Страница:
Моника потерла лоб.
— Это слишком для меня. Ваша мама сейчас дома?
— Очень скоро будет… — Челси посмотрела на часы. — После шести, когда закончатся собрания.
Моника встала.
— Тогда давайте подождем до шести и подъедем к вам, я подожду в своей машине, а вы вдвоем зайдете и попросите ее выйти и поговорить со мной. Ну, как?
— А Кент?
— Кент останется здесь. Не надо, чтобы она увидела, как он крутится поблизости, это может вызвать ее негодование. Если вы хотите помирить ее с ним, то сделаете это позже, когда меня не будет рядом и она свыкнется с мыслью о возвращении вашего отца.
— Ты не против, Кент? — спросил Робби.
— Конечно, нет. Поговорим потом, по телефону. Сразу после шести они все спустились вниз и начали надевать пальто и куртки. Моника открыла боковую дверь, ведущую в гараж, и сказала:
— Я выведу машину и поеду за вами.
Через минуту за стеной зажужжал электропривод и дверь гаража поднялась. Ребята стояли в коридоре, они и хотели, и боялись прикоснуться друг к другу, и надеялись, что другой сделает это первым.
— Ну, удачи, — проговорил Кент.
— Спасибо, — ответил Робби.
— Да, спасибо, — добавила Челси.
— Мама справится, не беспокойтесь.
На улице хлопнула дверца автомобиля и заработал мотор.
— Ну ладно, поговорим позже, хорошо?
— Да, конечно.
Здесь, в вестибюле этого теплого дома, между ними впервые зародилось взаимопонимание и неравнодушие, родственные гены подталкивали ребят к тому, чтобы разрушить все барьеры, так долго разделявшие их. Каждый хотел спросить: ты не против того, чтобы обняться? — но смущение не позволяло этого.
— Я бы хотел… — заговорил Кент, но запнулся.
— Да, я знаю, — думая о том же, сказала Челси. — Еще не очень поздно, правда?
— Нет, — вступил Робби, — не очень. Мы только начинаем.
Кто-то из них улыбнулся. Потом другой. Скоро все трое улыбались… смеялись… парни обнялись первыми, их глаза повлажнели, и они ни за что не смогли бы сейчас вымолвить ни слова. Челси и Кент обнялись более осторожно, едва касаясь друг друга. Но это помогло всем, и это открыло двери развитию прекрасных родственных связей в будущем.
— Удачи, — прошептал Кент на ухо Челси перед тем, как отпустить ее.
— Спасибо.
Потом он выпустил их и стоял, сунув руки в карманы джинсов, не обращая внимания на холодный ветер, ворвавшийся в дом, и глядя, как его брат и сестра сели в машину, помахали ему и тронулись. Кент не заходил в дом, пока не услышал, как Робби посигналил ему. Аренс поднял руку, прощаясь, и держал ее долго после того, как Робби и Челси могли его видеть.
Глава 18
— Это слишком для меня. Ваша мама сейчас дома?
— Очень скоро будет… — Челси посмотрела на часы. — После шести, когда закончатся собрания.
Моника встала.
— Тогда давайте подождем до шести и подъедем к вам, я подожду в своей машине, а вы вдвоем зайдете и попросите ее выйти и поговорить со мной. Ну, как?
— А Кент?
— Кент останется здесь. Не надо, чтобы она увидела, как он крутится поблизости, это может вызвать ее негодование. Если вы хотите помирить ее с ним, то сделаете это позже, когда меня не будет рядом и она свыкнется с мыслью о возвращении вашего отца.
— Ты не против, Кент? — спросил Робби.
— Конечно, нет. Поговорим потом, по телефону. Сразу после шести они все спустились вниз и начали надевать пальто и куртки. Моника открыла боковую дверь, ведущую в гараж, и сказала:
— Я выведу машину и поеду за вами.
Через минуту за стеной зажужжал электропривод и дверь гаража поднялась. Ребята стояли в коридоре, они и хотели, и боялись прикоснуться друг к другу, и надеялись, что другой сделает это первым.
— Ну, удачи, — проговорил Кент.
— Спасибо, — ответил Робби.
— Да, спасибо, — добавила Челси.
— Мама справится, не беспокойтесь.
На улице хлопнула дверца автомобиля и заработал мотор.
— Ну ладно, поговорим позже, хорошо?
— Да, конечно.
Здесь, в вестибюле этого теплого дома, между ними впервые зародилось взаимопонимание и неравнодушие, родственные гены подталкивали ребят к тому, чтобы разрушить все барьеры, так долго разделявшие их. Каждый хотел спросить: ты не против того, чтобы обняться? — но смущение не позволяло этого.
— Я бы хотел… — заговорил Кент, но запнулся.
— Да, я знаю, — думая о том же, сказала Челси. — Еще не очень поздно, правда?
— Нет, — вступил Робби, — не очень. Мы только начинаем.
Кто-то из них улыбнулся. Потом другой. Скоро все трое улыбались… смеялись… парни обнялись первыми, их глаза повлажнели, и они ни за что не смогли бы сейчас вымолвить ни слова. Челси и Кент обнялись более осторожно, едва касаясь друг друга. Но это помогло всем, и это открыло двери развитию прекрасных родственных связей в будущем.
— Удачи, — прошептал Кент на ухо Челси перед тем, как отпустить ее.
— Спасибо.
Потом он выпустил их и стоял, сунув руки в карманы джинсов, не обращая внимания на холодный ветер, ворвавшийся в дом, и глядя, как его брат и сестра сели в машину, помахали ему и тронулись. Кент не заходил в дом, пока не услышал, как Робби посигналил ему. Аренс поднял руку, прощаясь, и держал ее долго после того, как Робби и Челси могли его видеть.
Глава 18
Клэр с Томом договорились встретиться в его кабинете в шесть часов, и, когда она пришла, он уже запирал двери.
— Ну, как у тебя прошел день? — хриплым шепотом поинтересовалась она.
Он вытащил ключ и обернулся.
— Похоже, тебе сегодня досталось.
— Да, было ужасно. — Она потрогала горло и крепче прижала к груди пачку бумаг, которые несла с собрания.
— Ты добавляла мед себе в чай?
— Столько, что скоро начну жужжать и отращивать крылья.
Они подошли к главному входу, и Том боком толкнул металлический поручень, пропуская жену вперед.
— Не самый лучший день для того, чтобы читать нотации своему ребенку.
— И это мы будем делать? — спросила Клэр. — Читать ей нотации?
— Не знаю. У меня не было возможности подумать, как справиться с ситуацией.
— У меня тоже.
Звук их шагов сливался, когда они шли к своим машинам. Такие моменты бывали в их жизни и раньше, когда инстинкт подводил и им приходилось искать лучший способ решения проблем с детьми. Многие годы им удавалось справляться с этим и поступать так, что выигрывали все четверо.
