Смит Уилбур. В джунглях черной Африки

   Он сделал вид, что внимательно изучает документ, который лежал у него на коленях.

   «НАРОДНАЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА УБОМО
   Специальная Президентская Лицензия на отстрел дичи Предъявитель данного документа, господин Нинг Чжэн Гон, или уполномоченное им лицо по специальному президентскому Указу имеет право охотиться, ставить ловушки и отстреливать в любом месте Республики Убомо некоторые виды диких животных, находящихся под охраной государства, а именно пять представителей вида слонов – Loxodonta Africana.
   Кроме того, владелец данной лицензии имеет право в научных целях распоряжаться по своему усмотрению, продавать или вывозить из страны любую часть вышеуказанных видов животных, как то: шкуры, кости скелета, туши или бивни вышеуказанных видов слонов.

Эфраим Таффари, Президент Республики Убомо.»

   Эту лицензию Нинг Чжэн Гон получил без особых трудностей. Ранее прецедентов по выдаче такого рода документов не было. По просьбе Чжэн Гона президент Убомо набросал черновик, в правительственной канцелярии его отпечатали на гербовой бумаге, после чего двенадцать часов спустя Таффари поставил свою подпись.
   – Я считался лучшим браконьером Африки, – тяжело вздохнул Четти Сингх. – А с этой бумагой на руках я превращаюсь в обычного агента сподручного мясника…
   Чжэн Гон ничего не ответил. Сингх с недавнего времени раздражал его все сильнее и сильнее. Некоторые вещи не на шутку встревожили Нинга. Задумавшись, он взад и вперед шагал по вырубке, почти не слушая индийца. Грязь хлюпала у Чжена под ногами, и от непомерной влажности в лесу у него запотели солнечные очки. Он снял их и сунул в нагрудный карман рубашки. Плотная стена гигантских деревьев вдоль вырубки пугала его. За мощными стволами таилась угроза, и хотелось побыстрее уйти отсюда, избавиться от необъяснимого страха. Он взглянул на часы.
   – И когда появится этот пигмей? – проговорил Чжэн, заметно нервничая. – Что-то опаздывает.
   Четти Сингх пожал плечами.
   – Они понимают время совсем не так, как мы, – ответил он. – Пигмей придет, когда посчитает, что настал подходящий момент. Вполне возможно, что он уже здесь и наблюдает за нами из-за деревьев. Но возможно, он придет завтра или на следующей неделе.
   – Но не могу же я попусту тратить время, – вспылил Чжэн Гон. – У меня полно других важных дел.
   – Более важных, чем подарок для вашего достопочтенного отца? – иронично поинтересовался Четти Сингх.
   – Черт бы побрал этих черномазых! – выругался Чжэн Гон. – На них ни в чем нельзя положиться.
   – Потому что они не люди, а обезьяны, – снисходительно произнес Сингх. – Но обезьяны, от которых есть хоть какая-то польза.
   Чжэн снова прошелся вдоль вырубки, шлепая ногами по красноватой грязи, а затем вдруг спросил: – А как насчет Армстронга? С ним надо что-то решать.
   – О да, – ухмыльнулся Сингх, дотрагиваясь до своей культи. – Вот уж повеселимся. Почти год я мечтал снова встретиться с доктором. Но никогда не думал, что мне так сильно повезет и он собственной персоной объявится прямо в Сенги-Сенги. Попал как кур в ощип, ничего не поделаешь.
   – Необходимо разделаться с ним здесь, – зло заметил Чжэн Гон. – Нельзя выпустить его отсюда живым.
   – Выбросьте эту мысль из головы, – рассмеялся Сингх. – Я продумал все до мельчайших деталей. Доктор умрет мучительной и ужасной смертью, но выглядеть это будет как трагический несчастный случай.
   – Хорошо, хорошо, – кивнул Чжэн Гон. – Главное, не слишком затягивайте.
   – У меня в запасе пять дней, – спокойно сказал Сингх. – Я видел их план. Армстронг не уедет отсюда, пока…
   Чжэн Гон нетерпеливо перебил его.
