Страница:
52.
Кое-как приведя себя в порядок и ополоснув лица в раковине, Димыч с Игорем спустились на лифте вниз. Как Димыч и предполагал, держали их в петергофском студгородке, в общежитии номер 12, формально принадлежавшем матмеху. Нежданный спаситель ожидал их на лавочке при входе. - Раз уж Петенька вам обо мне рассказывал, - заговорил он, едва Димыч с Игорем приблизились, - представляться нужды нет. Что касается друга вашего, господина Султангареева; я ведь и с ним был знаком... Сожалею, но ничего не мог поделать. Опоздал. Я все-таки могу, хоть и многое, но далеко не все... - Это, стало быть, вы Дамиру Апокалипсис толковали? - скорее утвердительно сказал Игорь. Вот человек! восхитился мысленно Димыч. Игорь не только выглядел свежайше, точно и не провел ночь, последовавшую за столь насыщенным событиями днем, одетым на голом полу. Его еще хватало на то, чтоб, поддавшись исследовательскому азарту, задавать отвлеченные вопросы! Но Туз Колченогий, несмотря на всю отвлеченность вопроса, отчего-то помрачнел. - Было дело, - коротко ответил он. - Но это неважно. Он был молод, наивен... Словом, я тогда счел возможным слегка пошутить. Надеюсь, вы-то не станете просить меня о той же услуге? - А вот вы Петьке говорили... - начал было заразившийся от Игоря любопытством Димыч, но был тут же оборван: - Я ему, молодой человек, прежде всего, говорил, что в общении с людьми вынужденно пользуюсь крайне грубыми и приблизительными аллегориями. Димыч набычился. Столь резкое указание на незначительность его места во Вселенной, несмотря на всех читаных в отрочестве Бертранов Расселов и Тейяров де Шарденов, зацепило его за живое. - Ладно, - вмешался Игорь, заминая неловкое положение. - В конце концов, все это - не принципиально. Потому и объяснений природы напавших на нас... существ, я так понимаю, тоже искать не стоит. Но - что им от нас было нужно? Сам я не смог придумать ни единого вразумительного ответа... Ответил демон не вдруг. - Все ваши вопросы неизбежно сводятся к тому единственному, отвечать на который мне очень бы не хотелось. Лучше уж воздержитесь от них, сделайте такое одолжение. А эти существа... Вздор, ничего особенного. Считайте, что подверглись нападению... скажем, группы хулиганствующих подростков. Это не столь далеко от истины. Димыч, несмотря на то, что был вот этим самым демоном только что спасен от смерти, окончательно вышел из себя. Сколько уж раз ему в поисках удовлетворения своей любознательности приходилось наталкиваться на подобные, едва ли не хамские по сути, отказы! А все никак не привыкнуть... - А для чего тогда ты нас спасал от этих "подростков"? - почти грубо спросил он. Возможно, Димычу и показалось, но в тот момент он был уверен, что в глазках демона сверкнула искорка злобы. Едва ли не бессильной, можно сказать, злобы! Несколько секунд Колченогий молча рассматривал товарищей, будто сожалел о своем необдуманно-благородном поступке, а затем -исчез. - Дела... - только и сказал Игорь, слегка остолбеневший после Димычева вопроса - вернее, тона, каким вопрос был задан. А Димыч вдруг почувствовал, что дико хочет пить. Горяченького чего-нибудь. Типа кофе. - У тебя хоть мелочь какая-нибудь по карманам не сохранилась? Идем, в кофейню заглянем, а? Игорь взглянул на младшего товарища с некоторой опаской. Такое чувство вызывают обычно здоровые и сильные клинические идиоты, от которых неизвестно, чего ожидать в следующую минуту. - Идем, - ласково, успокаивающе отвечал он. - Только -кофейню приищем подальше отсюда, хорошо? Лучше бы - где-нибудь в городе...
53.
- Хрен знает, как все это понимать, - протянул раздумчиво Олег, выслушав довольно-таки сбивчивое изложение Петяшиной истории. - Как-то оно все... - Ну, я от тебя ничего другого и не ожидал, - с легким разочарованием в голосе отвечал Петяша, не дожидаясь окончания фразы. Скрутил крышку платиновой фляжки, как следует глотнул. - И ни от кого другого тоже не ждал ни хрена полезного. Потому и не рассказывал никому до сих пор. Даже Димычу. - Он сделал еще глоток. - И тебе, - еще глоток, - непонятно, на кой хер рассказал. - Еще глоток. - По пьяному делу, видимо. - Новый глоток. - М-математики, чтоб вам... Аналитики об-бразованные... - Быстро, бля! - заорал вдруг по-сержантски Олег, так, что направлявшиеся мимо их скамейки ко входу в главное здание молодой человек с девушкой вздрогнули и шарахнулись в сторону, хотя и так находились в достаточно безопасной отдаленности. - Квадратный корень из пятисот семидесяти семи тыщ ста четырех, живо!!! От неожиданности Петяша, как раз по окончании своей тирады снова поднесший фляжку к губам, поперхнулся коньяком. Крепкая, терпкая жидкость обожгла горло. На глазах выступили слезы. Изготовившись на случай чего к обороне, он, как мог язвительнее, просипел первое, что пришло на ум: - Семьсот пятьдесят д... к-хххе... девять и семь десятых, бля! Каков вопрос, таков... к-хххе... и ответ... мудак ты... к-хххе... Но Олег, вопреки ожиданиям, не стал буйствовать далее и даже не обиделся на "мудака". Добыв из рюкзачного кармана дешевый, скрепленный синей изолентой, чтоб не разваливался, калькулятор, он зачем-то встряхнул его, нажал несколько клавиш и удовлетворенно, будто бы именно этого и ожидал, объявил: - Правильно. Если до десятых округлять. Идем куда-нибудь; поговорить надо. В поисках относительного уединения - пришли на Стрелку и спустились к самой воде. За ранним часом народу, действительно, почти не было вокруг; только подкатывали изредка к одной из Ростральных колонн экскурсии на автобусах, которые здесь поджидали уже молодые люди, обвешанные стандартными сувенирами. - Ну и что все это должно значить? - сумрачно спросил успевший по дороге прокашляться Петяша. Олег, скинув рюкзак, аккуратно утвердил его возле гранитного парапета. - Значить это должно - следующее... Дальше последовало такое, что Петяше уже через несколько минут сделалось всерьез страшно и вместе - смешно. Выходило по Олеговым словам, что некое жутко тайное и могущественное общество паранормаликов, к коему и сам Олег принадлежит на каких-то не шибко значительных правах, давно и пристально за ним, Петяшей, наблюдает, и именно ему, Петяше, Олег будто бы обязан тем, что права эти не так уж незначительны, как полагалось бы по возрасту и способностям. Именно этим объяснялись и периодические заимообразные