Страница:
В 1907 г. была найдена самая высокая пирамида (70 м) периода V династии, принадлежавшая Сахуре. Ее обнаружили на берегу Хапи, в Абусире. Гробница сложена не только из маленьких каменных глыб, но и из бута. Такие материалы недостойны живого бога, каковым считался фараон, и Сахура стремился компенсировать недостаток монументальности пышностью отделки заупокойного храма. Особенно хороши колонны, поддерживающие потолок галереи, окружающей центральную часть открытого сверху зала: выполненные в виде пальм, они создают впечатление оазиса; их стволы - красные, как песок пустыни, раскидистые капители - зеленые, как вода Хапи, базы - черные, как земля Египта. Многих материалов, использованных для отделки гробницы, в Египте нет. Чтобы получить их, Сахура должен был наведаться в иные земли, и скорее всего - морским путем.
Рельефы его пирамиды рассказывают, как парусники отплывают в Библ, чтобы приобрести сирийские товары. Египтяне ходили в это время и в Южные моря. Так, диорит мог быть доставлен из Омана, откуда его транспортировали и в Месопотамию, мирра, электр (сплав золота и серебра) и редкие породы деревьев - из Пунта, медь - с Синая. Документы V династии сообщают как об обыденном явлении об экспедициях в Пунт - прежде всего за золотом и благовониями. А на стенах гробницы кормчего Хнумхотпа (VI династия) подробно перечислены доставленные из Пунта сокровища. Споры о том, где находился Пунт, не утихают много веков, но что экспедиции туда можно рассматривать как незаурядные - в этом никто не сомневается, хотя Хнумхотп и его коллега Хиви ходили в Пунт по крайней мере 11 раз.
Примерно в это время в Египте возникает новый вид храма - храм Солнца. Он воздвигался на холме и представлял собой прямоугольную или П-образную крытую колоннаду наподобие древнегреческой стой. В центре возвышался каменный обелиск с позолоченной верхушкой, символизировавший Солнце, и перед ним - жертвенник. Только ли священный смысл имели эти храмы? А для чего золотились верхушки некоторых пирамид, например пирамиды царицы Уэбтен? И почему пирамиды великих фараонов облицовывались плитами, отполированными до зеркального блеска?
Нечто похожее мы видим в Греции. На афинском Акрополе в V в. до н. э. была установлена на высоком пьедестале 9-метровая статуя Афины Промахос (Воительницы), отлитая Фидием из трофейного персидского оружия, захваченного при Марафоне. Позолоченный наконечник ее копья, сверкающий в лучах южного солнца, был виден далеко с моря и в ясные дни служил ориентиром для мореходов. В Египте солнечных дней несравненно больше, чем в Греции. Вывод напрашивается сам собой: все эти сооружения, кроме священной и эстетической функций, имели еще одну - утилитарную. Они служили маяками для мореходов и сухопутных караванов, основанными на принципе отражения солнечного света.
Такими маяками мог, например, воспользоваться министр фараона XI династии Ментухотпа III (ок. 2000 г. до н. э.) Хену, посланный в Пунт за миррой. В то время еще не существовало канала, соединяющего Нил с Красным морем, и путешествие в Пунт начиналось примерно там, где впоследствии вырос очень важный порт Клисма (в районе Суэца). Но его отделял от двора фараона восьмидневный путь через пустыню. Хену благополучно совершил его, быть может, благодаря сопровождавшим его 3 тыс. воинов. То, что в Пунт были отправлены воины, свидетельствует не столько об уровне политических и торговых отношений между этими двумя государствами, сколько о степени безопасности пути.
Вероятно, именно соображения безопасности путешествия через пустыню побудили фараона XII династии Сенусерта III (1888 - 1850 гг. до н. э.) на шестнадцатом году царствования сделать первую известную нам попытку прорыть канал от Красного моря до Великого Хапи. Однако сооружение канала привело к совершенно неожиданным последствиям. По образному выражению Л. Кэссона, северная часть Красного моря стала "нерестилищем, порождающим особенно злобных разбойников. (Пиратство стало там проблемой в эти самые дни.)" (III, с. 10). В немалой степени этому способствовали оживление судоходства в районе, его удаленность от двора фараона и неспособность обеспечить надлежащую охрану окраин государства.
Канал был вскоре заброшен, и взоры египетских моряков вновь обратились на север, где, очевидно, обстановка была поспокойнее. А спустя несколько десятков лет после смерти Сенусерта III Египет захватили кочевые племена гиксосов. Единое государство распалось на отдельные области - номы, чьи властители (номархи) пеклись только о собственных интересах...
* * *
Приход к власти XVIII династии дал новый толчок развитию мореплавания. Египетский флот к этому времени совершает походы в страну Кефтиу, или Кафтор, и в Пунт. В 1881 г. археолог Г. Маслеро обнаружил в Дейр-эль-Бахари заупокойный храм женщины-фараона Хатшепсут, возведенный на левом берегу Хапи, напротив Карнака. Он мог бы стать одним из чудес света, если бы о нем своевременно узнали греки. Но пожалуй, главное чудо - это раскрашенные рельефы и росписи его стен. Они поведали о морской экспедиции в Пунт, совершенной в 1517-1516гг. дон. э., на девятом году правления Хатшепсут. Очевидно, Хатшепсут приказала расчистить канал Сенусерта III, занесенный илом и песком: ее флот, прибывший из Пунта, швартуется в Фивах. Рельефы подробно рассказывают о путешествии и его результатах, о доставленных диковинных товарах, об оснастке и внешности всех пяти 30-весельных кораблей, выстроенных архитектором Инени.
Благодаря усилиям предшественников Хатшепсут положение Египта ко времени ее царствования заметно улучшилось, и это позволило ей презреть пиратскую опасность в Южных морях. Но на севере было неспокойно. Хотя восточная граница отодвинулась к Евфрату, захват Сирии не был прочным. Тутмос III скрупулезно перечисляет в одной из своих надписей награбленную в Палестине добычу - рабов, золото, серебро. Можно полагать, что это был один из усмирительных походов. Другая надпись сообщает, что египетская армия переправлялась в Азию по морю, причем неоднократно. При Тутмосе III был усмирен Медный остров - Алашия, или Иси, что, конечно, было бы немыслимо сделать без сильного флота, и по-прежнему велась оживленнейшая торговля с Критом.
