Страница:
его проблемы.
-- Ну а все-таки? -- не унимался я.
-- Да нормально я сплю, как и все люди, в постельке.
Хочешь заглянуть?
-- В постельку?
-- В спальню.
-- Ну давай посмотрим.
Мы поднялись с пеньков. Екатерина подошла к одному из
деревьев и потянула на себя один из его сучков, это оказалась
дверь в соседнюю комнату.
Я подошел и заглянул в нее -- стены здесь были обтянуты
белой материей от пола до потолка, зеркально чистый голубой
пол, деревянный стол в углу, на столе бог весть чего только не
навалено из магической атрибутики.
Одна стена была полностью шкафом с открытыми полками, на
которых лежало множество всевозможных трав и корней, у окна
располагалась кровать: широкая, застеленная ковровым
покрывалом.
-- Не беспокойся, -- сказал позади меня Екатерина, когда я
уже стоял посредине комнаты и оглядывался по сторонам, -- живу
я вполне цивилизованно: телевизор на кухне.
И тут в прихожей колокольчиком прозвенел электрический
звонок, прозвенел продолжительно еще раз.
-- Это он, -- сказал Екатерина.
-- Кто? -- переспросил я.
-- Остап Моисеевич, конечно же. Сейчас я тебя с ним
познакомлю.
-- Этого еще не хватало, -- забеспокоился я и на всякий
случай приготовился покинуть Гришино тело.
-- Да ладно, не волнуйся ты, не выдам, не для того
привела. Оставайся здесь.
-- Может, он догадался, что я...
-- Да ну там, прибалдеть пришел, гад мой любименький.
Ладно... Иду-у-у! -- протяжно и громко простонала ведьма, а в
мою сторону добавила шепотом: -- Сиди на кровати, я скоро.
Затем она вышла из спальни и потихонечку прикрыла за собою
дверь.
Вскоре за дверью послышались торопливые голоса:
-- Ну, давай же, Екатерина.
-- Неужели так проголодался, Остапчик?
-- Еще бы, целый день в этой вонючей конторе, -- потом до
меня доносилась какая-то возня, а еще минуту спустя -- два
тяжело дышащих голоса, будто два человека заглянули отдышаться
в лесную комнату за стеною этой спальни, после долгой
изнеможающей пробежки. Несколько минут голоса перешептывались,
словно отдышались и могли насладиться спокойствием.
-- Еще, -- прозвучал один из голосов.
-- Хватит, я устала, -- ответил другой голос, голос
Екатерины.
Теперь послышались шаги и неопределенное шуршание и снова
шепот, но уже отдаленный, видимо, из прихожей. Скрежетнула
металлическими язычками замков входная дверь, и опять, но на
этот раз одиночные, шаги. Я пристально смотрел на дверь
спальни, она открылась.
-- Так, надеюсь, ты меня уже заждался? -- сказала
Екатерина.
-- Он не вернется? -- несмотря на ее развлекательное
настроение, я тут же обратился с вопросом к ведьме.
-- Вот что ты думаешь, то сразу же и происходит, Сережа,
пришлось отдаваться на пеньке, -- расхохоталась хозяйка
спальни.
-- Я спрашиваю, Остап Моисеевич не вернется? -- снова
повторил я вопрос. Хохот Екатерины остановился, губы отпустили
улыбку.
-- Он уже насладился, я постаралась, -- как-то
снисходительно ответила Екатерина и тут же перешла на деловой
тон, -- ладно, пойдем кормить твоего толстяка.
Мы прошли на кухню. Я усадил Гришино тело на кухонный
стул.
-- А что он любит? -- спросила Екатерина.
-- Откуда я могу знать.
-- Ты что, его ни разу не кормил?
-- Нет.
-- С ума сошел, он же сдохнет.
-- Ничего, ему голодать полезно, водичкой я его попаиваю.
-- Спроси у него, что ему приготовить.
-- Сейчас попробую.
-- А что, он с тобой не общается, что ли?
-- Почти нет. Мое сознание его сильно притеснило... Гриша,
-- обратился я к хозяину тела, -- ты есть хочешь?
-- Да, -- послышался короткий ответ его чувств.
-- А что бы ты хотел?
-- Все.
-- Ну что там? -- поинтересовалась Екатерина, поджидая
конец моего внутреннего диалога.
-- Все в порядке, все, что ты приготовишь, съест, -- будто
отчитался я перед Екатериной.
Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила
ее передо мной, а я подумал: "Как будет лучше, есть самому,
либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам ".
-- Запах чувствуешь? -- спросил я у председателя
кооператива.
-- О-о-о, -- утомительно простонал Гриша, -- классно
пахнет.
Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал,
мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так,
словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.
-- Послушай, Сатана, ты не мог бы глотать побыстрее? А
мясо в тарелке есть?
-- Есть, приличный кусок.
-- Я очень люблю мясо вперемешку с супом.
-- Ну что я, в тарелку руками, что ли, полезу? --
обозлился я, но все-таки уважил Гришу.
-- А-а! -- заорал Гриша. -- Ты мне обжег пальцы, --
видимо, в этот момент хозяину тела каким-то образом удалось
овладеть ощущениями кожи своего тела, ибо внутренности Гриша
чувствовал сам. Кожу я взял на себя с самого начала, чтобы
случайно не повредить земное тело председателя кооператива,
увлекшись чем-нибудь своим, и даже не обратить на это внимание,
потому что Гришино, как я понял, общение со мною возникало по
моему желанию, а это означало, что Гриша вовсе не спал, а
просто не мог докричаться до меня, пока я сам не хотел его
услышать.
-- Извини, я не хотел, -- тут же ответил я на Гришин крик.
-- Дай, я сам буду есть! -- свирепо, но боязливо сказал
Гриша, и я решился: мне стало жаль председателя.
Осторожно я вытащил лучик моего воображения из правой руки
хозяина тела, и тут же Гриша начал ощупывать свое лицо этой
рукой.
-- Господи, у меня уже борода отросла, -- сказал он.
-- Не борода, а щетина, -- поправил я его, -- мне некогда
было бриться.
-- Дай мне ложку, где ложка? -- заторопился Гриша.
-- Она на столе, -- подсказал я и все-таки помог левою
рукою: медленно опустил Гришину правую руку на стол, и кисть
этой руки тут же загробастала деревянную ложку -- все это
выглядело довольно забавно.
Когда Гриша наелся, я снова овладел его телом и мы вместе
с Екатериной возвратились в лесную комнату.
-- Что это под ногами колется? Сатана, ты меня затащил в
лес? Мы за городом? Что ты хочешь делать? Не убивай меня,
Сатана.
-- Ну вот: ты еще скажи -- "я тебе пригожусь".
