Соловьев Константин. Урод

   Крэйн вздрогнул. Новая волна подхватила его, но он почти не сопротивлялся. Он снова нашел дорогу в шипастых закоулках своей памяти.
   Эта дорога вела к свету и тому месту, где нет боли. Он шел по ней.
 
   — Он уже поднял дружину. Если не покинешь тор-склет сейчас же, будет поздно.
   Орвин. Орвин. Орвин. Зловещий силуэт, от которого дышит липким холодом. Но этот холод сейчас неприятен, он не убирает жара, грызущего кости Крэйна, лишь усугубляет его.
   — Беги сейчас же. Твоя дружина в сборе, хегги готовы... Я распорядился. Ты успеешь.
   Риаен умерла. Все верно. Так и должно быть.
 
   — Их нет?
   — Я их не вижу. — Это Лат или Армад? Непонятно. Знакомый голос. — После рощи они не появлялись.
   — Значит, мы ушли?
   Собственный восторг, как пьянящий фасх, журчит искристым фонтаном. Урт проиграл, они ушли.
 
   — Орвин тебя убьет. Уходи из Алдиона! Крэйн, сейчас все зависит от скорости. Не медли! О, Ушедшие...
   — Но может... Нет, постой, ты уверен? Лат, возможно, ты с ним поговоришь и...
   — Убирайся, пока не поздно! Беги куда угодно, я разыщу тебя. Езжай куда хочешь, но подальше от Алдиона. Понимаешь?
 
   — Впереди. Крэйн, я что-то вижу. По правую руку.
   — Идут наперерез.
   — Дружина?
   — Не похожи. Кажется, просто степные шеерезы. Человек десять.
   — Они. Вели от рощи. Наверное, приняли за гонцов Алдиона.
   — Достать эскерты. Пройдем сквозь них.
   — Крэйн... Это опасно.
 
   — Крэйн, уходи из Алдиона! Орвин не способен сейчас думать, он убьет тебя.
 
   В груди разливается волна облегчения. Они ушли. Они справились.
   Дружина Орвина отстала.
   — Я сказал, сквозь них. Это всего лишь оборванцы. Скорость не снижать.
   — Мы рискуем.
   — Мы не должны останавливаться. Достать эскерты.
 
   — Прощай, брат... Хегги уже ждут. Я постараюсь задержать. Уходи.
 
   Опять черные тени, но теперь они несутся навстречу. Крэйн нагибается в седле, перенося вес так, чтобы рубануть с оттяжкой, под лопатку. Его хегг не сбавляет скорости и неизвестный с хрустом слетает на землю. Где-то сзади бьет Армад, слышно его выдох. Теней все больше, они выскакивают из-под земли, пешие и на хеггах, в руках их топорщатся кажущиеся непривычно тонкими кейры и стисы. Армад застрял где-то сзади, слышно лишь его хриплое дыхание. Крэйн разворачивается и снова бьет. Кто-то с воем прыгает под лапы его хегга и спустя мгновение ползет в сторону с развороченным животом. Удар. Кто-то хватается за рассеченный на груди вельт.
   — Алдион! Бей!
   — Вито-о-о-р!.. Ах-х...
   — Неве...
   — Тебе!
   — Кто-нибудь, бе...
   — Х-х-ха! — с присвистом. — Получи!
   — Ради Ушедших...
   Синие холмы крутятся так, что кружится голова. Невыносимо пряно пахнет свежей травой и кровью хеггов. Крэйн бьет, крутясь на месте, хитиновая спина под ним подпрыгивает, он едва удерживается. Вокруг что-то происходит, все сливается в водоворот, в котором бурлят звуки, настолько непривычные, что разум не поспевает за ними.
   Чей-то хегг выныривает прямо перед ним. Крэйн бьет наискосок по плоской морде с вытянутыми фасеточными глазами и чувствует хруст. На пальцы брызжет горячим и скользким.
   — Алдион!..
