Страница:
вызывало особую настороженность, не знал я самого главного,
пределов этого земного тельца, и, что еще важнее, я и не
чувствовал их!
Да! В том-то и состоял риск овладения чужим челом, а тем
более телом маленького ребенка, что никакой боли не ощущаешь в
нем!
И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно
настороженно. Достаточно было сделать один неверный шаг, в
полном объеме взрослого человека, и я незамедлительно бы
натворил бед, и, возможно, непоправимых!
Эти маленькие ножки!
Связки, сухожилия могли, попросту говоря, порваться, в
любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая
"молочная", косточка!
Нет! Не дай Бог! И потому я хотя и шагал одержимо, но
какое-то усилие, островок нравственности, так же одержимо
помнили об ответственности!.. Ну вот, я стоял у изголовья
своего земного тела, сосредоточенно всматривался в свое,
казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть ожесточенности
к бессилию своего положения, безумное сожаление о происходящем
начинало одолевать мой рассудок. Но я еще с трудом, но мог
сдерживать себя. Так я простоял у своего изголовья некоторое
время: в молчании, в переосмысливании всего на свете. Вскоре я
почувствовал, как Сабинино сердечко заколотилось, ее дыхание
стало прерывистым, спазмы окольцовывали горлышко. Подобные
взрослые переживания были способны убить малышку!
Сердечко могло бы не выдержать, а детские легкие -- просто
порваться!
Насколько у меня хватало сил, я сдержался, но слезы, они
все-таки покатились, закувыркались по щечкам девочки. Маленькой
ручкой я прикоснулся к жестким волосам моего земного тела, и
неожиданно захныкало и громко разрыдалось Сабинино лицо!
Да, я плакал, отчаянно ревел детским голосом...
Вбежала в комнату Наташа, о ней-то я совсем забыл!
И тут я обернулся назад на ее зов и взглянул серьезно ей в
глаза так, что Наташа -- остановилась на мгновение, как
завороженная.
-- Наташа! -- громко и внятно сказала девочка, но тут же я
замолчал, ибо последствия для моей Сабинушки, если бы я
продолжал говорить в ее теле, оказались бы непредсказуемыми...
-- Сабинушка, что с тобой?! -- кинулась наконец
опомнившаяся Наташа ко мне и обняла свою дочь. Но как только
Наташа обняла мое хрупкое тельце, я тут же пришел в себя:
немедленно сосредоточился и покинул тело своей дочери, и завис
в изнемогших чувствах поодаль. Остальное произошло по сценарию
природы: Сабина проснулась, пришла в себя, уже будучи на руках
у растерянной мамы, целовавшей и отчаянно обнимавшей дочь.
-- Сабинушка, доченька, тебе что-то приснилось страшное?
Успокойся, маленькая, мама с тобой, все хорошо...
Девочка была абсолютно спокойна после того как
проснулась, и подобный перепад немало насторожил Наташу, и она
даже недоверчиво огляделась по сторонам.
-- Я плакала? -- заинтересованно и неуклюже пролепетала
Сабинушка.
-- Да, малышка, да, Сабинушка, -- приговаривала Наташа, и
слезы едва сверкнули у нее в глазах. -- Скажи, ты, наверное,
плакала о папе? Ты хочешь, чтобы он встал? Да, маленькая?
-- Мама, мама! -- потеребила Сабина свою разволновавшуюся
маму за отворот халата.
-- Что, доченька?
-- Мама, я хочу си-и! -- закапризничала девочка.
-- Да ты что! -- игриво удивилась Наташа, этот поворот ее
немного успокоил. -- Ты же у меня такая взрослая!
-- Хочу си-и! -- не унималась Сабина, и действительно,
теперь уже по своей воле, начала хныкать и уже приготовилась
разрыдаться.
-- Вот это да! -- укоряла ее Наташа. -- И не стыдно тебе?
Ведь сисю сосут только маленькие детки!
... Я долго так страницы перелистывал,
Осмысливая буквенную вязь,
И мне хотелось дня такого чистого!...
А на страницах: черной краски грязь.
Довольно книгу перепачкал рок, -
Лишь белые просветы между строк!...
Но все же нет!... Здесь истина права:
Чтобы прочесть союз добра и зла -
Все в черных красках светлые слова...
Я прочитал это, свое, случайно разлистнутое по настроению,
стихотворение, захлопнул книгу и поставил ее на одну из полок
моей астральной библиотеки и призадумался...
Астральная комната, я давно здесь не был, но теперь хорошо
владел ее законами, и стоило мне чего-либо пожелать, как это
желаемое, возникшее всего лишь, как я называл, "во взмысленном
вдохновении", другими словами -- в осмысленном течении воли,
итак, желание являлось в том или другом незамедлительно
сформированном образе, такое доступное, невинное и податливое.
Вот и сейчас я сидел в удивительном астральном кресле, какое
только могла придумать, вообразить в самом совершенстве, самая
гениальная инженерная мысль, там, на Земле. Кресло реагировало
на мое настроение, изменяло цвет и величину своих частей, оно
как бы было связано с моим подсознанием, в различных местах
своих могло уплотняться, даже растворяться до ощущения
свободного парения у сидящего, также оно принимало любые
конфигурации: усаживало, наклоняло меня в любые стороны...
Но абсолютно не этим комфортом были сейчас заняты мои
осознанные просветы раздумий. Я перебирал мысленные тропы,
чтобы наконец добраться, выбраться на необходимую магистраль
волевой устремленности, которая выведет мою осознанную душу к
светоносному решению. Но пока только лишь мои мыслительные
тропы изматывали мое воображение, заставляли еще и еще раз
пробегать по ним. Мне часто вспоминались Саша Корщиков, Аня
Олейникова. В Астрале я их не встречал. "Видимо, -- рассуждал
я, сидя в астральном кресле, -- Саша находится где-то в
Ментале, а вот Аня, она, вероятнее всего, не занимается
серьезно Астралом. Я же помню, как она сказала мне как-то:
"Хватит, я один раз получила такой возвратный удар!" Уже не в
первый раз мне приходилось оживлять в своей памяти образ
учителя Ивана. Он тоже не появлялся. И как ни старался я
призвать его на помощь, усилия мои были тщетны. А отыскать
Ивана самому у меня не хватало астрального опыта, ибо подобные
похождения неизвестно чем способны закончиться!
"Странно, -- рассуждал я. -- Не может быть!