-- Сатана, я тебя честно прошу -- не убивай, а?
-- Ладно, Гриша, помолчи, сейчас самый ответственный
момент наступит.
-- Господи, спаси! -- завопил председатель и удушенно
смолк.
-- Ну что, мне уже пора, -- обратился я к ведьме.
-- А который час? -- поинтересовалась она, поглаживая
Фильку, пригнездившегося у нее на коленях, сама Екатерина
сидела на пеньке, я же стоял поодаль у зарослей, на краю, если
так можно выразиться, поляны.
-- Около двенадцати.
-- Мы его свяжем? -- спросила Екатерина.
-- Давай попробуем, -- ответил я, подойдя к ведьме и
повернувшись к ней спиной. На пару минут Екатерина исчезла в
спальне. Грищино тело продолжало стоять на месте, ожидая своей
участи.
Вскоре я обернулся на шаги ведьмы, она объявилась с
веревкой в руках, подошла ко мне, заломила Гришины руки за
спину и туго связала их.
-- Усади его возле пенька, -- скомандовала ведьма, и я тут
же повиновался, и Гришино тело грузно ухнулось возле пенька.
Ведьма привязала Гришино тело к пеньку, обмотав его через
грудь, затем связала и ноги, запечатала рот лейкопластырем и
завязала бинтом через шею.
Я смотрел на Екатерину, она стояла на коленях возле
Гришиного тела, но глаза ее почему-то были грустными. Прошло
около минуты.
Екатерина положила ладони на плечи председателя, и вдруг
она разрыдалась, прильнула щекою к груди Гриши.
-- Господи, -- причитала она, -- прости меня, Господи! --
звучали ее всхлипывающие слова, и мне стало не по себе, я не
знал, что делать, я не мог ничем ей помочь и только стал
ерзать, извиваться всем Гришиным телом на месте, и мычание
вырывалось у меня из ноздрей.
-- Ну почему же я должна все это делать, Сереженька? --
продолжала причитать тревожным шепотом ведьма, -- зачем...
зачем же мы живем... -- она сглотнула дыхание, -- на свете...
ведь же думала я, что смогу ответить, но и там нет ответа,
только власть, обезображенная власть, но зачем? Устала я жить
ради наслаждений, Сережечка. Что я натворила, была хоть
какая-то, но тайна, и ее не стало. Всему свое время, -- потом
она плакала еще несколько минут, но затихая.
Наконец, успокоившись, Екатерина приподняла голову от
Гришиной груди, потянулась нежно рукою к лицу председателя и
легким движением опустила мне веки.
-- Лети, -- сказала она, -- тебе надо, я тебя подожду.
Когда глаза кооператорщика закрылись, мои чувства
быстренько отыскали притихшего Гришу.
-- Слушай меня внимательно, -- сказал я ему. Я ощутил, как
Гриша замкнуто плачет. -- Ты-то чего плачешь, ты же мужик, --
укорил я хозяина тела, но чувство вины перед ним промелькнуло в
моем сознании. Я немного помолчал.
-- Сатана, -- рыдая, позвал меня Гриша. -- Я уже умер? Я
на том свете?
-- Нет, Гриша, ты на этом свете, все гораздо сложнее, чем
ты знал обо все этом.
-- Ты меня все-таки убьешь? Убей меня, Сатана.
Еще прошло некоторое молчание.
-- Гриша, -- снова потянулся я своими чувствами к
председателю.
-- Что? -- с протяжной грустью отозвался тот.
-- Сейчас ты станешь нормальным человеком, но только не
пугайся: ты все будешь видеть, слышать, ощущать.
-- Что я не должен бояться? -- настороженно определился
Гриша.
-- Твое тело сейчас связано по рукам и ногам и рот завязан
тоже, будешь сидеть смирно, Екатерина будет с тобой
разговаривать, она хорошая, она тебе понравится.
-- Она действительно ведьма?
-- У тебя нет выбора, Гриша, у меня тоже.
-- Понятно.
-- Если не будешь волноваться и кричать, то она развяжет
тебе рот, -- и эти последние мои слова словно взбодрили Гришу.
-- Это хорошо, мне так хочется поговорить, пусть даже с
ведьмой, она же тоже человек.
-- Человек, это ты правильно сказал... ну что же, давай
меняться местами, Гриша.
-- А ты уходишь?
-- Да, мне очень нужно, но я скоро вернусь.
В ответ Гриша промолчал.
Теперь я незамедлительно вытащил лучи моего воображения из
рук и ног хозяина тела, сжался в крохотный объем своего
сознания и потянулся к темечку, там я остановился.
-- Иди, занимай свое родословное место, -- сказал я ему. И
Гришино сознание во мгновение овладело объемом всего земного
тела, а я тут же отделился от тела председателя и стремительно
понесся во мраке бездонья в Астрал.
Вскоре я оказался в квартире у Вики. Я завис в центре зала
под потолком, но тут же ощутил, что Юры дома нет, тогда я
подключился к информационному пласту его инкарнации теперешнего
его земного воплощения и в одно мгновение, следуя тропинками
причинно-следственной связи, я понял, где сейчас находится мой
друг, и тут же я ринулся ему навстречу, как и обещал, ибо
истекла неделя.
Я снова взмыслил свое перемещение в астральном
пространстве, и сразу же передо мной возникла картинка рабочего
кабинета директора кинотеатра Лесного поселка.
Юра сидел за столом и читал книгу, он перелистывал
страницы аккуратно, не спеша, словно просматривал их на просвет
под сонливым светом настольной лампы.
Иногда Юра пристально оглядывался по сторонам:
настороженные, затемненные углы кабинета ожидали чего-то. Он
ведь тоже понимал, что прошла неделя, и, возможно, в этой
прищуренной черноте кабинетных углов думал он увидеть
какой-либо знак от меня.
Я стремительно приблизился к лицу Божива, Юра поднял
голову, чутье к тонкой энергетике ему не изменило, наверняка,
он почувствовал мое присутствие, но смотрел Божив сквозь меня,
и это, хотя я и привык уже к подобному восприятию меня как
астральной сущности на физическом плане, сейчас все-таки
исподволь, но вызвало чувство грустного одиночества и
захотелось поскорее стать хоть каким-нибудь образом
незамеченным, приобщиться к общению, и я не замедлил обратиться
в астральный сгусток чувств у самого темечка Божива, и мое
сознание потянулось навстречу другу.
