оглянулся. Секунду они смотрели в глаза друг другу, потом Дэвид вышел.
Она слышала, как заработал мотор "мерседеса". Звук начал удаляться, стал выше, машина повернула на юг. Элла тяжело встала, пересекла террасу и пошла по дорожке к причалу, где, скрытая от дома частью древней стены, стояла ее моторная лодка. За стеной пряталось еще несколько каменных домиков.
Лодка покачивалась на мелких волнах озера. Элла прошла к самому дальнему домику и остановилась в открытой двери.
Внутри все было заново побелено. Стояла простая удобная мебель. Для тепла каменный пол покрывали ковры из чистой шерсти, толстые и пушистые. В нише стены недалеко от очага, стояла большая кровать.
У противоположной стены примостилась газовая плита, над ней несколько кастрюль. Дальше дверь вела в спальню и туалет. Эту пристройку Элла сделала совсем недавно.
Единственным украшением комнаты был пейзаж Эллы Кадеш с улицы Малик, он висел на противоположной от входа стене. Казалось, он освещает и согревает всю комнату; под ним за рабочим столом сидела девушка. Она внимательно слушала запись собственного голоса на иврите. С внимательным, напряженным выражением она смотрела в стену.
Элла с порога наблюдала, как она работает. Американский издатель купил права на англоязычное издание "Нашего собственного мира". Дебре авансом заплатили тридцать тысяч долларов и добавили еще пять тысяч за перевод. Она почти закончила работу.
Со своего места Элла видела шрам на виске Дебры. Он казался розовато-белым на смуглой, загорелой коже: так ребенок рисует чайку в полете; шрам в форме галочки, не больше снежинки; он лишь подчеркивал ее красоту – крошечный недостаток, усиливающий воздействие прекрасных правильных черт.
Она не пыталась его скрыть, длинные темные волосы были убраны назад и перевязаны кожаным шнурком. Косметикой Дебра не пользовалась, и кожа ее выглядела чистой и блестящей, загорелой и гладкой.
Громоздкий шерстяной костюм не мог скрыть такую же, как прежде, стройность и гибкость ее тела: Дебра ежедневно плавала, даже когда с севера дули холодные снежные ветры.
Элла вошла и молча направилась к столу, глядя в глаза Дебре, как она часто делала. Когда-нибудь она нарисует их. Никаких признаков повреждения, того, что эти глаза не видят. Казалось, они спокойно смотрят куда-то вглубь и видят все. В них было загадочное спокойствие, глубина понимания; они странно беспокоили Эллу.
Дебра нажала кнопку магнитофона и сказала, не поворачивая головы:
– Это ты, Элла?
– Как ты это делаешь? – удивленно спросила Элла.
– Я почувствовала движение воздуха, когда ты вошла, а потом ощутила твой запах.
– Я действительно так велика, что могу поднять бурю, но неужели я еще и дурно пахну? – смеясь, возразила Элла.
– Ты пахнешь скипидаром, чесноком и пивом, – принюхалась Дебра и тоже рассмеялась.
– Я писала, потом чистила чеснок для мяса и пила пиво с другом. – Элла села в одно из кресел. – Как работа?
– Почти закончила. Завтра можно отдавать машинистке. Хочешь кофе? – Дебра встала и направилась к газовой плите. Элла уже усвоила, что помощь лучше не предлагать, хотя сердце у нее сжималось всякий раз, когда она видела, как Дебра управляется с огнем и кипятком. Девушка была полна стремления к независимости, хотела жить самостоятельно, сама готовила себе еду, много работала.
Раз в неделю из Иерусалима приезжал шофер, увозил в издательство ее записи, и там их перепечатывали вместе со всей ее корреспонденцией.
Раз в неделю они с Эллой на лодке отправлялись по озеру в Тиверию, там вместе делали покупки; ежедневно около часа Дебра плавала у каменного причала. Иногда появлялся старый рыбак, с которым она подружилась в последнее время, и она уплывала с ним (они гребли по очереди), наживляла свои крючки.
В замке крестоносцев ее всегда ждало общество Эллы, умная беседа; здесь, в маленьком домике, – тишина, безопасность и работа, заполняющая долгие дневные часы. А по ночам ужасные приступы одиночества, молчаливые горькие слезы в подушку, слезы, о которых знала только она одна.
Дебра поставила рядом с креслом Эллы чашку кофе, а свою отнесла к рабочему столу.
– А теперь, – сказала она, – можешь рассказать мне, что заставляет тебя ерзать и барабанить пальцами по ручке. – Она улыбнулась удивлению Эллы. – Тебе нужно что-то сказать мне, и ты волнуешься.