Египет получил длительную передышку, его корабли бороздили морскую лазурь во всех направлениях. Тот факт, что в течение последующих трех столетий рынки Египта были наводнены товарами из всех известных тогда стран, позволяет предположить, что Тутмос специально занимался вопросами безопасности плавания, учредив нечто вроде морской полиции, как это делали впоследствии Родос и некоторые другие государства. На эту мысль наводит указание одной надписи, что каждый портовый город должен был постоянно иметь определенное количество кораблей, запасы строевого леса и наиболее ходовых товаров для продажи (62, с. 227). Палестинские гавани контролировались Египтом и платили ему дань, в каждой из них сидел наместник Тутмоса, подотчетный только его величеству, и владыка Египта ежегодно объезжал свои владения, проверяя состояние дел.
В свободное от этих хлопот время фараоны XVIII династии вели оживленную переписку с соседями.
Дипломатия отнюдь не мешала фараонам жадно поглядывать на восток и не пренебрегать богатствами юга. При Тутмосе III они освоили еще одно направление. В рельефах, на которых вельможа Рехмира прославляет своего повелителя, присутствует новый для Египта этнический тип пленников. Это ханебу - "народы островов из середины моря", - сообщает надпись. Необычны их одежды, необычна их дань. Лишь после раскопок на Крите мы можем уверенно назвать местоположение этих островов, а заодно определить принадлежность некоторых загадочных предметов из Тель-эль-Амарны. Торговля с Критом закончилась, как и следовало ожидать, пиратскими набегами, санкционированными двором.
При Эхнатоне положение круто изменилось. "Суда плывут на север и на юг, все пути открыты..." - поют новые жрецы в гимне новому богу (27, с. 252). Они выдают желаемое за действительное. На самом деле все обстояло наоборот. "Нерестилище" красноморских пиратов образовало дочернее предприятие в Море Среди Земель. Главным объектом своих устремлений они избрали древний Библ - самый большой и богатый город Благодатного Полумесяца. Дошло до того, что Библ был блокирован этими молодцами, ни в грош не ставившими авторитет сына Амона. Напрасно правитель этого города Риб-Адди шлет депешу за депешей в Ахетатон - новую столицу Эхнатона, требуя воинов, воинов, воинов. Фараон прочитывает таблички и складывает в архив. Из писем явствует, что пираты сделали своими главными базами Берит, Тир и Сидон - три города-крепости, расположенные вдоль побережья примерно на одинаковом расстоянии друг от друга. И на таком же расстоянии к северу от самого северного из них - Берита - красовался несравненный Библ с его Долиной Кедра (около четырех сотен деревьев уцелело здесь до нашего времени). Пираты знают, что Библу покровительствует Египет. Их первые шаги робки. Но со временем, видя, что фараоны бездействуют, они наглеют все больше. Уразумев наконец, что его мольбы к фараону останутся гласом вопиющего в пустыне, Риб-Адди заключает союз с правителем Сумура, или Симиры, своим северным соседом. Симира согласна дать ему хлеб, но у нее много своих хлопот: ее пребольно щиплют пираты Ликии, тайно сговорившиеся с царем Кипра и использовавшие остров как перевалочную базу и убежище. Когда же Библ и Симира попытались объединить свои силы, финикийские пираты двинули "эскадры" к северу и для начала захватили два библских корабля, а вскоре в одной из стычек погиб правитель Симиры. Авторитет Риб-Адди упал столь низко, что по возвращении его из Берита, где он надеялся получить помощь, библосцы не пустили его в собственный город. Правителем Библа стал Или-Рабих, брат Риб-Адди.
* * *
Моряки по природе и купцы по призванию, финикийцы разбойничали не только в окрестных водах, но и совершали плавания на запад. Протяженность их маршрутов может показаться неправдоподобной. Важнейшей их целью была добыча спиралевидных раковин моллюсков Murex brandaris и Murex trinculus, из которых добывали сок для окраски тканей. Эти раковины, согласно легенде, обнаружила собака Мелькарта - бога-покровителя Тира - во время прогулки по морскому берегу после недавнего шторма. Непревзойденный финикийский пурпур носили цари всего Средиземноморья. Он дал название и самому народу: фoivie означает "пурпурный". Раковины не легко добывать со дна моря, а каждая из них дает ничтожное количество красителя. Перевозить груды раковин в Финикию невыгодно, и финикийцы основывают пункты по добыче сока у мест ловли. Туда доставляются необходимое оборудование и люди, там воздвигаются оборонительные стены, возникают селения, а иногда и города. Кораблям оставалось лишь периодически обходить все эти места, забирать готовый продукт и доставлять его в Финикию. Так возникли поселения на полуострове Магнесия, на островах Саламин, Тира, Тенедос и Кифера, города Краная на одноименном острове в Лаконике (теперь этот остров, называющийся еще Маратониси, соединен с берегом узкой дамбой), Навплия в Арголиде, Феникс в Малой Азии. Некоторые из них были недолговечны (как, например, Тира, где ловля пурпуровых раковин была исконным занятием местного населения, поддерживавшего тесные связи с ловцами раковин из Итана - города на восточном берегу Крита у мыса Плака), другие Финикия сохраняет за собой ценой уступок: так, фракийские берега контролировали критяне, тогда как серебряные рудники в глубине побережья остались за финикийцами. Третьи хранят в своих названиях историю финикийской экспансии: остров Саламин сперва носил финикийское имя Салам - "Мирный".
Но не только с миром приходили финикийцы. И с мечом тоже. По меткому замечанию Э. Курциуса, "и здесь финикияне подали первый пример; от них узнали, что девочки и мальчики, захваченные где-нибудь в поле, доставляют больше дохода, чем все другие товары. Более мирно настроенные обитатели берегов со страхом удалялись от моря; все далее распространялись по берегам ремесло пиратов и дерзкое похищение людей; загорелась война всех против всех" (85, с. 49). Одной из основных перевалочных баз финикийцев был остров Краная, "где похищаемые женщины укрывались вместе с остальной прибылью и добычей" (85, с. 30). Его гавани всегда были к услугам тех, кто искал прибежища с добычей. Даже если он не был финикийцем.
