Страница:
— Пока нет. Ты охотник?
— Да вроде того. Я успел и дружинником побывать, и охотником, и Ушедшие знают кем еще. А за дело скажу так... Один из местных — не пялься так, я сам едва с десяток Эно, как в Трисе, — думает начать большой промысел. К югу от города есть места, охотники говорят — карков там как вшей у нищего, вот один знатничек и решил деньгу к рукам прибрать бесхозную.
— Какой еще знатничек?
— Да это и не важно. Хлыщ местный, один из дальних родичей самого шэда. Сам он даже на эскертах не мастак, но тут у него голова работает ладно — карки, особенно сейчас, когда шкура нежная, в цену хорошую пойдут. Тем более родственник шэда... Он в убытке не будет, это точно. Так вот, думает он устроить большую облаву, карков в этих краях, как мне рассказывали, давно уже не пугали, они в Урт чуть ли не к валу подходят, распустили их. А охотников у него, значит, нет.
— Если он из знатного рода, у него должна быть дружина.
— А, дружина... — Тигир махнул рукой. — Дружина, брат, не по этой части. Она больше как в трактире позаседать, соваться под лапы каркам не больно-то охота. Да и серьезно, опыта у них никакого, к каркам свой подход нужен, тут эскертом не помашешь.
«Помашешь, — подумал Крэйн, вспоминая, как в сопровождении дружины охотился на карков под Алдионом. — Тут рука главное. Однако послушаем тебя, пока ты заливаешь неплохо».
— Этот знатничек присмотрел меня. Знакомы мы с ним, но мельком, сам понимаешь — не чета, за одним столом не сидели. Он предложил возглавить отряд, подбор загонщиков — по моему слову, деньги — один на десять. То есть по одному серу в Эно на нос, да по десять — за каждого карка. Он, конечно, на каждом не меньше чем два десятка наживет, ну так это его дело. А наше — этих карков загнать и спины им переломать, а потом доставить.
— И ты людей на улице берешь? Больно странно.
— Ты не думай, что я каждого встречного беру, чтобы на Карка идти — тут одной руки крепкой мало, тут и голова нужна. Поэтому я не по трактирам хожу, мне пьяницы и тайлеб-ха не нужны. Потому что от каждого из загонщиков может зависеть и моя голова. — Он доверительно понизил голос и похлопал по мощной жилистой шее. — А я к своей голове привык. Поэтому чернь стараюсь не брать — очень ненадежное, через одного все или трусы, или тайлеб пожевывают. Мне не сброд грязный нужен, чтоб в Урт на улицах орудовать, я собираю нормальную грамотную команду, на серьезную охоту. А по улицам хожу потому, что ни один дурак с эскертом на карков не пойдет, это только нам лишние пять сер — уже деньги. Поэтому люди у меня простые, но надежные, не банда шеерезов.
— Ты их всех на улицах собрал?
— Я ж тебе говорю — у меня глаз верен, еще ни разу не ошибся. Тебя вот беру, хотя сам подумай — с такой мордой да еще при одежке с чужого плеча выглядишь ты как шеерез, над которым поработал аулу.
«Глазастый, — подумал Крэйн. — Сразу заметил, что плащ не впору. И умен, хотя и пытается это скрыть. Посмотрим».
— И много у тебя людей?
— Два десятка. По-хорошему надо б еще десяток, конечно, да где ж я его найду... Будем управляться так. Оружие нам кинут, не с дубинами пойдем, обещают даже дружиной спину прикрыть, если что. Короче, дело доброе, что-то в тулес перепадет.
— А меня кем зовешь?
— Загонщиком. — Тигир развел руками. — Ты ведь на карка раньше не ходил, не разберешься. Но если дельно пойдешь — Эно через десять могу взять и помощником. Или главным во втором отряде. Так что ты подумай. Первый раз нынче под Урт идем, как только земля посинеет. Если думаешь присоединиться — приходи к южному валу, сегодня там собираемся.
— Может, и приду. Как думаешь, много за раз получится?
Тигир задумался, морща узкий лоб.
— Десятка пол сер на брата выйдет, если хорошо пойдем. Главное — чтоб выводок большой накрыть. Ну и свои головы сберечь, конечно. А вообще тут раз на раз не приходится — в иной Урт можно и две сотни сер взять, а в другой — хорошо если десяток. Рассчитывать на тебя, парень? Кстати, тебя как зовут-то? Я и позабыл...
— Крэйн. Я не знаю. Если надумаю — приду, а не надумаю — так тебе легче.
— Как знаешь. Короче, помни — на закате этого Эно у южного вала.
— Я помню.
— Ну, бывай... — Тигир махнул рукой, быстро повернулся и зашагал по улице, утрамбовывая спекшуюся землю неровными крепкими ногами. Так и не повернувшись, он скрылся за углом. Через минуту о нем напоминал только горький вкус фасха на губах и щекотка крови в жилах. Она твердила о том, что он еще жив.
Эно катился по небу медленно, словно увязая в густых жирных облаках, тени неохотно удлинялись. Крэйн сидел неподвижно, сжав голову двумя непослушными руками и прикрыв глаза. Ему казалось, что изнутри его тоже опаливает Эно. Несмотря на то, что он уже долго обходился без воды, пот пропитал плащ насквозь. Но он этого не замечал. Случайные прохожие, оказавшиеся на улице, чтобы справить нужду или зайти в трактир, ежились, как от холода, встречая его мертвый взгляд и видя окоченевшие бледные руки с истончившимися острыми пальцами. Но он был жив. В эти минуты он был жив, как никогда.
Когда Эно стал соскальзывать с неба и прятаться за высоким шпилем тор-склета, он поднялся, легко, словно и не сидел долгие часы на одном месте без движения, натянул поглубже капюшон и зашагал по улице, оставляя заходящее светило по правое плечо. Когда взошел Урт, его темный плащ исчез в лабиринте погруженных в сонную синеву улиц.
Людей было много. Они стояли в лучах набирающего силу Урта и были похожи на одинаковые столбы, расставленные в случайном порядке. Залитые синим светом лица казались непривычно бледными и пустыми, черты — заостренными и резкими. Их было не меньше двух десятков и они стояли возле вала, образовывая на фоне потемневшего неба целую россыпь бледных лиц. Вместо обычного людского гомона над толпой проносился, то разгораясь, то затихая и становясь тише ветра, сухой треск, больше похожий на быстрый стук хитина по дереву, чем речь. Они были насторожены, подозрительны и достигли той степени утомления от ожидания, когда движения становятся резкими и отрывистыми, а глаза двигаются быстро, скачут с одного предмета на другой.