   – А что будем делать с помощником? С этой рыжеволосой мадам?
   – Вообще-то ее трахает президент Таффари. Но, видимо, было бы неплохо отправить ее туда же, куда очень скоро последует сам доктор Армстронг…
   Четти Сингх внезапно замолчал. Он прислушался, вглядываясь в зеленые заросли, и когда Чжэн Гон открыл было рот, чтобы о чем-то спросить его, Сингх жестом велел ему молчать. Еще с минуту он постоял, задрав голову, прежде чем снова заговорил.
   – Похоже, он пришел, – выдохнул он наконец.
   – Откуда ты знаешь? – шепотом спросил Чжэн Гон, с тревогой посматривая вокруг.
   – Слышите? – в свою очередь повернулся к нему Сингх. – Вы слышите пение птиц?
   – Я вообще ничего не слышу, – так же шепотом ответил Нинг.
   – Вот именно, – кивнул Сингх. – Перестали петь птицы.
   Он сделал шаг к зарослям, выкрикнув на суахили: – Мир тебе, сын леса. Выходи, и я буду рад приветствовать своего старого друга.
   Пигмей явился словно по волшебству. Его силуэт четко вырисовывался на фоне зеленых зарослей. Он играл крепкими мускулами своего маленького тела, блестевшего в лучах пробивавшегося сквозь густую листву света. Пигмей словно пританцовывал на месте, привлекая внимание своей своеобразной красотой. Правильной формы маленькая голова и широкий, приплюснутый нос странным образом гармонировали с курчавой бородкой, серебрившейся сединой.
   – Приветствую тебя, Пири, великий охотник, – воскликнул Четти Сингх.
   И маленький пигмей неслышно выступил вперед, отделившись от зеленой стены.
   – Ты принес табак? – спросил он на суахили с прямотой, свойственной лишь детям.
   И Четти Сингх, улыбнувшись, вручил ему железную баночку, наполненную отличным родезийским «Апхиллом».
   Пигмей осторожно открутил крышку и понюхал содержимое. Затем кончиками пальцев захватил крошечную горсть желтого табака, с видимым наслаждением запихнул ее под верхнюю губу и стал жевать, громко причмокивая.
   – Он вовсе не такой маленький, как я думал, – сказал Чжэн Гон, с любопытством поглядывая на пришельца. – И кожа у него не очень темная.
   – Потому что Пири – не чистокровный бамбути, – пояснил Сингх. – Его отцом был гита. По крайней мере, так говорят.
   – И он умеет охотиться? – с сомнением спросил Чжэн. – Сумеет убить слона?
   Вопрос Чжэн Гона просто рассмешил Сингха.
   – Пири – лучший охотник племени, – ответил он. – Но это еще не все. Благодаря своей смешанной крови он обладает достоинствами, которых начисто лишены другие пигмеи.
   – Что это за достоинства, хотел бы я знать, – удивился Чжэн Гон.
   – Он знает цену деньгам, – объяснил Четти Сингх. – Для остальных бамбути богатство и личная собственность ничего не значат. Но Пири более цивилизован и жаден до денег.
   Не понимая ни слова по-английски, Пири вслушивался в беседу между Чжэн Гоном и Сингхом и по-прежнему, жевал свой табак. В одной набедренной повязке из волокон древесной коры; из-за плеча выглядывает большой лук, а на поясе в деревянных ножнах висит острый мачете.
   Обратившись к Сингху, Пири вдруг спросил на суахили: – Кто этот wazungu?
   – Он большой начальник и очень богатый, – многозначительно произнес Сингх.
   Пири с любопытством посмотрел на Чжэн Гона.
   – У него цвет кожи, как будто он болен малярией, и глаза как у мамбы, – прямодушно заявил он.
   Чжэн Гон кое-что понимал на суахили и потому раздраженно отреагировал на слова Пири: – Возможно, он цивилизованнее остальных пигмеев, но уважать людей, похоже, не приучен.