Финикийцы сбывали живой товар всюду, где находились покупатели. Вот какую историю поведал Геродот: "Финикияне тотчас же пустились в дальние морские путешествия. Перевозя египетские и ассирийские товары во многие страны, они, между прочим, прибыли в Аргос... На пятый или шестой день по их прибытии, когда почти все товары уже были распроданы, на берег моря среди многих других женщин пришла и царская дочь. Ее имя было Ио... Женщины стояли на корме корабля и покупали наиболее приглянувшиеся им товары. Тогда финикияне по данному знаку набросились на женщин. Большая часть женщин, впрочем, спаслась бегством, Ио же с несколькими другими они успели захватить. Финикияне втащили женщин на корабль и затем поспешно отплыли в Египет" (10, I, 1). Похищенных не разыскивали: это было безнадежным делом.
Гомер приводит противоположный случай, когда похищение состоялось в стране фараонов (11б, XIV, 288-297):
Прибыл в Египет тогда финикиец, обманщик коварный,
Злой кознодей, от которого много людей пострадало;
Он, увлекательной речью меня обольстив, Финикию,
Где и поместье, и дом он имел, убедил посетить с ним:
Там я гостил у него до скончания года. Когда же
Дни протекли, миновалися месяцы, полного года
Круг совершился и Оры весну привели молодую,
В Ливию с ним в корабле, облетателе моря, меня он
Плыть пригласил, говоря, что товар свой там выгодно сбудем;
Сам же, напротив, меня, не товар наш, продать там замыслил...
Одиссею на сей раз повезло: корабль кознодея разбила буря у берегов Эпира, а Одиссей попал к феспротам, и их царь Федон, обласкав его (эпироты были соседями и вассалами итакийцев, под Троей соединенным флотом командовал Одиссей), повелел доставить его на Итаку. Ситуация создалась комичная: феспроты не узнали грозного царя Итаки и поступили с ним точно так же, как поступил бы на их месте он сам (11б, XIV, 339-342):
Только от брега феспротов корабль отошел мореходный,
Час наступил, мне назначенный ими для жалкого рабства.
Силой сорвавши с меня и хитон, и хламиду, они мне
Вместо их бедное рубище дали с нечистой рубашкой...
Арсенал методов и средств пиратов был неисчерпаем. Устами бывшего царевича, а ныне свинопаса Эвмея Гомер рассказывает историю, могущую стать сюжетом авантюрного романа, и эта история, как и тысячи других, не обошлась без финикийцев (11б, XV, 414-484). Эвмей вспоминает, как "хитрые гости морей" прибыли на его родину с множеством редкостных товаров. В доме отца Эвмея, царя Ктесия, оказалась рабыня-сидонянка, похищенная другими соседями Одиссея, тафийцами. Финикийские купцы, прибывшие, очевидно, без определенного плана, моментально этим воспользовались: один из них "с ней тайно в любви сочетался" и, играя на ее патриотических чувствах, предложил бежать с ними на родину, несомненно замыслив продать ее где-нибудь по пути. Вышло, однако, иначе. Сидонянка заставила их поклясться, что они не причинят ей вреда и ни под каким видом не будут до поры до времени выказывать свое знакомство с ней. Финикийцы торговали целый год. Когда торг был окончен, один из них пришел по обычаю с дарами во дворец. И вот тут-то настал ее час. Сидонянка поступила как истинная дочь своего народа. С наступлением вечера она взяла за руку порученного ее заботам малолетнего царевича и отправилась с ним на прогулку. По пути она посетила зал, где был накрыт пиршественный стол для вельмож, не успевших еще вернуться из совета. После этого сервировка стола уменьшилась на три огромных двуручных золотых кубка. Прогулка закончилась на палубе финикийского корабля. Однако награбленное не пошло ей впрок: на седьмой день плавания изменницу поразила стрелой Артемида по повелению Зевса (убийства древние нередко сваливали на богов), и ее выбросили за борт. Эвмея же купил царь Итаки Лаэрт, отец Одиссея.
Во времена Эхнатона и его преемников пираты контролировали не только побережье Благодатного Полумесяца, но и южные берега Малой Азии. Во всяком случае сообщение одной из табличек Тель-эль-Амарны о набеге кораблей народа милим на Амурри не оставляет места для иных толкований. Народ милим - это милии, жители Милиады, северные соседи ликийцев. Они обитали в районе современных озер Карагёль и Авлан, к западу от Тавра. Что же касается Амурри (египтяне называли его также Имор), то это не что иное, как город Арад(Арвад) на одноименном острове у берегов Северной Финикии, и, возможно, противолежащий ему на побережье город Антарад. Насколько можно заключить из скупых сведений табличек, арвадяне пали жертвой собственной жадности, за что и поплатились: воюя с Египтом в союзе с хеттами (Риб-Адди даже угрожал Эхнатону присоединиться к этому союзу, если тот не пришлет помощь), они покусились и на соседей хеттов - милиев. Хеттскому царю Суппилулиумасу I не оставалось ничего иного, как отдать на растерзание Арвад, чтобы сохранить мир на южных границах. Флот милиев безбоязненно проследовал вдоль южного побережья Малой Азии, захватил и разграбил город, убил его правителя Абди-Аширта (его сын сам промышлял пиратством) и убрался восвояси.
Трудно сказать, существовали ли уже в то время пиратские государства, какие мы увидим в эпоху Римской империи, и можно ли считать таким государством, например, Кипр, но что враждующие со всем миром и между собой пиратские шайки объединялись для крупных набегов - это бесспорно. Бесспорно и то, что это были сильные многочисленные эскадры, направляемые твердой и опытной рукой. Только при таких условиях пираты могли рискнуть напасть на такое государство, как Египет. Они сделали это при попустительстве Кипра, пропустившего мимо себя пиратский флот, отправившийся из Ликии. Эхнатон ничего не смог поделать: он ведь самолично некогда потребовал у царя Кипра порвать всякие отношения с Ликией, и теперь, когда он пожинал плоды своей политики (первые, но не последние), царь напомнил ему об этом в сердитом письме, уверяя, что сам он страдает от налетов своих северозападных соседей гораздо чаще (58, 38, 114).
Поруганный Эхнатоном Амон отвернулся от страны фараонов, неисчислимые бедствия обрушились на головы их подданных.
