Стампас Октавиан. Великий магистр (Тамплиеры - 2)

   - Надеюсь, вы шутите. Девушка - наш ключ к Гуго де Пейну и его друзьям.
   - Хороши друзья! Бросили ее одну в доме, а сами шляются неизвестно где. Вино пьют, не иначе.
   - Но зато мы знаем где Гуго де Пейн. Давайте-ка и отвезем ее прямо к нему?
   - Можно, - согласился Симон Руши. - Хочу только заметить: и султан Магриба дал бы за нее большие деньги.
   - Прекратите. А то я пожалуюсь на вас тафурам.
   Разговаривая таким образом, оба они повернулись спиной к кровати и вышли на балкон. А когда вернулись в комнату, то в грудь уперлись два острых меча, лежавших до того на столе.
   - Не шевелитесь, - произнесла Алессандра, сверкая глазами. В ее решительности проколоть Кретьена и Руши можно было не сомневаться.
   - А дышать хоть можно? - спросил Кретьен де Труа. - Это, между прочим, мечи, а не забава для молоденьких девушек.
   - Еще одно слово... - предупредила Сандра, нахмурив брови. - Отвечайте: кто вы такие и как я здесь оказалась?
   Но Кретьен и Руши молчали, опасливо косясь на блестящую сталь.
   - Вы что - язык проглотили?
   - А как же "еще одно слово..."? - напомнил трувер. - Лучше поберечься.
   - Ладно, говорите! - Сандра устала держать тяжелые мечи, и чуть опустила их. Кретьен сделал легкое движение, но в мгновение ока острый клинок рассек его брючный пояс, и суконные штаны стали сползать на колени: трувер вынужден был подхватить их руками.
   - Не шевелитесь! - шепнул ему Руши. - Вы что - не видите, что она сумасшедшая? Я говорил, что лучше бы мы продали ее египетского султану.
   - Да, спящая она гораздо привлекательнее, - согласился Кретьен.
   - Что вы там бормочете? - спросила Сандра.
   - Послушайте, вы ведете себя, как разбойница! - возмутился Кретьен. Вместо того, чтобы высказать нам благодарность за свое спасение, вы себе позволяете черт знает что! Разрезали мой ремень! А он, между прочим, стоит три перпера, и покупал я его в Константинополе, здесь таких не бывает.
   - Откуда вы взялись? И где Виченцо и остальные? - сурово спросила Сандра.
   - Кретьен де Труа, это - Симон Руши. Случайно мы узнали, что на вас и ваших друзей готовится покушение. А так как мы прибыли в Палестину к Гуго де Пейну - надеюсь, это имя вам что-то говорит? - то решили помочь его товарищам. Но когда мы пришли в ваш дом, то застали вас одну. Времени терять было нельзя, поскольку вон тот молодец за стенкой, - и трувер кивнул головой в сторону номера Чекко Кавальканти, - уже спешил туда со своими головорезами. Что там произошло дальше - не знаю, но шум стоял на всю улицу.
   По мере того, как Кретьен говорил, глаза Сандры расширялись, а мечи опускались. Выслушав его до конца, она бросила их вниз, и они закачались, вонзившись в деревянный пол.
   - Все ясно, - сказала она. - Это был Чекко Кавальканти!
   Но где Виченцо, Роже, Бизоль?
   - Понятия не имею. Но резались они не с вашими друзьями. Потому что, когда мы уходили, дом был пуст.
   - Может быть, друг с другом? - вставил Руши. - Так бывает, когда голова дуреет.
   - Мне надо отыскать Виченцо. И остальных, - сказала Сандра, устало опустившись в кресло. - Вы мне поможете?
   - С какой стати?
   - Это опасно! - воскликнули одновременно Руши и Кретьен.
   - Тогда я ухожу! - Сандра поднялась и направилась к двери.
   - Погодите, - остановил ее Кретьен. - Это действительно опасно. Город буквально наполнен людьми, которые пытаются вас выкрасть. Вся Яффа кишит ими, как крысами. Я не знаю, чего они от вас хотят, но вам нельзя появляться на улице. Если только вы не приклеите бороду, как Симон. Доверьтесь нам, и мы отвезем вас к Гуго де Пейну.
   - Нет, нет и нет! - упрямо ответила Сандра. Кретьен тяжело вздохнул и выразительно посмотрел на Руши. Тот все понял и потянулся в карман за своими усыпляющими травами.
