Соловьев Константин. Урод

   Орвин вздрогнул, но выдержка у него была сильна.
   — Бесполезная ложь. В моей дружине два десятка эскертов.
   — Но против них пришлось пять десятков жрецов, каждый из которых может ломать эскерты двумя голыми пальцами. Пока вы беседовали, я уже получил сигнал. Ты безоружен. Вы оба безоружны.
   Крэйн осторожно встал, не сводя взгляда с Витерона. Боль почти прошла, но удар, пришедшийся в голову, был силен — мир перед глазами плыл и звенел, мучительно тошнило. Даже если изловчиться и подхватить эскерт Орвина, лежащий неподалеку, отскочить в сторону... Делая вид, что ощупывает голову, Крэйн раз за разом проигрывал варианты. Блокировать кейр рукой, Бейр с ней, может, и не перерубит, ударить пальцами в кадык... Закрыться Орвином, толкнуть вперед, схватить эскерт... Но вариант сменялся вариантом, а выхода все не было. По всему выходило, что жрец успеет ударить раньше. А на что способен его удар, Крэйн уже знал.
   Витерон откровенно насмешливо смотрел ему в лицо — он явно догадался, о чем тот сейчас думает.
   — Не стоит, мой шэл, это будет очень неразумным поступком.
   — Убьешь меня? — Крэйн не спеша вытер кровь с рассеченного ударом скальпа о вельт. Царапина была неглубокая, кровотечение уже прекратилось. — Это ли тебе надо, жрец? Ты мог убить меня не единожды, еще в Алдионе.
   — Твоя смерть мне не нужна, — легко согласился Витерон. — Если ты попытаешься напасть, я всего лишь раню тебя. Но достаточно серьезно, чтобы у тебя впредь не возникало такого желания...
   — Что тебе надо? — громко спросил молчавший до этого времени Орвин. Он уже взял себя в руки, голос звучал мощно и уверенно. — Ты затеял опасную игру, хоть я и не знаю ее цели.
   — Не во всех играх цель ясна с начала.
   — Я — шэд Алдион, шэд самого богатого города к северу от Моря. За мной сила. Сила и многое другое. Деньги. Власть.
   — Пытаешься меня подкупить?
   — Это не предел. Пожизненное прибежище в Алдионе, полное обеспечение до смерти. Назначение управляющим делами в Алдионе при тор-склете любого города. Ты умный человек, Витерон, раз сумел так долго прятать свое настоящее лицо, ты понимаешь...
   — Бесполезно, — качнул головой жрец. — Меня не интересуют деньги, мне не требуется убежище.
   — Но тебя не интересуют также и наши жизни, иначе ты бы уже воспользовался оружием. Что тебе надо, Витерон?
   — От тебя ничего. А твой сводный брат действительно может мне кое-что дать.
   Крэйн удивленно приподнял бровь. Он представления не имел, что у него есть из того, что может заинтересовать этого полусумасшедшего жреца Ушедших. Если ему не интересны ни деньги, ни власть, что же остается?..
   — Слушаю тебя.
   — Думаю, ты догадываешься, что именно я хочу.
   — Мне это неизвестно, чернь. Выкладывай свою просьбу и убирайся, пока я действительно не снял тебе голову с плеч.
   Витерон не отреагировал на резкость, лишь улыбнулся. Густая черная татуировка на его лбу поползла толстыми морщинами.
   — Кто ты, Крэйн?
   От неожиданности вопроса Крэйн даже перестал незаметно разминать затекшие ноги.
   — Если твоя память не так изъедена бальмами, как твой мозг, ты вспомнишь нашу первую встречу в тор-склете. Я — бывший шэл Алдион. Кто я ныне — думаю, для тебя не является тайной.
   — Для меня нет. Для тебя.
   — Говори яснее, если хочешь закончить дело до Эно. — Правая нога уже почти обрела прежнюю подвижность, левая еще немела. Если незаметно подойти ближе, можно будет под прикрытием Орвина бросить стол. Жрецу придется отскочить, тогда у него будет время на то, чтоб схватить с пола собственный кейр. И если хоть кто-то из Ушедших остался в этом мире, у него будет шанс на один удар. Последний.
