Соловьев Сергей Михайлович. Астральное тело-1. Скоморох или Начало Магии

на остановке? Там специально отснято на пленку и специально
смотрится, не разврат ли это? А здесь не специально, все
естественно, но мы возмущены! Почему мы не вызываем милицию,
чтобы арестовать кадры кинофильма, почему мы не вызываем
милицию, чтобы арестовать двух сношающихся на улице собак?..
Человек -- не собака?! Верно! Он предпочитает гнусно скрывать
свое нутро, а собака -- нет!
Учительница делает замечание ученику, чтобы тот не
приставал к однокласснице.
"И все-таки, я не отказался бы испытать подобное, хотя бы
ради укрепления духа своего..." -- подумал я и вдохновенно
зашагал в свой кинотеатр...
-- Доброе утречко, Сергей Александрович! -- услышал я
голос уборщицы Марины Ивановны, поднимаясь по ступенькам
кинотеатра.
Я остановился и повернулся лицом на голос. Марина
Ивановна, озорно улыбаясь, видимо, только что шла из-за угла
кинотеатра, а может, и поджидала меня. В одной руке у нее было
мусорное ведро, из которого густо торчали горлышки бутылок, а в
другой -- широкая лопата для уборки снега.
-- Здравствуйте, Марина Ивановна! -- почтительно улыбаясь,
приветствовал я. Марина Ивановна подошла ко мне как можно
ближе. Росточка она была небольшого, я возвышался над нею
головы на полторы!
Как бы поглядывая мне в глаза исподволь и, как всегда, --
осматриваясь по сторонам, она поведала мне новости.
-- Сергей Александрович! -- начала она и сделала
таинственную паузу.
-- Да, -- сказал я. -- Что случилось?
-- Вы знаете, Лидия Ивановна вчера те доски, ну вы
помните, что я прятала под лестницей, -- утащила домой!.. Вот
как!..
-- Да?! -- сказал я с видом, будто ничего не понял.
-- Ага! Я сама видела. На почту как раз шла! --
подтвердила Марина Ивановна и приняла гордый вид человека,
бдительно озабоченного за имущество кинотеатра, верного
соратника.
Она вообще очень любила докладывать, доносить на
кого-нибудь. Я никогда не воспринимал ее всерьез, на что она
обижалась, но всегда аккуратно выслушивал, потому что к чему
сокрушать старого человека!
Отними у Марины Ивановны эту способность, мягко говоря,
подсказывать, кто и что сделал, так она же будет невзрачной,
бесцветной старушонкой, как тысячи других, а так, пожалуйста,
светится вся, торжествует, и сейчас видно, как настроилась
услышать мой гнев. Словом, живет человек, и не безынтересно,
зачем же отнимать у него смысл существования!
Но гнева не последовало.
-- Я ей разрешил, -- спокойно сказал.
-- Да-а?.. -- то ли спросила, чтобы убедиться в моих
словах, то ли просто машинально подтвердила сама себе вслух
Марина Ивановна, но разочарованно пожала плечами, мол, на нет и
суда нет!..
-- Марина Ивановна! -- окликнул я уборщицу, когда та уже
намеревалась уйти в кинотеатр.
-- Что, Сергей Александрович? -- будто ожила, обрадовалась
Марина Ивановна. Возможно, у нее промелькнула надежда на то, а
вдруг как пошутил директор в отношении Лидии Ивановны и досок,
и сейчас же распорядится немедленно вызвать ее сменщицу из дома
на разговор! С каким наслаждением она побежала бы тогда к той
домой и успокаивала бы ее по дороге!
-- Марина Ивановна, у нас еще есть песок? --
поинтересовался я, и мне стало жалко Марину Ивановну в ее
разочаровании...
-- Да, там же, под лестницей! -- ответила она.
-- Присыпьте, пожалуйста, ступеньки песком, погуще, --
вежливо попросил я и направился в кинотеатр.
Марина Ивановна уже находилась позади меня, шагах в
десяти, как вдруг, спохватившись, выкрикнула мне вслед:
-- А Лидия Ивановна вчера не присыпала ступеньки, вот так!
Но я сделал вид, что уже не расслышал ее слов, и
поторопился скрыться в кинотеатре.