   По бывшему винному погребу, ставшему темницей для узников, на сей раз вместо Сент-Омера вышагивал Роже, обдумывая план побега.
   - Бизоль! - сказал он наконец. - Ты не хочешь некоторое время побыть покойником?
   - Нет, - ответил великан.
   - А придется, иначе мы не выберемся отсюда. Роже собрал в кружок Виченцо, Бизоля и Жака Греналя и зашептал им свой план. Потом, когда все участники заняли свои места, начал барабанить в железную дверь.
   - А вы - смотрите у меня! - пригрозил он воришкам и торговцу рыбой.
   - Ну что тут? - спросил стражник, отпирая дверь. Он спустился в подвал, а вслед за ним вошли еще двое - с алебардами в руках.
   - Загнулся тут один, - сказал Роже, отступая назад. - А за ним и еще двое на вылет! - он указал на лежащего неподвижно Бизоля и на корчившихся возле бочек Виченцо и Греналя. - Я-то немного разбираюсь в медицине. По всем признакам - это холера! Вы бы убрали их отсюда, а то мы все заразимся.
   - Холера? - повторил начальник стражи, попятившийся от больных.
   - Ну хоть труп выбросьте! Где это видано, чтобы мертвые с живыми лежали?
   - Отнести разве на задний двор? - почесал в затылке главный. - Эй, вы, берите его за ноги! - обернулся он к стражникам. Те, недовольно ворча, опасливо приблизились к "покойному". Но лишь только они ухватили его за башмаки, как Бизоль, согнув ноги в коленях, пнул обоих в причинные места. Стражники отлетели к холерным больным, которые быстро успокоили их, а Роже в это время осторожно опустил на землю потерявшего сознание начальника караула. Потирая ушибленный кулак, Роже скомандовал:
   - Надевайте их камзолы и латы!
   Через некоторое время три стражника, с опущенными на лоб шишаками, вывели из подвала Бизоля и, подгоняя его алебардами, потащили по коридору.
   - Куда вы его? - спросил любопытный охранник, шедшим навстречу.
   - Тебе какое дело? - ответил Роже, опуская кулак ему на голову. - Нет, Бизоль, - обернулся он к другу, - давай-ка ты этим займись, а то я все руки отшиб!
   Они поднялись по лестнице в комнату, где сидело человек семь стражников, распивая вино и играя в кости. Их оружие, мечи и алебарды, стояли в углу, прислоненные к стенке.
   - Сидеть! - приказал Роже, отсекая стражников от оружия, а Виченцо и Греналь занесли над их лицами алебарды.
   Бизоль выбрал себе два меча и посмотрел на самого толстого из охранников.
   - Сколько караульных во дворе? - спросил он.
   - М-много! - заикаясь ответил тот.
   - А где лошади?
   - Там ж-же.
   - А ворота?
   - От-ткрыты.
   - Пойдешь с нами, покажешь.
   Уходя, Роже повернулся к столу и посмотрел на кости.
   - Во что играете, ребята? - спросил он.
   - На большее, - ответил один из них.
   - Давайте так, по честному, - предложил Роже. - Я не хочу вас подводить. Выигрываете вы - мы возвращаемся в подвал; побеждаю я - мы бежим. Согласны?
   - Идет! - хмыкнул стражник. Он взял в руки кости и бросил. Выпали шестерка и пятерка. Его приятели возбужденно вскрикнули, заулыбались.
   - Жаль, не повезло тебе! - улыбнулся Роже, метая кости. Они покатились по столу, а он, не дожидаясь пока они остановятся, вышел за дверь. Стражники наклонились над столом, уставившись на две выпавшие шестерки.
   Толстяк вывел пленников во двор, и они неторопливо пошли вдоль забора к привязанным возле столбов лошадям.
   - Молчок! - посоветовал Роже толстяку, когда они уже садились в седла. - И не ешь на ночь много жареной спаржи с мясом - не будет так пучить!
   Стегнув лошадей, узники помчались к воротам, поднимая столбы пыли, смешавшейся с воплями очнувшейся охраны.
   3
   Раймонд посторонился, пропуская в рыцарский зал даму, лицо которой было скрыто густой вуалью. Судя по ее порывистым движениям, изящному стану, гибкой фигуре, - она принадлежала к тому счастливому возрасту от восемнадцати до двадцати трех лет, когда любовь и безрассудство берут вверх над разумом и достоинством. Одета она была весьма изысканно и богато, кисти рук и тонкую шею украшали золотые браслеты и ожерелье из редких жемчужин, видно она относилась к знатному роду.
