-- Голову нагни, бeлопогонник проклятый, а то срублю, -- хриплым басом предупредил он.
   Не могу сказать, чтобы свист шашки над ухом и 40 звук удара ею по столбу был прiятным музыкальным аккордом... И когда второй удар вмeстe с погоном срeзал часть сукна на плечe, но оставил меня цeлым, я вздохнул с облегченiем.
   Махновцы опять загоготали.
   -- Здорово, Чуб! Подходяще сработано!
   -- Ну, теперь пойдем, ваше благородiе.
   -- Куда?
   -- А твое дeло шашнадцатое. Иди, пока жив...
   Дeлать было нечего. -- "Eхать, так eхать, как сказал зеленый попугай, когда сeрая кошка тащила его за хвост из клeтки", -- почему-то мелькнула в мыслях шутка. -- Тьфу, дьявольщина, отплюнулся я. И какая, однако, дикая чушь лeзет в голову в самые неподходящiе моменты!..
   Меня пустили вперед, и за мной вплотную двинулись с обнаженными шашками махновцы.
   Положенiе и без того было трагическим, но судьбe было угодно еще осложнить его. Когда я торжественно шествовал по серединe улицы со своим конвоем, из-за угла неожиданно вынырнул патруль наших маленьких скаутов.
   Увидeв начальника, они, не поняв всей необычности картины, радостно вытянулись в положенiе "смирно" и привeтствовали меня полным скаутским салютом:
   "O, sancta simplicitas!"1
   1 "О, святая простота!" -- восклицанiе возведеннаго на костер Яна Гуса, чешскаго религiознаго реформатора, когда он увидeл, что какая-то старушка, искренно вeря, что он дeйствительно грeшник, принесла в костер и свою вязанку дров.
   "Ну, это уж конец!" подумал я, усмeхнулся и отвeтил им на салют.
   -- Ну, что-ж это ты врал, сукин сын, что ты не офицер? -- раздался сверху сердитый хриплый бас. -- Вот, глянь, -- тебe даже честь отдают...
   Положенiе явственно ухудшалось... Если-б хоть толпа на улицах была -тогда можно было бы рвануться, проскочить в какой-нибудь двор и оттуда удрать... Но как раз прохожих было мало, да и тe испуганно сторонились 41 при видe нашей процессiи. В этих условiях рвануться в сторону и пробeжать 10-12 метров я никак не успeю. За моей спиной -- опытные рубаки. Рвануть коня и взмахнуть шашкой -- для них легче, чeм прочесть строчку книги. А я видывал, как казаки перерубают человeка наискось... Нeт уж. Лучше не давать им случая показать свое искусство. Поищем лучше других способов выкрутиться!..
   Через нeсколько минут меня привели на большой двор, гдe размeщался взвод кавалеристов.
   -- Эй, ребята, глянь-ка: офицера поймали, -- закричали мои конвоиры.
   -- Ого-го! Давай его сюда. О це здорово. Молодцы, хлопцы, -- раздались восклицанiя со всeх сторон, и взлохмаченныя дикiя головы окружили меня.
   -- Погоны-то мы вже срубалы, -- довольным тоном объяснил Чуб. -- Вин офицер-летчик. Ему вси честь отдавалы...
   -- Ну, так что-ж? Дeло ясное. Чего-ж тут ждать? -- сказал низенькiй коренастый взводный заплетающимся языком. -- А ну, хуч ты, Панас, ты, Осип, да ты, Петро`, поставьте его к тому вон сараю, да и пошлите его на луну к чортовой матери. Что это с бeлогвардейцами цацкаться. Попили нашей кровушки. Будя!..
   На продолженiи трех суток это был уже второй молнiеносный смертный приговор. Фронтовая привычка к быстротe дeйствiй и безнаказанности упрощала "судебный церемонiал".
   Несмотря на все мое "краснорeчiе", меня потащили к сараю. Трое дюжих "хлопцив", дожевывая что-то, лeниво взяли свои винтовки...
   Просто совершались такiя привычныя операцiи в тe блаженныя для бандитов времена... Интерес к моей особe, возбужденный при моем появленiи, упал. Казаки разбрелись по двору, часть пошла к лошадям, часть -- в дом. Только нeсколько махновцев с лeнивым любопытством слeдили за происходящим, словно во всем этом не было ничего, выходящаго за рамки обыденнаго.