   – Бамбути все такие, – постарался успокоить его Сингх. – Как дети, говорят все, что им взбредет в голову.
   – Спроси его про слона, – приказал Чжэн Гон. Тут же сменив выражение лица, Сингх с улыбкой повернулся к Пири.
   – Я пришел, чтобы спросить тебя про слона, – сказал он.
   Пири в задумчивости теребил набедренную повязку.
   – А-а, слона, – рассеянно пробормотал он. – Что я могу знать про слонов?
   – Ты величайший охотник среди всех бамбути, – слащавым голосом заметил Сингх. – В лесу ничего не останется незамеченным для острого глаза Пири.
   – Это правда, – согласился Пири, беззастенчиво разглядывая Чжэн Гона. – Мне нравится браслет на руке этого богатого wazungu, – выпалил вдруг он. – Мы не будем говорить о слоне, пока он мне его не подарит.
   – Он хочет ваши часы в подарок, – перевел Четти Сингх.
   – Я и сам уже понял! – визгливым от бешенства голосом проговорил Нинг. – Он просто наглец. Что этот дикарь будет делать с золотым «Ролексом»?
   – Скорее всего, продаст задарма какому-нибудь водителю грузовика на трассе, – ответил Сингх, едва скрывая радость при виде разозленного Нинга.
   – Переведи ему, что такие штучки со мной не проходят. Я не отдам ему часы, – заявил Чжэн Гон.
   Сингх лишь удивленно пожал плечами.
   – Я скажу, конечно, – проговорил он, – но это значит, что никакого подарка своему достопочтенному отцу вы не преподнесете.
   Чжэн колебался. Потом расстегнул браслет на часах и вручил их пигмею. Пири смешно закудахтал, держа в руках часы и вертя их в разные стороны так, что крошечные бриллианты на циферблате засверкали всеми цветами радуги.
   – Очень красиво, – радостно улыбался он. – Так красиво, что я сразу вспомнил про слонов.
   – Расскажи мне про слонов, – попросил Четти Сингх.
   – В стаде, которое я видел возле Гондалы, тридцать слоних со слонятами, – ответил Пири, – и два слона с длинными белыми зубами.
   – Насколько длинными? – уточнил Четти Сингх. Чжэн Гон, внимательно следивший за разговором, плохо скрывая нетерпение, невольно наклонился вперед.
   – Один слон крупнее второго. А зубы у него вот какой длины. – Пири снял с плеча лук, поднял его над головой и встал на цыпочки. – Вот такие длинные, – повторил он. – Где конец моего лука, такой длины. Это если не считать части зуба, спрятанной в черепе.
   – А какой толщины? – прошипел охрипшим от возбуждения голосом Чжэн Гон.
   Пири встал вполоборота и своей маленькой рукой очертил свою талию до середины.
   – Такой толщины, – показал он. – Почти половина меня.
   – Это огромный слон, – с недоверием пробормотал Четти Сингх, и, похоже, его слова задели Пири за живое.
   – Это самый великий слон из всех, и я видел его собственными глазами. Это говорю я, Пири, и это правда.
   – Я хочу, чтобы ты убил этого слона и принес мне его бивни, – вкрадчивым голосом проговорил Чжэн Гон.
   Пири отрицательно покачал головой.
   – Слон больше не живет в Гондале. Когда желтые железные машины приехали в лес, он убежал и скрылся от их дыма и шума. Слон ушел в священное место в самом сердце леса, где нельзя охотиться ни одному человеку. Оно охраняется Отцом-и-Матерью. Я не могу убивать слона в священном месте.
   – За зубы этого слона я заплачу тебе очень много, – тихо сказал Четти Сингх, но Пири снова покачал головой.
   – Предложи ему тысячу долларов, – вмешался Чжэн Гон.
   Сингх метнул на него сердитый взгляд.
   – Предоставьте это дело мне, – выдавил он. – Если не хотите все испортить. – Обратившись к Пири, Сингх снова заговорил на суахили: – Я дам тебе десять рулонов красивой ткани, которая очень нравится женщинам, и пятьдесят горстей стеклянного бисера. Этого хватит, чтобы целая тысяча девственниц раскрыла бы перед тобой свое лоно.
