Стампас Октавиан. Великий магистр (Тамплиеры - 2)

   - Да, вы правы, мне нужны сподвижники, поскольку именно теперь я отправляюсь в дальний поход, - продолжил, между тем, Гуго, поднимаясь и поворачиваясь к молодому графу спиной. - Но как я могу взять с собой человека, которого не знаю? Вы должны пройти три испытания.
   - Я согласен, - откликнулся англичанин, и в тоже мгновение, не глядя на него, неуловимым движением Гуго де Пейн метнул левой рукой короткий кинжал в голову Грея Норфолка. Стальное острие вонзилось в дюйме от виска графа, прищемив прядь белокурых волос. Глаза Грея расширились, но голова осталась неподвижной, лишь белое лицо побледнело еще больше.
   - Будем считать, что первое испытание вы прошли успешно, - спокойно промолвил де Пейн. - Кроме того, это ответ на ваше ночное вторжение: я не люблю, когда меня поджидают.
   - Вы должны извинить меня за это, поскольку иного способа подобраться к вам у меня не было - вы всегда окружены людьми, - произнес граф, вытаскивая из ковра кинжал и подавая его Гуго. - Каковы следующие испытания?
   - Они будут столь же неожиданны, как и первое, - улыбнулся де Пейн. - А теперь пора отдыхать. Продолжим нашу беседу утром.
   - Доброй ночи, мессир, - граф Норфолк наклонил голову и быстрым шагом вышел из комнаты.
   Уже много лет король Людовик совершал получасовые утренние конные прогулки. Не собирался он изменять этой традиции и в Труа. Обычно его сопровождали два маршала и несколько воинов, ехавших на значительном расстоянии впереди и позади него. Иногда король брал с собой кого-либо из полюбившихся ему рыцарей и они мчались во весь дух, словно соревнуясь в скорости, хотя Людовик всегда должен был находиться на полкорпуса впереди: никто не решился бы обогнать его. На сей раз выбор в спутники короля пал на Гуго де Пейна. Маршрут, предложенный графом Шампанским и проверенный накануне сенешалем, не вызвал возражений: они должны были проехать по новой, построенной в прошлом году дороге к реке, свернуть в кипарисовую рощу, обогнуть мельницу около селения Ле Монж и вернуться обратно, выйдя на главную дорогу от Труа к замку.
   - Оставьте свой меч - он будет мешать вам, - посоветовал Людовик де Пейну. - Мы едем не сражаться, а любоваться красотами Труа.
   С большой неохотой Гуго де Пейн отстегнул свой меч и передал его Раймонду. При нем остался только кривой нож с длинной рукояткой, заостренный с обеих сторон наподобие обоюдоострого серпа, и короткий кинжал. Оба всадника были одеты в легкие гобиссоны из простеганной тафты, отороченные беличьим мехом, но без особых украшений. Провожал их во дворе замка сам граф Шампанский, к которому позже присоединился герцог Клод Лотарингский. Первыми, проверяя дорогу, уехали маршал с двумя воинами, держащими тяжелые алебарды. Минут десять спустя, король с де Пейном вскочили на коней и выехали за ними. Еще через некоторое время следом отправился другой маршал с тремя воинами. Граф и герцог посмотрели им вслед и переглянулись.
   - Неужели вы не могли его остановить? - взорвался вдруг Клод Лотарингский. - Черт с ним, с королем, но де Пейн!
   Граф Шампанский задумчиво смотрел на дорогу, на которой оседала поднятая копытами пыль.
   - Жаль, - сказал он наконец. - Это был хороший рыцарь... Идемте завтракать, герцог.
   Клод Лотарингский взглянул на него исподлобья.
   - Граф - вы страшный человек, - произнес он. - И вам полезет кусок в горло после того, как вы отправили на верную гибель одного из своих лучших вассалов?