   Незнакомое лицо появляется совсем рядом. В свете Урта кажется, что глаза у него выпучены, а губ нет. Он заносит что-то в руке, и Крэйн понимает, что удар будет в него. Он вскидывает эскерт. Быстро, сильно, почти чувствуя, как лезвие с хрустом разрывает шейные позвонки, не прикрытые даже вельтом.
   В последнее мгновение на пути клинка возникает длинная тонкая тень.
   Сухой хруст, лезвие эскерта брызжет во все стороны осколками, в руке Крэйна остается лишь рукоять. Дубинка. Обычная деревянная дубинка.
   Эскерт хрупок, он не предназначен для парирования силой. Это известно даже ребенку.
   Крэйн отшвыривает бесполезную рукоять и тянется за следующим эскертом, одновременно пытаясь уйти в сторону и пропустить нацеленный в грудь удар. Что-то со скрежетом касается его касса, сильным ударом его бросает на шею хегга. Хегг не выдерживает и заваливается на бок, синее небо перед глазами делает большой кувырок. Где-то сверху светит синий Урт и мелькают размытые тени.
   К глазам летит кейр, старое хитиновое лезвие тускло отражает свет.
   Крэйн пытается откатиться, но нога его прижата к земле мертвой тяжестью хегга. В последнем отчаянном жесте он выставляет вперед руки и чувствует, как кожа на ребрах лопается, словно покоряясь чему-то, прокладывающему дорогу из его грудной клетки. Лишь мгновение спустя он слышит хруст касса и понимает, что ледяная волна, выбившая из него дыхание и швырнувшая лицом в холодную скользкую траву — это боль.
   А потом перед глазами начинают крутиться нанизанные друг на друга фиолетовые и багровые круги, Крэйн чувствует, как его руки начинают проходить сквозь землю, словно тело уже бесплотно. Очень холодно и почему-то ужасно хочется пить. А потом темнота падает на него сверху.
   Боль наступает, ее горячие клешни снова впиваются в искромсанное тело, но Крэйн больше не кричит. Он все вспомнил.
   Крэйн улыбается.
 
   Сознание возвращалось к нему медленно и мучительно. В первый раз, когда боль отступила настолько, что к телу вернулись ощущения, он открыл глаза. Эно ослепил его, перед глазами поплыли лиловые пятна, но он смотрел на него, пока хватало сил.
   Тело было чужим. Оно могло чувствовать, но не принадлежало самому Крэйну, единственное, что он мог делать, — немного приподнимать голову, но давалось это ценой таких усилий, что сознание часто срывалось обратно в черную пропасть, где не было ни земли, ни Эно. Времени он не чувствовал, да и вообще не был уверен, что оно существует. Он просто лежал и смотрел в небо, чувствуя, как твердые острые травинки упираются в шею.
   Он не знал, где он и что находится вокруг него, но и не стремился узнать. Впервые за многие годы он наслаждался абсолютным покоем и даже приступы боли уже не пугали его. Больше всего неприятностей приносила грудь. Он чувствовал огромную огненную трещину, пролегшую от левой ключицы почти до правого бедра, при малейшей попытке сдвинуться с места она грозила разойтись, и он чувствовал бегущие по ребрам влажные потеки.
   Оставалось лежать.
   Фляга была при нем и это спасло его. Удержавшись от соблазна выпить все, он непослушными затвердевшими пальцами оторвал кусок талема, смочил водой и приложил кране. Жар начинал спадать, но он все равно чувствовал ужасную слабость, тело казалось невесомым. В глаза словно сыпанули горячим песком, но, сжимая зубы, он держал их открытыми — слишком велик был страх скатиться туда, откуда он с таким трудом выбрался.
   Но это не могло продолжаться вечно. Постепенно руки обрели чувствительность, Крэйн смог приподняться. Люди, лежащие вокруг, не вызвали у него никаких эмоций — умирающему телу не было до них дела. Но Крэйн знал, что, если он хочет выжить, надо действовать. А он хотел выжить.