   Когда меня повели к сараю, одному из них пришла в голову хозяйственная мысль. 42
   -- Хлопцы, да вы хоть с него френч снимите. Сукно-то, видать, хорошее.
   -- Вeрно, Трофим, -- поддержал его другой. -- Френч подходящiй. Чего ему пропадать?
   Не могу сказать, чтобы я был испуган. Мысль о надвигающейся смерти как-то не укладывалась в головe. Много лeт спустя мнe случилось прочесть отзыв Шаляпина об одном старом солдатe: "если он и думал о смерти, то только как о смерти врага, но никак не о своей собственной"...
   Такое же ощущенiе было у меня. Все мое существо не вeрило в смерть...
   Мнe не раз приходилось и раньше, и потом видeть разстрeлы, и наблюдать, как приговоренные люди шли на смерть подавленно и пассивно, как во снe..
   Но покорность судьбe не была в числe моих малочисленных добродeтелей...
   "Вeдь не может же быть, думал я, что вот сейчас я в послeднiй раз вижу ясное небо, зелень деревьев, дома, людей, слышу в послeднiй раз звуки, шум, голоса, ощущаю жизнь своего тeла, нервную быстроту своих движенiй и румянец взволнованнаго лица!"...
   Мысли трепетали в мозгу, как плeнныя птицы, но это были не мысли о смерти, а мысли о том, что предпринять, как выкрутиться из создавшагося положенiя.
   Под влiянiем моих шутливо-смeлых возраженiй, злобный тон моих "судей" смягчился.
   -- А ей Бо, вин ничо`го соби` хлопец, -- вырвалось даже у одного из них, и нeсколько казаков засмeялись неожиданности этого восклицанiя.
   Когда с меня сняли френч, под которым была одна только спортивная безрукавка, и зрители, и "операторы" были удивлены, увидав мою атлетическую мускулатуру.
   -- Ото, здоров бугай! -- восхищенно воскликнул раздeвшiй меня казак.
   -- От, сукин сын! Как битюг! -- одобрительно заговорили вокруг.
   Дeйствительно, в тe времена я был хорошо тренирован, и мои массивные бицепсы производили солидное впечатлeнiе. А в глазах бандитов сила -основное право, и физическая сила разцeнивается ими, как идеал и вeнец 43 человeческих качеств. В глазах этих примитивных рубак я был уже не столько ненавистным офицером, сколько силачем, внушавшим почтенiе своими мышцами.
   -- Скудова ты, паря, такой здоровый выискался? -- с интересом спросил один из казаков.
   Я мгновенно ухватился за спасительную нейтральную тему.
   -- Да я, братцы, вeдь цирковой атлет-борец. Может, слыхали: "Черная маска смерти"? Тут в Севастополe в циркe боролся. Здeсь как раз даже сам чемпiон мiра -- казак Поддубный был. Вот борьба была! Аж цирк ломился!
   -- Ну? Давно? -- с живым любопытством спросил один из окружающих.
   -- Да нeт. Как раз перед Перекопскими боями... Всe борцы еще здeсь. Скоро опять чемпiонат откроем. А вы тут меня шлепать хотите. Какого чорта я офицер? Борец я, а никакой не офицер.
   -- Ишь, ты! А может, ты врешь?
   -- Вот на, врешь! Давайте сюда кого поздоровeе из ваших ребят, я ему покажу, как "маска смерти" нельсоны дeлает!
   -- Ишь, ты! А может, и вeрно! Петро, покличь-ка взводнаго сюда. Скажь ему, что, кажись, это не офицер.
   Через минуту к нам, пошатываясь, подошел взводный.
   -- Что тут у вас, хлопцы?
   -- Да вот, товарищ взводный, как мы его, значится, раздeли перед шлепкой -- он, глянь-кось, якiй бугай. Говорит, что он с цирку, борец. Хиба-ж и, правда, такiе офицеры бывают?
   -- Скудова ты, паря? -- уже с нeкоторым интересом спросил взводный.
   -- Да я, вот, тут в циркe боролся. Чемпiонат у нас был.
   -- Ну, а может, ты брешешь?
   -- Да развe-ж вы не видите сами? Скудова офицеру, бeлой кости, такiе мускулы имeть? Вeдь во мнe пудов под 6 вeсу. Развe-ж на аэроплан таких летчиков берут? 44
   Несмотря на шаткость этих доводов, они показались взводному полными убeдительности.