Ведь Иван обязательно пользуется пространствами Астрала,
тогда почему же все-таки он так и не вышел на меня?..." Далеко
удаляться от своего земного, так сказать, дома, я не очень-то
часто старался: боялся, что если мои астральные враги, шайка
Остапа Моисеевича, способны были заблокировать мое возвращение
в земное тело, то вполне не исключена и вероятность подобного
же блока или какого-либо иного ухищрения, неведомого мне, и
тогда не удастся возврат даже в астральное пространство моего
земного тела, как говорится, "пиши пропало": я не сумею выйти
на контакт ни с Юрой Боживым, ни с кем-то другим, близким мне
человеком, не то чтобы пытаться искать варианты овладения своим
земным телом!
Однако мое пребывание в астральном мире не сопрягалось с
особыми трудностями. Меня никто, по крайней мере пока, не
преследовал и не обижал. Все протекало плавно и четко: образы
выказывали мгновенное послушание, а мысленные островки
сохраняли сокровенную свежесть. Словом, чувства верно служили
мне и не отягощали моей, теперь наработанной, мускулистой воли.
"И все же, почему Иван до сих пор не поможет мне? -- повторял я
свой незадачливый вопрос, который исподволь, но одолевал меня.
-- Он, не может же не знать, что такое летаргический сон! --
возмущался я учителем, но тут же немедленно оправдывал своего
наставника по Астралу. -- А почему, собственно говоря, он
обязан мне помочь?!
Это мои трудности, мое испытание!
Все, что он мог дать мне и успеть пояснить, он дал и
пояснил, остальное зависит от меня самого!
Сам я должен найти выход и стать, наконец, тем самым
Победителем из Первой Тайны Священной Книги Тота!
Ну, хорошо!
Придет учитель, поможет мне, и что тогда? Да ничего!
Пусть даже поддержит меня Иван, как говорится, "своей
ладонью", поддержит некоторое время, и все, -- не выход это из
положения!
Надо победить только самому, ибо если я не смогу одержать
верх надо всем этим сейчас, а лишь понадеюсь на чужую помощь,
воспользуюсь поддержкой учителя, то я неминуемо проиграю,
потерплю крушение в чем-то следующем, в еще более серьезном и
трудном, нежели теперешняя ситуация, мое астральное заключение.
Нет уж, побеждать -- так побеждать самому, побеждать
основательно, бесповоротно!" Я подался немного вперед в
обмякшем кресле, и снова достал один из томиков астральной
библиотеки, и разлистнул его:
Всеобъем
Какое чудо -- одиночество!
Оно мне дарит лишь меня...
Я становлюсь -- Мое Высочество,
Себя единственно пленя...
Я помещусь в пространстве узеньком,
Не я, -- пространство будет узником...
Я перелистнул страницу, не дочитав стихотворение, и
пробежал глазами следующее:
Скоморох
Одинокое безумство
Рядом, около меня...
Дружбу, вражество и пусто
Предлагаю слепкам дня.
Я шагаю им навстречу,
Плачу или хохочу:
Утро, день и снова вечер,
С ночью я -- плечо к плечу!
Засыпают все излишья -
Дети ночи... Я -- трубя:
В размышлении затишья,
В одиночестве себя...
Дочитав скоро это стихотворение, я слегка отклонился назад
и отстранился от книги взглядом. И тут -- свершилось нечто
невероятное!
Можно было ожидать многое, самое сногшибательное и
неповторимое, но только не это, как подумаешь, -- простенькое,
но величайшее и так необходимое мне!
Если ничего не ждешь, значит, что-то ждет тебя; если
ничего не встречаешь, значит, что-то встречает тебя!
Так и я по прочтении последнего стихотворения находился в
довольно отрешенной дреме моих помыслов, я выразился бы даже
так: мои думы не покидали меня, но они перестали быть
активными, они дрейфовали, а чувства плавно переливались по
собственному хотению. Вот почему и произошло это событие!
И вот в чем оно заключалось: открытие!
Да, такое, стремительно возникшее, открытие сделал я в
своей астральной библиотеке, что отныне эта библиотека
становилась координационным штабом, пунктом моего астрального
наблюдения за текущими событиями, начиналась новая эра моего
пребывания в астральном мире. С великой жадностью и прилежной
трогательностью я схватил с полки первый том моего астрального
дневника. Нет, не то!
Здесь период освоения Астрала, когда я еще пребывал в
земном теле. Тогда я срочно вернул первый том на место и живо
выхватил из книжного ряда и разлистнул второй!
Перебрав добрую половину страниц, я радостно рухнул в
астральное кресло, осчастливленный найденным, и начал
незамедлительно читать. Когда я сделал, будучи в астральном
плену, открытие -- заглянуть в свое будущее через посредство
второго тома моего астрального дневника, то мне стало ясно, как
надо действовать дальше, и я уже полчаса спустя приступил к
строгому и неукоснительному выполнению собственных описаний
этого выполнения!
Прежде всего я должен был определить сущность астральной
шайки Остапа Моисеевича: представляет ли он организованнную
кем-то структуру или же действует по иронии судьбы, по своему
стихийному усмотрению. Вспоминая те недолгие отрывки астральной
жизни моих врагов, отрывки, которые подсмотрел я когда-то и с
которыми столкнулся в своем сегодняшнем несчастье, я еще и еще
раз проанализировал, ответственно прочувствовал каждую мелочь.
"Ну, хорошо! -- рассуждал я, -- они заблокировали меня ведь не
ради же каприза, не ради же только лишь своей узкой
засекреченности, ее сохранения, они поступили со мною столь
сурово и даже не попытались, как это водится в подобных
случаях, предложить мне, ну, скажем, определенное место в своей
компании, дабы подчинить меня, от которого бы я все равно
отказался, но все-таки, мне кажется, они вначале бы попугали,
предупредили, соблазнили? Хотя -- стоп!...
Как же это я забыл? Екатерина же сообщила мне об опасности
заблаговременно и совращала по указу, и контролер ударил меня
неспроста!
И все же не все здесь гладко стыкуется!...
К примеру, Екатерина же, если и предупредила меня о
готовящихся провокациях со стороны шайки, то чисто из
человеческих побуждений, сама предупредила, вразрез установке
моих врагов, взяла да и призналась она мне в намерениях
соблазнить меня, и что подослана именно для этого; а контролер,
да он просто хотел -- и я мало сомневаюсь в этом, ибо ударил он
сильно и наверняка, -- пытался убить меня!
Значит, с самого начала определялась платформа -- убрать
меня с физического плана, потому что если бы врагам
понадобилось больше, то они, не испытывая особенных трудностей,
продолжали бы меня преследовать и здесь, в Астрале, а то ведь
словно забыли обо мне, оставили в покое!
Итак, вывод: меня убрали с физического плана, и убрали,
как я предчувствую, не шайка сама по себе, а шайка по чьему-то
особому, подготовленному заданию!
