Такие гарнизоны были созданы при Августе, когда звание "властитель морей" впервые перестало быть предметом борьбы. Римляне сохраняли его в течение четверти тысячелетия. Они создали два сильных флота с легионом солдат в каждом, дислоцировавшихся в Мисене и в Равенне и державших под контролем моря, омывающие оба берега Италии. Мисенский флот опекал Галлию, Испанию, Мавретанию, Северную Африку, Египет, Сардинию и Сицилию; равенский - Эпир, Македонию, Грецию, Пропонтиду, Понт, Кипр, Крит и берега Малой Азии. Флоты возглавлялись префектами, имевшими под своим началом по 10 трибунов. Командирам кораблей было вменено в обязанность ежедневно проводить учения с кормчими, гребцами и воинами. Почти на всех крупных островах и в ключевых пунктах побережий дежурили флотилии, достаточные для поддержания порядка в порученных им водах. В случае необходимости отправлялись быстроходные посыльные суда, и флотилии получали своевременные подкрепления из соседней провинции или от главного флота.
   И все-таки пираты были неистребимы, хотя властителями моря они не стали уже больше никогда. "Еще в родосской гавани рядом с ними стояли пираты, финикийцы родом, приплывшие на большой триере. Они выдавали себя за купцов; было их много, и все - молодец к молодцу. Они проведали, что на соседнем корабле - золото, серебро и нет недостатка в отборных рабах, и решили, напав, перебить всех, кто будет сопротивляться, а остальных захватить вместе с богатствами и увезти в Финикию на продажу: этих людей пираты презирали, видя в них недостойных противников. Главарь пиратов, по имени Коримб, был громадный детина, со свирепым взглядом; волосы его в беспорядке падали на плечи. Обдумав план нападения, пираты сначала спокойно плыли за кораблем Габрокома, а около полудня, когда моряки пьянствовали и бездельничали - одни спали, другие слонялись из угла в угол, - молодцы Коримба налегают на весла и начинают быстро приближаться. Как только корабли оказались рядом, пираты в полном вооружении одним прыжком перескочили на палубу, размахивая обнаженными мечами. Тут некоторые в страхе бросились в воду и утонули, а те, кто защищался, были убиты. Габроком и Антия подбегают к пирату Коримбу и, с мольбой обняв его колени, говорят: "Золото и все богатства - твои, и мы тебе отныне рабы, владыка, но ради этого моря и твоей десницы пощади наши жизни и не убивай тех, кто покорился тебе добровольно..." После таких слов Коримб тотчас же велел прекратить резню. Перенеся на свою триеру все самое ценное, забрав с собой Габрокома, Антию и нескольких рабов, он поджег корабль, так что всех, кто на нем оставался, охватило пламя. Ведь увезти всех он не мог, да и не считал безопасным. Жалостное это было зрелище, когда одни с пиратами уплывали, другие в огне сгорали, и руки простирали, и слезы проливали" (16, с. 26-27).
   Это написано во II в., и едва ли стоит сомневаться, что картина списана с натуры. Во всех дошедших до нас античных романах и в большинстве пьес основной сюжет так или иначе связан с жертвами пиратов и андраподистов. "Около 230 г., - пишет Л. Кэссон, - бич пиратства извергся снова; между 253 и 267 гг. толпы готов, используя водные пути, Черное и Эгейское моря, выдвинули на сцену своих мародеров; около 285 г., когда Диоклетиан был коронован императором, провинциальные эскадры исчезли из Средиземного моря, а великие итальянские флоты ужались до сущих скелетов; и в 324 г., когда Константин Великий довел с их помощью до конца борьбу на море с одним из своих соперников, обе стороны вынуждены были командовать кораблями из морских городов Востока. Полный цикл был пройден: Рим снова был фактически без военного флота" (111, с. 240).