Столетие спустя после Эхнатона фараон Мернепта вновь имел дело с "народами моря". Он укоряет своих воинов: "... вы трепещете, словно птицы. Вы не знаете, что нужно делать. Никто не сопротивляется врагу, и наша покинутая земля предоставлена вторжениям всех народов. Враги опустошают наши врата. Они проникают в поля Египта... Они прибывают бесчисленные, как змеи, и нет сил оттолкнуть их назад, этих презренных, которые любят смерть и презирают жизнь и сердце которых радуется нашему разрушению..." (82а, с. 199). В папирусе из некрополя Саккара возле Мемфиса записано Речение Ипуера, одного из семи мудрецов и пророков Египта. В нем такие строки: "Воистину, строители стали пахарями, а царские корабельщики впряжены в плуг, не плавают ныне больше на север, в Библ. Как нам быть без кедра для мумий наших, ведь погребались жрецы в саркофагах из него, бальзамировали сановников смолою кедровой вплоть до самого Кефтиу. Но не привозят больше его. Золота не хватает. Кончился материал для всяких работ" (27, с. 228-229). После многих стенаний и поучений, что надо сделать, чтобы в Египет вернулось благоденствие, мудрец высказывает уверенность, что рано или поздно все вернется на круги своя. Увы, ждать этого пришлось много, очень много лет...
* * * "Я построил большие ладьи и суда перед ними, укомплектованные многочисленной командой и многочисленными сопровождающими (воинами); на них их начальники судовые с уполномоченными (царя) и начальниками для того, чтобы наблюдать за ними. Причем суда были нагружены египетскими товарами без числа. Причем они сами (суда) числом в десятки тысяч отправлены в море великое - Му-Кед{2}. Достигают они страны Пунт. Не подвергаются они опасности, будучи целыми из-за страха (передо мной). Нагружены суда и ладьи продуктами Страны Бога, всякими чудесными вещами их Страны, многочисленной миррой Пунта, нагруженной десятками тысяч, без числа ее. Их дети вождей Страны Бога выступили вперед, причем приношения их для Египта перед ними. Достигают они, будучи невредимыми, Коптосской пустыни. Причаливают они благополучно вместе с имуществом, доставленным ими. Нагружают они его для транспортировки посуху на ослов и на людей и (снова) грузят (это же имущество) на суда на реке, на берегу Коптоса, и отправляют вверх по реке перед собой. И прибывают они в праздник, принося (эти товары) в качестве даров перед царем как диковину. Дети их вождей совершают приветствия передо мной, целуя землю, сгибаются передо мной" (36, с. 113).
Эти строки из завещания Рамсеса III (1269-1244 гг. до н. э.) дают весьма наглядное представление о положении Египта в начале XX династии. Вероятно, Рамсес еще пользуется Нильско-Красноморским каналом: по крайней мере до времени Сети I он поддерживался в судоходном состоянии, как свидетельствуют дошедшие до нас карты, а Сети и Рамсеса разделяет небольшой промежуток времени. Но хвастливые речи плохо прикрывают истинное состояние дел. Ладьи с товарами бороздят южные воды, но их сопровождает сильный конвой ("суда перед ними") с многочисленной армией. Дальние рейсы, видимо, были настолько опасны, что флот собирается в большом количестве, чтобы один рейс не только оправдал себя, но и скомпенсировал множество одиночных рейсов, которые были бы совершены, если бы путь был безопасным. Понятно, почему так сделано: флот "не подвергается опасности" из страха не перед величием фараона, а перед величиной конвоя. Если к количеству воинов добавить количество мускулистых гребцов (судя по рисункам в храме Хатшепсут - по 15 человек с каждого борта), дорожащих своей жизнью ничуть не меньше, стоит ли удивляться успеху этого предприятия, которым так кичится Рамсес? Да и выбор маршрута говорит о многом: с севера в это время участились дерзкие налеты на Египет "народов моря", и хотя Рамсесу удалось одержать над ними ряд побед и отпугнуть от своих берегов, результаты этих побед были призрачны.
Правда, сам Рамсес придерживался на этот счет иного мнения. На рельефе в храме Мединет-Абу, изображающем морскую битву с северянами, его фигура внушительна и грозна. Он попирает головы поверженных врагов. О масштабах этой битвы судить трудно: на рельефе она "происходит между четырьмя египетскими кораблями (их можно узнать по львиным головам на носу, взятым на риф парусам, на них находятся стрелки и копьеносцы, изображенные все целыми и невредимыми) и пятью вражескими кораблями (их можно узнать по высоким штевням спереди и сзади, они изображены в полном разрушении, мачты падают, воины все изранены, руль потерян)" (13, с. 17-18). В этом бою Рамсесу пришлось иметь дело по крайней мере с двумя народностями. Одна это пелесет, или пулусати, то есть филистимляне (они легко опознаются по характерным шлемам из перьев), другие - шардана, то есть сарды (жители Сардинии). На этот раз пиратский набег был совершен издалека. Из других надписей известно о нападениях на Египет в восьмой год царствования фараона иных народов - шакалеша (сагалласии из Писидии), чакалов (народность из Финикии), дениен (возможно, то же, что дануна из архива Эхнатона, то есть данайцы), вашаша (предположительно малоазийский народ критского происхождения). Это было их последнее поползновение: с этого момента "народы моря" навсегда исчезают с египетских памятников.
Но память о них осталась.
Средиземноморье кишело пиратами, как никогда раньше, и зараза эта, подобно степному пожару, охватывала все новые и новые районы. Все фараоны XX династии так или иначе сталкивались с этим бичом Средиземного моря, с ужасающей быстротой превращавшимся в тысячехвостую плетку.
И все-таки плавания на север продолжались: ничто не могло заменить Египту некоторых товаров, например кедра или меди, отсутствующих в Египте. Папирус времен Рамсеса XII (ок. 1118 - 1090 гг. до н. э.) поведал трагикомическую историю, начавшуюся "на пятый год правления фараона, в шестнадцатый день второго месяца лета" и растянувшуюся на несколько лет. Речь идет о морском путешествии в Библ египетского жреца и вельможи Унуамона. Ему была доверена верховным жрецом Херихором важная миссия доставить лучший горноливанский кедр для обновления обветшавшей священной барки Амона - "солнечной ладьи".
