Смит Уилбур. Орел в небе

   – Две недели, – вторил за ним Дэвид, испытывая облегчение приговоренного, которому объявили об отсрочке.
   – Вы, конечно, сообщите ей хорошую новость. – Рувим опять жизнерадостно рассмеялся, хотел еще раз толкнуть Дэвида, но передумал. – Какой прекрасный подарок вы ей преподнесете!
   – Нет, – ответил Дэвид. – Я пока ничего ей не скажу, выберу подходящее время позже.
   – Но если ей не сообщить, она решит, что видит галлюцинации, и встревожится.
   – Мы объясним ей, что это нормальные последствия операции. Она привыкнет к ним, и тогда мы ей расскажем.
   – Дэвид, я... – серьезно начал Рувим, но остановился, увидев свирепый взгляд голубых глаз на изуродованном лице-маске.
   – Я сам скажу ей! – В голосе Дэвида звучала такая ярость, что Фридман на шаг отступил. – Таково было условие, и я скажу, когда решу, что время пришло.

* * *

   В темноте появился крошечный янтарный огонек, бледный и далекий, но она видела, как он расползается, словно делящаяся амеба, превращается в два огонька, каждый из них в свою очередь делится, и вскоре вся вселенная заполнилась мерцающими звездами. Свет бился и пульсировал, дрожащий и торжествующий, он менялся от янтарного к ослепительно белому, как искристый блеск бриллианта, потом превратился в солнечную голубизну тропического океана, в мягкую зелень лесных полян, в золото пустынь – бесконечная череда цветов, изменчивых, сливающихся, тускнеющих, вспыхивающих.
   Потом цвета обрели форму, они вращались, как огромные колеса фейерверка, взрывались, испускали потоки огненных искр, вспыхивали новыми каскадами света.
   Дебру поглотило многообразие обступивших ее цветов и форм, ошеломила эта красота. Она больше не могла молчать и закричала.
   И тут же ощутила руку, знакомую сильную руку, и голос, любимый, успокаивающий, твердый.
   – Дэвид! – облегченно воскликнула она.
   – Спокойней, дорогая. Ты должна отдыхать.
   – Дэвид, Дэвид. – Она слышала слезы в своем голосе, новые потоки цвета обрушились на нее, невыносимые в своем богатстве и разнообразии.
   – Я здесь, дорогая, здесь.
   – Что со мной, Дэвид? Что со мной?
   – Все в порядке. Операция прошла удачно.
   – Цвета, – воскликнула она. – Они заполняют мою голову. Я никогда такого не видела.
   – Это результат операции. Свидетельство ее успеха. Опухоль удалили.
   – Я боюсь, Дэвид.
   – Нет, дорогая. Нечего бояться.
   – Обними меня, Дэвид. Крепче. – В кольце его рук страх отступал, и она медленно училась плавать по океанам цвета, приняла их и наконец ощутила удивление и радость. – Это прекрасно, Дэвид. Когда ты меня обнимаешь, я не боюсь. Удивительно.
   – Расскажи, что ты видишь.
   – Не могу. Это невозможно. Не могу найти слов.
   – Попытайся! – промолвил он.