   — Род Алдион... — Витерон задумчиво смотрел на него, забыв про Орвина. — Старый, очень старый род. Знаешь ли ты легенду его появления?
   — Я вырос в тор-склете, мне известно много легенд...
   — Те из Ушедших, кто не пожелал оставить людей без присмотра, остались, — мертвым голосом сказал Орвин. — В моих жилах нет крови Алдион, но мне хорошо известна легенда. Они стали первыми шэдами. Со временем они все больше смешивались с людьми, пока не сроднились с ними полностью. Что тебе со старой легенды, жрец?
   — Не все старое является ложью. Часто за грязной паутиной прячется посеревшая от времени истина.
   — Скорее паутиной покрылись твои мозги. Ты потратил столь много времени и сил, чтоб побеседовать о старых легендах?
   — Это не самая приятная беседа из тех, что я вел, — обронил Витерон. — Хотя я и польщен тем, что могу разговаривать лично с двумя представителями великого древнего рода, один из которых шэд, а другой почти добыл трон шэда в чужом городе. Но я пришел сюда не за тем, чтоб говорить о легендах. Но прежде чем все будет кончено, Крэйну следует знать... знать все.
   — В таком случае я слушаю тебя, чернь. Говори скорее и покинь этот склет.
   — Я — жрец Ушедших, — неспеша начал Витерон, неподвижной рукой все также сжимая рукоять кейра. — Моя жизнь посвящена им очень давно, и, хотя Ушедшие навсегда покинули этот мир, в нем еще остались люди, для которых имена прошлых богов еще не пустой звук. Да, наши боги ушли. Ушли, увидев, во что превращаются люди, как уродливы и мерзки становятся изнутри их души. Все, что когда-то было прекрасным, затянулось ядовитой плесенью, загадилось, стало черным и гниющим. Доброта, любовь, честность — все это исчезло вместе с Ушедшими. Ушедшие пытались спасти нас, но было поздно — мы отвергли их, посчитав доброту слабостью, ненависть — свободой. Они уже ничего не могли сделать, они ушли, чтоб не похоронить себя среди мерзости человеческих душ.
   — Вернуть их невозможно, — напомнил Крэйн, почти закончивший разминать вторую ногу. — Это говорит ваша собственная вера.
   — Это так, — согласился Витерон. — Действительно, Ушедшие покинули этот мир навсегда. Но остался другой путь спасти его.
   — Спасти мир пытаются лишь сумасшедшие. Я считал тебя человеком с ясным умом.
   — Так оно и есть, мой шэл. Что делать с хеггом, которого поразила красная плесень, выедающая его нутро?.. Спасти его невозможно, но долгое время он будет сходить с ума от боли, сохнуть, его хитин потускнеет и начнет падать пластами, сильные когда-то лапы станут рассыпаться на ходу. И ни один лекарь что по эту сторону Моря, что по ту, не сможет ему помочь. Наш мир — это такой хегг. Он поражен, смертельно. Ушедшие потому и ушли, что не могли уже помочь нам. Но они были слишком добры, они сохранили чистые руки. Возможно, тогда они еще надеялись, что мы сможем сами стать на ноги... Но болезнь эта неизлечима.
   — Значит, выхода нет, — сказал Крэйн, почти не вслушивавшийся в слова жреца. Все его внимание было направлено на то, чтоб незаметно подойти поближе к Орвину. Лезвие кейра коротко, Витерон не сможет задеть его за братом. И у него будет возможность добраться до стола.
   — Выход есть, — сказал Витерон, глядя на него пустым немигающим взглядом. — Хегга надо забить.
   Орвин, не выдержав, рассмеялся скрипящим тяжелым смехом, Крэйн от неожиданности вздрогнул.
   — То есть отправить весь мир следом за Ушедшими?..
   — Сделать так, чтоб этот мир не поганил своим существованием все его окружающее. — Жрец не переменился в лице. — Раз он неизлечим, подарить ему быстрое милосердие. Убить его насмерть.