   Нептун
   Исход почти всех морских сражений римского времени зависел от того, какими типами судов были оборудованы сражающиеся флоты. Трудно сказать, недостаток ли сведений тому виной, или так уж распорядилась история, но в эпохи, когда на звание властителя морей претендовали многие, они отстаивали его на одинаковых кораблях, когда же в Средиземноморье появился один хозяин, количество типов кораблей возросло в обратной пропорции.
   Авл Геллий писал во II в. (пояснения в скобках принадлежат мне): "Корабли же того времени, какие мы будем в состоянии припомнить, назывались так: гаулы (торговые и грузовые финикийские), корбиты (транспортные и грузовые), каудики (самнитские долбленые челны), лонги ("длинные" военные корабли), гиппагины (для перевозки лошадей; то же, что греческие гиппагоги), керкуры (кипрские легкие парусные суда), келоки, или, как говорят греки, keлntec (пилосские и мессенские легкие многовесельные яхты), лембы (остроконечные иллирийские и лигурийские быстроходные многовесельные челны), ории (рыбачьи лодки), ленункулы (разновидность лембов, фелуки), актуарии, или, как говорят греки, iot(i)okwпovc либо eпaktрioac (легкие быстроходные рыбачьи или пиратские парусно-весельные суда), просумии, или гесеореты, или ориолы (разновидность орий, применяемая также для разведки), стлатты (маневренные торговые суда, воспринятые пиратами), скафы (о них ниже), понтоны (плоскодонки), вейентанские медии (этрусские суда из г. Вейи), фаселы (ликийские легкие быстроходные суда из г. Фаселиды), пароны (легкие греческие суда), миопароны (широкие и легкие парусно-гребные суда киликийских пиратов), линтры (челноки), каупулы (небольшие суда), Камары (о них - ниже), плакиды (плоскодонные суда из мисийского г. Плакия), кидары (греческие суда), ратарии (плоты), катаскопии (греческие дозорные и разведывательные суда; то же, что римские спекулатории)" (53, X, 25). Из тех, что Авл Геллий не смог припомнить, можно упомянуть тупорылые самосские самены, юркие иллирийские либурны, широкие парусно-гребные киликийские гемиолии. Изобретенные в разное время и в разных местах, многие из них бороздили воды Средиземного моря в одних и тех же пиратских эскадрах, а некоторые охотно использовались в государственных флотах: гемиолии и лембы - в македонском и римском, келеты - в греческом.
   Старые, традиционные типы сохранились, пожалуй, только на консервативном Западе, где влияние карфагенской культуры надолго пережило сам Карфаген, Путешественник Эвдокс из Кизика обнаружил у берегов Эфиопии деревянный обломок носа погибшего корабля, украшенный изображением коня. Египетские судовладельцы сразу признали его происхождение и объяснили Эвдоксу, что это останки рыбачьего корабля гадесских бедняков, ибо "богатые гадесские купцы снаряжают большие корабли, бедные же посылают маленькие, называемые конями (от изображений на носах их кораблей)" (33, С99). Это, несомненно, прямые потомки финикийских "круглых" кораблей, сошедших со сцены в восточных водах примерно во времена Поликрата и потому неизвестные Эвдоксу. "Длинные" корабли, снаряжаемые богатыми гадесцами, Страбон называет просто большими, так как они не использовались в военных целях в отличие от римских лонгов, упомянутых Геллием. Гадесцы, по словам Эвдокса, строили также "буксирные барки вроде пиратских" и пентеконтеры. На "круглых" кораблях обычно плавали в открытом, море, доходя в них примерно до Рабата, вероятно, для торговли, а на пентеконтерах совершали каботажные рейсы для исследования побережья.
