— Не хочу гнить заживо. Мы сможем выбраться из тор-склета и покинуть Трис. А там дружинники шэда нам не указ. И будет тебе твоя миска похлебки, с мясом вместо гнилой танги. Разумеешь?
   — Эге.
   — Ты мужчина, а не тварь из калькада, до самой смерти будешь позволять, чтоб на тебя пялились, как на диковинное животное? И сдохнешь в своей соломе? Ну, ты!
   — Ишь разголосился, — проворчал Багой, отстраняясь и с опаской косясь на помятое плечо. — Что ты раньше такой смелый не был, а? Дурак ты, вот кто. Не буди народ своими глупостями, тебе отсюда ход один — по коридору, да только не ногами, а на руках. Отсюда живыми не выходят.
   — Потому что не пытаются. Вы живете здесь, как забредшие на поле тайлеба одурманенные шууи.
   — Зато кончим своей смертью! Тут закон таков — смерть у каждого своя. Хошь выбираться — других за собой не тащи, не твое это дело. А дураков живот себе пороть заради глупости тут нет. Сам и ступай. Бежи.
   — Один я не смогу, — терпеливо сказал Крэйн. — Одному мне даже из клетки не выбраться. Мне нужны люди. Много людей.
   — Три десятка? — Багой, обретя обычное спокойствие, скрипуче хохотнул. — Ну иди, поищи таких! Сказано же тебе — отсюда выходят только на руках. Живым отсюда ходу нет.
   — Мы попытаемся. Найди в себе смелость, сырая душа!
   — Смелость?.. Э, брат, для того чтоб на смерть наступить, смелость не требуется. Коль у тебя смелости много — проживи тут хоть три тысячи Эно, тогда и будешь разумничать. Я в этой жизни ничего не боялся, ни когда на хегга шел, ни когда в переулках стис прямил. И я в отличие от тебя разума-то за свою житуху набрался. Любая жизнь, хоть она горше недобродившего фасха, лучше, чем получить два локтя хитина в брюхо. Будь смелым, чтоб терпеть эту жизнь, а не скулить, как побитый шууй о свободе. Вот она, твоя свобода! — Он пнул худой ногой ворох сырой соломы. — Жри ее, пока есть! Как помрешь — свободы у тебя не будет, верно?
   Крэйн прикрыл глаза и несколько раз медленно вдохнул и выдохнул.
   Трусливый разглагольствующий старикан явно напрашивался на то, чтоб ему скрутили шею, но он понимал — если путь наверх найти действительно можно, ему нужны будут люди. Терять соседа, пусть даже такого, непозволительная роскошь. Кроме того, в чем-то Багой был прав, была в его словах какая-то трезвая, выработанная грязными улицами и возрастом, нотка. И она заглушала все громкие слова Крэйна о свободе и гордости.
   Прошло четыре Урта, прежде чем он понял, что легче зубами проложить путь из подземелья, чем убедить Багоя—тот лишь скалил зубы и продолжал свою вечную песню. Крэйн пытался завести подобный разговор с соседями, но те, относясь к странному уроду настороженно и с опаской, предпочли отказаться сразу.
   Долгая бездеятельность зарядила его рвущейся на свободу энергией, каждый день, проведенный в собрании уродов, казался тупым деревянным гвоздем, вогнанным в тело. Стены и потолок давили на него, обычные запахи, к которым как он думал, он привык, вызывали тошноту и слабость.
   Теперь Крэйн думал только об одном — как покинуть это место, и даже месть Орвина казалась давно забытой и смешной. Выбраться из-под земли — и домой, в Алдион... Орвин не посмеет прикоснуться к нему и пальцем, увидев изуродованное лицо, он отходчив и давно понял, что между Крэйном и смертью Риаен нет и не могло быть никакой связи. И Лат поможет, он всегда помогает...
 
   Сам шэд Трис спускался в узилище не часто, даже не сопровождал гостей.
