Страница:
48.
Вздрогнув, Димыч поднял взгляд к окну за спинкою кресла хозяина. В стекле обнаружилась аккуратная, круглая дырочка. Что же это? успел подумать Димыч. Ведь выстрела не было... - Йо-о! Гляди! Повинуясь возгласу Игоря, Димыч опустил взгляд долу. Из затылка Дамира Султангареевича Султангареева, известного демонолога, преуспевающего мага, практикующего целителя и телепата торчал короткий и толстый стальной пруток с куцым оперением на конце. - Из арбалета... Оконный переплет, перебив недоуменную реплику Игоря, лопнул со страшным звоном. Ворвавшееся в кабинет существо мягко упало на все четыре лапы и тут же встало прямо, вполне по-человечески. Впрочем, существо и было человеком. Точнее, было бы, кабы не единственная, однако решавшая все, деталь. Глаза существа не принадлежали человеку. Такие неподвижные, бессмысленные буркалы бывают лишь у животных в крайней степени сытости либо у чучел, сработанных руками неумелого или нерадивого таксидермиста. Это Димыч успел подметить за долю секунды до того, как в лапах существа, из ниоткуда, совершенно как карта в руках шулера, появился компактный, но весьма убедительный с виду арбалет. Падая под ударом Игорева костыля на пол, под какое-никакое, но все ж прикрытие - журнального столика, Димыч узнал ворвавшееся в дом существо! Кабы не взгляд, то был бы не кто иной, как закадычный петергофский приятель Петяши, студент-биолог Володька Бабаков. Все втроем они, бывало, не раз расписывали пульку... - Вовка! - окликнул Димыч, чуть приподнявшись с пола. В ответ раздался короткий, похожий на резкий сипловатый выдох, свист рассекаемого сталью воздуха. Короткая металлическая стрела ушла в кожаный диван по-над маковкой Димыча. В диване взвизгнула лопнувшая пружина. Увидев, что выстрел вышел неточен, существо взвело рычаг арбалета, зарядило смертоносный механизм невесть откуда добытой стрелой и неторопливо двинулось вперед - чтобы дальше уж бить наверняка. Казалось, все тело существа-убийцы порядком онемело, как бывает, скажем, после долгой неподвижности: двигалось оно, словно деревянная кукла. В панике Димыч неловко завозился на полу, пытаясь добраться рукою до наплечной кобуры. С пистолетом он упражнялся в стрельбе по мишеням в небольшом частном тире, да и то - хорошо, если раз в две недели, и совсем не был подготовлен к подобным ситуациям. Справа, над самым ухом, оглушительно грохнул выстрел. Существо явственно, точно лошадь, ожженная плетью, вздрогнуло, но продолжало идти вперед. Зато из оконной рамы за его спиною со звоном посыпались остатки стекла. Это... оторопело подумал Димыч, как? Его - пули не берут? Тут ему удалось, наконец, нащупать рукоять собственного пистолета и выдрать оружие из перепутавшейся при падении ременной сбруи. Игорь тем временем всадил в существо еще несколько пуль. - Б-больно... - медленно, глухо прохрипело существо, остановившись посреди комнаты. - Что тебе нужно? - спросил Игорь, полагая, что контакт - хоть на каком-то уровне - да налажен. - Ты!!! С пронзительным криком существо прыгнуло через комнату, пытаясь достать Игоря. Обычно ужас действует на человека сковывающе. Однако стремительность, выказанная столь похожей на Вовку Бабакова страхолюдиной, так страшно хлестнула Димыча по нервам, что он в тот же миг вскочил на ноги и несколько раз выстрелил - почти в упор, с обеих рук. Пули, не нанеся жуткому существу серьезного вреда, все же сбили направление его полета. Существо с грохотом рухнуло на пол о бок со столиком, за которым укрылся Игорь, и заворочалось в узком промежутке между ножками столика и стеною, пытаясь встать. Димыч, окончательно стряхнувший с себя оцепенение, метнулся к Игорю и схватил его за плечо, помогая подняться. Но Игорь грубо оттолкнул товарища, перекатился на бок и, упершись ногою в пол, с силой двинул столик, еще плотнее прижимая квази-Вовку к стене. - Помогай! - рявкнул он. - Видишь - стрелять без толку! Вдвоем они придвинули в помощь легковесному столику и диван - слава богу, массивное сооружение подалось достаточно быстро. Существо вроде бы затихло. Игорь с Димычем перевели дух. - Что теперь? - спросил Димыч. Словно бы в ответ на его вопрос, дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял тот самый парнишка, которого Дамир Султангареевич называл Гошей. Глаза его, и без того узкие, были почти полностью прикрыты желтоватыми, в ранних морщинках, веками. - Что тут у вас творится? - едва не сорвавшись на крик, спросил с возмущением Димыч. Тут же Игорь дернул его за пиджак, одновременно выхватывая спрятанный было в карман пистолет: - Гляди, идиот! Только теперь Димыч увидел на Гошином горле долгий, темный, явно очень глубокий разрез. А... почему же крови-то - нет? О бок с Гошей в дверном проеме возник огромный черный волкодав со двора, и тут Димыч уже самостоятельно приметил запекшуюся кровавую вспухлость на месте правого глаза собаки. Позади тяжко заскрипели о пол ножки дивана. - К окну, - негромко скомандовал Игорь. - Если пропустят. Лезь первым, потом меня вытянешь. Время словно бы понеслось раз в десять быстрее положенного. Секунды казались короткими - убийственно короткими. Не раздумывая, Димыч метнулся к окну, вскочил на широкий, основательный подоконник и - лишь в последний миг сумел удержаться от прыжка вниз. Там, внизу, путь к отступлению перекрывали еще две огромных собаки. Брюхо одной было распорото так, что кишки ее совершенно вывалились наружу, у другой же вся шерсть на боку слиплась от крови, запекшейся до черноты. Чуть позади собак находился молодой - лет двадцати трех - крепко сбитый человек. При виде Димыча он молниеносно вскинул такой же, как и у существа, ворвавшегося в дом первым, арбалет. Тогда Димыч шарахнулся назад, упал, больно ударившись плечом об пол, - как раз вовремя, чтобы направленная в живот стрела лишь малость чиркнула по бицепсу, разорвав пиджак и оставив после себя глубокую царапину. Рукав тут же сделался мокрым от крови. - Что там? - напряженно спросил Игорь, продолжавший тем временем спиною вперед продвигаться к окну и держать на мушке медленно надвигающегося на него Гошу. - Там - тоже, - отвечал Димыч, поднимаясь и занимая позицию у оконного проема, напротив баррикады из журнального столика и дивана, под которой шумно возился, пытаясь высвободиться, квази-Вовка Бабаков. - Значит, всё, - спокойно констатировал Игорь. - Стрелять - бесполезно. В тот же миг мебельный завал в углу кабинета словно бы взорвался под напором изнутри. Ошметок кожаной диванной обивки угодил Димычу в лицо, на время ослепив. Инстинктивно он несколько раз нажал на