- Ты убил ее, - сказал он, и я понял, что он меняет тему, - и уничтожил нечто очень ценное для тебя. Должно быть, это менее ценно, чем твои прежние отношения с детьми. Но ты не уверен в ценности. - Он поднял голову. Описывает ля это состояние твоих мыслей?
- Примерно.
- Знаешь, что единственное заставляет людей убивать? - Когда я не ответил, он сказал:
- Стремление выжить. Спасти себя или что-то отождествляемое с собственной личностью. Но в данном случае это не применимо, потому что твое положение у мисс Кью имело гораздо большую ценность для выживания и тебя одного, и всей группы.
- Так что, может, у меня не было причины убивать ее.
- Была, потому что ты это сделал. Мы просто пока еще ее не установили. Я хочу сказать, что причина у нас есть, мы только не понимаем, почему она так важна. Ответ заключен где-то в тебе.
- Где?
Он встал и немного походил.
- Перед нами достаточно последовательное изложение событий жизни. Конечно, вымысел смешан с фактами, и остаются области, о которых у нас не хватает сведений, но у нас есть начало, середина и конец. Я не могу быть совершенно уверен, но ответ может находиться на мосту, который ты недавно отказался переходить. Помнишь?
Я помнил. И сказал:
- Почему? Почему мы не можем попробовать что-нибудь другое?
Он спокойно ответил:
- Потому что ты только что это сказал. Почему ты так избегаешь этого?
- Не делайте серьезных выводов из этой мелочи, - ответил я. Почему-то этот парень начал меня раздражать. - Меня это тревожит. Не знаю почему.
- Что-то скрывается в тебе, и оно тебя так тревожит, что ты пытаешься его утопить. Все то, что ты стараешься скрыть, возможно, и есть то, что нам нужно. Твоя тревога скрыта, верно?
- Ну, да, - ответил я, ощутил тошноту и головокружение и подавил их. Неожиданно я решил не останавливаться. - Давайте продолжим. - И снова лег.
Он позволил мне смотреть на потолок и некоторое время слушать тишину, потом сказал:
- Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она разговаривает с тобой; ты рассказываешь ей о детях.
Я лежал неподвижно. Ничего не происходило. Нет, происходило: внутри у меня все напряглось, начиная от костей и наружу, и напрягалось все больше. Стало совсем плохо, но по-прежнему ничего не происходило.
Я слышал, как Стерн встает и подходит к столу. Порылся там немного, что-то зазвенело и щелкнуло. Неожиданно я услышал собственный голос:
- Ну, во-первых, Джейни. Ей, как и мне, одиннадцать. Бонни и Бинни восемь, они близнецы. И Бэби. Бэби три года.
И звук моего собственного крика...
И пустота.
***
Выплевывая темноту, я забил кулаками и вынырнул. Сильные руки ухватили меня за запястья. Они меня не удерживали, только тащили. Я открыл глаза. Все на мне мокрое. Термос лежит на боку на ковре. Рядом, держа меня за руки, на корточках сидел Стерн. Я перестал сопротивляться.
- Что случилось?
Он выпустил мои руки и встал, внимательно глядя на меня.
- Боже, - сказал он, - ну и приступ! Я схватился за голову и застонал. Он бросил мне полотенце, и я им воспользовался.
- Что меня ударило?
- Я все время тебя записывал, - объяснил он. - Когда ты не захотел вспоминать, я решил подтолкнуть тебя твоим собственным рассказом. Иногда это совершает настоящие чудеса.
- И на этот раз совершило чудо, - простонал я. - Мне кажется, у меня сгорел предохранитель.
- В сущности так и есть. Ты был на самом краю погружения в то, что не хочешь вспоминать, и предпочел бессознательность.
- А чем вы так довольны?
- Эффект последнего стежка, - кратко сказал он. - Теперь это у нас в руках. Всего лишь еще одна попытка.
- Подождите. Последний стежок - это когда я умру.
- Не умрешь. Долгое время этот эпизод сохранялся в твоем подсознании, и тебе это не причинило вреда.
- Правда?
- Ну, во всяком случае, тебя это не убило.
- Откуда вы знаете, что не убьет, когда мы вытащим его наружу?
- Вот увидишь.
Я искоса посмотрел на него. Мне почему-то показалось, что он знает, что делает.
- Сейчас ты знаешь о себе гораздо больше, чем тогда, - негромко объяснил он. - И можешь оценивать то, что исходит из тебя. Может, не полностью, но достаточно, чтобы защититься. Не беспокойся. Доверься мне. Я могу остановить, если будет плохо. Теперь просто расслабься. Смотри на потолок. Ощути пальцы своих ног. Не смотри на них. Смотри прямо вверх. Твои пальцы, большие пальцы ног. Не двигай ими, но чувствуй их. Отсчитывай пальцы, начиная с большого. Один, два, три. Ощути третий палец на ноге. Ощути его, ощути, как он расслабляется, становится вялым. Потом пальцы с обеих сторон от него расслабляются. Теперь все твои пальцы расслаблены, все расслаблены...
- Что вы делаете? - закричал я.
Он все тем же шелковым голосом ответил:
- Ты мне доверяешь, и пальцы твоих ног тоже мне доверяют. Они расслаблены, потому что ты мне доверяешь. Ты...
- Вы пытаетесь меня загипнотизировать. Я не позволю вам.
- Ты загипнотизируешь себя сам. Ты все сделаешь сам. Я просто показываю тебе дорогу. Я ставлю пальцы твоих ног на эту дорогу. Только ставлю пальцы ног. Никто не может заставить тебя идти туда, куда ты не хочешь, но ты хочешь идти туда, куда указывают пальцы твоих ног, и твои пальцы расслаблены, твои пальцы...
И так далее и так далее. А где же свисающее золотое украшение, где свет в глаза, где загадочные пассы? Он даже сидит так, что я не могу его видеть. Где разговор о том, каким я становлюсь сонным? Ну, он знает, что я не сонный и не хочу становиться сонным. Я всего лишь хочу стать пальцами ног. Хочу расслабиться, быть расслабленными пальцами ног. В пальцах ног нет мозга, пальцы идут, идут одиннадцать раз, одиннадцать, мне одиннадцать...
Я раскололся надвое, и это правильно, одна часть наблюдает за второй, той, что пошла в библиотеку, и мисс Кью наклонилась ко мне, но не слишком близко, я сижу на стуле, и газета шуршит подо мной, один башмак у меня снят, и пальцы ног свисают расслабленно.., и я чувствую от всего этого только легкое удивление. Потому что это гипноз, но я остаюсь в сознании, понимаю, что лежу на кушетке, и Стерн сидит рядом и что-то тянет, и я вполне могу перевернуться, сесть и поговорить с ним, и выйти из кабинета, если захочу, но я этого не хочу. О, если гипноз всегда такой, я согласен. Мне нравится. Все в порядке.