В малом фойе, возле дверей моего кабинета стояла Зоя
Карловна.
-- Здравствуйте, Зоя Карловна, -- врастяжку поздоровался
я, не останавливаясь. Я было направился пройти в большое фойе,
дабы заглянуть в кинозал, как там обстоят дела, как
библиотекарь тут же выказала свои намерения: оказывается, у
дверей кабинета она ожидала меня.
-- Сергей Александрович! Cережа! -- окликнула она меня. --
Подожди, пожалуйста, ты мне нужен, -- иногда она позволяла себе
называть меня на ты.
-- Да, -- остановился я, но краем глаза успел приметить,
что контролер, сидевший возле огромного фигурного зеркала в
большом фойе ко мне лицом, почему-то вскочил с лавки и
моментально юркнул в кинозал, словно как от меня...
-- Дайте мне ключи от кабинета, -- попросила Зоя Карловна.
-- У меня телефон в библиотеке не работает, а мне срочно
позвонить нужно!
-- А почему не работает? -- поинтересовался я.
-- Да черт его знает, -- возмутилась она, -- вчера еще
вечером перестал. Я уже договорилась на заводе с мастером,
после обеда обещал посмотреть.
-- Хорошо, -- сказал я, -- держите, -- я достал из кармана
связку разноцветных ключей от кинотеатра и подал ее Зое
Карловне. -- Вот, этот, желтенький... -- указал я ключ от
кабинета.
-- А вы где будете, Сергей Александрович?
-- А что такое?
-- Ключ от кабинета мне надо вернуть.
-- Ну, вернете, не беспокойтесь, не на Луне же я!
-- Да чтобы вас долго не искать! У меня библиотека
открыта, Сережа!
-- А что же вы ее бросаете?
-- Да там подруга!
-- Екатерина Васильевна?! -- обрадовался я.
-- Она самая!
-- Ну, тогда и нечего волноваться! -- сказал я.
-- Да, вам нечего! Люди собираются. Она книги не
оформляет, только присматривает, -- словно пожаловалась Зоя
Карловна.
-- Так она там не одна? -- спросил я.
-- Нет, конечно!
-- Жалко, что не одна, -- сказал я.
И я почувствовал, как во мне просыпается то ли наглость,
то ли раскрепощенность.
-- А вам что до этого? -- поинтересовалась Зоя Карловна.
-- Хотел подняться наверх, что-то чаю так хочется, что и
полюбить некого! -- изображая серьезный вид, сказал я. -- А вы
бы позвонили подольше! А? Зоя Карловна? -- продолжая наглеть в
стиле шутки, предложил я.
Но, честно говоря, меня прямо-таки манило, во что бы то ни
стало, испытать то свободное чреволобзание, которое
одурманивало меня на троллейбусной остановке. И что самое
интересное, я знал, я был уверен, что это неминуемо, очень
скоро должно произойти! В последнее время у меня часто
исполнялось то, что я задумывал. Потому я и начинал теперь,
лихорадочно, с виду полушутя, но стучаться, тарабанить в первую
попавшуюся дверь. Где откроют, -- там и я!..
-- Ну, так как? -- переспросил я в улыбке озадаченно
молчавшую Зою Карловну. Она смотрела мне под ноги и часто
моргала.
-- А-ха-ха-ха-ха! -- расхохоталась она, наконец понявши в
чем дело, но замолчала и засуетилась открывать кабинет...
Так неожиданно прервалась моя шутка, но не прервалось мое
желание! Да, именно желание одолевало мою натуру сейчас. И я
это понимал с полной ответственностью перед собою! Проверять
себя, -- так проверять!.. "Решайся на что-либо: сразу,
мгновенно, или не решайся совсем..." -- вспомнил я наставление
Ивана и ринулся в большое фойе через зал...
И нестерпимая радость и сила обдавала меня с ног до
головы! И я, наверное, слишком сильно дернул кинозальскую дверь
на себя, ибо контролер, хотя и громила в плечах и по росту,
чуть не вывалился из кинозала ко мне под ноги! Видимо, он стоял
в кинозале и держался за ручку двери, и, может, не так уж слабо
держался!