   Лишь изредка, в сопровождении отборных дружинников с обнаженными эскертами он позволял себе прогуляться по коридору, неспешно и по-хозяйски оглядывая свой зверинец. Уроды благодарили его, славили его доброту, но лишь в надежде выпросить дополнительную порцию похлебки. Это удавалось немногим — шэд Трис, вяло улыбнувшись, никогда не обращал на них внимания. Крэйн ждал его визита четыре десятка и еще девять Эно, часами ожидая услышать скрип двери и отголоски его голоса. Он понимал, что только Асенеф может стать его путем на свободу.
   Шэд появился внезапно, на закате Урта. Бесцветный луч высветил из сумрака его уверенную властную фигуру, скользнул по начищенным кассам дружинников. Уроды со сна заворочались, их хриплые густые голоса заглушили громкие отзвуки шагов по деревянному полу коридора. Асенеф шел впереди, небрежно засунув руки за богатый толстый пояс и лениво перебегая взглядом с одной клетки кдругой. Наткнувшись на Крэйна, он сделал шаг в его сторону. Породистое благообразное лицо дышало благородством черт, сытостью и сознанием собственной силы. Крэйн встал у решетки, прижавшись похудевшим телом к прутьям.
   — Мне надо кое-что передать, — сказал он быстро, отчаянно желая, чтобы Асенеф не прошел дальше. — Это важно. Очень важно.
   Асенеф искривил бровь, глядя на своего фаворита.
   — Действительно? Это интересно.
   — Я — Крэйн, шэл Алдион. Я бежал из Алдион, вам это наверняка известно. Мой брат Орвин сейчас шэд, можете узнать у него. Я — сын Кирана и Таиль, двадцать восьмой в роду шэл Алдион. Это правда.
   — Шэл Алдион? — Шэд покачал головой. — Ушедшие, ты действительно готов на что угодно, чтобы лишить мою коллекцию самого ценного экспоната.
   — Я клянусь, что каждое мое слово — правда. Слово шэла. Прикажите узнать и...
   — Мальчик мой, возраст позволяет мне отличать вздор от истины, а это не тот случай, когда старику можно задурить голову. Я привык ко лжи, особенно в этом благом месте, но настолько откровенно и нагло мне, признаться, еще не лгали. Ты действительно необычен.
   — Клянусь Ушедшими, это так. Вы можете не верить мне, но вы ничего не можете поделать с истиной — я законный шэл Алдион. Я говорю вам это.
   — В самом деле? — шэд прищурился и сделал еще шаг к клетке, не обращая внимания на предупреждающие жесты охраны. — Впрочем, если подумать... Боги, это невероятно! Господа, вы только посмотрите, перед нами действительно считавшийся долгое время погибшим шэл Алдион Крэйн, непобедимый и прекрасноликий, гроза эскертов всех земель и услада всех женщин! Уму непостижимо, как такой прекрасный молодой человек мог оказаться среди этого сброда!
   Дружинники засмеялись, не опуская эскертов, из клеток глухим воем вторили им сотрясающиеся от смеха уроды.
   — Крэйн! Шэл Алдион!
   — Прекрасноликий, а?..
   — Шэл! Шэл!
   — Ох-хо... А ведь наглый!
   Крэйн замер, впившись омертвевшими пальцами в неподатливую решетку.
   — Вы должны мне поверить, — прошептал он. — Я не лгу. Проверьте. Посыльные Орвина должны были вам доложить... Орвин искал меня не так давно, он должен был направить сюда своих личных шпионов и вы не могли не знать об этом. Да, мое лицо сильно изменилось, но это из-за болезни. Я клянусь, что не буду держать на вас зла за те пытки которые я перенес, только позвольте мне выйти отсюда! Я ничего не расскажу Орвину.
   Шэд посмотрел на него с какой-то смесью снисхождения и сочувствия.
   — Это жалко. Стоит ли унижаться ради далекого призрака свободы?.. Ты ведь все-таки человек, имей гордость хотя бы сохранять человеческое достоинство, не пытаясь прикрыться чужими именами. Видать, ты совсем потерял ум... Младший шэл Крэйн из Аддиона погиб много Эно назад на охоте, тебе следовало бы получше знать того, кем собираешься прикинуться. Надеюсь, ты не собираешься предстать теперь в роли Орвина?.. В любом случае будь осторожен — еще немного и я прикажу основательно счистить с тебя шкуру кнутами — когда отвратительный урод пытается прикинуться высокородным родственником самого шэда, это вполне можно считать оскорблением, а Алдион — наш добрый сосед и нам ни к чему взаимные недоразумения.