– Да, – немного погодя ответила Элла. – Да, ты права, моя дорогая. – Она глубоко вздохнула и продолжала: – Он приходил, Дебра. Приходил ко мне, как мы и предвидели.
Дебра поставила кофе на стол. Руки ее не дрожали, лицо было лишено всякого выражения.
– Я ему не сказала, где ты.
– Как он, Элла? Как он выглядит?
– Немного похудел, мне кажется, побледнел, но ему идет. По-прежнему самый красивый мужчина, какого я видела.
– У него отросли волосы? – спросила Дебра.
– Да, кажется. Они мягкие, темные, густые и сзади вьются.
Дебра с улыбкой кивнула.
– Я рада, что он их не состриг. – Они снова замолчали, а потом Дебра робко спросила: – Что он сказал? Что ему нужно?
– Он просил передать тебе кое-что.
– Что?
Элла точно повторила слова Дэвида. Когда она закончила, Дебра отвернулась к стене.
– Пожалуйста, уходи, Элла. Я хочу побыть одна.
– Он просил передать ему твой ответ. Я пообещала, что позвоню завтра утром.
– Я приду к тебе позже. А сейчас, пожалуйста, уйди. – И Элла увидела скользнувшую по ее щеке блестящую каплю.
Элла громоздко встала и двинулась к двери. Позади она услышала всхлипывание, но не обернулась. Прошла по причалу и вернулась на террасу. Села перед холстом, взяла кисть и принялась писать. Мазки были широкими, грубыми, гневными.
* * *
Дэвид, потея в облегающем, тесном высотно-компенсирующем комбинезоне, беспокойно ждал у телефона и каждые несколько минут поглядывал на часы.В десять часов – через семь минут – они с Джо должны будут занять положение готовности "красной" тревоги, а Элла до сих пор не позвонила.
Лицо Дэвида было мрачно, а в сердце гнев и отчаяние. Кадеш обещала позвонить до десяти.
– Пошли, Дэви, – окликнул от выхода Джо. Дэвид тяжело поднялся и направился вслед за Джо к электрической тележке. Садясь рядом с Джо, он услышал звонок в помещении экипажей.
– Подождите, – сказал он водителю, видя, что Роберт снял трубку и через стеклянную перегородку помахал ему рукой.
– Это тебя, Дэви, – и Дэвид побежал к телефону.
– Прости, Дэвид, – донесся издалека голос Эллы. – Я пыталась дозвониться раньше, но тут...
– Да, да, – оборвал ее Дэвид, все еще сердясь. – Ты с ней говорила?
– Да, Дэви. Да, говорила. Я передала ей твои слова.
– Что она ответила?
– Ответа нет.
– Какого черта, Элла? Она должна была сказать что-то.
– Она сказала... – Элла колебалась. – Вот ее точные слова: "Мертвые не могут говорить с живыми. Для Дэвида я умерла год назад".
Он держал трубку обеими руками, но она тряслась. Немного погодя Элла спросила:
– Ты меня слышишь?
– Да, – прошептал он. – Слышу.
Она снова замолчала, но наконец молчание нарушил Дэвид.
– Вот и все, – сказал он.
– Да. Боюсь, что так, Дэви.
Джо просунул голову в дверь.
– Эй, Дэви, закругляйся. Нам пора.
– Мне нужно идти, Элла. Спасибо за все.
– До свидания, Дэвид, – ответила она, и он уловил сочувствие в ее голосе. И еще сильнее рассердился. Усевшись рядом с Джо, он поехал в бункер, где ждали "миражи".
Впервые Дэвиду стало неуютно в кабине. Он чувствовал себя в ловушке, ему было жарко, он был рассержен, а между проверками проходило, казалось, не по пятнадцать минут, а целые часы.
Наземная команда на бетонном полу под ним играла в трик-трак – смех, шутки. Чужое веселье разожгло его гнев.
– Табби! – рявкнул он в микрофон, и его голос через динамик разнесся по всему бункеру. Полный серьезный молодой человек, главный механик эскадрильи, быстро поднялся к кабине и беспокойно посмотрел на пилота через покрытие.
– У меня на лобовом стекле грязь, – выпалил Дэвид. – Как я должен разглядеть МиГ, когда у меня фонарь заляпан вашим завтраком, будь он неладен?
Недовольство Дэвида вызвала крошечная частичка угля, нарушившая совершенство его лобового стекла. Табби сам присматривал за его очисткой и полировкой, а частичку после этого принесло ветром. Но он старательно убрал ее и любовно протер стекло замшей.