   -- Пожалуй, што и правда. А погоны-то у тебя откелe были?
   -- Да какiе там погоны? Просто ленточки были. Да и френч-то это не мой вовсе. А погоны? -- я засмeялся. -- Это парню просто с перепою показалось. Он на мнe, может, и зеленых чертенят увидeл бы, не только погоны.
   Ребята благодушно разсмeялись.
   -- Вы-ж видите сами, товарищи, -- продолжал я убeждать их, -- что я борец. Гляньте сами (я напряг мышцы руки). Вот, пощупайте -- развe-ж это -липа?
   -- А и вeрно. Вы, хлопцы, покеда винты составьте. Шлепнуть завсегда успeем. Так ты говоришь, -- повернулся опять ко мнe взводный, -- сам Поддубный, наш Максимыч, здeсь был?
   -- А как же! Тут Максимыч всeх, как щенят, кидал. Недавно французика одного так брякнул, что аж нога хряснула.
   -- От-то молодец, казак!
   -- Вот это да...
   -- Знай наших... -- зазвучали кругом восхищенные голоса.
   -- Да ты сидай, сидай, хлопче, -- ласково сказал взводный. -- А ну, разскажь нам, как это Максимыч-то наш боролся?...
   Короче сказать, часа 2 разсказывал я казакам всякiя исторiи о знаменитых борцах, чудесах их силы, о мiровых схватках, о цирковых тайнах и пр. и пр... Словом, всякiя были и небылицы...
   На травe перед нами давно уже появилась водка и закуска, стемнeло, а я все еще разсказывал. Откуда только краснорeчiе бралось?...
   Наконец, подождав паузы, я сказал небрежно дружеским тоном:
   -- Да вeдь Поддубный-то, ребята, здeсь, в Севастополe живет. Тут ему сейчас жрать, бeдалагe, нечего. Если хотите, я завтра приду с ним вмeстe. Он вам тоже поразскажет всяких исторiй. Матерой казачина, весь мiр объeздил. Чемпiон мiра, не кот начхал... 45
   Имя Ивана Максимыча Поддубнаго, "страшнаго казака", троекратнаго чемпiона мiра, было извeстно каждому русскому так, как имя боксера Карпантье -- каждому французу, Шмелинга -- каждому нeмцу или Демпсея -- каждому американцу.
   -- Тащи его, тащи к нам, -- раздались голоса со всeх сторон. -- Он же наш брат, казак. Мы его тут так водкой накачаем, что он и домой не дойдет... Вот это дeло!..
   -- Ладно, братцы, так я пока пойду.
   -- Катись, катись. Пусть идет, ребята, вeрно?
   -- Конечно, пущай идет. На, паря, твой френч. Сразу видно -- свой парень. А, Павло, дурень его за офицера принял. Эх, ты, баранья голова... Так приходи завтра послe полдня, только обязательно с Максимычем, -- хором зазвучали добродушные голоса.
   Дюжiя руки дружески похлопали меня по спинe на прощанье, я вышел за ворота и нырнул в темноту улицы.
   За первым поворотом я остановился, снял шляпу, вытер вспотeвшiй лоб и облегченно вздохнул:
   -- Фу-у-у... Пронесла нелегкая!
   Неунывающiй старик
   -- Ну, счастье ваше, Борис Лукьянович, что вы из махновских лап голову унесли, -- говорил мнe старик полковник, дeдушка Оли, когда я с Володей зашли к нему на слeдующiй день. -- Вeдь нeсколько человeк так и погибли на улицах. Вот, пойди, докажи этой пьяной ватагe, что ты не офицер. А чуть сомнeнiе -- конец -- вeчная память..
   -- Уж такая, значит, моя судьба, -- засмeялся я. -- Переизбыток сильных ощущенiй..
   -- Ax, Господи, -- вздохнула Анна Ивановна, бабушка Оли. -- Вот грeхи-то наши тяжкiе. Что это дeлается только. Среди бeлаго дня людей на улицах рубят.
   -- Эх, Анечка, -- с благодушной насмeшкой сказал кругленькiй старичек. -- Ничего, матушка не сдeлаешь. Лeс рубят -- щепки летят. Все, матушка, в муках рождается, на то и новая жизнь... 46
   -- Молодец вы, Николай Николаевич, -- с ноткой зависти промолвил Володя. -- Сколько у вас оптимизма! Вот, нам бы столько!