   - Я отправил на смерть короля, - сумрачно промолвил граф Шампанский, и, повернувшись, пошел к замку. Он знал, что три человека, прячущиеся сейчас за деревьями кипарисовой рощи, будут беспощадны к христианскому монарху. А также к любому, кто попытается его защитить. Эти люди принадлежали к ордену ассасинов - тайной организации шиитской секты исмаилитов. "Племя убийц" так называли этих людей на Востоке и в Европе. Созданный около тридцати лет назад персидскими феодалами, Орден должен был направить свое острие прежде всего против династии сельджуков. В 1092 году ассасины убили султана Мелик-шаха и его везиря Низам-аль-Мулька. Потом последовали другие, столь же беспощадные, решительные и кровавые акты против государей и высших политических сановников Востока и Запада. Исполнителями были фидаины "жертвующие своей жизнью для достижения высокой цели", непосвященные, находящиеся на низшей ступени ордена ассасинов. Гнездо ассасинов находилось в крепости Аламут, в горах Эльбруса, севернее города Казвин, а другие крепости разбросаны в труднодоступных горных районах Сирии, Ирана, Ливии. Во главе Ордена стоял великий магистр - "Старец Горы" - Дан Хасан ибн ас-Саббах, чье имя наводило ужас не только на сельджуков, но и на рыцарей, пришедших с Годфруа Буйонским в Палестину. Казалось, что Старец Горы способен достать любого человека, в любой точке земного шара. Именно к нему в Орлиное гнездо крепость Аламут полгода назад был отправлен с секретным поручением алхимик Симон Руши, вернувшийся затем в Труа вместе с тремя, закутанными в черные плащи фидаинами. Они должны были совершить акт возмездия и вознестись на небо...
   Когда маршал с двумя воинами въезжал в кипарисовую рощу, король со своим спутником только приближались к лазурной, изгибающейся кошачьей спинкой реке.
   - Чудесная погода, не так ли? - произнес Людовик. - Я люблю эти утренние часы. Ночь давит меня, как утюг прачки.
   - В любом времени суток можно найти приятное и разумное, - не согласился де Пейн. - Мне милее ночной полет звезд.
   - Каждому свое, - король подстегнул лошадь. Гуго де Пейн неотступно следовал за ним, поглядывая по сторонам. Слабое чувство тревоги, зародившееся в нем в начале поездки, стало усиливаться, словно кто-то, оберегавший его, дал короткий сигнал: внимание! Гуго как бы подключил к своему предельно отлаженному механизму дополнительные ресурсы, несколько раз напряг и расслабил мышцы, готовый к любой неожиданности. Еще ни разу инстинкт опасности не изменял ему, он физически ощущал притаившуюся где-то угрозу.
   Ни он, ни король не могли видеть, что позади них в это время произошла маленькая неприятность. Выехавший из замка второй маршал с воинами застрял между двумя холмами перед опрокинувшейся не ко времени телегой с овощами. Она загородила весь узкий проезд, и крестьянин-погонщик тщетно хлестал лошадь, пытаясь сдвинуть телегу, чтобы освободить путь сеньору. Маршал же стал хлестать плеткой погонщика, ругая его почем свет, однако, телега от этого не сдвинулась ни на дюйм. Наконец, спешившиеся воины, поскальзываясь на капустных листьях, стали примеряться к телеге.
   Первый маршал выбирался из кипарисовой рощи, когда король с де Пейном вступали под ее сень. Неожиданно, позади маршала и его воинов раздался страшный треск, и два дерева рухнули крест-накрест на дорогу, выставив во все стороны острые сучья. Теперь, чтобы вернуться обратно, надо было огибать рощу. Первый маршал зло выругался и задумался: как быть? Он решил остаться и поджидать короля здесь. Спешившись, он уселся на поваленное дерево и стал прислушиваться к доносящемуся издалека стуку копыт. Ловушка захлопнулась.
   А король с де Пейном, бок о бок скакали по узкой дорожке, сдавленной с обеих сторон стволами деревьев, уворачиваясь от хлестких ветвей. Беспечность похохатывающего короля мешала де Пейну сосредоточиться. И все же, где-то на середине пути он разглядел сверкнувшую впереди в лучах солнца золотистую нить, смертоносно натянутую между двумя деревьями. Вырвавшись вперед и выхватив из-за пояса кривой нож, он с маху перерубил проволоку и тотчас же осадил коня, подняв его на дыбы. То же самое сделал и Людовик, услышав печальный стон лопнувшей струны, которая могла бы в одно мгновение перерезать горло.