Отправившись из Фив, Унуамон достиг Танисского нома в дельте Хапи, где номархом был Несубанебджед - будущий основатель и фараон XXI династии. Несмотря на послание, сочиненное Херихором от имени Амона и врученное Унуамоном номарху, тот продержал его при дворе "до четвертого месяца лета", а затем отправил дальше, дав ему своего, танисского, капитана - Менгебеда.
Рельефы его пирамиды рассказывают, как парусники отплывают в Библ, чтобы приобрести сирийские товары. Египтяне ходили в это время и в Южные моря. Так, диорит мог быть доставлен из Омана, откуда его транспортировали и в Месопотамию, мирра, электр (сплав золота и серебра) и редкие породы деревьев - из Пунта, медь - с Синая. Документы V династии сообщают как об обыденном явлении об экспедициях в Пунт - прежде всего за золотом и благовониями. А на стенах гробницы кормчего Хнумхотпа (VI династия) подробно перечислены доставленные из Пунта сокровища. Споры о том, где находился Пунт, не утихают много веков, но что экспедиции туда можно рассматривать как незаурядные - в этом никто не сомневается, хотя Хнумхотп и его коллега Хиви ходили в Пунт по крайней мере 11 раз.
Примерно в это время в Египте возникает новый вид храма - храм Солнца. Он воздвигался на холме и представлял собой прямоугольную или П-образную крытую колоннаду наподобие древнегреческой стой. В центре возвышался каменный обелиск с позолоченной верхушкой, символизировавший Солнце, и перед ним - жертвенник. Только ли священный смысл имели эти храмы? А для чего золотились верхушки некоторых пирамид, например пирамиды царицы Уэбтен? И почему пирамиды великих фараонов облицовывались плитами, отполированными до зеркального блеска?
Нечто похожее мы видим в Греции. На афинском Акрополе в V в. до н. э. была установлена на высоком пьедестале 9-метровая статуя Афины Промахос (Воительницы), отлитая Фидием из трофейного персидского оружия, захваченного при Марафоне. Позолоченный наконечник ее копья, сверкающий в лучах южного солнца, был виден далеко с моря и в ясные дни служил ориентиром для мореходов. В Египте солнечных дней несравненно больше, чем в Греции. Вывод напрашивается сам собой: все эти сооружения, кроме священной и эстетической функций, имели еще одну - утилитарную. Они служили маяками для мореходов и сухопутных караванов, основанными на принципе отражения солнечного света.
Такими маяками мог, например, воспользоваться министр фараона XI династии Ментухотпа III (ок. 2000 г. до н. э.) Хену, посланный в Пунт за миррой. В то время еще не существовало канала, соединяющего Нил с Красным морем, и путешествие в Пунт начиналось примерно там, где впоследствии вырос очень важный порт Клисма (в районе Суэца). Но его отделял от двора фараона восьмидневный путь через пустыню. Хену благополучно совершил его, быть может, благодаря сопровождавшим его 3 тыс. воинов. То, что в Пунт были отправлены воины, свидетельствует не столько об уровне политических и торговых отношений между этими двумя государствами, сколько о степени безопасности пути.
Вероятно, именно соображения безопасности путешествия через пустыню побудили фараона XII династии Сенусерта III (1888 - 1850 гг. до н. э.) на шестнадцатом году царствования сделать первую известную нам попытку прорыть канал от Красного моря до Великого Хапи. Однако сооружение канала привело к совершенно неожиданным последствиям. По образному выражению Л. Кэссона, северная часть Красного моря стала "нерестилищем, порождающим особенно злобных разбойников. (Пиратство стало там проблемой в эти самые дни.)" (III, с. 10). В немалой степени этому способствовали оживление судоходства в районе, его удаленность от двора фараона и неспособность обеспечить надлежащую охрану окраин государства.
Канал был вскоре заброшен, и взоры египетских моряков вновь обратились на север, где, очевидно, обстановка была поспокойнее. А спустя несколько десятков лет после смерти Сенусерта III Египет захватили кочевые племена гиксосов. Единое государство распалось на отдельные области - номы, чьи властители (номархи) пеклись только о собственных интересах...
* * *
Приход к власти XVIII династии дал новый толчок развитию мореплавания. Египетский флот к этому времени совершает походы в страну Кефтиу, или Кафтор, и в Пунт. В 1881 г. археолог Г. Маслеро обнаружил в Дейр-эль-Бахари заупокойный храм женщины-фараона Хатшепсут, возведенный на левом берегу Хапи, напротив Карнака. Он мог бы стать одним из чудес света, если бы о нем своевременно узнали греки. Но пожалуй, главное чудо - это раскрашенные рельефы и росписи его стен. Они поведали о морской экспедиции в Пунт, совершенной в 1517-1516гг. дон. э., на девятом году правления Хатшепсут. Очевидно, Хатшепсут приказала расчистить канал Сенусерта III, занесенный илом и песком: ее флот, прибывший из Пунта, швартуется в Фивах. Рельефы подробно рассказывают о путешествии и его результатах, о доставленных диковинных товарах, об оснастке и внешности всех пяти 30-весельных кораблей, выстроенных архитектором Инени.
Благодаря усилиям предшественников Хатшепсут положение Египта ко времени ее царствования заметно улучшилось, и это позволило ей презреть пиратскую опасность в Южных морях. Но на севере было неспокойно. Хотя восточная граница отодвинулась к Евфрату, захват Сирии не был прочным. Тутмос III скрупулезно перечисляет в одной из своих надписей награбленную в Палестине добычу - рабов, золото, серебро. Можно полагать, что это был один из усмирительных походов. Другая надпись сообщает, что египетская армия переправлялась в Азию по морю, причем неоднократно. При Тутмосе III был усмирен Медный остров - Алашия, или Иси, что, конечно, было бы немыслимо сделать без сильного флота, и по-прежнему велась оживленнейшая торговля с Критом.
