Страница:
Повернувшись на каблуках, Кент направился к двери, почти по-военному чеканя шаг и держась с такой уверенностью, словно ему было не семнадцать лет. Неужели он не боялся возмездия? Обычный старшеклассник счел бы безрассудным так разговаривать с учительницей. Самое удивительное было, что он говорил с ней уважительно, с тем же самым уважением, что проявляли друг к другу они с Томом, когда спорили о чем-то. Глядя, как спина Кента исчезла за дверью, Клэр и сама испытывала невольное уважение.
К концу недели слухи разрослись, просочились еще некоторые детали, и теперь все в Хамфри знали, что Кент Аренс — незаконный сын их директора. На Кента глазели. Робби и Челси донимали расспросами. Клэр часто замечала, как при ее появлении наступала внезапная тишина.
Том беседовал с Линн Роксбери, которая посоветовала ему не обращать внимания на то, что думали другие, ему надо было наладить отношения с сыном на какой-то конкретной основе. Том отправил записку в класс, где у Кента проходил первый урок, и на этот раз парень явился к нему в кабинет через пять минут. Оставшись наедине, они разглядывали друг друга, все еще привыкая к мысли, что они — отец и сын. Эти минуты стали для них еще дороже, поскольку сейчас им не мешали никакие сложности и таинственность предыдущих встреч. Они могли изучать друг друга, встречаясь глазами, и не испытывать шок при мысли о том, как они похожи.
— Нас на самом деле почти не отличишь, верно? — спросил Том.
Кент почти незаметно кивнул. Он все еще рассматривал отца, который обошел вокруг стола и теперь стоял в четырех футах от сына. Пространство между ними было пронизано флюидами ожидания чего-то чудесного.
— Теперь все в школе об этом знают, — проговорил Кент.
— Тебя это беспокоит?
— Вначале — да, беспокоило. А сейчас, я не знаю. Я… ну, вроде как горжусь этим.
Сердце Тома подпрыгнуло от удивления.
— Мне бы хотелось, чтобы ты когда-нибудь увидел мои фотографии, когда я был в твоем возрасте.
Кент ответил:
— Мне бы тоже хотелось.
Снова наступила тишина, они обдумывали, как можно вернуть упущенное время и создать в будущем настоящие отношения между отцом и сыном.
Том сказал:
— Мой отец хотел бы познакомиться с тобой.
— Я… — Кенту сжало горло. — Я бы тоже хотел.
— Знаешь, я ведь сейчас живу у него.
— Да, знаю. Сожалею, что это из-за меня.
— Нет, из-за меня. Но это моя проблема, и я с ней справлюсь. Во всяком случае, мы с отцом думали, сможешь ли ты приехать к нему на этих выходных, ну, скажет в субботу.
Лицо Кента вспыхнуло.
— Конечно. Я… ну, то есть было бы здорово!
— Можешь познакомиться и с дядей Клайдом тоже, если захочешь.
— Конечно. — Теперь он улыбался вовсю.
— Папа и дядя Клайд любят подтрунивать друг над другом и никогда не известно, какой предмет они выберут на этот Раз так что я тебя предупреждаю — не воспринимай все слишком всерьез.
Кент с благоговением слушал его, испытывая легкое головокружение.
— Даже не могу в это поверить, что встречусь со своим дедушкой.
— Он обалденный старик. Ты его полюбишь. Так, как люблю я.
Парень все продолжал улыбаться.
— Так, слушай, — продолжал Том, — я больше не должен отрывать тебя от уроков. Тебя подвезти в субботу? Я могу заехать за тобой.
— Нет, думаю, мама позволит мне взять машину.
— Ну, хорошо… тогда в два часа?
— В два, прекрасно.
— Так, минутку… — Том вернулся к столу. — Я нарисую тебе, как добраться.
Проводя по бумаге линии, он почувствовал, как Кент подошел и стал рядом.
— Увидишь ряд сосен вот здесь и у развилки свернешь направо, отец живет через сотню ярдов от этого места. У него маленькая бревенчатая хижина, и ты заметишь мой красный «таурус», припаркованный у задней двери рядом с его пикапом.
Выпрямившись, он подал план Кенту.
— Спасибо. Два часа… приеду.
Он свернул листок, прогладил его ногтем. Два раза, потом зачем-то еще раз. Все необходимое уже было сказано. Они стояли рядом, словно зачарованные возможностью прикоснуться друг к другу, понимая, что этим они перейдут какую-то границу и их отношения навсегда изменятся. Их глаза выдавали, что они чувствовали, чего желали… и боялись… и ожидали этого момента с бьющимися сердцами.
А потом отец обнял сына и крепко прижал его к сердцу. Они стояли неподвижно, приникнув друг к другу. То, что они обрели, стало для них чудом, бесценным даром, который они не ожидали получить от жизни. Они стали богаче, судьба благословила их. Глаза у обоих повлажнели. Том прикоснулся к лицу сына, просто провел ладонью по щеке, Кент опустил руки, размыкая объятие. Ни улыбка, ни слово не нарушили совершенство этого момента. Они отступили друг от друга, и Кент вышел из кабинета в почти священном молчании.
Глава 14
К концу недели слухи разрослись, просочились еще некоторые детали, и теперь все в Хамфри знали, что Кент Аренс — незаконный сын их директора. На Кента глазели. Робби и Челси донимали расспросами. Клэр часто замечала, как при ее появлении наступала внезапная тишина.
Том беседовал с Линн Роксбери, которая посоветовала ему не обращать внимания на то, что думали другие, ему надо было наладить отношения с сыном на какой-то конкретной основе. Том отправил записку в класс, где у Кента проходил первый урок, и на этот раз парень явился к нему в кабинет через пять минут. Оставшись наедине, они разглядывали друг друга, все еще привыкая к мысли, что они — отец и сын. Эти минуты стали для них еще дороже, поскольку сейчас им не мешали никакие сложности и таинственность предыдущих встреч. Они могли изучать друг друга, встречаясь глазами, и не испытывать шок при мысли о том, как они похожи.
— Нас на самом деле почти не отличишь, верно? — спросил Том.
Кент почти незаметно кивнул. Он все еще рассматривал отца, который обошел вокруг стола и теперь стоял в четырех футах от сына. Пространство между ними было пронизано флюидами ожидания чего-то чудесного.
— Теперь все в школе об этом знают, — проговорил Кент.
— Тебя это беспокоит?
— Вначале — да, беспокоило. А сейчас, я не знаю. Я… ну, вроде как горжусь этим.
Сердце Тома подпрыгнуло от удивления.
— Мне бы хотелось, чтобы ты когда-нибудь увидел мои фотографии, когда я был в твоем возрасте.
Кент ответил:
— Мне бы тоже хотелось.
Снова наступила тишина, они обдумывали, как можно вернуть упущенное время и создать в будущем настоящие отношения между отцом и сыном.