— Прежде всего, я считаю, надо поговорить с ней, чтобы она высказала все свои чувства, — сказал Том.
— Да, должно быть.
— Она станет обвинять нас.
— Знаю.
— И она права. Это, в основном, наша вина.
— Да, я согласна.
Уже стемнело, похолодало, и поднялся ветер. Он гулял по пустому двору, заставляя звенеть флагшток. Машины Гарднеров стояли по разные стороны школы. Том и Клэр остановились на тротуаре перед его автомобилем.
— Клэр, что касается Джона Хэндельмэна… Обернувшись, она посмотрела на мужа.
— Пожалуйста, Том, я не могу сейчас это обсуждать. Вначале мне надо разобраться с Челси. Может, попозже, после того как поговорим с ней, мы удалимся в какое-нибудь тихое место и все выясним.
В его сердце проснулась надежда.
— Я могу точно на это рассчитывать?
— Да, если у меня совсем не пропадет голос.
Том сжимал в руке ключи от машины, ветер трепал полы его пальто и лохматил ему волосы, а его душа жаждала только одного — покончить с их ссорой.
— Хорошо. Значит, сейчас я еду за тобой домой.
— Ладно.
Она пошла к своей машине.
— Клэр? — окликнул ее Том.
Она остановилась и оглянулась, с удивлением заметив на его лице улыбку.
— Я знаю, что у тебя болит горло, но твой голос звучит чертовски сексуально.
Он сел в машину, а она, слегка усмехнувшись, пошла по тротуару к другой стороне здания.
Когда они приехали домой, автомобиля детей на дорожке не было. Клэр загнала свою машину в гараж, Том оставил свою снаружи. Жена подождала мужа у дверей, и оба почувствовали в этот момент, как странно менять то, что повторялось день за днем годами, — он всегда парковался рядом, и сейчас пустое место в гараже выглядело так же печально, как пустая половина его кровати. Они вместе зашли в дом, пересекли гостиную, как бывало раньше. Везде горел свет, но стояла тишина. Клэр положила материалы родительских собраний на кухонный стол и повесила пальто в шкаф в прихожей, а Том задержался у раковины, чтобы попить воды. Клэр приятно было слышать звук закрывающейся дверцы буфета и бегущей воды. Она подошла к лестнице и позвала:
— Челси? Тишина.
— Челси? — громче повторила Клэр, вытянув шею.
Проворчав что-то неразборчивое, она стала подниматься по лестнице. Двери в обе детские спальни были открыты, там горел свет. Клэр обнаружила, что комната Челси чисто убрана, на аккуратно застеленной кровати лежало несколько стопок белья и носков, а часть несложенных вещей образовала кучку на полу. В другой день Клэр решила бы, что дочь где-нибудь в доме, но сегодня вид пустой комнаты заставил ее заволноваться. Она вбежала в пустую комнату сына.
— Робби?
Недоумевая, она поспешила вниз со словами:
— Том, там нигде нет детей? — Ее сердце сжалось. Он стоял у подножия лестницы, глядя вверх.
— Нет. И наверху тоже?
— Нет. У них горит свет, и Челси оставила груду белья на полу посреди комнаты.
— Что?
Том кинулся наверх, пока Клэр спускалась вниз.
— Том, она же наказана! Она не стала бы выходить из дома, и Робби тоже, не оставив записки!
Он перепрыгивал через две ступеньки, Клэр смотрела, как муж исчез за одной, потом за другой дверью, потом вернулся и стал спускаться, задав по пути вопрос:
— Они говорили что-нибудь о планах на вечер?
— Нет, ничего.
Она пошла за ним на кухню, где он открыл входную дверь и вгляделся в темноту. Потом, уже в гостиной, он долгое время стоял с обеспокоенным видом, медленно обводя взглядом комнату, будто искал оброненную серьгу.
— Так, их здесь нет, — сказал Том, возвращаясь на кухню. — Может, они пошли купить что-нибудь к ужину.
— Они бы оставили записку. Они знали, что собрания закончатся в шесть. И кроме того, когда я наказываю, то это серьезно. Просто не верится, чтобы Челси могла нарушить мои приказания.
— Должно быть, всему этому есть логическое объяснение.
Она хорошо знала мужа: он скрывал свое беспокойство, чтобы она не стала паниковать.
— Том… — неуверенно произнесла Клэр.
Он отвернулся, возможно для того, чтобы спрятать лицо, но выдал себя тем, что обхватил одну руку другой и хрустнул пальцами. Притворяясь спокойным, он тем не менее все время выглядывал в окно, надеясь увидеть подъезжающую «нову».
— Том, я волнуюсь… а если они… Он резко обернулся.
— Не о чем волноваться, Клэр. Не надо ничего предполагать.
— Но она оставила белье наполовину сложенным, и свет по всему дому. Если бы ты видел, как она была одета прошлой ночью, ты бы понял, в каком она состоянии.
Гарднеры смотрели друг на друга, ожидая поддержки и пытаясь успокоить один другого, как было в прошлом, и опасаясь шагнуть навстречу. Но сила привычки — или необходимости — наконец взяла верх.
— Клэр, — проговорил Том и сделал первый шаг. Она сделала второй.
И внезапно оказалась в его объятиях, в этой мирной гавани, где покоилась любовь и где страх уступал место надежде. Они не целовались, только прижались друг к другу, и это придавало им силы, а их сердца ускорили свой бег. Кухня, где они сейчас стояли, в отсутствие Тома казалась опустевшей, и даже когда они все собирались за столом, то были просто группой людей, а не семьей. Несколько секунд они с Клэр не отпускали друг друга, чувствуя, как крепнут те нити, что связывали их все эти годы. В душе Тома и его жены вновь поселились одинаковые для обоих ощущения — страх за детей и надежда, что скоро их семья заживет прежней жизнью. Дочь Гарднеров всеми силами старалась добиться этого и решила, что проиграла, так что куда она теперь сбежала и с кем?
— Я упустила ее, Том, — прошептала Клэр, и у нее перехватило горло.
— Нет, Клэр, нет, — успокаивающе проговорил он. — Сейчас не время винить себя. Что нам надо делать, так это искать ее, и Робби тоже. — Он разжал объятия, продолжая держать жену за руки. — У тебя есть какая-нибудь идея, где они могут быть?
— Нет, Том, я пыталась представить, но…
В этот момент по подъездной дорожке скользнул свет фар, а затем с головокружительной скоростью пронесся автомобиль. Он затормозил в ту же секунду, как Том выглянул в окно.
— Слава Богу, они вернулись. Похоже, они пригласили кого-то еще… здесь две машины.