   - Что это? - крикнул король.
   - Засада, ваше величество, - ответил де Пейн, оглядываясь.
   - Проклятье! - воскликнул Людовик, выхватывая кинжал. И в это время три черные тени, мелькнув между деревьев, выскочили на дорожку, нанеся быстрые, точные удары по сухожилиям лошадей. Рухнувшие кони чуть не придавили всадников: король, упав, откатился к деревьям, а Гуго де Пейн встал между ним и ассасинами, выставив вперед кривой нож. Фидаины были вооружены длинными кинжалами, причем лезвие находилось и спереди и сзади рукоятки. Они стали полукругом обходить рыцаря. Глаза у всех троих фидаинов были совершенно безумны: они горели каким-то адским пламенем, вырывавшимся со дна бездны. Это были глаза убийц, которых могла остановить только смерть. Гуго услышал, как сзади поднимается, тяжело дыша, король.
   - Бегите в лес, - вполголоса сказал ему де Пейн. - Я попробую задержать их.
   В то же мгновение, быстро нагнувшись, он схватил горсть песка и бросил его в лицо ближнего к нему ассасина, а сам метнулся к другому, полоснув того кривым ножом по открытой шее. Но и раненный фидаин ударил его кинжалом в плечо, пробив мягкую плоть насквозь. Третий фидаин, оказавшийся за спиной де Пейна, готовился вонзить свой кинжал под правую лопатку рыцаря, когда сам получил удар в бок от короля. За секунду вся площадь и люди окрасились кровью: она брызнула из перерезанной артерии ассасина, лилась из плеча де Пейна и раны задетого Людовиком врага.
   - Ко мне маршалы Франции! - громовым голосом закричал король, отступая перед бросившимся на него раненным фидаином, который споткнулся о подставленную ногу де Пейна и распростерся ниц. Едва успев обернуться, Гуго свободной рукой перехватил кисть с кинжалом первого ассасина, протеревшего наконец-то глаза. Свой кривой серпообразный нож он вонзил ему в живот, вытащив его обратно с разворотом. А лежащий возле него второй ассасин, из горла которого хлестала кровь, приподнявшись, воткнул свой кинжал в бедро де Пейна.
   - Да что ж ты никак не подохнешь! - выкрикнул де Пейн, оттолкнув повисшего на нем противника со вспоротым животом. Он нагнулся к умирающему и добил его ударом в сердце.
   - Берегитесь! - услышал он крик короля и еле успел уклониться влево; но все равно кинжал третьего, поднявшегося ассасина задел его со спины подмышкой. Гуго де Пейн, не оборачиваясь, наугад ударил своим кривым ножом и почувствовал, что попал во что-то мягкое. Развернувшись, Гуго увидел, что фидаин держится за грудь, а лицо его мертвеет. И вновь боль пронзила его ногу, на этот раз голень. Казалось мертвый уже ассасин, снова приподнялся и ударил его кинжалом. Гуго де Пейн еще раз вонзил ему в сердце нож и отступил назад, держа в поле зрения всех трех фидаинов, один из которых, со вспоротым животом, раскачиваясь, поднялся на ноги, другой стоял на коленях, держась за грудь, а третий лежал, раскинув руки и ноги.
   - Это не люди - их невозможно убить! - крикнул де Пейн. Из всех трех ран у него текла кровь, но он пока не чувствовал ни боли, ни слабости. Вставший ассасин двинулся на него, зажав в руке кинжал. Его кишки и внутренности, вывалившись, волочились по земле, и он, наступив на них, упал прямо к ногам де Пейна. Некоторое время спустя, стоявший на коленях ассасин, издал хрип и медленно завалился на бок.
   - Кажется, они мертвы, - произнес король, сделав несколько шагов вперед.