-- Ой, извините! -- сказал я контролеру спешно, оглядев
его с ног до головы. "Но зачем ты держал дверь?.." -- подумал
я.
-- Ничего страшного! -- ответил контролер.
"Если в зале что-то и существовало, чего нельзя мне было
видеть, -- думал я, продолжая анализировать, -- то теперь
наверняка уж поздно... Этот следы замел! Он в их компании, это
вне сомнения!.."
-- Ну, как там, все в порядке? -- спросил я.
-- Фильм дерьмовый! -- ответил контролер.
-- Опять с премией пролетим! -- послышался ехидный голос
позади меня. Я обернулся: это подошел Палыч.
Круг замкнулся. Отступать было некуда. Мои скандалы с
Палычем всегда начинались вот так: с его стороны оттачивались
копья для решающей схватки, там, в кинобудке, а с моей стороны,
здесь, внизу, в кабинете. А потом возникала подобная ситуация
для стычки. Я насторожился.
-- Плана в этом месяце опять не будет, Сергей
Александрович! -- подтвердил свою позицию контролер.
-- А я тут при чем? -- было ощетинился я.
-- Вы же директор... -- улыбчиво, умиленно произнес Палыч,
чуть ли не в реверансе!
-- Ну, так и что же?.. А вы киномеханик! -- съязвил я как
можно отрешеннее.
-- Это ваше дело: фильмы заказывать, Сергей Александрович!
-- раздраженно выкрикнул он, глянув на контролера. Начиналась
атака.
-- Конечно! -- предательски подтвердил контролер.
Но я уже успокоил себя полностью. Мне даже стали они
безразличны оба: контролер и киномеханик.
"Какой-то глупый разговор", -- сказал я про себя. -- "Надо
его заканчивать..." Палыч набирал обороты. Это было хорошо
видно по его манере входить в раж: кулаки в карманах брюк, и от
этого карманы оттопырены, немного покачивается всем туловищем,
плечи приподняты.
И тут в зале неожиданно послышался разношерстный свист и
какие-то крики. В следующее мгновение из зала выскочил и
наткнулся на Палыча мальчик, лет десяти, худенький. Он жалко
потирал свое плечо, потому что ударился о киномеханика.
-- Шпаненок, куда летишь?! -- возмутился тот.
-- Дядя, звука нет! -- сказал мальчик.
Наверное, Палыч чувствовал, как его авторитет безупречного
работника падает в моем лице. Он побелел от злобы, прикусил
нижнюю губу от досады.
-- Сколько раз я тебе говорил, -- рухнул его гнев на
ошалевшего контролера, -- в зале надо быть. Стоишь здесь...
мать твою. Рот разинул!
Контролер тут же, вслед за мальчиком, исчез в зале, а
Палыч будто десятилетний кинулся к себе в кинобудку через фойе,
поскользнулся у дверей и едва не растянулся.
-- Кирилыч! -- заорал он где-то на лестнице своему
напарнику.
-- Ого! -- отозвался тот радостно.
-- Звука, звука нет в зале! Мать твою! -- и еще что-то
орал Палыч, но уже было не разобрать что. Дверь в кинобудку с
оглушительным треском захлопнулась! Словно затрещину отвесила!
Мне доставил удовольствие такой ход событий. Это сработал
во мне Человек-Ветер. Я торжествовал!..
На втором этаже занималось несколько групп ритмической
гимнастики. Этим самым удавалось как-то, худо-бедно,
подрабатывать наличные деньги для различных нужд нашего
скромного увеселительного заведения. Открывалась возможность
приобретать необходимые культ- и канцтовары, стоящие больше
десятирублевых чеков, установленной разовой нормы по смете.
Поскольку в кинотеатре материально-ответственным лицом
является директор, мне приходилось три раза в неделю выставлять
и убирать комплект радиоаппаратуры. Она хранилась в библиотеке,
и мне ее надо было каждый раз перетаскивать в комнату напротив
и обратно в библиотеку. Правда, за это я получал доплату в
сорок рублей, но зато и косились на меня в кинопрокате, а
непосредственное начальство даже пыталось искать пути запретить
мне подрабатывать!
Я зашел в библиотеку. На книжных полках, напротив стола, в
расшатанных книжных рядах рылись дети: две девочки и мальчик.