Кэйну показалось, что даже воздух здесь не такой — какой-то жидкий, наполненный медленно скручивающимися струями скрытых за неживыми лицами эмоций. Многие из них по виду не сильно отличались от тех обитателей шалхов, которые пытались растерзать его не так давно — суетливая походка, опущенная голова, грязная мешковатая одежда и какой-то виноватый забитый взгляд сразу выдавали жителей городского дна. Даже неподвижно замерев, они казались поспешными, неровными в движениях. Были и получше, некоторые смотрелись вполне пристойно, но безошибочному острому глазу Крэйна потребовалось одно мгновение, чтобы понять, кто перед ним.
Сброд. Осмелевшая от многочисленности, начинающая ворчать и показывать зубы стая. Не уличные шеерезы, еще не успели, но заготовки — слишком уж выделяются недобро щурящиеся глаза с мрачной искоркой внутри. И руки — Крэйн всегда первым делом смотрел на руки. У большей части собравшихся руки были нервные, быстрые, с узкими от голода пальцами. Такие руки очень хорошо представляются в ударе, быстром, в спину, с зажатым дешевым стисом.
Дрянь. Нельзя было верить этому весельчаку с густыми волосами... как его там?
Тигир обнаружился неподалеку. Почтительно и вместе с тем с достоинством касаясь стремени, он беседовал с сидящим на хегге молодым человеком в блестящем кассе и с эскертами за плечом. Судя по всему, это и был «знатничек», устроитель охоты, Крэйн примерно так себе его и представлял. Он был знаком с подобной породой и лишь удостоверился, что Трис схож с Алдионом гораздо больше, чем ему это казалось сперва. Тонкие черты лица, узкие правильные губы, ухоженные волосы, полуприкрытые глаза, безразлично взирающие на собравшийся сброд. По Крэйну он и скользнули также сухо и безразлично.
— Это тоже мой, — громко сказал Тигир, проследив за взглядом нанимателя. — Из сегодняшних. С виду неказист, но крепок, остолоп, хорошая кость.
— А морду ему где искалечили?
— Вот это не знаю. Главное — чтоб рука не дрожала, а что у него с лицом — то уже не важно, я так думаю. Одобряете?
— Урод и наверняка шеерез. — Родственник шэда флегматично отвернулся. — Но это твои заботы, Тигир. Мое слово — один к десятку, а набирать ты волен хоть тайлеб-ха.
— Воля ваша, — немного дерзко ответил Тигир, демонстрируя толпе, что вовсе не находится в подчинении у этого изнеженного жизнью в тор-склете высокородного скареда. — Один к десяти. А остальное — и правда мое дело.
Толпа одобрительно заворчала, кое-где распороли синеву ухмылки.
Нанимателя не любили. На броню его ледяного презрения приходилось не меньше сорока глаз — прищуренных, с недоброй искрой, взгляды уличной швали, питающейся отбросами тор-склета. Пожалуй, не будь у прохода стражи да возвышающихся за спиной «знатничка» двух высоких теней, могли бы и напасть. Двадцать стисов и уличных укороченных кейров против одного хиляка, пусть и на хегге — не бой, бойня. Тем более на глухой улице возле самого вала, как ни кричи — в тор-склете не услышат. Но родственник шэда не боялся. Он смотрел на толпу с ясной усмешкой на тонких губах, глаза глядели прямо и уверенно. Он сознавал свою силу и превосходство, равно как и то, что ни один из оборванцев не осмелится поднять на него руку. Крэйну стало мерзко смотреть на это красивое породистое лицо, полное достоинства и тщеславия, отвратительную смесь из прекрасного и уродливого.
«А как ты смотрел на чернь? — кольнула в висок зазубренная иголочка. — Ты ведь не часто задумывался о том, как выглядишь со стороны. А теперь смотришь на этого жалкого хлыща, который в былое время ползал бы перед тобой ради одной брошенной улыбки, и завидуешь ему. Да, это зависть. Он смотрит на эту собравшуюся грязную дрянь как положено, они не люди, но он имеет на это право. Он богат, красив и родственник шэда. А ты, хоть полностью разделяешь его взгляд, урод в рваном вонючем плаще с чужого плеча. Ему есть за что презирать эту свору — он по крайней мере еще не сравнялся с ними».
Тигир украдкой ему подмигнул, Крэйн кивнул в ответ. Пожалуй, чтоб у нанимателя не возникло подозрений, придется демонстрировать бурную радость от того, что его взяли в отряд. Нищему бродяге не к лицу принимать подобную милость снисходительно. Будущие загонщики смотрели на Крэйна настороженно и недобро. Любой чужак встретил бы отпор, попытавшись пробиться в эту сбитую голодом и злостью стаю, его же ненавидели и по более простой причине — каждый понимал, что чем больше в отряде человек, тем меньше выручки придется на каждого. Пока Тигир тихо переговаривался с нанимателем, задумчиво изучая ветхие пыльные носки сапог, его подчиненные подобрались, не сводя горящих холодом глаз с Крэйна. Они словно затвердели, редкие движения казались резкими и скованными. К нему присматривались — уверенно, без спешки. Крэйн ухмыльнулся, однако почувствовал, что в груди сжимается нехорошее чувство. Он словно оказался перед лицом стаи хеггов. А ведь могут и разорвать — пронеслась метеором мысль — стражники и не подумают вступиться, а дружинникам это тем более не надо.
— Эй, ты! — окликнул его кто-то из толпы, властно и уверенно. — Подь сюда!
— Что?
От неожиданности Крэйн позволил голосу дрогнуть. Едва слышно, за пределом человеческой слышимости, но окликнувший его почувствовал это и его полные губы сладострастно искривились. Обычный, ничем не выделяющийся из своры человек, пустое лицо, на котором человеческими казались лишь глаза, поразившие Крэйна необычной пропорциональной смесью радости и ненависти, которая уже начинала бурлить, узко сжатая грязными веками. Стоящие вокруг него люди заволновались, по толпе прошла волна, похожая на всплеск в тазу, дойдя до края, она растворилась в Урте шипящими смешками и короткими восклицаниями. Человек смотрел на Крэйна и наслаждался своей уверенностью.
— Ну, че застыл? — крикнул он, едва заметно подаваясь вперед. — Человеческого языка не понимаешь? Я ж тебе говорю.