Том сказал:
— Мой отец хотел бы познакомиться с тобой.
— Я… — Кенту сжало горло. — Я бы тоже хотел.
— Знаешь, я ведь сейчас живу у него.
— Да, знаю. Сожалею, что это из-за меня.
— Нет, из-за меня. Но это моя проблема, и я с ней справлюсь. Во всяком случае, мы с отцом думали, сможешь ли ты приехать к нему на этих выходных, ну, скажет в субботу.
Лицо Кента вспыхнуло.
— Конечно. Я… ну, то есть было бы здорово!
— Можешь познакомиться и с дядей Клайдом тоже, если захочешь.
— Конечно. — Теперь он улыбался вовсю.
— Папа и дядя Клайд любят подтрунивать друг над другом и никогда не известно, какой предмет они выберут на этот Раз так что я тебя предупреждаю — не воспринимай все слишком всерьез.
Кент с благоговением слушал его, испытывая легкое головокружение.
— Даже не могу в это поверить, что встречусь со своим дедушкой.
— Он обалденный старик. Ты его полюбишь. Так, как люблю я.
Парень все продолжал улыбаться.
— Так, слушай, — продолжал Том, — я больше не должен отрывать тебя от уроков. Тебя подвезти в субботу? Я могу заехать за тобой.
— Нет, думаю, мама позволит мне взять машину.
— Ну, хорошо… тогда в два часа?
— В два, прекрасно.
— Так, минутку… — Том вернулся к столу. — Я нарисую тебе, как добраться.
Проводя по бумаге линии, он почувствовал, как Кент подошел и стал рядом.
— Увидишь ряд сосен вот здесь и у развилки свернешь направо, отец живет через сотню ярдов от этого места. У него маленькая бревенчатая хижина, и ты заметишь мой красный «таурус», припаркованный у задней двери рядом с его пикапом.
Выпрямившись, он подал план Кенту.
— Спасибо. Два часа… приеду.
Он свернул листок, прогладил его ногтем. Два раза, потом зачем-то еще раз. Все необходимое уже было сказано. Они стояли рядом, словно зачарованные возможностью прикоснуться друг к другу, понимая, что этим они перейдут какую-то границу и их отношения навсегда изменятся. Их глаза выдавали, что они чувствовали, чего желали… и боялись… и ожидали этого момента с бьющимися сердцами.
А потом отец обнял сына и крепко прижал его к сердцу. Они стояли неподвижно, приникнув друг к другу. То, что они обрели, стало для них чудом, бесценным даром, который они не ожидали получить от жизни. Они стали богаче, судьба благословила их. Глаза у обоих повлажнели. Том прикоснулся к лицу сына, просто провел ладонью по щеке, Кент опустил руки, размыкая объятие. Ни улыбка, ни слово не нарушили совершенство этого момента. Они отступили друг от друга, и Кент вышел из кабинета в почти священном молчании.
Глава 14
В субботу утром Том сказал:
— Папа, давай-ка здесь приберем.
— Зачем? — Уэсли оглядел разваливающийся журнальный столик, покосившуюся кипу газет, сползшие с мебели чехлы, кошмарную кухонную раковину. Повсюду одна рухлядь и грязь.
— Не знаю, как ты можешь жить в этом свинарнике.
— Это меня не беспокоит.
— Я знаю, но давай придадим всему этому хоть какой-то вид.
— Ну ладно, ладно. — Уэсли выбрался из кресла. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Только одно. Выброси все, к чему ты не прикасался за последние полгода, после этого прими душ и надень чистые вещи. Я позабочусь обо всем остальном.
Уэсли посмотрел на свои бесформенные штаны и рубашку цвета хаки. Потом перевел взгляд на Тома. А чем эти не годятся? — было написано у него на лице. Он снова опустил глаза, стряхнул с рубашки засохший яичный желток и хмыкнул, думая непонятно о чем. Затем принялся сортировать газеты.
Клайд прибыл без четверти два. Он, в отличие от брата, очень большое внимание уделял своей внешности и одежде. Взглянув разок на Уэсли, Клайд поговорил:
— Елки-палки, посмотрите только на него! Том, дай-ка мне перочинный ножик, я вырежу на стене сегодняшнее число.
— Закрой поддувало, Клайд, а не то я тебе его закрою! Клайд подавил смешок.
— Как тебе удалось это, Том, ты что, приковал его в Душе наручниками? Господи, Уэсли, ты такой чистенький. Будешь вести себя хорошо, и я возьму тебя к девочкам в следующий раз.
Кент приехал ровно в два. Он затормозил свой «лексус» и вышел, представ перед всеми тремя Гарднерами, ожидающими его на задних ступеньках. Том сделал шаг вперед. Снова наступил момент неловкости, неуверенности с обеих сторон, как перед тем, когда они с Кентом обнялись.
— Здравствуй, Кент.
— Здравствуйте, сэр.
— Ну… ты как раз вовремя.
— Да, сэр.
После неловкой паузы Том сказал:
— Что ж, иди сюда… познакомься с папой.
Он проводил парня к ступенькам, мучаясь сомнениями, как его представить. В конце концов он решил не упоминать об их родстве, надеясь, что со временем все образуется само собой.
— Кент, это мой отец, Уэсли Гарднер, и мой дядя, Клайд Гарднер. Папа, дядя Клайд, это мой сын Кент Аренс.
Мой сын Кент Аренс. Впечатление от этого первого признания оказалось гораздо более сильным, чем Том ожидал. Мой сын, мой сын, мой сын… Счастье захлестнуло его. Старик тем временем знакомился с парнем. Уэсли протянул руку, готовясь обменяться рукопожатием, но задержался, улыбаясь Кенту и глядя то на Тома, то снова на внука.
— Так точно, — провозгласил он, — ты мальчик Тома. И в тебе есть немного от бабушки тоже. Ее рот, ты видишь, Клайд? Правда, у него рот Анни?
Кент неуверенно улыбнулся. Потом позволил себе рассмеяться, и, когда он пожимал руку Клайда, самые трудные моменты были уже позади.
— Ну, пошли внутрь, я покажу тебе, где живу. — Уэсли повел их в дом. — Твой папа заставил меня сегодня перевернуть тут все вверх дном, пытался избавиться от рыбного запаха. Не знаю, как ты, а я не нахожу ничего плохого в рыбном запахе. Это делает дом уютнее. Любишь рыбалку, сынок?
— Никогда не ловил рыбу.
— Никогда! Ну, мы этим займемся, верно, Клайд? Сейчас уже поздновато, но на следующее лето, когда откроется сезон — только подожди! Я дал твоему папе удочку, еще когда он не дорос даже до моего геморроя, и должен тебе сказать, мальчишка знал, как ловить! С тобой мы несколько задержались, но, может, еще не все потеряно. Ты когда-нибудь видел спиннинг системы Фенвик, Кент?