Второй автомобиль подъехал к началу дорожки и остановился. Фонарь у входа в гараж осветил яркий, цвета морской волны, бок этого автомобиля.
— Какого черта? — нахмурившись, пробормотал Том.
— Кто это?
— Не уверен, но, кажется, Кент.
Том опустил оконную занавеску, хлопнули дверцы машины и прозвучали приглушенные голоса. Через секунду Робби и Челси влетели в дом и, задыхаясь, остановились на ярко освещенной кухне, не приближаясь к родителям.
— Где вы были? — закричал Том.
Вместо того чтобы отвечать ему, Челси повернулась к Клэр.
— Мы говорили с кем-то, с кем, считаем, и тебе надо поговорить, ма.
— С кем? — спросила Клэр.
Челси произнесла умоляющим голосом:
— Просто пойдем с нами, пожалуйста, ма.
— Кто там?
Робби сделал шаг вперед, и от отчаяния его голос прозвучал резко:
— Мама, можешь ты хоть раз в жизни не проверять, а сделать то, что мы просим?
Клэр в замешательстве посмотрела на сына. Потом на дочь. Тишину нарушили просящие интонации Челси, звучавшие гораздо мягче, она, казалось, вкладывала в каждое слово свое сердце:
— Мы хотим, чтобы ты набросила пальто и вышла. В конце дорожки тебя кто-то ждет. Ты сделаешь это для нас, ма?
— Кто там?
Уже на грани слез, Челси обернулась к отцу и взмолилась:
— Папа, заставь ее сделать это, пожалуйста! Потому что мы не знаем, что еще придумать, это последний выход.
Том посмотрел на Клэр, заинтригованный и одновременно желающий убедить ее поступить так, как просят дети, потому что осознавал, что ей надо принимать во внимание их чувства, если ей дорог их брак и их семья. Ну а если там Кент, то надо же заключить с ним какое-то перемирие, так ведь? Потому что Том собирался видеться с ним регулярно и стать ему настоящим отцом.
— Клэр? — просто сказал он.
Она увидела серьезность и просьбу в глазах мужа, потом надежду в глазах детей, поняла, какое огромное значение они придавали этой встрече, и что сейчас было не время наказывать их за нарушение правил. Если они с Томом намерены починить то, что было разрушено, то она должна сделать к этому шаг и встретиться с тем, кто ее ждал.
— Хорошо, — сказала она, увидела, как облегченно опустились плечи всех троих, надела пальто и, не говоря больше ни слова, вышла.
Свет от гаража золотым лучом падал на дорожку и на бок голубого «лексуса». Нет, подумала Клэр. Пожалуйста, я не могу этого сделать. Но она заставила ноги пронести ее мимо двух машин к той, один синий блеск которой заставлял ее последние два месяца ощущать гнев и ревность, как только она видела автомобиль.
Клзр прошла уже полпути, когда дверца открылась и из машины кто-то вышел. Моника Аренс ждала, изучающе глядя на Клэр поверх крыши. Клэр остановилась в пятнадцати футах.
— Пожалуйста, не уходите, — сказала Моника.
— Я не ожидала, что это окажетесь вы. Я думала, здесь ваш сын.
— Знаю. Простите, если это оказалось для вас шоком. Мы можем поговорить?
Неуверенность охватила Клэр: это та самая женщина, которая была близка с Томом за неделю до их свадьбы. Она забеременела от него в то время, когда Клэр уже носила его ребенка, и этот факт все еще волновал Клэр. Но она вспомнила умоляющие лица детей и Тома, когда они просили ее пройти через это. Будущее ее семьи зависело сейчас только от нее.
— Да. Давно пора, правда?
— Вы не против, чтобы сесть в мою машину? Здесь теплее.
Клэр была против, но поборола себя.
— Хорошо, — сказала она и села.
Огонек на щитке приборов создавал в салоне аквамариновый полумрак. Наедине с Моникой Аренс Клэр чувствовала себя запуганной и попавшей в западню и приготовилась невзлюбить ее еще больше, хотя и была вынуждена скрывать это. Моника сказала:
— Я бы предпочла говорить не в моей машине, но дети настояли. Думаю, нам лучше было бы встретиться на нейтральной территории, но… выбор оказался не за мной.
— Нет, ничего… все в порядке.
— Не знаю, что они вам сказали.
— Ничего. Только, что снаружи ждет кто-то, кто хочет со мной поговорить.
— Простите за вторжение. Думаю, вы испытали шок, когда увидели, как я выходила из машины.
Клэр нервно рассмеялась.
— Да, можно так сказать. — Ее измученный голос эхом отразился от стен машины.
— Ну что ж, позвольте, я объясню — все началось с того, что наши дети пришли ко мне сегодня и попросили меня это сделать. Наши дети — и ваши, и мой.
— Вместе? — Клэр была изумлена.
— Да, вместе. Кажется, они обо всем договорились и решили, что раз уж они родня друг другу, то чем скорее они сдружатся, тем лучше. Некоторое время они все про вели здесь, в вашем доме. Не уверена, что вы знаете об этом.
— Нет, не знаю, — еле слышно проговорила Клэр. — Я… я ничего этого не знаю.
— Ну, а после того, как они отсюда уехали, они явились ко мне и умоляли поговорить с вами, и именно здесь. Должна признаться, что вначале я была против этой идеи, но они оказались настойчивее и просили очень искренне, поэтому я приехала, что меня совсем не радует, так же, как и вас. И все-таки я здесь.
Клэр не ожидала от Моники такой прямоты и теперь, понимая, что они обе испытывают одинаковые чувства, перестала держаться настороже. После глубокого вздоха Моника продолжала:
— Думаю, будет лучше всего, если я честно скажу, что знаю о том, что вы с мужем расстались. Я знаю, что вы живете раздельно почти с тех пор, как мы сюда приехали.
Клэр почувствовала, что краснеет, — признаться этой женщине в том, что ее брак распадается, означало для нее самый больной удар по самолюбию.
— Да, это так, но на следующей неделе мы обращаемся к психологу.
— Хорошо. Но теперь вы должны точно знать, как складываются наши с Томом отношения. Между нами абсолютно ничего нет, и вы должны в это поверить. По правде говоря, никогда и не было. В ту ночь, когда мы оказались в одной постели, имела место всего-навсего случайная связь, и ничего более. Это непростительно с моей стороны, да и с его тоже. Но если вы позволите прошлому или тому, что, как предполагаете, происходит между нами сейчас, — если вы позволите этому разрушить ваш брак, — то вы совершите самую большую ошибку в своей жизни.