   — Я Крэйн, шэл Алдион, — тихо сказал Крзйн, с ужасом ощущая, что сам в эту секунду не верит сказанному. — Я действительно...
   — Замолчи. Типпин!
   — Ради Ушедших! — Крэйн приник искалеченным лицом к прутьям, словно пытаясь пролезть между ними в последней отчаянной попытке. — Пожалуйста! Я никому не скажу! Я шэ...
   Рукоять эскерта врезалась ему в челюсть, размазывая мир в тусклое звенящее серое пятно. Оглушенный, он намертво вцепился пальцами в прутья и заработал еще два удара, отбросивших его на добрых три локтя от решетки. Багой замер в углу, остальные уроды испуганно молчали, чтобы не навлечь на себя ярость хозяина.
   — Ублюдки... — хрипел Крэйн разбитыми губами, выталкивая из себя густые сладко-соленые сгустки. — Чтоб вы сдохли, вы... Убью.
   Шэд Трис устало покачал головой и сделал жест своим дружинникам продолжать движение.
   Когда Урт достиг зенита, к Крэйну подполз Багой.
   — Эй, ты... — прошептал он, убедившись, что остальные спят в своих клетках. — Слушай.
   — Уйди, — безразлично бросил Крэйн. Клочок его бывшего плаща, вздувшийся бурой кровью, по-прежнему был зажат в руке, взгляд устремлен в никуда.
   — Ты это... Действительно, что ль?
   — Не важно.
   — Слушай сюда. — Безщекий уродец ухватил неожиданно крепкой рукой его за предплечье. — Хоть ты и безбожный урод, каких свет не видывал, а знаешь, я тебе верю.
   — В самом деле? — печально усмехнулся Крэйн. — Веришь, что я, оборванец и страшилище, действительно погибший на охоте шэл Алдион?
   — Да, пусть мои глаза высыпятся при жизни, ежли лгу. Есть в тебе что-то... Не знаю. Поверил я тебе. Мне люди часто лгали, я ложь распознаю, как привкус олма в тайро. Когда лгут, знаешь, глаза такие мягонькие, с водой... И голос такой же. А у тебя другое, ты сильно говорил, правильно. Может, ты и не шэл, а дурак круглый, которому что-то втемяшилось, но ты не врал, это уж мне поверь.
   — А что, если и шэл?
   — Ну, это уж как поглядеть... — Старик хитро прищурился, голос его стал тише и медленнее. — Тут всякое может быть. Ежли ты шэл, то чего ж ты тут трешься, а не сладкие туэ в тор-склете грызешь? И мордой такой страшный?
   — Я уже говорил — болезнь. Я не умер на охоте, карки убили лишь мою дружину и хеггов. А я сам, раненый, дошел до Триса и... и вот.
   — А дома тебя, часом, головы не лишат?
   — Нет. Ты к чему все это?
   — А к тому... Подумалось мне тут, а что, если мы с тобой вдруг в Алдионе окажемся, а? Ты ведь старого приятеля не забудешь, верно? Наверняка пристроишь его к хорошему делу, склет выделишь... А то и над дружиной поставишь?
   — Ты хитер, Багой. Но ты прав, если мы с тобой окажемся дома, ты сможешь рассчитывать на столько сер, сколько сможешь унести на своем старом горбу. Только вот на ворожея ты не похож.
   — А мне ворожейство и не потребно. Ты лучше скажи — жизнь без опаски дашь? Не выделят меня посыльники Триса, ежли я в Алдионе поселюсь?
   — Не выделят, — твердо сказал Крэйн. — У тебя будет и безопасность, и жилище. И деньги.