спуск, и тут же рядом грохнул выстрел Игоря. Раздалось сдавленное злобное рычанье; что-то сбило Димыча на пол, лицом вниз, рвануло из рук пистолет и жестоко притиснуло к твердому паркету. Он не слышал звука падения - скорее ощутил содрогание пола, за которым последовал болезненный вскрик Игоря. Сквозь затуманившую разум безысходную тоску пробилась удивительно равнодушная - едва ли не раздраженная! - мысль: Что там с ним такое? На какое-то время возникла боль от проволоки, перехватившей и стянувшей запястья. Димыч не знал, сколько времени пролежал ничком на полу; мог лишь сказать, что времени этого - хватило, чтобы запястья онемели до бесчувственности, а боль из них, тупая и монотонная, разлилась по всему телу. Потом его вздернули кверху и поставили на ноги. Оказалось, за время, что Димыч пролежал лицом вниз, ничего не видя и не слыша (уши его - точно заткнуты были ватой), в кабинет успели подтянуться и те, кто перекрывал пути к отступлению снаружи. Непонятно отчего, Димычу вспомнилось, что стрелявшего в него молодого человека он как-то мельком встречал в городе, в обществе того же Володьки Бабакова, и звали этого молодого человека Шурой. Отметил он и то, что видимых телесных повреждений на теле Шуры не наблюдалось. Затем в кабинете появились новые лица. Первым вошел ужасно худой и довольно высокий человек, примерно одного с Шурой возраста. Давно не стриженые прямые, темно-русые волосы немного липко облегали внушительных размеров череп и впалые щеки, совершенно скрывая от посторонних взоров уши. Большие серые глаза почти совсем сливались с серой же, пепельной какой-то, кожей лица, однако в то же время выглядели невообразимо живыми - и жизнь их была куда как страшнее мертвой стеклянистости глаз Володьки с Шурой. Сопровождал его схожий с Шурой сложением чубатый парень с растянутыми в застывшей улыбке губами, очень похожий на деревенских гармонистов, какими изображают их иллюстраторы детских книг. В горле его, чуть левее кадыка, зияло аккуратное четырехугольное отверстие. Подробно осмотрев Димыча с Игорем, серолицый наклонился над мертвым Дамиром Султангареевичем, без видимых усилий вырвал из его черепа стальную арбалетную стрелу и жестом опытного хирурга протянул ее назад, за плечо. Тут же подскочивший Шура перенял у него стрелу и взамен ее вложил в пальцы серолицего... Димычев пистолет! Не разгибаясь, серолицый приставил ствол почти вплотную к оставленному стрелою отверстию и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Зазвенела о паркет стреляная гильза. Димыч словно бы очнулся от кошмарного сна. Бывают такие пробуждения, когда, едва продрав глаза, обнаруживаешь, что действительность - гораздо страшнее любых кошмаров. - Ты... что ж делаешь, гад?! - закричал он. Серолицый, точно и не слыша его, полюбовался на свою работу, удовлетворенно хмыкнул и пошел к дверям. На пороге он обернулся: - Грузите этих и - поехали!
49.
Наутро Петяша проснулся в странном каком-то, непривычном настроении. Памятная из сна легкость в голове не оставляла его и наяву; это было, с одной стороны, приятно, но с другой -почему-то малость раздражало. Вдобавок он еще и выспался плоховато: сон втроем на одной не шибко просторной тахте - дело не столь уж простое. Надо бы кровать попросторнее купить... Осторожно, дабы не разбудить мирно спящих Елку с Катериной (от удобств и приятностей полного одиночества отвыкаешь вовсе не вдруг), он выбрался из-под одеяла, - от которого ему, впрочем, и достался-то лишь самый край, - и, прихватив из кармана пиджака дареный портсигар, отправился откушать кофею. Утренняя тишина в квартире, нарушаемая лишь едва уловимым шипеньем горящего под джезвою газа, приятно разливалась по телу. Благодать-то, надо же... Внезапно Петяша почувствовал, как не хватало ему в последние дни простого покойного одиночества. Не хотелось ни о чем думать; мысль о неизбежной надобности с кем-либо общаться повергала чуть ли не в панику. Сняв джезву с плиты, он принялся за кофе. Однако дамы-то - проснутся скоро... Внезапно в голову Петяше пришла давно не посещавшая его идея: сейчас он допьет кофе, приведет себя в порядок и, пока дамы еще не проснулись, отправится гулять. Вот именно - прогуливаться. К Двенадцати Коллегиям. То было его любимое место для безмысленного отдыха. И от дома недалеко, и публика там не запруживает тротуары, и машин - более чем умеренное количество, и деревья растут... При каждом факультете - кофейня, да пиво, да книжные магазинчики с нестандартным ассортиментом, да туалеты (не шибко опрятные, зато дармовые)... Словом, лучшего места для этаких раздумчивых, неспешных прогулок - во всем городе не сыскать! Стараясь не шуметь, Петяша наскоро ополоснулся под душем, оделся, оставил на кухонном столе записку подобающего содержания - и отправился дворами да переулками к Биржевому мосту. Возле исторического факультета - в десять утра, да по летнему-то времени - не было ни души. Только в отдалении, при входе в главное университетское здание, колбасились туда-сюда какие-то юные личности. Залитый солнцем, лениво качающийся на волнах покоя мир, казалось бы, в точности сохранил прежние масштабы. И все же мир был маленьким... Поразмыслив, Петяша решил, что ему хочется еще кофе, и пошел в знаменитый "Тараканник" - или, для краткости, "Таракан" - что на первом этаже Двенадцати Коллегий. Здесь тоже было почти пусто; лишь за угловым столиком у окна сидел спиною к двери длинного росту человек в старенькой стройотрядовской курточке и красных спортивных трусах. Подле ноги его стоял огромный и неудобный с виду рюкзачище цвета хаки. Ну надо же! Куда ни сунься... - с некоторой досадою подумал Петяша. Человек этот был не кем другим, как старым его, около году не виданным знакомым, бывшим соучеником Димыча, страстным любителем баскетбола, писавшим порою непонятного качества стихи. (Согласен, сочетание странноватое, но тем не менее так оно и было.) Именовался он Олегом Новиковым, а жил недалече от "Приморской", на улице с труднопроизносимым названием - "Кораблестроителей". - Здравствуй. Человек под названием Олег Новиков обернулся. - У-ы-ы, ка-ккие лю-уди! Сказано это было так, точно Олег желал бы показать, будто преувеличивает радость от встречи. - Да - выглядит-то как шикарно! - продолжал он. - Неужто богатым, наконец, стал? - Подожди, я себе кофе возьму, - отвечал Петяша. - Ты сюда надолго забрел? - Да мне, в общем, делать особенно нечего, - нажимая на отдельные слова так, словно каждое предварительно обдумывалось со всех сторон, и непомерно растянув ударную гласную в последнем "нечего", сказал Олег. - Я тут ходил насчет зала договариваться, чтобы игру провести. - Э-э; кто про что, а вшивый - про баню... Ладно, погоди. Я - сейчас. В "Тараканнике" просидели минут сорок. За это время Олег успел поведать Петяше о различных приключениях их немногочисленных общих знакомых, а Петяша, в свою очередь, рассказал в общих чертах, чего интересного за последнее время произошло с ним. Опустив, понятное дело, сверхъестественные явления -выкладывать такие вещи постороннему, это ж страх подумать!.. - Я-а-асно, - протянул Олег, выслушав повествование о неожиданной Петяшиной удаче на книгоиздательском рынке. - А помнишь, обещал меня в каком-нибудь романе вывести, если я тебя пивом напою? - Ну, было дело. - И - как? Неужто вставил? - Не-а. Забыл. - Ну-у, вот так - всегда! - возмутился Олег. - Вставлю еще, - заверил его Петяша. - Надеюсь, эти четыре были не последними... Да? Верно ли? Непонятно откуда взявшееся сомнение на миг вселило в Петяшины мысли некоторый неуют. Ведь вправду: вот не станут люди его книжек покупать, и издавать его тогда больше не будут. И, значит, снова - прощай, свободная, приятная, обеспеченная жизнь... Олег заговорил что-то о своей работе - вернее, о полном отсутствии таковой. Вполуха слушая, как он жалуется на полное безделье на рабочем месте, недоумевает, за что ему платят какие-никакие, но все же деньги и сетует на опасения, что не сегодня-завтра его с этой работы по вышеуказанным причинам попрут, Петяша пил кофе и смотрел в окно. Он был занят собственными мыслями. А мир за окном был непривычно маленьким... - Фигня это все, - неожиданно сказал он, перебив на полуслове Олеговы излияния. - Гармония мира не знает границ... Олег, поперхнувшись очередною фразой, озадаченно и возмущенно уставился на Петяшу. - Ка-кая там, на хер, гармо-ония!.. - негодующе, качая голос, заговорил он. - Тут, понимаешь, томатный сок охеренно подорожал; денег второй месяц не платят, а Виноградов, мерзкий пруль... Петяша остановил его легким мановением ладони. - Чудак ты. При чем тут мировая-то гармония? Она же, подлая, вовсе не подразумевает, что каждому конкретному олегу новикову должно быть все по кайфу, - с этакой наставительной иронией сказал он. - Несправедли-и-иво-о! - изобразил Олег капризного ребенка, которого родители злодейски лишили конфеты. - Мало ли, что где несправедливо... Знаешь, айда уже наружу. Покурить хотца. Олег, обозначив голосом старческое тяжкое кряхтенье, водрузил на плечи свой рюкзак. Тем временем Петяша, уже на полпути к выходу, раскрыл свой портсигар - плотно занятый с самого пробуждения своими ощущениями, он даже изменил своему обычаю "сигаретки с утра пораньше". Там, под солидной платиновой крышкой, в стройной шеренге сигар наблюдалась брешь. Одной сигары - не хватало.
50.
Поначалу Петяша ощутил лишь разочарование: что за хрень такая, был портсигар всегда полон, а теперь одной сигары недостает... Может, он вообще перестал работать, и сигары отныне убывают, как им от природы положено? Это ж - если дальше так пойдет, и сам портсигар может взять да исчезнуть! А что, вполне; мало ли, как оно все там устроено... Портсигара было жалко - Петяша уже успел привыкнуть к обладанию такой солидной и полезной вещью. Не говоря, что дармовое высококачественное курево никогда не помешает... Да, попервости портсигар, конечно, напоминал о том, о чем хотелось бы, наоборот, забыть, но к этому он, Петяша тоже уже привык. Настолько, что почти перестал воспринимать портсигар, как напоминание о... Тяжко вздохнув - эк не вовремя, мол, такие превратности жизни! - Петяша достал себе сигару из оставшихся, скусил кончик и защелкнул платиновую крышку. Жалко, блллин, вещь-то... Машинально, точно заранее прощаясь с чудесным портсигаром, он снова надавил кнопку. Крышка отскочила с легким щелчком... Портсигар был полностью укомплектован. Не хватало лишь одной сигары. - Ты чего там возишься? - спросил Олег, уже с порога кафе. -Мы идем? Или ерундой страдаем? - Идем, - отвечал Петяша. - Сейчас покажу, чего. Устроившись на скамейке близ выхода, он вкратце поведал Олегу историю своей встречи с Тузом Колченогим и продемонстрировал возможности дареного портсигара, вынув из него, одну за другой, несколько сигар и переложив их в карман. Портсигар каждый раз оказывался почти полон - в ряду сигар недоставало только одной. - Ишь ты... - недоверчиво хмыкнул Олег. - Это - фокус такой, что ли? - Нет, конечно, - устало ответил Петяша. - Если бы фокус, то - какой интерес? В нем, правда, сигары никогда не кончаются... Олег задумался. - Ну, что значит - "какой интерес"... Может, тебе зачем-то надо, чтобы я в твою историю с этим, из бутылки, поверил! А, может, так просто над людьми прикалываешься... - Не до приколов мне сейчас, - тяжко вздохнув, сознался Петяша. - Не до приколов. Я, честно говоря, рассчитывал, что ты своим глазам поверишь, если что-нибудь подобное попадется. Ты же сам, - помнишь? - хотел, помимо стишат твоих, фантастический роман писать; про человека, которому этак ненавязчиво, вроде бы совершенно естественно, везет; правильно я помню? Вот тебе; пожалуйста. Чем не фантастика? Я - знать не знаю, откуда этот портсигар пополняет содержимое. И еще у меня такая же фляжка с коньяком есть. - С этими словами Петяша вынул из кармана упомянутую фляжку и наглядно продемонстрировал ее возможности. - На! Попробуй! Хоть ты коньяка и не любишь... - Не знаю, - сказал Олег, сделав солидный (на халявку-то даже уксус, говорят, сладок) глоток и убедившись, что жидкость по-прежнему плещется под самым горлышком посудины. - Может, там такой баллон резиновый внутри? Давление жидкости уменьшается, а баллон раздувается, и выходит, будто уровень жидкости -постоянный. - Я из этой фляжки уже сколько дней пью, - возразил Петяша. -Никаких баллонов не хватит. И потом - в портсигаре, значит, тоже... баллон? И для чего нам вообще понимать, как оно работает? Один хрен - наверняка не поймем. Важен результат. Завершив эту вульгарно-материалистическую сентенцию, Петяша, как и всякий вульгарный материалист, не преминул тут же воспользоваться упомянутым результатом - добыл себе еще сигару, вставил ее в янтарный мундштук и прикурил от остатка первой. - Знаешь, - помолчав, заговорил Олег, - по-моему, не это тебя угнетает. Не чудеса эти, в смысле. Что-то еще с тобой стряслось, иначе - знаю я тебя - чудесам ты бы только обрадовался до усеру... Расскажешь? Петяша, на которого уже начал действовать принятый на пустой почти желудок коньяк, внимательно, долго взглянул в его глаза. - Расскажу. Хрен с тобой; пользуйся.