   Иной тип представляли собой корабли их северо-восточных соседей галлов, причинившие немало неприятностей римлянам из-за необычности конструкции. Благодаря более плоскому килю они имели очень маленькую осадку, а низкие борта лишали противника возможности пустить в ход таран, тогда как высокая корма хорошо защищала от обстрела с установленных на римских кораблях башен и делала бесполезными абордажные багры. Суденышки эти были на удивление приспособлены к местным условиям и нуждам их владельцев. Нос и корму галлы изготавливали из крепкого (вероятно, мореного) дуба - это позволяло им не опасаться таранов и встречных волн и, кроме того, предохраняло от очень распространенного коварного оружия протянутой под водой массивной цепи, прикрепленной к скалам. Шпангоуты скреплялись балками в фут толщиной и толстыми гвоздями - это предохраняло конструкцию от расхлябанности. Якорным канатам галлы предпочитали цепи благодаря этому они могли спокойно спать, не опасаясь, что проснутся далеко в море или, наоборот, на прибрежных рифах (незаметно подплыть и перерезать якорный канат - этот прием был известен еще во времена Одиссея). "Вместо парусов, - пишет Цезарь, - на кораблях была грубая или же тонкая дубленая кожа, может быть, по недостатку льна и неумению употреблять его в дело, а еще вероятнее потому, что полотняные паруса представлялись недостаточными для того, чтобы выдерживать сильные бури и порывистые ветры Океана и управлять такими тяжелыми кораблями" (37а, III, 13). Паруса их были "вместо канатов натянуты на цепях" (33, С195) - возможно, не столько из-за ветров, как уверяет Страбон, сколько с целью противодействия серпоносным шестам. Так как галльские корабли были чисто парусными, тихоходными, то римляне нашли средство борьбы с ними, применив на флоте армейское оружие в виде острых серпов, вставленных в длинные шесты: "Когда ими захватывали и притягивали к себе канаты, которыми реи прикреплялись к мачтам, то начинали грести и таким образом разрывали их. Тогда реи неизбежно должны были падать, и лишенные их галльские корабли, в которых все было рассчитано на паруса и снасти, сразу становились негодными в дело. Дальнейшая борьба зависела исключительно от личной храбрости..." (37а, III, 14).
   Римляне по достоинству оценили качества галльских судов и многое у них заимствовали, создав разумный симбиоз двух типов. Когда Цезарь готовил флот к вторжению в Британию, он учел и малую осадку галльских судов, допускающую постановку на якорь у самого берега, и преимущества низкого борта, позволяющего ускорить погрузку и облегчающего вытаскивание кораблей на сушу. Но он приказал сделать их шире, чтобы увеличить грузовместимость, и решил, что "они должны быть быстроходными гребными судами, чему много способствует их низкая конструкция" (37а, V, 1). В Британии он узнал и взял на вооружение еще один тип, пригодившийся ему во время гражданских войн: "Киль и ребра делались из легкого дерева, а остальной корпус корабля плели из прутьев и покрывали кожей" (37б, I, 54). Суда такого класса были распространены повсеместно, разнообразие их конструкций, приспосабливаемых к условиям местности, не поддается определению.
   Римляне, напротив, на протяжении двух веков формировали свои флоты из кораблей, построенных по образцу тех первых, которые были скопированы с карфагенских. Они в общем неплохо послужили своим хозяевам. Но бесконечные войны с пиратами ясно показали недостатки этих судов, прежде всего их неповоротливость и уязвимость сравнительно с пиратскими. Корабли эвпатридов удачи на несколько десятилетий сделали Митридата владыкой морей, им он обязан и своей жизнью. С помощью этих кораблей Лукулл смог добиться успеха в Киренаике, и они же отправили на дно его флот, состоявший из старых кораблей. На первых порах успех сопутствовал Помпею благодаря внезапности нападения, но своей блестящей победой он в огромной мере обязан присоединению к его флоту кораблей пиратов, после чего борьба шла на равных и даже с известным перевесом на стороне римлян, лучше вооруженных и дисциплинированных. Наконец, только дальновидность и предусмотрительность Агриппы сделала в конечном счете Октавиана императором: в битве при Акции Антоний ожидал увидеть корабли равного класса и даже построил свои по образцу Агрипповых, хорошо зарекомендовавших себя в войне с Секстом Помпеем, но иметь дело ему пришлось с новыми кораблями римлян, заимствованными у пиратов, - более подвижными и маневренными, более длинными и узкими, способными не только быстро наступать, но и быстро отступать благодаря одинаково заостренным штевням. Это были Лигурийские либурны, опробованные Помпеем Великим в войне с пиратами и ставшие со времен Агриппы основной боевой единицей римского флота.