   - Не приближайтесь к ним! - предупредил де Пейн. - Они имеют привычку оживать!
   Но на этот раз больше никакого воскрешения не произошло. Примчавшиеся на крики первый маршал и воины застали на месте поединка бледного, но невредимого короля, израненного, державшегося за дерево Гуго де Пейна, не выпускавшего из руки свой кривой нож, и трех мертвецов, опознать которых впоследствии никто не смог. Ужасное место боя было столь обильно залито кровью, что казалось, здесь резали свиней. Вскоре прибыл и второй маршал со своими солдатами, который также был потрясен картиной увиденного. Прежде всего остановили кровь, текущую из ран де Пейна. Ему помогли осторожно взобраться на коня. Потом король, Гуго де Пейн и бережно поддерживающие его с обеих сторон два маршала отправились назад, в замок.
   2
   Потеряв много крови, Гуго де Пейн три дня пролежал в постели. Лучшие лекари Труа, осмотрев его раны, признали их серьезными, но не угрожающими жизни рыцаря. Для восстановления сил требовался только покой. Почти непрерывно у постели больного находились оруженосец Раймонд Плантар или Бизоль де Сент-Омер, который каялся и не мог простить себе, что не отправился в то роковое утро вслед за королем и Гуго. Вместе с Роже де Мондидье он обшарил всю кипарисовую рощу, в надежде обнаружить какие-нибудь следы преступления или наткнуться на подозрительных лиц, которых можно было бы проткнуть мечом, но все усилия оказались тщетны. Из рощи бежали даже дровосеки, прослышавшие о покушении на короля. Тела трех ассасинов, подвесив за ноги на воротах в Труа, бросили затем в сточную канаву. В главном соборе города была отслужена месса по поводу счастливого избавления Богородицей Людовика IV и во славу защитившего его рыцаря - Гуго де Пейна.
   Сам король тем же днем навестил раненого, пожаловав ему со своей руки королевский перстень и назначив значительное ежегодное денежное пособие. Людовик предложил также перебраться в Париж и занять должность одного из маршалов Франции.
   - Благодарю, ваше величество, но зов судьбы влечет меня в Иерусалим, отказался Гуго де Пейн. Лицо его было едва ли не бледнее подушек, на которых он лежал, а пережитая смертельная опасность наложила еще одну горькую складку в уголках сжатых губ.
   - И все же подумайте, - произнес король. - При моем дворе вы можете достичь самых больших высот.
   - Чем выше взлет, тем сильнее падение, - улыбнулся де Пейн. - Напали бы на нас убийцы, если бы мы были странствующими жонглерами?
   - Тогда нас подстерегали бы иные напасти. Например, ревнивые мужья с крепкими дубинками в руках. И что лучше?
   Людовик, побыв еще немного, ушел, а утром следующего дня, вместе со всеми придворными, покинул Труа, небезосновательно полагая, что воздух Шампани вреден для его здоровья. Поток же рыцарей к постели раненого Гуго де Пейна не прекращался, и Бизоль недовольно ворчал при виде очередного посетителя. Исключение он делал только для своих соратников, готовящихся к походу в Иерусалим - Роже де Мондидье, Людвигу фон Зегенгейму и маркизу де Сетина. Решено было всем вместе в конце апреля собраться в замке Маэн, вотчине Гуго де Пейна, и уже оттуда двинуться в поход. Чтобы собрать все необходимое в дорогу и оставить соответствующие распоряжения домашним, маркиз де Сетина тотчас же отправился на свои земли за Пиринеями - в Сантьяго-де-Компостелла, а граф Людвиг фон Зегенгейм выехал на родину, в поместье, находящееся на границе Германии и Венгерского королевства. Роже де Мондидье решил принять приглашение Бизоля, и оставшиеся до похода дни провести в замке Сент-Омер, вблизи милой его сердцу Жанетты де Ксентрай.
   - Чувствую, близится время, когда мы станем с тобой родственниками! дружески хлопнул его по плечу Бизоль. - И ты наконец-то откроешь нам тайну своего глаза!