Облегчение огромной волной накатило на Клэр. Она все еще барахталась в его течении, когда Моника поспешила продолжить:
— Вы можете спросить меня все, что угодно, о том, когда мы встречались и разговаривали с Томом, и я отвечу вам абсолютно честно. Что вы хотите знать? Виделась ли я с ним? Да. Где? В моем доме, и это был совершенно произвольный выбор. Все, что мы делали, — это говорили о Кенте и какой выход из ситуации окажется лучшим для всех.
Сердце Клэр колотилось так сильно, что отдавалось в висках, но она не упустила возможности выяснить деталь, засевшую у нее в мозгу с тех пор, как она об этом услышала.
— Моя соседка говорила, что видела вас с ним в машине, на стоянке у ресторана, как раз после того, как начались занятия в школе.
— Да, действительно. Это был один из тех дней, когда мы запутались во всей эмоциональной неразберихе и не могли решить, рассказать ли воем о Кенте или нет. Наверное, было глупо встретиться там, но в то время мы об этом не думали, а только пытались разобраться в сумятице, которую сами и создали. Если хотите, то обвиняйте во всем меня. Я совершила самую главную ошибку много лет назад, когда решила не говорить Тому о своей беременности или о рождении Кента. Теперь, с годами, мы все поумнели и знаем, что женщина одна не вправе решать, имеет ли мужчина права на своего ребенка, если тот рожден вне брака. Но в те дни такие вещи часто сохранялись втайне, и многие отцы никогда не имели возможности участвовать в воспитании своих детей. Я была неправа. Повторяю это снова и снова и прошу вашего прощения так же, как прощения Тома и Кента. Если бы я не скрыла правду, то и разрыв между вами и Томом никогда бы не произошел и вся ваша семья по-прежнему жила бы вместе.
У Клэр подступили к глазам слезы. Стесняясь того, что Моника может их увидеть, она повернулась лицом к окошку.
— Не знаю, чего я ожидала, когда увидела вас у машины, но, наверное, была такая мысль, что, может быть, вы собираетесь… сказать мне… ну, что вы с Томом любите друг друга и чтобы я… дала ему свободу.
— Нет-нет! — Моника слегка прикоснулась к рукаву Клэр, заглядывая ей в лицо. — Пожалуйста, поверьте мне. Если бы я любила его, я бы так и сказала, потому что такой я человек. Ничего не скрываю. — Она убрала руку и откинулась на спинку сиденья, изучая профиль Клэр на фоне слабо освещенного окошка. — Есть кое-что еще, что я должна сказать, и это труднее всего. Я говорю это по двум причинам — потому что вам надо это услышать и потому, что я обязана это признать после стольких лет. — Она на секунду остановилась. — В ту ночь, в ночь мальчишника Тома, мы оба поступили неправильно. Я и тогда это знала, и признаю это сейчас. Просто не придавайте этому слишком большого значения, после стольких лет. Я знаю, что это трудно, но слишком многое зависит от этого. Постарайтесь понять — он был молод, лишился иллюзий и испытывал давление, потому что должен был жениться. Но я скажу вам и то, чего вы до этого не знали. Когда я переехала сюда и Том впервые пришел ко мне домой — единственный раз, когда он пришел, он рассказал мне, как сильно он вас любит, и что с тех пор, как он женился на вас, его жизнь с каждым годом становится все счастливее и счастливее. — Голос Моники упал до искреннего шепота. — Ваш муж очень любит вас, миссис Гарднер. Я думаю, настояв на разъезде, вы разбили ему сердце. У вас двое прекрасных детей, которые так хотят, чтобы их мама и папа помирились. Пожалуйста, верните его.
Клэр подняла наполненные слезами глаза на Монику, а та продолжала уговаривать ее.
— Сегодня так много семей разрушаются и так много одиноких родителей, вроде меня. Мне не надо вам об этом говорить, работая в школе, вы все знаете. И хотя мне не за что извиняться в том, что касается воспитания сына, я понимаю, что такие семьи, как ваша — самые лучшие, — где есть и мать, и отец, и дети, которых они воспитали вместе. Это остается американской мечтой, но, увы, она устаревает. Если бы у меня было такое прошлое, как у вас с Томом, и двое прекрасных детей, и все эти счастливые годы вдвоем, я бы боролась за то, чтобы удержать мужа, а не за то, чтобы выгнать его прочь. Вот. Я сказала, что хотела. А теперь поступайте, как знаете.
В тишине, которая последовала за этим, женщины сидели неподвижно, связанные тем, что обеим пришлось обнажить душу. Клэр нашла салфетку в кармане пальто и вытерла нос, а потом, опустив глаза, молча позволила эмоциям плясать причудливый танец в ее душе. Здесь были и облегчение, и благодарность, и уважение к той женщине, что сидела рядом, надежда и сильное волнение, когда она представляла, как войдет в дом и посмотрит Тому в глаза. Наконец она вздохнула и повернулась к Монике.
— Знаете, я всегда была готова к тому, чтобы невзлюбить вас.
— Это можно понять.
— Вчера на собрании я пыталась мысленно обвинить вас в чем-то, но не смогла. Меня даже рассердило, что не смогла. Я бы хотела, чтобы вы оказались… — Клэр пожала плечами, — не знаю… с какими-нибудь изъянами. Грубой, или, может быть, непонятливой, или высокомерной, чтобы я могла критиковать вас, если не открыто, то в душе. А теперь я понимаю, почему Кент такой воспитанный.
— Спасибо.
— Наверное, нам надо поговорить и о нем тоже.
— Если хотите.
— Это надо было сделать на собрании, и я понимала это.
— Но тогда мы бы перешли за рамки чисто деловых отношений.
— Все равно непростительно с моей стороны.
— Ой, не казните себя так. Мы разговариваем сейчас, вот что важно.
— И вообще, мы вчера отлично со всем справились, принимая во внимание то, что творилось у нас в душе, — решила Клэр.
— Да, действительно.
Если бы они были подругами, это признание вызвало бы улыбку на их лицах. Но обе знали, что никогда не станут подругами. Но они могли из врагов превратиться в союзников.
— Что касается Кента… — проговорила Клэр.
— Можно понять, как трудно вам принять его, и я это осознаю.
— Но я должна. Я это понимаю.
— Да, ради своих детей.
— И ради Тома.
— И ради Тома. Я знаю, что дети, все трое, ждут этого и, думаю, Том тоже. Вы, наверное, слышали, что он встречался с Кентом после того, как вы разъехались. Они пытаются установить отношения, как между отцом и сыном. Но на это потребуется время.
— Время и поддержка с моей стороны, вот что вы хотите сказать, ведь так?
— Мм… ну, да… да, так.
Снова наступила тишина. Теперь Клэр уже вполне освоилась с Моникой.