* * *

   Дэвид был один в номере. В полночь его соединили с Нью-Йорком.
   – Роберт Дуган. С кем я говорю? – Бобби говорил резко и деловито.
   – Дэвид Морган.
   – Кто?
   – Муж Дебры Мардохей.
   – А, здравствуйте, Дэвид. – Тон агента изменился. – Рад слышать. Как Дебра?
   Было очевидно, что интерес Дугана к Дэвиду начинается с его жены и оканчивается ею же.
   – Поэтому я и звоню. Ей сделали операцию, и сейчас она в больнице.
   – Боже! Надеюсь, ничего серьезного.
   – Все будет в порядке. Через несколько дней ее выпишут, а еще через пару недель она сможет работать.
   – Рад слышать, Дэвид. Замечательно.
   – Послушайте, я хочу, чтобы все подготовили – контракт и все прочее – насчет сценария "Нашего собственного мира".
   – Она собирается его написать? – Радость Дугана ясно чувствовалась даже на расстоянии в шесть тысяч миль.
   – Да.
   – Замечательная новость, Дэвид.
   – Подготовьте хороший контракт.
   – Положитесь на меня, приятель. Ваша девчушка – чистый бриллиант. И если ей хорошо заплатят, думаю, это ей не повредит.
   – А сколько времени уйдет на сценарий?
   – Контракт хотят заключить на шесть месяцев, – сказал Дуган. – Продюсер сейчас находится на съемках в Риме. И, вероятно, захочет, чтобы Дебра поработала с ним там.
   – Хорошо, – согласился Дэвид. – Ей понравится Рим.
   – Вы будете с ней?
   – Нет, – осторожно ответил Дэвид. – Она будет одна.
   – А она сможет обойтись без вас? – встревоженно спросил Дуган.
   – Отныне она все сможет делать сама.
   – Надеюсь, вы правы, – с сомнением произнес Дуган.
   – Я прав, – отрезал Дэвид. – Еще одно. Эти выступления... Предложение еще в силе?
   – Да у меня дверь срывают с петель. Я уже сказал: вцепился как клещ.
   – Организуйте после завершения сценария.
   – Эй, Дэвид, парень! Вот это дело! Вот теперь мы работаем по-настоящему. Ваша девчурка станет очень дорогим приобретением.
   – Сделайте это, – попросил Дэвид. – Пусть она будет занята, слышите меня? Не давайте ей времени задуматься.
   – Сделаю. – Бобби словно что-то уловил в голосе Дэвида. – Что-то вас беспокоит? Какие-то семейные трудности? Хотите поговорить об этом?
   – Нет, об этом я говорить не хочу. Просто позаботьтесь о ней. Хорошо позаботьтесь.
   – Позабочусь. – Дуган посерьезнел. – И, Дэвид...
   – Да?
   – Сочувствую. Что бы у вас ни случилось, сочувствую.
   – Все в порядке. – Дэвид оборвал разговор. Руки его тряслись так, что он сбил телефон со столика, и пластмасса разлетелась. Он оставил его лежать на полу и вышел в ночь. Одиноко брел по спящему городу, пока наконец к утру не устал достаточно, чтобы уснуть.

* * *

   Постепенно потоки цвета сменились подвижными орнаментами. Неожиданные взрывы яркости, пугавшие Дебру, исчезли. После серых подвижных масс слепоты, которые, как мягкой шерстью, все эти годы заполняли ее голову, появление цвета подействовало на нее возбуждающе. Спустя несколько дней самые неудобные последствия операции прошли, ее заполнило замечательное ощущение здоровья, оптимистическое ожидание, какого Дебра не испытывала с детства, когда приближались каникулы.
   Как будто в глубине ее подсознания таилась уверенность: зрение вернется. Но в сознании ничего подобного пока не было. Она понимала: что-то меняется, приветствовала расставание с миром тьмы и переход к новой яркости, но не сознавала, что произойдет, когда цвета обретут форму и предметность.
   Каждый день Дэвид ждал от нее слов, которые бы показали, что она понимает: к ней возвращается зрение; он надеялся на это и в то же время страшился – но напрасно.
   Ежедневно большую часть времени он проводил в ее палате, насколько позволял больничный распорядок, и берег каждую минуту, подсчитывая время, как скупец считает монеты в своей пустеющей казне. Но кипучее настроение Дебры было заразительно, и он не мог не смеяться вместе с ней, не разделять радостного волнения, с которым она ждала выписки из больницы и возвращения в их убежище в Джабулани.
   У нее не было ни тени сомнения в их чувствах, ничто не омрачало ее безоблачных мыслей, и постепенно Дэвид поверил, что так будет и дальше. Что их счастье бессмертно и любовь вынесет любые испытания. Их любовь была так сильна, когда они были вместе, что Дебра обязательно выдержит потрясение, когда впервые посмотрит на него.
   Но он все еще не мог ей сказать, времени впереди было много. Две недели, сказал Рувим Фридман, две недели, прежде чем она сможет увидеть его, и для Дэвида важно было извлечь за эти две недели все возможное.
   Одинокими ночами он метался без сна. Вспомнил, как хирург говорил, что его можно сделать менее безобразным. Еще не поздно вернуться и опять лечь под нож, хотя его плоть содрогалась при этой мысли. Может, у Дебры появится возможность взглянуть на что-то менее ужасное.
   На следующий день он храбро выдержал взгляды многочисленных покупателей в большом универсальном магазине Статтафордов на Аддерли-стрит. Продавщица, придя в себя, отвела его в занавешенное помещение и принялась подбирать парик, который прикрыл бы его череп в рубцах и шрамах.
   Дэвид осмотрел красивые вьющиеся волосы над застывшими развалинами своего лица и впервые смог рассмеяться, хотя впечатление от смеха было еще ужаснее: тонкие губы корчились, как животные в западне.
   – Боже! – хохотал он. – Настоящий Франкенштейн!
   Для продавщицы это оказалось слишком. Она тоже смущенно заулыбалась.
   Он хотел рассказать Дебре об этом, каким-то образом подготовить к тому, какое у него лицо, но не сумел найти слов. Прошел еще один день, и он ничего не добился, зато они провели вместе несколько счастливых часов.
   На следующий день Дебра проявила первые признаки беспокойства.
   – Когда меня выпустят отсюда, дорогой? Я прекрасно себя чувствую. Нелепо заставлять меня лежать в постели. Я хочу вернуться в Джабулани, там у нас столько дел. – Тут она хихикнула. – Я здесь уже десять дней. Я не привыкла к монастырской жизни и, честно говоря, мой большой похотливый любовник, готова лезть на стены...
   – Можно закрыть дверь, – предложил Дэвид.
   – Боже, я вышла замуж за гения, – радостно воскликнула она, а после всего добавила: – Впервые это происходит со мной в цвете. Мне очень понравилось.