   -- А вы поживите с мое, батенька, -- тоже, Бог даст, оптимистом сдeлаетесь... Три войны, вот, провел, а, как видите, жив. Ничего... Вот ваш случай, Борис Лукьянович, напомнил мнe, как в тысяча восемьсот... восемьсот, когда же это, дай Бог памяти, было...
   -- Не нужно, не нужно, дeдушка, не вспоминай, пожалуйста, -полупритворно, полуискренно испугалась Оля.
   -- Почему это, стрекоза, -- не нужно?
   -- А ты забудь, дeдушка, что ты офицер.
   -- Это что еще за притча?
   -- Да вeдь сейчас всe офицеры врагами считаются.
   Розовыя щеки старика затряслись от веселаго смeха. Он быстрым движенiем привлек к себe Олю и звучно поцeловал ее.
   -- Эх, ты, стрекоза, -- снисходительно сказал он, ласково гладя ея волосы. -- Любит, значит, дeдушку? А? Не бойся, не бойся, внучка. Я уже с русско-японской войны в отставкe. Сейчас я просто -- хозяйственник Морского Порта, а не офицер. Гдe мнe, старику, в политику лeзть. Мое дeло -- сторона.
   -- Сторона-то, сторона, -- вмeшалась в разговор Анна Ивановна. -- Но ты все-таки, Коля, поосторожнeй будь. Долго ли до грeха в такое время.
   Неунывающiй старик обнял ее свободной рукой.
   -- Видали, молодежь? -- торжествующе сiяя, воскликнул он. -- Вот, это, значит, любят бабы старика... Эх! Вот, если-б мнe полсотни лeт скинуть бы с плеч, я бы... -- и он залихватски подмигнул нам. -- Нечего, ничего, Анечка, -- повернулся он к бабушкe. -- Чего там бояться? Вот, посмотрю я на тебя: вот, нeт у тебя настоящаго интереса к жизни. Все бы тебe оглядываться -"как бы чего не вышло"... А мнe что-ж? Совeсть у меня спокойна. Чего мнe бояться? Вот, скажем, на днях митинг большущiй будет -- плакаты уже выставили. Обязательно пойду!
   -- Митинг? -- оживился Володя. -- Какой митинг?
   -- А я знаю? -- беззаботно отвeтил старик. -- Министр совeтскiй -- как их там зовут -- да, народный 47 комиссар какой-то прieдет. Про задачи совeтской власти разсказывать будет. Послушаем, значит, что это он пeть будет... Да и вам, вот, молодежь, пойти бы стоило. В объявленiи так и сказано: "особенно приглашаются солдаты и офицеры Бeлой Армiи".
   -- Так и сказано -- "особенно"? -- насторожился Володя.
   -- Так и сказано. Буква в букву. Потому, мол, что вас всe, кому только не лeнь, обманывали насчет большевиков. Так пойдем, что-ли?
   Мы отказались.
   -- Если бы вы, Николай Николаевич, позволили бы мнe дать вам совeт -серьезно добавил Володя, -- то, по моему, и вам бы не слeдовало бы ходить на этот митинг. Вeдь вы полковник.
   -- Да отставной давно. 87 скоро стукнет.
   -- Это все равно. Для большевиков вы все равно офицер.
   -- Эх, Коля, довeрчив ты больно, -- поддержала Анна Ивановна. -- Ты не по словам должен судить, а по дeлам. Ты бы, правда, подождал.
   -- Ну, вот еще подождал, -- разсердился старик. -- Это им, вот, молодежи, есть время ждать. А мнe хочется на новое посмотрeть, о новом послушать... Что это за жизнь такая совeтская к нам на всeх парах катит! Вы себe, как хотите, -- упрямо закончил старик, -- а я пойду...
   <>
   Судьба первых, повeривших...
   "Амнистiя"
   Между тeм, событiя развивались своим чередом. Когда вслeд за махновцами пришли регулярныя войска, грабежей стало меньше, но недостаток пищевых продуктов стал ощущаться все рeзче.
   Жители старались сидeть по домам, изрeдка выходя на развeдку за новостями и в поисках съeстного.
   В городe было много офицеров, чиновников и солдат 48 Врангелевской армiи, рeшившихся остаться в Россiи и надeявшихся на то, что с прекращенiем гражданской войны смягчится и красный террор.