   Гуго де Пейн и Милан Гораджич, встав с кресел, почтительно поклонились ей; она же, сделав несколько коротких шагов, в растерянности остановилась.
   - Раймонд, оставь нас, - попросил Гуго де Пейн. - Слушаю вас, сударыня? - и так как она молчала, поглядывая из-под вуали на сербского князя, он добавил: - Вы желаете, чтобы мы разговаривали наедине?
   - Да! - ответила девушка. Голос у нее был звонкий, а из под бархатной шляпки с искусственными розами выбивалась прядь черных волос. Милан Гораджич пожал плечами и пошел к двери. Только когда он скрылся, девушка осторожно подняла вуаль, блеснув темными глазами, горящими как два агата на мраморном лице.
   - Принцесса Мелизинда? Что привело вас сюда? - спросил Гуго де Пейн, предлагая ей кресло.
   - Желание помочь вам, - уклончиво ответила она. - Вам и вашему другу. Я знаю, что он сейчас в тюрьме Мон-Плеси.
   - Людвиг фон Зегенгейм обвинен несправедливо, благодаря интригам барона Жирара, - сказал Гуго де Пейн. - Но вскоре ошибка будет исправлена, и он выйдет на свободу.
   - Дай-то Бог! - согласилась Мелизинда. - Я уверена в его невиновности. Только не было бы слишком поздно.
   - Что вы имеете в виду?
   - Тюрьма Мон-Плеси - ужасное место.
   - Любая темница мало напоминает курорт.
   - Но эта - худшая из всех тюрем. И кроме того, я слышала, что на графа надели железо.
   - Негодяи! - воскликнул Гуго де Пейн. - Мне следовало это ожидать! Неужели ваш отец отдал такой чудовищный приказ?
   - Нет, это сделано вопреки его воле, по распоряжению барона Глобштока, - ответила принцесса. На ее лице вспыхнул слабый румянец, распространившийся от щек к вискам; он сделал ее лицо еще более привлекательным. Гуго де Пейн осторожно рассматривал ее, а она, почувствовав его ненавязчивое внимание, еще сильнее зарделась, но продолжала смотреть прямо в глаза. В них прочитывалось многое, потому что девушка еще не умела скрывать своих чувств, а может быть - не хотела этого. Словно повинуясь неудержимой силе, владевшей ею, она шагнула навстречу рыцарю. Взгляд ее слегка затуманился, а губы чуть приоткрылись, обнажив маленькие белоснежные зубки. Гуго де Пейн несколько отступил в сторону и поспешно произнес, избегая опасного момента, который мог возобладать над разумом:
   - Вы могли бы помочь мне в тайном свидании с Зегенгеймом?
   Мелизинда словно очнулась, услышав его ровный голос.
   - Для этого я и пришла, - так же торопливо ответила она, отводя взор.
   - Когда вы можете устроить встречу?
   - Сегодня. Сейчас. Дежурящий в тюрьме офицер - преданный мне друг.
   - Тогда не будем терять времени?
   - Не будем, - согласилась принцесса. Но ни она, ни Гуго де Пейн не двинулись с места, продолжая смотреть друг на друга. И вновь, - гипноз ли, самовнушение или воплощение девичьих грез? - потянули Мелизинду к рыцарю; а он, чувствуя тающий искусственный холод, окружавший его с тех пор, как он покинул Константинополь, вдруг увидел перед собой - будто в преломившемся свете, отраженном от зеркал, - другое лицо, обрамленное золотистыми волосами, сверкающее вишневым цветом глаз, близкое и родное, плывущее ему навстречу. Потерявши на какие-то мгновения чувство времени и пространства, пронесясь над охваченной огнем землей, он коснулся обеими ладонями пылающих нежных щек, ощутил на своих губах вкус ее губ.
   - Боже мой! - выдохнула Мелизинда, обвивая его шею руками, и он очнулся, отрезвел, сознание вернулось к нему, а вместе с ним - колющая сердце горечь. Гуго де Пейн мягко отстранился, освободил ее руки, ласково произнес:
   - Мы должны поспешить, милая принцесса.
   - Да, да, конечно, - согласилась она, тряхнув головой, будто сбрасывая с себя чары. - Идемте. Моя карета ждет.