— Нет, сэр, не видел.
— Лучшая удочка… — Уэсли остановился и повернулся, шутливо нахмурившись. — Сэр? Что это еще за «сэр»? Не знаю, как тебе, но мне сегодня здорово повезло. Только что получил нового внука, и если ты не против, то зови меня дедушкой, как все остальные внуки. Ну, попробуй?
Кент не мог сдержать улыбки. Трудно было не улыбаться, глядя на такого славного старика, как Уэсли.
— Дедушка, — произнес Аренс.
— Так-то лучше. Теперь иди сюда. Я покажу тебе мой Фенвик Золотое Крыло. Только недавно оснастил его катушкой Дайва.
Клайд встрял в разговор:
— Ты только послушай его и тоже попадешься на удочку. Думает, что у него лучший спиннинг и катушка в мире, но мои-то лучше. У меня Дж. Лумис и Пшмано Страдик две тысячи, и можешь спросить у него, кто поймал самую большую пучеглазую этим летом. Давай, спроси его!
— Кто поймал самую большую пучеглазую, дедушка? — спросил Кент, невольно подыгрывая старикам.
Уэсли заворчал на брата:
— Черт побери, Клайд, ты взвешиваешь свою рыбу на тех древних ржавых весах, на которых, должно быть, взвешивали еще кита, который проглотил Иону!
— Древние, зато точные, — ухмыльнулся Клайд.
— Тогда скажи ему, чей спиннинг поймал самого большого ушастого окуня!
— Эй, погодите! — прервал их Кент. — Погодите, погодите! Что это такое — ушастый окунь? И кто эта пучеглазая?
Оба старика уставились на него в полном изумлении.
— Что такое окунь! — хором выдохнули они. Потом посмотрели друг на друга… на Кента… снова друг на друга. Выражение их лиц говорило: «Бедный ущербный ребенок». Уэсли покачал головой.
— Ай-яй-яй, как же нам придется потрудиться! — Он поднял руку, чтобы сдвинуть на затылок кепку, которой сейчас там не было, и почесать голову. — Ай-яй-яй.
Они провели вместе сказочный день. Кент узнал о своем дедушке и дедушке Клайде больше, чем об отце. Он сидел на диване и слушал, как старики вспоминали о тех днях, когда они были мальчишками и жили в Александрии, штат Миннесота, а их родители владели пансионатом. Он узнал, что летом Уэсли и Клайд спали на сеновале под навесом, а ночью мочились в банку из-под варенья, которую держали под кроватью, пока их мать не обнаружила ее во время уборки. После этого им пришлось поклясться, что такое никогда не повторится и что они будут ходить, куда надо, не боясь темноты и комаров. Тогда у них еще был дружок по имени Свити, не самый большой умник, но, как самый старший в их компании, он получил права уже в шестом классе. Свити пользовался большой популярностью у 11 — 12-летних мальчишек, не умеющих водить автомобиль. Они все разъезжали в его машине, воровали арбузы, кидали змей в почтовые ящики, приклеивали монеты к тротуару и насыпали сахар в солонки в местных барах. Они хохотали, вспоминая Хэллоуин, когда, положив собачьи какашки в бумажный мешок, мальчишки поджигали его у соседских дверей, звонили и убегали. А однажды они украли огромный лифчик и панталоны с веревки, на которой сушила белье их учительница английского, миссис Фабрики, и прицепили их к флагштоку у школы.
— Ха-ха! Помнишь, какая она была толстенная? Клайд развел руки, словно пытался удержать две битком набитые сумки с продуктами.
— Как пара годовалых поросят в мешке.
— И здесь тоже! — Уэсли хлопнул себя по заду.
— Когда ветер надул ее подштанники, учителя вывели младшие классы на улицу, потому что решили, что наступило солнечное затмение!
— А помнишь, какие у нее были усы?
— Конечно. Она брилась чаще, чем ребята из старших классов. Должно быть, многие из них ей завидовали. Но не я. Я помню, что к тому времени и сам уже имел густую поросль. — Клайд потер подбородок, прищурив один глаз. — Девчонки на меня глазели вовсю.
— Да уж. Ты, наверное, и по борделям уже шатался. Клайд только хихикнул, довольный собой.
— А что, завидуешь, Уэсли?
— Вот дерьмо! — Уэсли откинулся назад в кресле и двумя руками поскреб грудь. — Стану я завидовать такой трепотне, да еще от типа, у которого давление в четыре раза выше, чем его уровень интеллекта.
Том не прерывал стариков, наблюдая за Кентом, иногда встречаясь с ним взглядом и обмениваясь полуулыбками. При упоминании борделя парень испытал легкое замешательство, но он был достаточно умен, чтобы понять — это у стариков постоянная шутка. Когда они закончили пикировку, Уэсли достал альбомы с фотографиями и показал Кенту снимки, где был запечатлен Том в детстве.
— Вот твой папа как раз после того, как мы забрали его из роддома. Помню, как его мучил животик и твоей бабушке приходилось целыми ночами носить его на руках. А вот он с соседской девочкой, Жерри Джонсон. Они часто играли вместе во дворе, и я учил их обоих плавать. Он не говорил тебе, что ходил на курсы спасателей? Вот, — палец Уэсли скользнул по странице, — вот это я помню.
Просмотр фотографий продолжался, от снимков футбольной команды Тома в школе до выпускных в колледже и свадебных. Альбомы еще не были убраны с кухонного стола, когда послышался автомобильный гудок и все посмотрели в сторону задней двери. В ее верхней части помещалось окошко с клетчатой красно-белой занавеской, отброшенной в сторону. Сквозь него были видны четверо новых гостей, выбиравшихся из красного «форда-бронко».
— Да это Райан с детьми, — поднимаясь и подходя к двери, объявил Уэсли. — Похоже, что Конни с ними нет. — Он открыл двери. — Гляди-ка, кто приехал!
Раздались голоса:
— Привет, дедушка! Привет, отец.
Том тоже встал, испытывая легкое волнение. Он не ожидал приезда старшего брата с детьми, которые ничего не знали о Кенте. Они жили в полутора часах езды, в Сент-Клауд, и виделись нечасто, только когда заранее договаривались. Все происходило очень быстро. Вновь прибывшие зашли в хижину, Кент медленно поднялся, вопросительно глядя на Тома. Клайд принялся пожимать протянутые руки и хлопать по спинам, а Райан увидел младшего брата.
— Ух ты, черт побери. А я думал, что придется ехать к тебе, чтобы повидаться.
Они похлопали друг друга по плечам.
— Повезло тебе сегодня, братишка. А где Конни?
— В каком-то антикварном магазине с сестрой. Я прихватил ребят и сказал им: «Поехали, навестим деда». — Он с любопытством взглянул на Кента и спросил Тома: — А твоя половина?