   — Убить целый мир? Витерон, уж не вообразил ли ты себя богом?
   — Нет, я всего лишь скромный жрец Ушедших, не мне по силам повелевать мирами. Но это может сделать тот, в ком течет кровь Ушедших. Кровь богов, сотворивших этот мир, может его и разрушить.
   — В роли Ушедших, надо думать, выступаем сейчас мы... — вполголоса обронил Орвин, глядя в сторону. — Интересная мысль.
   — Не вы. Только Крэйн. Род Алдион был единственным в мире, сохранившим малую часть крови Ушедших, остальные растеряли ее за столько времени, она выкипела из ихжил. Но и в роду Алдион она никогда не передавалась от отца к сыну. Как загадочное растение, она являла свои побеги настолько редко, что это почти не удавалось заметить. Проявившись у прадеда, она могла перейти от него к праправнуку или вообще исчезнуть в этой ветви на древе вашего великого рода. Сотни людей занимались тем, что наблюдали в течение бесчисленных лет за сменой шэдов и шэлов в Алдионе. Уходили одни люди, приходили другие. Те невидимые остатки божественной силы исчезали и появлялись вновь. Сегодня я говорю с тем, в чьих жилах находится кровь Ушедших.
   Крэйну неожиданно показалось, что Орвин отодвигается все дальше и дальше, склет растягивается, стены уходят в темноту, а сам он стоит на краю огромного утеса и, теряя равновесие, наваливается грудью на пустоту, на бьющие снизу потоки ветра.
   — Смешно, — сказали его губы, помедлив. — Но ты напрасно преодолел такое расстояние только лишь ради того, чтоб рассказать эту поучительную сказку.
   Витерона его слова, казалось, не задели. Так ни разу не переменив позы, он расслабленно стоял у стены, глаза его в полумраке блестели.
   Орвин, успевший перетянуть раненую руку обрывком вельта, молчал, переводя взгляд от него к Крэйну. Обычно властное лицо, выражающее уверенность и достоинство каждой морщинкой, каждой мельчайшей чертой, обмякло, сделавшись до неприличия человеческим.
   — Я бы не стал тратить столько сил, только лишь ради того, чтоб рассказать поучительную сказку, — тихо сказал Витерон. — Даже ты не можешь представить, сколько человек занимались тобой, и только тобой, бывший шэл Крэйн. И сколько потребовалось сил, чтобы ты попал в Себер.
   Крэйн почувствовал, как вдоль позвоночника начинает подниматься холод.
   — Я попал в Себер по собственной воле.
   Жрец покачал головой. В этом медленном завораживающем жесте была неизъяснимая грация.
   — Нет, Крэйн, хоть я и говорю обычно, что на все воля Ушедших, в этот раз имело место исключение. Тебя вели от Алдиона, хотя ты сам этого не замечал. Много людей, много сил, много времени и денег.
   — Ты лжешь, Витерон, — задыхаясь, сказал Крэйн. — Я уже дважды предупреждал тебя, как опасно лгать шэлу, пусть и бывшему. И это не та ложь, которая может тебя спасти.
   — Лгать поздно, — спокойно ответил жрец. — Пришло последнее время. Неужели ты действительно считаешь, что случайно покинул Алдион?..
   — Я знаю человека, из-за которого мне пришлось бежать, ворожея. Это был Кафер из рода Кардон, я встретил здесь его брата.
   — И продолжаешь думать, что все это было совпадением? Брат Кафера встретил тебя не случайно, Крэйн. В тот Урт, когда ты был в трактире со своей дружиной, он передал тебе весть о ворожее. Все было рассчитано заранее, каждый этель твоей жизни был измерен и высчитан, с тех пор как выяснилось, что именно в тебе продолжила свой путь кровь Ушедших, наблюдение не снималось. С детства и по последний Эно в Себере за тобой следили, Крэйн. Мы знали твой нрав и знали, как ты поступишь. И ты не разочаровал нас. В этот Урт от твоего эскерта пал Кафер, один из четырех человек, которые решились начать путь. Ворожба, наложенная на тебя, была старой, только жрецу Ушедших было под силу наложить ее. Она нуждалась в крови и ты щедро напоил ее, принеся жертву. Да, Кафер Кардон с самого начала был жертвой, которую следовало возложить на алтарь, а вовсе не ворожеем.