   - Почему вы помогаете нам? - спросил Гуго, когда они спускались по лестнице.
   - Потому что... потому, - запнувшись ответила Мелизинда с очаровательной, женской логикой.
   - Ну тогда понятно, - отозвался рыцарь, поддерживая ее локоть.
   То, что произошло между ними несколько минут назад, - было как вспышка молнии в ясный день, не предвещающий грозу. Но за молнией, по всем законам природы должен был последовать гром, а затем - небо должно было расколоться - и смывающие все на своем пути потоки воды хлынуть на землю. Эти потоки могли унести и их, увлечь за собой в водоворот из вспенивавшихся волн любви и страсти. Гуго де Пейн понимал это и старался забыть о своей минутной слабости, стереть обозначенный в воздухе знак, который своей волшебной властью мог погубить его; Мелизинда, еще до конца не пришедшая в себя, послушно следовала рядом с ним, опираясь на его сильную руку, чувствуя какой-то испуг и наполняющую ее радость, ожидая наркотического продолжения своего безумства.
   - Князь, поезжайте следом за нами! - услышала она голос Гуго де Пейна, донесшийся до нее словно бы сквозь густой туман. - Может потребоваться ваша помощь, мы едем к тюрьме Мон-Плеси.
   Потом они сели в карету, которая тронулась и тихо закачалась, и Мелизинда ощутила совсем рядом его плечо, и прикоснулась к нему, склонив голову. Больше всего она хотела бы сейчас, чтобы он ни о чем не говорил, молчал, не отстранялся, и карета ехала бы бесконечно долго. И Гуго де Пейн за всю дорогу не проронил ни слова.
   Тюрьма Мон-Плеси угрюмой приземистой коробкой, напоминавшей болезненный нарост, прилепилась к восточной стене Иерусалима. Она была обнесена высоким каменным забором со сторожевыми башенками из которых выглядывали часовые, а ворота во двор поднимались надо рвом на цепи - словно в рыцарском замке.
   Увидев карету принцессы, и выслушав ее слугу, караульный вызвал начальника стражи, который, рассыпаясь в поклонах перед Мелизиндой и де Пейном, велел опустить мост. Он лично повел принцессу и рыцаря к дежурному офицеру, который в ночное время исполнял обязанности коменданта Рошпора.
   - Здравствуйте, Гронжор! - произнесла принцесса, подавая руку для поцелуя. - Как хорошо, что сегодня дежурите именно вы. Вы проводите меня и мессира де Пейна в камеру Зегенгейма?
   - Но... разрешение Глобштока, - неуверенно начал офицер, волнуясь и заикаясь.
   - Никаких "но"! - строго возразила Мелизинда. - У нас его устное согласие. Идемте, Гронжор.
   - Конечно, конечно, - поспешно отозвался тот. - Прошу вас, сюда! - и он, выхватив у караульного факел, повел своих высоких гостей по длинным и узким коридорам, минуя посты с охраной, спускаясь по винтовым лестницам, обходя зарешеченные камеры с узниками, - по целому лабиринту, из которого казалось простому смертному никогда не найти выхода.
   - Боже мой, какой тут у вас гнусный запах, возмутилась принцесса, зажимая пальчиками нос. Вы что, гноите их заживо?
   - Обычное дело, - отозвался Гронжор. - Мы-то привыкли, а вот вам, с воли... Да, запах есть! - принюхался он. - Кто-нибудь умер, должно быть.
   - И что же - так и лежит?
   - К некоторым узникам велено заглядывать раз в три дня, - смутился офицер. - Не чаще.
   - А еда, питье?
   Гронжор пожал плечами и смутился еще сильнее.
   - А как вы содержите Зегенгейма? - допытывалась Мелизинда.
   - Как всех, - уклончиво отозвался Гронжор и остановился возле маленькой дверцы. - Вот здесь! - сказал он и загремел ключами. После долгой возни, подбирая то один, то другой ключ, Гронжор наконец-то со скрипом открыл дверь. Факел осветил узкую камеру, где на полу, закованный в кандалы лежал человек. Это был Людвиг фон Зегенгейм. Дыхание его было прерывистым, тяжелым, а взгляд - хотя он и приоткрыл глаза и посмотрел на вошедших, пустым и отсутствующим; он словно бы не узнавал Гуго де Пейна, склонившегося над ним. Несмотря на сырость и холод в камере, лицо рыцаря было покрыто большими каплями пота, а кожа и пересохшие губы - посиневшие. Де Пейн, приложив руку к груди, почувствовал его слабое, прерывистое сердцебиение, аорта проталкивала кровь толчками, с неравными промежутками времени.