Чтобы ни в коем случае не навредить Юре, не нарушить
структуру его психики, я входил в его земное тело медленно и
молча. Вначале я дал о себе знать только лишь в энергетическом
плане -- мой друг обнаружил у себя неистовый прилив духовной
психической энергии, и несказанный восторг наполнил его земное
тело и душу мелодичными переливами восторженной благодарности,
и благодарность эта была абсолютно необъяснимая, невесть кому,
невесть за что, просто она высветила Юру, высветила наружу, и
ее контуры обозначились на всех окружающих Божива предметах. И
Юра уже понял, не мог он не догадаться, какова причина этого
наваждения, и, видимо, только благородное удовольствие, которое
он получал теперь, пьянящей сладости которого он был
подвластен, до сих пор еще останавливало его душу откликнуться
мне, пусть я еще даже не позвал друга, но все-таки его сердце
обнаруживало меня, я даже и не пытался обратиться к Боживу
первым -- я знал, я точно был уверен, что с минуту на минуту
опомнится сладость его души, возникшая так внезапно, отступит и
замурлычет, будто котенок, и Божив, тогда только лишь
прикасаясь к этому состоянию, улавливая его ласки, заговорит.
Итак, обмениваясь чувствами с другом, я забыл о течении
времени, и здесь, на физическом плане, но определенно прошло
немалое время, может, несколько минут, я не знаю.
-- Сережа, -- позвал меня Юра, -- это ... ты?
Безответной паузой выдержал я некоторый промежуток
времени.
-- Да, Юра, это я -- твой друг Сергей Истина.
-- Как хорошо, ты снова пришел.
-- Я вернулся, как и обещал.
-- Ты молодец, как я хотел бы с тобою находиться там.
-- Юра, -- уверенно обрывая сладостное состояние друга,
обратился я к Боживу, потому что надо было спешить, во-первых:
стыковки астрального времени и физического всегда весьма
условны и неоднозначны и потому я не мог исключить
возникновения временного парадокса, а во-вторых, в настоящий
момент я существенно был связан с низшим планом Астрала, а
поскольку астральная шайка Остапа Моисеевича охотно
использовала здешнее пространство в качестве одной из своих
баз, то не исключено было и такое: заметят меня они, и я, как
однажды подчинившийся их астральной воле, как жертва их
повеления, вынужден буду подчиниться им и теперь, а что придет
на ум этим энергетическим управленцам, я не хотел и воображать
даже.
-- Ты что-то мне хочешь сказать, Сережа? -- забеспокоился
Божив, уловив мое нетерпеливое настроение. -- Говори, --
поросил меня Юра, -- я весь внимание.
-- Хорошо, тогда слушай... Ты уже немного, как я понимаю,
знаком с моими записями и некоторыми книгами из моей домашней
библиотеки.
-- Да, я перелистываю их, читаю, но, честно тебе скажу,
Сережа, не могу свести все это в единое представление, то, что
есть иной, тонкий мир, я не сомневаюсь, и твое присутствие тоже
доказывает это. Мне необходимо обобщение, а как это сделать, не
знаю.
-- С астральным дыханием ты уже знаком?
-- Да, я изучал его и даже немного упражнялся.
-- Что же, это уже кое-что, -- сказал я и, немного
подумав, начал свой урок, первый астральный урок для друга.
-- Начну с того, что ознакомлю тебя с некоторыми
структурами Космического Сознания, с его основополагающей
разверткой.
Есть такое хорошее выражение, я бы сказал -- установочное
выражение у христиан: Иисус Христос искупил все грехи наши,
прошлые, настоящие и будущие.
Как это понимать? Как осмысливать, осознать подобную
фразу? Философия не терпит метафор, но все-таки я постраюсь,
ибо не вижу другого выхода раскрыть сущность того высказывания
в определенной проекции на физический план, в сравнении.
Но еще прежде чем начать объяснение, хочу нанести
некоторый штрих, на память, на основе которого сможешь ты
выстроить, Юра, цельное представление.
Итак, восприми, хотя бы в определении "верю, чтобы
понять", следующее: я -- твоя мысль, а ты есть моя мысль.
Все, что окружает меня, -- это мои мысли, развертка моего
Космического Сознания, и все, что окружает тебя, и даже твое
земное тело тоже является не чем иным, как мыслями твоими,
твоей разверткой Космического Сознания.
Все предметы: книги, шкафы, здания, люди, небо, вода,
земля и воздух -- все ты должен принять как твои мысли.
А теперь перенесемся, опять-таки ради метафоры, сравнения,
в мир твоей головы, в мир, как ты считаешь, относительно, и это
весьма напрасно, твоих мыслей.
Здесь все так называемые мысли, как принято думать тобою
теперь, подчинены тебе, и это действительно так. правда, я пока
учитываю, насколько ты несовершенен еще в управлении своими
мыслями, и не ты один -- все люди несовершенны в этом, и потому
я возьму за основу тебя, как полного властелина твоих мыслей,
дабы выразительнее довести суть следующего.
Знай, что мысли в твоей голове и те мысли, которые
окружают тебя, о которых я уже упоминал выше, суть одно и то
же, просто твои мысли в голове -- наиболее оживленный участок в
развертке твоего Космического Сознания, наиболее доступны
твоему осознанию, наиболее управляемы тобой. Точно так же, как
ты управляешь твоими мыслями в голове, ты сможешь научиться
управлять своими вовне, предметными мыслями.
Исподволь, вне осознания, но иногда догадываясь или
удивляясь, ты уже делаешь это, как, впрочем, и все люди.
Наверняка ты сможешь припомнить не один случай, когда течение
той или иной твоей мысли материализовывалось, и даже не раз
мгновенно: появлялся нужный человек, если ты о нем подумал,
уходил ненужный, если это было необходимо, открывалась книга на
нужной странице, ты предугадывал чужие мысли или внушал свои,
многое другое...
Мир мыслей постоянно находится в творящем состоянии, при
слиянии двух мыслей обязательно образуется третья -- новая
мысль, и она обязана своим происхождением их слиянию, она есть
они.
Были две мысли когда-то, отец и мать твои, а ты, будто
ощупывая энергетическое пространство вокруг своего рождения, и
вначале неуклюже, а потом все осознаннее, улавливать стал мысли
вокруг и материализовывать новые, так пришло осознание себя,
когда тот лучик духа, вновь рожденный, состыковался с мыслью
земного тела, твоего земного тела, лишь так происходит рождение
нового "Я".
А теперь постарайся вообразить себе: не каждый человек
имеет божественный лучик одинаковой силы с окружающими людьми,
есть люди, обладающие большим потенциальным запасом для
развертки своего Космического Сознания, ибо не каждому дано
осознавать мысли до беспредельности данной своей инкарнации.
Иисус Христос тоже был человеком, но рожденным непорочно,
потому что ему предстояло развернуть свое Космическое Сознание
до больших пределов, нежели кому-либо из нас, и он
действительно не мог быть зачат порочно, и вот почему: я уже
упоминал о том, что при слиянии двух мыслей возникает третья.