Крэйн глубоко вздохнул. Этот первый крик — проверка на волю. Трус подойдет, успокаивая себя тем, что он не выполняет чужую волю, а лишь делает одолжение, но с этого момента его дорога незавидна. Пробив первый слой воли, можно без труда пробить и остальные, шаг за шагом превращая человека в трусливое загнанное животное. Его сейчас испытывают — шагнет ли вперед, навсегда отделяя себя от них несмываемой чертой покорности, или останется на месте. Все замерли и ждут, что он сделает. Им нечего бояться — их много, а он один. А возможно, и не проверяют, просто ищут повод для того, чтобы всадить ему стис под ребра. Крэйн улыбнулся им. Он знал, что от того, как он себя сейчас поведет, сложится его будущее в отряде, знал и то, что Тигир и родственник шэда смотрят на него, делая вид, что по-прежнему увлечены разговором. Стражники посмеиваются, перебрасываясь редкими словами. Он должен показать им, что не боится, тогда стая отстанет от него, обломав острые тонкие зубы. А для этого...
Крэйн сделал первый шаг и поймал вспышку удовольствия в глазах загонщика. Остальные заулыбались, они уже поняли, кто он и как надо относиться к странному уродливому чужаку. Но сделав еще три или четыре шага, покорных, с опущенной головой, чужак сделал что-то странное. Пола его плаща вдруг взметнулась, прикрывая обоих от свечения Урта, а когда она опала, загонщик уже лежал, стараясь зажать небольшую борозду повыше острой ключицы, которая со свистящим всхлипом вытягивала из него воздух вместе с жизнью. Пока он корчился, нелепо загребая руками, никто не шевелился. Крэйн стоял спокойно, опустив руку со стисом. Он знал, что первого встретит коротким ударом под ребра, второго — скорее всего сбоку в живот, третьего — лучше тычком по шее в уходе. Достанет его скорее всего пятый или шестой.
— Вот мерзавец! — воскликнул родственник шэда с удивлением. — Не успел еще стать загонщиком, а уже увеличил куш остальных!
— Я подбирал, — довольно усмехнулся Тигир. — Этим он проявит себя еще раз.
— Смотри, чтоб он не вернулся один. Душегубам все едино — человеческую кровь пускать или карка.
— Если он захочет перебить половину этого сброда, я ему мешать не стану. Ладно, что смотрите?.. Давайте-ка этого задиру в ывар-тэс!
Стражники нахмурились, услышав приказ от Тигира, но родовитый наниматель согласно наклонил голову, и они, неторопливо приблизившись, подхватили незадачливого загонщика под руки и потащили куда-то в переулки, ругаясь себе под нос. Последними скрылись покореженные вздувшиеся подошвы старых сапог — вздрогнув, словно их хозяин хотел вскочить и куда-то бежать, они исчезли за поворотом, оставив изломанную неровную борозду в пыли. Крэйн проводил их взглядом и демонстративно засунул стис за пояс. Встречаясь с ним взглядом, загонщики ежились, как от пробирающего сквозь одежду ветра и отводили глаза. Спокойствие, разлившееся по крови, говорило, что он все сделал верно. Это отребье видело смерть, его не напугать кровью. А напугать стоило, хотя бы для того, чтобы в дальнейшем ни один из этих недочеловеков не осмелился считать его, шэла крови, низшим. Они не испугались гибели недавнего товарища, их трудно было смутить и жестокостью, но эта неожиданная жестокость, совершенная хладнокровно, расчетливо и спокойно, оставила в их сознании страх перед этим странным чужаком с изуродованным лицом.
Они не знали Крэйна и не могли догадываться, что для него этот поступок был простым и продуманным, как удар по мишени, он не убивал, он просто стер со страницы жизни еще одно грязное уродливое существо, марающее воздух и землю. И почувствовал при этом лишь брезгливость и легкую досаду от того, что незажившая рана помешала нанести удар более эффектно и четко.
По знаку высокородного нанимателя дружинники оставили на земле три больших тюка с оружием, после чего вся свита неторопливо двинулась к тор-склету, провожаемая эскортом стражи. Тигир незаметно плюнул им вслед, вызвав очередной всплеск радости у толпы и усмехнулся:
— А теперь начнется наша работа. На которую требуется настоящий мужчина с верным глазом, крепкой рукой и трезвыми мозгами, а не эти упакованные в кассы хлыщи. Давайте-ка посмотрим, что нам перепало из погребов тор-склета...
Оружие в тюках действительно оказалось с клеймом шэда Триса, но никто не прикоснулся к нему до Тигира. Это были непривычные удлиненные кейры, хорошо подходящие для того, чтобы прорубать крепкие кассы, но совершенно непригодные для боя в строю. Крэйн наметанным взглядом оценил их, большая часть находилась в сносном состоянии, хотя во многих местах старый хитин потрескался или начал щепиться. Еще были тонкие узкие колья с игловидными длинными наконечниками, оружие, не прижившееся в Алдионе, но, судя по всему, пользующееся хорошей славой здесь. Крэйн подхватил одно, машинально повертел на пальцах, находя баланс.
— Чего скажешь? — поинтересовался Тигир, следя за его движениями.
Остальные попятились, хотя и понимали, что Крэйн достаточно ловок, чтобы не задеть никого из стоящих рядом.
— Хлам. С таким оружием только на шууя ходить.
— А мы их, брат, не оружием возьмем, а хитростью. Если знать их повадки — ничего не стоит и стисом перерезать, а с моим опытом за это можешь не волноваться. Главное в этом деле — чтоб сердце твердое было, не дрогнуло в самый неподходящий момент. Потому как один побежавший может загубить весь отряд.
Тигир стал объяснять — неторопливо, но жестко, не допуская сомнений.
Он говорил долго, если требовалось — повторял, иногда прикрикивал на тех, кто утрачивал интерес к его словам.
Карки — твари стайные. Они верткие, как водяные пауки, только силы у них достаточно, чтобы раздавить самый крепкий касс заодно с человеком.
Своими длинными тонкими конечностями, которыми разрывают на части падаль, они орудуют невероятно ловко. Им ничего не стоит развалить человека пополам, если он замешкался, или снести ему взмахом две ноги стразу Хитинового панциря у них нет, но при этом их кожа настолько плотна и упруга, что от нее отскакивает даже заточенный эскерт.
На карков нельзя ходить в лоб и в зените Эно — выждут, набросятся выводком и все, через час ни одной кости не останется. Несмотря на то, что глаз у них нет, присутствие человека они чуют за добрую четвертую часть этеля, а на падаль и вовсе сбегаются за несколько сотен.
Карков надо бить в Урт, это твари Эно, которые питаются его светом и теплом. В Урт они не засыпают, но движения их, хоть и по-прежнему быстрые и смертоносные, утрачивают четкость, часто беспорядочны, словно мозг твари затуманен и она отбивается вслепую. Часто, чувствуя удар под светом Урта, они застывают, будто удивленные, и тогда, подобравшись достаточно близко, можно забить их одним ударом. Но в выводке карков не меньше трех тварей, а иногда встречаются и огромные, до целого десятка.