— Дома.
— С детьми?
— Ага.
— Они в порядке?
— Да. Все прекрасно.
— А это кто?
Райан полностью переключил внимание на Кента. Старший брат Тома был его увеличенной копией, с седеющими висками, широкой грудью и в очках.
— Это… — Том подошел к Кенту. — Это надо объяснить. — Без сомнения, судьба предоставляла ему очень подходящую возможность. Он опустил руку на плечо Кента. — Что я буду счастлив сделать, если ты не против, Кент.
Кент посмотрел отцу прямо в глаза и ответил:
— Не против, сэр.
Но он не мог скрыть восхищения при виде такого богатства — целой череды родственников — дядя… двоюродные сестры и брат, почти одного с ним возраста, с которыми можно подружиться, если все будет хорошо.
Том сжал его плечо и звучным голосом, безо всяких извиняющихся ноток, произнес:
— Этой мой сын, Кент Аренс.
В комнате наступила такая тишина, что можно было услышать, как на их генеалогическом древе прорезался новый листок. Никто не шевелился. Никто, казалось, не дышал. Затем Райан, скрыв удивление, протянул лапищу размером с боксерскую перчатку и потряс руку Кента. Том представил его:
— Кент, это твой дядя Райан.
— Здравствуйте, сэр.
— А это Брент, Алисой и Эрика.
Они все уставились друг на друга, кто-то покраснел. Старики внимательно наблюдали за реакцией молодых. Наконец Уэсли сказал:
— Ну что, так и будете молчать?
Девочки пробормотали: «Привет», а парни обменялись рукопожатием. Пятнадцатилетняя Эрика, все еще не в силах оторвать глаз от Кента, выдохнула:
— Ух ты… то есть я хотела сказать, где ты был все эти годы?
Раздались смешки, которые несколько сняли напряжение, Кент тоже рассмеялся, прежде чем ответить:
— Жил со своей мамой в Остине, штат Техас. Все снова ощутили неловкость, и Том сказал:
— Давайте сядем, и мы с Кентом расскажем вам все. Больше нет никаких секретов. Об этом знают все в школе и все в семье, за исключением Конни, конечно, а ей вы сможете рассказать, когда вернетесь домой. Не каждый день обнаруживаешь нового родственника, так что пусть отношения между вами начнутся как положено — с правды. Папа, свари еще кофе.
Все уселись, и Том поведал неприкрытую правду, не упуская ничего. Иногда Кент дополнял его речь, смотря на отца или разглядывая остальных, все еще под впечатлением от того, что обрел сразу столько родни. Они пили кофе и пиво, ели купленные в магазине пирожки, и Кент нашел общую тему для разговора с Брентом, который заканчивал университет в Дулуте, готовясь стать дефектологом. Девятнадцатилетняя Алисон работала в банке, а Эрика все никак не могла перестать удивляться тому, что у нее теперь появился еще один двоюродный брат, и всякий раз, заговаривая с Кентом, смущалась и краснела.
Позже вечером Райан и Том нашли время для разговора наедине. Уже спускались сумерки, и старшему из Гарднеров пора было собираться вместе с детьми домой.
— Давай выйдем на минутку, — сказал Райан, и братья, набросив куртки, выбрались из домика, сразу окунувшись в холодный октябрьский вечер. Бок о бок они оперлись о прохладный бампер машины Райана, глядя на нависшие облака стального цвета, видневшиеся в просветах между сосен. Пара уток пронеслась над ними. Ветер посвистывал вокруг хижины, взлохмачивая волосы братьев и пригибая высокие сухие стебли травы у дорожки. Иногда им казалось, что редкие хлопья снега тают на их лицах, но на фоне серого неба снег не был виден.
— Почему ты не позвонил? — спросил Райан.
— Не знал, что сказать.
— Черт, я же твой брат. Не надо ничего выдумывать, ты ведь знаешь это.
— Да, знаю. — Уткнув подбородок в грудь, Том разглядывал носки своих туфель.
— Ты оставил Клэр, — взволнованно проговорил старший брат.
— Нет, это она меня оставила. Просто так вышло, что мне пришлось уехать.
— Не могу в это поверить. — Голос Райана звучал так, словно он еще не оправился от шока.
— И я не могу.
— Я всегда считал, что вы двое настолько сроднились, ничто не может вас разлучить! Черт, мы с Конни ссоримся гораздо чаще.
Они немного помолчали, в хмуром, таком же, как природа вокруг них, настроении. Каждый чувствовал печаль в душе другого. Наконец Райан обнял Тома за плечи.
— Ну и как тебе живется? Неплохо? Том поежился и скрестил руки и ноги.
— Жить с отцом не очень-то удобно.
— Могу представить.
— Я собираюсь снять квартиру. Эта грязь меня просто с ума сводит.
— У тебя есть мебель?
— Нет.
— Тогда что, ты будешь жить с кем-то?
— Нет, ничего подобного.
— Так между тобой и этой женщиной ничего нет?
— Абсолютно ничего.
— Ну, это хорошо. По крайней мере, без лишних сложностей. Ты собираешься вернуться к Клэр или как?
— Если она захочет. Пока что она на тропе войны. Не желает меня видеть. Говорит, что ей нужно время, чтобы со всем разобраться и преодолеть обиды.
— Как ты думаешь, сколько времени это займет? Том вздохнул и, подняв лицо к небу, закрыл глаза.
— Не знаю. Не пойму ее. Райан крепче сжал его плечи.
— Да уж, кто поймет этих женщин? — Потом предложил: — Что я могу сделать? Ты только скажи.
— Ничем ты не можешь помочь.
— У меня есть старая мебель, кресло-кровать, которое не поместилось в комнате Брента, и пара столиков с пластмассовым верхом.
— Нет, спасибо, я, наверное, возьму что-нибудь в аренду. Ничего слишком постоянного, знаешь ли. — Постоянное или нет, но это предложение звучало довольно мрачно для них обоих. — Я все откладывал и откладывал, потому что жить одному слишком одиноко, тем более когда каникулы. У отца не очень чисто, зато повеселее. И дядя Клайд заходит каждый день, и они начинают изгаляться друг над другом, ты же знаешь, как они это любят.
— Да уж, — хмыкнул Райан, — знаю.
Еще одна пара уток пролетела над ними. Будь у братьев настроение получше, они бы понаблюдали за птицами, пытаясь определить их вид, но сейчас оба промолчали. Когда свист крыльев затих вдали, Райан сказал;
— Я знаю, как сильно ты ее любишь. Сейчас ты, должно быть, живешь, как в аду.
— Да, это сплошной кошмар.
Райан притянул Тома и обнял его, потом несколько раз погладил брата по рукаву.
— Парень у тебя что надо.