— Я скажу вам что-то, чего не говорила еще даже Тому. У меня было много времени обдумать, как решить этот вопрос, если мы с ним снова будем жить вместе, и я поняла, что нынешний учебный год — всего лишь небольшой отрезок времени по сравнению с годами, ожидающими нас в будущем. Когда он закончится, и Кент поступит в колледж, я думаю, мне будет легче относиться к нему объективно. И я не стану лгать вам и говорить, что желание моих детей ничего не значит, потому что это не так. Если они хотят узнать своего брата поближе, то я не буду им мешать.
— Не хотите же вы сказать, что он окажется желанным гостем в вашем доме?
Клэр потребовалось время, чтобы ответить.
— Ой, Моника, вы меня обескураживаете.
— Тогда не отвечайте. Пусть пройдет время.
— Время… да. Доброе старое время. Оно действительно лечит, ведь так?
— Думаю, да.
— Наверное, надо спросить — как вы отнеслись к тому, что мои дети явились к вам в дом?
— Я была ошарашена. Потом, привыкнув к их присутствию, я поняла, что оно нисколько мне не угрожает, тем более что они все трое решили стать друзьями, невзирая на то, что скажут их родители. И кстати, раз вы сделали мне комплимент по поводу моего сына, я поступлю так же. Ваши ребята очень милые.
— Спасибо.
— Значит… мы с вами должны здесь, так сказать, раскурить трубку мира.
— Иначе ничего хорошего не выйдет и мы только причиним себе боль.
— Точно.
Клэр перевела дух, она чувствовала себя все лучше и лучше.
— Ну и денек выдался. Представьте себе — чуть больше двадцати четырех часов назад вы подошли к моему столу в спортзале, с симпатичной новой прической и макияжем, уверенная в себе, и я, глядя на вас, подумала: Если эта женщина не влюблена в моего мужа, то я съем школьный журнал.
— Каким образом может новая прическа натолкнуть на такую мысль?
— Это глупо, но кто-то когда-то сказал мне, что женщина, которая влюбляется, всегда делает новую прическу и выглядит привлекательнее, чем раньше.
— Я сделала новую прическу, потому что мне нужна была эмоциональная встряска. В нашем доме тоже держалась напряженная атмосфера. Должна признаться, что сейчас, поговорив с вами обо всем, я чувствую себя намного легче. Теперь, если вы только скажете, что собираетесь помириться с Томом, я отправлюсь домой совсем удовлетворенная.
— Конечно, я именно это и собираюсь сделать.
— Хорошо.
Впервые за время разговора Моника улыбнулась. Ее улыбка осветила полутемный салон машины, а глаза спокойно смотрели на Клэр, улыбнувшуюся в ответ.
— Спасибо, Моника.
— Благодарите наших детей. Они оказались намного смелее меня. Им пришлось подсказать мне, как поступить правильно.
Женщинам было трудно найти прощальные слова. Клэр положила пальцы на ручку двери и оглянулась на Монику.
— Ну, я пошла. — И открыла дверцу.
— Удачи.
— Спасибо. И вам тоже. От всего сердца.
— Ну, как у тебя прошел день? — хриплым шепотом поинтересовалась она.
Он вытащил ключ и обернулся.
— Похоже, тебе сегодня досталось.
— Да, было ужасно. — Она потрогала горло и крепче прижала к груди пачку бумаг, которые несла с собрания.
— Ты добавляла мед себе в чай?
— Столько, что скоро начну жужжать и отращивать крылья.
Они подошли к главному входу, и Том боком толкнул металлический поручень, пропуская жену вперед.
— Не самый лучший день для того, чтобы читать нотации своему ребенку.
— И это мы будем делать? — спросила Клэр. — Читать ей нотации?
— Не знаю. У меня не было возможности подумать, как справиться с ситуацией.
— У меня тоже.
Звук их шагов сливался, когда они шли к своим машинам. Такие моменты бывали в их жизни и раньше, когда инстинкт подводил и им приходилось искать лучший способ решения проблем с детьми. Многие годы им удавалось справляться с этим и поступать так, что выигрывали все четверо.
— Прежде всего, я считаю, надо поговорить с ней, чтобы она высказала все свои чувства, — сказал Том.
— Да, должно быть.
— Она станет обвинять нас.
— Знаю.
— И она права. Это, в основном, наша вина.
— Да, я согласна.
Уже стемнело, похолодало, и поднялся ветер. Он гулял по пустому двору, заставляя звенеть флагшток. Машины Гарднеров стояли по разные стороны школы. Том и Клэр остановились на тротуаре перед его автомобилем.
— Клэр, что касается Джона Хэндельмэна… Обернувшись, она посмотрела на мужа.
— Пожалуйста, Том, я не могу сейчас это обсуждать. Вначале мне надо разобраться с Челси. Может, попозже, после того как поговорим с ней, мы удалимся в какое-нибудь тихое место и все выясним.
В его сердце проснулась надежда.
— Я могу точно на это рассчитывать?
— Да, если у меня совсем не пропадет голос.
Том сжимал в руке ключи от машины, ветер трепал полы его пальто и лохматил ему волосы, а его душа жаждала только одного — покончить с их ссорой.
— Хорошо. Значит, сейчас я еду за тобой домой.
— Ладно.
Она пошла к своей машине.
— Клэр? — окликнул ее Том.
Она остановилась и оглянулась, с удивлением заметив на его лице улыбку.
— Я знаю, что у тебя болит горло, но твой голос звучит чертовски сексуально.
Он сел в машину, а она, слегка усмехнувшись, пошла по тротуару к другой стороне здания.
Когда они приехали домой, автомобиля детей на дорожке не было. Клэр загнала свою машину в гараж, Том оставил свою снаружи. Жена подождала мужа у дверей, и оба почувствовали в этот момент, как странно менять то, что повторялось день за днем годами, — он всегда парковался рядом, и сейчас пустое место в гараже выглядело так же печально, как пустая половина его кровати. Они вместе зашли в дом, пересекли гостиную, как бывало раньше. Везде горел свет, но стояла тишина. Клэр положила материалы родительских собраний на кухонный стол и повесила пальто в шкаф в прихожей, а Том задержался у раковины, чтобы попить воды. Клэр приятно было слышать звук закрывающейся дверцы буфета и бегущей воды. Она подошла к лестнице и позвала:
— Челси? Тишина.
— Челси? — громче повторила Клэр, вытянув шею.
Проворчав что-то неразборчивое, она стала подниматься по лестнице. Двери в обе детские спальни были открыты, там горел свет. Клэр обнаружила, что комната Челси чисто убрана, на аккуратно застеленной кровати лежало несколько стопок белья и носков, а часть несложенных вещей образовала кучку на полу. В другой день Клэр решила бы, что дочь где-нибудь в доме, но сегодня вид пустой комнаты заставил ее заволноваться. Она вбежала в пустую комнату сына.