   Изнуряя безразличное тело, он сумел перевернуться на бок и подползти к неподвижной туше хегга, замершей неподалеку от него. Эта туша дала ему защиту от беспощадного Эно и укрытие от холодных ветров, которые дули весь Урт напролет. Есть не хотелось, но он знал, что это надо. По счастью, панцирь хегга был расколот вдоль чьим-то чудовищным ударом, он запустил руку внутрь. У мяса хегга был отвратительный вкус, оно было едким и вонючим, но Крэйн заставил себя есть. Потом запил водой, сменил компресс на пылающем лбу и снова потерял сознание.
   Но тело, хоть и медленно, латало повреждения. Оно было сильным и выносливым, даже ужасная рана, нанесенная кейром, не стала смертельной, хотя за прошедшее время Крэйн не раз думал о смерти. Но он был жив, и это значило, что останавливаться рано. Его касс был расколот как панцирь хегга, тяжелый хитин сковывал движения и не давал дышать. Крэйн подобрал лежащий неподалеку сломанный стис с одним уцелевшим лезвием и попытался выбраться из скорлупы. Работа шла очень медленно, наваливающаяся иногда слабость не давала поднять руки, но он не останавливался. Наконец бесполезный доспех свалился с него, он обрел свободу.
   Люди лежали в беспорядке, нападавшие слишком торопились, чтобы похоронить погибших или хотя бы увезти с собой тела, вероятно, боялись что из Алдиона подоспеет подмога. Они лежали вперемешку с хеггами, безвольно уткнувшись лицами в землю, и скрюченные пальцы сжимали обломки оружия. Шеерезы не оставили ничего, имеющего ценность, они забрали даже одежду и оружие. Крэйн равнодушно подумал, что ужасная рана, едва не ставшая причиной его смерти, на самом деле спасла его жизнь — раскроенный касс и талем под ним уже не представляли ценности для нападавших, его не стали раздевать и только из-за этого не обнаружили, что в нем еще теплится жизнь. Правда, они все же забрали родовые эскерты и срезали с пояса тулес с деньгами. Но сейчас ни то, ни другое ему не требовалось. Ему нужен был лишь отдых.
   Когда вода во фляге кончилась, он сумел подползти к ближайшему телу и взять другую. Это был Армад. Раскинув руки в стороны, он лежал, запрокинув голову, и обнаженное тело, уже тронутое пятнами разложения, казалось огромным. Мутные невидящие глаза смотрели куда-то вверх. Крэйна едва не вырвало, но он пересилил себя и взял флягу. Она была треснувшей, но вода там еще оставалась. А в воде для него сейчас заключалась жизнь.
   Несмотря на то, что силы его еще не восстановились, он понимал, что оставаться здесь нельзя. Даже если шеерезы не вернутся за своими, сюда в любой момент может нагрянуть погоня Орвина. Потеряв их в тот Урт, они, наверное, решили перехватить Крэйна на пути к Трис. Не обнаружив его там, они скорее всего вернутся туда, где потеряли его, чтобы взять след. Они не вернутся в тор-склет с пустыми руками. Значит, надо уходить.
   Неподалеку была большая роща чахлых колючих деревьев; сложив мясо хегга в остатки талема и подобрав уцелевшие фляги, Крэйн двинулся туда. Раньше этот переход занял бы у него не больше часа, теперь же он растянулся на целый Эно. Он шел на четвереньках, через каждые десять шагов останавливаясь. Кровь гулко шумела в ушах, мир расплывался, но он не останавливался. Он хотел выжить и знал, что для этого надо сделать.
   Злости он не чувствовал, лишь щемящее опустошение и усталость. Путь домой для него заказан, там его уже ждет аулу Орвина. Орвин вряд ли даст ему быструю смерть. Значит, изгнание. Добраться до Триса, раздобыть денег и затаиться, ожидая помощи Лата. Лат обещал найти его и помочь, а его слову можно верить. Но что ждет его в Трисе? Крэйн никогда прежде там не был и не представлял, сможет ли затеряться в чужом городе. Скорее всего дружина местного шэда, поднятая на ноги гонцами Орвина, уже ищет его. А найдя, не замедлит препроводить обратно в Алдион.