   - Я поведаю ее только своей будущей жене, - весело отозвался Роже. Если, конечно, твоя свояченица согласится выйти за вечно странствующего рыцаря.
   - Она тебя быстро прикрутит к домашнему креслу. Уж я-то знаю характер сестриц-баронесс. Сам насилу выпросил отпуск.
   - Что ж, когда-нибудь нужно будет и остепениться, - философски промолвил Роже. - Почему нет?
   Проведать своего раненого вассала пришел и граф Шампанский с супругой, Андре де Монбаром и Кретьеном де Труа. Мария принесла огромный букет гвоздик, рассыпав его на ложе де Пейна, а Кретьен вручил больному свою новую кансону, воспевающую его подвиг в кипарисовой рощи. Андре де Монбар скромно встал около стены, сложив на груди руки.
   - Поздравляю, вы совершили благородное дело, - сказал граф, улыбнувшись несколько кисло. - Поправляйтесь скорее, мой друг.
   - Все дамы в Труа говорят только о вас, - добавила Мария и повернулась к мужу. - Можно я его поцелую в награду?
   Граф пожал плечами, а Мария нагнулась и поцеловала Гуго де Пейна в губы. Рыцарь помнил еще первую жену графа, так много сделавшую для его воспитания и образования, и он невольно сравнил ее с этой красивой, но легкомысленной и ветреной особой, которая частенько играла с огнем на глазах своего супруга.
   - Теперь я начал окончательно оживать, - пошутил он. - Нет лучшего лекарства, чем забота женщины. Бизоль, например, способен только опрокинуть мне горячий куриный бульон на голову.
   - Я пришлю вам сиделку, - улыбнулась Мария.
   - Дорогая, от твоей сиделки его раны могут раскрыться, - вставил граф. Поболтав еще некоторое время, посетители пошли к выходу. Уже в дверях граф обернулся и вполголоса произнес:
   - И все же, лучше бы вы оказались в тот момент в другом месте.
   Навестили рыцаря и герцог Клод Лотарингский с графом де Редэ, и поддерживаемый дамами герцог Гильом Аквитанский. Старый трувер, бережно усаженный в кресло, долго молчал, собираясь с силами, а затем довольно звонко выдал тираду:
   Не в бранной схватке дело паладина,
   Не в рвении вести докучный спор,
   Но если правда терпит - и невинно,
   Он должен дать врагу прямой отпор,
   В решеньях прав, на справедливость скор.
   Два дела, рыцаря достойных есть:
   За правду биться и за дамы честь!
   - Чудесные стихи, - поблагодарил Гуго де Пейн, внимательно выслушав старца. - Вашему мастерству, герцог, не видно предела. Поэзия ваша прославила не только Прованс, но и всю Францию. Благодарю, что вы навестили меня. Послушайте и мою балладу, которую я сочинил, скучая в этой постели, и назвал "Истины наизнанку".
   - Просим! Просим! - дамы захлопали в ладоши.
   Нет яств вкуснее лебеды,
   Нет счастья, коли нет беды,
   Нет роскоши пышней нужды,
   Нет дружбы пламенней вражды,
   Нет труса хуже храбреца,
   Нет линии прямей кольца,
   Нет твари злее, чем овца,
   Нет маски лживее лица,
   Нет дураков глупей смышленых,
   Нет мудрецов умней влюбленных.
   Вот вам признание творца
   Лечить есть смысл лишь мертвеца...
   - Браво! - сказал герцог Аквитанский. - Ваш ум так же остер, как и ваш меч. Это большая редкость в наше время. Поправляйтесь, мой друг, мы еще посостязаемся с вами в поэзии.
   На смену герцогу явился Фуше Шартрский со своими бумагами. Он так долго и нудно расспрашивал Гуго де Пейна о покушении на короля, задавал столько вопросов, что, видя утомление друга, Бизолю пришлось довольно бесцеремонно выставить историографа за дверь, отдавив ему при этом ногу.