— Робби?
Недоумевая, она поспешила вниз со словами:
— Том, там нигде нет детей? — Ее сердце сжалось. Он стоял у подножия лестницы, глядя вверх.
— Нет. И наверху тоже?
— Нет. У них горит свет, и Челси оставила груду белья на полу посреди комнаты.
— Что?
Том кинулся наверх, пока Клэр спускалась вниз.
— Том, она же наказана! Она не стала бы выходить из дома, и Робби тоже, не оставив записки!
Он перепрыгивал через две ступеньки, Клэр смотрела, как муж исчез за одной, потом за другой дверью, потом вернулся и стал спускаться, задав по пути вопрос:
— Они говорили что-нибудь о планах на вечер?
— Нет, ничего.
Она пошла за ним на кухню, где он открыл входную дверь и вгляделся в темноту. Потом, уже в гостиной, он долгое время стоял с обеспокоенным видом, медленно обводя взглядом комнату, будто искал оброненную серьгу.
— Так, их здесь нет, — сказал Том, возвращаясь на кухню. — Может, они пошли купить что-нибудь к ужину.
— Они бы оставили записку. Они знали, что собрания закончатся в шесть. И кроме того, когда я наказываю, то это серьезно. Просто не верится, чтобы Челси могла нарушить мои приказания.
— Должно быть, всему этому есть логическое объяснение.
Она хорошо знала мужа: он скрывал свое беспокойство, чтобы она не стала паниковать.
— Том… — неуверенно произнесла Клэр.
Он отвернулся, возможно для того, чтобы спрятать лицо, но выдал себя тем, что обхватил одну руку другой и хрустнул пальцами. Притворяясь спокойным, он тем не менее все время выглядывал в окно, надеясь увидеть подъезжающую «нову».
— Том, я волнуюсь… а если они… Он резко обернулся.
— Не о чем волноваться, Клэр. Не надо ничего предполагать.
— Но она оставила белье наполовину сложенным, и свет по всему дому. Если бы ты видел, как она была одета прошлой ночью, ты бы понял, в каком она состоянии.
Гарднеры смотрели друг на друга, ожидая поддержки и пытаясь успокоить один другого, как было в прошлом, и опасаясь шагнуть навстречу. Но сила привычки — или необходимости — наконец взяла верх.
— Клэр, — проговорил Том и сделал первый шаг. Она сделала второй.
И внезапно оказалась в его объятиях, в этой мирной гавани, где покоилась любовь и где страх уступал место надежде. Они не целовались, только прижались друг к другу, и это придавало им силы, а их сердца ускорили свой бег. Кухня, где они сейчас стояли, в отсутствие Тома казалась опустевшей, и даже когда они все собирались за столом, то были просто группой людей, а не семьей. Несколько секунд они с Клэр не отпускали друг друга, чувствуя, как крепнут те нити, что связывали их все эти годы. В душе Тома и его жены вновь поселились одинаковые для обоих ощущения — страх за детей и надежда, что скоро их семья заживет прежней жизнью. Дочь Гарднеров всеми силами старалась добиться этого и решила, что проиграла, так что куда она теперь сбежала и с кем?
— Я упустила ее, Том, — прошептала Клэр, и у нее перехватило горло.
— Нет, Клэр, нет, — успокаивающе проговорил он. — Сейчас не время винить себя. Что нам надо делать, так это искать ее, и Робби тоже. — Он разжал объятия, продолжая держать жену за руки. — У тебя есть какая-нибудь идея, где они могут быть?
— Нет, Том, я пыталась представить, но…
В этот момент по подъездной дорожке скользнул свет фар, а затем с головокружительной скоростью пронесся автомобиль. Он затормозил в ту же секунду, как Том выглянул в окно.
— Слава Богу, они вернулись. Похоже, они пригласили кого-то еще… здесь две машины.
Второй автомобиль подъехал к началу дорожки и остановился. Фонарь у входа в гараж осветил яркий, цвета морской волны, бок этого автомобиля.
— Какого черта? — нахмурившись, пробормотал Том.
— Кто это?
— Не уверен, но, кажется, Кент.
Том опустил оконную занавеску, хлопнули дверцы машины и прозвучали приглушенные голоса. Через секунду Робби и Челси влетели в дом и, задыхаясь, остановились на ярко освещенной кухне, не приближаясь к родителям.
— Где вы были? — закричал Том.
Вместо того чтобы отвечать ему, Челси повернулась к Клэр.
— Мы говорили с кем-то, с кем, считаем, и тебе надо поговорить, ма.
— С кем? — спросила Клэр.
Челси произнесла умоляющим голосом:
— Просто пойдем с нами, пожалуйста, ма.
— Кто там?
Робби сделал шаг вперед, и от отчаяния его голос прозвучал резко:
— Мама, можешь ты хоть раз в жизни не проверять, а сделать то, что мы просим?
Клэр в замешательстве посмотрела на сына. Потом на дочь. Тишину нарушили просящие интонации Челси, звучавшие гораздо мягче, она, казалось, вкладывала в каждое слово свое сердце:
— Мы хотим, чтобы ты набросила пальто и вышла. В конце дорожки тебя кто-то ждет. Ты сделаешь это для нас, ма?
— Кто там?
Уже на грани слез, Челси обернулась к отцу и взмолилась:
— Папа, заставь ее сделать это, пожалуйста! Потому что мы не знаем, что еще придумать, это последний выход.
Том посмотрел на Клэр, заинтригованный и одновременно желающий убедить ее поступить так, как просят дети, потому что осознавал, что ей надо принимать во внимание их чувства, если ей дорог их брак и их семья. Ну а если там Кент, то надо же заключить с ним какое-то перемирие, так ведь? Потому что Том собирался видеться с ним регулярно и стать ему настоящим отцом.
— Клэр? — просто сказал он.
Она увидела серьезность и просьбу в глазах мужа, потом надежду в глазах детей, поняла, какое огромное значение они придавали этой встрече, и что сейчас было не время наказывать их за нарушение правил. Если они с Томом намерены починить то, что было разрушено, то она должна сделать к этому шаг и встретиться с тем, кто ее ждал.
— Хорошо, — сказала она, увидела, как облегченно опустились плечи всех троих, надела пальто и, не говоря больше ни слова, вышла.
Свет от гаража золотым лучом падал на дорожку и на бок голубого «лексуса». Нет, подумала Клэр. Пожалуйста, я не могу этого сделать. Но она заставила ноги пронести ее мимо двух машин к той, один синий блеск которой заставлял ее последние два месяца ощущать гнев и ревность, как только она видела автомобиль.
Клзр прошла уже полпути, когда дверца открылась и из машины кто-то вышел. Моника Аренс ждала, изучающе глядя на Клэр поверх крыши. Клэр остановилась в пятнадцати футах.