   Многим больно было бросить родную землю, гдe пережито было столько горя и радости. Многiе, как утопающiй за соломинку, уцeпились за амнистiю ВЦИК'а, надeясь, что теперь прошло время смертельной борьбы и наступает эра мирнаго труда. Обeщанiю высшаго совeтскаго органа повeрили и за эту свою политическую близорукость большинство оставшихся заплатило кровавой цeной.
   Регулярныя войска вели себя сравнительно спокойно, и улицы скоро стали покрываться гуляющими, с интересом читавшими листовки, плакаты и объявленiя большевиков.
   К концу первой недeли, когда прибыли уже почти всe гражданскiя власти, на улицах было расклеено большое объявленiе, о котором первым разсказал нам дeдушка Оли, старик-полковник. В этом объявленiи, дeйствительно, было указано, что в первую очередь приглашаются офицеры, солдаты и чиновники Бeлой армiи, долгое время обманывавшееся "продавшимися буржуазiи бeлыми генералами".
   Мирному приглашенiю повeрили, и в назначенный день не только цирк, но и вся прилегающая площадь была запружена большой толпой, с нетерпeнiем ожидавшей обeщаннаго митинга и выступленiя наркома с докладом о мирных задачах совeтскаго строительства.
   Внезапно из сосeдних улиц появились густыя цeпи красноармейцев, плотно окружившiя толпу, и началась провeрка наивных зрителей, простодушно повeривших объявленiю и амнистiи.
   Женщины, дeти и старики, а также всe, предъявившiе тут же на мeстe документы о своей непричастности к бeлому движенiю, были отпущены, а остальная масса мужчин, в количествe болeе 2.000 человeк, была уведена в Морскiя казармы.
   Мало кто вырвался оттуда живым. Нeсколько ночей подряд далеко за Малаховым курганом слышался насмeшливый хохот пулеметов, и потом изрeдка сильный вeтер доносил до города запах гнiющих трупов. 49
   Разстрeлянных не хоронили, ибо копать каменистую почву для двух тысяч трупов казалось слишком хлопотливым дeлом. На тропинках, ведущих к кровавым ущельям, были выставлены красноармейскiе посты, не подпускавшiе никого ближе 2-3 километров к мeсту расправы. И только через нeсколько мeсяцев руками заключенных останки убитых были засыпаны землей...
   Так совeтская власть выполняла свое обeщанiе о пощадe...
   Без пощады
   Весь Крым стонал от неслыханной вспышки террора. Диктатор Крыма, венгерскiй коммунист Бела-Кун, сказал:
   "Крым -- это закупоренная бутылка, из которой ни один бeлогвардеец живым не выскочит"... И Севастополь, как военный центр полуострова, подвергся особенно тщательной чисткe. Из Одессы, славившейся грозно поставленным террором, прибыли "ударныя бригады" чекистов. Была начата систематическая ловля "бeлогвардейцев" и, конечно, "милостивая пощада" ВЦИК'а оказалась клочком бумаги.
   Каждую ночь войска и чекисты оцeпляли какой-нибудь квартал и тщательно обыскивали его в теченiе суток. Всe изъятые подозрительные люди, "бeлый элемент", как тогда говорили, отправлялись в морскiя казармы (тюрем, конечно, давно уже не хватало) и оттуда по ночам уводились "в неизвeстном направленiи"...
   Однажды рано утром в дверь маленькаго домика, построеннаго самими скаутами, гдe я временно жил, раздался робкiй стук.
   -- Кто там? -- спросил я, проснувшись.
   -- Это я, Борис Лукьянович, это я -- к вам! -- отвeтил дрожащiй женскiй голос.
   Я наскоро одeлся и открыл дверь. В комнату, шатаясь, вошла старушка:
   -- Здравствуйте, Анна Ивановна. Что это с вами? -- спросил я, узнав в своей гостьe бабушку Оли.
   Моя неожиданная гостья хотeла отвeтить, но внезапно пошатнулась и едва не упала. Я поддержал ее и 50 усадил на стул. Сморщенное заплаканное лицо старушки было полно отчаянiя.
   -- Олю, Олю забрали, -- всхлипывая, простонала она. -- Ночью облава была...
   -- Зачeм же дeвушку взяли?
   -- Да, вот, не знаю... Флажек русскiй трехцвeтный нашли... Щенок, говорят, бeлогвардейскiй... Я уж сама не знаю. В нeсколько дней столько горя... Неужели и Оля тоже погибнет?