   — Ворожей — ты?
   — Я — один из тех, кто совершил ритуал. Старый, сложный ритуал, даже кожа, на которой он когда-то был описан, давно прогнила и рассыпалась. Я нашел его. Но сейчас продолжим твой путь... Шеерезы, встреченные вами по пути, были подосланы. Мы знали, какой дорогой быстрее и безопаснее всего покинуть Алдион и у нас были деньги подговорить вожака. Что делать, шеереза сейчас можно встретить даже в Аддионе... У них был приказ не трогать тебя, в крайнем случае ранить, но, видимо, они понадеялись на добычу. К счастью, Ушедшие смотрели за тобой и не позволили погибнуть тогда. Это было удачей. Потом ты добрался до Триса.
   — Тигир?..
   — Он был случайностью, с самого начала. Но эта случайность сыграла на руку. Он показал тебе Трис, показал настоящую жизнь. Загоны карков, без сомнения, многому тебя научили. И позже, когда тебе пришлось убить самого Тигира... Мы всегда были возле тебя, сотни глаз и руки, которые ты не замечал. Мы следили за тобой, иногда вмешивались, но не чаще, чем это было необходимо. Например, нам удалось отговорить шэда Трис разорить Дикий Ров, твое тогдашнее убежище, хоть он пылал яростью. К счастью, влияние жрецов на него все еще сильно, нам удалось выиграть время.
   Однако ты не выдержал, Крэйн, даже для тебя это оказалось чрезмерным испытанием, твоя воля сломалась. Ты взялся за тайро, тайлеб. Еще немного — и человеческого от тебя осталась бы одна догнивающая оболочка. Нам пришлось искать путь спасти тебя. И тогда появился Хеннар Тильт со своим калькадом.
   — Тильт был с вами?
   — Тильт был третьим из четырех. Он не случайно встретил тебя и не случайно взял в калькад. Он продолжил твой урок. Постоянное унижение, когда тебе приходилось подставляться под удары, падать на землю, кричать. Это было естественным продолжением твоего пути, без которого ты не мог идти дальше. Он показал тебе мир, показал все ничтожество и уродство, скопившееся за бесчисленные Эно и Урты со времен Ухода богов.
   Ты был готов принять это. Первый урок — страх. Ты познал его еще в Алдионе, сперва — когда обезобразилось твое прекрасное лицо, потом — когда смерть коснулась тебя. Второй урок — унижение. Трис и Себер, подземелье уродов и калькад, все это было звеньями одной цепи. Третий урок — ненависть. Ты выпил ее достаточно здесь, хотя впервые попробовал много раньше... Эти уроки многое дали тебе.
   — Я научился убивать без эмоций, убивать всякого, кто станет у меня на пути. А еще научился чувствовать.
   — Этому учили тебя мы. Я, Кафер, Тильт... Мы старались, чтоб ты усвоил наши уроки.
   — Это ведь Тильт убил старика тогда в Себере? — неожиданно для самого себя спросил Крэйн. — Старик был с вами, но вовремя понял, к чему это ведет.
   — Тильт не настолько хорошо управлялся с артаком, — усмехнулся жрец. — Это был Ингиз, метальщик из калькада. Но ты прав, это было сделано по приказу Тильта. Никто, даже мы, не мог предположить, что тут ты случайно столкнешься с братом Кафера. Последний из Кардон бежал из Алдиона, как только понял, куда ведет наш путь. Он был не готов и слаб, не в его силах было принять все таким, какое оно есть. Находясь во власти своих иллюзий, он искренне считал, что страдания могут очистить, облагородить.