денежные вспомоществования, оказываемые им Петяше. А причина такого внимания была якобы в том, что Петяша - также паранормалик, не меньше, чем и Олег со товарищи, а может, даже посильнее любого из оных. Именно пробуждением дремавших в Петяше прежде паранормальных способностей, якобы, объяснялись все чудеса, происшедшие с ним за последнее время. И именно этого момента вот уже пять лет с нетерпением ждал Олег вкупе со всем их паранормальным кагалом, так как на Петяшины способности общество возлагает большие надежды. Одними этими надеждами, можно сказать, и живо по сию пору. Дослушав до возлагаемых на него надежд, Петяша коротко, нервно хохотнул: это уж было слишком. В собственной значимости, что ни говори, лишний раз утвердиться - приятно, однако в то, что она настолько хоть для кого-то велика, обычно как-то в глубине души не верится. - Что за бред? - При этих словах губы его слегка растянулись, точно резиновые, будто бы приглашая собеседника вместе посмеяться довольно удачно отмоченной хохме. - Ты это... - Я это - серьезно, - отвечал Олег. - Можем мы вовсе не так много, как хотелось бы, и с этим давно пора что-то делать. Наши есть много где. В ФСБ, например, ну и так далее... - Что же они в этом фээсбэ делают? - с горьким сарказмом спросил Петяша. - Анекдот рассказать? Приходит Пятачок к Винни-Пуху и говорит: "Винни, Винни, меня Макаревич с собою вместе сниматься пригласил!" Винни-Пух, конечно: "Да ну! Ты что! Да - как? Да неужто - сам Макаревич?" А Пятачок отвечает: "Я у него в следующей передаче "Смак" бифштекс играть буду!" Он снова растянул губы в резиновой улыбке, приглашая собеседника посмеяться хоть и не смешному, зато ко времени вспомянутому анекдоту. Завидев его улыбку, Олег нервно дрогнул уголком рта, но от резкостей удержался. - Вот затем ты нам и нужен, - спокойно произнес он. -Чтобы... роли бифштекса не сыграть, в случае чего. У нас народ - хоть и способный, но... маломощный все-таки. Самые сильные могут, например, пару спичек двигать, не прикасаясь. Или свечу погасить. Я, например, только предугадывать могу, куда противник на площадке сейчас побежит. И то иногда не срабатывает... - Баскетбольщики... - саркастически усмехнулся Петяша. - Ну, лады. Что с вами поделать, договорились. Значит, почту, телеграф, вокзалы и Белый Дом я беру на себя... ну, а уж на президентское место вы сами человека подыскивайте, некогда мне с вами долго возиться... Вопреки ожиданиям, Олег даже не улыбнулся. В глазах его появился - хотя, быть может, это Петяше и показалось - какой-то благоговейный страх. - Ты в самом деле - можешь? Вот теперь Петяше окончательно сделалось не до шуток. - Слушай, кончай охуевать-то, - все еще надеясь, что с ним просто-напросто шутят, заговорил он. - Ничего такого я не могу и не умею! Ни свечек гасить ни спички предугадывать... - Ты сейчас, при мне, квадратный корень из шестизначного числа извлек, мягко, но настойчиво прервал его Олег. - С точностью до десятых. Назвать любое число и случайно угадать -вероятность практически нулевая. Раньше ты - как, хорошо считал в уме? - С трудом, - нехотя буркнул Петяша. - То-то и оно, что с трудом. Не раз при мне сдачу в ларьках вычислял... - Ну и что? Я, может, больше ничего и не умею! Кроме счета. Про этих... людей-счетчиков - читал? Из них некоторые, помимо вычислений, вовсе даунами были! Это же... - Знаешь, - остановил его Олег, - давай не будем спорить. Бесполезно это. Мне и подумать страшно - таким же образом, путем жесткой провокации, проверять тебя на что-нибудь помимо счета... Кстати, за что мне всегда твоя писанина нравилась. Люди, как правило, говорят не связными словами, а бредят так себе чего-то сообразно собственным стереотипам, если вдуматься. Все к этому привыкли, хорошо друг друга понимают, и оттого чуть не любая попытка напрямую, без аллюзий и ассоциаций, вербально передать информацию им кажется бредом... Ты -может, единственный из нынешних литераторов! это почувствовал и использовал. С чего бы? - Он сделал паузу. -Так вот, о чем бишь я... Давай лучше - разойдемся пока; ты подумай, а, скажем, послезавтра я тебя разыщу. На вопросы отвечу, и все такое. Тогда и решишь. А теперь мне пора. Телефон у тебя - прежний? - Прежний. - Ну, счастливо. Подхватив прислоненный к парапету рюкзак и вскинув его на плечо, Олег резко развернулся и быстро взбежал по наклонной дорожке наверх. Петяша тупо проводил его взглядом и повернулся к воде. Рябь от легкого ветерка сверкала в лучах солнца, и поэтому казалось, что метрах этак в тридцати от Стрелки Нева сплошь забита мелким, до прозрачности чистым ледяным крошевом. Где-то примерно там, где крошево это становилось для Петяшина взгляда обычной грязноватой водой, лениво покачивалась на поверхности, поблескивала зеленым боком пивная бутылка. Голова, несмотря на основательное количество поплескивавшегося в животе коньяку, сохраняла приятную утреннюю ясность. Но соображать отказывалась наотрез. Что ж это? Еще один шизик, давненько не кажущему носа Боре под пару? Или - как? Ладно, хоть не пугает неизвестно чем! Хотя сам факт внимания со стороны некоей могущественной, по словам Олега, организации, внедрившей своих людей в ФСБ и еще черт-те куда, уже довольно страшноват... Конечно, на подобных энергетах, если уж настолько зауважали, можно бы неплохо заработать... Но нет. Если люди большие деньги в тебя вложат, то и отдачи будут ждать соответствующей. Прятаться потом от обжуленных занятие не шибко-то веселое. Нет уж, решил Петяша. Вот им всем! Пусть себе развлекаются по-своему, масоны хреновы, в меру сил и способностей, а у него, Петяши, и без того хватает... Рука сама собою потянулась за пазуху. Петяша глотнул еще коньяку, и взгляд его снова зацепился за плюхавшуюся невдалеке от берега бутылку. Спички, значит... А ежели - попробовать? Попробовать... А - как? Вспомнив виданые когда-то забугорные "ужастики", Петяша устремил на бутылку немигающий взгляд и мысленно как бы потянул ее к себе. Поначалу бутылка вроде бы чуть-чуть двинулась к берегу, однако тут же стало ясно, что это Петяше всего лишь кажется. Тогда он снова сосредоточился на том, что хочет притянуть к берегу проклятую стеклопосудину... Некоторое время не происходило ничего. Потом налетевший вдруг порыв ветра взъерошил Петяшины волосы, бутылка качнулась, хлебнула горлышком воды и затонула.