За столом величественно восседала Екатерина Васильевна.
Мы обменялись приветствиями.
-- Как у вас тут с любовью? -- спросил я у Екатерины и,
напрямик подойдя к ней, нагнулся и поцеловал ее в щеку.
-- О-о!.. Какой вы!.. Сергей Александрович... -- обалдело
сверкнув лукавыми глазами, произнесла она умиленно.
Но ничего не говоря больше и не делая красивой сцены с
продолжением, я отвернулся от Екатерины Васильевны и пошел
прочь по своим делам. Ощущая пристально-изумленный взгляд ее у
себя на спине, я быстренько, за два прихода, перетащил
аппаратуру куда полагается.
Я закрыл комнату на ключ. Я потом буду еще подробно
вспоминать об этом. У Тани, девушки-выпускницы
хореографического отделения культпросветучилища, имелся свой
ключ от этой комнаты.
Дверь в мой кабинет была немного приоткрыта. Я хотел уже
войти к себе, как услышал:
-- А-а- ха-ха-ха-ха! Вы шутник! -- послышался хохотливый
голос Зои Карловны. Она все еще разговаривала по телефону.
Я остановил свою руку, и она неподвижно зависла в воздухе,
едва не коснувшись двери. Так я и оставался стоять на месте и
вслушиваться:
-- Нет, нет!.. Я же сказала -- нет!.. Вы меня не так
поняли!.. Я сегодня занята!.. Что?.. Хо-хо!.. А?.. Да!.. Да!..
Еще будет!.. Я говорю -- еще будет! Да, Да!.. Безусловно!..
Конечно!.. Как и договорились!.. Адью, Остап Моисеевич!.. -- В
кабинете послышались шаги. "Значит, разговор закончился". --
подумал я и резко открыл дверь: деловито прошел к вешалке и
стал озабоченно раздеваться. Мне казалось, что у меня на лбу
было написано, что я подслушивал. И поэтому я отвернулся от Зои
Карловны, испытывая неловкость. Человек-Ветер улетучился,
чувства и навязчивые образы повисли надо мною и засасывали мою
сущность в себя. Возникло состояние дискомфорта.
-- Спасибо, Сергей Александрович, -- поблагодарила
библиотекарь.
-- Да, да... Не за что... Зоя Карловна... -- отрывисто
отвечал я, потому что уже нервно выдергивал в этот момент из
рукавов кожаной куртки на меху свои руки.
-- Давайте помогу! -- обратилась Зоя Карловна.
-- Нет... Спасибо... Я сам... -- отчеканил я, краснея от
усердия. Зоя Карловна направилась к двери. Наконец-то мне
удалось стащить с себя куртку. Я повесил ее на вешалку рядом со
своей спортивной шапочкой.
-- Ну, я пошла, -- сказал Зоя Карловна, уже в дверях. --
Ключи настоле, -- добавила она.
-- Ага! -- ответил я, подкивнув.
Дверь в кабинет захлопнулась. Я остался один. "Остап
Моисеевич..." -- прозвучало у меня в голове... Из разговора по
телефону я, конечно же, ничего не понял, но... "Остап
Моисеевич" снова прозвучало у меня в голове... "Это он...
Вчерашний... К Богу! -- мелькнуло у меня в голове. -- Прочь,
прочь лукавые!"
Я быстро достал из сейфа крохотную библию в нежно-мягком
зеленом переплете из полиэтилена, сел за рабочий стол и
разлистнул этот священный памятник человечества наугад, где
придется. Я загадал, что меня ожидает, и начал читать вслух:
"И пришел Ангел Господень из Галгала в Бохим, и сказал: Я
вывел вас из Египта и ввел вас в землю, о которой клялся отцам
вашим -- дать вам, и сказал Я: "Не нарушу завета Моего с Вами
во век.
И Вы не вступайте в союз с жителями земли сей; жертвенники
их разрушьте". Но вы не послушали гласа Моего. Что вы это
сделали?
И потому говорю Я: не изгоню их от вас, и будут они вам
петлею, и боги их будут для вас сетью.
Когда Ангел Господень сказал слова сии всем сынам
Израилевым, то народ поднял громкий вопль и заплакал.
От сего и называют то..."