* * *

   Когда он вечером вернулся в номер, там его ждали Рувим Фридман и Бриг, которые сразу перешли к делу.
   – Ты слишком медлишь, Дэвид. Дебра должна была все узнать уже несколько дней назад, – заметил Бриг.
   – Он прав, Дэвид. Вы несправедливы к ней. Ей нужно время, чтобы привыкнуть, приспособиться.
   – Скажу, когда будет можно, – упрямо ответил Дэвид.
   – Это когда? – спросил Бриг. Золотой зуб ярко сверкал в своем мохнатом гнезде.
   – Скоро.
   – Дэвид, – уговаривал его Рувим, – это может произойти в любое время. Она выздоравливает поразительно быстро, и зрение может вернуться гораздо раньше, чем я ожидал.
   – Я это сделаю, – пообещал Дэвид. – Можете меня не понукать? Я сказал, что сделаю – и сделаю. Отстаньте.
   – Хорошо, – заявил Бриг. – У тебя есть время до завтрашнего полудня. Если к тому времени ты ей не скажешь, скажу я.
   – Старая дрянь, – горько произнес Дэвид, и от Рувима не укрылось, с каким трудом Бриг сдержался.
   – Я понимаю твое нежелание, – спокойно заговорил он, – и сочувствую тебе. Но главная моя забота – Дебра. Ты потакаешь себе, Дэвид. Ты тонешь в жалости к самому себе, но я не позволю больше причинять ей боль. Хватит с нее. Никаких отсрочек. Скажи ей, и покончим с этим.
   – Да, – кивнул Дэвид, весь его запал исчез. – Я скажу ей.
   – Когда? – настаивал Бриг.
   – Завтра, – сдался Дэвид. – Завтра утром.