И отсюда еще один вывод: следовательно, шайка занимается
не просто кратковременными развлечениями, а тщательной,
выверенной астральной деятельностью и, видимо, не божественного
порядка, иначе зачем же понадобилось избавляться от меня сразу,
без колебания?!
Потому что знали, что я не того склада, знали, что не
соглашусь сотрудничать во зло, но могу помешать!
А знать могли только лишь с более мощными, нежели Астрал,
способностями управители!" И все-таки Екатерина!
Да, да!
Именно она. Именно она как никогда подходящая сейчас
кандидатура!
Мне надо срочно встретиться с ней, потому что она способна
понять меня, в конце концов, способна встретиться со мною в
подходящих для меня теперь условиях, появиться на уровне
естественном для меня, а не в трансе все больше беспамятливой,
заторможенной сонливости!
Да здравствует Екатерина Васильевна!
Итак, я решил во что бы то ни стало, срочно, разыскать
подругу Зои Карловны, подругу библиотекарши когда-то моего
кинотеатра...
Все было бы легко и хорошо, если бы не имелось у меня
одной, немало мешающей мне трудности: из Астрала мне было не
всегда так уж и легко попадать в настоящее время земли --
случалось искать возврата, ибо настоящее время в Астрале
вмещало в себя все время земли и астральные действия
происходили вокруг меня по мере определенного, сиюминутного, я
бы сказал, своеобразного развертывания моего воображения. Вот
еще почему старался я меньше уходить в другое время и даже
пространство, а больше удерживался в развертке настоящего
времени земли так, чтобы оно параллелило мое воображение со
своими текущими действиями, чтобы все метаморфозы физического
плана, абсолютно без каких-либо различий, совпадали бы в обоих
планах, начиная отсчет с моего засыпания, и в текущем с такой
скоростью времени, как если бы я и вовсе не засыпал. Иными
словами, я старался продолжать жить и здесь, в Астрале, и в том
же физическом времени, в котором находилось в летаргическом сне
мое земное тело, спящее на диване за ширмой у меня дома. Я так
боялся или сказать помягче, побаивался потерять это гармоничное
для меня время обоих планов, и все более, терпеливее находился
я в этом времени, и даже в своей астральной библиотеке
установил огромные часы, которые показывали не только секунды,
минуты и часы, но и дни, месяцы, годы, эпохи!
Неожиданно легко мне удалось очутиться в астральном образе
помещения книгохранилища библиотеки того самого кинотеатра, где
я провел время своего таинственного директорства. Сам не
понимаю, почему все же раньше я не пытался даже приблизиться к
этому злополучному месту? Логика, словно реверансы, выводила
завитушки, уродливые завитушки ответов на вопрос "Почему?" --
но мое сознание, огорченное астральным томлением, отказывалось
воспринимать логические штампы страха!
Видимо, я должен был, хотя бы разок, но рискнуть: "Лучше
поздно, чем никогда!" Прежде чем сказать о том, что же я увидел
здесь, в библиотеке кинотеатра, я думаю, существенно будет
объяснить одну интересную особенность, я бы сказал даже --
неуютность Астрала для меня: весь физический мир, мир плотных
форм полностью по желанию моего мыслительного воображения
конструировался, отражался в астральном мире мгновенно и без
искажения, но это отражение абсолютно, практически не замечало
меня, не реагировало, существовало как бы само по себе!
Нет, я конечно же мог позволить себе усесться в астральный
образ, скажем, какого-то стула, находящегося в данный момент
там, на земле, но вот заговорить с астральным образом человека
я нисколько не мог!
Нет, воздействовать на астральный этот образ, образ
человека, я, естественно, косвенно, но умел, и это было мне
легко доступно. А вот заговорить, чтобы там, на земле все это
восприняли как естественное и доступно понятное, привычное...
Подобное не являлось возможным!
Для того необходимо мне было либо сгущаться, о чем уже
упоминал, до астрального сгустка, призрака, чтобы меня заметили
на физическом плане, либо общаться непосредственно с людьми,
когда они покинут земное тело во сне или в медитации и их
сознание окажется лишь в астральном теле. Нет, скажем,
подой-ти, приблизиться к чьему-то астральному телу здесь, в
Астрале, и, предположим, отвесить поцелуй я, без сомнения, мог,
но человек там, на земле, астральное тело которого я поцеловал,
всего лишь может быть ни с того ни с сего улыбнется от какой-то
неожиданной приятности и даже, возможно, отыщет у себя ту или
иную мысль, которая вызвала эту приятность, и вовсе не
догадается о моем поцелуе; либо наоборот -- осерчает, особенно
горячо, если мой поцелуй пришелся ему невпопад, некстати, не
под настроение!
Итак, я довольно легко очутился в складском помещении
библиотеки бывшего моего кинотеатра, и неожиданный успех
обрадовал мое воображение!
Мне повезло! В момент моего появления Екатерина Васильевна
оказалась будто выжидательно и покорно сидящей за столом. Она
словно предчувствовала мое появление или же, действительно, и в
самом деле ожидала таковое. Короче, стоило мне обнаружить
самого себя в библиотеке, Екатерина тут же как бы слегка
встрепенулась, будто вспомнила что-то важное. И хотя она
продолжала перелистывать один за другим разноцветные
"Крокодилы", но я-то чувствовал, сознавал, что смотрит в эти
журналы ведьма так, словно для приличия спрятала глаза, дабы не
глядеть, к примеру, на голого мужчину, случайно вошедшего к ней
сейчас в комнату. Теперь, когда я немного освоился, зависнув
неподалеку от Екатерины, я мало уже сомневался, что так
называемым "голым мужчиной" оказываюсь непосредственно я.
Ведьма знала толк в Астрале и не заметить мое появление не
могла!
Но пока Екатерина Васильевна не выказывала каких-либо
действий и даже чувственных намерений по отношению ко мне, а
только лишь нечто едва уловимое в ее состоянии выдавало ее
знание. Я, будто предупреждая себя, знал, что вот-вот
произойдет.
Так, по своим особым приметам опытные люди в яркий
солнечный день предсказывают близкую непогоду или наоборот.
-- Сергей Александрович, -- тихо, как-то определенно
вдумчиво и не поднимая головы в мою сторону, произнесла
Екатерина. Я тут же радостно отреагировал на это вполне
астральное обращение к моей измученной одиночеством персоне.
Чувства переливами прошлого взволновали мое сознание, отчего я
даже промолчал невпопад!