Египет получил длительную передышку, его корабли бороздили морскую лазурь во всех направлениях. Тот факт, что в течение последующих трех столетий рынки Египта были наводнены товарами из всех известных тогда стран, позволяет предположить, что Тутмос специально занимался вопросами безопасности плавания, учредив нечто вроде морской полиции, как это делали впоследствии Родос и некоторые другие государства. На эту мысль наводит указание одной надписи, что каждый портовый город должен был постоянно иметь определенное количество кораблей, запасы строевого леса и наиболее ходовых товаров для продажи (62, с. 227). Палестинские гавани контролировались Египтом и платили ему дань, в каждой из них сидел наместник Тутмоса, подотчетный только его величеству, и владыка Египта ежегодно объезжал свои владения, проверяя состояние дел.
В свободное от этих хлопот время фараоны XVIII династии вели оживленную переписку с соседями.
Дипломатия отнюдь не мешала фараонам жадно поглядывать на восток и не пренебрегать богатствами юга. При Тутмосе III они освоили еще одно направление. В рельефах, на которых вельможа Рехмира прославляет своего повелителя, присутствует новый для Египта этнический тип пленников. Это ханебу - "народы островов из середины моря", - сообщает надпись. Необычны их одежды, необычна их дань. Лишь после раскопок на Крите мы можем уверенно назвать местоположение этих островов, а заодно определить принадлежность некоторых загадочных предметов из Тель-эль-Амарны. Торговля с Критом закончилась, как и следовало ожидать, пиратскими набегами, санкционированными двором.
При Эхнатоне положение круто изменилось. "Суда плывут на север и на юг, все пути открыты..." - поют новые жрецы в гимне новому богу (27, с. 252). Они выдают желаемое за действительное. На самом деле все обстояло наоборот. "Нерестилище" красноморских пиратов образовало дочернее предприятие в Море Среди Земель. Главным объектом своих устремлений они избрали древний Библ - самый большой и богатый город Благодатного Полумесяца. Дошло до того, что Библ был блокирован этими молодцами, ни в грош не ставившими авторитет сына Амона. Напрасно правитель этого города Риб-Адди шлет депешу за депешей в Ахетатон - новую столицу Эхнатона, требуя воинов, воинов, воинов. Фараон прочитывает таблички и складывает в архив. Из писем явствует, что пираты сделали своими главными базами Берит, Тир и Сидон - три города-крепости, расположенные вдоль побережья примерно на одинаковом расстоянии друг от друга. И на таком же расстоянии к северу от самого северного из них - Берита - красовался несравненный Библ с его Долиной Кедра (около четырех сотен деревьев уцелело здесь до нашего времени). Пираты знают, что Библу покровительствует Египет. Их первые шаги робки. Но со временем, видя, что фараоны бездействуют, они наглеют все больше. Уразумев наконец, что его мольбы к фараону останутся гласом вопиющего в пустыне, Риб-Адди заключает союз с правителем Сумура, или Симиры, своим северным соседом. Симира согласна дать ему хлеб, но у нее много своих хлопот: ее пребольно щиплют пираты Ликии, тайно сговорившиеся с царем Кипра и использовавшие остров как перевалочную базу и убежище. Когда же Библ и Симира попытались объединить свои силы, финикийские пираты двинули "эскадры" к северу и для начала захватили два библских корабля, а вскоре в одной из стычек погиб правитель Симиры. Авторитет Риб-Адди упал столь низко, что по возвращении его из Берита, где он надеялся получить помощь, библосцы не пустили его в собственный город. Правителем Библа стал Или-Рабих, брат Риб-Адди.
* * *
Моряки по природе и купцы по призванию, финикийцы разбойничали не только в окрестных водах, но и совершали плавания на запад. Протяженность их маршрутов может показаться неправдоподобной. Важнейшей их целью была добыча спиралевидных раковин моллюсков Murex brandaris и Murex trinculus, из которых добывали сок для окраски тканей. Эти раковины, согласно легенде, обнаружила собака Мелькарта - бога-покровителя Тира - во время прогулки по морскому берегу после недавнего шторма. Непревзойденный финикийский пурпур носили цари всего Средиземноморья. Он дал название и самому народу: фoivie означает "пурпурный". Раковины не легко добывать со дна моря, а каждая из них дает ничтожное количество красителя. Перевозить груды раковин в Финикию невыгодно, и финикийцы основывают пункты по добыче сока у мест ловли. Туда доставляются необходимое оборудование и люди, там воздвигаются оборонительные стены, возникают селения, а иногда и города. Кораблям оставалось лишь периодически обходить все эти места, забирать готовый продукт и доставлять его в Финикию. Так возникли поселения на полуострове Магнесия, на островах Саламин, Тира, Тенедос и Кифера, города Краная на одноименном острове в Лаконике (теперь этот остров, называющийся еще Маратониси, соединен с берегом узкой дамбой), Навплия в Арголиде, Феникс в Малой Азии. Некоторые из них были недолговечны (как, например, Тира, где ловля пурпуровых раковин была исконным занятием местного населения, поддерживавшего тесные связи с ловцами раковин из Итана - города на восточном берегу Крита у мыса Плака), другие Финикия сохраняет за собой ценой уступок: так, фракийские берега контролировали критяне, тогда как серебряные рудники в глубине побережья остались за финикийцами. Третьи хранят в своих названиях историю финикийской экспансии: остров Саламин сперва носил финикийское имя Салам - "Мирный".
Но не только с миром приходили финикийцы. И с мечом тоже. По меткому замечанию Э. Курциуса, "и здесь финикияне подали первый пример; от них узнали, что девочки и мальчики, захваченные где-нибудь в поле, доставляют больше дохода, чем все другие товары. Более мирно настроенные обитатели берегов со страхом удалялись от моря; все далее распространялись по берегам ремесло пиратов и дерзкое похищение людей; загорелась война всех против всех" (85, с. 49). Одной из основных перевалочных баз финикийцев был остров Краная, "где похищаемые женщины укрывались вместе с остальной прибылью и добычей" (85, с. 30). Его гавани всегда были к услугам тех, кто искал прибежища с добычей. Даже если он не был финикийцем.
Финикийцы сбывали живой товар всюду, где находились покупатели. Вот какую историю поведал Геродот: "Финикияне тотчас же пустились в дальние морские путешествия. Перевозя египетские и ассирийские товары во многие страны, они, между прочим, прибыли в Аргос... На пятый или шестой день по их прибытии, когда почти все товары уже были распроданы, на берег моря среди многих других женщин пришла и царская дочь. Ее имя было Ио... Женщины стояли на корме корабля и покупали наиболее приглянувшиеся им товары. Тогда финикияне по данному знаку набросились на женщин. Большая часть женщин, впрочем, спаслась бегством, Ио же с несколькими другими они успели захватить. Финикияне втащили женщин на корабль и затем поспешно отплыли в Египет" (10, I, 1). Похищенных не разыскивали: это было безнадежным делом.