   Пири упрямо качал головой.
   – Это священная земля. Отец-и-Мать сильно рассердятся, если я буду там охотиться.
   – Кроме ткани и бисера, я дам тебе также двадцать железных топорищ и десять острых ножей с лезвиями такими же длинными, как и твоя рука.
   Пири съежился, нервно пританцовывая на месте.
   – Это против закона и традиции. Мое племя возненавидит меня и прогонит прочь, – объяснил он.
   – Я дам тебе двадцать бутылок джина, – продолжал Четти Сингх. – И столько табака, сколько ты сможешь унести.
   Пири дергался так, словно по его маленькому тельцу пропустили слабый электрический ток.
   – Столько табака, сколько я смогу унести! – осипшим голосом прошептал он, закатив глаза. – Но я не могу сделать это! Они позовут Молимо. Они накличут на меня проклятья Отца-и-Матери.
   – И еще дам долларов с Марией-Терезой. – Четти Сингх полез в карман и достал оттуда горсть мелких монет. Он пересыпал их из одной ладони в другую; серебро звенело и поблескивало в его руках.
   Пири долго глядел как завороженный на звеневшие монетки. А затем издал пронзительный вопль и подпрыгнул высоко в воздух, выхватив из деревянных ножен свой мачете. Чжэн Гон и Сингх в ужасе отшатнулись, решив, что Пири сейчас набросится на них. Однако пигмей закружил на месте, занеся над головой свой острый мачете, а потом с ревом кинулся к зеленым зарослям у себя за спиной. Он рубил и крошил ветви и стволы деревьев. Листья, и разрубленные побеги, и кора со стволов деревьев разлетались в разные стороны под его бешеными ударами, и оголенные растения никли на глазах.
   Наконец Пири остановился, вонзив мачете в землю. Его мускулистая грудь высоко вздымалась, пот заливал ему лицо, струйками стекая в курчавую бородку. Рыдания прорывались сквозь тяжелое дыхание, ибо Пири, не сумев справиться с искушением, теперь испытывал отвращение к самому себе. Спустя некоторое время Пири перестал плакать и подошел к Четти Сингху.
   – Я убью для тебя слона и принесу тебе его длинные зубы. А ты дашь мне все то, что обещал. И не забудь про табак, – предупредил он.
   Сингх вел «лендровер» по узкой ухабистой дороге в лесу. Почти час у них ушел на то, чтобы выбраться на покрытую гравием главную трассу, где работали бригады заключенных и по которой беспрерывно громыхали тяжелые самосвалы и лесовозы.
   Едва они выехали на дорогу к Сенги-Сенги, как Четти Сингх с улыбкой сказал: – Подарок вашему отцу обеспечен. Теперь остается пораскинуть мозгами и позаботиться о подарке для себя: им станет голова доктора Дэниела Армстронга на серебряном подносе, с сочным, румяным яблоком во рту.

Глава XXVI

   Дэниел давно ждал этого момента, моля о нем Бога. Он стоял под навесом на высоком мостике верхней платформы ПКППР. Дождь лил как из ведра, и в сером воздухе, как в тумане, почти ничего не было видно. Бонни пряталась от ливня в кабине, у главного пульта управления. Туда же она унесла и видеооборудование вместе с камерой. Двое солдат гита, повсюду их сопровождавшие, спустились на нижнюю платформу, и на какое-то время Дэниел остался на верхней платформе один.
   Он уже привык к дождю. С тех пор как они прибыли в Сенги-Сенги, ему казалось, что рубашка на нем вообще не высыхает. И сейчас, прижавшись спиной к металлической стенке кабины, он едва укрылся от хлеставшего дождя под узким навесом. При каждом порыве ветра крупные капли летели ему в лицо, и он щурился, прикрывая глаза.