-- Не затаивайтесь! -- воскликнула ведьма. Она продолжала
все так же сидеть за библиотечным столом книгохранилища и будто
вслепую перелистывать журнал. -- Ну, так как, -- не унималась
Екатерина, -- будем продолжать молчать?
-- Я не привык разговаривать таким способом, -- наконец
освободившись от картин прошлого, сказал я. Ведьма говорила
там, на физическом плане, обычно, словно сама с собою, словами,
выраженными голосом, но здесь, в Астрале, я не мог слышать и в
таком же, естественном земном смысле ее разговора, а я как бы
осознавал через свои, разлитые в пространстве моего
воображения, чувства, осознавал доподлинность ее слов, и они
звучали в моем сознании, я всего лишь видел, как у астрального
образа ведьмы шевелится рот и обнажаются в сочном блеске белые
зубы соответственно своему земному рисунку. Таким же свойством
обладала и моя астральная речь.
-- Каким же способом вы, Сергей Александрович, не
при-выкли разговаривать? -- уточнила ведьма.
-- Вы абсолютно ни разу даже не посмотрели в мою сторону!
-- укорил, но не настойчиво, я Екатерину. Екатерина подняла
голову и посмотрела на меня в упор.
-- А я что я могу сказать? -- донеслись мои робкие и
печальные чувства до астрального воображения ведьмы, и она тут
же признательно уловила их.
-- Я невольная соучастница в вашей судьбе, Сергей
Александрович, поверьте, иначе поступить я не могла.
-- А я вас не осуждаю, Екатерина Васильевна. В моем
теперешнем положении виновата моя поспешность обладать
предметом своего желания. Я выходил в плавание в жалком
суденышке своего духовного равновесия в необозримо
непредсказуемый океан Астрала. За что я и поплатился нынешним
заточением.
-- Не преувеличивайте, Сергей Александрович, всем нам
когда-нибудь предстоит пройти это святилище! Вы приобретаете
бесценный опыт!
-- Не сомневаюсь, что бесценный, но я же еще весьма многое
не отработал на земле, взять хотя бы ту же мою невыдержанность!
Разве не так?!
-- Кажется, если вы явитесь понастойчивее и
попредприимчивее, то обязательно отработаете, и скоро!
-- Екатерина, давай не будем красноречить! А?
-- Короче, что вас интересует, Сергей Александрович?
-- Мне важно получить ответы на три вопроса. Первый -- за
что я оказался запертым здесь, в Астрале? Второй -- как отсюда
выбраться? Третий -- я могу надеяться на вашу помощь или хотя
бы молчание?!
-- Не думаю, Сергей Александрович, не думаю! --
воскликнула озадаченно ведьма, отчего я слегка уже пожалел о
своей такой наивной и простодушной болтовне и даже о появлении
здесь. -- Не настораживайтесь, Сергей Александрович, молчать я
умею, но помочь вам, -- Екатерина призадумалась, приумолкла, ее
впечатляющие глаза юлили по сторонам, а я напряг все свои
чувства до предела, будто ожидая приговора, -- но помочь вам,
-- повторила Екатерина, -- я смогу, наверное, но только в том и
тем, чем могу! -- хладнокровно, но покровительственно заключила
она. И некоторое облегчение освежило мое растрепанное
настроение, и теперь я почувствовал, что -- чаши весов "да" и
"нет", по крайней мере, уравновешены.
-- Ну, хотя бы теперь, -- продолжая разговор, пока еще
теплилось дружелюбие, заговорил я, -- я могу узнать, Екатерина
Васильевна, как вы попали в свое положение, стали ведьмой? --
Вопрос о том, как выбраться мне из Астрала, я решил немного
отложить, и предварительно, из вытекающих отсюда тактических
соображений и чтобы еще более расположить к себе Екатерину,
спросил ее о близком именно ей. -- Это, видимо, весьма
удивительное занятие, быть ведьмой?! -- с некоторой
поспешностью добавил я и тут же осекся. "Переиграл..." --
подумалось. Екатерина сразу же уловила мой тон и мою тщательно
скрываемую интересом к ней степень озабоченности.
-- Только не стоит впадать в такую выразительно
подчеркнутую речь, будто мои обязанности ведьмы и впрямь
волнуют вас так непосредственно! -- сказала она.
-- Извините, я не предполагал вас...
Но Екатерина оборвала меня:
-- Мои обязанности ведьмы не так уж и сильно отличаются от
какой-либо другой работы! Не удивляются же настолько профессии
водолаза, Сергей Александрович?!
-- Извините, -- снова пробормотал я, -- я не предполагал
вас.. Но вы, -- словно опомнился я, -- вы сказали --
"обязанности"! Не стоит ли это понимать, что вы подневольный
человек?!
-- Да, именно так мое дело и обстоит, -- сожалеюще, даже с
печальным оттенком, проговорила ведьма.
-- Расскажи, Екатерина! -- взмолился я, и на сей раз это
не просто получилось, а вырвалось у меня естественно. На ходу,
краешком сознания я уловил, что перешел на твердое "ты". "Это
во мне просиял прежний любовник Екатерины", -- подумал я, но
тут же уточнил:
-- Расскажи, как же все это с тобой произошло?!
-- А зачем тебе это, Сергей Александрович, Сережа?... --
будто с мечтательной горестью отозвалась Екатерина. -- Твое
положение от моего рассказа не изменится, -- колеблясь в
точности своего измышления, определила она и настойчиво
присмотрелась к немного вибрирующим, разноцветным оттенкам
моего астрального тела.
-- И все же! -- не успокаивался я, просительно заставляя
ведьму заговорить.
-- Ладно, -- как-то равнодушно, врастяжку, но впечатляюще
произнесла ведьма, -- слушай... Вначале я жила обычным
человеком, слегка верующим, слегка не верующим в Бога,
чуть-чуть суеверным, а по большей части -- невежественным, да
что там "по большей", -- абсолютно невежественным человеком в
отношении моих, сегодняшних, все-таки еще далеко не таких
искусных, знаний. Ты помнишь, Сережа, Людочку? -- неожиданно
прервав свой рассказ, обратилась ко мне с вопросом Екатерина.
-- Еще бы не помнить! -- немного всполошился я. -- Это
из-за нее я сейчас торчу здесь, в Астрале!
-- Да, тебе не стоило ее спасать! -- попутно заметила
Екатерина.
-- Знаю. Но теперь что об этом говорить впустую: что
сделано, то сделано! Поздно: остался один вывод!
-- Вывод, -- улыбнулась ведьма, -- это уже хорошо! Ну да
не об этом сейчас речь. Я тебе напомнила о Людочке не случайно,
потому что именно так же все это начиналось и со мною. --
Екатерина призадумалась, но не мечтательно или тяжело
пределов этого земного тельца, и, что еще важнее, я и не
чувствовал их!