51.
Очнувшись от короткого, до болезненности беспокойного сна, Димыч нашел свое самочувствие до отвращения безобразным. Перетянутая кое-как носовым платком раненая рука совсем занемела. Все тело ныло, точно одна огромная, свежая ссадина. На общем фоне выделялась еще боль в суставах. Такая, словно вчера весь день разгружал вагоны (эта работка была знакома Димычу по стройотряду). За окном сияло солнце. Было тихо; лишь Игорь, спавший рядом, на нечистом линолеумном полу, слегка постанывал во сне. Давеча их, связанных, бросили в грузовичок-фургон и довольно долго возили по каким-то кочкам да буеракам - наверное, путали следы. Хотя - без толку: едва очухавшись вот в этой комнате, Димыч сразу узнал университетские высотные общежития, что в Темяшкине, совсем неподалеку от Гостилицкого шоссе. Поди спутай с чем-нибудь такую планировку! Вид из окна с небрежно - прогалинки для обзору все же остались замазанным белой нитроэмалью стеклом только подтверждал его правоту. Под содержание пленников отвели целый "блок" из двух комнаток, коридорчика и сортира с душем. Мебели не было никакой, однако дверь в блоке была не казенной - солидная стальная конструкция, и вся дверная коробка заменена. Хрен из гранатомета прошибешь, не то, чтоб вынести голыми руками... Окно, впрочем, не было никак защищено, но - что с него толку, четырнадцатый этаж. Последний...
Накануне они с Игорем, пока были еще силы, обдумывали варианты с выкидыванием из окна записки, либо - разбить стекло и позвать на помощь. Но писать было не на чем и нечем, а при первой же попытке подойти к окну из "двойки" явилось все то же подобие Володьки Бабакова. Видимо, старый знакомец крепко запомнил нанесенную ему обиду: в стеклянном, неживом взгляде его образовалось нечто этакое неопределенное, однако делавшее квази-Володьку еще жутче прежнего. После этого уж ничего не оставалось, кроме как ложиться и спать по мере возможности - на попытки установить хоть какой-то контакт существо по-прежнему не поддавалось.
Теперь Димыч подошел к дверям "тройки" и осторожно высунулся в крохотную прихожую. В соседней комнате стояла мертвая тишина. Может, вот сейчас окно разбить попробовать? Словно в ответ на риторический мысленный вопрос, в наружной железной двери заскрежетал ключ. В блок, придержавшись на пороге и пропустив вперед "Володьку", вошел серолицый. Остановившись сразу же у двери, он принялся молча, не шевелясь и не моргая, разглядывать Димыча. Отчего-то захотелось замереть и обязательно выдержать, не сморгнув, холодный, точно у змеи, рассматривающей посетителей сквозь стекло террариума, взгляд... Едва Димыч успел осознать это желание и подивиться его нерациональности, серолицый заговорил: - Осваиваетесь... Голос его удивительно не подходил к мерзкой, расхлябанной, нечистоплотной какой-то внешности. Подобный голос - глубокий, хорошо поставленный, приятный на слух и вызывающий невольное доверие - сам по себе сделал бы карьеру любому политику, не говоря уж о теле- и радиодикторах. Но Димыч продолжал стоять неподвижно, изо всех сил стараясь не моргать. Это, по крайней мере, помогало избежать какого-нибудь неподходящего, невыгодного для сложившейся ситуации поведения. Тогда "Володька" без видимого усилия взял его за плечо - да так, что кости хрустнули - и, прежде, чем Димыч успел хоть инстинктивно оказать какое ни на есть сопротивление, вдвинул назад в "тройку". Следом за ними и серолицый вошел в комнату. - Я должен принести вам и вашему другу извинения, - сказал он. Вы... э-эммм... совершенно не нужны мне; я напрасно доставил вам столько неудобств. Интересно, подумал Димыч. Он - что же, отпустит нас сейчас? А как же пистолет мой? Пуля из него - в черепе Дамира Султангареевича... Станут наши власти с экспертизами да дактилоскопиями заморачиваться, с-час... Он раскрыл было рот, чтобы выразить серолицему все возмущение его давешним поступком, но тот продолжал: - Вас следовало ликвидировать там же, на месте, избавив тем самым от дискомфорта, связанного с... э-эммм... переездом сюда. Но мне показалось... Впрочем, неважно. Владимир, прошу вас. Конечно, этого не могло быть, однако Димычу показалось, что мертвяк при этих словах едва заметно дрогнул уголком рта, словно бы довольно ухмыляясь. Затем ему стало уже не до мертвяковых эмоций и внешних проявлений оных: "Володька", не спеша, двинулся вперед. Димыч судорожно попятился к окну. Удивительно, но именно сейчас, перед лицом надвигающейся смерти, в голове возникла мысль: А почему же от них мертвечиной не воняет? Ответ, правда, прийти в голову не успел: пятясь, Димыч зацепил пяткой ногу Игоря, спавшего до сих пор на полу - или же делавшего вид, что спит. Споткнувшись, он грохнулся на спину, едва сумев хоть как-то сжаться в комок, чтоб не слишком ушибиться. И тогда Володька прыгнул. Несущаяся к Димычу смерть, вопреки всем литературным байкам о том, что в подобный момент дОлжно чувствовать и переживать, не вызвала в нем никаких определенных эмоций. Он просто-напросто моргнул. Моргнул, и ничего более. Смежил на долю секунды веки, и все тут, а, открыв через эту самую долю секунды глаза, увидел, что... Жуткий мертвяк словно бы застыл на миг в воздухе и рухнул на пол, растекшись по грязному линолеуму неопрятной тряской грудой. По ноздрям немедленно резануло нестерпимой вонью. У двери медленно оседал на пол, скорчившись чуть не вдвое, серолицый. Дыхание перехватило. Зажав пальцами нос и совладав с забастовавшими на миг легкими, Димыч скосил глаза влево: - Игорь! Что ты с ними... Но Игорь явно не предпринимал ничего. Он, сидя на полу, во все глаза глядел куда-то за спину Димыча, в сторону окна. На подоконнике, покачивая ногой и играя солидной, дорогой с виду тростью, восседал просто-таки до жути необычный маленький человечек в прекрасной серой, английской шерсти "тройке". Штаны его на колене были измазаны чем-то наподобие известки. Из-под шляпы - углями полыхали пронзительные, жгучие глаза. Кожа лица и рук невесть откуда возникшего на подоконнике карлика имела странный изжелта-черный оттенок. - Ну что ж... - проговорил Игорь. - Его, по-твоему, твой Петька описывал? - Меня, меня, уважаемый мой господин Величко, - подтвердил карлик. Если вы, конечно, Лукова Петеньку имеете в виду. - А... - Димыч указал взглядом на зловонную желеобразную груду на полу. - Это вы, дорогой мой Дмитрий Валентинович, не беспокойтесь. О них отныне и впредь беспокоиться - нет никакого резону. Спускайтесь скорее вниз, я вас там подожду.