   Внезапно дверь в кабину открылась, и на мостик вышел Нинг Чжэн Гон. Не заметив стоявшего позади Дэниела, он подошел к стальному поручню, держа над головой раскрытый зонтик от солнца. Чжэн смотрел с двадцатиметровой высоты на огромные ковши экскаваторов, вгрызавшиеся в землю.
   Именно о таком моменте молил Дэниел. Они с Чжэн Гоном оказались один на один, и положение последнего было крайне уязвимым.
   «Это за Джонни», – прошептал Дэниел, неслышно ступая резиновыми подошвами по мостику.
   Он остановился за спиной Нинга. Надо было просто наклониться и крепко ухватить врага за щиколотки, а потом одним резким движением приподнять и перекинуть его через поручень. Нинг полетит прямо под острые лезвия ковшей. Все произойдет мгновенно, и изуродованный труп перемелет в барабанах так, что и следа не останется, как будто человека вообще никогда на свете не существовало.
   Дэниел быстро наклонился, но потом так же быстро выпрямился, невольно охваченный ужасом от того, что собирался совершить. Хладнокровное, преднамеренное убийство. Как солдат, он убивал и раньше, но не так, как сейчас, исподтишка. На какой-то миг он стал противен самому себе.
   «Это за Джонни», – попытался он убедить себя, но было уже поздно.
   Резко повернувшись, Чжэн Гон встретился с ним взглядом.
   Китаец среагировал моментально, как мангуст, которому угрожала кобра. Его руки взлетели вверх, и он замер в стойке человека, отлично владеющего боевыми искусствами. Глаза Чжэн Гона горели такой лютой ненавистью, что Дэниел невольно отшатнулся.
   На мгновение противники замерли друг против друга, а потом Нинг злобно прошептал: – Вы упустили свой шанс, доктор. Другого такого больше не представится.
   Дэниел ничего не ответил. Он не мог поверить, что с такой легкостью поддался собственной слабости, предав память о Джонни. Раньше такого бы не произошло. Он бы не задумываясь, безжалостно разделался с Чжэн Гоном, а теперь китаец постоянно будет начеку и, значит, будет втрое опаснее.
   Дэниел повернулся, раздавленный собственной неудачей, и тут же остановился как вкопанный. Один из солдат гита в заломленном на затылок бордовом берете держал в руках автомат, целясь ему прямо в живот. Он неслышно, как леопард, поднялся по металлической лесенке и видел все, что произошло на мостике.
   В эту ночь Дэниел долго не мог уснуть, как никогда прежде, остро осознавая невозможность побега из Сенги-Сенги, мучимый сомнениями и угрызениями совести от того, что пытался отомстить за Джонни таким жутким способом. Однако решимость отомстить за погибшего друга отнюдь не исчезла, и утром он встал с готовностью действовать во имя торжества справедливости, хотя нервы его, по-видимому, сдавали.
   Очевидно, поэтому он в тот же день окончательно порвал все отношения с Бонни Ман. Началось с того, что Бонни опоздала и он ждал ее больше сорока минут, пока она наконец не явилась, светясь от счастья.
   – Когда я назначал на пять, я не имел в виду пять вечера, – раздраженно бросил он.
   – Как прикажете теперь поступать, мой господин? Сделать харакири? – с иронией осклабилась Бонни.
   Дэниел готов был уже обрушиться на нее с градом упреков, как вдруг сообразил, что она выскочила прямо из койки Таффари и даже не приняла душа! Ноздри ему защекотал специфический запах любви, который ни с чем не спутаешь, и Дэниел в ярости отвернулся, чтобы совладать с собой и не ударить Бонни.
   «О Боже, Армстронг, возьми себя в руки, – успокаивал он себя. – Дальше так дело не пойдет».
   До полудня они работали, накапливая злость друг на друга, и это ничего хорошего не предвещало. Они снимали, как пильщики с цепными пилами валили мощные деревья, а бульдозеры отволакивали их с вырубки, освобождая дорогу ПКППР.