Ранее в предыдуших воплощениях Иисус Христос наработал
намного больше потенциальную возможность своего божественного
луча в осознании размера Космического Сознания, эта возможность
определялась в объеме Земли, и кто знает, на сколько больше.
Никто из грешных на Земле породить проекцию такого земного
тела, которая бы в состоянии была при слиянии с божественным
лучом Христа породить новое "Я" -- Бога Иисуса Христа, никто из
грешных на Земле никогда не смог бы вымыслить такое тело, оно
смогло сформироваться только лишь как проекция божественного
луча Христа. Вот почему произошло непорочное зачатие.
Если ты представишь себя в качестве примера на месте Бога,
божественного луча, то какую ты выберешь мысль, чтобы отдаться
ей, оплодотворить ее, спроецировать в ней себя и при этом
именно через нее сметь стать собою, таким как ты есть, явиться
божественным властелином своих мыслей, в том числе во вновь
образованном "Я", чтобы развернуть свое Космическое Сознание
еще шире, и никто не подскажет тебе такую мысль, никто не родит
ее, эту мысль ты выберешь сам -- так и зачатие Христа не могло
произойти иначе.
Он пришел, чтобы развернуть свое Космическое Сознание еще
шире, нежели оно было раньше.
Как только Иисус Христос осознал свое "Я", мгновенно и
стремительно он стал разворачивать его.
Я уже упоминал о том, что не все божественные лучи
одинаковые у людей, и потому некоторые из людского племени,
имевшие наиболее развернутое Космическое Сознание, соприкасаясь
с более тонкой энергетикой, нежели другие, не могли не осознать
приход Христа, не могли не предвидеть его рождения, место и
женщину, воспринявшую проекцию Бога.
Христос все более осознавал мир после своего рождения, и
пришло время, и пришел час, когда он должен был настолько
развернуть свое Космическое Сознание, что в необходимость этого
должно было войти и последнее -- осознание своего земного тела
со стороны, отделение от него, растворение его на стихии, и
потому Христос шел на Голгофу осознанно, зная, что она
неминуема, ее предсказывая себе, иначе быть не могло.
Христос, также как и все люди, разворачивал свое
Космическое Сознание в процессе жизни в своем земном теле, и,
если объясняться метафорично, в его голове молниеносно одна за
другой во всей своей сущности вызеркаливались все мысли Земли,
предметные мысли, и наступило время -- все отразилось в Христе,
все мысли Земли.
Имея такой луч божественной силы, Иисус Христос начал
мыслить всею Землей, своеобразные сущностные лучи предметных
мыслей Земли чутко реагировали на каждое волевое проявление
Иисуса, но так как он являлся еще в земном теле своем, он
неминуемо подлежал, опять-таки из-за своего земного тела, тоже
к предметным мыслям Земли, наступила необходимость перестать
быть предметной мыслью Земли, предметной мыслью окружаю щих его
предметных мыслей в той или иной степени.
И Христос покинул тело, он перестал быть предметной
мыслью, а стал мыслью такою, через которую множество людей
теперь стремится разворачивать свое Космическое Сознание, ибо
мысль "Иисус" суть всего на Земле.
Ставши бестелесным, Иисус перестал отражать предметные
мысли Земли, он сам отразился в них, и воля Христа в каждой
предметной мысли Земли.
Не мы живем и передвигаемся в пространстве Земли, не
предметные мысли находятся и движутся вокруг нас, а это все
мысли Христа, бесчисленное множество проявлений его воли,
окрашенных предметно.
Так, мы являемся мыслями Христа, а он является нашей
мыслью, одной из наших мыслей, которую не каждый из нас заметит
и сумеет развернуть до себя, и все потому, что многие из нас до
сих пор не могут понять, что Иисус Христос -- Бог --
единственная непредметная мысль на Земле, и это действительно
так. Войти можно в истину, по крайней мере в истину Земли,
только лишь вратами тесными, единственными вратами,
божественными, и кто заметит, отыщет и преодолеет теснину этих
врат, перед тем человеком откроются безграничные просторы
божественной воли, и эти тесные врата есть не что иное, как
"Врата Святилища". Прохождение теснины этих врат есть суть
Посвящения, путь Посвящения в истину, в истину Земли.
Исходя из всего вышесказанного, доступно пониманию одно:
любая мысль существует, и потому лишь существует, что она
пребывает как в своем прошлом и настоящем, так и в будущем. И
все проявления этой мысли, все ее чудесные переплетения с
другими, все ситуации ее передвижения в просторах Космического
Сознания, тоже потому и есть, что прошлое, настоящее и будущее
для этого едино. А так как Христос суть сама каждая мысль, то
какие бы греховные похождения у каждой мысли не были, Христос
воспринимает их как себя самого, всеобъемлет боль и страдания,
ибо предметные мысли находятся лишь в движении, а Христос
ощущает, чувствует их, и в то же самое время взмысливает ими.
А значит все наши грехи прошлые, настоящие и будущие, так
как мы являемся всего лишь предметными мыслями, Христос
искупает один, принимая на себя боль и страдания.
И если продолжить метафоричное представление этого
предмета, можно открыть для себя, что новых мыслей нет, нет вне
старых, предыдущих, а значит, так называемое будущее существует
уже сейчас во всеобъемлемости своей, и потому мы постоянно
передвигаемся в просторах будущего, как настоящее, как
настоящее и прошлое, ибо в противном случае мы существовать не
можем, как не могут существовать новые мысли вне старых
предыдущих: вот почему Христос, являясь во всех предметных
мыслях одновременно, в единое мгновение искупает все грехи наши
-- прошлые, настоящие и будущие.
И лишь тогда, когда мы обращаемся к Богу в своей исповеди,
мы являемся будто его рукою, потянувшейся к его ране, нами же
нанесенной, и эта рана заживает быстрее, и если мы не потянемся
к ране, а значит не восстановим энергетический баланс в мире
тонкой энергетики, то болеть будет эта рана, заживать долго, а
значит, так как Иисус Христос есть мы, его предметная мысль
является нами, нам болеть долго, и протянется эта боль -- наше
страдание -- через множество земных воплощений на Земле, пока
мы не растратим, не возвратим на место равновесий энергию
нашего греха., ибо любая боль это избыток энергии, это
нарушение равновесия, это тяжкое бремя, которое породила наша
слепая или осознанная корысть наслаждений.
В том и состоит гармония существования Космического
Сознания Христа, что каждая его предметная мысль имеет свою
свободную волю передвижения в пространстве своего Космического
Сознания. Ведь и наша мысль в голове нашей тоже бывает порою и
навязчивой или случайно промелькнувшей, внезапно пришедшей, и
наше право состоит в том, обратить ли внимание на
промелькнувшую мысль, остановить ее, познакомить с другой или
-- Ну а все-таки? -- не унимался я.