   - Чем вы его кормили? - спросил Гуго, не оборачиваясь.
   - Сегодня его угощал сам комендант Рошпор! - испуганно сказал офицер.
   - Мерзавцы! - де Пейн посмотрел на Мелизинду. - Они его отравили. Людвиг, вы слышите меня?
   Но рыцарь не отвечал. Глаза его снова закрылись, а голова склонилась на грудь.
   - Надо немедленно перевести его отсюда в больницу, - сказал Гуго. Малейшее промедление - и будет уже поздно.
   - Вы слышите? - потребовала Мелизинда. - Снимите с графа кандалы!
   - Но я не могу этого сделать, - встревожено ответил Гронжор. - Даже ради вас! Нужно разрешение графа Танкреда или барона Глобштока.
   Гуго де Пейн потянулся к ножнам, забыв, что оставил меч в караульном помещении.
   - А разрешение короля вас устроит? - произнесла вдруг Мелизинда.
   - Ну разумеется! - радостно отозвался Гронжор. Он смотрел, как принцесса вынимает и разворачивает гербовую бумагу.
   - Держите, - сказала Мелизинда. - Вот подпись Бодуэна I и королевская печать. Это разрешение на перевод Людвига фон Зегенгейма в другую крепость.
   - Все правильно! - облегченно вздохнул Гронжор. - Простите меня, сейчас я все устрою.
   Он нагнулся над больным рыцарем, вновь загремев ключами, подбирая их к кандалам.
   - Откуда у вас разрешение? - шепотом спросил Гуго, повернувшись к Мелизинде.
   - Я заранее написала его и подделала подпись, - прошептала она в ответ с лукавой улыбкой, - словно предвидела это.
   - Вы - умница! - с нескрываемым восхищением промолвил де Пейн.
   Наконец, оковы упали. Гронжор отступил в сторону, а Гуго легко, как будто брал на руки ребенка, поднял Людвига и пошел вслед за освещавшим обратную дорогу офицером и принцессой. Его беспокоило то, что граф почти не подает признаков жизни. "Только бы успеть!" - подумал де Пейн, всматриваясь в осунувшееся лицо рыцаря, которого, казалось, уже коснулась рука смерти.
   В комнате коменданта, Гронжор сел за стол и начал составлять официальное оформление на перевод узника.
   - К черту! Потом! - сказал Гуго де Пейн, держа графа на руках. Открывайте ворота и велите опустить мост.
   - Выполняйте! - приказала Мелизинда.
   - А вещи Зегенгейма? - спросил Гронжор. - Его латы, меч, пояс?
   - Потом, потом! - прикрикнул на него де Пейн. Наконец мост был опущен, и они вышли из ворот.
   Карета Мелизинды стояла неподалеку. Возле нее на вороном скакуне застыл Милан Гораджич, с изумлением увидев уносимого из тюрьмы Зегенгейма. В это время по улице разнесся стук копыт, и из-за поворота показалась другая карета.
   - А вот и сам Рошпор пожаловал! - удивился офицер, всматриваясь в приближающийся экипаж. - С чего бы вдруг в такое позднее время?
   Гуго де Пейн уже укладывал Зегенгейма в карету принцессы, сама она села рядом, торопливо отдавая приказания кучеру.
   - Князь, задержите их! - попросил де Пейн. Он вскочил на подножку, и карета промчалась мимо остановившегося экипажа Рошпора. Тот высунул из окошка голову, провожая ее взглядом, и подозвал к себе офицера. Пока они разговаривали, Гораджич, соскочив с коня, подобрался с другой стороны. Он нагнулся к рессорам, ухватил их покрепче обеими руками, и, поднатужившись, оторвал от земли, приподнял еще выше, не обращая внимания на крики начальника тюрьмы, а затем, мощным рывком, опрокинул карету на бок. Через мгновение он вскочил на своего коня и помчался вслед за увозящим Людвига де Пейном.
   - ...Куда мы едем? - спросил Гуго де Пейн, усевшись рядом с принцессой; напротив них лежал впавший в бессознательное состояние Зегенгейм.