В дверь неожиданно резко постучали... Я замер... Постучали
еще раз, внушительнее.
-- Да! -- выкрикнул я. -- Войдите, -- и испуганно
притаился за столом, сидя. Дверь уверенно раскрылась
нараспашку! В кабинет вошла, вот я совсем не ожидал, Катя! И я
успокоился.
Кате было всего четырнадцать лет, живет напротив
кинотеатра, известна своим легким поведением. Частенько я
замечал, как три-четыре подростка затаскивали ее по вечерам в
одну из беседок кинотеатра за плетень из дикого винограда.
Катя очень красивая: курносая, круглолицая, с голубыми
глазами, через плечо толстая белая коса крепко заплетена.
Эта девочка мне нравилась своим прямым и игривым нравом.
-- Можно? -- спросила она.
-- Ты же уже вошла, и видишь, что я не против. Значит,
проходи! -- сказал я.
-- И правда! -- воскликнула театрально Катя.
-- Ты по делу? -- спросил я.
-- Нет, -- сказала она, -- просто поболтать!.. Мне можно
раздеться?
-- Конечно... Вон, пальто на вешалку повесь.
-- Да вижу я, куда вешать...
-- А что тогда спрашиваешь?!!
-- Проверить: злой ты или нет, Сергей Александрович.
-- Как видишь, добрый!
-- Это еще надо подтвердить! -- сказала Катя.
-- Если надо, подтвердим! -- отпарировал я.
Катя сняла пальто. Я не встал ей помочь, потому как
сомневался, что подобные манеры с моей стороны окажутся в ее
стиле.
Она еще никогда не заходила ко мне в гости. Изредка мы
переговаривались в малом фойе или на улице, да и то больше по
части порядка. А сегодняшнее посещение меня удивило. Словно
выявилось подземное течение и потекло серебристым ручейком
снаружи...
Теперь, раздевшись, Катя выглядела совсем привлекательно!
Ее отец работал директором бетонного завода, и одевалась она
внушительно! На Кате уютно и красиво сидела короткая джинсовая
юбка, индийская, с золотыми переливами на черном фоне,
кофточка.
Катя расстегнула кофточку, и под ней обнаружилась
приталенная коттоновая рубашка. На правой руке у девочки сиял
золотой перстень с граненым рубином. Катя, проходя от вешалки,
не останавливаясь, по пути захватила стул и села на него слева
от меня, облокотившись на стол.
Мы смотрели друг на друга.
-- Ну, что? -- спросила она.
-- Ничего! -- ответил я, будто вовлекаясь в игру.
-- Что у тебя новенького, Сергей Александрович?
-- Да вот же, ты пришла! -- сказал я и протянул руку,
провел указательным пальцем Кате по носу, едва прикоснувшись к
нему.
-- А дальше что? -- спросила она.
Настроение у меня поднималось, я отодвинул библию в
сторону.
-- А ты хотела бы что-то еще? -- спросил я, не отводя глаз
от Кати.
-- Ну, ты же сам хочешь, я вижу! -- сказала девочка,
нагловато улыбаясь мне в лицо.
-- Да... Нюх у тебя собачий! -- сказал я. -- Хочу!
-- Так в чем же дело, давай, -- предложила Катя.
С минуту я молчал и сидел неподвижно. Во мне шла борьба!
Снова меня щекотало и подталкивало на решительность
соблазнительное чувство свободы прикосновений! Но ей же
четырнадцать лет! "Решайся или не решайся!" -- диктовал я себе.
-- "Раз уж ты впустил птичку, то... ты уже решился! И все
остальное будет лишь отговорками!"
Я подсел поближе к девочке и посмотрел ей в глаза. Больше
я ничего не говорил Я расстегивал пуговицы на коттоновой
рубашке. Катя едва водила плечами, и ее груди казались
отзывчивыми, оживали в моих ладонях!..
Я почувствовал прилив неистового наслаждения во всем своем
теле. Я не ведал, что я творил!..
-- Ой, Сереженька!.. Хватит... Не могу... О-е-е-е-ей!.. --
металась Катенька. Наконец все закончилось.
Катя медленно встала с моих коленей и только начала
застегивать рубашку, как в кабинет кто-то требовательно
постучал!