   Большинство исследователей полагают, что либурны имели один или два ряда весел. Аппиан называл либурнами только двухрядные суда. Флавий Вегеций Ренат пишет: "Если коснуться размеров кораблей, то наименьшие либурны имеют один ряд весел; те, что побольше, - два; если же корабли имеют удобные размеры, они могут быть снабжены тремя, четырьмя и пятью рядами весел" (66, IV, 37). Эту фразу можно понять двояко: либо к либурнам относятся первые два типа, а остальные - к "кораблям вообще", либо следует поставить знак равенства между понятиями "лнбурна" и "корабль".
   Здесь все зависит от того, как истолковать другую фразу Вегеция - о том, что римский флот состоит из кораблей двух видов: либурн и наблюдательных (66, I.I, 1). К наблюдательным, несомненно, относится второй описываемый им тип судна, заимствованный у британцев, возможно, тот самый, что упоминал Цезарь. Это скафы - 40-весельные парусно-гребные судна, используемые для разведки, наблюдения и перехвата посыльных судов или продовольственных транспортов. Вегеций относит их к тому же классу, что и "более крупные либурны". По-видимому, такого же мнения придерживался и Тацит, когда описывал суда батавов - племени, обитавшего в районе нынешней Зеландии. Боевые корабли батавов имели один или два ряда весел (как либурны), а более мелкие суда - Тацит называет их барками - управлялись 30-40 гребцами (как скафы), были вооружены "наподобие либурнских кораблей" и несли на своих мачтах "пестрые солдатские плащи, которые варвары использовали вместо парусов и которые придавали всей картине веселый, праздничный вид" (34б, V, 23). Эти барки очень напоминают скафы, если не считать разноцветных парусов. Чтобы не обнаружить себя прежде времени и скрыться после нападения, скафы маскировались под цвет средиземноморской лазури: их корпуса, рангоут и такелаж окрашивались "венетской краской", ею же подрывали все оружие и даже одежду моряков и воинов.
   Если принять, что либурна и скафа - это и есть те два типа судов, из которых состоял весь римский флот, то придется признать, что либурнами называли "корабли вообще" - с числом ярусов весел от 1 до 5 (это не противоречит указанию Тацита, что барки вооружены наподобие либурнских кораблей, а следовательно, не являются ими). Если же допустить, что либурна могла иметь не больше двух ярусов весел, то скафа - лишь одна из многих разновидностей остальных судов, но тогда возникает вопрос: можно ли считать наблюдательными судами, скажем, пентеры? Ответ, скорее всего, должен быть отрицательный, следовательно, имя пиратской либурны римляне распространили на весь свой боевой флот, претерпевший при Агриппе ряд изменений - прежде всего в части быстроходности и маневренности. От кораблей с числом ярусов весел свыше 5 римляне отказались окончательно, гексеры и декеры в эскадре Антония во время битвы при Акции уже выглядели анахронизмами, а после его поражения - опасными анахронизмами. Наиболее распространенными стали квинкверемы, заимствованные у карфагенян, и квддриремы - излюбленный тип родосцев: они чаще всего упоминаются другими авторами.