На столе я вижу золото, и я остаюсь вместе с мисс Кью, с мисс Кью...
- .. Бонни и Бинни восемь, они близнецы. И Бэби. Бэби три года.
- Бэби три года, - повторяет она.
Ощущается какое-то присутствие, протяжение.., разрыв. Этот разрыв вызывает боль и торжество, и торжество затопляет боль и исчезает.
И вот что оказывается внутри. Все всплывает, мгновенно, в одной вспышке.
***
Бэби три года? Моему ребенку будет три, если есть ребенок, а его никогда не будет...
Лоун, я открыта перед тобой. Открыта, достаточно ли этой открытости?
Его зрачки подобны колесам. Я уверена, что они вращаются, только никогда этого не успевала заметить. Зонд, который исходит из его мозга и проникает в мое сознание, проходит через глаза. Понимает ли он, что это значит для меня? Не все ли ему равно? Ему все равно, и он не понимает, не знает; он опустошает меня, и я чувствую, как он руководит мной; он пьет, и ждет, и пьет, и никогда не отрывает взгляда от чашки.
Когда я впервые увидела его, я танцевала на ветру, в лесу, в дикости, я поворачивалась, а он стоял в тени листвы и смотрел па меня. Я возненавидела его за это. Это больше не мой лес, не моя заросшая папоротником, в золотистых пятнах поляна. Он забрал мой танец, и я застыла навсегда, потому что он оказался там. Я ненавидела его за это, ненавидела то, как он смотрит, как стоит, погрузившись в прошлогоднюю листву. Он похож на дерево с ногами вместо корней, и с корой-одеждой цвета земли. Когда я остановилась, он шевельнулся и превратился в обычного человека, большую широкоплечую обезьяну, грязное животное, и вся моя ненависть неожиданно перешла в страх, и я стояла на месте, оцепенев.
Он знал, что сделал, но ему было все равно. Танец.., я больше никогда не танцевала, потому что лес больше никогда не освобождался от его глаз, не освобождался от рослого беззаботного грязного человека-зверя. Летними днями одежда душила меня, зимними вечерами приличия окутывали меня саваном, и я никогда больше не танцевала и никогда не могла подумать о танце, не вспомнив о том, как он смотрел на меня. Как я его ненавидела! Как ненавидела!
Танец в лесу, в одиночестве, где никто меня не видит, - вот единственное, что я скрывала в себе, когда стала известна как мисс Кью, викторианка, старше своих лет, старше своего времени; правильная и чопорная, вся в кружевах и льне, и всегда одинокая. А теперь я навсегда останусь такой, какой все меня воспринимают, потому что он ограбил меня, отобрал единственное, что я хотела сохранить в тайне.
Он вышел на солнце и подошел ко мне, чуть наклонив набок большую голову. Я стояла на месте, застыв внутри Я снаружи, и под слоем страха во мне скрывался слой гнева. Руки у меня по-прежнему были вытянуты, я по-прежнему склонялась в танце, и когда он остановился, я выдохнула, потому что больше не могла задерживать дыхание. Он спросил:
- Ты читаешь книги?
Я не могла вынести, что он рядом со мной, но не могла и пошевелиться. Он протянул руку, взял меня за подбородок и поднял голову, так что я посмотрела ему в лицо. Я хотела отшатнуться, но не могла оторваться от его руки, хотя он меня не держал, просто приподнимал голову.
- Ты должна прочесть для меня кое-какие книги. У меня нет времени отыскивать их. Я спросила:
- Кто ты?
- Лоун, - ответил он. - Будешь читать для меня книги?
- Какие книги? - спросила я.
Он ударил меня по лицу, не очень сильно. Это заставило меня снова посмотреть на него. Он опустил руку. Его глаза, их зрачки начинали вращаться...
- Открой, - сказал он. - Открой и дай мне взглянуть. У меня в голове было множество книг, и он просматривал их названия.., нет, не названия, потому что он не умел читать. Он смотрел на то, что я узнала из этих книг. Неожиданно я ощутила себя ужасающе бесполезной, потому что у меня было очень немного такого, что ему нужно.
- Что это? - рявкнул он.
Я знала, о чем он спрашивает. Он извлек это из моей головы. Я сама даже не знала, что оно там есть, но он нашел.
- Телекинезис, - ответила я.
- Как это делается?
- Никто не знает, можно ли это сделать. Двигать физические объекты мыслью!
- Можно, - сказал он. - А это?
- Телепортация. То же самое - ну, почти. Передвижение собственного тела с помощью мысли.
- Да, да, это я видел, - хрипло ответил он.
- Различение молекул. Телепатия и ясновидение. Я об этом ничего не знаю. Мне все это кажется глупостью.
- Читай об этом. Неважно, понимаешь ты или нет. Это что?
Оно у меня в сознании, на губах.
- Гештальт.
- Что это?
- Группа. Как лечение множества болезней одним лекарством. Как множество мыслей, выраженных в одной фразе. Целое больше суммы составляющих.
- Читай и об этом. Много читай. Об этом больше всего. Это важно.
Он отвернулся от меня, и когда его взгляд выпустил меня, как будто что-то сломалось, я задрожала и опустилась на колено. Он, не оглядываясь, ушел в лес. Я собралась с мыслями и убежала в дом. Гнев обрушился на меня, как буря. Страх ударил, как ветер. Я знала, что должна прочесть эти книги, что он вернется, знала, что никогда больше не смогу танцевать.
И потому читала книги и возвращалась. Иногда ежедневно, иногда через три-четыре дня, а если не могла найти определенную книгу, то приходила и через десять. Он всегда ждал меня на маленькой поляне, стоял в тени, брал, что хотел, из книг и никогда у меня. Он никогда не говорил о нашей следующей встрече. Не знаю, приходил ли он ежедневно или только тогда, когда приходила я.
Он заставлял читать книги, которые для меня не имели никакого смысла, книги об эволюции, об общественной и культурной организации, о мифологии и всегда и прежде всего - о симбиозе. Мы с ним не разговаривали; иногда не произносилось ни слова, лишь изредка он заинтересованно хмыкал.
Он вырывал из меня содержание книг, как ягоды с куста, все сразу; от него пахло потом, землей и зеленью, которую он давил, когда пробирался через лес.
Если он чему-то учился из книг, внешне это никак не отражалось.
Но вот наступил день, когда он, сидя рядом со мной, принял решение.
Он сказал:
- В какой книге есть что-то такое? - Долго сидел, думая. - Ну, вот термиты не могут переварить дерево, а микробы у них в желудке могут, а термиты поедают то, что оставляют микробы. Что это?
- Симбиоз, - вспомнила я. Я помнила слова. Лоун извлекал содержимое и отбрасывал слова. - Два типа жизни, зависящие в своем существовании друг от друга.
- Да. А есть книги о четырех-пяти типах, которые так связаны?