   - В один мой загородный дом, - ответила Мелизинда. - О его существовании не знает даже отец. Мне подарила его моя тетка, Гертруда. Там ваш друг будет в безопасности.
   - Вы смелая девушка, - произнес Гуго де Пейн. - Благодарю вас. Но не обрушится ли на вас гнев отца?
   - Давайте не думать об этом, - ответила Мелизинда. - Сейчас главное спасти графа.
   - Что мне сделать, чтобы выразить вам нашу общую признательность?
   Мелизинда загадочно посмотрела на него, чуть улыбнувшись.
   - Как бы мне хотелось, чтобы вы догадались, - произнесла она. Князь Гораджич нагнал карету и поехал рядом, постучав по окошку.
   - Что с Людвигом? - крикнул он, наклонившись с седла.
   - Он отравлен! - ответил де Пейн. - Нужен доктор.
   - Мой Джан - лучший целитель на свете, - сказал Милан. - Куда мы направляемся? Сообщите мне адрес, и я вернусь за Джаном.
   Мелизинда, приоткрыв дверцу кареты, на ходу передала месторасположение загородного дома.
   - Хорошо! - крикнул Гораджич, разворачивая коня. - Через полчаса мы приедем!
   Гуго де Пейн некоторое время молчал, обдумывая, как бы выразить то, что он собирался сказать принцессе. Наконец, он решился, не желая больше ставить в ложное положение ни ее, ни себя.
   - Милая принцесса... - начал он с тяжелым сердцем, думая продолжить и объяснить, что он совсем не тот, кого она себе представляет, что она обманута своей детской мечтательностью, и лучше определиться раз и навсегда, чтобы остановиться в самом начале опасного и скользкого пути, потому что их настоящие дороги не пересекаются... но Мелизинда неожиданно прикрыла своей ладонью его губы.
   - Молчите! - потребовала она, почувствовав что он хочет сказать. Иначе я выпрыгну из кареты!
   Гуго де Пейн потянулся и закрыл распахнутую ею дверцу. Ее темные глаза, оказавшиеся совсем рядом, снова обожгли его; они манили и дурманили голову, а легкое дыхание проникало в грудь. "Это наваждение!" - подумал он, чувствуя, как ее губы припадают к его устам.
   - Кажется, мы приехали, - произнес он, некоторое время спустя; карета остановилась. Осторожно подняв Людвига фон Зегенгейма на руки, он перенес его в одноэтажный домик, окруженный живым забором из кустарника. В домике было несколько комнат. Две служанки уже зажигали свечи, растапливали камин и плиту.
   - Побольше теплой воды, - велела им Мелизинда. - Свежие простыни, таз, грелки.
   Она сама отерла мокрое от пота лицо Зегенгейма смоченным в уксусе полотенцем. Гуго де Пейн насильно вливал в горло рыцаря соленую жидкость. Через полчаса к домику, спрятавшемуся в кустах жимолости, подскакали князь Гораджич и Джан. Маленький молчаливый китаец разложил на столике пузырьки, пучки трав, высушенные коренья.
   - Принцесса, теперь вам лучше вернуться назад, - промолвил де Пейн, наблюдая за приготовлениями китайца.
   - Можете не беспокоиться, - поддержал его князь Гораджич, чье просмоленное всеми ветрами мира лицо, выражало олимпийское спокойствие и уверенность. - Я сам когда-то получил смертельный укус кобры, и если бы не Джан... Он мастер по ядам и противоядиям.
   - Я тоже скоро вернусь в Тампль, - произнес де Пейн. - А князь останется здесь, вместе с Людвигом.
   - И мы вернем его вам в целости и сохранности, еще лучше чем прежде, ответил Гораджич, уверенный в том, что принцесса Мелизинда помогает им исключительно из-за своей любви к Людвигу фон Зегенгейму. И эта его уверенность, как ни странно, имела некоторые основания. Еще первое появление двух рыцарей в декабре прошлого года в тронном зале, их поединок с шестью стражниками, гордые взгляды и особое благородство и того, и другого, смутили ее сердце, заставили его биться сильнее и трепетнее. Колеблясь, она отдала предпочтение Гуго де Пейну; но где-то в глубине души, в тайных ее покровах, скрывалось и нежное, еще неосознанное до конца чувство к его товарищу - Людвигу фон Зегенгейму.