— Хорош, правда? Должен признать, что его мать потрудилась на славу, воспитав такого сына.
— Послушай, хочешь, я поговорю с Клэр?
— Не уверен, что это поможет.
— Ну, попытка не пытка.
— Да, ты можешь попробовать.
— Позвоню ей на следующей неделе. Если я еще хоть чем-то могу помочь, только скажи.
— Наверное, мне надо будет куда-то податься на День Благодарения.
— Приезжай к нам.
Оба помолчали. Райан смотрел на луч света, падавший из окошка хижины.
— Ну что ж, нам надо отправляться. Конни уже дома, а дорога назад займет у нас не менее полутора часов.
— Да, наверное…
Оба отошли от машины. Братья нечасто обнимались, но сейчас они обнялись еще раз, несчастье Тома сблизило их, и еще больше сближало понимание того, что для младшего Гарднера испытания пока не закончились.
— Эй, послушай, братишка, звони, если я тебе понадоблюсь, ладно?
— Угу. — Том отвернулся, старательно моргая, и направился к домику. На ступеньках он задержался и, уже взявшись за дверную ручку, сказал брату: — Знаешь, если ты будешь звонить Клэр, то звони попозже, а то у нее каждый день репетиции.
— Понятно.
— А после перезвони мне, ладно? Передашь, что она ответит.
— Ладно.
Райан снова опустил руку на плечо брата. Присущая ему энергичность исчезла, уступив место печали.
Через десять минут Том стоял на ступеньках и смотрел, как две машины выворачивали со двора. Он поднял руку, прощаясь. Совсем стемнело, и Гарднер представил себе, как Райан возвращается домой, к Конни, и как они с детьми оживленно болтают за ужином. Он подумал о своем собственном доме без него: Клэр, Робби и Челси, затихшие и молчаливые. Потом он мысленно нарисовал себе картину, как Кент, вернувшись домой, рассказывает матери о всех родственниках, с которыми сегодня познакомился. За спиной Тома старики закрыли дверь и собирались, должно быть, провести ночь за картами. С тех пор, как он поведал Клэр о Кенте, в его жизни было много грустных моментов, но ни один не мог сравниться с сегодняшним. Никогда еще Том так остро не ощущал своего одиночества в мире, где все были разделены на пары. Даже утки, пролетавшие над головой, жили парами. А он оставался один, и осень уже готовилась стать зимой.
Том зашел в хижину. Он был прав — старики достали карты, его отец выходил из ванной, а дядя Клайд полез в холодильник за пивом.
— Поеду немного развеюсь, — сказал Том.
— Куда? — спросил Уэсли.
— В аптеку, за каплями от кашля.
Выражение лица старика говорило, что его так просто не проведешь.
— Ну хорошо, — сдался Том, в отчаянии от того, что приходится выкладывать этим двум все. — Не думаю, что вы поверили бы мне, если бы я заявил, что отправляюсь в бордель.
— Не-а. Я бы не поверил.
— Ну хорошо, я собираюсь поговорить с Клэр.
— Вот в это я верю. Удачи.
Ведя машину к дому, он пытался разобраться в своих чувствах. В душе царили страх и надежда. Большая жалость к себе и огромная неуверенность, непривычная для него. В голове все время крутилось: А что, если я только делаю все хуже? Вдруг у нее кто-то есть? Могла ли ока пригласить Джона Хэнделъмэна? Неужели она сделает это? А если я опять расстрою детей? Если она начнет кричать, плакать, гнать меня прочь?
Временами он начинал злиться, и от этого чувствовал себя лучше, в конце концов, он сделал все, что мог, чтобы заслужить ее прощение, а она уж слишком большое значение придавала одной-единственной ошибке в его жизни и слишком маленькое — всем годам, прожитым вместе. Самое отвратительное было, что, подойдя к собственным дверям, он задумался, не стоит ли постучать. Ведь он покупал этот дом, черт побери! Он лично красил эту самую дверь и переставлял дверную ручку. Ключ был здесь, в его кармане! И что, он будет стучать? Ну уж нет! Том вошел. На кухне было пусто, горел свет. Где-то наверху играло радио. Он подошел к лестнице на второй этаж и увидел, что из спальни падает свет.
— Клэр? — позвал он.
— Я в спальне! — через минуту ответила она.
Он медленно поднялся по ступенькам, прошел мимо открытых дверей в пустые, темные детские и остановился у последней двери. Клэр стояла у трюмо и вдевала сережку. На ней были туфли на высоком каблуке, темно-синяя юбка и блузка с бледными цветами, которую он никогда до этого не видел. В комнате стоял запах духов «Эсти Лаудер», которыми она пользовалась много лет.
— Привет, — сказал Том.
— Привет, — ответила она, вдевая вторую сережку и наклонив голову набок.
— Где дети?
— Робби на свидании. Челси у Мэрили.
— Мэрили Сэнд? — Эту девочку никто из них не любил. — Она в последнее время часто там бывает?
— Папа, давай-ка здесь приберем.
— Зачем? — Уэсли оглядел разваливающийся журнальный столик, покосившуюся кипу газет, сползшие с мебели чехлы, кошмарную кухонную раковину. Повсюду одна рухлядь и грязь.
— Не знаю, как ты можешь жить в этом свинарнике.
— Это меня не беспокоит.
— Я знаю, но давай придадим всему этому хоть какой-то вид.
— Ну ладно, ладно. — Уэсли выбрался из кресла. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Только одно. Выброси все, к чему ты не прикасался за последние полгода, после этого прими душ и надень чистые вещи. Я позабочусь обо всем остальном.
Уэсли посмотрел на свои бесформенные штаны и рубашку цвета хаки. Потом перевел взгляд на Тома. А чем эти не годятся? — было написано у него на лице. Он снова опустил глаза, стряхнул с рубашки засохший яичный желток и хмыкнул, думая непонятно о чем. Затем принялся сортировать газеты.
Клайд прибыл без четверти два. Он, в отличие от брата, очень большое внимание уделял своей внешности и одежде. Взглянув разок на Уэсли, Клайд поговорил:
— Елки-палки, посмотрите только на него! Том, дай-ка мне перочинный ножик, я вырежу на стене сегодняшнее число.
— Закрой поддувало, Клайд, а не то я тебе его закрою! Клайд подавил смешок.
— Как тебе удалось это, Том, ты что, приковал его в Душе наручниками? Господи, Уэсли, ты такой чистенький. Будешь вести себя хорошо, и я возьму тебя к девочкам в следующий раз.
Кент приехал ровно в два. Он затормозил свой «лексус» и вышел, представ перед всеми тремя Гарднерами, ожидающими его на задних ступеньках. Том сделал шаг вперед. Снова наступил момент неловкости, неуверенности с обеих сторон, как перед тем, когда они с Кентом обнялись.
— Здравствуй, Кент.