   Но Трис будет нескоро. Вначале надо восстановить силы, чтобы добраться до него. Крэйн лежал в тени деревьев, замерев без движения. Зарывшись лицом в прелые влажные листья, он впитывал телом сухую успокаивающую прохладу земли и чувствовал, как силы постепенно возвращаются к нему.
   Воспаление спало само по себе и края раны, образовав уродливый багровый рубец, наконец сошлись. Передвигался он пока с трудом, но в этом и не было нужды. Потратив два Эно на исследование рощи, он обнаружил съедобные ягоды и мох. Они не давали сытости, и то и другое было пресным, водянистым и очень кислым. Вспоминая сочный вкус туз, Крэйн кусал потрескавшиеся губы и собирал ягоды про запас. Он корил себя за то, что не догадался взять с собой больше мяса, но вернуться обратно уже не мог — на следующий Эно после того, как он добрался до рощи, на падаль сбежались карки. Крэйн с тоской смотрел из-за деревьев, как их отвратительные извивающиеся тела, черные как сама смерть, оплетают останки, а гибкие тонкие отростки, служащие лапами, с неожиданной силой разрывают хитиновые панцири и человеческие тела. Единственным его оружием был стис с одним острием, а карков было не меньше пяти, поэтому ему оставалось лишь лежать и молиться, чтобы его не почуяли. Однако хищники, хоть и лишили его еды, оказали ему неоценимую помощь — после их визита на земле не осталось даже лапы хегга и уже ничто не указывало на произошедшее здесь побоище. Следы пятерых всадников тоже не представляли теперь опасности, черные тела стерли их начисто на добрых два этеля.
   Дружинникам Орвина, если они, конечно, идут по следу, придется немало повозиться.
   Когда ему стало легче, Крэйн взялся за расчеты. До Триса выходило не меньше восьмидесяти этелей, даже если учесть, что десять они покрыли в первый Урт. Это значило как минимум три Эно, если передвигаться с максимальной скоростью. За себя он не боялся, он оправился настолько, чтобы вытерпеть такой путь, но нужны были запасы. Без еды он как-нибудь продержится, к тому же можно насобирать ягод в дорогу, но воды не было уже второй Эно и даже сейчас, надежно скрывшись от палящих лучей под кронами деревьев, Крэйн чувствовал невыносимую жажду. От жажды рубец на груди снова начинал гореть, голова кружилась. Без воды он не сможет проделать такой путь, это было ясно.
   А на рассвете Эно пошел дождь. Тугие струи с треском прогибали листья и Крэйн ловил их ртом, чувствуя на языке восхитительную холодную солоноватую влагу. Потом он выжал заранее расстеленный талем, этого хватило чтобы утолить жажду. Но нужна была вода в дорогу. Когда дождь кончился, он принялся вымакивать талемом небольшие лужи, собравшиеся в низинах и у корней. Черная вязкая жижа с трудом цедилась во флягу, но Крэйн слишком хорошо знал цену воде, чтобы позволить ей пропасть. Он работал несколько часов кряду, пока не дала знать о себе заживающая рана. Вымоченный в крови человека и хегга талем превратился в заскорузлую тряпку, почти не впитывая воду, он уже ничем не был похож на роскошное одеяние, в котором младший шэл Аддион появлялся на приемах в тор-склете. Как всегда от перенапряжения зашумело в ушах и мир мягко поплыл, заставляя его беспомощно трясти головой.
   Ему повезло — когда он уже собирался отдохнуть, на глаза ему попалось углубление размером с человеческую голову, почти полностью наполненное грязной дождевой водой. Забыв про рану, Крэйн подполз к нему. И не удержался от вскрика, когда из воды, почти коснувшись его лица, вынырнула чья-то чудовищная морда.