- Не знаю. Тогда он спросил:
- А как насчет этого? У тебя есть радиостанция и четыре-пять приемников; каждое принимающее устройство способно делать что-то одно, например, копать землю, летать или издавать звуки, но все они получают приказы из одного места. И у каждого своя энергия и свои собственные цели, но все они обособлены. Так вот: существует ли такая организация в жизни, а не в радио?
- Каждый организм часть целого, но в то же время все они отдельные? Не думаю.., если только иметь в виду социальную организацию, как отряд или группу рабочих, которые получают приказы от одного начальника.
- Нет, - сразу ответил он, - не так. Как одно животное. - Он собрал руку горстью, сделав жест, который я поняла.
Я спросила:
- Ты имеешь в виду форму жизни? Но это фантастика.
- Значит, книг об этом нет?
- Никогда о них не слыхала.
- Мне нужно об этом знать, - тяжело сказал он. - Такое существует. И я хочу знать, существовало ли раньше.
- Не понимаю, как такое может существовать.
- Существует. Одна часть приносит, другая рассчитывает, третья находит, четвертая говорит.
- Говорит? Только люди могут говорить.
- Знаю, - ответил он, встал и ушел.
Я искала и искала такую книгу, но ничего даже отдаленно похожего не находила. Вернулась и сказала ему. Он долго сидел неподвижно, глядя на голубую линию холмистого горизонта. Потом устремил ко мне взгляд своих вращающихся зрачков и принялся искать.
- Ты узнаешь, но не думаешь, - сказал он наконец и снова посмотрел на холмы.
- Это происходит с людьми, - сказал он спустя много времени. - Происходит прямо у них под носом, и они не видят. У вас есть такие, кто умеет читать мысли. Есть люди, которые умеют мыслью передвигать предметы. Могут сами передвигаться с помощью мысли. Есть люди, которые все могут рассчитать, стоит их только попросить. Нет только человека, который мог бы свести их воедино, как мозг, соединяющий все органы, все части, которые давят, тянут, чувствуют тепло, ходят, думают и все остальное.
- Я такой человек, - неожиданно закончил он. И сидел неподвижно так долго, что я подумала, он забыл обо мне.
- Лоун, - сказала я, - что ты делаешь здесь в лесу?
- Жду, - ответил он. - Я еще не закончен. - Он посмотрел мне в глаза и раздраженно фыркнул. - Не то, что ты думаешь. Я хочу сказать, что еще не.., завершен. Ты знаешь, что если червя разрезать, он снова вырастет? Так вот, забудь о разрезе. Допустим, он так вырастает с самого начала. Я приобретаю части. Я еще не закончен. Я хочу найти книгу о существе, которое подобно мне, каким я буду законченным.
- Я не знаю такой книги. Может, расскажешь что-нибудь еще? Может, тогда я смогу отыскать нужную книгу?
Он сломал своими большими руками палку, положил обломки рядом и снова переломил их.
- Я знаю только, что поступаю, как птица, когда пришло время вить гнездо. И знаю, что когда закончу, хвастаться будет нечем. У меня будет сильное и быстрое тело, каких ни у кого нет, но без головы. Но, может, это потому, что я только первый. Тот рисунок, который у тебя есть, пещерный человек...
- Неандерталец?
- Да. Как подумаешь, он не представлял собой ничего особенного. Ранняя попытка чего-то нового. Вот кем я стану. Но, может, когда я кончу, появится и нужная голова. Вот тогда уже будет что-то.
Он довольно хмыкнул и ушел.
***
Я искала, искала много дней, но не могла найти то, что ему нужно. Нашла журнал, в котором утверждалось, что следующий шаг в эволюции человека будет в психическом, а не в физическом направлении, но ничего не говорилось о.., назовем это организмом. Говорилось кое-что о плесени, но это скорее напоминало совместную деятельность амеб, а не симбиоз.
Моему ненаучному, лично незаинтересованному сознанию не представлялось ничего подобного тому, что он ищет. Разве что оркестр, в котором каждый музыкант играет на особом инструменте, со своей техникой и по особым нотам, но при этом получается одна мелодия. Но он имел в виду нечто совсем другое.
И вот я пошла к нему однажды в прохладный осенний вечер, и он взял то немногое, что у меня было, и гневно отвернулся от меня с проклятием, которое я не разрешаю себе вспоминать.
- Не можешь найти, - сказал он мне. - Больше не приходи.
Он встал, отошел к изорванной березе, прислонился к ней и стал смотреть на движущиеся на ветру тени. Я думаю, обо мне он совершенно забыл. И когда я заговорила с ним, подпрыгнул как испуганное животное. Должно быть, настолько погрузился в свои странные мысли, что не слышал, как я подошла.
Я сказала:
- Лоун, не вини меня в том, что я не нашла. Я старалась.
Он справился с неожиданностью и посмотрел на меня этим своим взглядом.
- Винить? Кто тебя винит?
- Я тебя подвела, - сказала я, - и ты сердишься. Он смотрел на меня так долго, что я почувствовала себя неловко.
- Не знаю, о чем ты говоришь, - сказал он наконец. Я не хотела, чтобы он отворачивался от меня. Он ушел бы. Оставил бы навсегда, даже не подумав обо мне; ему было все равно! Это не жестокость и не беспечность, как они мне известны. Он был равнодушен, как равнодушна кошка к распускающемуся бутону.
Я взяла его за руку и затрясла, но это все равно, что трясти фасад моего дома.
- Теперь ты знаешь! - закричала я. - Ты знаешь, что я читала! Ты должен знать, что я думаю! Он покачал головой.
- Я личность, я женщина! - кричала я. - Ты использовал меня и ничего не дал взамен. Ты заставил меня нарушить все привычки моей жизни, заставил читать много часов напролет, приходить к тебе в дождь и в воскресенье, и ты не разговариваешь со мной, не смотришь на меня, ты ничего не знаешь обо мне, и тебе все равно. Ты наложил на меня заклятие, которое я не могу разорвать. А когда закончил, ты говоришь мне: "Больше не приходи".
- Я должен давать что-то взамен того, что взял?
- Люди поступают так.
Он снова заинтересованно хмыкнул.
- А чего ты хочешь от меня? У меня ничего нет. Я отодвинулась от пего. Я чувствовала.., не знаю, что я чувствовала. Немного погодя я сказала:
- Не знаю.
Он пожал плечами и отвернулся. Я едва не прыгнула на него, потащила назад.
- Я хочу, чтобы ты...
- Ну, черт побери, что?
Я не могла смотреть на него, говорила с трудом.
- Не знаю. Есть что-то, но не знаю, что именно. Что-то такое.., даже если бы знала, не могла бы сказать. - Он покачал головой, и я снова взяла его за руку. - Ты читаешь книги во мне. Не можешь прочесть... меня?
- Я никогда не пытался. - Он зажал мне лицо и придвинулся. - Вот.