-- Да нормально я сплю, как и все люди, в постельке.
Хочешь заглянуть?
-- В постельку?
-- В спальню.
-- Ну давай посмотрим.
Мы поднялись с пеньков. Екатерина подошла к одному из
деревьев и потянула на себя один из его сучков, это оказалась
дверь в соседнюю комнату.
Я подошел и заглянул в нее -- стены здесь были обтянуты
белой материей от пола до потолка, зеркально чистый голубой
пол, деревянный стол в углу, на столе бог весть чего только не
навалено из магической атрибутики.
Одна стена была полностью шкафом с открытыми полками, на
которых лежало множество всевозможных трав и корней, у окна
располагалась кровать: широкая, застеленная ковровым
покрывалом.
-- Не беспокойся, -- сказал позади меня Екатерина, когда я
уже стоял посредине комнаты и оглядывался по сторонам, -- живу
я вполне цивилизованно: телевизор на кухне.
И тут в прихожей колокольчиком прозвенел электрический
звонок, прозвенел продолжительно еще раз.
-- Это он, -- сказал Екатерина.
-- Кто? -- переспросил я.
-- Остап Моисеевич, конечно же. Сейчас я тебя с ним
познакомлю.
-- Этого еще не хватало, -- забеспокоился я и на всякий
случай приготовился покинуть Гришино тело.
-- Да ладно, не волнуйся ты, не выдам, не для того
привела. Оставайся здесь.
-- Может, он догадался, что я...
-- Да ну там, прибалдеть пришел, гад мой любименький.
Ладно... Иду-у-у! -- протяжно и громко простонала ведьма, а в
мою сторону добавила шепотом: -- Сиди на кровати, я скоро.
Затем она вышла из спальни и потихонечку прикрыла за собою
дверь.
Вскоре за дверью послышались торопливые голоса:
-- Ну, давай же, Екатерина.
-- Неужели так проголодался, Остапчик?
-- Еще бы, целый день в этой вонючей конторе, -- потом до
меня доносилась какая-то возня, а еще минуту спустя -- два
тяжело дышащих голоса, будто два человека заглянули отдышаться
в лесную комнату за стеною этой спальни, после долгой
изнеможающей пробежки. Несколько минут голоса перешептывались,
словно отдышались и могли насладиться спокойствием.
-- Еще, -- прозвучал один из голосов.
-- Хватит, я устала, -- ответил другой голос, голос
Екатерины.
Теперь послышались шаги и неопределенное шуршание и снова
шепот, но уже отдаленный, видимо, из прихожей. Скрежетнула
металлическими язычками замков входная дверь, и опять, но на
этот раз одиночные, шаги. Я пристально смотрел на дверь
спальни, она открылась.
-- Так, надеюсь, ты меня уже заждался? -- сказала
Екатерина.
-- Он не вернется? -- несмотря на ее развлекательное
настроение, я тут же обратился с вопросом к ведьме.
-- Вот что ты думаешь, то сразу же и происходит, Сережа,
пришлось отдаваться на пеньке, -- расхохоталась хозяйка
спальни.
-- Я спрашиваю, Остап Моисеевич не вернется? -- снова
повторил я вопрос. Хохот Екатерины остановился, губы отпустили
улыбку.
-- Он уже насладился, я постаралась, -- как-то
снисходительно ответила Екатерина и тут же перешла на деловой
тон, -- ладно, пойдем кормить твоего толстяка.
Мы прошли на кухню. Я усадил Гришино тело на кухонный
стул.
-- А что он любит? -- спросила Екатерина.
-- Откуда я могу знать.
-- Ты что, его ни разу не кормил?
-- Нет.
-- С ума сошел, он же сдохнет.
-- Ничего, ему голодать полезно, водичкой я его попаиваю.
-- Спроси у него, что ему приготовить.
-- Сейчас попробую.
-- А что, он с тобой не общается, что ли?
-- Почти нет. Мое сознание его сильно притеснило... Гриша,
-- обратился я к хозяину тела, -- ты есть хочешь?
-- Да, -- послышался короткий ответ его чувств.
-- А что бы ты хотел?
-- Все.
-- Ну что там? -- поинтересовалась Екатерина, поджидая
конец моего внутреннего диалога.
-- Все в порядке, все, что ты приготовишь, съест, -- будто
отчитался я перед Екатериной.
Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила
ее передо мной, а я подумал: "Как будет лучше, есть самому,
либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам ".
-- Запах чувствуешь? -- спросил я у председателя
кооператива.
-- О-о-о, -- утомительно простонал Гриша, -- классно
пахнет.
Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал,
мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так,
словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.
-- Послушай, Сатана, ты не мог бы глотать побыстрее? А
мясо в тарелке есть?
-- Есть, приличный кусок.
-- Я очень люблю мясо вперемешку с супом.
-- Ну что я, в тарелку руками, что ли, полезу? --
обозлился я, но все-таки уважил Гришу.
-- А-а! -- заорал Гриша. -- Ты мне обжег пальцы, --
видимо, в этот момент хозяину тела каким-то образом удалось
овладеть ощущениями кожи своего тела, ибо внутренности Гриша
чувствовал сам. Кожу я взял на себя с самого начала, чтобы
случайно не повредить земное тело председателя кооператива,
увлекшись чем-нибудь своим, и даже не обратить на это внимание,
потому что Гришино, как я понял, общение со мною возникало по
моему желанию, а это означало, что Гриша вовсе не спал, а
просто не мог докричаться до меня, пока я сам не хотел его
услышать.
-- Извини, я не хотел, -- тут же ответил я на Гришин крик.
-- Дай, я сам буду есть! -- свирепо, но боязливо сказал
Гриша, и я решился: мне стало жаль председателя.
Осторожно я вытащил лучик моего воображения из правой руки
хозяина тела, и тут же Гриша начал ощупывать свое лицо этой
рукой.
-- Господи, у меня уже борода отросла, -- сказал он.
-- Не борода, а щетина, -- поправил я его, -- мне некогда
было бриться.
-- Дай мне ложку, где ложка? -- заторопился Гриша.
-- Она на столе, -- подсказал я и все-таки помог левою
рукою: медленно опустил Гришину правую руку на стол, и кисть
этой руки тут же загробастала деревянную ложку -- все это
выглядело довольно забавно.
Когда Гриша наелся, я снова овладел его телом и мы вместе
с Екатериной возвратились в лесную комнату.
-- Что это под ногами колется? Сатана, ты меня затащил в
лес? Мы за городом? Что ты хочешь делать? Не убивай меня,
Сатана.
-- Ну вот: ты еще скажи -- "я тебе пригожусь".
-- Сатана, я тебя честно прошу -- не убивай, а?