— Здравствуйте, сэр.
— Ну… ты как раз вовремя.
— Да, сэр.
После неловкой паузы Том сказал:
— Что ж, иди сюда… познакомься с папой.
Он проводил парня к ступенькам, мучаясь сомнениями, как его представить. В конце концов он решил не упоминать об их родстве, надеясь, что со временем все образуется само собой.
— Кент, это мой отец, Уэсли Гарднер, и мой дядя, Клайд Гарднер. Папа, дядя Клайд, это мой сын Кент Аренс.
Мой сын Кент Аренс. Впечатление от этого первого признания оказалось гораздо более сильным, чем Том ожидал. Мой сын, мой сын, мой сын… Счастье захлестнуло его. Старик тем временем знакомился с парнем. Уэсли протянул руку, готовясь обменяться рукопожатием, но задержался, улыбаясь Кенту и глядя то на Тома, то снова на внука.
— Так точно, — провозгласил он, — ты мальчик Тома. И в тебе есть немного от бабушки тоже. Ее рот, ты видишь, Клайд? Правда, у него рот Анни?
Кент неуверенно улыбнулся. Потом позволил себе рассмеяться, и, когда он пожимал руку Клайда, самые трудные моменты были уже позади.
— Ну, пошли внутрь, я покажу тебе, где живу. — Уэсли повел их в дом. — Твой папа заставил меня сегодня перевернуть тут все вверх дном, пытался избавиться от рыбного запаха. Не знаю, как ты, а я не нахожу ничего плохого в рыбном запахе. Это делает дом уютнее. Любишь рыбалку, сынок?
— Никогда не ловил рыбу.
— Никогда! Ну, мы этим займемся, верно, Клайд? Сейчас уже поздновато, но на следующее лето, когда откроется сезон — только подожди! Я дал твоему папе удочку, еще когда он не дорос даже до моего геморроя, и должен тебе сказать, мальчишка знал, как ловить! С тобой мы несколько задержались, но, может, еще не все потеряно. Ты когда-нибудь видел спиннинг системы Фенвик, Кент?
— Нет, сэр, не видел.
— Лучшая удочка… — Уэсли остановился и повернулся, шутливо нахмурившись. — Сэр? Что это еще за «сэр»? Не знаю, как тебе, но мне сегодня здорово повезло. Только что получил нового внука, и если ты не против, то зови меня дедушкой, как все остальные внуки. Ну, попробуй?
Кент не мог сдержать улыбки. Трудно было не улыбаться, глядя на такого славного старика, как Уэсли.
— Дедушка, — произнес Аренс.
— Так-то лучше. Теперь иди сюда. Я покажу тебе мой Фенвик Золотое Крыло. Только недавно оснастил его катушкой Дайва.
Клайд встрял в разговор:
— Ты только послушай его и тоже попадешься на удочку. Думает, что у него лучший спиннинг и катушка в мире, но мои-то лучше. У меня Дж. Лумис и Пшмано Страдик две тысячи, и можешь спросить у него, кто поймал самую большую пучеглазую этим летом. Давай, спроси его!
— Кто поймал самую большую пучеглазую, дедушка? — спросил Кент, невольно подыгрывая старикам.
Уэсли заворчал на брата:
— Черт побери, Клайд, ты взвешиваешь свою рыбу на тех древних ржавых весах, на которых, должно быть, взвешивали еще кита, который проглотил Иону!
— Древние, зато точные, — ухмыльнулся Клайд.
— Тогда скажи ему, чей спиннинг поймал самого большого ушастого окуня!
— Эй, погодите! — прервал их Кент. — Погодите, погодите! Что это такое — ушастый окунь? И кто эта пучеглазая?
Оба старика уставились на него в полном изумлении.
— Что такое окунь! — хором выдохнули они. Потом посмотрели друг на друга… на Кента… снова друг на друга. Выражение их лиц говорило: «Бедный ущербный ребенок». Уэсли покачал головой.
— Ай-яй-яй, как же нам придется потрудиться! — Он поднял руку, чтобы сдвинуть на затылок кепку, которой сейчас там не было, и почесать голову. — Ай-яй-яй.
Они провели вместе сказочный день. Кент узнал о своем дедушке и дедушке Клайде больше, чем об отце. Он сидел на диване и слушал, как старики вспоминали о тех днях, когда они были мальчишками и жили в Александрии, штат Миннесота, а их родители владели пансионатом. Он узнал, что летом Уэсли и Клайд спали на сеновале под навесом, а ночью мочились в банку из-под варенья, которую держали под кроватью, пока их мать не обнаружила ее во время уборки. После этого им пришлось поклясться, что такое никогда не повторится и что они будут ходить, куда надо, не боясь темноты и комаров. Тогда у них еще был дружок по имени Свити, не самый большой умник, но, как самый старший в их компании, он получил права уже в шестом классе. Свити пользовался большой популярностью у 11 — 12-летних мальчишек, не умеющих водить автомобиль. Они все разъезжали в его машине, воровали арбузы, кидали змей в почтовые ящики, приклеивали монеты к тротуару и насыпали сахар в солонки в местных барах. Они хохотали, вспоминая Хэллоуин, когда, положив собачьи какашки в бумажный мешок, мальчишки поджигали его у соседских дверей, звонили и убегали. А однажды они украли огромный лифчик и панталоны с веревки, на которой сушила белье их учительница английского, миссис Фабрики, и прицепили их к флагштоку у школы.
— Ха-ха! Помнишь, какая она была толстенная? Клайд развел руки, словно пытался удержать две битком набитые сумки с продуктами.
— Как пара годовалых поросят в мешке.
— И здесь тоже! — Уэсли хлопнул себя по заду.
— Когда ветер надул ее подштанники, учителя вывели младшие классы на улицу, потому что решили, что наступило солнечное затмение!
— А помнишь, какие у нее были усы?
— Конечно. Она брилась чаще, чем ребята из старших классов. Должно быть, многие из них ей завидовали. Но не я. Я помню, что к тому времени и сам уже имел густую поросль. — Клайд потер подбородок, прищурив один глаз. — Девчонки на меня глазели вовсю.
— Да уж. Ты, наверное, и по борделям уже шатался. Клайд только хихикнул, довольный собой.
— А что, завидуешь, Уэсли?
— Вот дерьмо! — Уэсли откинулся назад в кресле и двумя руками поскреб грудь. — Стану я завидовать такой трепотне, да еще от типа, у которого давление в четыре раза выше, чем его уровень интеллекта.
Том не прерывал стариков, наблюдая за Кентом, иногда встречаясь с ним взглядом и обмениваясь полуулыбками. При упоминании борделя парень испытал легкое замешательство, но он был достаточно умен, чтобы понять — это у стариков постоянная шутка. Когда они закончили пикировку, Уэсли достал альбомы с фотографиями и показал Кенту снимки, где был запечатлен Том в детстве.