Такую свору просто не забьешь — бросишься на одного, а другой тебя по затылку жгутом своим и огреет. Голову снесет начисто, лучше любого эскерта. Поэтому загонять их надо с умом, следя за тем, чтобы потревоженные твари не сбивались в клубок, а шли по одной. Тогда обученные загонщики могут точными ударами перебить им конечности и добить кольями. Кейры, даже утяжеленные, от их шкуры отскакивают, они годны лишь на то, чтобы рубить жгуты, а колья — в самый раз. Работа у загонщиков сложная, но со временем она въедается в кровь и плоть, как клеймо раба. Она не забывается и не стирается временем. Загонщики делятся на два отряда, один из которых загоняет выводок карков, а другой, вытянувшись в шеренгу на пути движения, старается подрубить им жгуты на ходу. Строй должен стоять так, чтоб загнанные карки шли параллельно ему, тогда загонщики смогут бить по очереди, каждый раз когда карк равняется с одним из них. Если выводок загнан правильно и они бегут по одному — ударе на восьмом тварь падает на землю, и тогда главное — ткнуть ее сразу несколькими кольями, метя в самую середину.
Если кровь из раны идет зеленая и густая — надо отскочить и ударить еще раз. До тех пор, пока она не станет прозрачной, карк может двигаться.
Это самый опасный момент — забыв про опасность, загонщики часто увлекаются и становятся жертвами длинных черных хлыстов. Есть и другая опасность — загнанный выводок может неожиданно сбиться и ринуться на строй, это происходит тогда, когда от страха они делаются безумны и ничего не разбирают. Тут уже все зависит от Ушедших, единственное, что могут сделать загонщики — рассыпаться в разные стороны. Падать, рассчитывая слиться с землей, нельзя — нащупают и раздавят, лучше бежать то в одну сторону, то в другую, прыгать, кричать — тогда карк может сбиться со следа и вернуться к выводку.
— Опасная работенка, — ухмыльнулся кто-то, демонстрируя многочисленные провалы вместо зубов. — Не передавили бы нас...
— Лучше идти рано, чем терять время на тренировки, — пожал плечами Тигир. — Самая лучшая тренировка — первый загон, он научит вас большему, чем я смог бы научить вас за двадцать Эно. А насчет передавить...
Думаю, завтрашний Урт увидит на три-четыре пары глаз меньше, чем видит сейчас.
По толпе прошел радостный рокот, слова Тигира никого не испугали.
Впрочем, он и не старался испугать — стоял выпрямившись, заложив руки за пояс и поглядывая на свое воинство немного снисходительно.
— Конечно же, каждый из вас уверен, что он-то как раз следующий Урт увидит, — бросил он в толпу. — И идущий за ним, и следующий... Разумеется, каждый из вас знает, что он будет достаточно умен, ловок и силен, чтобы выжить. Никто из вас не верит в то, что умрет через час или два. Верно?
Ропот стих, перешел в едва слышное журчание — словно морская волна натолкнулась на берег и отступила, затихая.
— Че пугаешь? — буркнул кто-то недовольно. — Ты нас не на убой ведешь.
Его поддержали другие, но Тигир только покачал головой.
— Перед тем как мы покинем город, я бы хотел, чтобы каждый из вас понял — возможно, сейчас он доживает последние часы или даже минуты. Вы правы, я веду вас не на убой, вас ждет настоящая битва. С опасностью, безумием, страхом. И вы должны быть к ней готовы.
— Мы-то готовы. — Широкоплечий парень с совсем еще детским лицом, смуглый и ясноглазый, пытающийся постоянно скрыть улыбку возбуждения за напускной хмуростью, взмахнул тяжелым кейром. — Увидишь, мы еще отметим первый загон все вместе в первом же трактире!
Это был Стэл, помощник Тигира, выделяющийся из общей стаи, кроме молодости, чистотой и наличием вельта. Как уже знал Крэйн, ему предстояло руководить в загоне действиями второго отряда. Того самого, в состав которого в последнюю минуту попал и Крэйн.
— Малый громкий, но вроде неплох, — усмехнулся Тигир тихо, когда они с Крэйном стояли поодаль. — Дам ему отряд, проверю каков. Вот за что боюсь — горячеват, в загоне азарт не подмога, а опасность.
— Мне надо будет ему подчиняться? — поинтересовался Крэйн, в планы которого вовсе не входило бегать на побегушках у ребенка, который и кейр еще правильно держать не научился.
— Он будет командиром. Смотри — добудешь десяток карков и поставлю тебя на его место. Если вы оба, конечно, будете живы.
Сейчас, услышав выкрик Стэла, Тигир приподнял бровь, отчего его узкое хищное лицо показалось еще уже.
— Вот и хорошо. Главное — с хегга не свались.
Загонщики встретили его слова смехом, ворчание стихло.
— Разбирайте оружие!
ГЛАВА 7
— Да вроде того. Я успел и дружинником побывать, и охотником, и Ушедшие знают кем еще. А за дело скажу так... Один из местных — не пялься так, я сам едва с десяток Эно, как в Трисе, — думает начать большой промысел. К югу от города есть места, охотники говорят — карков там как вшей у нищего, вот один знатничек и решил деньгу к рукам прибрать бесхозную.
— Какой еще знатничек?
— Да это и не важно. Хлыщ местный, один из дальних родичей самого шэда. Сам он даже на эскертах не мастак, но тут у него голова работает ладно — карки, особенно сейчас, когда шкура нежная, в цену хорошую пойдут. Тем более родственник шэда... Он в убытке не будет, это точно. Так вот, думает он устроить большую облаву, карков в этих краях, как мне рассказывали, давно уже не пугали, они в Урт чуть ли не к валу подходят, распустили их. А охотников у него, значит, нет.
— Если он из знатного рода, у него должна быть дружина.
— А, дружина... — Тигир махнул рукой. — Дружина, брат, не по этой части. Она больше как в трактире позаседать, соваться под лапы каркам не больно-то охота. Да и серьезно, опыта у них никакого, к каркам свой подход нужен, тут эскертом не помашешь.
«Помашешь, — подумал Крэйн, вспоминая, как в сопровождении дружины охотился на карков под Алдионом. — Тут рука главное. Однако послушаем тебя, пока ты заливаешь неплохо».
— Этот знатничек присмотрел меня. Знакомы мы с ним, но мельком, сам понимаешь — не чета, за одним столом не сидели. Он предложил возглавить отряд, подбор загонщиков — по моему слову, деньги — один на десять. То есть по одному серу в Эно на нос, да по десять — за каждого карка. Он, конечно, на каждом не меньше чем два десятка наживет, ну так это его дело. А наше — этих карков загнать и спины им переломать, а потом доставить.