Да! В том-то и состоял риск овладения чужим челом, а тем
более телом маленького ребенка, что никакой боли не ощущаешь в
нем!
И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно
настороженно. Достаточно было сделать один неверный шаг, в
полном объеме взрослого человека, и я незамедлительно бы
натворил бед, и, возможно, непоправимых!
Эти маленькие ножки!
Связки, сухожилия могли, попросту говоря, порваться, в
любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая
"молочная", косточка!
Нет! Не дай Бог! И потому я хотя и шагал одержимо, но
какое-то усилие, островок нравственности, так же одержимо
помнили об ответственности!.. Ну вот, я стоял у изголовья
своего земного тела, сосредоточенно всматривался в свое,
казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть ожесточенности
к бессилию своего положения, безумное сожаление о происходящем
начинало одолевать мой рассудок. Но я еще с трудом, но мог
сдерживать себя. Так я простоял у своего изголовья некоторое
время: в молчании, в переосмысливании всего на свете. Вскоре я
почувствовал, как Сабинино сердечко заколотилось, ее дыхание
стало прерывистым, спазмы окольцовывали горлышко. Подобные
взрослые переживания были способны убить малышку!
Сердечко могло бы не выдержать, а детские легкие -- просто
порваться!
Насколько у меня хватало сил, я сдержался, но слезы, они
все-таки покатились, закувыркались по щечкам девочки. Маленькой
ручкой я прикоснулся к жестким волосам моего земного тела, и
неожиданно захныкало и громко разрыдалось Сабинино лицо!
Да, я плакал, отчаянно ревел детским голосом...
Вбежала в комнату Наташа, о ней-то я совсем забыл!
И тут я обернулся назад на ее зов и взглянул серьезно ей в
глаза так, что Наташа -- остановилась на мгновение, как
завороженная.
-- Наташа! -- громко и внятно сказала девочка, но тут же я
замолчал, ибо последствия для моей Сабинушки, если бы я
продолжал говорить в ее теле, оказались бы непредсказуемыми...
-- Сабинушка, что с тобой?! -- кинулась наконец
опомнившаяся Наташа ко мне и обняла свою дочь. Но как только
Наташа обняла мое хрупкое тельце, я тут же пришел в себя:
немедленно сосредоточился и покинул тело своей дочери, и завис
в изнемогших чувствах поодаль. Остальное произошло по сценарию
природы: Сабина проснулась, пришла в себя, уже будучи на руках
у растерянной мамы, целовавшей и отчаянно обнимавшей дочь.
-- Сабинушка, доченька, тебе что-то приснилось страшное?
Успокойся, маленькая, мама с тобой, все хорошо...
Девочка была абсолютно спокойна после того как
проснулась, и подобный перепад немало насторожил Наташу, и она
даже недоверчиво огляделась по сторонам.
-- Я плакала? -- заинтересованно и неуклюже пролепетала
Сабинушка.
-- Да, малышка, да, Сабинушка, -- приговаривала Наташа, и
слезы едва сверкнули у нее в глазах. -- Скажи, ты, наверное,
плакала о папе? Ты хочешь, чтобы он встал? Да, маленькая?
-- Мама, мама! -- потеребила Сабина свою разволновавшуюся
маму за отворот халата.
-- Что, доченька?
-- Мама, я хочу си-и! -- закапризничала девочка.
-- Да ты что! -- игриво удивилась Наташа, этот поворот ее
немного успокоил. -- Ты же у меня такая взрослая!
-- Хочу си-и! -- не унималась Сабина, и действительно,
теперь уже по своей воле, начала хныкать и уже приготовилась
разрыдаться.
-- Вот это да! -- укоряла ее Наташа. -- И не стыдно тебе?
Ведь сисю сосут только маленькие детки!
... Я долго так страницы перелистывал,
Осмысливая буквенную вязь,
И мне хотелось дня такого чистого!...
А на страницах: черной краски грязь.
Довольно книгу перепачкал рок, -
Лишь белые просветы между строк!...
Но все же нет!... Здесь истина права:
Чтобы прочесть союз добра и зла -
Все в черных красках светлые слова...
Я прочитал это, свое, случайно разлистнутое по настроению,
стихотворение, захлопнул книгу и поставил ее на одну из полок
моей астральной библиотеки и призадумался...
Астральная комната, я давно здесь не был, но теперь хорошо
владел ее законами, и стоило мне чего-либо пожелать, как это
желаемое, возникшее всего лишь, как я называл, "во взмысленном
вдохновении", другими словами -- в осмысленном течении воли,
итак, желание являлось в том или другом незамедлительно
сформированном образе, такое доступное, невинное и податливое.
Вот и сейчас я сидел в удивительном астральном кресле, какое
только могла придумать, вообразить в самом совершенстве, самая
гениальная инженерная мысль, там, на Земле. Кресло реагировало
на мое настроение, изменяло цвет и величину своих частей, оно
как бы было связано с моим подсознанием, в различных местах
своих могло уплотняться, даже растворяться до ощущения
свободного парения у сидящего, также оно принимало любые
конфигурации: усаживало, наклоняло меня в любые стороны...
Но абсолютно не этим комфортом были сейчас заняты мои
осознанные просветы раздумий. Я перебирал мысленные тропы,
чтобы наконец добраться, выбраться на необходимую магистраль
волевой устремленности, которая выведет мою осознанную душу к
светоносному решению. Но пока только лишь мои мыслительные
тропы изматывали мое воображение, заставляли еще и еще раз
пробегать по ним. Мне часто вспоминались Саша Корщиков, Аня
Олейникова. В Астрале я их не встречал. "Видимо, -- рассуждал
я, сидя в астральном кресле, -- Саша находится где-то в
Ментале, а вот Аня, она, вероятнее всего, не занимается
серьезно Астралом. Я же помню, как она сказала мне как-то:
"Хватит, я один раз получила такой возвратный удар!" Уже не в
первый раз мне приходилось оживлять в своей памяти образ
учителя Ивана. Он тоже не появлялся. И как ни старался я
призвать его на помощь, усилия мои были тщетны. А отыскать
Ивана самому у меня не хватало астрального опыта, ибо подобные
похождения неизвестно чем способны закончиться!
"Странно, -- рассуждал я. -- Не может быть!