54.
В город ехали, в основном, молча, передавая по временам друг другу поллитровку какого-то непонятного коньяку, ухваченную в пристанционном ларьке. Только где-то уже около Броневой, когда опустели соседние лавки, Игорь заговорил: - На случай, если наш спаситель не озаботился... Прямо сегодня пойди в участок и заяви, что пистолет у тебя украли. Вчера утром, а лучше даже позавчера. Сам сообразишь, почему не пришел сразу. Мы с женой тебе алиби частично обеспечим, но для полноты картины подбери еще кого-нибудь. Понимаешь? Димыч молча кивнул. Он и вообще-то был здорово подавлен всем пережитым, а тут, при упоминании об Игоревой супруге, снова вспомнилось то, чего не хотелось бы вспоминать. Откуда-то из самой глубины теплого коньячного озера в желудке - поднялся и подступил к горлу тягучий, маслянистый пузырь омерзения. Вдобавок - возникло некстати перед глазами то, что осталось от "Володьки", серолицый, скорчившийся на полу... Димыча жестоко замутило. Чудовищным усилием воли подавив спазм, он судорожно припал к горлышку бутылки. - Ладно... - Отняв бутылку от губ, Димыч обнаружил, что голос его совсем "сел". - Это все - ясно. А вот - что мы дальше будем делать? - Отдохнуть не помешает, - поразмыслив, ответил Игорь. - Все равно ничего нам больше не остается, кроме как сидеть и ждать у моря погоды. Вопросов - уйма, однако ж самим искать на них ответы - без толку. Хотя бы потому, что неизвестно, где искать. Значит, посидим. Подождем, пока ответчики сами не явятся... - А они - явятся? - Спроси у них! Впрочем, я так полагаю, этого Туза Колченогого мы не в последний раз видели. С чего бы, в самом деле, ему нас из лап всяких монстров вынимать? Если озаботился, значит, ему от нас что-то нужно. А, если так, - появится. Никуда не денется. Игорь умолк. Димыч отвернулся к окну, за которым неспешно плыли назад, в сторону оставленного товарищами Петергофа, какие-то промышленного виду постройки, окруженные порядком запыленными зелеными насаждениями. Узнанное и пережитое за прошедшие сутки по всем понятиям было неимоверно жутким, однако чувства Димычевы - словно бы онемели. Настолько, что совершенно не воспринимали никакой жути. Ощущалась лишь усталость, да еще смутный тяжелый страх перед повторением чего-либо подобного. В таком состоянии Димыч обнаружил себя впервые и нашел его крайне мерзким. Верно, пожалуй, говорят, будто любопытство до добра не доводит... Задние двери с грохотом разъехались в стороны, и из тамбура в вагон, твердо шагая, вошел патруль желдормилиции. Димыч, еле-еле подавив в себе порыв вскочить и бежать, снова отвел взгляд к окну. Только - глазами не встречаться... Иначе - внимание обратят... Но патрульные, не обратив никакого внимания ни на Димыча ни на кого-либо другого из пассажиров, прошагали сквозь вагон и убрались в передний тамбур. Из заднего на смену им явился мальчишка-газетчик, надсаженным голосом извинившийся за "очередное беспокойство" и немедленно после этого принявшийся маслом расписывать достоинства продаваемой им газеты. - Да, и вот еще что... - неожиданно, точно вот только что вспомнив нечто важное, заговорил Игорь. - Сходи-ка ты к своему Петьке. Помирись... Ну, или - не то, чтобы "помирись", а так, пообщайся и посмотри, что к чему... Понимаешь? - Не очень, - честно сознался Димыч. - Как-то ты мнешься, трешься... Несвойственен тебе подобный стиль общения. - Ну, что ж делать... Я сам толком не понимаю, чего ты там можешь высмотреть, но почему-то чудится мне, что - можешь. Есть, что высматривать. На месте сообразишь... Только в расспросы не пускайся, пообщайся этак нейтрально, понимаешь? - Пожалуй... Электричка, натужно заскрипев тормозами, остановилась у платформы Балтийского вокзала. Немногочисленные пассажиры движимые необоримым инстинктом спешки непонятно куда, устремились к дверям, расположенным в передней части вагона. От тесноты и толкотни процесс высадки существенно замедлился. Пропустив всех мимо своей скамейки, Игорь поднялся и не спеша заковылял к задним дверям. Димыч пошел за ним, стараясь держаться так, чтобы распоротый рукав пиджака был понезаметнее.
По дороге к ближайшей кофейне, что, как известно, расположена на углу Шкапина и набережной Обводного канала, Димыч все безуспешно пытался прийти в себя и идти, как обычно, расправив плечи и глядя прямо перед собой: все-то ему казалось, что любой попадающийся навстречу милиционер уже снабжен ориентировкой с его, Димычевыми, приметами. От этого хотелось съежиться, свернуться клубком, сделаться как можно более незаметным... Однако здесь примитивный инстинкт самосохранения как раз работал против хозяина, побуждая поведением своим выделиться из общей массы. - А затем мы с тобой - вот что еще предпримем, - нарушил молчание Игорь. - Буде дней через несколько ничего не начнет проясняться само собой, пойдем прямо к этому вашему Флейшману. Помнишь, было говорено, он лохов разных надувает, обещает помочь компенсацию получить через суд, за наведенную будто бы порчу и прочий сглаз? Прикинемся такими вот лохами и придем. Посмотрим, что он из себя представляет вблизи.