   От неожиданности Крэйн упал на бок, за какое-то мгновение он разглядел ее до мелочей — и злой холодный блеск в глазах, продирающий насквозь, и уродливо искривленные губы, кажущиеся пародией на человеческие, и вспухшую огромными отвратительными буграми правую сторону лица. Вернее, того, что когда-то давно можно было назвать лицом. Возможно, когда оно было человеком — у него все еще оставались различимые черты, но они казались оплывшими, словно вздувшимися от ожога. Отвратительная бугристая маска, кажущаяся еше уродливее из-за этого сходства с человеком.
   Крэйн растерялся, но его рука, повинуясь вбитым за долгие годы рефлексам, сама обхватила рукоять торчащего за поясом стиса. Он ударил не задумываясь, со всей скоростью, на которую был способен, с ужасом ожидая увидеть, как подземная тварь начинает выбираться из воды.
   В лицо плеснуло холодным, густая жидкость заляпала щеку и потекла по губам.
   Кровь твари на вкус была солоноватой, но ничуть не похожей на человеческую.
   Лезвие не ощущая сопротивления вошло точно между глаз, и Крэйн, не удержавшись, рухнул лицом в лужу, подняв тучу мелких брызг. Он вскочил, вслепую размахивая стисом, опасаясь, что чудовище, воспользовавшись его беспомощностью, ударит. Щербатое хитиновое лезвие со свистом полосовало воздух. Но оно не торопилось, вероятно, затаилось, чтобы выждать момент, когда он снова склонится над лужей. На трясущихся ногах Крэйн поднялся и заглянул в крохотный водоем.
   Чудовище никуда не исчезло, оно смотрело на него снизу вверх и в глазах его, очень похожих на человеческие, был страх. Крэйн протянул к нему непослушные пальцы, и черное зеркало заколыхалось, расходясь кругами. Чудовище в луже обхватило руками уродливое лицо и закричало.
   Он не помнил, сколько пролежал так, забыв про время, вытянувшись в липкой холодной грязи и опустив руку в воду. Уродливая маска, слепок с человеческого лица, половина которой была покрыта огромными язвами, смотрела на него из глубин. Иногда он проводил по ней пальцами и человеческие черты, в которых оставалось что-то знакомое, расплывались, чтобы через несколько секунд снова собраться, образуя отвратительное переплетение былой красоты и уродства.
   Правая сторона лица тоже изменилась, хотя багровые язвы пока не затронули ее, замерев извилистой чертой почти посреди лба, а ниже — заняв всю левую щеку и скривив, словно в злой усмешке, угол губ. Но кожа на ней стала дряблой, как у старика, когда он проводил пальцами, она колыхалась, на ней оставались бледные полосы. Затронутый боязнью левый глаз казался отрешенным и равнодушным из-за вспухшего века, зато правый блестел и метался, как попавшая в ловушку муха. Два существа смотрели сейчас в воду — ухмыляющийся урод и молодой юноша, первый — отвратительный и равнодушный, больше похожий на насекомое, чем на человека, второй — прекрасный и печальный.
   — Ворожей... — шептал Крэйн, не в силах отвести взгляд от отражения. — Я проклят. Ушедшие, на мне проклятие... я убил его. Я проклят. Проклят. Навсегда.
   Упавшие листья отзывались на его слова тихим шелестом и щекотали шею.
   Но он ничего не чувствовал — им снова овладело полное безразличие, граничащее со сном, которое уже навещало его в покоях тор-склета. Тогда оно было предупреждением, теперь же только оно помогло обезображенному Крэйну сохранить рассудок.
   Но забытье это было беспокойным — не успевал он закрывать глаза, как отсвет факелов начинал невыносимо жечь лицо, выжигая глаза, отвратительно смердящий дым рвал в лоскуты легкие, бульканье кипящего в котле варева выворачивало его наизнанку. Лица ворожея он не видел, лишь угольно-черный контур, который открывал огромный провал рта и бил по глазам свистящими острыми фразами. «Не подходи, шэл Алдион.» Прогнившие деревянные стены склета рушатся на него, придавливая к земле и перекрывая воздух. «Не подходи ради...» Лицо ворожея начинает распухать, оно занимает всю комнату, Крэйн тщетно пытается избежать прикосновения.