-- Ладно, Гриша, помолчи, сейчас самый ответственный
момент наступит.
-- Господи, спаси! -- завопил председатель и удушенно
смолк.
-- Ну что, мне уже пора, -- обратился я к ведьме.
-- А который час? -- поинтересовалась она, поглаживая
Фильку, пригнездившегося у нее на коленях, сама Екатерина
сидела на пеньке, я же стоял поодаль у зарослей, на краю, если
так можно выразиться, поляны.
-- Около двенадцати.
-- Мы его свяжем? -- спросила Екатерина.
-- Давай попробуем, -- ответил я, подойдя к ведьме и
повернувшись к ней спиной. На пару минут Екатерина исчезла в
спальне. Грищино тело продолжало стоять на месте, ожидая своей
участи.
Вскоре я обернулся на шаги ведьмы, она объявилась с
веревкой в руках, подошла ко мне, заломила Гришины руки за
спину и туго связала их.
-- Усади его возле пенька, -- скомандовала ведьма, и я тут
же повиновался, и Гришино тело грузно ухнулось возле пенька.
Ведьма привязала Гришино тело к пеньку, обмотав его через
грудь, затем связала и ноги, запечатала рот лейкопластырем и
завязала бинтом через шею.
Я смотрел на Екатерину, она стояла на коленях возле
Гришиного тела, но глаза ее почему-то были грустными. Прошло
около минуты.
Екатерина положила ладони на плечи председателя, и вдруг
она разрыдалась, прильнула щекою к груди Гриши.
-- Господи, -- причитала она, -- прости меня, Господи! --
звучали ее всхлипывающие слова, и мне стало не по себе, я не
знал, что делать, я не мог ничем ей помочь и только стал
ерзать, извиваться всем Гришиным телом на месте, и мычание
вырывалось у меня из ноздрей.
-- Ну почему же я должна все это делать, Сереженька? --
продолжала причитать тревожным шепотом ведьма, -- зачем...
зачем же мы живем... -- она сглотнула дыхание, -- на свете...
ведь же думала я, что смогу ответить, но и там нет ответа,
только власть, обезображенная власть, но зачем? Устала я жить
ради наслаждений, Сережечка. Что я натворила, была хоть
какая-то, но тайна, и ее не стало. Всему свое время, -- потом
она плакала еще несколько минут, но затихая.
Наконец, успокоившись, Екатерина приподняла голову от
Гришиной груди, потянулась нежно рукою к лицу председателя и
легким движением опустила мне веки.
-- Лети, -- сказала она, -- тебе надо, я тебя подожду.
Когда глаза кооператорщика закрылись, мои чувства
быстренько отыскали притихшего Гришу.
-- Слушай меня внимательно, -- сказал я ему. Я ощутил, как
Гриша замкнуто плачет. -- Ты-то чего плачешь, ты же мужик, --
укорил я хозяина тела, но чувство вины перед ним промелькнуло в
моем сознании. Я немного помолчал.
-- Сатана, -- рыдая, позвал меня Гриша. -- Я уже умер? Я
на том свете?
-- Нет, Гриша, ты на этом свете, все гораздо сложнее, чем
ты знал обо все этом.
-- Ты меня все-таки убьешь? Убей меня, Сатана.
Еще прошло некоторое молчание.
-- Гриша, -- снова потянулся я своими чувствами к
председателю.
-- Что? -- с протяжной грустью отозвался тот.
-- Сейчас ты станешь нормальным человеком, но только не
пугайся: ты все будешь видеть, слышать, ощущать.
-- Что я не должен бояться? -- настороженно определился
Гриша.
-- Твое тело сейчас связано по рукам и ногам и рот завязан
тоже, будешь сидеть смирно, Екатерина будет с тобой
разговаривать, она хорошая, она тебе понравится.
-- Она действительно ведьма?
-- У тебя нет выбора, Гриша, у меня тоже.
-- Понятно.
-- Если не будешь волноваться и кричать, то она развяжет
тебе рот, -- и эти последние мои слова словно взбодрили Гришу.
-- Это хорошо, мне так хочется поговорить, пусть даже с
ведьмой, она же тоже человек.
-- Человек, это ты правильно сказал... ну что же, давай
меняться местами, Гриша.
-- А ты уходишь?
-- Да, мне очень нужно, но я скоро вернусь.
В ответ Гриша промолчал.
Теперь я незамедлительно вытащил лучи моего воображения из
рук и ног хозяина тела, сжался в крохотный объем своего
сознания и потянулся к темечку, там я остановился.
-- Иди, занимай свое родословное место, -- сказал я ему. И
Гришино сознание во мгновение овладело объемом всего земного
тела, а я тут же отделился от тела председателя и стремительно
понесся во мраке бездонья в Астрал.
Вскоре я оказался в квартире у Вики. Я завис в центре зала
под потолком, но тут же ощутил, что Юры дома нет, тогда я
подключился к информационному пласту его инкарнации теперешнего
его земного воплощения и в одно мгновение, следуя тропинками
причинно-следственной связи, я понял, где сейчас находится мой
друг, и тут же я ринулся ему навстречу, как и обещал, ибо
истекла неделя.
Я снова взмыслил свое перемещение в астральном
пространстве, и сразу же передо мной возникла картинка рабочего
кабинета директора кинотеатра Лесного поселка.
Юра сидел за столом и читал книгу, он перелистывал
страницы аккуратно, не спеша, словно просматривал их на просвет
под сонливым светом настольной лампы.
Иногда Юра пристально оглядывался по сторонам:
настороженные, затемненные углы кабинета ожидали чего-то. Он
ведь тоже понимал, что прошла неделя, и, возможно, в этой
прищуренной черноте кабинетных углов думал он увидеть
какой-либо знак от меня.
Я стремительно приблизился к лицу Божива, Юра поднял
голову, чутье к тонкой энергетике ему не изменило, наверняка,
он почувствовал мое присутствие, но смотрел Божив сквозь меня,
и это, хотя я и привык уже к подобному восприятию меня как
астральной сущности на физическом плане, сейчас все-таки
исподволь, но вызвало чувство грустного одиночества и
захотелось поскорее стать хоть каким-нибудь образом
незамеченным, приобщиться к общению, и я не замедлил обратиться
в астральный сгусток чувств у самого темечка Божива, и мое
сознание потянулось навстречу другу.