   — Вот как, стало быть. Ну тогда, думается мне, можно и решеточку на прочность-то испытать. После стольких Эно под землей охота и свежего воздуха дыхнуть, на небо посмотреть. Верно ты давеча говорил — гордость иметь надобно, а помирать здесь — то скверная смерть, не человеческая.
   Крэйн слишком устал, чтобы радоваться.
   — Двоих будет мало, — просто сказал он. — Только до дверей из тор-склета и добежим. А дружина? А стража на улицах?
   — Люди у тебя будут, — пообещал Багой, в волнении потирая пятерней отсутствующую щеку. — Сколько тебе надо?
   — Хотя бы десяток. А лучше — три.
   — Три не будет. Не пойдут. А десяток с привеском сделать можно.
   — Как? Ты действительно думаешь, что уговоришь соседей? Это невозможно.
   — Эт смотря как уговаривать... — хитро усмехнулся тот. — Ежли умеючи... Людей я тебе достану. Только вот для чего?
   — Отвлекать стражу. Я считал шаги из коридора. Здесь один стражник, судя по всему, без касса. Вероятно, с кейром или стисом. Наверху должно быть больше — когда меня несли, я заметил у входа в подземелье еще двух и на выходе трех. Если пойдем вдвоем — нам столько не перебить. А вот пустить вперед толпу, чтоб со следа сбить — это можно. Мы пойдем в середине, укроемся за спинами, а как пойдет лов — прыгнем в тень и по тихим улицам уйдем...
   — Не дурно. Головитых ребят тут не много, а на кого надо — над тем я связь имею. Людей наберу. Только вот дальше, что думаешь делать? Ну как выберемся из тор-склета и...
   — Надо пересидеть облаву. Нас будут искать, это точно, вероятно, и дружинники тоже. Шэд не оставит такого без наказания. Пересидим десяток или два Эно в тайном месте и будем выбираться из города. У меня и место есть...
   — С местом проще, — перебил его Багой. — Я знаю про такое место, что тебе и не снилось. Про Дикий Ров слышал?
   Крэйну доводилось слышать об этом в бытность загонщиком, но он не имел представления, что скрывается за этим туманным названием — собеседники при упоминании их теряли охоту болтать языками, а Крэйн никогда не стремился завести с ними беседу. Единственное, что он знал, — Дикий Ров был таинственным и глухим местом, вероятно, сборищем грязной швали.
   — Немного. Что это?
   — Это Дикий Ров. Когда Трис был моложе на столько Эно, сколько ывар в ывар-тэсе, восточный вал проходил ближе, там где сейчас южная окраина. Вал оттуда давно перенесли, а ров закапывать в лень стало. Ну и оставили его как есть. Потом там болотом многое потянуло, склеты, что стояли, обрушились, трава расти пошла. Короче, глушь получилась такая, что в редком лесу сыщешь. Туда все и потянулись — шеерезы, чернь всякая, тайлеб-ха... Это укрывище и от дружины, и от стражи, надежнее и не бывает. Если там схорониться — могут до старости искать, а без толку.
   — Это не похоже на правду, — заметил Крэйн. — Если страже известно про это место, не позднее чем через Эно его перетрясут так, что ни один тайлеб-ха не уйдет.
   — Пытались и раньше. Да оборачивалось скверно — войти-то туда просто, а вот выйти уже тяжко бывает. Дикий Ров вычистить еще прошлый шэд пытался, да почти всю дружину положил, ну и стражников полегло тьма. Народ там живет тяжелый, на оружие хваткий, а нравы на Диком Рву серьезные. Пять десятков народу точно будет, ну и соседние, что из шалхов, поддерживают завсегда. Одно племя — один закон...
   — Не верится, что шэд мирится с существованием целой не подчиняющейся ему дружины в своем городе. Он либо слишком глуп, либо слишком труслив. Окружить стражей, пожечь, артаками утыкать — и нет вашего Рва.
   — Так он-то и не глуп, в этом и радость. Асенеф знает что резня эта выйдет ему дороже славы. Ну погонит он шеерезов тамошних и прочих лихих оттуда, так они по всему городу начнут охоту. И людей своих положит много. Он не дурак, дело свое знает.