* * *

   Утро выдалось яркое и теплое, сад у него под окном пестрел цветами. Дэвид нарочно долго завтракал в номере, прочел от начала до конца утренние газеты, оттягивая неизбежный момент. Потом облачился в темный костюм и бледно-сиреневую рубашку; одевшись, принялся разглядывать свое лицо в зеркале.
   – Столько времени прошло, а я еще не привык, – сказал он своему отражению. – Будем молиться, чтобы кому-нибудь ты понравился больше, чем мне.
   Такси ждало его у выхода, и он с ощущением свинцовой тяжести в животе устроился на заднем сиденье. Поездка в это утро показалась Дэвиду короче обычной, и, заплатив шоферу и поднявшись по широким ступеням в главный вестибюль "Гроот Шуур", он взглянул на часы. Самое начало двенадцатого. Дэвид едва замечал любопытные взгляды в вестибюле и в лифте.
   В комнате для посетителей на этаже Дебры его ждал Бриг. Он вышел в коридор, высокий и мрачный, в непривычном штатском костюме.
   – Что вы тут делаете? – спросил Дэвид, негодуя при столкновении с этим неприкрытым вмешательством.
   – Я подумал, что могу помочь.
   – Вы очень добры! – сардонически хмыкнул Дэвид, не пытаясь скрыть злость.
   Но Бриг не ответил ни словом, ни намеком, пропустил шпильку мимо ушей и мягко спросил:
   – Пойти с тобой?
   – Нет. – Дэвид отвернулся. – Справлюсь сам, спасибо. – И зашагал по коридору.
   – Дэвид! – негромко окликнул его Бриг.
   Дэвид остановился и обернулся.
   – Что?
   Они долго смотрели друг на друга, потом Бриг резко покачал головой.
   – Ничего, – ответил он. Под его взглядом высокий молодой человек с головой чудовища повернулся и быстро направился к палате Дебры. Шаги его глухо звучали в пустом коридоре, словно он поднимался по ступеням на эшафот.
   Утро было теплое, дул легкий бриз. Дебра сидела в кресле у открытого окна, и теплый ветерок доносил до нее запах сосны. Смолистый и чистый, он смешивался со слабым запахом моря и водорослей. Она чувствовала глубокое спокойствие и довольство, хотя Дэвид сегодня запаздывал. Во время обхода она поговорила с Фридманом, и тот, подшучивал над ней, намекнул, что через неделю она сможет выписаться. Эта новость еще улучшила ее настроение.
   В конце концов Дебру разморило; она закрыла глаза, умеряя мощный поток цвета, захлестывающий ее, и задремала.
   Дэвид так и нашел ее, в глубоком кресле, с подобранными под себя ногами, лицо освещено солнцем. На голове у нее был чистый, накрахмаленный белый тюрбан, и платье тоже было белое, как у невесты, с каскадами тонких кружев.
   Он стоял перед креслом, внимательно разглядывая ее, Дебра была бледна, но темные круги под глазами посветлели, а серьезная складка полных губ придавала ее лицу мирное выражение.
   С бесконечной нежностью он наклонился и положил руку ей на щеку. Дебра сонно зашевелилась и открыла глаза, полные золотистых искорок. Прекрасные глаза, туманные и слепые, и вдруг он увидел, как они меняются, она смотрела пристально и остро. Взгляд ее сфокусировался, стал устойчив. Она смотрела на него – и видела.

* * *

   Дебра проснулась от прикосновения к щеке, легкого, как падающий лист. Раскрыла глаза, увидев золотистую дымку, и вдруг, словно утренний ветер унес море тумана, облака разошлись, она посмотрела и увидела, как к ней плывет чудовищная голова, колоссальная голова без тела, возникшая, казалось, из самого ада, голова с резкими щелями и звериными чертами, сработанными грубо, как у дьявола. Она вжалась в кресло, подняла руки к лицу и закричала.
   Дэвид повернулся и выскочил из палаты, захлопнув за собой дверь. Его башмаки простучали по коридору. Бриг услышал и вышел навстречу.
   – Дэвид! – Он протянул руку, пытаясь его удержать, но тот резко толкнул тестя – удар заставил Брига пошатнуться и схватиться за грудь – и побежал.
   Его быстрые шаги прозвучали на наружной лестнице.
   – Дэвид! – хрипло позвал Бриг. – Подожди!
   Однако он исчез, его шаги стихли, и Бриг не пошел за ним. Он повернулся и заторопился туда, где из-за закрытой двери слышались истерические всхлипывания его дочери.
   Услышав, как открывается дверь, она отвела руки от лица, и ужас в ее глазах сменился удивлением.
   – Я тебя вижу, – прошептала она. – Вижу.
   Он быстро подошел к ней и заключил в защитный круг своих рук.
   – Все в порядке, – неловко произнес он, – все будет в порядке.
   Она прижалась к нему, переставая всхлипывать.
   – Я видела сон, – сказала она, – страшный сон, – и снова вздрогнула. Потом резко отстранилась от него. – Где Дэвид? Я должна его видеть!
   Бриг застыл, понимая, что она не распознала реальность.
   – Я должна его видеть, – повторила Дебра, и он тяжело ответил:
   – Ты его уже видела, девочка.
   Несколько секунд она не понимала, потом до нее медленно дошло.
   – Дэвид? – прошептала она хриплым голосом. – Это был Дэвид?
   Бриг кивнул, ожидая, что на ее лице появится отвращение и ужас.
   – О боже! – Лицо Дебры исказилось. – Что я наделала? Я закричала, увидев его. Что я наделала? Я прогнала его!
   – Хочешь снова взглянуть на него? – спросил Бриг.
   – Как ты можешь спрашивать? – крикнула Дебра. – Больше всего на свете! Ты должен это знать!
   – Даже на такого, какой он сейчас?
   – Если ты думаешь, что для меня есть разница – тогда ты меня не знаешь! – Выражение ее лица снова изменилось, стало сосредоточенным. – Найди его для меня! – приказала она. – Быстрее, пока он не натворил глупостей.
   – Я не знаю, куда он пошел, – ответил Бриг, встревоженный намеком Дебры.
   – Есть лишь одно место в мире, где он может быть после такой раны, – объяснила Дебра. – В небе.
   – Да, – согласился Бриг.
   – Иди в центр контроля воздушного пространства, поговори с ним. – И когда Бриг повернулся к двери, Дебра сказала ему вслед: – Найди его для меня, папа. Пожалуйста, найди.