Выговор был публичный и несправедливый, это было очень не похоже на их лучшего пилота. Но все понимали, как действует на нервы постоянное ожидание, а пятнышко на щите способно очень рассердить летчика. Оно выглядит точно как приближающийся МиГ.
– Так-то лучше, – проворчал Дэвид, прекрасно понимая, что был несправедлив. Табби улыбнулся, поднял большой палец и спустился вниз.
В этот момент в шлемофонах что-то щелкнуло, и послышался голос Брига:
– "Красная" тревога – вперед!
Включив на полную мощь двигатели и форсаж, Дэвид отозвался:
– Алло, Цветок Пустыни, Сверкающее копье в воздухе, набираю высоту.
– Дэвид, это Бриг. У нас контакт, приближается к границе. Похоже на очередную вылазку сирийцев. Идут на высоте двадцать шесть тысяч футов и пересекут границу примерно через три минуты. Мы собираемся использовать план "Гидеон". Ваш курс сорок два градуса, и я хочу, чтобы вы приступили немедленно.
Дэвид дал подтверждение и тотчас опустил нос машины. По плану "Гидеон" они должны были подкрадываться понизу, используя рельеф местности как прикрытие, чтобы их не засекли радары противника, пока не окажутся в положении для вертикального взлета и нападения.
Они летели над самой землей, поднимаясь и снижаясь вместе с пологими холмами, летели так низко, что стада черных персидских овец под ними в панике разбегались. Истребители с ревом неслись в сторону Иордана.
– Алло, Сверкающее копье, мы вас не видим. – "Хорошо, – подумал Дэвид, – значит, и противник не видит". – Враждебная цель в секторе... – Бриг назвал координаты. – Попытайтесь установить контакт.
Почти сразу послышался голос Джо:
– Ведущий, это второй. Есть контакт.
Дэвид опустил взгляд к экрану и изменил настройки. Джо тем временем передавал данные. Опасное отвлечение, когда летишь на нулевой высоте со сверхзвуковой скоростью. На его экране по-прежнему не было ни следа контакта.
Они неслись еще много секунд, прежде чем у самой границы экрана Дэвида появились туманные очертания.
– Контакт подтвержден. Расстояние девять морских миль. Параллельный курс и слежение. Высота 25 500 футов.
Дэвид почувствовал, как знакомое ощущение гнева и ненависти ожило, развернулось в животе, точно гигантская змея.
– Беседер, второй. Не теряй цель, переходим на сверхзвуковую.
Скорость возросла, Дэвид посмотрел вперед и вверх и увидел вершины грозовых туч, громоздящихся впереди. Эти серебристо-голубые горы четко вырисовывались на фоне неба и пленяли воображение: башни и шпили со множеством вымпелов и знамен, героические фигуры воинов, гордо прямые или скорбно ссутуленные, лошади, вставшие на дыбы, большая пушистая волчья стая, другие, фантастические, животные, а между ними – глубокие пропасти, через которые переброшены радужные мосты. Их были сотни, этих ярких сверкающих фигур, они поворачивались, величественно сопровождая полет "миражей". А над ними – неестественно синее небо, усеянное серой рябью перистых облаков, оттуда на два летящих самолета лился поток солнечного света. И ни следа цели. Она пряталась где-то в этих тучах. Дэвид снова взглянул на экран радара. Он сменил настройку – с поиска на привязку к цели, и теперь они быстро сближались и он мог оценивать их взаимное расположение.
Цель летела параллельно их курсу, в двадцати милях по правому борту, гораздо выше их, и двигалась с вдвое меньшей скоростью. Солнце было за целью, почти в зените, и Дэвид рассчитал, каким курсом выйти в точку справа от цели и выше ее, чтобы атаковать.
– Поворот направо, – предупредил он Джо, и они одновременно повернули и пересекли курс цели, чтобы скрыться в лучах солнца. Джо продолжал называть расстояния и углы, цель двигалась спокойно и неторопливо. Никаких признаков, что она обнаружила далеко внизу охотников.
– Второй, говорит ведущий. Полная огневая готовность.
Не отрывая взгляда от экрана радара, Дэвид нажал кнопку на панели вооружения. Он привел в действие две ракеты класса "воздух-воздух", подвешенные под крыльями, и сразу услышал негромкий электронный гул в шлемофоне. Гул свидетельствовал о том, что ракеты еще не проснулись, не отыскали инфракрасный источник, который их активировал. Когда они его найдут, гул усилится, ракеты запоют в предчувствии, будут, как охотничьи псы, рваться с привязи. Дэвид убавил громкость, чтобы не слышать их.