   Корабли, как новые, так и старые, были хорошо приспособлены для боя. На палубах устанавливались трехэтажные осадные башни с "большим количеством тяжелых орудий и метательных снарядов" (37а, I, 26), а носы кораблей были снабжены таранами, окованными медной броней. Бронированными носами были снабжены почти все пиратские корабли, сопровождавшие Митридата. Форштевни с таранами могли быть сменными и изготавливаться отдельно; в случае поломки носовую часть корабля можно было заменить, а иногда такие носы прикреплялись к кораблям другого класса. При большой скорости тараны вонзались в корпус неприятельского корабля и увязали в нем, играя роль абордажных крючьев или корвуса.
   Во время сближения кораблей римляне осыпали неприятеля стрелами, копьями, дротиками и камнями из пращей и фустибалов (метательных палок), камнями и свинцовыми шарами (прообразами пуль) из онагров и баллист, стрелами из скорпионов. Если корабль подлежал уничтожению, стрелы обматывались паклей, смешанной с серой и асфальтом и пропитанной нефтью или маслом, и вонзались в борт или палубу неприятельского корабля, превращая его в факел. По крайней мере со времен Цезаря римляне использовали для этой цели и брандеры: его флотоводец Кассий, "нагрузив грузовые корабли смолой, дегтем, паклей и другими горючими материалами, пустил их при сильном и благоприятном ветре на флот Помпония и сжег все его тридцать пять кораблей, из которых двадцать было палубных" (37б, III, 101). Если силы были примерно равны и корабль можно было захватить в качестве приза, римляне подходили к нему вплотную, лишали хода, пуская в дело серпоносные шесты, и сцеплялись борт к борту посредством корвуса. Видимо, во времена Агриппы был изобретен также гарпаг - деревянный брус длиной примерно 3 м, окованный железом и имеющий на концах массивные кольца. Ближнее кольцо системой канатов соединялось с метательным устройством, дальнее оканчивалось большим острым железным крюком (harpago). Если гарпаг вонзался в оконечность судна или палубу у ближнего борта, он играл ту же роль, что и корвус: если же он пролетал над палубой и вонзался у дальнего борта, римляне, дав задний ход, могли перевернуть неприятельское судно. Гарпаг имел существенное преимущество перед обычными абордажными крючьями, забрасываемыми с помощью каната: его невозможно было перерубить. Разновидностью гарпага можно считать ассеры - тонкие длинные балки с обитыми железом концами, свободно подвешенные на канатах. Если ассер раскачать и с силой толкнуть на приблизившийся вражеский корабль, он сметал с его палубы все живое и мог при удачном попадании пробить борт.
   Заканчивались морские сражения традиционно - рукопашной на неприятельских палубах.
   * * *
   Торговые суда Рима, по-видимому, претерпели меньше изменений, чем военные, но недостаток материала не позволяет сделать уверенные выводы. Раннереспубликанские корабли не дошли до нашего времени, и об эволюции римского торгового флота можно судить по сравнительно небольшому отрезку времени - от III в. до н. э. до III в. н. э. Но зато здесь мы имеем дело не с беглыми упоминаниями отдельных авторов, а с "живыми" кораблями.
   Груз первого из них, затонувшего между 80 и 50 гг. до н. э., был обнаружен на заре XX века - осенью 1900 г. греческими ловцами губок у острова Антикифера и исследован в 1953 г. Жаком Ивом Кусто. Только груз от корабля не осталось ровным счетом ничего.
   Зато семь лет спустя, тоже ловцами губок, был найден поистине бесценный клад. У берегов Туниса, близ мыса Африк с расположенным на нем городом Махдия - бывшей резиденцией проконсула провинции Африки, обнаружили римское судно с грузом, затонувшее чуть раньше, чем судно с Антикиферы. Археолог Альфред Мерлен приступил к его изучению. За шесть лет, с 1908 по 1913 г., со дна моря были подняты более 1340 предметов, занимающих теперь шесть залов Национального музея в тунисском дворце Бардо. Это судно длиной около 40 м, шириной около 16 м и с килем сечением 29X23 см назвали галерой Махдия. Предполагают, что оно погибло примерно в 86 г. до н. э., во время правления Суллы, когда он вывозил из Афин произведения искусства. Пунктом назначения могла быть или Остия, или Иол, переименованный при Августе в Кесарию, - строящаяся столица берберского царя Юбы II. В любом случае путь шел вокруг Сицилии. В 1948 г. подводные работы продолжили Кусто и Филипп Тайе. Им удалось проникнуть во внутренние помещения судна, чего не сумел сделать Мерлен, не располагавший аквалангом. Благодаря свинцовой обшивке корпуса груз, уложенный в трюмах, почти не пострадал.