   На ощупь кожа ворожея — холодная и склизкая, как мокрый мох.
   «... собственной жизни.» Где он? Есть ли предел этому кошмару?.. Дверь срывают с петель, возле нее стоит Армад, за его плечами — Витор и Калиас. Они смотрят на Крэйна и губы их кривятся, хотя глаза остаются безразличными. Чтобы не видеть их глаз, Крэйн куда-то бежит, спотыкаясь и чувствуя под ногами густую булькающую массу. «Этот удар может стоить гораздо больше, чем ты думаешь». Он падает, вскакивает, обдирая локти, что-то раскаленное и горячее, кажется — нос ворожея, упирается ему в затылок. Жарко.
   Крэйн бежит, чувствуя, как стены склета, снова вернувшиеся на свои места, начинают вращаться вокруг него. В последней попытке вырваться из этого ада он рвет в клочья сухожилия, бросается сквозь что-то твердое и трещащее под ребрами, опять падает...
   Земля. Земля и листья. Стволы деревьев вокруг, над головой заканчивает чертить свой путь Эно, видимое сквозь прорехи в густом куполе листьев. У самой земли бежит и холодит лицо предзакатный ветерок, пахнущий чем-то знакомым, но давно забытым.
   Крэйн вернулся.
   Очнувшись, он не знал, сколько прошло времени. Возможно, он пролежал так несколько часов, а возможно — и несколько Эно. У него остались лишь смутные воспоминания о том, как он рыдал и бился о землю. Воды в луже почти не осталось — вероятно, в припадке безумия он пытался уничтожить свое отражение. Костяшки пальцев кровоточили, кровь была и во рту.
   Придя в себя, Крэйн дрожащими руками выбрал из углубления остатки влаги и обтер лицо. Только сейчас он стал замечать, что кожа на левой стороне потеряла чувствительность и была отвратительно бугристой на ощупь. Как он мог не заметить этого раньше?..
   Кажется, он пытался вонзить стис в горло — возле кадыка осталась короткая глубокая отметина, которой он раньше не помнил. Но старый затупившийся клинок оказался бессилен. Наткнувшись взглядом на серую холодную рукоять, покрытую грязью и листьями, Крэйн вздрогнул и торопливо отбросил оружие в сторону, словно опасную тварь, которая может бесшумно подобраться со спины и ужалить. Смерть, раньше воспринимавшаяся им как будоражащий кровь призрак, незримо присутствующий где-то рядом, теперь вызывала отвращение. При мысли о том, что он, шэл Аддион, будет лежать мертвым с таким лицом, словно его окунули в ывар, была настолько невыносима, что у Крэйна сводило зубы. Нет, он не умрет. Не стоило дважды чудом цепляться за жизнь, чтобы после всего проткнуть себя грязным старым лезвием. А лицо... Это пройдет. Должно пройти. Потому что иначе жить действительно незачем. Крэйн ухватился за спасительную мысль — да, он выживет только для того, чтобы вернуть себе красоту. Лат даст денег, он найдет в Трисе лучших лекарей, которые определят болезнь и вылечат ее. Главное — не сбиваться, не жалеть себя и не отчаиваться.
   Неизвестность исчезла, Крзйн почувствовал себя лучше. Проклятие? Чушь.
   В такие глупости способны верить только дети и чернь. Просто болезнь.