Взгляд его проник в меня, как необычный зонд, и я закричала. Попыталась вырваться. Я не хочу этого, уверена, что не хочу. Я отчаянно вырывалась. Думаю, он оторвал меня от земли своими большими руками. Держал, пока не закончил, потом выпустил. Я, всхлипывая, жалась к земле. Он сел рядом. Не пытался притронуться ко мне. Не пытался уйти. Наконец я успокоилась и ждала.
Он сказал:
- Больше так не буду.
Я села, подоткнула под себя юбку и легла щекой на поднятое колено, чтобы видеть его лицо.
- Что произошло? Он выругался.
- У тебя внутри все перемешалось. Тебе тридцать три года. Зачем ты так живешь?
- Я живу очень удобно, - раздраженно ответила я.
- Да, - сказал он. - Десять лет в одиночестве, только служанка. Больше никого.
- Мужчины животные, а женщины...
- Ты на самом деле ненавидишь женщин. Они знают что-то такое, чего ты не знаешь.
- И не хочу знать. Я и так счастлива.
- Еще бы. Дьявольски счастлива!
Я ничего не ответила на это. Не выношу такую речь.
- Ты хочешь от меня две вещи. Ни одна не имеет смысла. - Он посмотрел на меня, и впервые на лице его я увидела чувство - глубокое удивление. - Ты хочешь все знать обо мне, откуда я пришел, как стал таким.
- Да, хочу. А что еще я хочу от тебя? Что знаешь ты и не знаю я?
- Я где-то родился и рос, как сорняк, - сказал он, не обращая на меня внимания. - Среди людей, которые не могли даже сдать меня в приют. Поэтому я готовился стать чем-то вроде деревенского дурачка. А потом ушел в лес.
- Почему?
Он подумал и наконец ответил:
- Наверно, потому, что образ жизни людей не имел для меня смысла. А в лесу я рос, как хотел.
- Как это? - спросила я, преодолевая огромное расстояние, которое постоянно то возрастало, то убывало между нами.
- Это то, что я и хотел узнать из твоих книг.
- Ты мне никогда не говорил. Он вторично сказал:
- Ты учишься, но не думаешь. Существует нечто.., ну, личность. Сделана из отдельных частей, но это одна личность. У нее есть руки, ноги, рот, который может говорить, и у нее есть мозг-Это я, мозг этой личности. Не очень умный, но лучший из тех, что я знаю.
- Ты сошел с ума.
- Нет, - ответил он, не обижаясь и совершенно уверенно. - У меня уже есть части, подобные рукам. Я могу переместить их куда угодно, и они делают все, что я хочу, хотя они еще слишком молоды, чтобы принести много добра. Есть часть, которая говорит. Говорит очень хорошо.
- Не думаю, чтобы ты хорошо говорил, - сказала я. Не выношу не правильный английский. Он удивился.
- Я говорю не о себе! Она там, с остальными.
- Она?
- Та, что говорит. Теперь мне нужна часть, которая думает, которая может взять все что угодно, сложить одно с другим и получить верный ответ. И когда все части будут вместе и привыкнут действовать сообща, я буду тем новым типом существа, о котором говорил тебе. Понятно? Только.., хотел бы я, чтобы у него была голова получше.
У меня самой голова закружилась.
- Что заставляет тебя это делать? Он серьезно обдумал вопрос.
- А что заставляет тебя выращивать волосы под мышками? - спросил он. Такие вещи не планируют. Они просто происходят.
- А что.., что происходит, когда ты смотришь мне в глаза?
- Тебе нужно название? У меня его нет. Не знаю. Знаю, что могу любого заставить делать, что мне нужно. Ну, например, заставить тебя забыть обо мне.
Я сдавленно ответила:
- Я не хочу забывать о тебе.
- Забудешь. - Не знаю, что он хотел этим сказать: что заставит меня забыть или я сама этого захочу. - Ты меня ненавидишь, но потом, спустя много времени, будешь мне благодарна. Может, когда-нибудь сумеешь сделать что-то для меня. И так будешь благодарна, что обрадуешься такой возможности. Но ты забудешь, забудешь все, кроме какого-то.., ну, чувства. И может, моего имени.
Не знаю, что заставило меня это сделать, но я жалобно спросила:
- И никто не узнает о тебе и обо мне?
- Никто не сможет узнать, - ответил он. - Если.., не появится у существа новая голова, как я или лучше. - И он встал.
- О, подожди, подожди! - воскликнула я. Он не должен уходить, еще не должен. Этот высокий грязный человек-зверь чем-то околдовал меня. - Ты не дал мне другого...
- О, - сказал он. - Да, это.
Он сделал стремительное движение. Какое-то давление, натяжение.., разрыв. С ужасной болью и торжеством, подавляющим боль, это было сделано.
***
Я вынырнул на двух разных уровнях. Мне одиннадцать лет, и я задыхаюсь от потрясения, от невероятной боли перемещения в другое эго. И:
Мне пятнадцать, я лежу на кушетке, а Стерн тянет:
***
...спокойно, расслабленно, твои ноги расслаблены, твой живот расслаблен, твой живот мягкий, шея у тебя такая же расслабленная, как живот, все в теле становится мягким, вялым...
Я сел и свесил ноги на пол.
- Все в порядке.
Стерн посмотрел на меня чуть раздраженно.
- Должно получиться, - сказал он, - но только если ты будешь помогать. Просто лежи...
- Получилось, - ответил я.
- Что?
- Все. От "а" до "я". - Я щелкнул пальцами. - Вот так.
Он пристально посмотрел на меня.
- О чем ты?
- Все было во мне, как вы и сказали. В библиотеке. Когда мне было одиннадцать. Когда она сказала "Бэби три года". Это высвободило что-то, что бурлило во мне три года, и все это вырвалось наружу И я получил страшный удар Просто ребенок, без предупреждения, без защиты. Это была такая ., боль Я никогда такой не испытывал - Продолжай, - сказал Стерн.
- В сущности все. Не то, что во мне. То, что со мной было. Я словно побывал в ней. Узнал все, что произошло с ней за четыре месяца. Абсолютно все. Она знала Лоуна.
- Ты хочешь сказать, множество эпизодов?
- Да.
- Ты пережил их все сразу? В долю секунды?
- Верно. Послушайте, на эту долю секунды я стал ею, понятно? Я был ею, всем, что она делала, что думала, слышала и чувствовала. Все, все, и в правильном порядке, если бы мне понадобилось. И все, и любая часть. Если я должен рассказать, что ел на ланч, нужно ли заодно рассказывать все, что произошло со мной с рождения? Нет. Говорю вам, я стал ею, и отныне могу вспомнить все, что помнила она. И все это в одно мгновение.
- Гештальт, - прошептал он.
- Ага! - сказал я и задумался. Подумал об этом и еще о множестве вещей. Но потом отложил на время и спросил:
- А почему я не знал этого раньше?