Чтобы ни в коем случае не навредить Юре, не нарушить
структуру его психики, я входил в его земное тело медленно и
молча. Вначале я дал о себе знать только лишь в энергетическом
плане -- мой друг обнаружил у себя неистовый прилив духовной
психической энергии, и несказанный восторг наполнил его земное
тело и душу мелодичными переливами восторженной благодарности,
и благодарность эта была абсолютно необъяснимая, невесть кому,
невесть за что, просто она высветила Юру, высветила наружу, и
ее контуры обозначились на всех окружающих Божива предметах. И
Юра уже понял, не мог он не догадаться, какова причина этого
наваждения, и, видимо, только благородное удовольствие, которое
он получал теперь, пьянящей сладости которого он был
подвластен, до сих пор еще останавливало его душу откликнуться
мне, пусть я еще даже не позвал друга, но все-таки его сердце
обнаруживало меня, я даже и не пытался обратиться к Боживу
первым -- я знал, я точно был уверен, что с минуту на минуту
опомнится сладость его души, возникшая так внезапно, отступит и
замурлычет, будто котенок, и Божив, тогда только лишь
прикасаясь к этому состоянию, улавливая его ласки, заговорит.
Итак, обмениваясь чувствами с другом, я забыл о течении
времени, и здесь, на физическом плане, но определенно прошло
немалое время, может, несколько минут, я не знаю.
-- Сережа, -- позвал меня Юра, -- это ... ты?
Безответной паузой выдержал я некоторый промежуток
времени.
-- Да, Юра, это я -- твой друг Сергей Истина.
-- Как хорошо, ты снова пришел.
-- Я вернулся, как и обещал.
-- Ты молодец, как я хотел бы с тобою находиться там.
-- Юра, -- уверенно обрывая сладостное состояние друга,
обратился я к Боживу, потому что надо было спешить, во-первых:
стыковки астрального времени и физического всегда весьма
условны и неоднозначны и потому я не мог исключить
возникновения временного парадокса, а во-вторых, в настоящий
момент я существенно был связан с низшим планом Астрала, а
поскольку астральная шайка Остапа Моисеевича охотно
использовала здешнее пространство в качестве одной из своих
баз, то не исключено было и такое: заметят меня они, и я, как
однажды подчинившийся их астральной воле, как жертва их
повеления, вынужден буду подчиниться им и теперь, а что придет
на ум этим энергетическим управленцам, я не хотел и воображать
даже.
-- Ты что-то мне хочешь сказать, Сережа? -- забеспокоился
Божив, уловив мое нетерпеливое настроение. -- Говори, --
поросил меня Юра, -- я весь внимание.
-- Хорошо, тогда слушай... Ты уже немного, как я понимаю,
знаком с моими записями и некоторыми книгами из моей домашней
библиотеки.
-- Да, я перелистываю их, читаю, но, честно тебе скажу,
Сережа, не могу свести все это в единое представление, то, что
есть иной, тонкий мир, я не сомневаюсь, и твое присутствие тоже
доказывает это. Мне необходимо обобщение, а как это сделать, не
знаю.
-- С астральным дыханием ты уже знаком?
-- Да, я изучал его и даже немного упражнялся.
-- Что же, это уже кое-что, -- сказал я и, немного
подумав, начал свой урок, первый астральный урок для друга.
-- Начну с того, что ознакомлю тебя с некоторыми
структурами Космического Сознания, с его основополагающей
разверткой.
Есть такое хорошее выражение, я бы сказал -- установочное
выражение у христиан: Иисус Христос искупил все грехи наши,
прошлые, настоящие и будущие.
Как это понимать? Как осмысливать, осознать подобную
фразу? Философия не терпит метафор, но все-таки я постраюсь,
ибо не вижу другого выхода раскрыть сущность того высказывания
в определенной проекции на физический план, в сравнении.
Но еще прежде чем начать объяснение, хочу нанести
некоторый штрих, на память, на основе которого сможешь ты
выстроить, Юра, цельное представление.
Итак, восприми, хотя бы в определении "верю, чтобы
понять", следующее: я -- твоя мысль, а ты есть моя мысль.
Все, что окружает меня, -- это мои мысли, развертка моего
Космического Сознания, и все, что окружает тебя, и даже твое
земное тело тоже является не чем иным, как мыслями твоими,
твоей разверткой Космического Сознания.
Все предметы: книги, шкафы, здания, люди, небо, вода,
земля и воздух -- все ты должен принять как твои мысли.
А теперь перенесемся, опять-таки ради метафоры, сравнения,
в мир твоей головы, в мир, как ты считаешь, относительно, и это
весьма напрасно, твоих мыслей.
Здесь все так называемые мысли, как принято думать тобою
теперь, подчинены тебе, и это действительно так. правда, я пока
учитываю, насколько ты несовершенен еще в управлении своими
мыслями, и не ты один -- все люди несовершенны в этом, и потому
я возьму за основу тебя, как полного властелина твоих мыслей,
дабы выразительнее довести суть следующего.
Знай, что мысли в твоей голове и те мысли, которые
окружают тебя, о которых я уже упоминал выше, суть одно и то
же, просто твои мысли в голове -- наиболее оживленный участок в
развертке твоего Космического Сознания, наиболее доступны
твоему осознанию, наиболее управляемы тобой. Точно так же, как
ты управляешь твоими мыслями в голове, ты сможешь научиться
управлять своими вовне, предметными мыслями.
Исподволь, вне осознания, но иногда догадываясь или
удивляясь, ты уже делаешь это, как, впрочем, и все люди.
Наверняка ты сможешь припомнить не один случай, когда течение
той или иной твоей мысли материализовывалось, и даже не раз
мгновенно: появлялся нужный человек, если ты о нем подумал,
уходил ненужный, если это было необходимо, открывалась книга на
нужной странице, ты предугадывал чужие мысли или внушал свои,
многое другое...
Мир мыслей постоянно находится в творящем состоянии, при
слиянии двух мыслей обязательно образуется третья -- новая
мысль, и она обязана своим происхождением их слиянию, она есть
они.
Были две мысли когда-то, отец и мать твои, а ты, будто
ощупывая энергетическое пространство вокруг своего рождения, и
вначале неуклюже, а потом все осознаннее, улавливать стал мысли
вокруг и материализовывать новые, так пришло осознание себя,
когда тот лучик духа, вновь рожденный, состыковался с мыслью
земного тела, твоего земного тела, лишь так происходит рождение
нового "Я".
А теперь постарайся вообразить себе: не каждый человек
имеет божественный лучик одинаковой силы с окружающими людьми,
есть люди, обладающие большим потенциальным запасом для
развертки своего Космического Сознания, ибо не каждому дано
осознавать мысли до беспредельности данной своей инкарнации.
Иисус Христос тоже был человеком, но рожденным непорочно,
потому что ему предстояло развернуть свое Космическое Сознание
до больших пределов, нежели кому-либо из нас, и он
действительно не мог быть зачат порочно, и вот почему: я уже
упоминал о том, что при слиянии двух мыслей возникает третья.