Ведь Иван обязательно пользуется пространствами Астрала,
тогда почему же все-таки он так и не вышел на меня?..." Далеко
удаляться от своего земного, так сказать, дома, я не очень-то
часто старался: боялся, что если мои астральные враги, шайка
Остапа Моисеевича, способны были заблокировать мое возвращение
в земное тело, то вполне не исключена и вероятность подобного
же блока или какого-либо иного ухищрения, неведомого мне, и
тогда не удастся возврат даже в астральное пространство моего
земного тела, как говорится, "пиши пропало": я не сумею выйти
на контакт ни с Юрой Боживым, ни с кем-то другим, близким мне
человеком, не то чтобы пытаться искать варианты овладения своим
земным телом!
Однако мое пребывание в астральном мире не сопрягалось с
особыми трудностями. Меня никто, по крайней мере пока, не
преследовал и не обижал. Все протекало плавно и четко: образы
выказывали мгновенное послушание, а мысленные островки
сохраняли сокровенную свежесть. Словом, чувства верно служили
мне и не отягощали моей, теперь наработанной, мускулистой воли.
"И все же, почему Иван до сих пор не поможет мне? -- повторял я
свой незадачливый вопрос, который исподволь, но одолевал меня.
-- Он, не может же не знать, что такое летаргический сон! --
возмущался я учителем, но тут же немедленно оправдывал своего
наставника по Астралу. -- А почему, собственно говоря, он
обязан мне помочь?!
Это мои трудности, мое испытание!
Все, что он мог дать мне и успеть пояснить, он дал и
пояснил, остальное зависит от меня самого!
Сам я должен найти выход и стать, наконец, тем самым
Победителем из Первой Тайны Священной Книги Тота!
Ну, хорошо!
Придет учитель, поможет мне, и что тогда? Да ничего!
Пусть даже поддержит меня Иван, как говорится, "своей
ладонью", поддержит некоторое время, и все, -- не выход это из
положения!
Надо победить только самому, ибо если я не смогу одержать
верх надо всем этим сейчас, а лишь понадеюсь на чужую помощь,
воспользуюсь поддержкой учителя, то я неминуемо проиграю,
потерплю крушение в чем-то следующем, в еще более серьезном и
трудном, нежели теперешняя ситуация, мое астральное заключение.
Нет уж, побеждать -- так побеждать самому, побеждать
основательно, бесповоротно!" Я подался немного вперед в
обмякшем кресле, и снова достал один из томиков астральной
библиотеки, и разлистнул его:
Всеобъем
Какое чудо -- одиночество!
Оно мне дарит лишь меня...
Я становлюсь -- Мое Высочество,
Себя единственно пленя...
Я помещусь в пространстве узеньком,
Не я, -- пространство будет узником...
Я перелистнул страницу, не дочитав стихотворение, и
пробежал глазами следующее:
Скоморох
Одинокое безумство
Рядом, около меня...
Дружбу, вражество и пусто
Предлагаю слепкам дня.
Я шагаю им навстречу,
Плачу или хохочу:
Утро, день и снова вечер,
С ночью я -- плечо к плечу!
Засыпают все излишья -
Дети ночи... Я -- трубя:
В размышлении затишья,
В одиночестве себя...
Дочитав скоро это стихотворение, я слегка отклонился назад
и отстранился от книги взглядом. И тут -- свершилось нечто
невероятное!
Можно было ожидать многое, самое сногшибательное и
неповторимое, но только не это, как подумаешь, -- простенькое,
но величайшее и так необходимое мне!
Если ничего не ждешь, значит, что-то ждет тебя; если
ничего не встречаешь, значит, что-то встречает тебя!
Так и я по прочтении последнего стихотворения находился в
довольно отрешенной дреме моих помыслов, я выразился бы даже
так: мои думы не покидали меня, но они перестали быть
активными, они дрейфовали, а чувства плавно переливались по
собственному хотению. Вот почему и произошло это событие!
И вот в чем оно заключалось: открытие!
Да, такое, стремительно возникшее, открытие сделал я в
своей астральной библиотеке, что отныне эта библиотека
становилась координационным штабом, пунктом моего астрального
наблюдения за текущими событиями, начиналась новая эра моего
пребывания в астральном мире. С великой жадностью и прилежной
трогательностью я схватил с полки первый том моего астрального
дневника. Нет, не то!
Здесь период освоения Астрала, когда я еще пребывал в
земном теле. Тогда я срочно вернул первый том на место и живо
выхватил из книжного ряда и разлистнул второй!
Перебрав добрую половину страниц, я радостно рухнул в
астральное кресло, осчастливленный найденным, и начал
незамедлительно читать. Когда я сделал, будучи в астральном
плену, открытие -- заглянуть в свое будущее через посредство
второго тома моего астрального дневника, то мне стало ясно, как
надо действовать дальше, и я уже полчаса спустя приступил к
строгому и неукоснительному выполнению собственных описаний
этого выполнения!
Прежде всего я должен был определить сущность астральной
шайки Остапа Моисеевича: представляет ли он организованнную
кем-то структуру или же действует по иронии судьбы, по своему
стихийному усмотрению. Вспоминая те недолгие отрывки астральной
жизни моих врагов, отрывки, которые подсмотрел я когда-то и с
которыми столкнулся в своем сегодняшнем несчастье, я еще и еще
раз проанализировал, ответственно прочувствовал каждую мелочь.
"Ну, хорошо! -- рассуждал я, -- они заблокировали меня ведь не
ради же каприза, не ради же только лишь своей узкой
засекреченности, ее сохранения, они поступили со мною столь
сурово и даже не попытались, как это водится в подобных
случаях, предложить мне, ну, скажем, определенное место в своей
компании, дабы подчинить меня, от которого бы я все равно
отказался, но все-таки, мне кажется, они вначале бы попугали,
предупредили, соблазнили? Хотя -- стоп!...
Как же это я забыл? Екатерина же сообщила мне об опасности
заблаговременно и совращала по указу, и контролер ударил меня
неспроста!
И все же не все здесь гладко стыкуется!...
К примеру, Екатерина же, если и предупредила меня о
готовящихся провокациях со стороны шайки, то чисто из
человеческих побуждений, сама предупредила, вразрез установке
моих врагов, взяла да и призналась она мне в намерениях
соблазнить меня, и что подослана именно для этого; а контролер,
да он просто хотел -- и я мало сомневаюсь в этом, ибо ударил он
сильно и наверняка, -- пытался убить меня!
Значит, с самого начала определялась платформа -- убрать
меня с физического плана, потому что если бы врагам
понадобилось больше, то они, не испытывая особенных трудностей,
продолжали бы меня преследовать и здесь, в Астрале, а то ведь
словно забыли обо мне, оставили в покое!
Итак, вывод: меня убрали с физического плана, и убрали,
как я предчувствую, не шайка сама по себе, а шайка по чьему-то
особому, подготовленному заданию!