"Господи! -- воскликнул я про себя, -- я же не запер
дверь!" Катю будто неведомая сила отнесла в сторону на соседний
стул, она сгребла одним движением коттоновую рубашку у себя на
груди в том месте, где не успела застегнуть пуговицы.
Поодаль от меня сидела молодая проститутка и застегивала
свои злополучные пуговицы, на столе у меня лежала в стороне
раскрытая библия, и это кабинет директора!
Едва я успел захлопнуть книгу и сунуть ее в верхний ящик
стола, как в кабинет, не дожидаясь ответа на вторичный стук,
вошел участковый милиционер! Он приостановился, словно оценивая
ситуацию, присмотрелся к девочке. Катя сидела согнувшись,
полубоком от участкового.
От сокрушительных ударов сердца у меня подрагивала голова,
руки дрожали, и я их убрал со стола на колени.
-- Здравствуйте, -- наконец-то решился негромко вымолвить
я.
-- Здравствуйте! -- громыхнул тяжелым голосом участковый.
-- Чем занимаетесь? -- поинтересовался он.
-- Вот, -- указал я кивком на Катю. -- Профилактическая
беседа. Уговариваю Катю, после десятого поступать в
культпросветучилище.
-- После десятого на постоянную работу в беседку? --
громыхнул милиционер. -- А, Катька?
-- А вам какое дело! -- повернулась к нему девочка. Тайком
она уже успела дозастегнуть все оставшиеся пуговицы, и теперь
ее могло выдать лишь раскрасневшееся лицо и вспотевшая челка.
-- Ты что, здесь физзарядкой занималась? -- хохотнул он.
-- Танцевала! -- ядовито выкрикнула Катя.
-- С голой задницей? -- прищурившись, подморгнул мне
лейтенант и состроил отвратительную гримасу девочке.
-- Да нет! -- опомнился я. -- Она в самом деле танцевала!
-- С чего это вдруг?! -- спросил, недоумевая, милиционер.
-- А просто так! -- выкрикнула девочка, вскочила со стула,
схватила пальто и выскочила из кабинета под звериный хохот
участкового.
-- Ишь ты!.. Ха-ха-ха!.. -- крикнул он и вдогонку успел
шлепнуть Катю по заднице своей громадной рукой.
Я молчал. А что я мог сказать!..
"Однако я очень чувствительно на все прореагировал!" --
мысленно подчеркнул я свое состояние.
-- Сергей Александрович! -- властно обратился ко мне
уча-стковый. -- Я тут у вас в кабинете с одним человеком
побеседую, -- он даже не спросил разрешения.
-- Да, да, пожалуйста, -- не задумываясь согласился я,
будто вслух для самого себя, потому что лейтенант даже не
обратил внимание на мое согласие, ибо в это время он уже
громыхал раскатисто своим голосом в малое фойе:
-- Тряпкин!.. Заходи сюда!..
В кабинет зашел Тряпкин: худой, длинный, но плечистый, лет
тридцати пяти. Они оба, участковый и Тряпкин, прошли по
кабинету и сели друг против друга, точно явились ко мне на
прием...
Тряпкин выглядел ужасно, на руках всевозможные завитушки
татуировок, переносица вмята и сдвинута в сторону, глаза
грязного цвета, губы тонкие, жестокие, лицо длинное, лоб
скошенный, волосы короткие, ежиком. В руках он перебирал по
кругу замусоленную шапку, сидел в расстегнутой фуфайке, на
груди красовалась тельняшка, на шее висела половинка
потрепанного шарфа. Участковый начал:
-- Ну что, косой! Я твою блатхату скоро прикрою... Когда
прекратишь?
-- Клянусь я, Сень, -- обратился Тряпкин к милиционеру. --
Я не знал. Вот, на палец -- отрежь, если не так!
-- Да пошел ты к черту со своим пальцем! Все ты прекрасно
знал! Баланду мне заправляешь!
-- Нет, Сень... Слышь, я правду говорю, -- участковый
отмахнулся рукой. -- Ну вот, не веришь! -- сказал Тряпкин. --
Ну не знал я!.. На палец, вот, держи!.. Режь, если знал! Гадом
буду, не знал!