* * *

   "Навахо" словно по своей воле повернул на юг. И только когда его гладкий закругленный нос лег на курс, поднимаясь к невероятно голубому и незапятнанно чистому небу, Дэвид понял, что делает.
   Назад уходила гора с плоской вершиной, с блестящими клубами облаков. Это была последняя кромка земли, а впереди – только огромные пространства ледяной воды.
   Дэвид взглянул на указатель горючего. Перед глазами по-прежнему была пелена, но он видел, что стрелка немного не дошла до середины шкалы.
   Вероятно, предстоит около трех часов полета, и Дэвид ощутил холодное облегчение от того, что скоро его мучения закончатся. Он ясно видел, как это произойдет – в районе, далеком от судоходных путей. Он будет набирать высоту, пока двигатель не захлебнется и не смолкнет. И тогда направит нос самолета вертикально вниз и камнем упадет с неба, как смертельно раненный орел в последнем полете. Все завершится быстро, и металлический фюзеляж увлечет его на дно, в могилу, но даже там он будет не так одинок, как сейчас.
   Радио затрещало и ожило. Он услышал сквозь треск помех вызов диспетчера и потянулся выключить приемник, но его остановил хорошо знакомый голос.
   – Дэвид, говорит Бриг.
   Точно такие же слова и голос Дэвид слышал в другой кабине, в другой стране.
   – Однажды ты не выполнил мой приказ. Больше так не делай.
   Рот Дэвида сжался в тонкую бесцветную линию, он снова протянул руку к выключателю. Он знал, что они видят его на экране радара, знают его курс, и что Бриг догадался о его намерении. Что ж, ничего не поделаешь.
   – Дэвид, – голос Брига смягчился, он инстинктивно подбирал единственно нужные слова, к которым Дэвид должен был бы прислушаться. – Я только что разговаривал с Деброй. Она ждет тебя. Ты отчаянно нужен ей.
   Рука Дэвида застыла над выключателем.
   – Выслушай меня, Дэвид. Ты нужен ей – ты всегда будешь ей нужен.
   Дэвид мигнул, слезы снова обожгли глаза. Его решимость дрогнула.
   – Возвращайся, Дэвид. Ради нее – возвращайся.
   Из тьмы души он увидел свет; этот свет разгорался, пока не заполнил его без остатка ослепительной яркостью.
   – Дэвид, на связи Бриг. – Снова говорил старый вояка, резко и безапелляционно. – Немедленно возвращайся на базу.
   Дэвид улыбнулся и поднес микрофон ко рту. Нажал кнопку передачи и произнес на иврите:
   – Беседер! Ведущий «Сверкающего копья», направляюсь на базу, – и резко развернул «навахо».
   Голубая гора низко лежала на горизонте, и он начал постепенно нацеливать на нее нос. Он знал, что легко не будет, потребуется все его мужество и терпение, но знал также, что результат стоит того. Неожиданно ему отчаянно захотелось оказаться наедине с Деброй в мире и тишине Джабулани.