55.
Некоторое время Петяша по инерции еще смотрел, не моргая, на то место, где ушла под воду бутылка. Затем он закурил и, резко развернувшись, взошел по наклонной мостовой к проезжей части. Дело шло к полудню. Вокруг ощутимо поприбавилось оживления. Теперь на Стрелку сплошным потоком неслись с Дворцового моста машины, а проходящие троллейбусы были набиты битком. Подкатывая к остановке, железные, душные коробки выплевывали наружу солидные порции своего содержимого, каковое, ошалело вертя головами, устремлялось на противоположную сторону, в направлении университета, что, учитывая плотность потока автомобилей, было делом отнюдь не легким. Те же, кто неизвестно сколько времени торчал на жаре, в пыли, ради сомнительного удовольствия дождаться и проникнуть в такую вот консервную банку, излишне поспешно, растрачивая слишком много энергии на ненужную толкотню и, как следствие оной, выяснение отношений с прочими жаждущими, устремлялись на штурм всех трех входных дверей...
Тьфу!
Переменился и воздух: свежесть утра была теперь ощутимо испакощена выхлопными газами. Ясного, прозрачного утреннего одиночества - не осталось и следа. На смену ему явилось мутное, потное (солнце уже здорово припекало, отчего ногам в ботинках сделалось довольно неудобно) раздражение. Стало совершенно понятно, что вот сейчас, как бы ни не хотелось, придется возвращаться в переполненную квартиру, где снова будет не до писаний и даже не до размышлений, и деваться от этого - некуда... Тяжело вздохнув и помянув нехорошим словом самую жизнь - за то, что так уж полна безысходности, Петяша отмахнулся от подкатившего было сбоку молодого человека с сувенирами и пошел к Биржевому мосту. Надо, пожалуй, еще в магазин заглянуть по дороге... Квартира встретила его успевшим сделаться привычным за последние дни оживлением. Катерина с Елкой успели за время Петяшина отсутствия развить бурную хозяйственную деятельность и теперь вовсю готовили обед (в магазин сходить, видимо, доспели сами, и - слава курам. Он, Петяша, едва войдя в первый, попавшийся по дороге, то бишь, тот, что на Добролюбова, тут же вылетел пулей на улицу, ибо запах там стоял...) С одной стороны - обед, конечно, вещь хорошая. Но с другой -суета, каковою сопровождалось его приготовление, совершенно не располагала. Поразмыслив малость в пессимистически-раздраженном ключе о судьбах, предназначениях и поиске оных, Петяша освободился от пиджака с галстуком, ополоснулся под холодным - на удивление, вопреки стоящим на дворе погодам - душем, сварил парочку чашек кофе, затем велел себе не мешать и, запершись в комнате, принялся осваивать возможности текстового редактора дареного notebook'а. Все равно - деньги, особенно большие, имеют тенденцию к убыванию, а это значит: пора приниматься за новый роман на продажу. И чем скорее, тем лучше. И лучше - даже не за один. Как ни странно, в раздраженном образе работа пошла. Довольно быстро освоив знаменитым методом "научного тыка" непривычный WinWord и осознав, что процесс при помощи такого научно-технического блага, как компьютер, несмотря даже на неудобно тесную клавиатуру, ускоряется раза в полтора сравнительно с машинкой, Петяша с ходу навалял две с лишком главы и только после этого притормозил: теперь следовало бы, ежели по-хорошему, этак "от фонаря" набредить в подробностях, страничек на пять, предполагаемое развитие событий и взаимоотношения промеж героев. Тут уже оказалось тяжелей. Сделав абзаца четыре, Петяша вдруг обнаружил, что сидит без движения, тупо уставившись в тускло-цветную панельку жидкокристаллического экрана, и совершенно не понимает, чего ему от этого, нового, романа хочется. Тогда он попробовал - хотя бы через силу - бредить краткое изложение романа дальше, но вскоре и это сделалось невозможно (бывает такое, когда работаешь долго и непрерывно: руки буквально отказываются поднять очередной кирпич либо навильник сена) трудным. К тому же, набреженное после повторного прочтения показалось слишком скучным, слишком уж само собою разумеющимся и примитивным. Самоувещевания на предмет того, что и со всеми его предыдущими романами бывало ровно почти то же самое, что и "Война и мир" и "Раковый корпус" и "The Clock-work Orange" и "One Flew Over the Cuckoo's Nest" и "Чапаев и Пустота", не говоря уж о разных мелочах типа Маркеса-Хемингуэя-Фолкнера-Сэлинджера и им подобных, в кратком изложении тоже покажутся полной ерундою, - не помогали. Умонастроение не было таким уж незнакомым. Однажды когда-то, в один прекрасный день лет этак несколько назад, Петяша - тоже вдруг обнаружил, что большая часть книг с семилетнего возраста любимых и почитаемых братьев Стругацких отчего-то больше не исторгает из него восхищенных "Ух ты!", "Вот это да!" и прочих оценочных междометий подобного рода. Произведения авторов, взрастивших на своих книгах аж несколько поколений русской технико-гуманитарной "интеллигенции", так здорово отличавшихся от общего писательско-фантастического фона, теперь, при очередном прочтении, одно за другим неизменно вызывали ощущение, схожее с тем, что чувствуешь, пробуя влезть в такие удобные и любимые в детстве штанишки и маечку... А вот нынче возникло, значит, такое чувство, что он как-то непонятно и незаметно перерос и свое собственное творчество. Сознавать это - было странно, н-но... Некие несформулированные резоны, какие-то неощутимые, то бишь, признаки неизбежности происшедшей перемены - в наличии имелись. Интере-есно... подумалось Петяше. Чем больше дров, тем - дальше в лес... Что ж такое, в самом-то деле, получается? Если так пойдет и дальше... Мало того, что жить сделается скучно, ведь еще и не на что будет - жить-то! И потом - если учесть, что вырастает он уже из собственного своего творчества, каковое для любого приличного писателя ближе, роднее и лучше чьего бы то ни было другого... Что же такое ему, Петяше, придется перерасти еще через несколько лет?