   Снимать под дождем, утопая в грязи, когда рядом ревет мощная техника и падают стволы деревьев, и трудно, и опасно. Это тоже не поднимало настроения, но Дэниел, едва сдерживаясь, молчал до того самого момента, когда в середине дня Бонни вдруг объявила, что у нее кончилась пленка и ей надо вернуться в лагерь за кассетами.
   – И что за недоумок этот оператор, у которого в самом разгаре съемки кончается пленка?! – в бешенстве заорал он.
   И услышал в ответ оглушительную тираду: – Ах, как ты меня напугал, любовничек! Тебя не пленка больше всего волнует, а то, что ты лишился отличной здоровой пищи для утоления своего сексуального голода! Ты ненавидишь меня за то, что теперь я сплю с Эфраимом, а не с тобой. И тебя просто выворачивает от ревности.
   – Ты слишком переоцениваешь свою большую задницу, – зло парировал Дэниел.
   Они оскорбляли друг друга до тех пор, пока Бонни наконец не завопила, чуть не бросившись на него с кулаками: – Никто никогда не разговаривал со мной подобным образом, мерзавец! Можешь засунуть свою работу и свои пленки себе в левое ухо или куда-нибудь подальше! – И Бонни зашлепала по красной грязи туда, где стоял их «лендровер».
   – Оставь камеру в машине! – крикнул ей вслед Дэниел. – У тебя есть обратный билет в Лондон. Я вышлю тебе чек. Ты уволена.
   – Ошибаешься, любовничек. Ты немного опоздал. Это я ухожу от тебя! И не забывай об этом.
   Хлопнув дверцей, Бонни включила мотор. Джип забуксовал, и из-под колес полетели фонтаны грязи. А затем «лендровер» рванул с места и вскоре исчез за деревьями. Дэниел, будучи вне себя от бешенства, сожалел только о том, что не высказал Бонни всего, что о ней думал.
   Бонни злилась ничуть не меньше, в ярости размышляя о том, как ей отравить жизнь Дэниелу раз и навсегда. Ее изощренное воображение рисовало картины одну страшнее другой, и, когда джип въехал в Сенги-Сенги, Бонни, усмехнувшись, прошептала: – Ты горько пожалеешь обо всех оскорблениях в мой адрес, малыш Дэнни. Тебе больше не придется снять в Убомо ни одного кадра. Ни самому, ни с кем-либо другим, кого ты захочешь взять на мое место. Будь уверен, я об этом позабочусь.
   В сумрачном свете темная кожа его длинного, гибкого тела блестела, как отполированный эбонит, все еще влажная от любовного пота. Эфраим Таффари лежал на спине, откинув в сторону белоснежную простыню, и Бонни, глядя на него, думала, что он, наверное, самый, красивый из всех мужчин в ее жизни.
   Оторвав голову от подушки, она припала щекой ему на грудь. Его шелковистая кожа приятно холодила. Бонни тихонько подула на его сосок, с улыбкой наблюдая, как крошечный шарик тут же сморщился и затвердел. Бонни едва не рассмеялась. Никогда в жизни она не чувствовала себя так хорошо. Эфраим был потрясающим любовником, в тысячу раз лучше любого белого. Ни один из ее бывших любовников не шел ни в какое сравнение с этим божественным гита. Бонни охватил внезапный порыв сделать для него что-либо особенное.
   – Я должна тебе кое-что сказать, – прошептала она, и Эфраим едва заметным движением откинул с ее лица прядь рыжих волос.
   – Что сказать? – Он почти не выразил никакого интереса к ее словам, вопрошая удивительно мягко и чуть отстраненно.
   Бонни знала, что уже следующая фраза заставит его забыть обо всем и напряженно внимать ей, и потому оттягивала этот на редкость приятный момент. Она получит двойное удовольствие: отомстит Дэниелу Армстронгу и докажет Эфраиму Таффари, как сильно его любит.
   – Что ты должна мне сказать? – повторил Таффари, ухватив ее за волосы и легонько потянув на себя. Эфраим умел делать больно, и Бонни тихонько застонала от непривычного ощущения, возбуждавшего ее.