— Пожалуйста, не уходите, — сказала Моника.
— Я не ожидала, что это окажетесь вы. Я думала, здесь ваш сын.
— Знаю. Простите, если это оказалось для вас шоком. Мы можем поговорить?
Неуверенность охватила Клэр: это та самая женщина, которая была близка с Томом за неделю до их свадьбы. Она забеременела от него в то время, когда Клэр уже носила его ребенка, и этот факт все еще волновал Клэр. Но она вспомнила умоляющие лица детей и Тома, когда они просили ее пройти через это. Будущее ее семьи зависело сейчас только от нее.
— Да. Давно пора, правда?
— Вы не против, чтобы сесть в мою машину? Здесь теплее.
Клэр была против, но поборола себя.
— Хорошо, — сказала она и села.
Огонек на щитке приборов создавал в салоне аквамариновый полумрак. Наедине с Моникой Аренс Клэр чувствовала себя запуганной и попавшей в западню и приготовилась невзлюбить ее еще больше, хотя и была вынуждена скрывать это. Моника сказала:
— Я бы предпочла говорить не в моей машине, но дети настояли. Думаю, нам лучше было бы встретиться на нейтральной территории, но… выбор оказался не за мной.
— Нет, ничего… все в порядке.
— Не знаю, что они вам сказали.
— Ничего. Только, что снаружи ждет кто-то, кто хочет со мной поговорить.
— Простите за вторжение. Думаю, вы испытали шок, когда увидели, как я выходила из машины.
Клэр нервно рассмеялась.
— Да, можно так сказать. — Ее измученный голос эхом отразился от стен машины.
— Ну что ж, позвольте, я объясню — все началось с того, что наши дети пришли ко мне сегодня и попросили меня это сделать. Наши дети — и ваши, и мой.
— Вместе? — Клэр была изумлена.
— Да, вместе. Кажется, они обо всем договорились и решили, что раз уж они родня друг другу, то чем скорее они сдружатся, тем лучше. Некоторое время они все про вели здесь, в вашем доме. Не уверена, что вы знаете об этом.
— Нет, не знаю, — еле слышно проговорила Клэр. — Я… я ничего этого не знаю.
— Ну, а после того, как они отсюда уехали, они явились ко мне и умоляли поговорить с вами, и именно здесь. Должна признаться, что вначале я была против этой идеи, но они оказались настойчивее и просили очень искренне, поэтому я приехала, что меня совсем не радует, так же, как и вас. И все-таки я здесь.
Клэр не ожидала от Моники такой прямоты и теперь, понимая, что они обе испытывают одинаковые чувства, перестала держаться настороже. После глубокого вздоха Моника продолжала:
— Думаю, будет лучше всего, если я честно скажу, что знаю о том, что вы с мужем расстались. Я знаю, что вы живете раздельно почти с тех пор, как мы сюда приехали.
Клэр почувствовала, что краснеет, — признаться этой женщине в том, что ее брак распадается, означало для нее самый больной удар по самолюбию.
— Да, это так, но на следующей неделе мы обращаемся к психологу.
— Хорошо. Но теперь вы должны точно знать, как складываются наши с Томом отношения. Между нами абсолютно ничего нет, и вы должны в это поверить. По правде говоря, никогда и не было. В ту ночь, когда мы оказались в одной постели, имела место всего-навсего случайная связь, и ничего более. Это непростительно с моей стороны, да и с его тоже. Но если вы позволите прошлому или тому, что, как предполагаете, происходит между нами сейчас, — если вы позволите этому разрушить ваш брак, — то вы совершите самую большую ошибку в своей жизни.
Облегчение огромной волной накатило на Клэр. Она все еще барахталась в его течении, когда Моника поспешила продолжить:
— Вы можете спросить меня все, что угодно, о том, когда мы встречались и разговаривали с Томом, и я отвечу вам абсолютно честно. Что вы хотите знать? Виделась ли я с ним? Да. Где? В моем доме, и это был совершенно произвольный выбор. Все, что мы делали, — это говорили о Кенте и какой выход из ситуации окажется лучшим для всех.
Сердце Клэр колотилось так сильно, что отдавалось в висках, но она не упустила возможности выяснить деталь, засевшую у нее в мозгу с тех пор, как она об этом услышала.
— Моя соседка говорила, что видела вас с ним в машине, на стоянке у ресторана, как раз после того, как начались занятия в школе.
— Да, действительно. Это был один из тех дней, когда мы запутались во всей эмоциональной неразберихе и не могли решить, рассказать ли воем о Кенте или нет. Наверное, было глупо встретиться там, но в то время мы об этом не думали, а только пытались разобраться в сумятице, которую сами и создали. Если хотите, то обвиняйте во всем меня. Я совершила самую главную ошибку много лет назад, когда решила не говорить Тому о своей беременности или о рождении Кента. Теперь, с годами, мы все поумнели и знаем, что женщина одна не вправе решать, имеет ли мужчина права на своего ребенка, если тот рожден вне брака. Но в те дни такие вещи часто сохранялись втайне, и многие отцы никогда не имели возможности участвовать в воспитании своих детей. Я была неправа. Повторяю это снова и снова и прошу вашего прощения так же, как прощения Тома и Кента. Если бы я не скрыла правду, то и разрыв между вами и Томом никогда бы не произошел и вся ваша семья по-прежнему жила бы вместе.
У Клэр подступили к глазам слезы. Стесняясь того, что Моника может их увидеть, она повернулась лицом к окошку.
— Не знаю, чего я ожидала, когда увидела вас у машины, но, наверное, была такая мысль, что, может быть, вы собираетесь… сказать мне… ну, что вы с Томом любите друг друга и чтобы я… дала ему свободу.
— Нет-нет! — Моника слегка прикоснулась к рукаву Клэр, заглядывая ей в лицо. — Пожалуйста, поверьте мне. Если бы я любила его, я бы так и сказала, потому что такой я человек. Ничего не скрываю. — Она убрала руку и откинулась на спинку сиденья, изучая профиль Клэр на фоне слабо освещенного окошка. — Есть кое-что еще, что я должна сказать, и это труднее всего. Я говорю это по двум причинам — потому что вам надо это услышать и потому, что я обязана это признать после стольких лет. — Она на секунду остановилась. — В ту ночь, в ночь мальчишника Тома, мы оба поступили неправильно. Я и тогда это знала, и признаю это сейчас. Просто не придавайте этому слишком большого значения, после стольких лет. Я знаю, что это трудно, но слишком многое зависит от этого. Постарайтесь понять — он был молод, лишился иллюзий и испытывал давление, потому что должен был жениться. Но я скажу вам и то, чего вы до этого не знали. Когда я переехала сюда и Том впервые пришел ко мне домой — единственный раз, когда он пришел, он рассказал мне, как сильно он вас любит, и что с тех пор, как он женился на вас, его жизнь с каждым годом становится все счастливее и счастливее. — Голос Моники упал до искреннего шепота. — Ваш муж очень любит вас, миссис Гарднер. Я думаю, настояв на разъезде, вы разбили ему сердце. У вас двое прекрасных детей, которые так хотят, чтобы их мама и папа помирились. Пожалуйста, верните его.