   - Все! Прием окончен! - проворчал он, встав на пороге и полный решимости никого больше не пускать. - Назад, назад! - крикнул он кому-то в коридоре, приоткрыв дверь.
   - Послушайте, барон, - услышал Гуго де Пейн голос графа Норфолка. - Я просто хотел узнать, не ваша ли это лошадь, серая в яблоках, вырвалась из конюшни и мечется сейчас по двору? Слуги говорят, что она взбесилась и хотят заколоть ее.
   - Что-о?! - взревел Бизоль и через секунду топот его ног уже разносился по коридорам замка. Англичанин спокойно вошел в комнату.
   - Что там случилось с его лошадкой? - спросил Гуго, после приветствия.
   - Ничего особенного, - ответил граф. - Просто мне надо было как-то пройти мимо него.
   - Ну что же, - улыбнулся Гуго. - Считайте, что вы прошли не только моего стража, но и второе испытание. Поскольку обойти Бизоля почти невозможно.
   Грей Норфолк почтительно наклонил голову.
   - Мессир, я восхищаюсь вашим мужеством и лишний раз убеждаюсь в том, насколько оказался прав мой отец - произнес он.
   - А разве у вас был бы другой выбор?
   - Король Франции - не мой король.
   - Хорошо. Но просто защитить человека, подвергающегося смертельной опасности - не правое ли дело, которому нас призывает Господь? Нет разницы, на кого нацелены ножи убийц: на короля ли, или на нищего трувера.
   - Вы правы, - согласился граф Норфолк, подумав. - и все же, мне трудно смотреть на короля Франции вашими глазами, поскольку он причинил много вреда Англии.
   - Мои глаза здесь ни при чем. Вред несут не монархи, а движущие ими силы, которые, поверьте, сокрыты в глубочайшей тьме. Однако, вот вам загадка, граф: есть три унижения, которым может подвергнуться мужчина. Это нищета, поражение от другого мужчины и измена любимой женщины. Если бы на вас свалились все эти три несчастья, что бы вы предприняли?
   Грей Норфолк задумался, покусывая губы.
   - Поражение в честном бою можно пережить, - сказал наконец он. - Но поражению от негодяя я предпочту смерть. Измену женщины восприму как благо, которое избавило меня от предательницы. А нищета липнет лишь к тем, кто потерял цель, смысл жизни и крепость духа. Думаю, что она мне не грозит. Если же такое произойдет, то перед вами уже будет не граф Норфолк, а раздавленный червь.
   - Сказано неплохо, - произнес Гуго, задумчиво разглядывая графа. - А теперь ступайте, а то вернувшийся Бизоль разорвет вас за ваши шутки на куски. Встретимся завтра.
   Едва Грей Норфолк удалился, как в комнату влетел разъяренный Бизоль де Сент-Омер.
   - Где этот наглец? - завопил он с порога. - Давненько я не потрошил английские шкуры!
   - Угомонись и оставь его в покое, - попросил де Пейн. - Он славный малый, и я надеюсь, что вы еще подружитесь.
   - Никогда! - выкрикнул Бизоль, багровея. - Англичане наводят на меня икоту. И все, больше я никого сюда не пущу, тебе надо спать.
   Но в дверь снова постучали. Бизоль сжал кулаки и распахнул дверь, готовый к силовым мерам воздействия на непрошеных гостей, однако, увидев входившего в покои Ренэ Алансона, принца крови, смиренно отступил в сторону. Алансон подозрительно покосился на него и подошел к постели де Пейна.
   - Прежде всего, я хотел поблагодарить вас за то что вы спасли жизнь моего брата, - произнес он. - Что же касается второго дела, приведшего меня сюда, то я желал бы обсудить его наедине.
   - Бизоль, кажется твоя лошадка снова выскочила из конюшни, - усмехнулся Гуго. Они подождали, пока за ворчащим Сент-Омером закроется дверь.
   - Итак? - вопросительно произнес де Пейн, видя, что принц медлит. Долгие годы, проведенные в Византии, наложили на Алансона свой отпечаток: он напоминал изнеженную, напомаженную, смоченную духами капризную куклу, наряженную в мужское платье.