И отсюда еще один вывод: следовательно, шайка занимается
не просто кратковременными развлечениями, а тщательной,
выверенной астральной деятельностью и, видимо, не божественного
порядка, иначе зачем же понадобилось избавляться от меня сразу,
без колебания?!
Потому что знали, что я не того склада, знали, что не
соглашусь сотрудничать во зло, но могу помешать!
А знать могли только лишь с более мощными, нежели Астрал,
способностями управители!" И все-таки Екатерина!
Да, да!
Именно она. Именно она как никогда подходящая сейчас
кандидатура!
Мне надо срочно встретиться с ней, потому что она способна
понять меня, в конце концов, способна встретиться со мною в
подходящих для меня теперь условиях, появиться на уровне
естественном для меня, а не в трансе все больше беспамятливой,
заторможенной сонливости!
Да здравствует Екатерина Васильевна!
Итак, я решил во что бы то ни стало, срочно, разыскать
подругу Зои Карловны, подругу библиотекарши когда-то моего
кинотеатра...
Все было бы легко и хорошо, если бы не имелось у меня
одной, немало мешающей мне трудности: из Астрала мне было не
всегда так уж и легко попадать в настоящее время земли --
случалось искать возврата, ибо настоящее время в Астрале
вмещало в себя все время земли и астральные действия
происходили вокруг меня по мере определенного, сиюминутного, я
бы сказал, своеобразного развертывания моего воображения. Вот
еще почему старался я меньше уходить в другое время и даже
пространство, а больше удерживался в развертке настоящего
времени земли так, чтобы оно параллелило мое воображение со
своими текущими действиями, чтобы все метаморфозы физического
плана, абсолютно без каких-либо различий, совпадали бы в обоих
планах, начиная отсчет с моего засыпания, и в текущем с такой
скоростью времени, как если бы я и вовсе не засыпал. Иными
словами, я старался продолжать жить и здесь, в Астрале, и в том
же физическом времени, в котором находилось в летаргическом сне
мое земное тело, спящее на диване за ширмой у меня дома. Я так
боялся или сказать помягче, побаивался потерять это гармоничное
для меня время обоих планов, и все более, терпеливее находился
я в этом времени, и даже в своей астральной библиотеке
установил огромные часы, которые показывали не только секунды,
минуты и часы, но и дни, месяцы, годы, эпохи!
Неожиданно легко мне удалось очутиться в астральном образе
помещения книгохранилища библиотеки того самого кинотеатра, где
я провел время своего таинственного директорства. Сам не
понимаю, почему все же раньше я не пытался даже приблизиться к
этому злополучному месту? Логика, словно реверансы, выводила
завитушки, уродливые завитушки ответов на вопрос "Почему?" --
но мое сознание, огорченное астральным томлением, отказывалось
воспринимать логические штампы страха!
Видимо, я должен был, хотя бы разок, но рискнуть: "Лучше
поздно, чем никогда!" Прежде чем сказать о том, что же я увидел
здесь, в библиотеке кинотеатра, я думаю, существенно будет
объяснить одну интересную особенность, я бы сказал даже --
неуютность Астрала для меня: весь физический мир, мир плотных
форм полностью по желанию моего мыслительного воображения
конструировался, отражался в астральном мире мгновенно и без
искажения, но это отражение абсолютно, практически не замечало
меня, не реагировало, существовало как бы само по себе!
Нет, я конечно же мог позволить себе усесться в астральный
образ, скажем, какого-то стула, находящегося в данный момент
там, на земле, но вот заговорить с астральным образом человека
я нисколько не мог!
Нет, воздействовать на астральный этот образ, образ
человека, я, естественно, косвенно, но умел, и это было мне
легко доступно. А вот заговорить, чтобы там, на земле все это
восприняли как естественное и доступно понятное, привычное...
Подобное не являлось возможным!
Для того необходимо мне было либо сгущаться, о чем уже
упоминал, до астрального сгустка, призрака, чтобы меня заметили
на физическом плане, либо общаться непосредственно с людьми,
когда они покинут земное тело во сне или в медитации и их
сознание окажется лишь в астральном теле. Нет, скажем,
подой-ти, приблизиться к чьему-то астральному телу здесь, в
Астрале, и, предположим, отвесить поцелуй я, без сомнения, мог,
но человек там, на земле, астральное тело которого я поцеловал,
всего лишь может быть ни с того ни с сего улыбнется от какой-то
неожиданной приятности и даже, возможно, отыщет у себя ту или
иную мысль, которая вызвала эту приятность, и вовсе не
догадается о моем поцелуе; либо наоборот -- осерчает, особенно
горячо, если мой поцелуй пришелся ему невпопад, некстати, не
под настроение!
Итак, я довольно легко очутился в складском помещении
библиотеки бывшего моего кинотеатра, и неожиданный успех
обрадовал мое воображение!
Мне повезло! В момент моего появления Екатерина Васильевна
оказалась будто выжидательно и покорно сидящей за столом. Она
словно предчувствовала мое появление или же, действительно, и в
самом деле ожидала таковое. Короче, стоило мне обнаружить
самого себя в библиотеке, Екатерина тут же как бы слегка
встрепенулась, будто вспомнила что-то важное. И хотя она
продолжала перелистывать один за другим разноцветные
"Крокодилы", но я-то чувствовал, сознавал, что смотрит в эти
журналы ведьма так, словно для приличия спрятала глаза, дабы не
глядеть, к примеру, на голого мужчину, случайно вошедшего к ней
сейчас в комнату. Теперь, когда я немного освоился, зависнув
неподалеку от Екатерины, я мало уже сомневался, что так
называемым "голым мужчиной" оказываюсь непосредственно я.
Ведьма знала толк в Астрале и не заметить мое появление не
могла!
Но пока Екатерина Васильевна не выказывала каких-либо
действий и даже чувственных намерений по отношению ко мне, а
только лишь нечто едва уловимое в ее состоянии выдавало ее
знание. Я, будто предупреждая себя, знал, что вот-вот
произойдет.
Так, по своим особым приметам опытные люди в яркий
солнечный день предсказывают близкую непогоду или наоборот.
-- Сергей Александрович, -- тихо, как-то определенно
вдумчиво и не поднимая головы в мою сторону, произнесла
Екатерина. Я тут же радостно отреагировал на это вполне
астральное обращение к моей измученной одиночеством персоне.
Чувства переливами прошлого взволновали мое сознание, отчего я
даже промолчал невпопад!
-- Не затаивайтесь! -- воскликнула ведьма. Она продолжала
все так же сидеть за библиотечным столом книгохранилища и будто
вслепую перелистывать журнал. -- Ну, так как, -- не унималась
Екатерина, -- будем продолжать молчать?