Клэр подняла наполненные слезами глаза на Монику, а та продолжала уговаривать ее.
— Сегодня так много семей разрушаются и так много одиноких родителей, вроде меня. Мне не надо вам об этом говорить, работая в школе, вы все знаете. И хотя мне не за что извиняться в том, что касается воспитания сына, я понимаю, что такие семьи, как ваша — самые лучшие, — где есть и мать, и отец, и дети, которых они воспитали вместе. Это остается американской мечтой, но, увы, она устаревает. Если бы у меня было такое прошлое, как у вас с Томом, и двое прекрасных детей, и все эти счастливые годы вдвоем, я бы боролась за то, чтобы удержать мужа, а не за то, чтобы выгнать его прочь. Вот. Я сказала, что хотела. А теперь поступайте, как знаете.
В тишине, которая последовала за этим, женщины сидели неподвижно, связанные тем, что обеим пришлось обнажить душу. Клэр нашла салфетку в кармане пальто и вытерла нос, а потом, опустив глаза, молча позволила эмоциям плясать причудливый танец в ее душе. Здесь были и облегчение, и благодарность, и уважение к той женщине, что сидела рядом, надежда и сильное волнение, когда она представляла, как войдет в дом и посмотрит Тому в глаза. Наконец она вздохнула и повернулась к Монике.
— Знаете, я всегда была готова к тому, чтобы невзлюбить вас.
— Это можно понять.
— Вчера на собрании я пыталась мысленно обвинить вас в чем-то, но не смогла. Меня даже рассердило, что не смогла. Я бы хотела, чтобы вы оказались… — Клэр пожала плечами, — не знаю… с какими-нибудь изъянами. Грубой, или, может быть, непонятливой, или высокомерной, чтобы я могла критиковать вас, если не открыто, то в душе. А теперь я понимаю, почему Кент такой воспитанный.
— Спасибо.
— Наверное, нам надо поговорить и о нем тоже.
— Если хотите.
— Это надо было сделать на собрании, и я понимала это.
— Но тогда мы бы перешли за рамки чисто деловых отношений.
— Все равно непростительно с моей стороны.
— Ой, не казните себя так. Мы разговариваем сейчас, вот что важно.
— И вообще, мы вчера отлично со всем справились, принимая во внимание то, что творилось у нас в душе, — решила Клэр.
— Да, действительно.
Если бы они были подругами, это признание вызвало бы улыбку на их лицах. Но обе знали, что никогда не станут подругами. Но они могли из врагов превратиться в союзников.
— Что касается Кента… — проговорила Клэр.
— Можно понять, как трудно вам принять его, и я это осознаю.
— Но я должна. Я это понимаю.
— Да, ради своих детей.
— И ради Тома.
— И ради Тома. Я знаю, что дети, все трое, ждут этого и, думаю, Том тоже. Вы, наверное, слышали, что он встречался с Кентом после того, как вы разъехались. Они пытаются установить отношения, как между отцом и сыном. Но на это потребуется время.
— Время и поддержка с моей стороны, вот что вы хотите сказать, ведь так?
— Мм… ну, да… да, так.
Снова наступила тишина. Теперь Клэр уже вполне освоилась с Моникой.
— Я скажу вам что-то, чего не говорила еще даже Тому. У меня было много времени обдумать, как решить этот вопрос, если мы с ним снова будем жить вместе, и я поняла, что нынешний учебный год — всего лишь небольшой отрезок времени по сравнению с годами, ожидающими нас в будущем. Когда он закончится, и Кент поступит в колледж, я думаю, мне будет легче относиться к нему объективно. И я не стану лгать вам и говорить, что желание моих детей ничего не значит, потому что это не так. Если они хотят узнать своего брата поближе, то я не буду им мешать.
— Не хотите же вы сказать, что он окажется желанным гостем в вашем доме?
Клэр потребовалось время, чтобы ответить.
— Ой, Моника, вы меня обескураживаете.
— Тогда не отвечайте. Пусть пройдет время.
— Время… да. Доброе старое время. Оно действительно лечит, ведь так?
— Думаю, да.
— Наверное, надо спросить — как вы отнеслись к тому, что мои дети явились к вам в дом?
— Я была ошарашена. Потом, привыкнув к их присутствию, я поняла, что оно нисколько мне не угрожает, тем более что они все трое решили стать друзьями, невзирая на то, что скажут их родители. И кстати, раз вы сделали мне комплимент по поводу моего сына, я поступлю так же. Ваши ребята очень милые.
— Спасибо.
— Значит… мы с вами должны здесь, так сказать, раскурить трубку мира.
— Иначе ничего хорошего не выйдет и мы только причиним себе боль.
— Точно.
Клэр перевела дух, она чувствовала себя все лучше и лучше.
— Ну и денек выдался. Представьте себе — чуть больше двадцати четырех часов назад вы подошли к моему столу в спортзале, с симпатичной новой прической и макияжем, уверенная в себе, и я, глядя на вас, подумала: Если эта женщина не влюблена в моего мужа, то я съем школьный журнал.
— Каким образом может новая прическа натолкнуть на такую мысль?
— Это глупо, но кто-то когда-то сказал мне, что женщина, которая влюбляется, всегда делает новую прическу и выглядит привлекательнее, чем раньше.
— Я сделала новую прическу, потому что мне нужна была эмоциональная встряска. В нашем доме тоже держалась напряженная атмосфера. Должна признаться, что сейчас, поговорив с вами обо всем, я чувствую себя намного легче. Теперь, если вы только скажете, что собираетесь помириться с Томом, я отправлюсь домой совсем удовлетворенная.
— Конечно, я именно это и собираюсь сделать.
— Хорошо.
Впервые за время разговора Моника улыбнулась. Ее улыбка осветила полутемный салон машины, а глаза спокойно смотрели на Клэр, улыбнувшуюся в ответ.
— Спасибо, Моника.
— Благодарите наших детей. Они оказались намного смелее меня. Им пришлось подсказать мне, как поступить правильно.
Женщинам было трудно найти прощальные слова. Клэр положила пальцы на ручку двери и оглянулась на Монику.
— Ну, я пошла. — И открыла дверцу.
— Удачи.
— Спасибо. И вам тоже. От всего сердца.