-- А что это за запах? -- спросил участковый, вынюхивая
воздух вокруг себя.
-- Сень, ты че? -- недоумевая, спросил Тряпкин.
-- Сергей Александрович, вы чувствуете, чем пахнет? --
обратился милиционер ко мне.
-- А чем, я что-то не чувствую, -- удивился я.
-- Ну как же чем, перегаром! Кто же это пиво пил, а? --
пристально прищурившись, поинтересовался участковый, то ли у
меня, то ли Тряпкина, и я насторожился... Дело в том, что я
утром сегодня и в самом деле выпил за завтраком стакан пива...
"Ну и нюх же у Дубинина!" -- притаившись, подумал я.
-- Сень, я чист, как стеклышко... Вчера -- да...
Сегодня...
-- Да нет же, -- не отступал участковый. -- Пивом же прет
вовсю! -- и он еще раз принюхался.
Но тут в кабинет постучались.
-- Войдите, -- поскорее выкрикнул я своему спасителю. Я
испытывал угрызение совести перед ни в чем неповинным, трезвым
Тряпкиным, но не мог же я признаться Дубинину!
Спасителем оказался мой кассир. Он принес мне письмо из
кинопроката. Я распечатал конверт, кассир стоял и ожидал, что
там. Я прочел. В деловом тексте говорилось, что наш кинотеатр
имеет некую задолженность за конец прошлого года и что по этому
поводу мне надлежит срочно явиться в кинопрокат для выяснения
причины задолженности. Я сообщил об этом кассиру, тот пожал
плечами и посоветовал поехать в кинопрокат с бухгалтером, и
сегодня же. В письме красовалась приписка: "...в случае...
прекратится выдача кинофильмов по плану".
Я извинился перед участковым, объяснил ему, что мне
необходимо немедленно отлучиться в город. Участковый неохотно
вывел Тряпкина в малое фойе, а я быстренько оделся, вышел из
кабинета и закрыл его. Со второго этажа доносилась ритмичная
музыка, -- это начались занятия гимнастикой.С огромным
удовольствием я освободился от помещения кинотеатра и вышел на
улицу. В кинопрокат я поехал один. Бухгалтера должен был
подослать кассир, которому я дал задание сходить к бухгалтеру
домой и предупредить его о письме; у нашего финансиста был
сегодня выходной, но я надеялся на встречу кассира с ним, на
везение.
Троллейбусные окна были забелены морозом, будто витринные
стекла магазина, в котором идет ремонт. А когда человека
заключают в какие-то пространственные рамки, того же
троллейбуса, он начинает видеть вокруг и замечать то, на что бы
не обратил внимание раньше. Пространство улицы отсекалось и
ощущалось только его течение. Пассажирам разглядывать и
замечать приходилось только то, что в салоне. Простор всегда
порождает снисходительность и доброту, иногда безумие! А теперь
пространственная теснота проявила суету и мелочность.
Я стоял, беспокойно покачиваясь на месте, и раздумывал о
кинопрокате... Неподалеку от меня сидел у окна какой-то парень,
где-то моих лет: откусывал большие куски от сливочного
мороженого в вафельном стаканчике. Над его головой красовался
красненький компостер.
-- Сынок, пробей! -- протянула помятый талон этому парню
какая-то грязно одетая старуха.
-- У меня руки заняты, -- отрезал парень и спокойно
продолжал есть лакомый кусочек замороженного молока.
Талон выхватил у старухи из рук и нервно пробил наискось,
как попало, пассажир, сидящий рядом с жующим парнем.
-- Будьте добры! -- некая женщина похлопала все того же
парня по плечу. -- Пробейте, пожалуйста, -- и она протянула к
его лицу свой талон. Парень глянул на нее и отвернулся, ничего
не сказав.
Женщина, недоумевая, снова потянулась и похлопала парня по
плечу.
-- Молодой человек, -- сказала она раздраженно. --
Прокомпостируйте талон, пожалуйста!
-- Чем? -- повернувшись к возмущенной женщине лицом,
азартно спросил парень, показывая ей руку с мороженым.
И этот талон, снова, нервно пробил пассажир, сидящий рядом
с жующим парнем. Так ситуация повторялась в разных вариантах, а