Вздрогнув, Димыч поднял взгляд к окну за спинкою кресла хозяина. В стекле обнаружилась аккуратная, круглая дырочка. Что же это? успел подумать Димыч. Ведь выстрела не было... - Йо-о! Гляди! Повинуясь возгласу Игоря, Димыч опустил взгляд долу. Из затылка Дамира Султангареевича Султангареева, известного демонолога, преуспевающего мага, практикующего целителя и телепата торчал короткий и толстый стальной пруток с куцым оперением на конце. - Из арбалета... Оконный переплет, перебив недоуменную реплику Игоря, лопнул со страшным звоном. Ворвавшееся в кабинет существо мягко упало на все четыре лапы и тут же встало прямо, вполне по-человечески. Впрочем, существо и было человеком. Точнее, было бы, кабы не единственная, однако решавшая все, деталь. Глаза существа не принадлежали человеку. Такие неподвижные, бессмысленные буркалы бывают лишь у животных в крайней степени сытости либо у чучел, сработанных руками неумелого или нерадивого таксидермиста. Это Димыч успел подметить за долю секунды до того, как в лапах существа, из ниоткуда, совершенно как карта в руках шулера, появился компактный, но весьма убедительный с виду арбалет. Падая под ударом Игорева костыля на пол, под какое-никакое, но все ж прикрытие - журнального столика, Димыч узнал ворвавшееся в дом существо! Кабы не взгляд, то был бы не кто иной, как закадычный петергофский приятель Петяши, студент-биолог Володька Бабаков. Все втроем они, бывало, не раз расписывали пульку... - Вовка! - окликнул Димыч, чуть приподнявшись с пола. В ответ раздался короткий, похожий на резкий сипловатый выдох, свист рассекаемого сталью воздуха. Короткая металлическая стрела ушла в кожаный диван по-над маковкой Димыча. В диване взвизгнула лопнувшая пружина. Увидев, что выстрел вышел неточен, существо взвело рычаг арбалета, зарядило смертоносный механизм невесть откуда добытой стрелой и неторопливо двинулось вперед - чтобы дальше уж бить наверняка. Казалось, все тело существа-убийцы порядком онемело, как бывает, скажем, после долгой неподвижности: двигалось оно, словно деревянная кукла. В панике Димыч неловко завозился на полу, пытаясь добраться рукою до наплечной кобуры. С пистолетом он упражнялся в стрельбе по мишеням в небольшом частном тире, да и то - хорошо, если раз в две недели, и совсем не был подготовлен к подобным ситуациям. Справа, над самым ухом, оглушительно грохнул выстрел. Существо явственно, точно лошадь, ожженная плетью, вздрогнуло, но продолжало идти вперед. Зато из оконной рамы за его спиною со звоном посыпались остатки стекла. Это... оторопело подумал Димыч, как? Его - пули не берут? Тут ему удалось, наконец, нащупать рукоять собственного пистолета и выдрать оружие из перепутавшейся при падении ременной сбруи. Игорь тем временем всадил в существо еще несколько пуль. - Б-больно... - медленно, глухо прохрипело существо, остановившись посреди комнаты. - Что тебе нужно? - спросил Игорь, полагая, что контакт - хоть на каком-то уровне - да налажен. - Ты!!! С пронзительным криком существо прыгнуло через комнату, пытаясь достать Игоря. Обычно ужас действует на человека сковывающе. Однако стремительность, выказанная столь похожей на Вовку Бабакова страхолюдиной, так страшно хлестнула Димыча по нервам, что он в тот же миг вскочил на ноги и несколько раз выстрелил - почти в упор, с обеих рук. Пули, не нанеся жуткому существу серьезного вреда, все же сбили направление его полета. Существо с грохотом рухнуло на пол о бок со столиком, за которым укрылся Игорь, и заворочалось в узком промежутке между ножками столика и стеною, пытаясь встать. Димыч, окончательно стряхнувший с себя оцепенение, метнулся к Игорю и схватил его за плечо, помогая подняться. Но Игорь грубо оттолкнул товарища, перекатился на бок и, упершись ногою в пол, с силой двинул столик, еще плотнее прижимая квази-Вовку к стене. - Помогай! - рявкнул он. - Видишь - стрелять без толку! Вдвоем они придвинули в помощь легковесному столику и диван - слава богу, массивное сооружение подалось достаточно быстро. Существо вроде бы затихло. Игорь с Димычем перевели дух. - Что теперь? - спросил Димыч. Словно бы в ответ на его вопрос, дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял тот самый парнишка, которого Дамир Султангареевич называл Гошей. Глаза его, и без того узкие, были почти полностью прикрыты желтоватыми, в ранних морщинках, веками. - Что тут у вас творится? - едва не сорвавшись на крик, спросил с возмущением Димыч. Тут же Игорь дернул его за пиджак, одновременно выхватывая спрятанный было в карман пистолет: - Гляди, идиот! Только теперь Димыч увидел на Гошином горле долгий, темный, явно очень глубокий разрез. А... почему же крови-то - нет? О бок с Гошей в дверном проеме возник огромный черный волкодав со двора, и тут Димыч уже самостоятельно приметил запекшуюся кровавую вспухлость на месте правого глаза собаки. Позади тяжко заскрипели о пол ножки дивана. - К окну, - негромко скомандовал Игорь. - Если пропустят. Лезь первым, потом меня вытянешь. Время словно бы понеслось раз в десять быстрее положенного. Секунды казались короткими - убийственно короткими. Не раздумывая, Димыч метнулся к окну, вскочил на широкий, основательный подоконник и - лишь в последний миг сумел удержаться от прыжка вниз. Там, внизу, путь к отступлению перекрывали еще две огромных собаки. Брюхо одной было распорото так, что кишки ее совершенно вывалились наружу, у другой же вся шерсть на боку слиплась от крови, запекшейся до черноты. Чуть позади собак находился молодой - лет двадцати трех - крепко сбитый человек. При виде Димыча он молниеносно вскинул такой же, как и у существа, ворвавшегося в дом первым, арбалет. Тогда Димыч шарахнулся назад, упал, больно ударившись плечом об пол, - как раз вовремя, чтобы направленная в живот стрела лишь малость чиркнула по бицепсу, разорвав пиджак и оставив после себя глубокую царапину. Рукав тут же сделался мокрым от крови. - Что там? - напряженно спросил Игорь, продолжавший тем временем спиною вперед продвигаться к окну и держать на мушке медленно надвигающегося на него Гошу. - Там - тоже, - отвечал Димыч, поднимаясь и занимая позицию у оконного проема, напротив баррикады из журнального столика и дивана, под которой шумно возился, пытаясь высвободиться, квази-Вовка Бабаков. - Значит, всё, - спокойно констатировал Игорь. - Стрелять - бесполезно. В тот же миг мебельный завал в углу кабинета словно бы взорвался под напором изнутри. Ошметок кожаной диванной обивки угодил Димычу в лицо, на время ослепив. Инстинктивно он несколько раз нажал на спуск, и