-- Я не привык разговаривать таким способом, -- наконец
освободившись от картин прошлого, сказал я. Ведьма говорила
там, на физическом плане, обычно, словно сама с собою, словами,
выраженными голосом, но здесь, в Астрале, я не мог слышать и в
таком же, естественном земном смысле ее разговора, а я как бы
осознавал через свои, разлитые в пространстве моего
воображения, чувства, осознавал доподлинность ее слов, и они
звучали в моем сознании, я всего лишь видел, как у астрального
образа ведьмы шевелится рот и обнажаются в сочном блеске белые
зубы соответственно своему земному рисунку. Таким же свойством
обладала и моя астральная речь.
-- Каким же способом вы, Сергей Александрович, не
при-выкли разговаривать? -- уточнила ведьма.
-- Вы абсолютно ни разу даже не посмотрели в мою сторону!
-- укорил, но не настойчиво, я Екатерину. Екатерина подняла
голову и посмотрела на меня в упор.
-- А я что я могу сказать? -- донеслись мои робкие и
печальные чувства до астрального воображения ведьмы, и она тут
же признательно уловила их.
-- Я невольная соучастница в вашей судьбе, Сергей
Александрович, поверьте, иначе поступить я не могла.
-- А я вас не осуждаю, Екатерина Васильевна. В моем
теперешнем положении виновата моя поспешность обладать
предметом своего желания. Я выходил в плавание в жалком
суденышке своего духовного равновесия в необозримо
непредсказуемый океан Астрала. За что я и поплатился нынешним
заточением.
-- Не преувеличивайте, Сергей Александрович, всем нам
когда-нибудь предстоит пройти это святилище! Вы приобретаете
бесценный опыт!
-- Не сомневаюсь, что бесценный, но я же еще весьма многое
не отработал на земле, взять хотя бы ту же мою невыдержанность!
Разве не так?!
-- Кажется, если вы явитесь понастойчивее и
попредприимчивее, то обязательно отработаете, и скоро!
-- Екатерина, давай не будем красноречить! А?
-- Короче, что вас интересует, Сергей Александрович?
-- Мне важно получить ответы на три вопроса. Первый -- за
что я оказался запертым здесь, в Астрале? Второй -- как отсюда
выбраться? Третий -- я могу надеяться на вашу помощь или хотя
бы молчание?!
-- Не думаю, Сергей Александрович, не думаю! --
воскликнула озадаченно ведьма, отчего я слегка уже пожалел о
своей такой наивной и простодушной болтовне и даже о появлении
здесь. -- Не настораживайтесь, Сергей Александрович, молчать я
умею, но помочь вам, -- Екатерина призадумалась, приумолкла, ее
впечатляющие глаза юлили по сторонам, а я напряг все свои
чувства до предела, будто ожидая приговора, -- но помочь вам,
-- повторила Екатерина, -- я смогу, наверное, но только в том и
тем, чем могу! -- хладнокровно, но покровительственно заключила
она. И некоторое облегчение освежило мое растрепанное
настроение, и теперь я почувствовал, что -- чаши весов "да" и
"нет", по крайней мере, уравновешены.
-- Ну, хотя бы теперь, -- продолжая разговор, пока еще
теплилось дружелюбие, заговорил я, -- я могу узнать, Екатерина
Васильевна, как вы попали в свое положение, стали ведьмой? --
Вопрос о том, как выбраться мне из Астрала, я решил немного
отложить, и предварительно, из вытекающих отсюда тактических
соображений и чтобы еще более расположить к себе Екатерину,
спросил ее о близком именно ей. -- Это, видимо, весьма
удивительное занятие, быть ведьмой?! -- с некоторой
поспешностью добавил я и тут же осекся. "Переиграл..." --
подумалось. Екатерина сразу же уловила мой тон и мою тщательно
скрываемую интересом к ней степень озабоченности.
-- Только не стоит впадать в такую выразительно
подчеркнутую речь, будто мои обязанности ведьмы и впрямь
волнуют вас так непосредственно! -- сказала она.
-- Извините, я не предполагал вас...
Но Екатерина оборвала меня:
-- Мои обязанности ведьмы не так уж и сильно отличаются от
какой-либо другой работы! Не удивляются же настолько профессии
водолаза, Сергей Александрович?!
-- Извините, -- снова пробормотал я, -- я не предполагал
вас.. Но вы, -- словно опомнился я, -- вы сказали --
"обязанности"! Не стоит ли это понимать, что вы подневольный
человек?!
-- Да, именно так мое дело и обстоит, -- сожалеюще, даже с
печальным оттенком, проговорила ведьма.
-- Расскажи, Екатерина! -- взмолился я, и на сей раз это
не просто получилось, а вырвалось у меня естественно. На ходу,
краешком сознания я уловил, что перешел на твердое "ты". "Это
во мне просиял прежний любовник Екатерины", -- подумал я, но
тут же уточнил:
-- Расскажи, как же все это с тобой произошло?!
-- А зачем тебе это, Сергей Александрович, Сережа?... --
будто с мечтательной горестью отозвалась Екатерина. -- Твое
положение от моего рассказа не изменится, -- колеблясь в
точности своего измышления, определила она и настойчиво
присмотрелась к немного вибрирующим, разноцветным оттенкам
моего астрального тела.
-- И все же! -- не успокаивался я, просительно заставляя
ведьму заговорить.
-- Ладно, -- как-то равнодушно, врастяжку, но впечатляюще
произнесла ведьма, -- слушай... Вначале я жила обычным
человеком, слегка верующим, слегка не верующим в Бога,
чуть-чуть суеверным, а по большей части -- невежественным, да
что там "по большей", -- абсолютно невежественным человеком в
отношении моих, сегодняшних, все-таки еще далеко не таких
искусных, знаний. Ты помнишь, Сережа, Людочку? -- неожиданно
прервав свой рассказ, обратилась ко мне с вопросом Екатерина.
-- Еще бы не помнить! -- немного всполошился я. -- Это
из-за нее я сейчас торчу здесь, в Астрале!
-- Да, тебе не стоило ее спасать! -- попутно заметила
Екатерина.
-- Знаю. Но теперь что об этом говорить впустую: что
сделано, то сделано! Поздно: остался один вывод!
-- Вывод, -- улыбнулась ведьма, -- это уже хорошо! Ну да
не об этом сейчас речь. Я тебе напомнила о Людочке не случайно,
потому что именно так же все это начиналось и со мною. --
Екатерина призадумалась, но не мечтательно или тяжело