- У тебя эти воспоминания были заблокированы Я возбужденно ответил.
- Не понимаю почему, совсем не понимаю.
- Примерно.
- Знаешь, что единственное заставляет людей убивать? - Когда я не ответил, он сказал:
- Стремление выжить. Спасти себя или что-то отождествляемое с собственной личностью. Но в данном случае это не применимо, потому что твое положение у мисс Кью имело гораздо большую ценность для выживания и тебя одного, и всей группы.
- Так что, может, у меня не было причины убивать ее.
- Была, потому что ты это сделал. Мы просто пока еще ее не установили. Я хочу сказать, что причина у нас есть, мы только не понимаем, почему она так важна. Ответ заключен где-то в тебе.
- Где?
Он встал и немного походил.
- Перед нами достаточно последовательное изложение событий жизни. Конечно, вымысел смешан с фактами, и остаются области, о которых у нас не хватает сведений, но у нас есть начало, середина и конец. Я не могу быть совершенно уверен, но ответ может находиться на мосту, который ты недавно отказался переходить. Помнишь?
Я помнил. И сказал:
- Почему? Почему мы не можем попробовать что-нибудь другое?
Он спокойно ответил:
- Потому что ты только что это сказал. Почему ты так избегаешь этого?
- Не делайте серьезных выводов из этой мелочи, - ответил я. Почему-то этот парень начал меня раздражать. - Меня это тревожит. Не знаю почему.
- Что-то скрывается в тебе, и оно тебя так тревожит, что ты пытаешься его утопить. Все то, что ты стараешься скрыть, возможно, и есть то, что нам нужно. Твоя тревога скрыта, верно?
- Ну, да, - ответил я, ощутил тошноту и головокружение и подавил их. Неожиданно я решил не останавливаться. - Давайте продолжим. - И снова лег.
Он позволил мне смотреть на потолок и некоторое время слушать тишину, потом сказал:
- Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она разговаривает с тобой; ты рассказываешь ей о детях.
Я лежал неподвижно. Ничего не происходило. Нет, происходило: внутри у меня все напряглось, начиная от костей и наружу, и напрягалось все больше. Стало совсем плохо, но по-прежнему ничего не происходило.
Я слышал, как Стерн встает и подходит к столу. Порылся там немного, что-то зазвенело и щелкнуло. Неожиданно я услышал собственный голос:
- Ну, во-первых, Джейни. Ей, как и мне, одиннадцать. Бонни и Бинни восемь, они близнецы. И Бэби. Бэби три года.
И звук моего собственного крика...
И пустота.
***
Выплевывая темноту, я забил кулаками и вынырнул. Сильные руки ухватили меня за запястья. Они меня не удерживали, только тащили. Я открыл глаза. Все на мне мокрое. Термос лежит на боку на ковре. Рядом, держа меня за руки, на корточках сидел Стерн. Я перестал сопротивляться.
- Что случилось?
Он выпустил мои руки и встал, внимательно глядя на меня.
- Боже, - сказал он, - ну и приступ! Я схватился за голову и застонал. Он бросил мне полотенце, и я им воспользовался.
- Что меня ударило?
- Я все время тебя записывал, - объяснил он. - Когда ты не захотел вспоминать, я решил подтолкнуть тебя твоим собственным рассказом. Иногда это совершает настоящие чудеса.
- И на этот раз совершило чудо, - простонал я. - Мне кажется, у меня сгорел предохранитель.
- В сущности так и есть. Ты был на самом краю погружения в то, что не хочешь вспоминать, и предпочел бессознательность.
- А чем вы так довольны?
- Эффект последнего стежка, - кратко сказал он. - Теперь это у нас в руках. Всего лишь еще одна попытка.
- Подождите. Последний стежок - это когда я умру.
- Не умрешь. Долгое время этот эпизод сохранялся в твоем подсознании, и тебе это не причинило вреда.
- Правда?
- Ну, во всяком случае, тебя это не убило.
- Откуда вы знаете, что не убьет, когда мы вытащим его наружу?
- Вот увидишь.
Я искоса посмотрел на него. Мне почему-то показалось, что он знает, что делает.
- Сейчас ты знаешь о себе гораздо больше, чем тогда, - негромко объяснил он. - И можешь оценивать то, что исходит из тебя. Может, не полностью, но достаточно, чтобы защититься. Не беспокойся. Доверься мне. Я могу остановить, если будет плохо. Теперь просто расслабься. Смотри на потолок. Ощути пальцы своих ног. Не смотри на них. Смотри прямо вверх. Твои пальцы, большие пальцы ног. Не двигай ими, но чувствуй их. Отсчитывай пальцы, начиная с большого. Один, два, три. Ощути третий палец на ноге. Ощути его, ощути, как он расслабляется, становится вялым. Потом пальцы с обеих сторон от него расслабляются. Теперь все твои пальцы расслаблены, все расслаблены...
- Что вы делаете? - закричал я.
Он все тем же шелковым голосом ответил:
- Ты мне доверяешь, и пальцы твоих ног тоже мне доверяют. Они расслаблены, потому что ты мне доверяешь. Ты...
- Вы пытаетесь меня загипнотизировать. Я не позволю вам.
- Ты загипнотизируешь себя сам. Ты все сделаешь сам. Я просто показываю тебе дорогу. Я ставлю пальцы твоих ног на эту дорогу. Только ставлю пальцы ног. Никто не может заставить тебя идти туда, куда ты не хочешь, но ты хочешь идти туда, куда указывают пальцы твоих ног, и твои пальцы расслаблены, твои пальцы...
И так далее и так далее. А где же свисающее золотое украшение, где свет в глаза, где загадочные пассы? Он даже сидит так, что я не могу его видеть. Где разговор о том, каким я становлюсь сонным? Ну, он знает, что я не сонный и не хочу становиться сонным. Я всего лишь хочу стать пальцами ног. Хочу расслабиться, быть расслабленными пальцами ног. В пальцах ног нет мозга, пальцы идут, идут одиннадцать раз, одиннадцать, мне одиннадцать...
Я раскололся надвое, и это правильно, одна часть наблюдает за второй, той, что пошла в библиотеку, и мисс Кью наклонилась ко мне, но не слишком близко, я сижу на стуле, и газета шуршит подо мной, один башмак у меня снят, и пальцы ног свисают расслабленно.., и я чувствую от всего этого только легкое удивление. Потому что это гипноз, но я остаюсь в сознании, понимаю, что лежу на кушетке, и Стерн сидит рядом и что-то тянет, и я вполне могу перевернуться, сесть и поговорить с ним, и выйти из кабинета, если захочу, но я этого не хочу. О, если гипноз всегда такой, я согласен. Мне нравится. Все в порядке.
На столе я вижу золото, и я остаюсь вместе с мисс Кью, с мисс Кью...
- .. Бонни и Бинни восемь, они близнецы. И Бэби. Бэби три года.