Гомер приводит противоположный случай, когда похищение состоялось в стране фараонов (11б, XIV, 288-297):
Прибыл в Египет тогда финикиец, обманщик коварный,
Злой кознодей, от которого много людей пострадало;
Он, увлекательной речью меня обольстив, Финикию,
Где и поместье, и дом он имел, убедил посетить с ним:
Там я гостил у него до скончания года. Когда же
Дни протекли, миновалися месяцы, полного года
Круг совершился и Оры весну привели молодую,
В Ливию с ним в корабле, облетателе моря, меня он
Плыть пригласил, говоря, что товар свой там выгодно сбудем;
Сам же, напротив, меня, не товар наш, продать там замыслил...
Одиссею на сей раз повезло: корабль кознодея разбила буря у берегов Эпира, а Одиссей попал к феспротам, и их царь Федон, обласкав его (эпироты были соседями и вассалами итакийцев, под Троей соединенным флотом командовал Одиссей), повелел доставить его на Итаку. Ситуация создалась комичная: феспроты не узнали грозного царя Итаки и поступили с ним точно так же, как поступил бы на их месте он сам (11б, XIV, 339-342):
Только от брега феспротов корабль отошел мореходный,
Час наступил, мне назначенный ими для жалкого рабства.
Силой сорвавши с меня и хитон, и хламиду, они мне
Вместо их бедное рубище дали с нечистой рубашкой...
Арсенал методов и средств пиратов был неисчерпаем. Устами бывшего царевича, а ныне свинопаса Эвмея Гомер рассказывает историю, могущую стать сюжетом авантюрного романа, и эта история, как и тысячи других, не обошлась без финикийцев (11б, XV, 414-484). Эвмей вспоминает, как "хитрые гости морей" прибыли на его родину с множеством редкостных товаров. В доме отца Эвмея, царя Ктесия, оказалась рабыня-сидонянка, похищенная другими соседями Одиссея, тафийцами. Финикийские купцы, прибывшие, очевидно, без определенного плана, моментально этим воспользовались: один из них "с ней тайно в любви сочетался" и, играя на ее патриотических чувствах, предложил бежать с ними на родину, несомненно замыслив продать ее где-нибудь по пути. Вышло, однако, иначе. Сидонянка заставила их поклясться, что они не причинят ей вреда и ни под каким видом не будут до поры до времени выказывать свое знакомство с ней. Финикийцы торговали целый год. Когда торг был окончен, один из них пришел по обычаю с дарами во дворец. И вот тут-то настал ее час. Сидонянка поступила как истинная дочь своего народа. С наступлением вечера она взяла за руку порученного ее заботам малолетнего царевича и отправилась с ним на прогулку. По пути она посетила зал, где был накрыт пиршественный стол для вельмож, не успевших еще вернуться из совета. После этого сервировка стола уменьшилась на три огромных двуручных золотых кубка. Прогулка закончилась на палубе финикийского корабля. Однако награбленное не пошло ей впрок: на седьмой день плавания изменницу поразила стрелой Артемида по повелению Зевса (убийства древние нередко сваливали на богов), и ее выбросили за борт. Эвмея же купил царь Итаки Лаэрт, отец Одиссея.
Во времена Эхнатона и его преемников пираты контролировали не только побережье Благодатного Полумесяца, но и южные берега Малой Азии. Во всяком случае сообщение одной из табличек Тель-эль-Амарны о набеге кораблей народа милим на Амурри не оставляет места для иных толкований. Народ милим - это милии, жители Милиады, северные соседи ликийцев. Они обитали в районе современных озер Карагёль и Авлан, к западу от Тавра. Что же касается Амурри (египтяне называли его также Имор), то это не что иное, как город Арад(Арвад) на одноименном острове у берегов Северной Финикии, и, возможно, противолежащий ему на побережье город Антарад. Насколько можно заключить из скупых сведений табличек, арвадяне пали жертвой собственной жадности, за что и поплатились: воюя с Египтом в союзе с хеттами (Риб-Адди даже угрожал Эхнатону присоединиться к этому союзу, если тот не пришлет помощь), они покусились и на соседей хеттов - милиев. Хеттскому царю Суппилулиумасу I не оставалось ничего иного, как отдать на растерзание Арвад, чтобы сохранить мир на южных границах. Флот милиев безбоязненно проследовал вдоль южного побережья Малой Азии, захватил и разграбил город, убил его правителя Абди-Аширта (его сын сам промышлял пиратством) и убрался восвояси.
Трудно сказать, существовали ли уже в то время пиратские государства, какие мы увидим в эпоху Римской империи, и можно ли считать таким государством, например, Кипр, но что враждующие со всем миром и между собой пиратские шайки объединялись для крупных набегов - это бесспорно. Бесспорно и то, что это были сильные многочисленные эскадры, направляемые твердой и опытной рукой. Только при таких условиях пираты могли рискнуть напасть на такое государство, как Египет. Они сделали это при попустительстве Кипра, пропустившего мимо себя пиратский флот, отправившийся из Ликии. Эхнатон ничего не смог поделать: он ведь самолично некогда потребовал у царя Кипра порвать всякие отношения с Ликией, и теперь, когда он пожинал плоды своей политики (первые, но не последние), царь напомнил ему об этом в сердитом письме, уверяя, что сам он страдает от налетов своих северозападных соседей гораздо чаще (58, 38, 114).
Поруганный Эхнатоном Амон отвернулся от страны фараонов, неисчислимые бедствия обрушились на головы их подданных.