тут же рядом грохнул выстрел Игоря. Раздалось сдавленное злобное рычанье; что-то сбило Димыча на пол, лицом вниз, рвануло из рук пистолет и жестоко притиснуло к твердому паркету. Он не слышал звука падения - скорее ощутил содрогание пола, за которым последовал болезненный вскрик Игоря. Сквозь затуманившую разум безысходную тоску пробилась удивительно равнодушная - едва ли не раздраженная! - мысль: Что там с ним такое? На какое-то время возникла боль от проволоки, перехватившей и стянувшей запястья. Димыч не знал, сколько времени пролежал ничком на полу; мог лишь сказать, что времени этого - хватило, чтобы запястья онемели до бесчувственности, а боль из них, тупая и монотонная, разлилась по всему телу. Потом его вздернули кверху и поставили на ноги. Оказалось, за время, что Димыч пролежал лицом вниз, ничего не видя и не слыша (уши его - точно заткнуты были ватой), в кабинет успели подтянуться и те, кто перекрывал пути к отступлению снаружи. Непонятно отчего, Димычу вспомнилось, что стрелявшего в него молодого человека он как-то мельком встречал в городе, в обществе того же Володьки Бабакова, и звали этого молодого человека Шурой. Отметил он и то, что видимых телесных повреждений на теле Шуры не наблюдалось. Затем в кабинете появились новые лица. Первым вошел ужасно худой и довольно высокий человек, примерно одного с Шурой возраста. Давно не стриженые прямые, темно-русые волосы немного липко облегали внушительных размеров череп и впалые щеки, совершенно скрывая от посторонних взоров уши. Большие серые глаза почти совсем сливались с серой же, пепельной какой-то, кожей лица, однако в то же время выглядели невообразимо живыми - и жизнь их была куда как страшнее мертвой стеклянистости глаз Володьки с Шурой. Сопровождал его схожий с Шурой сложением чубатый парень с растянутыми в застывшей улыбке губами, очень похожий на деревенских гармонистов, какими изображают их иллюстраторы детских книг. В горле его, чуть левее кадыка, зияло аккуратное четырехугольное отверстие. Подробно осмотрев Димыча с Игорем, серолицый наклонился над мертвым Дамиром Султангареевичем, без видимых усилий вырвал из его черепа стальную арбалетную стрелу и жестом опытного хирурга протянул ее назад, за плечо. Тут же подскочивший Шура перенял у него стрелу и взамен ее вложил в пальцы серолицего... Димычев пистолет! Не разгибаясь, серолицый приставил ствол почти вплотную к оставленному стрелою отверстию и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Зазвенела о паркет стреляная гильза. Димыч словно бы очнулся от кошмарного сна. Бывают такие пробуждения, когда, едва продрав глаза, обнаруживаешь, что действительность - гораздо страшнее любых кошмаров. - Ты... что ж делаешь, гад?! - закричал он. Серолицый, точно и не слыша его, полюбовался на свою работу, удовлетворенно хмыкнул и пошел к дверям. На пороге он обернулся: - Грузите этих и - поехали!
49.
Наутро Петяша проснулся в странном каком-то, непривычном настроении. Памятная из сна легкость в голове не оставляла его и наяву; это было, с одной стороны, приятно, но с другой -почему-то малость раздражало. Вдобавок он еще и выспался плоховато: сон втроем на одной не шибко просторной тахте - дело не столь уж простое. Надо бы кровать попросторнее купить... Осторожно, дабы не разбудить мирно спящих Елку с Катериной (от удобств и приятностей полного одиночества отвыкаешь вовсе не вдруг), он выбрался из-под одеяла, - от которого ему, впрочем, и достался-то лишь самый край, - и, прихватив из кармана пиджака дареный портсигар, отправился откушать кофею. Утренняя тишина в квартире, нарушаемая лишь едва уловимым шипеньем горящего под джезвою газа, приятно разливалась по телу. Благодать-то, надо же... Внезапно Петяша почувствовал, как не хватало ему в последние дни простого покойного одиночества. Не хотелось ни о чем думать; мысль о неизбежной надобности с кем-либо общаться повергала чуть ли не в панику. Сняв джезву с плиты, он принялся за кофе. Однако дамы-то - проснутся скоро... Внезапно в голову Петяше пришла давно не посещавшая его идея: сейчас он допьет кофе, приведет себя в порядок и, пока дамы еще не проснулись, отправится гулять. Вот именно - прогуливаться. К Двенадцати Коллегиям. То было его любимое место для безмысленного отдыха. И от дома недалеко, и публика там не запруживает тротуары, и машин - более чем умеренное количество, и деревья растут... При каждом факультете - кофейня, да пиво, да книжные магазинчики с нестандартным ассортиментом, да туалеты (не шибко опрятные, зато дармовые)... Словом, лучшего места для этаких раздумчивых, неспешных прогулок - во всем городе не сыскать! Стараясь не шуметь, Петяша наскоро ополоснулся под душем, оделся, оставил на кухонном столе записку подобающего содержания - и отправился дворами да переулками к Биржевому мосту. Возле исторического факультета - в десять утра, да по летнему-то времени - не было ни души. Только в отдалении, при входе в главное университетское здание, колбасились туда-сюда какие-то юные личности. Залитый солнцем, лениво качающийся на волнах покоя мир, казалось бы, в точности сохранил прежние масштабы. И все же мир был маленьким... Поразмыслив, Петяша решил, что ему хочется еще кофе, и пошел в знаменитый "Тараканник" - или, для краткости, "Таракан" - что на первом этаже Двенадцати Коллегий. Здесь тоже было почти пусто; лишь за угловым столиком у окна сидел спиною к двери длинного росту человек в старенькой стройотрядовской курточке и красных спортивных трусах. Подле ноги его стоял огромный и неудобный с виду рюкзачище цвета хаки. Ну надо же! Куда ни сунься... - с некоторой досадою подумал Петяша. Человек этот был не кем другим, как старым его, около году не виданным знакомым, бывшим соучеником Димыча, страстным любителем баскетбола, писавшим порою непонятного качества стихи. (Согласен, сочетание странноватое, но тем не менее так оно и было.) Именовался он Олегом Новиковым, а жил недалече от "Приморской", на улице с труднопроизносимым названием - "Кораблестроителей". - Здравствуй. Человек под названием Олег Новиков обернулся. - У-ы-ы, ка-ккие лю-уди! Сказано это было так, точно Олег желал бы показать, будто преувеличивает радость от встречи. - Да - выглядит-то как шикарно! - продолжал он. - Неужто богатым, наконец, стал? - Подожди, я себе кофе возьму, - отвечал Петяша. - Ты сюда надолго забрел? - Да мне, в общем, делать особенно нечего, - нажимая на отдельные слова так, словно каждое предварительно обдумывалось со всех сторон, и непомерно растянув ударную гласную в последнем "нечего", сказал