   — Значит, думаешь, что у нас получится там укрыться?
   — На десяток Эно уж точно. Даже ежль шэд дружину пустит, всегда можно схорониться надежно, мест там специальных тьма. А народ там такой, что в жизнь не выдаст, хоть в масле заживо вари. Там все друг за дружку держатся, своих в обиду не дают.
   — А ты там свой?
   — Я-то? Еще б. Много у меня там знакомых старых, кого эскерты и ывар-тэс миновали. Пересидим, а после из Триса двинем, прямехонько к Алдиону. Идти будем в Урт, а в Эно закапываться в землю или в лесу прятаться. Все не перекроешь, даже если у тебя дружина в десять десятков воинов.
   — Это верно.
   — Но для того придется выйти с клетки. Это еще ни у кого не получалось. Людей я тебе достану и к Дикому Рву проведу, но решетки от этого не исчезнут. Что думаешь?
   — Я знаю, как пройти сквозь решетку. Значит, решаем?
   — Будем вместе, — серьезно ответил Багой, переставший строить рожи. — Отсюда и до Алдиона. Я буду рассчитывать на твое слово, шэл.
   В тот же Урт он разбудил соседей. Он не был красноречив, его голос, нечеткий и булькающий из-за старой раны, вряд ли можно было назвать красивым или хотя бы сильным. Но к закату Урта у них было уже четырнадцать человек — все выходцы из шалхов, чернь, которым надоело быть экспонатами во вместилище шэда.
   Договорились быстро и почти без споров, Багой обладал среди обитателей этого мира непререкаемым авторитетом и, судя по всему, вполне мог бы приказывать. Большая часть из вызвавшихся участвовать в побеге располагалась в другом конце зала — посередине сидели обитатели, лишившиеся рук или ног, которые понимали, что покинуть тор-склет у них шансов нет. Крэйна это не волновало — он знал, что достаточно хотя бы двум людям оказаться в коридоре, они смогут открыть любую клетку. Для этого требовалась лишь сила и направленное одновременное движение.
   Оставалось только выбраться из клетки.
   Уроды стали готовиться к побегу основательно, из Урта в Урт. Запасали остатки тангу, отсыпались впрок. Оружия не было, глиняные миски были слишком хрупки, чтобы надеяться на их силу, от малейшего удара они рассыпались на мелкие бесполезные осколки. Это значило, что, прорвавшись в коридор, они окажутся безоружными против стражи. Но Крэйн не обращал на это внимания.
   Впервые за многие Эно он спал спокойно, и когда просыпался, в глазах его горел холодный всепожирающий огонь ярости.
   Он тоже готовился.
 
   Все началось на закате, когда слуга вошел, неся с собой первый кувшин с похлебкой. Коридорный стражник, который почти все время был за пределом поля зрения, укрывшись за дверью, помог ему затащить в коридор большую деревянную бадью с похлебкой, над которой поднимался горячий пар и в которой среди кружков жира неспешно плавали островки мелко порезанной тангу. Слуга был почти мальчишкой, вряд ли ему исполнилось больше полутора десятков. Он работал здесь недавно, сменяя приболевшего прислужника, и еще не привык к быту подземелья. С опаской косясь на оживленных уродов, в ожидании кормежки громко разговаривающих друг с другом и смеющихся, он наполнил свой узкогорлый кувшин и подошел к первой клетке. Он был один, а кувшина хватало не больше, чем на две миски, поэтому каждая кормежка растягивалась надолго. Громкий человеческий шум сопровождал ее всегда — обитатели переругивались между собой, споря, в какую миску попалось больше, победители второпях пытались отнять у побежденных свой законный выигрыш, оставшиеся голодными кричали, ругались и стучали мисками по полу. Молодой слуга, покраснев от грохота и обращенных к нему ругательств, подошел к решетке, держа в отведенной руке горячий кувшин, готовый, казалось, в любой момент расплавиться от жара. Стражник, лениво проследив за ним взглядом и для порядка ударив пару раз рукоятью кейра по стене, отошел на свое место. В его движениях было неспешное сердитое безразличие долго проработавшего здесь человека.