Кое-как приведя себя в порядок и ополоснув лица в раковине, Димыч с Игорем спустились на лифте вниз. Как Димыч и предполагал, держали их в петергофском студгородке, в общежитии номер 12, формально принадлежавшем матмеху. Нежданный спаситель ожидал их на лавочке при входе. - Раз уж Петенька вам обо мне рассказывал, - заговорил он, едва Димыч с Игорем приблизились, - представляться нужды нет. Что касается друга вашего, господина Султангареева; я ведь и с ним был знаком... Сожалею, но ничего не мог поделать. Опоздал. Я все-таки могу, хоть и многое, но далеко не все... - Это, стало быть, вы Дамиру Апокалипсис толковали? - скорее утвердительно сказал Игорь. Вот человек! восхитился мысленно Димыч. Игорь не только выглядел свежайше, точно и не провел ночь, последовавшую за столь насыщенным событиями днем, одетым на голом полу. Его еще хватало на то, чтоб, поддавшись исследовательскому азарту, задавать отвлеченные вопросы! Но Туз Колченогий, несмотря на всю отвлеченность вопроса, отчего-то помрачнел. - Было дело, - коротко ответил он. - Но это неважно. Он был молод, наивен... Словом, я тогда счел возможным слегка пошутить. Надеюсь, вы-то не станете просить меня о той же услуге? - А вот вы Петьке говорили... - начал было заразившийся от Игоря любопытством Димыч, но был тут же оборван: - Я ему, молодой человек, прежде всего, говорил, что в общении с людьми вынужденно пользуюсь крайне грубыми и приблизительными аллегориями. Димыч набычился. Столь резкое указание на незначительность его места во Вселенной, несмотря на всех читаных в отрочестве Бертранов Расселов и Тейяров де Шарденов, зацепило его за живое. - Ладно, - вмешался Игорь, заминая неловкое положение. - В конце концов, все это - не принципиально. Потому и объяснений природы напавших на нас... существ, я так понимаю, тоже искать не стоит. Но - что им от нас было нужно? Сам я не смог придумать ни единого вразумительного ответа... Ответил демон не вдруг. - Все ваши вопросы неизбежно сводятся к тому единственному, отвечать на который мне очень бы не хотелось. Лучше уж воздержитесь от них, сделайте такое одолжение. А эти существа... Вздор, ничего особенного. Считайте, что подверглись нападению... скажем, группы хулиганствующих подростков. Это не столь далеко от истины. Димыч, несмотря на то, что был вот этим самым демоном только что спасен от смерти, окончательно вышел из себя. Сколько уж раз ему в поисках удовлетворения своей любознательности приходилось наталкиваться на подобные, едва ли не хамские по сути, отказы! А все никак не привыкнуть... - А для чего тогда ты нас спасал от этих "подростков"? - почти грубо спросил он. Возможно, Димычу и показалось, но в тот момент он был уверен, что в глазках демона сверкнула искорка злобы. Едва ли не бессильной, можно сказать, злобы! Несколько секунд Колченогий молча рассматривал товарищей, будто сожалел о своем необдуманно-благородном поступке, а затем -исчез. - Дела... - только и сказал Игорь, слегка остолбеневший после Димычева вопроса - вернее, тона, каким вопрос был задан. А Димыч вдруг почувствовал, что дико хочет пить. Горяченького чего-нибудь. Типа кофе. - У тебя хоть мелочь какая-нибудь по карманам не сохранилась? Идем, в кофейню заглянем, а? Игорь взглянул на младшего товарища с некоторой опаской. Такое чувство вызывают обычно здоровые и сильные клинические идиоты, от которых неизвестно, чего ожидать в следующую минуту. - Идем, - ласково, успокаивающе отвечал он. - Только -кофейню приищем подальше отсюда, хорошо? Лучше бы - где-нибудь в городе...
53.
- Хрен знает, как все это понимать, - протянул раздумчиво Олег, выслушав довольно-таки сбивчивое изложение Петяшиной истории. - Как-то оно все... - Ну, я от тебя ничего другого и не ожидал, - с легким разочарованием в голосе отвечал Петяша, не дожидаясь окончания фразы. Скрутил крышку платиновой фляжки, как следует глотнул. - И ни от кого другого тоже не ждал ни хрена полезного. Потому и не рассказывал никому до сих пор. Даже Димычу. - Он сделал еще глоток. - И тебе, - еще глоток, - непонятно, на кой хер рассказал. - Еще глоток. - По пьяному делу, видимо. - Новый глоток. - М-математики, чтоб вам... Аналитики об-бразованные... - Быстро, бля! - заорал вдруг по-сержантски Олег, так, что направлявшиеся мимо их скамейки ко входу в главное здание молодой человек с девушкой вздрогнули и шарахнулись в сторону, хотя и так находились в достаточно безопасной отдаленности. - Квадратный корень из пятисот семидесяти семи тыщ ста четырех, живо!!! От неожиданности Петяша, как раз по окончании своей тирады снова поднесший фляжку к губам, поперхнулся коньяком. Крепкая, терпкая жидкость обожгла горло. На глазах выступили слезы. Изготовившись на случай чего к обороне, он, как мог язвительнее, просипел первое, что пришло на ум: - Семьсот пятьдесят д... к-хххе... девять и семь десятых, бля! Каков вопрос, таков... к-хххе... и ответ... мудак ты... к-хххе... Но Олег, вопреки ожиданиям, не стал буйствовать далее и даже не обиделся на "мудака". Добыв из рюкзачного кармана дешевый, скрепленный синей изолентой, чтоб не разваливался, калькулятор, он зачем-то встряхнул его, нажал несколько клавиш и удовлетворенно, будто бы именно этого и ожидал, объявил: - Правильно. Если до десятых округлять. Идем куда-нибудь; поговорить надо. В поисках относительного уединения - пришли на Стрелку и спустились к самой воде. За ранним часом народу, действительно, почти не было вокруг; только подкатывали изредка к одной из Ростральных колонн экскурсии на автобусах, которые здесь поджидали уже молодые люди, обвешанные стандартными сувенирами. - Ну и что все это должно значить? - сумрачно спросил успевший по дороге прокашляться Петяша. Олег, скинув рюкзак, аккуратно утвердил его возле гранитного парапета. - Значить это должно - следующее... Дальше последовало такое, что Петяше уже через несколько минут сделалось всерьез страшно и вместе - смешно. Выходило по Олеговым словам, что некое жутко тайное и могущественное общество паранормаликов, к коему и сам Олег принадлежит на каких-то не шибко значительных правах, давно и пристально за ним, Петяшей, наблюдает, и именно ему, Петяше, Олег будто бы обязан тем, что права эти не так уж незначительны, как полагалось бы по возрасту и способностям. Именно этим объяснялись и периодические заимообразные