— И ты людей на улице берешь? Больно странно.
— Ты не думай, что я каждого встречного беру, чтобы на Карка идти — тут одной руки крепкой мало, тут и голова нужна. Поэтому я не по трактирам хожу, мне пьяницы и тайлеб-ха не нужны. Потому что от каждого из загонщиков может зависеть и моя голова. — Он доверительно понизил голос и похлопал по мощной жилистой шее. — А я к своей голове привык. Поэтому чернь стараюсь не брать — очень ненадежное, через одного все или трусы, или тайлеб пожевывают. Мне не сброд грязный нужен, чтоб в Урт на улицах орудовать, я собираю нормальную грамотную команду, на серьезную охоту. А по улицам хожу потому, что ни один дурак с эскертом на карков не пойдет, это только нам лишние пять сер — уже деньги. Поэтому люди у меня простые, но надежные, не банда шеерезов.
— Ты их всех на улицах собрал?
— Я ж тебе говорю — у меня глаз верен, еще ни разу не ошибся. Тебя вот беру, хотя сам подумай — с такой мордой да еще при одежке с чужого плеча выглядишь ты как шеерез, над которым поработал аулу.
«Глазастый, — подумал Крэйн. — Сразу заметил, что плащ не впору. И умен, хотя и пытается это скрыть. Посмотрим».
— И много у тебя людей?
— Два десятка. По-хорошему надо б еще десяток, конечно, да где ж я его найду... Будем управляться так. Оружие нам кинут, не с дубинами пойдем, обещают даже дружиной спину прикрыть, если что. Короче, дело доброе, что-то в тулес перепадет.
— А меня кем зовешь?
— Загонщиком. — Тигир развел руками. — Ты ведь на карка раньше не ходил, не разберешься. Но если дельно пойдешь — Эно через десять могу взять и помощником. Или главным во втором отряде. Так что ты подумай. Первый раз нынче под Урт идем, как только земля посинеет. Если думаешь присоединиться — приходи к южному валу, сегодня там собираемся.
— Может, и приду. Как думаешь, много за раз получится?
Тигир задумался, морща узкий лоб.
— Десятка пол сер на брата выйдет, если хорошо пойдем. Главное — чтоб выводок большой накрыть. Ну и свои головы сберечь, конечно. А вообще тут раз на раз не приходится — в иной Урт можно и две сотни сер взять, а в другой — хорошо если десяток. Рассчитывать на тебя, парень? Кстати, тебя как зовут-то? Я и позабыл...
— Крэйн. Я не знаю. Если надумаю — приду, а не надумаю — так тебе легче.
— Как знаешь. Короче, помни — на закате этого Эно у южного вала.
— Я помню.
— Ну, бывай... — Тигир махнул рукой, быстро повернулся и зашагал по улице, утрамбовывая спекшуюся землю неровными крепкими ногами. Так и не повернувшись, он скрылся за углом. Через минуту о нем напоминал только горький вкус фасха на губах и щекотка крови в жилах. Она твердила о том, что он еще жив.
Эно катился по небу медленно, словно увязая в густых жирных облаках, тени неохотно удлинялись. Крэйн сидел неподвижно, сжав голову двумя непослушными руками и прикрыв глаза. Ему казалось, что изнутри его тоже опаливает Эно. Несмотря на то, что он уже долго обходился без воды, пот пропитал плащ насквозь. Но он этого не замечал. Случайные прохожие, оказавшиеся на улице, чтобы справить нужду или зайти в трактир, ежились, как от холода, встречая его мертвый взгляд и видя окоченевшие бледные руки с истончившимися острыми пальцами. Но он был жив. В эти минуты он был жив, как никогда.
Когда Эно стал соскальзывать с неба и прятаться за высоким шпилем тор-склета, он поднялся, легко, словно и не сидел долгие часы на одном месте без движения, натянул поглубже капюшон и зашагал по улице, оставляя заходящее светило по правое плечо. Когда взошел Урт, его темный плащ исчез в лабиринте погруженных в сонную синеву улиц.
Людей было много. Они стояли в лучах набирающего силу Урта и были похожи на одинаковые столбы, расставленные в случайном порядке. Залитые синим светом лица казались непривычно бледными и пустыми, черты — заостренными и резкими. Их было не меньше двух десятков и они стояли возле вала, образовывая на фоне потемневшего неба целую россыпь бледных лиц. Вместо обычного людского гомона над толпой проносился, то разгораясь, то затихая и становясь тише ветра, сухой треск, больше похожий на быстрый стук хитина по дереву, чем речь. Они были насторожены, подозрительны и достигли той степени утомления от ожидания, когда движения становятся резкими и отрывистыми, а глаза двигаются быстро, скачут с одного предмета на другой.
Кэйну показалось, что даже воздух здесь не такой — какой-то жидкий, наполненный медленно скручивающимися струями скрытых за неживыми лицами эмоций. Многие из них по виду не сильно отличались от тех обитателей шалхов, которые пытались растерзать его не так давно — суетливая походка, опущенная голова, грязная мешковатая одежда и какой-то виноватый забитый взгляд сразу выдавали жителей городского дна. Даже неподвижно замерев, они казались поспешными, неровными в движениях. Были и получше, некоторые смотрелись вполне пристойно, но безошибочному острому глазу Крэйна потребовалось одно мгновение, чтобы понять, кто перед ним.
Сброд. Осмелевшая от многочисленности, начинающая ворчать и показывать зубы стая. Не уличные шеерезы, еще не успели, но заготовки — слишком уж выделяются недобро щурящиеся глаза с мрачной искоркой внутри. И руки — Крэйн всегда первым делом смотрел на руки. У большей части собравшихся руки были нервные, быстрые, с узкими от голода пальцами. Такие руки очень хорошо представляются в ударе, быстром, в спину, с зажатым дешевым стисом.
Дрянь. Нельзя было верить этому весельчаку с густыми волосами... как его там?
Тигир обнаружился неподалеку. Почтительно и вместе с тем с достоинством касаясь стремени, он беседовал с сидящим на хегге молодым человеком в блестящем кассе и с эскертами за плечом. Судя по всему, это и был «знатничек», устроитель охоты, Крэйн примерно так себе его и представлял. Он был знаком с подобной породой и лишь удостоверился, что Трис схож с Алдионом гораздо больше, чем ему это казалось сперва. Тонкие черты лица, узкие правильные губы, ухоженные волосы, полуприкрытые глаза, безразлично взирающие на собравшийся сброд. По Крэйну он и скользнули также сухо и безразлично.