   – Я говорю об этом только для того, чтобы показать, насколько я тебя люблю, – хрипловатым голосом прошептала она. – И ты уже больше не будешь сомневаться в моей верности.
   Чуть слышно рассмеявшись, он еще крепче вцепился ей в волосы, и Бонни едва не вскрикнула от боли.
   – Мы еще посмотрим, сокровище мое рыжеволосое. Ну, расскажи, что за ужасную вещь ты от меня скрывала.
   – Это действительно нечто ужасное, Эфраим, – произнесла Бонни. – По приказу Дэниела Армстронга я снимала на пленку, как уничтожали рыбацкий поселок в Бухте Белохвостого Орлана, освобождая площадку под строительство нового казино.
   Бонни показалось, что Эфраим Таффари затаил дыхание, и сердце у него в груди вдруг замерло, но потом пульс плавно восстановился. Он осторожно выдохнул и тихо сказал: – Не понимаю, о чем ты. Объясни подробнее.
   – Мы с Дэниелом были на вершине утеса, когда в деревню прибыли солдаты. Дэниел велел мне снимать.
   – И что там происходило?
   – Бульдозеры сравнивали с землей хижины, потом солдаты сжигали рыбацкие лодки. Мы также видели, как людей загоняли в грузовики и увозили… – Бонни вдруг заколебалась.
   – Продолжай, – велел Таффари. – Что еще вы видели?
   – Двоих мужчин убили солдаты. Одного старика забили насмерть дубинками и еще одного рыбака застрелили, когда он пытался убежать. А потом сожгли их тела вместе с лодками.
   – И все это вы засняли? – спросил Эфраим Таффари. И в его голосе послышалось что-то такое, отчего Бонни внезапно стало страшно.
   – Дэниел заставил меня это снимать, – пробормотала она.
   – Я ничего не знаю об этих кровавых событиях. Я не давал никаких приказов, – холодно произнес Таффари, и Бонни облегченно вздохнула.
   – Я нисколько не сомневалась, – отозвалась она.
   – Я должен посмотреть эту пленку. Надо же мне знать, что творят на моей земле какие-то головорезы. Где кассета?
   – Я отдала ее Дэниелу.
   – А он что сделал? – грозно потребовал Таффари, и от одного только тона его голоса Бонни вздрогнула.
   – Он сказал, что отвезет ее в британское посольство в Кагали. Посол Великобритании в вашей стране, сэр Майкл Харгрив, его старый друг.
   – Посол видел этот фильм? – не отставал Таффари.
   – Не думаю. Дэниел утверждает, что эта пленка подобна динамиту, и он покажет ее, когда придет время.
   – Значит, только ты и Армстронг знаете об этом? Об этом фильме, я хочу сказать.
   Такой поворот в рассуждениях Таффари Бонни совсем не понравился, и внутри у нее вдруг все похолодело от ужаса.
   – Да. Думаю, что да. Если только Дэниел еще кому-нибудь не рассказал. Я не рассказывала.
   – Это хорошо. Отпустив ее волосы, Таффари погладил Бонни по щеке. – Ты хорошая девочка. И я, конечно, признателен тебе. Ты действительно доказала, что ценишь нашу с тобой дружбу.
   – Это не просто дружба, Эфраим. Никогда раньше я не испытывала к мужчинам ничего подобного.
   – Знаю. Он поцеловал ее. – Ты восхитительная женщина Я и сам привязываюсь к тебе с каждым днем все больше и больше.
   В знак благодарности она снова доверчиво прижалась к его сильному, гибкому телу.
   – Надо забрать этот фильм у сэра Майкла Харгрива. Он принесет этой несчастной стране и мне как ее президенту неисчислимое количество бед.
   – Мне следовало бы рассказать тебе об этом раньше, – виновато пробормотала Бонни. – Но только теперь я поняла, что по-настоящему тебя люблю.
   – Еще не поздно наверстать упущенное, – обнял ее Таффари. – Утром я поговорю с Армстронгом. Виновные в этой трагедии предстанут перед судом. Но доктор Армстронг обязан отдать мне фильм как доказательство их вины.