денежные вспомоществования, оказываемые им Петяше. А причина такого внимания была якобы в том, что Петяша - также паранормалик, не меньше, чем и Олег со товарищи, а может, даже посильнее любого из оных. Именно пробуждением дремавших в Петяше прежде паранормальных способностей, якобы, объяснялись все чудеса, происшедшие с ним за последнее время. И именно этого момента вот уже пять лет с нетерпением ждал Олег вкупе со всем их паранормальным кагалом, так как на Петяшины способности общество возлагает большие надежды. Одними этими надеждами, можно сказать, и живо по сию пору. Дослушав до возлагаемых на него надежд, Петяша коротко, нервно хохотнул: это уж было слишком. В собственной значимости, что ни говори, лишний раз утвердиться - приятно, однако в то, что она настолько хоть для кого-то велика, обычно как-то в глубине души не верится. - Что за бред? - При этих словах губы его слегка растянулись, точно резиновые, будто бы приглашая собеседника вместе посмеяться довольно удачно отмоченной хохме. - Ты это... - Я это - серьезно, - отвечал Олег. - Можем мы вовсе не так много, как хотелось бы, и с этим давно пора что-то делать. Наши есть много где. В ФСБ, например, ну и так далее... - Что же они в этом фээсбэ делают? - с горьким сарказмом спросил Петяша. - Анекдот рассказать? Приходит Пятачок к Винни-Пуху и говорит: "Винни, Винни, меня Макаревич с собою вместе сниматься пригласил!" Винни-Пух, конечно: "Да ну! Ты что! Да - как? Да неужто - сам Макаревич?" А Пятачок отвечает: "Я у него в следующей передаче "Смак" бифштекс играть буду!" Он снова растянул губы в резиновой улыбке, приглашая собеседника посмеяться хоть и не смешному, зато ко времени вспомянутому анекдоту. Завидев его улыбку, Олег нервно дрогнул уголком рта, но от резкостей удержался. - Вот затем ты нам и нужен, - спокойно произнес он. -Чтобы... роли бифштекса не сыграть, в случае чего. У нас народ - хоть и способный, но... маломощный все-таки. Самые сильные могут, например, пару спичек двигать, не прикасаясь. Или свечу погасить. Я, например, только предугадывать могу, куда противник на площадке сейчас побежит. И то иногда не срабатывает... - Баскетбольщики... - саркастически усмехнулся Петяша. - Ну, лады. Что с вами поделать, договорились. Значит, почту, телеграф, вокзалы и Белый Дом я беру на себя... ну, а уж на президентское место вы сами человека подыскивайте, некогда мне с вами долго возиться... Вопреки ожиданиям, Олег даже не улыбнулся. В глазах его появился - хотя, быть может, это Петяше и показалось - какой-то благоговейный страх. - Ты в самом деле - можешь? Вот теперь Петяше окончательно сделалось не до шуток. - Слушай, кончай охуевать-то, - все еще надеясь, что с ним просто-напросто шутят, заговорил он. - Ничего такого я не могу и не умею! Ни свечек гасить ни спички предугадывать... - Ты сейчас, при мне, квадратный корень из шестизначного числа извлек, мягко, но настойчиво прервал его Олег. - С точностью до десятых. Назвать любое число и случайно угадать -вероятность практически нулевая. Раньше ты - как, хорошо считал в уме? - С трудом, - нехотя буркнул Петяша. - То-то и оно, что с трудом. Не раз при мне сдачу в ларьках вычислял... - Ну и что? Я, может, больше ничего и не умею! Кроме счета. Про этих... людей-счетчиков - читал? Из них некоторые, помимо вычислений, вовсе даунами были! Это же... - Знаешь, - остановил его Олег, - давай не будем спорить. Бесполезно это. Мне и подумать страшно - таким же образом, путем жесткой провокации, проверять тебя на что-нибудь помимо счета... Кстати, за что мне всегда твоя писанина нравилась. Люди, как правило, говорят не связными словами, а бредят так себе чего-то сообразно собственным стереотипам, если вдуматься. Все к этому привыкли, хорошо друг друга понимают, и оттого чуть не любая попытка напрямую, без аллюзий и ассоциаций, вербально передать информацию им кажется бредом... Ты -может, единственный из нынешних литераторов! это почувствовал и использовал. С чего бы? - Он сделал паузу. -Так вот, о чем бишь я... Давай лучше - разойдемся пока; ты подумай, а, скажем, послезавтра я тебя разыщу. На вопросы отвечу, и все такое. Тогда и решишь. А теперь мне пора. Телефон у тебя - прежний? - Прежний. - Ну, счастливо. Подхватив прислоненный к парапету рюкзак и вскинув его на плечо, Олег резко развернулся и быстро взбежал по наклонной дорожке наверх. Петяша тупо проводил его взглядом и повернулся к воде. Рябь от легкого ветерка сверкала в лучах солнца, и поэтому казалось, что метрах этак в тридцати от Стрелки Нева сплошь забита мелким, до прозрачности чистым ледяным крошевом. Где-то примерно там, где крошево это становилось для Петяшина взгляда обычной грязноватой водой, лениво покачивалась на поверхности, поблескивала зеленым боком пивная бутылка. Голова, несмотря на основательное количество поплескивавшегося в животе коньяку, сохраняла приятную утреннюю ясность. Но соображать отказывалась наотрез. Что ж это? Еще один шизик, давненько не кажущему носа Боре под пару? Или - как? Ладно, хоть не пугает неизвестно чем! Хотя сам факт внимания со стороны некоей могущественной, по словам Олега, организации, внедрившей своих людей в ФСБ и еще черт-те куда, уже довольно страшноват... Конечно, на подобных энергетах, если уж настолько зауважали, можно бы неплохо заработать... Но нет. Если люди большие деньги в тебя вложат, то и отдачи будут ждать соответствующей. Прятаться потом от обжуленных занятие не шибко-то веселое. Нет уж, решил Петяша. Вот им всем! Пусть себе развлекаются по-своему, масоны хреновы, в меру сил и способностей, а у него, Петяши, и без того хватает... Рука сама собою потянулась за пазуху. Петяша глотнул еще коньяку, и взгляд его снова зацепился за плюхавшуюся невдалеке от берега бутылку. Спички, значит... А ежели - попробовать? Попробовать... А - как? Вспомнив виданые когда-то забугорные "ужастики", Петяша устремил на бутылку немигающий взгляд и мысленно как бы потянул ее к себе. Поначалу бутылка вроде бы чуть-чуть двинулась к берегу, однако тут же стало ясно, что это Петяше всего лишь кажется. Тогда он снова сосредоточился на том, что хочет притянуть к берегу проклятую стеклопосудину... Некоторое время не происходило ничего. Потом налетевший вдруг порыв ветра взъерошил Петяшины волосы, бутылка качнулась, хлебнула горлышком воды и затонула.