   Находки затонувших кораблей случались все чаще, и знакомство с ними начиналось обычно с подъема груза. Новая техника позволяет ныряльщикам тщательнее изучать морское дно, чем это делали ловцы губок или рыбаки. Примерно в 1925 г. Лигурийский рыбак из Альбенги поймал в свои сети две амфоры с римского корабля, затонувшего в первой половине I в. до н. э. на 44-метровой глубине. Но должна была пройти четверть века, прежде чем итальянским археологам удалось поднять в этом месте более 1 тыс. амфор, множество посуды и несколько обломков корпуса.
   Совсем иначе проходили раскопки римского судна с амфорами, наполненными вином, затонувшего в 205 г. до н. э. и обнаруженного в 1949 г. корсиканским аквалангистом Кристианини вблизи острова Гран-Конглуэ, недалеко от Марселя, на глубине около 50 м. Сечение его дубового киля составляло 17Х 12 см, а шпангоутов, расположенных через каждые 10 см, - 9X9 см. По некоторым признакам судно имело мачту с парусами из бычьих шкур, как на галльских кораблях. В феврале 1952 г. Кусто начал работы по извлечению груза, общий план которых был разработан хранителем Марсельского музея Фернаном Бенуа. Археологам удалось поднять около 2 тыс. амфор, до 4 тыс. разнообразных предметов, определить принадлежность, возраст и маршрут судна и доставить на поверхность несколько его фрагментов. Оно принадлежало упоминаемому Ливием известному судовладельцу и лесоторговцу, почетному гражданину Делоса с 240 г. до н. э. Марку Сестию и, вероятно, было зафрахтовано неким Лукием Титом, сыном Гая: значительная часть груза помечена его именем. Судно шло из Эгейского моря в Массалию через Сицилийский пролив с заходом в промежуточные порты. Захватив последний груз на побережье Лациума, может быть, даже в Остии, оно обогнуло Корсику и взяло курс к Массалии, но шторм помешал Сестию и Титу получить прибыли от этого рейса.
   По обломкам судов из Альбенги и Гран-Конглуэ удалось восстановить некоторые их характеристики. Судно из Альбенги имело 30 м в длину, 8 м в ширину и водоизмещение 135 т; из Гран-Конглуэ - соответственно 23, 7 и 200 м при грузоподъемности 80 т (иногда его длину указывают даже 30 м). Глубина судов от киля до верхней палубы, как правило, равнялась их ширине, и эти два судна не представляли исключения. Свинцовая обшивка их корпусов состояла из плотно пригнанных листов толщиной в 1 мм и размерами до 60X50 см. На обшивку судна из Гран-Конглуэ пошло 20 т свинца - по курсу того времени это было эквивалентно 8 кг 981 г серебра или 885,8 г золота. Чтобы удержать судно, требовался якорь весом 400-450 кг. Как видно, суда обходились недешево их владельцам.