   Глава VII
   ВОЯЖ ГРАФА НОРФОЛКА
   Живой, на кладбище уйдет,
   Мертвец вовек не оживет,
   Так мир устроен с той поры,
   Как движется небесный свод...
   Рудаки
   1
   Утром Гуго де Пейн услышал перед воротами Тампля лязг оружия и громкие голоса, а затем в его покои, растолкав слуг вошли прихрамывающий барон Глобшток и толстый, багровый начальник тюрьмы Мон-Плеси Рошпор. Оба были возбуждены и разгневаны.
   - Где Зегенгейм? - с порога начал барон-подагрик.
   - Вы имеете в виду графа Людвига фон Зегенгейма? - любезным тоном произнес де Пейн, не вставая, однако, с кровати. - И закройте дверь, дует!
   - Да, да, именно его! - завопил Рошпор. - Вы увезли его ночью в карете - я сам видел!
   - Кстати, вы не сильно ушиблись? - поинтересовался рыцарь.
   - Принцесса Мелизинда находится под домашним арестом, - вставил барон. - А вы, видно, хотите занять место Зегенгейма. Так где он?
   - Спрыгнул и убежал, - зевнул де Пейн. - Не угодно ли горячего молока?
   - К черту молоко! Вы играете с огнем! - крикнул Рошпор.
   - Послушайте, милейший! - посмотрел на него Гуго, и начальник тюрьмы под его стальным взглядом попятился к двери. - Чем вы накормили или напоили вверенного вам узника, что он пребывал на краю жизни? Чем вы отравили его мышьяком, серой? Я сейчас вас из окна выброшу! - и Гуго сбросил ноги с кровати. Но толстяк Рошпор спрятался за спину барона Глобштока и уже оттуда завопил:
   - Клевета! Никто не виноват, коли у него слабое здоровье!
   - Ладно, оставьте! - поморщился барон. - Гуго де Пейн, с сегодняшнего дня вы находитесь также под домашним арестом. Выходить из дома и перемещаться по городу вам запрещено! Потрудитесь выполнять распоряжения графа Танкреда, иначе мы отыщем для вас свободное местечко в Мон-Плеси!
   И он вместе с перетрусившим Рошпором покинул Тампль. Час спустя слуга Жан принес весточку от князя Гораджича, который сообщал, что самое страшное позади - кризис миновал, и Людвиг понемногу приходит в себя. А еще через пару часов принесли короткую записку от принцессы Мелизинды. Торопливым почерком она написала, что отец, король Бодуэн I, не столько гневается, сколько смеется, и такое же настроение и у графа Танкреда, хотя для видимости они и пошли на уступки барону Глобштоку: но страшного ничего нет. "Скоро увидимся, - приписала она в конце. - Целую". Это последнее слово вывело Гуго де Пейна из себя. Он скомкал записку и бросил ее в угол комнаты. Ну как, как объяснить милой, влюбленной девочке, что она заблуждается, что она не там ищет свое счастье? Гуго ходил по комнате и раздумывал. Эта игра могла завести далеко. Но он не хотел, не собирался ни во что играть, особенно - в любовь. Что сделать, чтобы бережно отнестись к ее чувствам и вместе с тем вразумить ее еще не окрепший, податливый мозг? О, Боже, будь сейчас рядом она - Анна! Постепенно мысли де Пейна унеслись от Мелизинды к византийской принцессе, которая словно бы издалека, наблюдая за ним, насмешливо и с сожалением покачивала своей золотистой головкой, вглядывалась в него умными, вишневыми глазами, понимая его раздумья и тревогу. Прошло девять месяцев, как они расстались, а случилось это - как будто вчера. Он все еще ощущал ее нежную прохладную кожу, вкус ее губ, аромат волос, шелест слов, ее шепот, неповторимый, бездонный мир прекрасных глаз. Его тянуло к ней, и, зримо представляя ее лицо, облик, он даже прикусил губу, чтобы внезапный стон не вырвался из груди. Достав из футляра ее миниатюру, талантливо выполненную графом Норфолком, он всматривался в ее образ, пытаясь понять: где кроется ее магическая сила, одолевая его сердце?.. А на дне отодвинутого им футляра лежала еще одна миниатюра, другой портрет, сделанный неизвестным художником почти двенадцать лет назад. Девушка, о которой он уже стал забывать и которая считалась его невестой - там, в зеленых просторах Шампани, печально глядела на него, неподвластная ни времени, ни морской пучине...