54.
В город ехали, в основном, молча, передавая по временам друг другу поллитровку какого-то непонятного коньяку, ухваченную в пристанционном ларьке. Только где-то уже около Броневой, когда опустели соседние лавки, Игорь заговорил: - На случай, если наш спаситель не озаботился... Прямо сегодня пойди в участок и заяви, что пистолет у тебя украли. Вчера утром, а лучше даже позавчера. Сам сообразишь, почему не пришел сразу. Мы с женой тебе алиби частично обеспечим, но для полноты картины подбери еще кого-нибудь. Понимаешь? Димыч молча кивнул. Он и вообще-то был здорово подавлен всем пережитым, а тут, при упоминании об Игоревой супруге, снова вспомнилось то, чего не хотелось бы вспоминать. Откуда-то из самой глубины теплого коньячного озера в желудке - поднялся и подступил к горлу тягучий, маслянистый пузырь омерзения. Вдобавок - возникло некстати перед глазами то, что осталось от "Володьки", серолицый, скорчившийся на полу... Димыча жестоко замутило. Чудовищным усилием воли подавив спазм, он судорожно припал к горлышку бутылки. - Ладно... - Отняв бутылку от губ, Димыч обнаружил, что голос его совсем "сел". - Это все - ясно. А вот - что мы дальше будем делать? - Отдохнуть не помешает, - поразмыслив, ответил Игорь. - Все равно ничего нам больше не остается, кроме как сидеть и ждать у моря погоды. Вопросов - уйма, однако ж самим искать на них ответы - без толку. Хотя бы потому, что неизвестно, где искать. Значит, посидим. Подождем, пока ответчики сами не явятся... - А они - явятся? - Спроси у них! Впрочем, я так полагаю, этого Туза Колченогого мы не в последний раз видели. С чего бы, в самом деле, ему нас из лап всяких монстров вынимать? Если озаботился, значит, ему от нас что-то нужно. А, если так, - появится. Никуда не денется. Игорь умолк. Димыч отвернулся к окну, за которым неспешно плыли назад, в сторону оставленного товарищами Петергофа, какие-то промышленного виду постройки, окруженные порядком запыленными зелеными насаждениями. Узнанное и пережитое за прошедшие сутки по всем понятиям было неимоверно жутким, однако чувства Димычевы - словно бы онемели. Настолько, что совершенно не воспринимали никакой жути. Ощущалась лишь усталость, да еще смутный тяжелый страх перед повторением чего-либо подобного. В таком состоянии Димыч обнаружил себя впервые и нашел его крайне мерзким. Верно, пожалуй, говорят, будто любопытство до добра не доводит... Задние двери с грохотом разъехались в стороны, и из тамбура в вагон, твердо шагая, вошел патруль желдормилиции. Димыч, еле-еле подавив в себе порыв вскочить и бежать, снова отвел взгляд к окну. Только - глазами не встречаться... Иначе - внимание обратят... Но патрульные, не обратив никакого внимания ни на Димыча ни на кого-либо другого из пассажиров, прошагали сквозь вагон и убрались в передний тамбур. Из заднего на смену им явился мальчишка-газетчик, надсаженным голосом извинившийся за "очередное беспокойство" и немедленно после этого принявшийся маслом расписывать достоинства продаваемой им газеты. - Да, и вот еще что... - неожиданно, точно вот только что вспомнив нечто важное, заговорил Игорь. - Сходи-ка ты к своему Петьке. Помирись... Ну, или - не то, чтобы "помирись", а так, пообщайся и посмотри, что к чему... Понимаешь? - Не очень, - честно сознался Димыч. - Как-то ты мнешься, трешься... Несвойственен тебе подобный стиль общения. - Ну, что ж делать... Я сам толком не понимаю, чего ты там можешь высмотреть, но почему-то чудится мне, что - можешь. Есть, что высматривать. На месте сообразишь... Только в расспросы не пускайся, пообщайся этак нейтрально, понимаешь? - Пожалуй... Электричка, натужно заскрипев тормозами, остановилась у платформы Балтийского вокзала. Немногочисленные пассажиры движимые необоримым инстинктом спешки непонятно куда, устремились к дверям, расположенным в передней части вагона. От тесноты и толкотни процесс высадки существенно замедлился. Пропустив всех мимо своей скамейки, Игорь поднялся и не спеша заковылял к задним дверям. Димыч пошел за ним, стараясь держаться так, чтобы распоротый рукав пиджака был понезаметнее.
По дороге к ближайшей кофейне, что, как известно, расположена на углу Шкапина и набережной Обводного канала, Димыч все безуспешно пытался прийти в себя и идти, как обычно, расправив плечи и глядя прямо перед собой: все-то ему казалось, что любой попадающийся навстречу милиционер уже снабжен ориентировкой с его, Димычевыми, приметами. От этого хотелось съежиться, свернуться клубком, сделаться как можно более незаметным... Однако здесь примитивный инстинкт самосохранения как раз работал против хозяина, побуждая поведением своим выделиться из общей массы. - А затем мы с тобой - вот что еще предпримем, - нарушил молчание Игорь. - Буде дней через несколько ничего не начнет проясняться само собой, пойдем прямо к этому вашему Флейшману. Помнишь, было говорено, он лохов разных надувает, обещает помочь компенсацию получить через суд, за наведенную будто бы порчу и прочий сглаз? Прикинемся такими вот лохами и придем. Посмотрим, что он из себя представляет вблизи.