Далее он подготовил к стрельбе две тридцатимиллиметровые пушки; кнопка пуска находилась сразу под его креслом. Из прорези поднялась головка джойстика, Дэвид положил на нее руку, чтобы снова ощутить знакомое прикосновение.
– Второй, говорит ведущий. Хочу установить визуальный контакт. – Это было предупреждение Джо, чтобы он сосредоточил все внимание на экране и постоянно сообщал данные Дэвиду.
– Цель на десяти часах, выше, расстояние две и семь морской мили.
Дэвид старательно осматривал белые груды облаков, время от времени отрываясь, чтобы взглянуть вниз или оглядеть слепое пятно за самолетом: охотник всегда может превратиться в дичь.
И тут он их увидел. Пять самолетов, они появились неожиданно высоко на фоне облака, как черные мухи на только что выглаженной простыне.
– Расстояние одна и три морской мили, – но очертания были такими четкими, что Дэвид ясно различал дельтавидную форму крыльев и высокую хвостовую плоскость: вне всякого сомнения МиГи.
– Визуальный контакт с целью, – сообщил Дэвид Джо. – Пять самолетов "МиГ-21-Ж". – Говорил он спокойным нейтральным тоном, но это было притворство – теперь ему было на чем сосредоточить свой гнев, и гнев этот изменился, он больше не был черным и щемящим, а стал ярким и острым, как лезвие сабли.
– Цель по-прежнему враждебна, – подтвердил Джо; значит, они на территории Израиля. Но Джо не умел так владеть голосом, как Дэвид. Он говорил хрипло, и Дэвид понял, что Джо захлестнул такой же гнев.
Через пятнадцать секунд они завершат поворот за хвостом цели, и Дэвид видел, что у них превосходная позиция. Строй из пяти самолетов продолжал спокойный полет, не подозревая о находящихся сзади охотниках; "миражи" скрывались в слепом пятне, где их не мог обнаружить радар, и быстро приближались к положению против солнца. Как только они окажутся там, Дэвид начнет вертикальный подъем, чтобы набрать высоту и получить тактическое превосходство над противником. Поглядев вперед, он увидел, что судьба дает им еще одно преимущество: большое облако скроет их вертикальный подъем к солнцу. Он использует это прикрытие, как охотник-бур в Африке подкрадывается к стаду диких быков под прикрытием домашнего скота.
– Цель меняет курс направо, – предупредил его Джо. МиГи поворачивали к сирийской границе. Они завершали свой провокационный полет, возвращались в безопасность, помахав цветом ислама в лицо неверным.
Дэвид чувствовал, как холодное лезвие гнева все глубже вонзается в его внутренности, с усилием заставляя себя выждать последние секунды перед началом вертикального подъема. Но вот этот момент наступил, и по-прежнему спокойным бесстрастным голосом Дэвид сказал Джо:
– Второй, говорит ведущий, вертикальный подъем.
– Второй подтверждает.
Дэвид вжался в спинку сиденья, самолеты поднялись так круто, что, казалось, желудок выскочит наружу.
И едва они начали подъем, Цветок Пустыни обнаружил их на своих экранах.
– Алло, оба самолета "Сверкающего копья". Мы видим вас. Включите систему ОВД.
Оба пилота лежали в креслах, продолжая подъем, оба нажали кнопку ОВД – "Отличие врага от друга". Это означало, что на экранах радаров в пункте слежения вокруг их самолетов появился радужный ореол; теперь, даже когда они сойдутся в схватке с врагом, их всегда отличат от противника.
– Беседер, мы видим вашу систему ОВД, – сказал Бриг, и истребители ворвались в облачный столб и понеслись вверх. Дэвид попеременно поглядывал то на прибор контроля полета вслепую, то на экран, где четко виднелись силуэты вражеских самолетов. Они были теперь так близко, что виден был каждый в отдельности.
– Цель увеличивает скорость и крутизну поворота направо, – предупредил Джо, и Дэвид внес поправки на маневр противника.
Он был убежден, что их по-прежнему не видят, что совпадение поворотов – случайность. Взгляд на экран показал, что нужная высота набрана. Теперь Дэвид находился на две мили выше противника, солнце было прямо у него за спиной. Идеальная позиция для сближения.
– Поворот на курс атаки, – сказал он Джо, и они сразу начали поворот. Завершая его, они достигнут максимальной скорости.
Цель находилась теперь прямо впереди, и на приборной доске вспыхнули огни прицелов. Ракеты под крыльями впервые нащупали инфракрасное излучение цели и негромко заворчали в наушниках.