Олег. - Я тут ходил насчет зала договариваться, чтобы игру провести. - Э-э; кто про что, а вшивый - про баню... Ладно, погоди. Я - сейчас. В "Тараканнике" просидели минут сорок. За это время Олег успел поведать Петяше о различных приключениях их немногочисленных общих знакомых, а Петяша, в свою очередь, рассказал в общих чертах, чего интересного за последнее время произошло с ним. Опустив, понятное дело, сверхъестественные явления -выкладывать такие вещи постороннему, это ж страх подумать!.. - Я-а-асно, - протянул Олег, выслушав повествование о неожиданной Петяшиной удаче на книгоиздательском рынке. - А помнишь, обещал меня в каком-нибудь романе вывести, если я тебя пивом напою? - Ну, было дело. - И - как? Неужто вставил? - Не-а. Забыл. - Ну-у, вот так - всегда! - возмутился Олег. - Вставлю еще, - заверил его Петяша. - Надеюсь, эти четыре были не последними... Да? Верно ли? Непонятно откуда взявшееся сомнение на миг вселило в Петяшины мысли некоторый неуют. Ведь вправду: вот не станут люди его книжек покупать, и издавать его тогда больше не будут. И, значит, снова - прощай, свободная, приятная, обеспеченная жизнь... Олег заговорил что-то о своей работе - вернее, о полном отсутствии таковой. Вполуха слушая, как он жалуется на полное безделье на рабочем месте, недоумевает, за что ему платят какие-никакие, но все же деньги и сетует на опасения, что не сегодня-завтра его с этой работы по вышеуказанным причинам попрут, Петяша пил кофе и смотрел в окно. Он был занят собственными мыслями. А мир за окном был непривычно маленьким... - Фигня это все, - неожиданно сказал он, перебив на полуслове Олеговы излияния. - Гармония мира не знает границ... Олег, поперхнувшись очередною фразой, озадаченно и возмущенно уставился на Петяшу. - Ка-кая там, на хер, гармо-ония!.. - негодующе, качая голос, заговорил он. - Тут, понимаешь, томатный сок охеренно подорожал; денег второй месяц не платят, а Виноградов, мерзкий пруль... Петяша остановил его легким мановением ладони. - Чудак ты. При чем тут мировая-то гармония? Она же, подлая, вовсе не подразумевает, что каждому конкретному олегу новикову должно быть все по кайфу, - с этакой наставительной иронией сказал он. - Несправедли-и-иво-о! - изобразил Олег капризного ребенка, которого родители злодейски лишили конфеты. - Мало ли, что где несправедливо... Знаешь, айда уже наружу. Покурить хотца. Олег, обозначив голосом старческое тяжкое кряхтенье, водрузил на плечи свой рюкзак. Тем временем Петяша, уже на полпути к выходу, раскрыл свой портсигар - плотно занятый с самого пробуждения своими ощущениями, он даже изменил своему обычаю "сигаретки с утра пораньше". Там, под солидной платиновой крышкой, в стройной шеренге сигар наблюдалась брешь. Одной сигары - не хватало.
50.
Поначалу Петяша ощутил лишь разочарование: что за хрень такая, был портсигар всегда полон, а теперь одной сигары недостает... Может, он вообще перестал работать, и сигары отныне убывают, как им от природы положено? Это ж - если дальше так пойдет, и сам портсигар может взять да исчезнуть! А что, вполне; мало ли, как оно все там устроено... Портсигара было жалко - Петяша уже успел привыкнуть к обладанию такой солидной и полезной вещью. Не говоря, что дармовое высококачественное курево никогда не помешает... Да, попервости портсигар, конечно, напоминал о том, о чем хотелось бы, наоборот, забыть, но к этому он, Петяша тоже уже привык. Настолько, что почти перестал воспринимать портсигар, как напоминание о... Тяжко вздохнув - эк не вовремя, мол, такие превратности жизни! - Петяша достал себе сигару из оставшихся, скусил кончик и защелкнул платиновую крышку. Жалко, блллин, вещь-то... Машинально, точно заранее прощаясь с чудесным портсигаром, он снова надавил кнопку. Крышка отскочила с легким щелчком... Портсигар был полностью укомплектован. Не хватало лишь одной сигары. - Ты чего там возишься? - спросил Олег, уже с порога кафе. -Мы идем? Или ерундой страдаем? - Идем, - отвечал Петяша. - Сейчас покажу, чего. Устроившись на скамейке близ выхода, он вкратце поведал Олегу историю своей встречи с Тузом Колченогим и продемонстрировал возможности дареного портсигара, вынув из него, одну за другой, несколько сигар и переложив их в карман. Портсигар каждый раз оказывался почти полон - в ряду сигар недоставало только одной. - Ишь ты... - недоверчиво хмыкнул Олег. - Это - фокус такой, что ли? - Нет, конечно, - устало ответил Петяша. - Если бы фокус, то - какой интерес? В нем, правда, сигары никогда не кончаются... Олег задумался. - Ну, что значит - "какой интерес"... Может, тебе зачем-то надо, чтобы я в твою историю с этим, из бутылки, поверил! А, может, так просто над людьми прикалываешься... - Не до приколов мне сейчас, - тяжко вздохнув, сознался Петяша. - Не до приколов. Я, честно говоря, рассчитывал, что ты своим глазам поверишь, если что-нибудь подобное попадется. Ты же сам, - помнишь? - хотел, помимо стишат твоих, фантастический роман писать; про человека, которому этак ненавязчиво, вроде бы совершенно естественно, везет; правильно я помню? Вот тебе; пожалуйста. Чем не фантастика? Я - знать не знаю, откуда этот портсигар пополняет содержимое. И еще у меня такая же фляжка с коньяком есть. - С этими словами Петяша вынул из кармана упомянутую фляжку и наглядно продемонстрировал ее возможности. - На! Попробуй! Хоть ты коньяка и не любишь... - Не знаю, - сказал Олег, сделав солидный (на халявку-то даже уксус, говорят, сладок) глоток и убедившись, что жидкость по-прежнему плещется под самым горлышком посудины. - Может, там такой баллон резиновый внутри? Давление жидкости уменьшается, а баллон раздувается, и выходит, будто уровень жидкости -постоянный. - Я из этой фляжки уже сколько дней пью, - возразил Петяша. -Никаких баллонов не хватит. И потом - в портсигаре, значит, тоже... баллон? И для чего нам вообще понимать, как оно работает? Один хрен - наверняка не поймем. Важен результат. Завершив эту вульгарно-материалистическую сентенцию, Петяша, как и всякий вульгарный материалист, не преминул тут же воспользоваться упомянутым результатом - добыл себе еще сигару, вставил ее в янтарный мундштук и прикурил от остатка первой. - Знаешь, - помолчав, заговорил Олег, - по-моему, не это тебя угнетает. Не чудеса эти, в смысле. Что-то еще с тобой стряслось, иначе - знаю я тебя - чудесам ты бы только обрадовался до усеру... Расскажешь? Петяша, на которого уже начал действовать принятый на пустой почти желудок коньяк, внимательно, долго взглянул в его глаза. - Расскажу. Хрен с тобой; пользуйся.