— Вот твой папа как раз после того, как мы забрали его из роддома. Помню, как его мучил животик и твоей бабушке приходилось целыми ночами носить его на руках. А вот он с соседской девочкой, Жерри Джонсон. Они часто играли вместе во дворе, и я учил их обоих плавать. Он не говорил тебе, что ходил на курсы спасателей? Вот, — палец Уэсли скользнул по странице, — вот это я помню.
Просмотр фотографий продолжался, от снимков футбольной команды Тома в школе до выпускных в колледже и свадебных. Альбомы еще не были убраны с кухонного стола, когда послышался автомобильный гудок и все посмотрели в сторону задней двери. В ее верхней части помещалось окошко с клетчатой красно-белой занавеской, отброшенной в сторону. Сквозь него были видны четверо новых гостей, выбиравшихся из красного «форда-бронко».
— Да это Райан с детьми, — поднимаясь и подходя к двери, объявил Уэсли. — Похоже, что Конни с ними нет. — Он открыл двери. — Гляди-ка, кто приехал!
Раздались голоса:
— Привет, дедушка! Привет, отец.
Том тоже встал, испытывая легкое волнение. Он не ожидал приезда старшего брата с детьми, которые ничего не знали о Кенте. Они жили в полутора часах езды, в Сент-Клауд, и виделись нечасто, только когда заранее договаривались. Все происходило очень быстро. Вновь прибывшие зашли в хижину, Кент медленно поднялся, вопросительно глядя на Тома. Клайд принялся пожимать протянутые руки и хлопать по спинам, а Райан увидел младшего брата.
— Ух ты, черт побери. А я думал, что придется ехать к тебе, чтобы повидаться.
Они похлопали друг друга по плечам.
— Повезло тебе сегодня, братишка. А где Конни?
— В каком-то антикварном магазине с сестрой. Я прихватил ребят и сказал им: «Поехали, навестим деда». — Он с любопытством взглянул на Кента и спросил Тома: — А твоя половина?
— Дома.
— С детьми?
— Ага.
— Они в порядке?
— Да. Все прекрасно.
— А это кто?
Райан полностью переключил внимание на Кента. Старший брат Тома был его увеличенной копией, с седеющими висками, широкой грудью и в очках.
— Это… — Том подошел к Кенту. — Это надо объяснить. — Без сомнения, судьба предоставляла ему очень подходящую возможность. Он опустил руку на плечо Кента. — Что я буду счастлив сделать, если ты не против, Кент.
Кент посмотрел отцу прямо в глаза и ответил:
— Не против, сэр.
Но он не мог скрыть восхищения при виде такого богатства — целой череды родственников — дядя… двоюродные сестры и брат, почти одного с ним возраста, с которыми можно подружиться, если все будет хорошо.
Том сжал его плечо и звучным голосом, безо всяких извиняющихся ноток, произнес:
— Этой мой сын, Кент Аренс.
В комнате наступила такая тишина, что можно было услышать, как на их генеалогическом древе прорезался новый листок. Никто не шевелился. Никто, казалось, не дышал. Затем Райан, скрыв удивление, протянул лапищу размером с боксерскую перчатку и потряс руку Кента. Том представил его:
— Кент, это твой дядя Райан.
— Здравствуйте, сэр.
— А это Брент, Алисой и Эрика.
Они все уставились друг на друга, кто-то покраснел. Старики внимательно наблюдали за реакцией молодых. Наконец Уэсли сказал:
— Ну что, так и будете молчать?
Девочки пробормотали: «Привет», а парни обменялись рукопожатием. Пятнадцатилетняя Эрика, все еще не в силах оторвать глаз от Кента, выдохнула:
— Ух ты… то есть я хотела сказать, где ты был все эти годы?
Раздались смешки, которые несколько сняли напряжение, Кент тоже рассмеялся, прежде чем ответить:
— Жил со своей мамой в Остине, штат Техас. Все снова ощутили неловкость, и Том сказал:
— Давайте сядем, и мы с Кентом расскажем вам все. Больше нет никаких секретов. Об этом знают все в школе и все в семье, за исключением Конни, конечно, а ей вы сможете рассказать, когда вернетесь домой. Не каждый день обнаруживаешь нового родственника, так что пусть отношения между вами начнутся как положено — с правды. Папа, свари еще кофе.
Все уселись, и Том поведал неприкрытую правду, не упуская ничего. Иногда Кент дополнял его речь, смотря на отца или разглядывая остальных, все еще под впечатлением от того, что обрел сразу столько родни. Они пили кофе и пиво, ели купленные в магазине пирожки, и Кент нашел общую тему для разговора с Брентом, который заканчивал университет в Дулуте, готовясь стать дефектологом. Девятнадцатилетняя Алисон работала в банке, а Эрика все никак не могла перестать удивляться тому, что у нее теперь появился еще один двоюродный брат, и всякий раз, заговаривая с Кентом, смущалась и краснела.
Позже вечером Райан и Том нашли время для разговора наедине. Уже спускались сумерки, и старшему из Гарднеров пора было собираться вместе с детьми домой.
— Давай выйдем на минутку, — сказал Райан, и братья, набросив куртки, выбрались из домика, сразу окунувшись в холодный октябрьский вечер. Бок о бок они оперлись о прохладный бампер машины Райана, глядя на нависшие облака стального цвета, видневшиеся в просветах между сосен. Пара уток пронеслась над ними. Ветер посвистывал вокруг хижины, взлохмачивая волосы братьев и пригибая высокие сухие стебли травы у дорожки. Иногда им казалось, что редкие хлопья снега тают на их лицах, но на фоне серого неба снег не был виден.
— Почему ты не позвонил? — спросил Райан.
— Не знал, что сказать.
— Черт, я же твой брат. Не надо ничего выдумывать, ты ведь знаешь это.
— Да, знаю. — Уткнув подбородок в грудь, Том разглядывал носки своих туфель.
— Ты оставил Клэр, — взволнованно проговорил старший брат.
— Нет, это она меня оставила. Просто так вышло, что мне пришлось уехать.
— Не могу в это поверить. — Голос Райана звучал так, словно он еще не оправился от шока.
— И я не могу.
— Я всегда считал, что вы двое настолько сроднились, ничто не может вас разлучить! Черт, мы с Конни ссоримся гораздо чаще.
Они немного помолчали, в хмуром, таком же, как природа вокруг них, настроении. Каждый чувствовал печаль в душе другого. Наконец Райан обнял Тома за плечи.
— Ну и как тебе живется? Неплохо? Том поежился и скрестил руки и ноги.
— Жить с отцом не очень-то удобно.
— Могу представить.
— Я собираюсь снять квартиру. Эта грязь меня просто с ума сводит.
— У тебя есть мебель?
— Нет.