   - Мне трудно об этом говорить, - произнес Алансон, приглаживая свои завитые волосы, - но я выполняю поручение одной особы... одной дамы... надеюсь, вы понимаете, о ком идет речь?
   - Я догадываюсь, поскольку часто видел вас вместе, - сказал де Пейн, стараясь за учтивой улыбкой скрыть свое волнение.
   - Не будем называть имен, - понизил голос Алансон. - Но эта дама хотела бы вас видеть. И так как вам, очевидно, трудно передвигаться, она сама навестит вас, вечером... Хотя я и возражал против этого необдуманного шага, - добавил Алансон с вызовом. Гуго де Пейн с трудом подавил поднимающееся раздражение к послу-франту.
   - Если законы приличия смущают известную нам даму, то я могу явиться сам в указанное ею место, - произнес Гуго, чуть побледнев.
   - Дельно, - согласился Алансон. - Я передам ваше пожелание. В любом случае, вечером будьте готовы. Вас известят, - с этими словами, слегка наклонив голову, принц покинул покои. Вернувшийся Бизоль, подозрительно взглянул на друга.
   - Давненько я не видел тебя таким... светящимся, - сказал он. - Словно внутри у тебя горит лампа. Определенно, кинжальные удары пошли тебе на пользу.
   - Они дали выход застоявшейся крови, а новая вольется сегодняшним вечером, - пояснил Гуго. - Передай, пожалуйста, Раймонду, чтобы он приготовил мою одежду.
   - Как же, сейчас! - усмехнулся Бизоль. - Если что нужно, так я схожу вместо тебя.
   - Представить страшно. Сделай то, о чем я тебя прошу.
   - Кажется, я начинаю догадываться, - улыбнулся Бизоль. - Ладно, будь по твоему. В конце концов, любовь - лучший лекарь. Вот, помню, пять лет назад в Орлеане... - Бизоль поудобней устроился в кресле, но взглянув на впавшего в сон друга, замолчал, поднялся, и, осторожно ступая, вышел из комнаты.
   Наступил вечер, густой, прохладный, полный томительного ожидания, с высыпавшими на небе яркими звездами. Гуго де Пейн, одевшийся с помощью Раймонда, велел оруженосцу зажечь свечи и отпустил его. Он сидел в глубоком кресле возле окна, нахмурившись и положив ладонь на раненое плечо. Невольно мысли его унеслись к далеким временам, когда еще юным рыцарем он встретился здесь, в Труа, с бургундской девушкой, прелестной графиней де Монморанси, и - был ослеплен ее красотой, в одно мгновение потеряв голову от любви. Ей было восемнадцать лет, а ему - двадцать один, и, казалось, впереди ждет сто лет счастья, а не одиночества. Из всех своих многочисленных поклонников Катрин выбрала его, а тех, кто не хотел ее уступать, пришлось слегка пощекотать копьем. В ней было столько света, воздуха и солнца, что она напоминала порхающую на цветочной поляне фею, которую можно рискнуть поймать, но невозможно сжать в объятиях, не раздавив хрупких крыльев. Такие неземные существа обречены на быструю гибель - от злых чар, непогоды, случайной обиды, да и просто грубого слова. Но никогда и ни с кем Гуго де Пейн не был столь нежен и заботлив, как с ней. Он готов был положить к ее ногам не только свою жизнь, но и весь мир, если бы владел им, все небесные звезды, - и даже этого было бы мало. Но Любовь и Смерть - родные сестры. Два года длилось счастье влюбленных, два года они наслаждались друг другом, с горечью расставаясь хотя бы на несколько дней, часов, минут. Они были помолвлены, назначен день свадьбы, и приглашены влиятельные сеньоры, когда случилось это роковое морское путешествие в Тирренском море, необходимое для больных легких Катрин. И потом наступила темнота, неся с собой опустошение и неизбывную боль. Никаких следов корабля не удалось обнаружить, словно сам морской владыка, соблазненный красотой невесты Гуго де Пейна, похитил ее для своего подводного царства.