   И Крэйн, и Багой лежали возле самой решетки, глаза их горели голодом.
   — Живее, малой! — рявкнул Крэйн, подталкивая миску. — Жрать лей!
   — Шляется где, бездельник... — вторил ему Багой. — Ну, давай руками-то ворочай!
   Перепутанный и сбитый с толку парень торопливо приник к решетке, просовывая между прутьями кувшин. Он позабыл, что в клетку должен проникать лишь самый край, в спешке просунув едва не с половину. Когда он это понял, было слишком поздно — одним молниеносным движением, за которым не поспевал взгляд, Крэйн схватил кувшин за горлышко и дернул на себя. Сухой треск глины сменился звуком льющейся воды, когда горячая похлебка хлынула на пол, сметая волной и увлекая за собой солому.
   Слуга, забыв про обожженную ногу, с ужасом смотрел на Крэйна, который, отскочив от решетки за пределы досягаемости, взмахнул оставшимся в его руке горлышком с острым зубчатым краем и, не теряя времени на слова, полоснул себя по шее. Кровь окрасила его лохмотья на груди.
   Закричав, мальчишка отшатнулся и бросился к двери.
   — Мальк! Мальк! Там, там... В первой клетке!
   На звук из-за двери выглянул стражник. Увидев бегущего слугу, он выхватил кейр, но быстро понял, что все клетки заперты и опасности от уродов нет.
   — В первой клетке человек себе горло взрезал! — выпалил слуга, показывая в трясущейся руке остатки кувшина. — Начисто!
   — Разорви тебя Ушедшие! — ругнулся тот, бледнея. — Шэд нас в похлебку порубит! Где? Который? Живо!
   Они подбежали к клетке, где испуганный Багой жался к решетке, а Крэйн корчился посередине, царапая мокрыми красными пальцами пол. Стражник, не теряя времени, подхватил удерживающую прутья планку, нагнулся.
   — Подсобляй! — крикнул он слуге. — Вытащим урода. Изойдет сейчас весь! Ох, как знал, что не протянет долго, выкинет подлость, уж больно взгляд был нехорош... И вот, как раз на мое дежурство... Тяни!
   Закряхтев, они вынули планку из крепежных колец, прутья ослабли.
   Стражник подхватил сразу два, рванул их на себя, освобождая проход, и заскочил внутрь. Слуга остался снаружи.
   Но стражника ждала неожиданность — не успел он пройти и шага к скрюченному телу, как его ноги обхватила неподатливая тяжесть. Это Багой сжал его щиколотки и толкнул вперед, лицом вниз. Стражник попытался в полете извернуться, выхватить кейр из-за пояса, все-таки он был силен и опытен, не одну сотню Эно имел дело с отбросами грязных улиц, чернью и шеерезами, знал их ухватки и готов был постоять за себя даже в неравной схватке. Но прежде, чем он коснулся грудью пола, перед глазами вдруг возникло перемазанное кровью чудовище с изъязвленным гнилым лицом и горящими глазами. От неожиданности стражник замешкал и это стоило ему жизни — спустя мгновение острый край горлышка впился ему между ключицами. В живот скользнуло холодом, сердце вдруг ушло в пустоту и последнее, что было суждено ему видеть — крошечные колышки соломы, рассыпанные прямо перед глазами, с одной стороны желтые, с другой — уже начинающие сереть. Он уже не видел, как Крэйн, легко приподняв высвобожденные с одной стороны прутья, скользнул в коридор, к оцепеневшему от ужаса слуге.
   — Готов. — Крэйн вырвал прутья, освобождая дорогу Багою, тот поспешно выбрался из клетки, стараясь не глядеть на хлюпающую под ногами влагу.
   — Мальчишку-то зачем?
   — У нас нет времени его удерживать, — огрызнулся Крэйн, отбрасывая бесполезный более остаток кувшина. — Или ты хотел его связать и рот заткнуть?.. Возиться некогда, нас и так могли услышать. Давай, начинаем.