— Это тоже мой, — громко сказал Тигир, проследив за взглядом нанимателя. — Из сегодняшних. С виду неказист, но крепок, остолоп, хорошая кость.
— А морду ему где искалечили?
— Вот это не знаю. Главное — чтоб рука не дрожала, а что у него с лицом — то уже не важно, я так думаю. Одобряете?
— Урод и наверняка шеерез. — Родственник шэда флегматично отвернулся. — Но это твои заботы, Тигир. Мое слово — один к десятку, а набирать ты волен хоть тайлеб-ха.
— Воля ваша, — немного дерзко ответил Тигир, демонстрируя толпе, что вовсе не находится в подчинении у этого изнеженного жизнью в тор-склете высокородного скареда. — Один к десяти. А остальное — и правда мое дело.
Толпа одобрительно заворчала, кое-где распороли синеву ухмылки.
Нанимателя не любили. На броню его ледяного презрения приходилось не меньше сорока глаз — прищуренных, с недоброй искрой, взгляды уличной швали, питающейся отбросами тор-склета. Пожалуй, не будь у прохода стражи да возвышающихся за спиной «знатничка» двух высоких теней, могли бы и напасть. Двадцать стисов и уличных укороченных кейров против одного хиляка, пусть и на хегге — не бой, бойня. Тем более на глухой улице возле самого вала, как ни кричи — в тор-склете не услышат. Но родственник шэда не боялся. Он смотрел на толпу с ясной усмешкой на тонких губах, глаза глядели прямо и уверенно. Он сознавал свою силу и превосходство, равно как и то, что ни один из оборванцев не осмелится поднять на него руку. Крэйну стало мерзко смотреть на это красивое породистое лицо, полное достоинства и тщеславия, отвратительную смесь из прекрасного и уродливого.
«А как ты смотрел на чернь? — кольнула в висок зазубренная иголочка. — Ты ведь не часто задумывался о том, как выглядишь со стороны. А теперь смотришь на этого жалкого хлыща, который в былое время ползал бы перед тобой ради одной брошенной улыбки, и завидуешь ему. Да, это зависть. Он смотрит на эту собравшуюся грязную дрянь как положено, они не люди, но он имеет на это право. Он богат, красив и родственник шэда. А ты, хоть полностью разделяешь его взгляд, урод в рваном вонючем плаще с чужого плеча. Ему есть за что презирать эту свору — он по крайней мере еще не сравнялся с ними».
Тигир украдкой ему подмигнул, Крэйн кивнул в ответ. Пожалуй, чтоб у нанимателя не возникло подозрений, придется демонстрировать бурную радость от того, что его взяли в отряд. Нищему бродяге не к лицу принимать подобную милость снисходительно. Будущие загонщики смотрели на Крэйна настороженно и недобро. Любой чужак встретил бы отпор, попытавшись пробиться в эту сбитую голодом и злостью стаю, его же ненавидели и по более простой причине — каждый понимал, что чем больше в отряде человек, тем меньше выручки придется на каждого. Пока Тигир тихо переговаривался с нанимателем, задумчиво изучая ветхие пыльные носки сапог, его подчиненные подобрались, не сводя горящих холодом глаз с Крэйна. Они словно затвердели, редкие движения казались резкими и скованными. К нему присматривались — уверенно, без спешки. Крэйн ухмыльнулся, однако почувствовал, что в груди сжимается нехорошее чувство. Он словно оказался перед лицом стаи хеггов. А ведь могут и разорвать — пронеслась метеором мысль — стражники и не подумают вступиться, а дружинникам это тем более не надо.
— Эй, ты! — окликнул его кто-то из толпы, властно и уверенно. — Подь сюда!
— Что?
От неожиданности Крэйн позволил голосу дрогнуть. Едва слышно, за пределом человеческой слышимости, но окликнувший его почувствовал это и его полные губы сладострастно искривились. Обычный, ничем не выделяющийся из своры человек, пустое лицо, на котором человеческими казались лишь глаза, поразившие Крэйна необычной пропорциональной смесью радости и ненависти, которая уже начинала бурлить, узко сжатая грязными веками. Стоящие вокруг него люди заволновались, по толпе прошла волна, похожая на всплеск в тазу, дойдя до края, она растворилась в Урте шипящими смешками и короткими восклицаниями. Человек смотрел на Крэйна и наслаждался своей уверенностью.
— Ну, че застыл? — крикнул он, едва заметно подаваясь вперед. — Человеческого языка не понимаешь? Я ж тебе говорю.
Крэйн глубоко вздохнул. Этот первый крик — проверка на волю. Трус подойдет, успокаивая себя тем, что он не выполняет чужую волю, а лишь делает одолжение, но с этого момента его дорога незавидна. Пробив первый слой воли, можно без труда пробить и остальные, шаг за шагом превращая человека в трусливое загнанное животное. Его сейчас испытывают — шагнет ли вперед, навсегда отделяя себя от них несмываемой чертой покорности, или останется на месте. Все замерли и ждут, что он сделает. Им нечего бояться — их много, а он один. А возможно, и не проверяют, просто ищут повод для того, чтобы всадить ему стис под ребра. Крэйн улыбнулся им. Он знал, что от того, как он себя сейчас поведет, сложится его будущее в отряде, знал и то, что Тигир и родственник шэда смотрят на него, делая вид, что по-прежнему увлечены разговором. Стражники посмеиваются, перебрасываясь редкими словами. Он должен показать им, что не боится, тогда стая отстанет от него, обломав острые тонкие зубы. А для этого...
Крэйн сделал первый шаг и поймал вспышку удовольствия в глазах загонщика. Остальные заулыбались, они уже поняли, кто он и как надо относиться к странному уродливому чужаку. Но сделав еще три или четыре шага, покорных, с опущенной головой, чужак сделал что-то странное. Пола его плаща вдруг взметнулась, прикрывая обоих от свечения Урта, а когда она опала, загонщик уже лежал, стараясь зажать небольшую борозду повыше острой ключицы, которая со свистящим всхлипом вытягивала из него воздух вместе с жизнью. Пока он корчился, нелепо загребая руками, никто не шевелился. Крэйн стоял спокойно, опустив руку со стисом. Он знал, что первого встретит коротким ударом под ребра, второго — скорее всего сбоку в живот, третьего — лучше тычком по шее в уходе. Достанет его скорее всего пятый или шестой.
— Вот мерзавец! — воскликнул родственник шэда с удивлением. — Не успел еще стать загонщиком, а уже увеличил куш остальных!
— Я подбирал, — довольно усмехнулся Тигир. — Этим он проявит себя еще раз.