   Совсем не похожая на те, с которыми ему доводилось сталкиваться, ну так это и не страшно. Болезнь либо отправляет человека в ывар-тэс, либо исчезает, это он знал точно. Значит, способ есть, остается всего лишь его отыскать. Возможно, на это уйдет десять Эно, а может, и сотня дюжин, главное — доказать себе самому, что он еще человек, а не человекоподобный червь, извивающийся под ударами судьбы. Он выживет потому, что он силен, он будет вершить жизнь сам, а не подчиняться ей, как многие тысячи, болезнь, изуродовавшая лицо, не сможет забрать еще и жизнь. Он — Крэйн, шэл Алдион. Он не позволит кому-либо, кроме себя, распоряжаться своей жизнью. Он выстоит.
   Стоял закат Эно. Теплый, озаряющий листву густым багровым светом, он предвещал холодный Урт и пронизывающий ветер. Где-то далеко за холмами стоят стены Триса. Там есть лекари и лекарства, там его ждет Лат, который никогда не бросит в беде.
   Там он снова станет собой.
   Крэйн понял, что не сможет дождаться следующего Эно. Он завязал в талем остатки ягод, засунул за пояс обломанный стис и подхватил фляги.
   Не успевшая зажить рана гадко засаднила, каждый шаг давался ценой боли.
   Но Крэйн не стал останавливаться.
   Он даже не оглянулся.
 
   Трис стоял на возвышенности, его было видно за много этелей вокруг. У него не было высокой деревянной стены, как у Алдиона, отчего город казался непривычным, хотя склеты и шалхи ничем не отличались от виденных им ранее. Склетов было мало и они образовывали несколько идеально ровных квадратов в самом центре, отжимая к окраинам шалхи.
   Крэйн знал, что лес ценится здесь очень высоко, он часто слышал через Дата о том, что именно караваны с деревом пользуются наибольшим спросом у местных жителей, но все равно не мог представить, как можно всю жизнь ютиться в крохотной земляной яме, прикрытой сверху шкурой шууя, а то и просто старым тряпьем.
   Крэйн долго лежал в высокой траве, наблюдая за городом. Он не обнаружил ни дружинников Орвина, ни местной стражи, однако не сразу решился приблизиться. Город казался ему огромной ловушкой и его чуждость, разительная несхожесть с его родным Алдионом, лишь усугубляла это сходство. Здесь не было ни узких шумных улочек, петляющих вокруг трактиров и в беспорядке пересекающихся, как лапы карка, ни цеховых рядов с их богатыми обильными прилавками. Даже сторожевые вышки, на которые не жалели леса и хитина в Алдионе, здесь заменяли простые земляные валы, подпертые невысокими частоколами.
   «Этот город под силу захватить и двум дюжинам шеерезов, — подумал Крзйн, холодно щурясь на двух беспечно сидящих у прохода стражников, облаченных в старые высохшие кассы. — Готов поспорить, здешняя дружина охотнее орудует ложками, чем эскертами».
   Едко комментируя про себя каждую мелочь, Крэйн никак не мог решиться покинуть свое убежище, снующие между шалхами разноцветные точки-люди с крохотными отростками рук и ног вызывали у него тревогу, заглушить которую не могли ни цинизм, ни гордость.
   «Они увидят меня, — горячим молотом стучало в голове. — Они испугаются. Я теперь уродлив, как полумертвый хегг. Они будут смотреть на меня и смеяться. Тыкать пальцами. Я здесь чужак. Они увидят меня и мне негде будет скрыться, у меня нет Даже одежды, чтоб прикрыть свое уродство. Я буду идти по чужим незнакомым улицам, чувствуя спиной их отвратительные гнусные взгляды и слыша их шепот».
   От этой мысли он сжался, словно тело по собственной воле хотело сделаться как можно незаметнее, рубец на груди загорелся едким злым огнем. Крэйн зарычал, впившись пальцами в траву, но гордость шэла Алдион подняла его на ноги и швырнула вперед.
   «Чернь! Вы будете смеяться надо мной? Смейтесь! Я, шэд Алдион Крэйн, даже обезображенный, стою тысячу тысяч таких бездумных грязных тварей, как вы. Пусть я потерял красоту и эскерты, но я человек, и все вы, даже задрав свои отвратительные головы, не сможете стать вровень со мной.