   Провозившись некоторое время, они вынули планки с нескольких клеток, заключенные уроды, поначалу несмело, ступили в коридор. На лицах их гримаса недоверия уже превращалась в грозное, наполненное чувством собственной правоты и уверенности, желание проложить себе путь наружу.
   — Вот как оно... — пробормотал здоровенный смуглокожий детина, чей лоб был изъеден коростой отваливающейся струпьями кожи. — Значит, почти на воле?
   Крэйн усмехнулся, привыкая к весу зажатого в руке кейра. Кейр был не чета тем, что Дайрон выдал для загона, новенький, еще пахнущий землей, он был грозным и надежным оружием для узких коридоров подземелья.
   — Как договаривались. Давайте вперед, охраны там быть не должно. И поживее!
   Дверь, преграждающая путь из коридора наверх, в тор-склет, оказалась незапертой.
 
   Багой ощерился, пуская между редкими желтыми зубами кровавые пузыри.
   Лицо его было бледным, на изломанном неровном лбу дрожали мутные капли пота. Крэйн присел рядом с ним, похлопал по плечу.
   — Как?
   — Погано, — выдохнул урод, стараясь улыбнуться. — Только пить хочется, мочи нет.
   — Перетерпишь. Ты здоровый, что тебе жалкий осколок...
   — Оск-колок?.. Чтоб тебя разорвало! Во мне сидит добрая половина стиса!
   — Рана не серьезная, только немного под ребра скользнуло. Давай, нельзя сидеть! Побежали!
   — Стой. — Багой облизнул губы, без сил откинулся на деревянный сруб колодца, возле которого они сидели. — Не могу. Отгулял.
   Закат Эно багровел на улицах, оставляя на мостовой длинные багровые пятна, небо только начинало синеть, до темноты было уже не скоро.
   Откуда-то сзади, со стороны вонзающегося в небо жала тор-склета, доносились наполненные болью крики. Это подоспевшая дружина шэда рубила на скаку убегающих уродов. Крэйн видел, как человек с гнилью на лбу остановился и, обернувшись, невероятным ударом проломил голову идущему впереди хеггу. Закованный в хитин дружинник рухнул в траву, но другой уже заносил эскерт и треск упавшего тела слился с криком.
   — У самого выхода... — простонал Багой, вслушиваясь в отзвуки расправы. — А ведь почти вышли! Проклятый дружинник, пожри Бейр заживо его кишки...
   — Его рука уже охладела, — сказал Крэйн, подхватывая Багоя под руки и таща по земле. — Я позаботился о нем.
   За ними оставалась темная виляющая полоса. Багой издал хрипящий глухой смешок.
   — Оставь, — приказал он. — Дай хоть помереть нормально. Ты из меня все кишки вытянешь.
   Крэйн уложил его под стеной ближайшего склета, отчаянно надеясь, что увлеченные в другую сторону дружинники не заметят их.
   — Я не могу тебя тащить, — сказал он, глядя ему в лицо. — Мне не вынести двоих.
   — Оставишь?
   Он развел руками.
   — Надо. Извини.
   Бледное лицо Багоя неожиданно разгладилось, глаза стали медленными.
   — Ладно, что уж... Уходи хоть сам. Потом хлебнешь кувшин фасха за меня.
   — Огромный!
   — Хорошо... Запоминай. — Голос его стал тихим и шелестящим. — По этой улице до того места, где в земле будут выбоины, там еще шалх на углу будет. Оттуда — по дуге направо, через разрушенный склет, к трактиру Каюхи. Оттуда зарослями на восток, смотри, чтоб тор-склет был сзади и слева. Там будут... э-э-э... ограды старые, ты промеж ними и... кх-х-х...
   — Ну! — Крэйн нетерпеливо встряхнул его. Цокот хитиновых лап по мостовой приближался. — Дальше!
   — Ближе сюда! — прохрипел умирающий. — Мочи нет...
   Крэйн нагнулся к нему, придвинув ухо почти вплотную к костенеющему мертвому рту. И выругался, когда что-то острое скользнуло по его ребрам, оставив пылающую черту.