Ранее в предыдуших воплощениях Иисус Христос наработал
намного больше потенциальную возможность своего божественного
луча в осознании размера Космического Сознания, эта возможность
определялась в объеме Земли, и кто знает, на сколько больше.
Никто из грешных на Земле породить проекцию такого земного
тела, которая бы в состоянии была при слиянии с божественным
лучом Христа породить новое "Я" -- Бога Иисуса Христа, никто из
грешных на Земле никогда не смог бы вымыслить такое тело, оно
смогло сформироваться только лишь как проекция божественного
луча Христа. Вот почему произошло непорочное зачатие.
Если ты представишь себя в качестве примера на месте Бога,
божественного луча, то какую ты выберешь мысль, чтобы отдаться
ей, оплодотворить ее, спроецировать в ней себя и при этом
именно через нее сметь стать собою, таким как ты есть, явиться
божественным властелином своих мыслей, в том числе во вновь
образованном "Я", чтобы развернуть свое Космическое Сознание
еще шире, и никто не подскажет тебе такую мысль, никто не родит
ее, эту мысль ты выберешь сам -- так и зачатие Христа не могло
произойти иначе.
Он пришел, чтобы развернуть свое Космическое Сознание еще
шире, нежели оно было раньше.
Как только Иисус Христос осознал свое "Я", мгновенно и
стремительно он стал разворачивать его.
Я уже упоминал о том, что не все божественные лучи
одинаковые у людей, и потому некоторые из людского племени,
имевшие наиболее развернутое Космическое Сознание, соприкасаясь
с более тонкой энергетикой, нежели другие, не могли не осознать
приход Христа, не могли не предвидеть его рождения, место и
женщину, воспринявшую проекцию Бога.
Христос все более осознавал мир после своего рождения, и
пришло время, и пришел час, когда он должен был настолько
развернуть свое Космическое Сознание, что в необходимость этого
должно было войти и последнее -- осознание своего земного тела
со стороны, отделение от него, растворение его на стихии, и
потому Христос шел на Голгофу осознанно, зная, что она
неминуема, ее предсказывая себе, иначе быть не могло.
Христос, также как и все люди, разворачивал свое
Космическое Сознание в процессе жизни в своем земном теле, и,
если объясняться метафорично, в его голове молниеносно одна за
другой во всей своей сущности вызеркаливались все мысли Земли,
предметные мысли, и наступило время -- все отразилось в Христе,
все мысли Земли.
Имея такой луч божественной силы, Иисус Христос начал
мыслить всею Землей, своеобразные сущностные лучи предметных
мыслей Земли чутко реагировали на каждое волевое проявление
Иисуса, но так как он являлся еще в земном теле своем, он
неминуемо подлежал, опять-таки из-за своего земного тела, тоже
к предметным мыслям Земли, наступила необходимость перестать
быть предметной мыслью Земли, предметной мыслью окружаю щих его
предметных мыслей в той или иной степени.
И Христос покинул тело, он перестал быть предметной
мыслью, а стал мыслью такою, через которую множество людей
теперь стремится разворачивать свое Космическое Сознание, ибо
мысль "Иисус" суть всего на Земле.
Ставши бестелесным, Иисус перестал отражать предметные
мысли Земли, он сам отразился в них, и воля Христа в каждой
предметной мысли Земли.
Не мы живем и передвигаемся в пространстве Земли, не
предметные мысли находятся и движутся вокруг нас, а это все
мысли Христа, бесчисленное множество проявлений его воли,
окрашенных предметно.
Так, мы являемся мыслями Христа, а он является нашей
мыслью, одной из наших мыслей, которую не каждый из нас заметит
и сумеет развернуть до себя, и все потому, что многие из нас до
сих пор не могут понять, что Иисус Христос -- Бог --
единственная непредметная мысль на Земле, и это действительно
так. Войти можно в истину, по крайней мере в истину Земли,
только лишь вратами тесными, единственными вратами,
божественными, и кто заметит, отыщет и преодолеет теснину этих
врат, перед тем человеком откроются безграничные просторы
божественной воли, и эти тесные врата есть не что иное, как
"Врата Святилища". Прохождение теснины этих врат есть суть
Посвящения, путь Посвящения в истину, в истину Земли.
Исходя из всего вышесказанного, доступно пониманию одно:
любая мысль существует, и потому лишь существует, что она
пребывает как в своем прошлом и настоящем, так и в будущем. И
все проявления этой мысли, все ее чудесные переплетения с
другими, все ситуации ее передвижения в просторах Космического
Сознания, тоже потому и есть, что прошлое, настоящее и будущее
для этого едино. А так как Христос суть сама каждая мысль, то
какие бы греховные похождения у каждой мысли не были, Христос
воспринимает их как себя самого, всеобъемлет боль и страдания,
ибо предметные мысли находятся лишь в движении, а Христос
ощущает, чувствует их, и в то же самое время взмысливает ими.
А значит все наши грехи прошлые, настоящие и будущие, так
как мы являемся всего лишь предметными мыслями, Христос
искупает один, принимая на себя боль и страдания.
И если продолжить метафоричное представление этого
предмета, можно открыть для себя, что новых мыслей нет, нет вне
старых, предыдущих, а значит, так называемое будущее существует
уже сейчас во всеобъемлемости своей, и потому мы постоянно
передвигаемся в просторах будущего, как настоящее, как
настоящее и прошлое, ибо в противном случае мы существовать не
можем, как не могут существовать новые мысли вне старых
предыдущих: вот почему Христос, являясь во всех предметных
мыслях одновременно, в единое мгновение искупает все грехи наши
-- прошлые, настоящие и будущие.
И лишь тогда, когда мы обращаемся к Богу в своей исповеди,
мы являемся будто его рукою, потянувшейся к его ране, нами же
нанесенной, и эта рана заживает быстрее, и если мы не потянемся
к ране, а значит не восстановим энергетический баланс в мире
тонкой энергетики, то болеть будет эта рана, заживать долго, а
значит, так как Иисус Христос есть мы, его предметная мысль
является нами, нам болеть долго, и протянется эта боль -- наше
страдание -- через множество земных воплощений на Земле, пока
мы не растратим, не возвратим на место равновесий энергию
нашего греха., ибо любая боль это избыток энергии, это
нарушение равновесия, это тяжкое бремя, которое породила наша
слепая или осознанная корысть наслаждений.
В том и состоит гармония существования Космического
Сознания Христа, что каждая его предметная мысль имеет свою
свободную волю передвижения в пространстве своего Космического
Сознания. Ведь и наша мысль в голове нашей тоже бывает порою и
навязчивой или случайно промелькнувшей, внезапно пришедшей, и
наше право состоит в том, обратить ли внимание на
промелькнувшую мысль, остановить ее, познакомить с другой или