— Тогда что, ты будешь жить с кем-то?
— Нет, ничего подобного.
— Так между тобой и этой женщиной ничего нет?
— Абсолютно ничего.
— Ну, это хорошо. По крайней мере, без лишних сложностей. Ты собираешься вернуться к Клэр или как?
— Если она захочет. Пока что она на тропе войны. Не желает меня видеть. Говорит, что ей нужно время, чтобы со всем разобраться и преодолеть обиды.
— Как ты думаешь, сколько времени это займет? Том вздохнул и, подняв лицо к небу, закрыл глаза.
— Не знаю. Не пойму ее. Райан крепче сжал его плечи.
— Да уж, кто поймет этих женщин? — Потом предложил: — Что я могу сделать? Ты только скажи.
— Ничем ты не можешь помочь.
— У меня есть старая мебель, кресло-кровать, которое не поместилось в комнате Брента, и пара столиков с пластмассовым верхом.
— Нет, спасибо, я, наверное, возьму что-нибудь в аренду. Ничего слишком постоянного, знаешь ли. — Постоянное или нет, но это предложение звучало довольно мрачно для них обоих. — Я все откладывал и откладывал, потому что жить одному слишком одиноко, тем более когда каникулы. У отца не очень чисто, зато повеселее. И дядя Клайд заходит каждый день, и они начинают изгаляться друг над другом, ты же знаешь, как они это любят.
— Да уж, — хмыкнул Райан, — знаю.
Еще одна пара уток пролетела над ними. Будь у братьев настроение получше, они бы понаблюдали за птицами, пытаясь определить их вид, но сейчас оба промолчали. Когда свист крыльев затих вдали, Райан сказал;
— Я знаю, как сильно ты ее любишь. Сейчас ты, должно быть, живешь, как в аду.
— Да, это сплошной кошмар.
Райан притянул Тома и обнял его, потом несколько раз погладил брата по рукаву.
— Парень у тебя что надо.
— Хорош, правда? Должен признать, что его мать потрудилась на славу, воспитав такого сына.
— Послушай, хочешь, я поговорю с Клэр?
— Не уверен, что это поможет.
— Ну, попытка не пытка.
— Да, ты можешь попробовать.
— Позвоню ей на следующей неделе. Если я еще хоть чем-то могу помочь, только скажи.
— Наверное, мне надо будет куда-то податься на День Благодарения.
— Приезжай к нам.
Оба помолчали. Райан смотрел на луч света, падавший из окошка хижины.
— Ну что ж, нам надо отправляться. Конни уже дома, а дорога назад займет у нас не менее полутора часов.
— Да, наверное…
Оба отошли от машины. Братья нечасто обнимались, но сейчас они обнялись еще раз, несчастье Тома сблизило их, и еще больше сближало понимание того, что для младшего Гарднера испытания пока не закончились.
— Эй, послушай, братишка, звони, если я тебе понадоблюсь, ладно?
— Угу. — Том отвернулся, старательно моргая, и направился к домику. На ступеньках он задержался и, уже взявшись за дверную ручку, сказал брату: — Знаешь, если ты будешь звонить Клэр, то звони попозже, а то у нее каждый день репетиции.
— Понятно.
— А после перезвони мне, ладно? Передашь, что она ответит.
— Ладно.
Райан снова опустил руку на плечо брата. Присущая ему энергичность исчезла, уступив место печали.
Через десять минут Том стоял на ступеньках и смотрел, как две машины выворачивали со двора. Он поднял руку, прощаясь. Совсем стемнело, и Гарднер представил себе, как Райан возвращается домой, к Конни, и как они с детьми оживленно болтают за ужином. Он подумал о своем собственном доме без него: Клэр, Робби и Челси, затихшие и молчаливые. Потом он мысленно нарисовал себе картину, как Кент, вернувшись домой, рассказывает матери о всех родственниках, с которыми сегодня познакомился. За спиной Тома старики закрыли дверь и собирались, должно быть, провести ночь за картами. С тех пор, как он поведал Клэр о Кенте, в его жизни было много грустных моментов, но ни один не мог сравниться с сегодняшним. Никогда еще Том так остро не ощущал своего одиночества в мире, где все были разделены на пары. Даже утки, пролетавшие над головой, жили парами. А он оставался один, и осень уже готовилась стать зимой.
Том зашел в хижину. Он был прав — старики достали карты, его отец выходил из ванной, а дядя Клайд полез в холодильник за пивом.
— Поеду немного развеюсь, — сказал Том.
— Куда? — спросил Уэсли.
— В аптеку, за каплями от кашля.
Выражение лица старика говорило, что его так просто не проведешь.
— Ну хорошо, — сдался Том, в отчаянии от того, что приходится выкладывать этим двум все. — Не думаю, что вы поверили бы мне, если бы я заявил, что отправляюсь в бордель.
— Не-а. Я бы не поверил.
— Ну хорошо, я собираюсь поговорить с Клэр.
— Вот в это я верю. Удачи.
Ведя машину к дому, он пытался разобраться в своих чувствах. В душе царили страх и надежда. Большая жалость к себе и огромная неуверенность, непривычная для него. В голове все время крутилось: А что, если я только делаю все хуже? Вдруг у нее кто-то есть? Могла ли ока пригласить Джона Хэнделъмэна? Неужели она сделает это? А если я опять расстрою детей? Если она начнет кричать, плакать, гнать меня прочь?
Временами он начинал злиться, и от этого чувствовал себя лучше, в конце концов, он сделал все, что мог, чтобы заслужить ее прощение, а она уж слишком большое значение придавала одной-единственной ошибке в его жизни и слишком маленькое — всем годам, прожитым вместе. Самое отвратительное было, что, подойдя к собственным дверям, он задумался, не стоит ли постучать. Ведь он покупал этот дом, черт побери! Он лично красил эту самую дверь и переставлял дверную ручку. Ключ был здесь, в его кармане! И что, он будет стучать? Ну уж нет! Том вошел. На кухне было пусто, горел свет. Где-то наверху играло радио. Он подошел к лестнице на второй этаж и увидел, что из спальни падает свет.
— Клэр? — позвал он.
— Я в спальне! — через минуту ответила она.
Он медленно поднялся по ступенькам, прошел мимо открытых дверей в пустые, темные детские и остановился у последней двери. Клэр стояла у трюмо и вдевала сережку. На ней были туфли на высоком каблуке, темно-синяя юбка и блузка с бледными цветами, которую он никогда до этого не видел. В комнате стоял запах духов «Эсти Лаудер», которыми она пользовалась много лет.
— Привет, — сказал Том.
— Привет, — ответила она, вдевая вторую сережку и наклонив голову набок.
— Где дети?
— Робби на свидании. Челси у Мэрили.
— Мэрили Сэнд? — Эту девочку никто из них не любил. — Она в последнее время часто там бывает?