- Бэби три года, - повторяет она.
Ощущается какое-то присутствие, протяжение.., разрыв. Этот разрыв вызывает боль и торжество, и торжество затопляет боль и исчезает.
И вот что оказывается внутри. Все всплывает, мгновенно, в одной вспышке.
***
Бэби три года? Моему ребенку будет три, если есть ребенок, а его никогда не будет...
Лоун, я открыта перед тобой. Открыта, достаточно ли этой открытости?
Его зрачки подобны колесам. Я уверена, что они вращаются, только никогда этого не успевала заметить. Зонд, который исходит из его мозга и проникает в мое сознание, проходит через глаза. Понимает ли он, что это значит для меня? Не все ли ему равно? Ему все равно, и он не понимает, не знает; он опустошает меня, и я чувствую, как он руководит мной; он пьет, и ждет, и пьет, и никогда не отрывает взгляда от чашки.
Когда я впервые увидела его, я танцевала на ветру, в лесу, в дикости, я поворачивалась, а он стоял в тени листвы и смотрел па меня. Я возненавидела его за это. Это больше не мой лес, не моя заросшая папоротником, в золотистых пятнах поляна. Он забрал мой танец, и я застыла навсегда, потому что он оказался там. Я ненавидела его за это, ненавидела то, как он смотрит, как стоит, погрузившись в прошлогоднюю листву. Он похож на дерево с ногами вместо корней, и с корой-одеждой цвета земли. Когда я остановилась, он шевельнулся и превратился в обычного человека, большую широкоплечую обезьяну, грязное животное, и вся моя ненависть неожиданно перешла в страх, и я стояла на месте, оцепенев.
Он знал, что сделал, но ему было все равно. Танец.., я больше никогда не танцевала, потому что лес больше никогда не освобождался от его глаз, не освобождался от рослого беззаботного грязного человека-зверя. Летними днями одежда душила меня, зимними вечерами приличия окутывали меня саваном, и я никогда больше не танцевала и никогда не могла подумать о танце, не вспомнив о том, как он смотрел на меня. Как я его ненавидела! Как ненавидела!
Танец в лесу, в одиночестве, где никто меня не видит, - вот единственное, что я скрывала в себе, когда стала известна как мисс Кью, викторианка, старше своих лет, старше своего времени; правильная и чопорная, вся в кружевах и льне, и всегда одинокая. А теперь я навсегда останусь такой, какой все меня воспринимают, потому что он ограбил меня, отобрал единственное, что я хотела сохранить в тайне.
Он вышел на солнце и подошел ко мне, чуть наклонив набок большую голову. Я стояла на месте, застыв внутри Я снаружи, и под слоем страха во мне скрывался слой гнева. Руки у меня по-прежнему были вытянуты, я по-прежнему склонялась в танце, и когда он остановился, я выдохнула, потому что больше не могла задерживать дыхание. Он спросил:
- Ты читаешь книги?
Я не могла вынести, что он рядом со мной, но не могла и пошевелиться. Он протянул руку, взял меня за подбородок и поднял голову, так что я посмотрела ему в лицо. Я хотела отшатнуться, но не могла оторваться от его руки, хотя он меня не держал, просто приподнимал голову.
- Ты должна прочесть для меня кое-какие книги. У меня нет времени отыскивать их. Я спросила:
- Кто ты?
- Лоун, - ответил он. - Будешь читать для меня книги?
- Какие книги? - спросила я.
Он ударил меня по лицу, не очень сильно. Это заставило меня снова посмотреть на него. Он опустил руку. Его глаза, их зрачки начинали вращаться...
- Открой, - сказал он. - Открой и дай мне взглянуть. У меня в голове было множество книг, и он просматривал их названия.., нет, не названия, потому что он не умел читать. Он смотрел на то, что я узнала из этих книг. Неожиданно я ощутила себя ужасающе бесполезной, потому что у меня было очень немного такого, что ему нужно.
- Что это? - рявкнул он.
Я знала, о чем он спрашивает. Он извлек это из моей головы. Я сама даже не знала, что оно там есть, но он нашел.
- Телекинезис, - ответила я.
- Как это делается?
- Никто не знает, можно ли это сделать. Двигать физические объекты мыслью!
- Можно, - сказал он. - А это?
- Телепортация. То же самое - ну, почти. Передвижение собственного тела с помощью мысли.
- Да, да, это я видел, - хрипло ответил он.
- Различение молекул. Телепатия и ясновидение. Я об этом ничего не знаю. Мне все это кажется глупостью.
- Читай об этом. Неважно, понимаешь ты или нет. Это что?
Оно у меня в сознании, на губах.
- Гештальт.
- Что это?
- Группа. Как лечение множества болезней одним лекарством. Как множество мыслей, выраженных в одной фразе. Целое больше суммы составляющих.
- Читай и об этом. Много читай. Об этом больше всего. Это важно.
Он отвернулся от меня, и когда его взгляд выпустил меня, как будто что-то сломалось, я задрожала и опустилась на колено. Он, не оглядываясь, ушел в лес. Я собралась с мыслями и убежала в дом. Гнев обрушился на меня, как буря. Страх ударил, как ветер. Я знала, что должна прочесть эти книги, что он вернется, знала, что никогда больше не смогу танцевать.
И потому читала книги и возвращалась. Иногда ежедневно, иногда через три-четыре дня, а если не могла найти определенную книгу, то приходила и через десять. Он всегда ждал меня на маленькой поляне, стоял в тени, брал, что хотел, из книг и никогда у меня. Он никогда не говорил о нашей следующей встрече. Не знаю, приходил ли он ежедневно или только тогда, когда приходила я.
Он заставлял читать книги, которые для меня не имели никакого смысла, книги об эволюции, об общественной и культурной организации, о мифологии и всегда и прежде всего - о симбиозе. Мы с ним не разговаривали; иногда не произносилось ни слова, лишь изредка он заинтересованно хмыкал.
Он вырывал из меня содержание книг, как ягоды с куста, все сразу; от него пахло потом, землей и зеленью, которую он давил, когда пробирался через лес.
Если он чему-то учился из книг, внешне это никак не отражалось.
Но вот наступил день, когда он, сидя рядом со мной, принял решение.
Он сказал:
- В какой книге есть что-то такое? - Долго сидел, думая. - Ну, вот термиты не могут переварить дерево, а микробы у них в желудке могут, а термиты поедают то, что оставляют микробы. Что это?
- Симбиоз, - вспомнила я. Я помнила слова. Лоун извлекал содержимое и отбрасывал слова. - Два типа жизни, зависящие в своем существовании друг от друга.
- Да. А есть книги о четырех-пяти типах, которые так связаны?