   И полагал, что готовит миру лучшую долю. Было слишком поздно, когда он понял, куда ведет наш путь. Последний из рода Кардон испугался, возможно, впервые. И он сделал ошибку, полагая, что без него весь наш план провалится. Бежал настолько далеко от Алдиона, насколько смог, только лишь ради того, чтоб забыть, что сделал. Но было поздно, мы уже могли действовать без него. Узнав, что ты путешествуешь с Хеннаром Тильтом, старик понял, что наши планы не забыты, как он надеялся, мы идем нашим путем дальше. Поэтому он попытался убить тебя, хотя ты был в каком-то смысле и его детищем. Хвала Ушедшим, Ингиз, подосланный Тильтом, бы начеку и пресек его жизнь. Жаль Тильта, из всех нас он был наиболее проницательным. У него было чутье, безошибочное чутье. Которое его все же подвело. Да, засада, в которую попал калькад. Тильт всего лишь хотел провезти тебя через разоренные войной и голодом земли, продолжить твой урок. Но он просчитался, калькад попал в ловушку. Из всех четверых остался только я. Разумеется, наша встреча не была случайной. Как не был случайным и мой отъезд. Я бросил тебя одного в Себере, чтоб отчаяние и боль проели тебя до костей, чтоб желание смерти достигло предела. И я добился своего, вижу это по твоим глазам. Оставалось немного. Я вернулся в Алдион и сообщил твоему брату, благородному шэду Орвину, что встретил тебя на юге. Прислуга узнала меня, многие были в курсе, что мы с тобой беседовали тогда в тор-склете.
   Орвин тяжело задышал, даже силы его характера с трудом хватало для того, чтоб сдерживать гнев. Он уже успел понять — его, как и Крэйна, использовали вслепую. Как деревянную фигуру в игре, переставили с клетки на клетку. Окажись сейчас в его руке эскерт — ударил бы не задумываясь, Крэйн видел это по его лицу. Но одного взгляда жреца оказалось достаточно — Орвин обмяк, желваки под тонкой кожей исчезли.
   — Он с готовностью отправился вместе со мной в Себер, как он считал — чтоб устроить ловушку на тебя. Ты решил заманить в сети его самого, и здесь я тоже готов был помочь тебе. Я сделал в точности то, что обещал — помог вам обоим, вы поймали друг друга. Но теперь ваше время закончилось.
   Крэйн молчал. Руки и ноги стали непослушными, негнущимися, в голове глухо гудело.
   — Значит, ты... С самого начала ты... — Он глубоко вздохнул, но сил от этого не прибавилось. — Зачем?
   — Чтобы сделать из тебя того, кем ты есть сейчас. — Жрец сделал шаг навстречу, пухлое лицо приблизилось. Сейчас в нем не было ничего смешного. — Подготовить тебя. Эскерт делается не один Эно, ты знаешь это. Ты — самый большой эскерт, сделанный когда-либо руками человека.
   Ненависть — твоя кровь, твоя жизнь. Ты познал мир и возненавидел его, как возненавидели бы Ушедшие, окажись они здесь. Не веря в Ушедших, ты стал их мессией, посланником, их оружием, призванным уничтожить то, что уже нельзя вылечить. Не случайно ты столько времени смотрел на грязь и смерть, терпел голод, страх и унижение. Это наполняло тебя силой. И теперь ты готов сыграть свою роль. Заставить этот мир исчезнуть.
   Последний из рода Кардон считал, что твоя божественная сущность облагородит этот мир, сделает его лучше. Он ошибался. Ты — воплощение ненависти, ты можешь только стереть. Возможно, когда-нибудь, Ушедшие или те, кто будет на их месте, решат сделать все заново и за богом-разрушителем с небес спустится бог-созидатель. Но это уже не твоя забота, единственное, что надо сделать тебе...
   — Я никогда не сделаю этого, даже если ты меня заставишь, — сказал Крэйн и с накатившим неожиданно изнутри ужасом понял, что лжет.
   Весь мир.
   Алдион, Трис, Себер.
   Да, грязь, порождение алчности, злобы, похоти, ненависти. Люди — отвратительные твари, хуже карков. Если в его силах уничтожить все это, для чего он лжет? Только лишь из-за того, что не хочет идти на поводу у жреца?