55.
Некоторое время Петяша по инерции еще смотрел, не моргая, на то место, где ушла под воду бутылка. Затем он закурил и, резко развернувшись, взошел по наклонной мостовой к проезжей части. Дело шло к полудню. Вокруг ощутимо поприбавилось оживления. Теперь на Стрелку сплошным потоком неслись с Дворцового моста машины, а проходящие троллейбусы были набиты битком. Подкатывая к остановке, железные, душные коробки выплевывали наружу солидные порции своего содержимого, каковое, ошалело вертя головами, устремлялось на противоположную сторону, в направлении университета, что, учитывая плотность потока автомобилей, было делом отнюдь не легким. Те же, кто неизвестно сколько времени торчал на жаре, в пыли, ради сомнительного удовольствия дождаться и проникнуть в такую вот консервную банку, излишне поспешно, растрачивая слишком много энергии на ненужную толкотню и, как следствие оной, выяснение отношений с прочими жаждущими, устремлялись на штурм всех трех входных дверей...
Тьфу!
Переменился и воздух: свежесть утра была теперь ощутимо испакощена выхлопными газами. Ясного, прозрачного утреннего одиночества - не осталось и следа. На смену ему явилось мутное, потное (солнце уже здорово припекало, отчего ногам в ботинках сделалось довольно неудобно) раздражение. Стало совершенно понятно, что вот сейчас, как бы ни не хотелось, придется возвращаться в переполненную квартиру, где снова будет не до писаний и даже не до размышлений, и деваться от этого - некуда... Тяжело вздохнув и помянув нехорошим словом самую жизнь - за то, что так уж полна безысходности, Петяша отмахнулся от подкатившего было сбоку молодого человека с сувенирами и пошел к Биржевому мосту. Надо, пожалуй, еще в магазин заглянуть по дороге... Квартира встретила его успевшим сделаться привычным за последние дни оживлением. Катерина с Елкой успели за время Петяшина отсутствия развить бурную хозяйственную деятельность и теперь вовсю готовили обед (в магазин сходить, видимо, доспели сами, и - слава курам. Он, Петяша, едва войдя в первый, попавшийся по дороге, то бишь, тот, что на Добролюбова, тут же вылетел пулей на улицу, ибо запах там стоял...) С одной стороны - обед, конечно, вещь хорошая. Но с другой -суета, каковою сопровождалось его приготовление, совершенно не располагала. Поразмыслив малость в пессимистически-раздраженном ключе о судьбах, предназначениях и поиске оных, Петяша освободился от пиджака с галстуком, ополоснулся под холодным - на удивление, вопреки стоящим на дворе погодам - душем, сварил парочку чашек кофе, затем велел себе не мешать и, запершись в комнате, принялся осваивать возможности текстового редактора дареного notebook'а. Все равно - деньги, особенно большие, имеют тенденцию к убыванию, а это значит: пора приниматься за новый роман на продажу. И чем скорее, тем лучше. И лучше - даже не за один. Как ни странно, в раздраженном образе работа пошла. Довольно быстро освоив знаменитым методом "научного тыка" непривычный WinWord и осознав, что процесс при помощи такого научно-технического блага, как компьютер, несмотря даже на неудобно тесную клавиатуру, ускоряется раза в полтора сравнительно с машинкой, Петяша с ходу навалял две с лишком главы и только после этого притормозил: теперь следовало бы, ежели по-хорошему, этак "от фонаря" набредить в подробностях, страничек на пять, предполагаемое развитие событий и взаимоотношения промеж героев. Тут уже оказалось тяжелей. Сделав абзаца четыре, Петяша вдруг обнаружил, что сидит без движения, тупо уставившись в тускло-цветную панельку жидкокристаллического экрана, и совершенно не понимает, чего ему от этого, нового, романа хочется. Тогда он попробовал - хотя бы через силу - бредить краткое изложение романа дальше, но вскоре и это сделалось невозможно (бывает такое, когда работаешь долго и непрерывно: руки буквально отказываются поднять очередной кирпич либо навильник сена) трудным. К тому же, набреженное после повторного прочтения показалось слишком скучным, слишком уж само собою разумеющимся и примитивным. Самоувещевания на предмет того, что и со всеми его предыдущими романами бывало ровно почти то же самое, что и "Война и мир" и "Раковый корпус" и "The Clock-work Orange" и "One Flew Over the Cuckoo's Nest" и "Чапаев и Пустота", не говоря уж о разных мелочах типа Маркеса-Хемингуэя-Фолкнера-Сэлинджера и им подобных, в кратком изложении тоже покажутся полной ерундою, - не помогали. Умонастроение не было таким уж незнакомым. Однажды когда-то, в один прекрасный день лет этак несколько назад, Петяша - тоже вдруг обнаружил, что большая часть книг с семилетнего возраста любимых и почитаемых братьев Стругацких отчего-то больше не исторгает из него восхищенных "Ух ты!", "Вот это да!" и прочих оценочных междометий подобного рода. Произведения авторов, взрастивших на своих книгах аж несколько поколений русской технико-гуманитарной "интеллигенции", так здорово отличавшихся от общего писательско-фантастического фона, теперь, при очередном прочтении, одно за другим неизменно вызывали ощущение, схожее с тем, что чувствуешь, пробуя влезть в такие удобные и любимые в детстве штанишки и маечку... А вот нынче возникло, значит, такое чувство, что он как-то непонятно и незаметно перерос и свое собственное творчество. Сознавать это - было странно, н-но... Некие несформулированные резоны, какие-то неощутимые, то бишь, признаки неизбежности происшедшей перемены - в наличии имелись. Интере-есно... подумалось Петяше. Чем больше дров, тем - дальше в лес... Что ж такое, в самом-то деле, получается? Если так пойдет и дальше... Мало того, что жить сделается скучно, ведь еще и не на что будет - жить-то! И потом - если учесть, что вырастает он уже из собственного своего творчества, каковое для любого приличного писателя ближе, роднее и лучше чьего бы то ни было другого... Что же такое ему, Петяше, придется перерасти еще через несколько лет?