Столетие спустя после Эхнатона фараон Мернепта вновь имел дело с "народами моря". Он укоряет своих воинов: "... вы трепещете, словно птицы. Вы не знаете, что нужно делать. Никто не сопротивляется врагу, и наша покинутая земля предоставлена вторжениям всех народов. Враги опустошают наши врата. Они проникают в поля Египта... Они прибывают бесчисленные, как змеи, и нет сил оттолкнуть их назад, этих презренных, которые любят смерть и презирают жизнь и сердце которых радуется нашему разрушению..." (82а, с. 199). В папирусе из некрополя Саккара возле Мемфиса записано Речение Ипуера, одного из семи мудрецов и пророков Египта. В нем такие строки: "Воистину, строители стали пахарями, а царские корабельщики впряжены в плуг, не плавают ныне больше на север, в Библ. Как нам быть без кедра для мумий наших, ведь погребались жрецы в саркофагах из него, бальзамировали сановников смолою кедровой вплоть до самого Кефтиу. Но не привозят больше его. Золота не хватает. Кончился материал для всяких работ" (27, с. 228-229). После многих стенаний и поучений, что надо сделать, чтобы в Египет вернулось благоденствие, мудрец высказывает уверенность, что рано или поздно все вернется на круги своя. Увы, ждать этого пришлось много, очень много лет...
* * * "Я построил большие ладьи и суда перед ними, укомплектованные многочисленной командой и многочисленными сопровождающими (воинами); на них их начальники судовые с уполномоченными (царя) и начальниками для того, чтобы наблюдать за ними. Причем суда были нагружены египетскими товарами без числа. Причем они сами (суда) числом в десятки тысяч отправлены в море великое - Му-Кед{2}. Достигают они страны Пунт. Не подвергаются они опасности, будучи целыми из-за страха (передо мной). Нагружены суда и ладьи продуктами Страны Бога, всякими чудесными вещами их Страны, многочисленной миррой Пунта, нагруженной десятками тысяч, без числа ее. Их дети вождей Страны Бога выступили вперед, причем приношения их для Египта перед ними. Достигают они, будучи невредимыми, Коптосской пустыни. Причаливают они благополучно вместе с имуществом, доставленным ими. Нагружают они его для транспортировки посуху на ослов и на людей и (снова) грузят (это же имущество) на суда на реке, на берегу Коптоса, и отправляют вверх по реке перед собой. И прибывают они в праздник, принося (эти товары) в качестве даров перед царем как диковину. Дети их вождей совершают приветствия передо мной, целуя землю, сгибаются передо мной" (36, с. 113).
Эти строки из завещания Рамсеса III (1269-1244 гг. до н. э.) дают весьма наглядное представление о положении Египта в начале XX династии. Вероятно, Рамсес еще пользуется Нильско-Красноморским каналом: по крайней мере до времени Сети I он поддерживался в судоходном состоянии, как свидетельствуют дошедшие до нас карты, а Сети и Рамсеса разделяет небольшой промежуток времени. Но хвастливые речи плохо прикрывают истинное состояние дел. Ладьи с товарами бороздят южные воды, но их сопровождает сильный конвой ("суда перед ними") с многочисленной армией. Дальние рейсы, видимо, были настолько опасны, что флот собирается в большом количестве, чтобы один рейс не только оправдал себя, но и скомпенсировал множество одиночных рейсов, которые были бы совершены, если бы путь был безопасным. Понятно, почему так сделано: флот "не подвергается опасности" из страха не перед величием фараона, а перед величиной конвоя. Если к количеству воинов добавить количество мускулистых гребцов (судя по рисункам в храме Хатшепсут - по 15 человек с каждого борта), дорожащих своей жизнью ничуть не меньше, стоит ли удивляться успеху этого предприятия, которым так кичится Рамсес? Да и выбор маршрута говорит о многом: с севера в это время участились дерзкие налеты на Египет "народов моря", и хотя Рамсесу удалось одержать над ними ряд побед и отпугнуть от своих берегов, результаты этих побед были призрачны.
Правда, сам Рамсес придерживался на этот счет иного мнения. На рельефе в храме Мединет-Абу, изображающем морскую битву с северянами, его фигура внушительна и грозна. Он попирает головы поверженных врагов. О масштабах этой битвы судить трудно: на рельефе она "происходит между четырьмя египетскими кораблями (их можно узнать по львиным головам на носу, взятым на риф парусам, на них находятся стрелки и копьеносцы, изображенные все целыми и невредимыми) и пятью вражескими кораблями (их можно узнать по высоким штевням спереди и сзади, они изображены в полном разрушении, мачты падают, воины все изранены, руль потерян)" (13, с. 17-18). В этом бою Рамсесу пришлось иметь дело по крайней мере с двумя народностями. Одна это пелесет, или пулусати, то есть филистимляне (они легко опознаются по характерным шлемам из перьев), другие - шардана, то есть сарды (жители Сардинии). На этот раз пиратский набег был совершен издалека. Из других надписей известно о нападениях на Египет в восьмой год царствования фараона иных народов - шакалеша (сагалласии из Писидии), чакалов (народность из Финикии), дениен (возможно, то же, что дануна из архива Эхнатона, то есть данайцы), вашаша (предположительно малоазийский народ критского происхождения). Это было их последнее поползновение: с этого момента "народы моря" навсегда исчезают с египетских памятников.
Но память о них осталась.
Средиземноморье кишело пиратами, как никогда раньше, и зараза эта, подобно степному пожару, охватывала все новые и новые районы. Все фараоны XX династии так или иначе сталкивались с этим бичом Средиземного моря, с ужасающей быстротой превращавшимся в тысячехвостую плетку.
И все-таки плавания на север продолжались: ничто не могло заменить Египту некоторых товаров, например кедра или меди, отсутствующих в Египте. Папирус времен Рамсеса XII (ок. 1118 - 1090 гг. до н. э.) поведал трагикомическую историю, начавшуюся "на пятый год правления фараона, в шестнадцатый день второго месяца лета" и растянувшуюся на несколько лет. Речь идет о морском путешествии в Библ египетского жреца и вельможи Унуамона. Ему была доверена верховным жрецом Херихором важная миссия доставить лучший горноливанский кедр для обновления обветшавшей священной барки Амона - "солнечной ладьи".
Отправившись из Фив, Унуамон достиг Танисского нома в дельте Хапи, где номархом был Несубанебджед - будущий основатель и фараон XXI династии. Несмотря на послание, сочиненное Херихором от имени Амона и врученное Унуамоном номарху, тот продержал его при дворе "до четвертого месяца лета", а затем отправил дальше, дав ему своего, танисского, капитана - Менгебеда.