   Наиболее выдающейся можно считать находку в 1446 г. в озере Неми (в 25 км от Рима), где когда-то красовалась излюбленная вилла Цезаря, двух 70-метровых либурн с 10 рядами весел. Первая попытка их извлечения была предпринята уже в следующем году по приказу кардинала Колонна. Но лишь в 1930 г., когда удалось снизить уровень воды в озере, галеры оказались на суше. Это были увеселительные плавучие дворцы Калигулы, созданные, словно в насмешку, на озере, где еще витала тень Цезаря - автора законов против роскоши. Мраморные залы с фресками и колоннами, термы, златотканые драпировки, мозаичные полы, панели из ценных пород дерева, скульптура, конюшни - все это было рассчитано на один летний сезон. Корабли были "с жемчужной кормой, с разноцветными парусами, с огромными купальнями, портиками, пиршественными покоями, даже с виноградниками и плодовыми садами всякого рода: пируя в них средь бела дня, он под музыку и пенье плавал вдоль побережья Кампании" (30в, 37). С легкостью нажитые богатства скользили меж пальцев императора. Когда ему наскучили берега Неми, он велел затопить галеры...
   В отличие от греков римляне не использовали чисто гребные и чисто парусные суда или использовали крайне редко, как правило, это корабли покоренных народов. Они предпочитали двойной движитель, дающий неограниченные возможности для плавания, и, если мы видим на рисунке римский парусник, можно не сомневаться, что где-нибудь в трюме или на палубе имеются наготове весла. Корабли римляне делали палубными и беспалубными, эта деталь имела, по-видимому, важное значение и постоянно подчеркивалась латинскими авторами. Из контекстов можно заключить, что палубные суда были более тяжелого типа, на них устанавливалась всевозможная техника, и они в первую очередь предназначались для тарана, если- это были корабли военные, и для дальних рейсов - если купеческие. Как и в случае с военными кораблями, известно много названий типов судов торговых, но часто мы не знаем, что за ними открывается: например "будары", упоминаемые Катуллом. Бывает и наоборот: неизвестно, как называли иллирийцы свои корабли, зато более или менее подробное их описание находим у Лукана - это плот из дубовых бревен, обвязанный цепью и обложенный с бортов пустыми бочками; на таких сооружениях, сообщает Лукан, иллирийцы плавали без весел и парусов, полагаясь лишь на течение и закономерность движения волн (19, IV, 417-428).
   Длина торговых судов относилась к ширине как 4:1 или как 3:1, днище было закругленное, и из него выступал киль. Доски обшивки соединялись пазами и прикреплялись к дубовым шпангоутам деревянными шипами: разбухнув, они предохраняли корпус от разрушения и от просачивания воды (в процессе эксплуатации он быстро расшатывался, и металлические гвозди выпадали). Но, поскольку суда часто вытаскивались на сушу, где шипы могли высохнуть и выпасть, в центр каждого из них вколачивался медный гвоздь диаметром до 2 см, чтобы расклинить дерево. Затем обшивка либо конопатилась, смолилась и окрашивалась, либо покрывалась сплошным слоем шерстяной ткани, пропитанной дегтем, и свинцовыми Листами. Так были построены барки Калигулы и судно из Альбенги. Бимсы делались из кедра и покрывались лаком, если только галера Махдия не представляет в этом смысле исключения.
   Л. Кэссон отмечает некоторые детали оснастки, встречавшиеся еще в Египте во времена Хатшепсут и передававшиеся как эстафета от египтян финикийцам, от них к критянам, затем к грекам и римлянам. Но не исключено, что они могли быть заимствованы римлянами непосредственно в Египте после его присоединения к империи. Это упругие реи, составленные из скрепленных вместе двух молодых деревьев; это холст для парусов и такелаж из льна, пеньки, скрученного папируса и кожаных полос; это песок и камни для балласта. Вероятно, сюда же следует отнести и непременную каюту для кормчего и его помощников, пристроенную перед бизанью. Так как специальных пассажирских судов еще не было и трюмы были заняты грузом, пассажирам приходилось довольствоваться палубой. Короткие рейсы и мягкий климат не создавали особых неудобств, и палуба была обычно переполнена народом: по свидетельству Иосифа Флавия, количество пассажиров могло доходить до 600.