   -- Как погибнет? Развe с Николаем Николаевичем что-нибудь случилось?
   -- Развe вы еще не знаете? -- едва слышно промолвила старушка. -- Он вeдь еще позавчера разстрeлян... Из цирка так и не вернулся... Боже мой! Боже мой!.. Старика моего сeдого убили... Неужели и мою дeвочку тоже убьют?
   Ея сeдая голова упала на руки.
   Очевидно, силы старушки были сломлены жестокими ударами послeдних дней.
   -- А давно Олю взяли?
   -- Нeт. Только, вот, утром. Она еще, вeрно, никуда не увезена. Всeх арестованных пока в один дом согнали. Я к вам, Борис Лукьянович, пришла, -умоляюще простонала она. -- Может быть, вы что-нибудь сможете сдeлать. Раз там, у Ялты, вы спасли ее, может, Бог поможет вам опять... Я -- видите сами -- уже и ходить не в силах...
   Выход из безвыходнаго положенiя
   Я засунул в один карман кусок хлeба, а в другой как-то механически пачку каких-то журналов. "Может быть, гдe-нибудь ждать придется -- почитаю", почему-то мелькнуло у меня в головe, когда я отправился на выручку. Так как облава еще не была закончена, всe арестованные, дeйствительно, были согнаны в отдeльный дом, гдe какой-то чекист, мрачнаго вида, допрашивал их.
   Пользуясь своим иностранным костюмом и солидным видом, мнe удалось прорваться через красноармейскiя заставы и добиться свиданiя с этим "красным 51 жандармом". Я доказал ему своими "мандатами", что скауты вполнe легальная организацiя, работающая при отдeлe Народнаго Образованiя,2 что его подозрeнiя насчет контр-революцiонности скаутских отрядов неосновательны и что уж, во всяком случаe, 16-лeтняя дeвочка не может быть "опасным врагом" совeтской власти, побeдительницы в трехлeтней гражданской войнe. Чекист вызвал нашу Олю и, увидeв ея молодую розовую дeвичью мордочку, понял, что его помощники явно пересолили в отношенiи ея ареста... В то время тюрем не хватало, и арестованных либо немедленно разстрeливали, либо выпускали на свободу. Карательная политика того времени была упрощена до крайности.
   -- Ну, ладно, -- угрюмо согласился чекист, -- вашу дeвочку мы выпустим. -- Но вот вы -- раз вы уж сами к нам пришли -- скажите -- вы-то сами в Севастополe давно живете и чeм, позвольте узнать, вы занимались при Врангелe?
   2 В тe времена всe дeтскiя организацiи регистрировались в "орнаробразах".
   Положенiе сложилось, деликатно выражаясь, непрiятное. Как я не выкручивался, но подозрeнiя чекиста в том, что я "бeлый", мнe не удалось разсeять, и через нeсколько часов я, вмeстe с нeсколькими десятками других мужчин, был отведен в Морскiя казармы.
   Дeло шло все хуже. Казармы были до отказа набиты офицерами, солдатами, чиновниками и людьми просто военными по своему внeшнему виду... Военная выправка даже в штатском платьe служила обвинительным матерiалом... Каждую ночь группы арестованных выводились в сторону Малахова кургана и не возвращались. Допросов не было. Для совeтскаго "скорострeльнаго правосудiя" достаточно было нeсколько секунд опроса при арестe, чтобы создать себe впечатлeнiе -- есть ли "бeлый запах" в человeкe. И наличiя этого запаха было достаточно, чтобы послать человeка на разстрeл...
   Увидeв эту обстановку и ослабeвших от голода людей (заключенных совсeм не кормили, ибо судьба каждаго рeшалась в теченiе 3-4 дней), я сразу рeшил не ждать терпeливо "справедливаго рeшенiя" пролетарской 52 власти, а дeйствовать, как "не вполнe лойяльный гражданин", иначе говоря, драпать, пока не поздно и пока я не совсeм ослабeл от голода.
   Ворота охранялись крупными отрядами латышей и китайцев. За высокой каменной стeной ходили часовые. Уже нeсколько человeк, пытавшихся бeжать через стeну, были ранены и убиты. За стeной постоянно звучали выстрeлы и крики, показывавшiе, что неудачныя попытки к бeгству "на пролом" все время продолжаются. Видимо, этот способ надо было употребить только в самом крайнем случаe. Пока же я стал обдумывать другой план, основанный на рядe наблюденiй и примeненiи рискованной наглости.