51.
Очнувшись от короткого, до болезненности беспокойного сна, Димыч нашел свое самочувствие до отвращения безобразным. Перетянутая кое-как носовым платком раненая рука совсем занемела. Все тело ныло, точно одна огромная, свежая ссадина. На общем фоне выделялась еще боль в суставах. Такая, словно вчера весь день разгружал вагоны (эта работка была знакома Димычу по стройотряду). За окном сияло солнце. Было тихо; лишь Игорь, спавший рядом, на нечистом линолеумном полу, слегка постанывал во сне. Давеча их, связанных, бросили в грузовичок-фургон и довольно долго возили по каким-то кочкам да буеракам - наверное, путали следы. Хотя - без толку: едва очухавшись вот в этой комнате, Димыч сразу узнал университетские высотные общежития, что в Темяшкине, совсем неподалеку от Гостилицкого шоссе. Поди спутай с чем-нибудь такую планировку! Вид из окна с небрежно - прогалинки для обзору все же остались замазанным белой нитроэмалью стеклом только подтверждал его правоту. Под содержание пленников отвели целый "блок" из двух комнаток, коридорчика и сортира с душем. Мебели не было никакой, однако дверь в блоке была не казенной - солидная стальная конструкция, и вся дверная коробка заменена. Хрен из гранатомета прошибешь, не то, чтоб вынести голыми руками... Окно, впрочем, не было никак защищено, но - что с него толку, четырнадцатый этаж. Последний...
Накануне они с Игорем, пока были еще силы, обдумывали варианты с выкидыванием из окна записки, либо - разбить стекло и позвать на помощь. Но писать было не на чем и нечем, а при первой же попытке подойти к окну из "двойки" явилось все то же подобие Володьки Бабакова. Видимо, старый знакомец крепко запомнил нанесенную ему обиду: в стеклянном, неживом взгляде его образовалось нечто этакое неопределенное, однако делавшее квази-Володьку еще жутче прежнего. После этого уж ничего не оставалось, кроме как ложиться и спать по мере возможности - на попытки установить хоть какой-то контакт существо по-прежнему не поддавалось.
Теперь Димыч подошел к дверям "тройки" и осторожно высунулся в крохотную прихожую. В соседней комнате стояла мертвая тишина. Может, вот сейчас окно разбить попробовать? Словно в ответ на риторический мысленный вопрос, в наружной железной двери заскрежетал ключ. В блок, придержавшись на пороге и пропустив вперед "Володьку", вошел серолицый. Остановившись сразу же у двери, он принялся молча, не шевелясь и не моргая, разглядывать Димыча. Отчего-то захотелось замереть и обязательно выдержать, не сморгнув, холодный, точно у змеи, рассматривающей посетителей сквозь стекло террариума, взгляд... Едва Димыч успел осознать это желание и подивиться его нерациональности, серолицый заговорил: - Осваиваетесь... Голос его удивительно не подходил к мерзкой, расхлябанной, нечистоплотной какой-то внешности. Подобный голос - глубокий, хорошо поставленный, приятный на слух и вызывающий невольное доверие - сам по себе сделал бы карьеру любому политику, не говоря уж о теле- и радиодикторах. Но Димыч продолжал стоять неподвижно, изо всех сил стараясь не моргать. Это, по крайней мере, помогало избежать какого-нибудь неподходящего, невыгодного для сложившейся ситуации поведения. Тогда "Володька" без видимого усилия взял его за плечо - да так, что кости хрустнули - и, прежде, чем Димыч успел хоть инстинктивно оказать какое ни на есть сопротивление, вдвинул назад в "тройку". Следом за ними и серолицый вошел в комнату. - Я должен принести вам и вашему другу извинения, - сказал он. Вы... э-эммм... совершенно не нужны мне; я напрасно доставил вам столько неудобств. Интересно, подумал Димыч. Он - что же, отпустит нас сейчас? А как же пистолет мой? Пуля из него - в черепе Дамира Султангареевича... Станут наши власти с экспертизами да дактилоскопиями заморачиваться, с-час... Он раскрыл было рот, чтобы выразить серолицему все возмущение его давешним поступком, но тот продолжал: - Вас следовало ликвидировать там же, на месте, избавив тем самым от дискомфорта, связанного с... э-эммм... переездом сюда. Но мне показалось... Впрочем, неважно. Владимир, прошу вас. Конечно, этого не могло быть, однако Димычу показалось, что мертвяк при этих словах едва заметно дрогнул уголком рта, словно бы довольно ухмыляясь. Затем ему стало уже не до мертвяковых эмоций и внешних проявлений оных: "Володька", не спеша, двинулся вперед. Димыч судорожно попятился к окну. Удивительно, но именно сейчас, перед лицом надвигающейся смерти, в голове возникла мысль: А почему же от них мертвечиной не воняет? Ответ, правда, прийти в голову не успел: пятясь, Димыч зацепил пяткой ногу Игоря, спавшего до сих пор на полу - или же делавшего вид, что спит. Споткнувшись, он грохнулся на спину, едва сумев хоть как-то сжаться в комок, чтоб не слишком ушибиться. И тогда Володька прыгнул. Несущаяся к Димычу смерть, вопреки всем литературным байкам о том, что в подобный момент дОлжно чувствовать и переживать, не вызвала в нем никаких определенных эмоций. Он просто-напросто моргнул. Моргнул, и ничего более. Смежил на долю секунды веки, и все тут, а, открыв через эту самую долю секунды глаза, увидел, что... Жуткий мертвяк словно бы застыл на миг в воздухе и рухнул на пол, растекшись по грязному линолеуму неопрятной тряской грудой. По ноздрям немедленно резануло нестерпимой вонью. У двери медленно оседал на пол, скорчившись чуть не вдвое, серолицый. Дыхание перехватило. Зажав пальцами нос и совладав с забастовавшими на миг легкими, Димыч скосил глаза влево: - Игорь! Что ты с ними... Но Игорь явно не предпринимал ничего. Он, сидя на полу, во все глаза глядел куда-то за спину Димыча, в сторону окна. На подоконнике, покачивая ногой и играя солидной, дорогой с виду тростью, восседал просто-таки до жути необычный маленький человечек в прекрасной серой, английской шерсти "тройке". Штаны его на колене были измазаны чем-то наподобие известки. Из-под шляпы - углями полыхали пронзительные, жгучие глаза. Кожа лица и рук невесть откуда возникшего на подоконнике карлика имела странный изжелта-черный оттенок. - Ну что ж... - проговорил Игорь. - Его, по-твоему, твой Петька описывал? - Меня, меня, уважаемый мой господин Величко, - подтвердил карлик. Если вы, конечно, Лукова Петеньку имеете в виду. - А... - Димыч указал взглядом на зловонную желеобразную груду на полу. - Это вы, дорогой мой Дмитрий Валентинович, не беспокойтесь. О них отныне и впредь беспокоиться - нет никакого резону. Спускайтесь скорее вниз, я вас там подожду.