— Смотри, чтоб он не вернулся один. Душегубам все едино — человеческую кровь пускать или карка.
— Если он захочет перебить половину этого сброда, я ему мешать не стану. Ладно, что смотрите?.. Давайте-ка этого задиру в ывар-тэс!
Стражники нахмурились, услышав приказ от Тигира, но родовитый наниматель согласно наклонил голову, и они, неторопливо приблизившись, подхватили незадачливого загонщика под руки и потащили куда-то в переулки, ругаясь себе под нос. Последними скрылись покореженные вздувшиеся подошвы старых сапог — вздрогнув, словно их хозяин хотел вскочить и куда-то бежать, они исчезли за поворотом, оставив изломанную неровную борозду в пыли. Крэйн проводил их взглядом и демонстративно засунул стис за пояс. Встречаясь с ним взглядом, загонщики ежились, как от пробирающего сквозь одежду ветра и отводили глаза. Спокойствие, разлившееся по крови, говорило, что он все сделал верно. Это отребье видело смерть, его не напугать кровью. А напугать стоило, хотя бы для того, чтобы в дальнейшем ни один из этих недочеловеков не осмелился считать его, шэла крови, низшим. Они не испугались гибели недавнего товарища, их трудно было смутить и жестокостью, но эта неожиданная жестокость, совершенная хладнокровно, расчетливо и спокойно, оставила в их сознании страх перед этим странным чужаком с изуродованным лицом.
Они не знали Крэйна и не могли догадываться, что для него этот поступок был простым и продуманным, как удар по мишени, он не убивал, он просто стер со страницы жизни еще одно грязное уродливое существо, марающее воздух и землю. И почувствовал при этом лишь брезгливость и легкую досаду от того, что незажившая рана помешала нанести удар более эффектно и четко.
По знаку высокородного нанимателя дружинники оставили на земле три больших тюка с оружием, после чего вся свита неторопливо двинулась к тор-склету, провожаемая эскортом стражи. Тигир незаметно плюнул им вслед, вызвав очередной всплеск радости у толпы и усмехнулся:
— А теперь начнется наша работа. На которую требуется настоящий мужчина с верным глазом, крепкой рукой и трезвыми мозгами, а не эти упакованные в кассы хлыщи. Давайте-ка посмотрим, что нам перепало из погребов тор-склета...
Оружие в тюках действительно оказалось с клеймом шэда Триса, но никто не прикоснулся к нему до Тигира. Это были непривычные удлиненные кейры, хорошо подходящие для того, чтобы прорубать крепкие кассы, но совершенно непригодные для боя в строю. Крэйн наметанным взглядом оценил их, большая часть находилась в сносном состоянии, хотя во многих местах старый хитин потрескался или начал щепиться. Еще были тонкие узкие колья с игловидными длинными наконечниками, оружие, не прижившееся в Алдионе, но, судя по всему, пользующееся хорошей славой здесь. Крэйн подхватил одно, машинально повертел на пальцах, находя баланс.
— Чего скажешь? — поинтересовался Тигир, следя за его движениями.
Остальные попятились, хотя и понимали, что Крэйн достаточно ловок, чтобы не задеть никого из стоящих рядом.
— Хлам. С таким оружием только на шууя ходить.
— А мы их, брат, не оружием возьмем, а хитростью. Если знать их повадки — ничего не стоит и стисом перерезать, а с моим опытом за это можешь не волноваться. Главное в этом деле — чтоб сердце твердое было, не дрогнуло в самый неподходящий момент. Потому как один побежавший может загубить весь отряд.
Тигир стал объяснять — неторопливо, но жестко, не допуская сомнений.
Он говорил долго, если требовалось — повторял, иногда прикрикивал на тех, кто утрачивал интерес к его словам.
Карки — твари стайные. Они верткие, как водяные пауки, только силы у них достаточно, чтобы раздавить самый крепкий касс заодно с человеком.
Своими длинными тонкими конечностями, которыми разрывают на части падаль, они орудуют невероятно ловко. Им ничего не стоит развалить человека пополам, если он замешкался, или снести ему взмахом две ноги стразу Хитинового панциря у них нет, но при этом их кожа настолько плотна и упруга, что от нее отскакивает даже заточенный эскерт.
На карков нельзя ходить в лоб и в зените Эно — выждут, набросятся выводком и все, через час ни одной кости не останется. Несмотря на то, что глаз у них нет, присутствие человека они чуют за добрую четвертую часть этеля, а на падаль и вовсе сбегаются за несколько сотен.
Карков надо бить в Урт, это твари Эно, которые питаются его светом и теплом. В Урт они не засыпают, но движения их, хоть и по-прежнему быстрые и смертоносные, утрачивают четкость, часто беспорядочны, словно мозг твари затуманен и она отбивается вслепую. Часто, чувствуя удар под светом Урта, они застывают, будто удивленные, и тогда, подобравшись достаточно близко, можно забить их одним ударом. Но в выводке карков не меньше трех тварей, а иногда встречаются и огромные, до целого десятка.
Такую свору просто не забьешь — бросишься на одного, а другой тебя по затылку жгутом своим и огреет. Голову снесет начисто, лучше любого эскерта. Поэтому загонять их надо с умом, следя за тем, чтобы потревоженные твари не сбивались в клубок, а шли по одной. Тогда обученные загонщики могут точными ударами перебить им конечности и добить кольями. Кейры, даже утяжеленные, от их шкуры отскакивают, они годны лишь на то, чтобы рубить жгуты, а колья — в самый раз. Работа у загонщиков сложная, но со временем она въедается в кровь и плоть, как клеймо раба. Она не забывается и не стирается временем. Загонщики делятся на два отряда, один из которых загоняет выводок карков, а другой, вытянувшись в шеренгу на пути движения, старается подрубить им жгуты на ходу. Строй должен стоять так, чтоб загнанные карки шли параллельно ему, тогда загонщики смогут бить по очереди, каждый раз когда карк равняется с одним из них. Если выводок загнан правильно и они бегут по одному — ударе на восьмом тварь падает на землю, и тогда главное — ткнуть ее сразу несколькими кольями, метя в самую середину.
Если кровь из раны идет зеленая и густая — надо отскочить и ударить еще раз. До тех пор, пока она не станет прозрачной, карк может двигаться.
Это самый опасный момент — забыв про опасность, загонщики часто увлекаются и становятся жертвами длинных черных хлыстов. Есть и другая опасность — загнанный выводок может неожиданно сбиться и ринуться на строй, это происходит тогда, когда от страха они делаются безумны и ничего не разбирают. Тут уже все зависит от Ушедших, единственное, что могут сделать загонщики — рассыпаться в разные стороны. Падать, рассчитывая слиться с землей, нельзя — нащупают и раздавят, лучше бежать то в одну сторону, то в другую, прыгать, кричать — тогда карк может сбиться со следа и вернуться к выводку.