   Он чувствовал, как что-то, зародившееся внутри него давным-давно, начинает расширяться. Что-то настолько большое и необъятное, что его невозможно почувствовать. Но грозное, дрожащее как густой воздух перед грозой, напряженное. Казалось, подними руку — и оно ударит сквозь пальцы, открой широко глаза — прорвется из глаз. Когда-то нечто похожее он чувствовал в забытьи после нескольких кружек отвара тайлеба, но тогда все было не так. Сейчас это было по-настоящему. Внутри него. И оно рвалось наружу. Достаточно отпустить его, раскрыть ладонь — оно выпорхнет. И тогда... Что — тогда?..
   Как это будет выглядеть — мир вокруг начнет тускнеть, растворяться в вечной пустоте, где нет ни времени, ни запахов? Или исчезнет вспышкой всепоглощающей белой ярости, которая бурлит в его жилах вместо крови?
   Крэйн попытался представить, как исчезают, сметаемые невидимой волной склеты и покосившиеся шалхи черни, обращаются в вечное ничто колодцы, заборы и валы, валятся, рассыпаясь бревнами, тор-склеты. И исчезают лица. Тысячи лиц становятся одинаковыми за мгновение до полной смерти, становятся неотличимыми и тоже исчезают. Навсегда. Исчезают дружинники шэдов, непобедимые, закованные в хитиновую броню, исчезают сами шэды, растворяется чернь — всегда голодная злая чернь, исчезает все. И под конец — он сам. Уродливая маска вместо лица, старое, изрезанное шрамами и высушенное песком тело... Пропадает. Рассыпается бездумным прахом. И вечная тишина.
   Чернота.
   Навсегда.
   Жрец внимательно смотрел на него, казалось, забыв про кейр в руке.
   Взгляд его показался Крэйну усталым и каким-то тусклым, словно у давно постаревшего человека. Как у человека, который всю свою жизнь призывал конец мира. И теперь заглянул в глаза бездонной пропасти.
   — Время пришло, Крэйн. Путь закончен. Ты всю жизнь мечтал об оружии и теперь сам стал оружием. Руби. Выжги гниль, испепели уродство. Возможно, когда-нибудь Ушедшие на пустом месте создадут нас заново. И у нас будет еще один шанс. А сейчас — руби!
   Голос его едва не звенел от напряжения, как эскерт, встретивший на своем пути другое лезвие. Крэйн с удивлением заметил, что сам почти спокоен. Окунувшись внутрь себя, он обрел в бушевавшем там белом пламени спокойствие.
   — Я не сделаю этого. Напрасно ты потратил столько времени, Витерон. Тебе лучше было уйти навсегда после нашего первого разговора. Теперь ты ничего не изменишь.
   Витерон некоторое время молчал, лицо казалось сосредоточением задумчивости.
   — Я не напрасно изучал тебя столько времени, Крэйн. Я вижу тебя насквозь, каждую твою клетку. Ты не полон. Ненависти в тебе не хватает на половину одного пальца. Что-то держит тебя здесь. Крепко держит.
   — Ты опять ошибся. В этом мире я не оставляю ничего, что держало бы меня. Я свободен.
   — Нет. Но я, кажется, знаю, где взять недостающее.
   Жрец дважды негромко ударил в стену за спиной, на улице послышалась негромкая возня. Если Орвин рассчитывал увидеть кассы своих дружинников, его ждало бы разочарование — в полутемном проеме отчетливо виднелись жреческие одеяния. Людей было много, но они лишь молча втолкнули что-то большое внутрь, после чего дверь гулко закрылась.
   Но это был человек.
   — Лайвен! — от неожиданности Крэйн не успел и пошевелиться. Витерон проворно схватил связанную Лайвен за шею, притянул к себе, направляя в живот тусклый острый кейр. Рот ее был завязан широкой полосой ткани, в глазах стоял страх. Увидев ее лицо, Крэйн почувствовал, будто что-то теплое ударило его изнутри, ошпарив мозг.
   — Ублюдок, ты осмелился даже на это...