- Не знаю. Тогда он спросил:
- А как насчет этого? У тебя есть радиостанция и четыре-пять приемников; каждое принимающее устройство способно делать что-то одно, например, копать землю, летать или издавать звуки, но все они получают приказы из одного места. И у каждого своя энергия и свои собственные цели, но все они обособлены. Так вот: существует ли такая организация в жизни, а не в радио?
- Каждый организм часть целого, но в то же время все они отдельные? Не думаю.., если только иметь в виду социальную организацию, как отряд или группу рабочих, которые получают приказы от одного начальника.
- Нет, - сразу ответил он, - не так. Как одно животное. - Он собрал руку горстью, сделав жест, который я поняла.
Я спросила:
- Ты имеешь в виду форму жизни? Но это фантастика.
- Значит, книг об этом нет?
- Никогда о них не слыхала.
- Мне нужно об этом знать, - тяжело сказал он. - Такое существует. И я хочу знать, существовало ли раньше.
- Не понимаю, как такое может существовать.
- Существует. Одна часть приносит, другая рассчитывает, третья находит, четвертая говорит.
- Говорит? Только люди могут говорить.
- Знаю, - ответил он, встал и ушел.
Я искала и искала такую книгу, но ничего даже отдаленно похожего не находила. Вернулась и сказала ему. Он долго сидел неподвижно, глядя на голубую линию холмистого горизонта. Потом устремил ко мне взгляд своих вращающихся зрачков и принялся искать.
- Ты узнаешь, но не думаешь, - сказал он наконец и снова посмотрел на холмы.
- Это происходит с людьми, - сказал он спустя много времени. - Происходит прямо у них под носом, и они не видят. У вас есть такие, кто умеет читать мысли. Есть люди, которые умеют мыслью передвигать предметы. Могут сами передвигаться с помощью мысли. Есть люди, которые все могут рассчитать, стоит их только попросить. Нет только человека, который мог бы свести их воедино, как мозг, соединяющий все органы, все части, которые давят, тянут, чувствуют тепло, ходят, думают и все остальное.
- Я такой человек, - неожиданно закончил он. И сидел неподвижно так долго, что я подумала, он забыл обо мне.
- Лоун, - сказала я, - что ты делаешь здесь в лесу?
- Жду, - ответил он. - Я еще не закончен. - Он посмотрел мне в глаза и раздраженно фыркнул. - Не то, что ты думаешь. Я хочу сказать, что еще не.., завершен. Ты знаешь, что если червя разрезать, он снова вырастет? Так вот, забудь о разрезе. Допустим, он так вырастает с самого начала. Я приобретаю части. Я еще не закончен. Я хочу найти книгу о существе, которое подобно мне, каким я буду законченным.
- Я не знаю такой книги. Может, расскажешь что-нибудь еще? Может, тогда я смогу отыскать нужную книгу?
Он сломал своими большими руками палку, положил обломки рядом и снова переломил их.
- Я знаю только, что поступаю, как птица, когда пришло время вить гнездо. И знаю, что когда закончу, хвастаться будет нечем. У меня будет сильное и быстрое тело, каких ни у кого нет, но без головы. Но, может, это потому, что я только первый. Тот рисунок, который у тебя есть, пещерный человек...
- Неандерталец?
- Да. Как подумаешь, он не представлял собой ничего особенного. Ранняя попытка чего-то нового. Вот кем я стану. Но, может, когда я кончу, появится и нужная голова. Вот тогда уже будет что-то.
Он довольно хмыкнул и ушел.
***
Я искала, искала много дней, но не могла найти то, что ему нужно. Нашла журнал, в котором утверждалось, что следующий шаг в эволюции человека будет в психическом, а не в физическом направлении, но ничего не говорилось о.., назовем это организмом. Говорилось кое-что о плесени, но это скорее напоминало совместную деятельность амеб, а не симбиоз.
Моему ненаучному, лично незаинтересованному сознанию не представлялось ничего подобного тому, что он ищет. Разве что оркестр, в котором каждый музыкант играет на особом инструменте, со своей техникой и по особым нотам, но при этом получается одна мелодия. Но он имел в виду нечто совсем другое.
И вот я пошла к нему однажды в прохладный осенний вечер, и он взял то немногое, что у меня было, и гневно отвернулся от меня с проклятием, которое я не разрешаю себе вспоминать.
- Не можешь найти, - сказал он мне. - Больше не приходи.
Он встал, отошел к изорванной березе, прислонился к ней и стал смотреть на движущиеся на ветру тени. Я думаю, обо мне он совершенно забыл. И когда я заговорила с ним, подпрыгнул как испуганное животное. Должно быть, настолько погрузился в свои странные мысли, что не слышал, как я подошла.
Я сказала:
- Лоун, не вини меня в том, что я не нашла. Я старалась.
Он справился с неожиданностью и посмотрел на меня этим своим взглядом.
- Винить? Кто тебя винит?
- Я тебя подвела, - сказала я, - и ты сердишься. Он смотрел на меня так долго, что я почувствовала себя неловко.
- Не знаю, о чем ты говоришь, - сказал он наконец. Я не хотела, чтобы он отворачивался от меня. Он ушел бы. Оставил бы навсегда, даже не подумав обо мне; ему было все равно! Это не жестокость и не беспечность, как они мне известны. Он был равнодушен, как равнодушна кошка к распускающемуся бутону.
Я взяла его за руку и затрясла, но это все равно, что трясти фасад моего дома.
- Теперь ты знаешь! - закричала я. - Ты знаешь, что я читала! Ты должен знать, что я думаю! Он покачал головой.
- Я личность, я женщина! - кричала я. - Ты использовал меня и ничего не дал взамен. Ты заставил меня нарушить все привычки моей жизни, заставил читать много часов напролет, приходить к тебе в дождь и в воскресенье, и ты не разговариваешь со мной, не смотришь на меня, ты ничего не знаешь обо мне, и тебе все равно. Ты наложил на меня заклятие, которое я не могу разорвать. А когда закончил, ты говоришь мне: "Больше не приходи".
- Я должен давать что-то взамен того, что взял?
- Люди поступают так.
Он снова заинтересованно хмыкнул.
- А чего ты хочешь от меня? У меня ничего нет. Я отодвинулась от пего. Я чувствовала.., не знаю, что я чувствовала. Немного погодя я сказала:
- Не знаю.
Он пожал плечами и отвернулся. Я едва не прыгнула на него, потащила назад.
- Я хочу, чтобы ты...
- Ну, черт побери, что?
Я не могла смотреть на него, говорила с трудом.
- Не знаю. Есть что-то, но не знаю, что именно. Что-то такое.., даже если бы знала, не могла бы сказать. - Он покачал головой, и я снова взяла его за руку. - Ты читаешь книги во мне. Не можешь прочесть... меня?
- Я никогда не пытался. - Он зажал мне лицо и придвинулся. - Вот.