— Опасная работенка, — ухмыльнулся кто-то, демонстрируя многочисленные провалы вместо зубов. — Не передавили бы нас...
— Лучше идти рано, чем терять время на тренировки, — пожал плечами Тигир. — Самая лучшая тренировка — первый загон, он научит вас большему, чем я смог бы научить вас за двадцать Эно. А насчет передавить...
Думаю, завтрашний Урт увидит на три-четыре пары глаз меньше, чем видит сейчас.
По толпе прошел радостный рокот, слова Тигира никого не испугали.
Впрочем, он и не старался испугать — стоял выпрямившись, заложив руки за пояс и поглядывая на свое воинство немного снисходительно.
— Конечно же, каждый из вас уверен, что он-то как раз следующий Урт увидит, — бросил он в толпу. — И идущий за ним, и следующий... Разумеется, каждый из вас знает, что он будет достаточно умен, ловок и силен, чтобы выжить. Никто из вас не верит в то, что умрет через час или два. Верно?
Ропот стих, перешел в едва слышное журчание — словно морская волна натолкнулась на берег и отступила, затихая.
— Че пугаешь? — буркнул кто-то недовольно. — Ты нас не на убой ведешь.
Его поддержали другие, но Тигир только покачал головой.
— Перед тем как мы покинем город, я бы хотел, чтобы каждый из вас понял — возможно, сейчас он доживает последние часы или даже минуты. Вы правы, я веду вас не на убой, вас ждет настоящая битва. С опасностью, безумием, страхом. И вы должны быть к ней готовы.
— Мы-то готовы. — Широкоплечий парень с совсем еще детским лицом, смуглый и ясноглазый, пытающийся постоянно скрыть улыбку возбуждения за напускной хмуростью, взмахнул тяжелым кейром. — Увидишь, мы еще отметим первый загон все вместе в первом же трактире!
Это был Стэл, помощник Тигира, выделяющийся из общей стаи, кроме молодости, чистотой и наличием вельта. Как уже знал Крэйн, ему предстояло руководить в загоне действиями второго отряда. Того самого, в состав которого в последнюю минуту попал и Крэйн.
— Малый громкий, но вроде неплох, — усмехнулся Тигир тихо, когда они с Крэйном стояли поодаль. — Дам ему отряд, проверю каков. Вот за что боюсь — горячеват, в загоне азарт не подмога, а опасность.
— Мне надо будет ему подчиняться? — поинтересовался Крэйн, в планы которого вовсе не входило бегать на побегушках у ребенка, который и кейр еще правильно держать не научился.
— Он будет командиром. Смотри — добудешь десяток карков и поставлю тебя на его место. Если вы оба, конечно, будете живы.
Сейчас, услышав выкрик Стэла, Тигир приподнял бровь, отчего его узкое хищное лицо показалось еще уже.
— Вот и хорошо. Главное — с хегга не свались.
Загонщики встретили его слова смехом, ворчание стихло.
— Разбирайте оружие!
ГЛАВА 7
ЗАГОН. ТРИС
Когда Урт достиг зенита, степь стала похожа на огромный диковинный синий гриб, покрытый редкими кляксами лишайника. Она тянулась от одного горизонта к другому, разбивая небосвод на две части и робкие короткие тени прятались в густой трескучей траве.
Трава была везде, она неторопливо шевелилась, покачивалась на волнах пронизывающего холодного ветра, и в тех местах, где ее было особенно много, это походило на неспешное, но сильное течение в широкой реке.
Иногда даже казалось, что шевелящаяся трава поднимает ветер, а не наоборот.
Они шли неровной цепью, не оглядываясь на растворяющийся в голубой дымке город и молча. Лишь изредка кто-нибудь бормотал себе под нос ругательство, когда оступался или натыкался на спрятавшуюся в траве кочку. Мрачное угрюмое молчание затянуло их липкой пеленой, к которой добавлялся сладкий привкус возбуждения и едкий — опасности. Чувство нереальности происходящего захватило Крэйна сразу после выхода из города — лишь окунувшись в огромную кляксу, затянутую густым жирным синим свечением, он почувствовал, как движения приобретают непривычную легкость, а в голове что-то шумит.
— Не они? — Идущий справа от него загонщик наморщил крепкий потный лоб, вглядываясь в даль. — Гляди-ка...
Соседи машинально приподняли оружие, но Стэл, покачивающийся над их головами в седле хегга, пожал плечами.
— Деревья. Если будут карки — Тигир их обгонит и свистнет.
Хегг был паршивый. Хоть и не старый, но из чахлого выводка, сразу видно, что не помощник настоящему воину — хитиновый панцирь сероватый, словно затянутый тонкой пленкой мха, сегменты передних лап искривлены и тонковаты в суставах, движения беспорядочны и неуверенны. Лучшего хегга, одного из двух, выданных дружинниками, забрал себе Тигир. Спорить с ним никто не стал.
Трава была везде, она неторопливо шевелилась, покачивалась на волнах пронизывающего холодного ветра, и в тех местах, где ее было особенно много, это походило на неспешное, но сильное течение в широкой реке.
Иногда даже казалось, что шевелящаяся трава поднимает ветер, а не наоборот.
Они шли неровной цепью, не оглядываясь на растворяющийся в голубой дымке город и молча. Лишь изредка кто-нибудь бормотал себе под нос ругательство, когда оступался или натыкался на спрятавшуюся в траве кочку. Мрачное угрюмое молчание затянуло их липкой пеленой, к которой добавлялся сладкий привкус возбуждения и едкий — опасности. Чувство нереальности происходящего захватило Крэйна сразу после выхода из города — лишь окунувшись в огромную кляксу, затянутую густым жирным синим свечением, он почувствовал, как движения приобретают непривычную легкость, а в голове что-то шумит.
— Не они? — Идущий справа от него загонщик наморщил крепкий потный лоб, вглядываясь в даль. — Гляди-ка...
Соседи машинально приподняли оружие, но Стэл, покачивающийся над их головами в седле хегга, пожал плечами.
— Деревья. Если будут карки — Тигир их обгонит и свистнет.
Хегг был паршивый. Хоть и не старый, но из чахлого выводка, сразу видно, что не помощник настоящему воину — хитиновый панцирь сероватый, словно затянутый тонкой пленкой мха, сегменты передних лап искривлены и тонковаты в суставах, движения беспорядочны и неуверенны. Лучшего хегга, одного из двух, выданных дружинниками, забрал себе Тигир. Спорить с ним никто не стал.