   — Я угадал, — негромко заметил Витерон. — Это недостающее. После этого ты уже не сможешь сдерживать себя. Сила, находящаяся в тебе, сама проложит выход. Молодой бог, питавшийся гневом, сметет весь мир и погибнет сам. Мы кормили бога отборным, лучшим гневом, все получится как надо. Готов ли ты, Крэйн, бывший шэл Алдион?..
   Все случилось очень быстро.
   Первым начал двигаться Орвин. Видимо, не напрасно столько времени он выжидал, не привлекая к себе внимания. Он был шэдом, пусть он не мог сравниться с Крэйном, но рука у него была тяжела. Не тратя времени на то, чтоб подхватить эскерт, он бросился на жреца, кейр в руке которой уже стал размытым. Витерон действительно не ожидал, этого, но силы и реакции у него хватило бы на десятерых. Отбросив Орвина коротким ударом локтя, он сделал резкие выпад кейром, и Крэйн увидел, как вельт на спине сводного брата медленно алеет.
   Но увидел размыто, потому что в это мгновение сам летел к Витерону с другой стороны. Уже отводя руку под удар, который должен был смять шейные позвонки жреца и оторвать его голову от неуклюжего распухшего тела.
   Витерон увидел его. Резко выдернул кейр из живота Орвина.
   Посмотрел в лицо Крэйну, и тому показалось, что взгляд жреца успел стать радостным. Скорее, в нем проскользнуло что-то вроде облегчения.
   Кейр коснулся шеи Лайвен.
   Крэйн ударил.
   Витерон умер быстро, голова его, пусть не отделившись от туловища, запрокинулась за спину, свисая на лоскутах кожи, кровь прыснула во все стороны горячей волной, в мгновение оросив вельты Крэйна и Лайвен.
   Мертвый жрец дернулся, но движение это было уже безотчетным. Выронив кейр, он завалился на спину. Глаза его были еще открыты, но они уже наливались мертвой и блеклой неподвижной белизной.
   Время скачком вернулось в свое русло. Где-то бесконечно далеко хрипел умирающий Орвин, лицо которого наверняка даже в смерти останется надменным и уверенным, как и полагается настоящему шэду. Факелы догорали, оранжевое пламя казалось совсем небольшим, от дыма тяжело было дышать. Витерон неподвижно лежал на спине, намертво сцепив руки на груди.
   Лайвен еще дышала, но Крэйн сразу понял, что осталось ей немного. Рана на шее была слишком глубока, слишком много крови было на ее одежде и грубом деревянном полу. Он не успел. Чувствуя влажной рукой затихающее биение ее сердца, он хотел закричать, но горло перехватило внезапным спазмом, он не мог издать ни звука. Единственный живой человек в склете, он сидел, положив ее голову себе на колени, и молчал, отсчитывая удары.
   Сила внутри него стала обжигающей, она грозила раздавить его, растерзать в клочья. Сила просила выхода, она слишком долго была заперта. И Крэйн знал, что осталось ей недолго терпеть. С накатившим спокойствием он отбросил в сторону кейр жреца, валявшийся под ногами, и сел удобнее.
   Ждать конца.
   Сердце Лайвен ударило в последний раз, робко, нерешительно. И провалилось куда-то, оставив лишь звенящую пустоту. Крэйн вздохнул и с облегчением почувствовал, как исчезает. В жаркой, не имевшей цвета вспышке он стал лишь оболочкой, пустой и никчемной. Но она исчезла, когда ледяное пламя пожрало и уродливое лицо и все остальное. Крэйн ликовал, поднимаясь все выше и выше, чувствуя, как распространяются невидимые волны. Время исчезло, его ровное течение оказалось смятым бешеным напором, который шел во все стороны, проходя сквозь часы и минуты. Эно и Урт исчезли, потухли, мигнув, как тухнет израсходовавший себя виг.
   Исчезли прогнившие шалхи, в которых, погруженные в хмельной тяжелый сон, спали люди, исчезли склеты. Огромные, вселяющие почтение своим величием тор-склеты растворялись без следа, их деревянные шпили-острия оказались бессильны против того, что пролагало себе путь из недр погибающего мира.