Взгляд его проник в меня, как необычный зонд, и я закричала. Попыталась вырваться. Я не хочу этого, уверена, что не хочу. Я отчаянно вырывалась. Думаю, он оторвал меня от земли своими большими руками. Держал, пока не закончил, потом выпустил. Я, всхлипывая, жалась к земле. Он сел рядом. Не пытался притронуться ко мне. Не пытался уйти. Наконец я успокоилась и ждала.
Он сказал:
- Больше так не буду.
Я села, подоткнула под себя юбку и легла щекой на поднятое колено, чтобы видеть его лицо.
- Что произошло? Он выругался.
- У тебя внутри все перемешалось. Тебе тридцать три года. Зачем ты так живешь?
- Я живу очень удобно, - раздраженно ответила я.
- Да, - сказал он. - Десять лет в одиночестве, только служанка. Больше никого.
- Мужчины животные, а женщины...
- Ты на самом деле ненавидишь женщин. Они знают что-то такое, чего ты не знаешь.
- И не хочу знать. Я и так счастлива.
- Еще бы. Дьявольски счастлива!
Я ничего не ответила на это. Не выношу такую речь.
- Ты хочешь от меня две вещи. Ни одна не имеет смысла. - Он посмотрел на меня, и впервые на лице его я увидела чувство - глубокое удивление. - Ты хочешь все знать обо мне, откуда я пришел, как стал таким.
- Да, хочу. А что еще я хочу от тебя? Что знаешь ты и не знаю я?
- Я где-то родился и рос, как сорняк, - сказал он, не обращая на меня внимания. - Среди людей, которые не могли даже сдать меня в приют. Поэтому я готовился стать чем-то вроде деревенского дурачка. А потом ушел в лес.
- Почему?
Он подумал и наконец ответил:
- Наверно, потому, что образ жизни людей не имел для меня смысла. А в лесу я рос, как хотел.
- Как это? - спросила я, преодолевая огромное расстояние, которое постоянно то возрастало, то убывало между нами.
- Это то, что я и хотел узнать из твоих книг.
- Ты мне никогда не говорил. Он вторично сказал:
- Ты учишься, но не думаешь. Существует нечто.., ну, личность. Сделана из отдельных частей, но это одна личность. У нее есть руки, ноги, рот, который может говорить, и у нее есть мозг-Это я, мозг этой личности. Не очень умный, но лучший из тех, что я знаю.
- Ты сошел с ума.
- Нет, - ответил он, не обижаясь и совершенно уверенно. - У меня уже есть части, подобные рукам. Я могу переместить их куда угодно, и они делают все, что я хочу, хотя они еще слишком молоды, чтобы принести много добра. Есть часть, которая говорит. Говорит очень хорошо.
- Не думаю, чтобы ты хорошо говорил, - сказала я. Не выношу не правильный английский. Он удивился.
- Я говорю не о себе! Она там, с остальными.
- Она?
- Та, что говорит. Теперь мне нужна часть, которая думает, которая может взять все что угодно, сложить одно с другим и получить верный ответ. И когда все части будут вместе и привыкнут действовать сообща, я буду тем новым типом существа, о котором говорил тебе. Понятно? Только.., хотел бы я, чтобы у него была голова получше.
У меня самой голова закружилась.
- Что заставляет тебя это делать? Он серьезно обдумал вопрос.
- А что заставляет тебя выращивать волосы под мышками? - спросил он. Такие вещи не планируют. Они просто происходят.
- А что.., что происходит, когда ты смотришь мне в глаза?
- Тебе нужно название? У меня его нет. Не знаю. Знаю, что могу любого заставить делать, что мне нужно. Ну, например, заставить тебя забыть обо мне.
Я сдавленно ответила:
- Я не хочу забывать о тебе.
- Забудешь. - Не знаю, что он хотел этим сказать: что заставит меня забыть или я сама этого захочу. - Ты меня ненавидишь, но потом, спустя много времени, будешь мне благодарна. Может, когда-нибудь сумеешь сделать что-то для меня. И так будешь благодарна, что обрадуешься такой возможности. Но ты забудешь, забудешь все, кроме какого-то.., ну, чувства. И может, моего имени.
Не знаю, что заставило меня это сделать, но я жалобно спросила:
- И никто не узнает о тебе и обо мне?
- Никто не сможет узнать, - ответил он. - Если.., не появится у существа новая голова, как я или лучше. - И он встал.
- О, подожди, подожди! - воскликнула я. Он не должен уходить, еще не должен. Этот высокий грязный человек-зверь чем-то околдовал меня. - Ты не дал мне другого...
- О, - сказал он. - Да, это.
Он сделал стремительное движение. Какое-то давление, натяжение.., разрыв. С ужасной болью и торжеством, подавляющим боль, это было сделано.
***
Я вынырнул на двух разных уровнях. Мне одиннадцать лет, и я задыхаюсь от потрясения, от невероятной боли перемещения в другое эго. И:
Мне пятнадцать, я лежу на кушетке, а Стерн тянет:
***
...спокойно, расслабленно, твои ноги расслаблены, твой живот расслаблен, твой живот мягкий, шея у тебя такая же расслабленная, как живот, все в теле становится мягким, вялым...
Я сел и свесил ноги на пол.
- Все в порядке.
Стерн посмотрел на меня чуть раздраженно.
- Должно получиться, - сказал он, - но только если ты будешь помогать. Просто лежи...
- Получилось, - ответил я.
- Что?
- Все. От "а" до "я". - Я щелкнул пальцами. - Вот так.
Он пристально посмотрел на меня.
- О чем ты?
- Все было во мне, как вы и сказали. В библиотеке. Когда мне было одиннадцать. Когда она сказала "Бэби три года". Это высвободило что-то, что бурлило во мне три года, и все это вырвалось наружу И я получил страшный удар Просто ребенок, без предупреждения, без защиты. Это была такая ., боль Я никогда такой не испытывал - Продолжай, - сказал Стерн.
- В сущности все. Не то, что во мне. То, что со мной было. Я словно побывал в ней. Узнал все, что произошло с ней за четыре месяца. Абсолютно все. Она знала Лоуна.
- Ты хочешь сказать, множество эпизодов?
- Да.
- Ты пережил их все сразу? В долю секунды?
- Верно. Послушайте, на эту долю секунды я стал ею, понятно? Я был ею, всем, что она делала, что думала, слышала и чувствовала. Все, все, и в правильном порядке, если бы мне понадобилось. И все, и любая часть. Если я должен рассказать, что ел на ланч, нужно ли заодно рассказывать все, что произошло со мной с рождения? Нет. Говорю вам, я стал ею, и отныне могу вспомнить все, что помнила она. И все это в одно мгновение.
- Гештальт, - прошептал он.
- Ага! - сказал я и задумался. Подумал об этом и еще о множестве вещей. Но потом отложил на время и спросил:
- А почему я не знал этого раньше?
- У тебя эти воспоминания были заблокированы Я возбужденно ответил.
- Не понимаю почему, совсем не понимаю.