По-прежнему скрываясь в сером облаке, истребители продолжали полет и вдруг вырвались на открытое пространство. Впереди и внизу зияла глубокая щель, долина между облачными горами, а сразу под ними серебристо сверкали в солнечном свете пять МиГов, красивые, похожие на игрушки, с празднично-яркими красно-бело-зелеными опознавательными знаками, видны были геометрические очертания крыльев и хорошо уравновешенного хвоста, акульи пасти двигателей, всасывающие воздух.
Они летели в V-образном строю, по двое за ведущим, и в течение нескольких секунд Дэвид произвел оценку. Четыре ведомых – сирийцы, это видно по неуклюжему полету, по неполному контролю. Они летели без настоящей уверенности аса, по-ученически. Это легкая добыча.
Но Дэвид и без трех красных колец на фюзеляже ведущего узнал бы в нем русского инструктора. Какой-то ветеран с соколиной кровью в жилах, коварный и выносливый, опасный, как разъяренная черная мамба.
– Бери две левые цели, – приказал Дэвид Джо, оставив себе ведущего и двух правых ведомых. Ракеты под крыльями уловили выхлопы двигателей и ревели, готовые к убийству.
Дэвид переключился на командную частоту.
– Алло, Цветок Пустыни, говорит Сверкающее копье, вышел на цель, прошу разрешения атаковать.
И сразу получил ответ:
– Дэвид, на связи Бриг... – генерал говорил быстро, настойчиво... – прекратите атаку. Повторяю, отойдите от цели. Цель более не враждебна. Возвращайтесь на базу.
Пораженный этим приказом, Дэвид взглянул вниз и увидел, как быстро уходит назад долина Иордана. Они пересекли невидимую линию, и их роли мгновенно переменились: из обороняющихся они превратились в агрессоров. Однако они продолжали быстро сближаться с целью. А та по-прежнему не замечала их.
– Мы нападем на них, – принял решение Дэвид, чувствуя, как в нем разгорается холодное пламя гнева, отключил связь с командованием и заговорил с Джо: – Второй, ведущий нападает.
– Нет! Повторяю: нет! – настойчиво сказал Джо. – Цель больше не враждебна!
– Вспомни Ханну! – крикнул Дэвид в маску. – Подтверди! – И он положил палец на гашетку и коснулся руля, чтобы ближайший МиГ оказался в центре прицела. МиГ, казалось, разбухал на глазах.
Несколько мгновений Джо молчал, потом послышался его сдавленный напряженный голос:
– Второй подтверждает.
– Бей их, Джо! – крикнул Дэвид и нажал на спуск. Послышалось двойное шипение, едва различимое сквозь гул двигателей, и из-под крыльев вырвались ракеты; чуть покачиваясь, они устремились к целям, оставляя за собой темный след, и в этот момент МиГи обнаружили нападающих.
По приказу ведущего строй распался, брызнул в стороны, как косяк сардин от барракуды.
Замыкающий сириец оказался чересчур медлительным: он только начал поворот, когда ракета села ему на хвост, повторила поворот и заключила МиГ в смертоносные объятия.
Машину Дэвида подбросило взрывной волной, но звук взрыва был почти не слышен; МиГ окутался зеленоватым облаком и разлетелся на кусочки. Оторванное крыло высоко взлетело и, раскрываясь как цветок, быстро пронеслось над головой Дэвида.
Вторая ракета нацелилась на самолет с тремя красными кольцами, на ведущего, но русский реагировал мгновенно и повернул так круто, что ракета пролетела мимо, не в состоянии следовать за целью. Дэвид, разворачивая свой "мираж" вслед за русским, видел, как она самоуничтожилась в зеленоватом облаке взрыва далеко за облачным ущельем.
Русский резко повернул направо, Дэвид – за ним. Глядя вперед, он видел вражескую машину во всех подробностях: алый шлем пилота, яркие розетки, вязь арабской надписи, даже отдельные царапины на блестящем борту МиГа.
Дэвид изо всех сил надавил на джойстик: перегрузка затрудняла управление, увеличивала напряжение, грозила оторвать крылья "миража" от фюзеляжа.
Она тяжким грузом придавила и Дэвида. Кровь отхлынула от его мозга, в глазах потемнело, шлем врага стал темно-коричневым, и Дэвид почувствовал, как его вжимает в кресло.
Высотно-компенсирующий комбинезон свирепо, как голодный питон, сдавил его талию и ноги, пытаясь предотвратить отток крови из верхней части тела.
Напрягая каждую мышцу, стараясь уменьшить потерю крови, Дэвид поднял "мираж" по стене воображаемой бочки. Он вращался, как мотоциклист на вертикальной стене, пытаясь снова получить преимущество в высоте.