   "Гдe силой взять нельзя -- там надобна ухватка".
   Днем я сумeл послe выноса ведра с помоями задержаться во дворe, в темном уголкe, поправил там смятую скаутскую шляпу, почистил обшлагом ботинки и даже в какой-то лужицe вымыл лицо. Словом, постарался навести возможный блест на свою внeшность. Затeм я подобрался поближе к воротам и за углом с замирающим сердцем стал ждать удобнаго момента.
   Скоро за воротами раздался нетерпeливый гудок автомобиля, и я не спeша, с видом самаго солиднаго достоинства, открыто пошел к выходу, держа свои журналы в видe папки-портфеля.
   Ворота раскрылись, и во двор въeхал открытый автомобиль, в котором сидeло двое военных в шлемах и кожанных куртках, видимо, какiе-то чекистскiе "главки". Я увeренно шел им навстрeчу и, поравнявшись с машиной, развязно поднял руку к шляпe и дружески улыбнулся, здороваясь, как со старыми знакомыми. Чекисты, нeсколько удивленно глядя на мою крупную самоувeренную фигуру в необычном костюмe, подняли руки к шлемам в видe отвeта, и машина проeхала.
   Вся эта пантомима произошла на глазах моих церберов и убeдила их, что я, очевидно, "свой" -- один из отвeтственных чекистов.
   Да и в самом дeлe, трудно было подумать иначе. Высокiй, увeренно держащiйся человeк, в золотых очках и иностранном костюмe (на мнe было пальто, полученное из Американскаго Краснаго Креста), с каким-то портфелем-папкой, 53 спокойно идущiй к воротам, дружески улыбаясь, кланяющимся чекистам в автомобилe и, главное, получающiй отвeтный поклон. Ну, чeм не "свой"?
   Так же не спeша, сохраняя всю свою важность и спокойную увeренную улыбку, я отстранил стоящаго на моем пути часового-китайца и медленно прошел через открытыя пока ворота. Никто не спросил у меня пропуска!
   Смeшно вспомнить, что по существу во всей этой траги-комической театральной сценe я ничeм не рисковал. Если бы я попался, меня опять заперли бы в казарму, только и всего. Комбинацiя была, как видите, во всяком случаe, безпроигрышная, но я выиграл.
   Помню, когда я вышел за ворота, мнe стоило громадных усилiй, чтобы не оглянуться и не ускорить шаг. Все так же важно и медленно прошел я нeсколько десятков шагов, отдeлявших меня от угла дороги.
   Но зато потом... Эх, потом!.. И почему это нeт, гдe нужно, точно отмeренных дистанцiй и электрических секундомeров? Показанная мною скорость бeга была, вeроятно, много выше всeх мiровых рекордов.
   Гибель старшаго друга
   Удары террора продолжали гремeть около нас, задeвая и нашу скаутскую семью. В Керчи, Феодосiи и Ялтe погибло уже нeсколько наших скаутских дeятелей. Среди нас, севастопольцев, не было никого, кто в теченiе этих страшных мeсяцев не потерял бы кого-либо из своих родных, друзей или знакомых.
   Гражданская война закончилась и побeдители справляли кровавый праздник своего торжества. Оффицiальная цифра разстрeлянных в Крыму только за первые три мeсяца послe побeды была названа в 40.000 человeк. Сорок тысяч человeческих жизней!
   Погибли люди в расцвeтe лeт, культурные и сильные, безоговорочно сложившiе свое оружiе и оставшiеся, чтобы служить Родинe в любых условiях. Эти 40.000 повeрили амнистiи совeтской власти. И за это довeрiе заплатили жизнью...
   ...В один из декабрьских вечеров ко мнe вбeжал отрядный поэт Ничипор. Он был блeден и испуган... 54
   -- Борис Лукьянович, -- взволнованно вскрикнул он, держа газетный лист дрожащей рукой. -- Здeсь, вот, я прочел... В Симферопольском "Маякe Революцiи"... Иван Борисович разстрeлян...
   Дeйствительно, в отдeлe "оффицiальныя извeщенiя" был помeщен длинный список разстрeлянных Симферопольской ЧК. Там под No. 43 значилось:
   "Генерал Смольянинов, И. Б., извeстный контр-революцiонер, называвшiйся Старшим Скаутом Крыма."