Страница:
=Георгий Моисеевич Флейшман. Адвокат. Парапсихолог.=
Дверь бесшумно отворилась. Борис ступил в темный коридор.
6.
Лучи утреннего солнца - даже сквозь сомкнутые веки - неприятно резали глаза. Краснота, клубившаяся перед Петяшиным взором, текла из глазных яблок в затылок и разливалась там, под черепушкой, целым озером мучительной тупой боли. Боли и в затылке-то явно было тесновато: за ночь она, подлая, успела заполнить собою и ребра и позвоночник - и вообще близка была к тому, чтобы затопить все тело, вытеснив голодную слабость и ноющие спазмы в желудке. Собравшись с силами, Петяша, наконец, разлепил веки. Яркий солнечный свет, точно только этого ждал, немедля хлобыстнул изо всей мочи по зрачкам. Зрительные нервы взвизгнули от боли, заставив зажмуриться вновь. Тогда Петяша постарался, насколько можно, сузить зрачки и снова открыл глаза. Вокруг, по раннему времени, не было ни души; лишь в отдалении, по Пулковскому шоссе, шуршали автомобили. Тело болело и ныло нестерпимо. Отдельно давал знать о себе мочевой пузырь - видимо, его-то сигналы и послужили причиной окончательного пробуждения.
Мир был огромен, прекрасен и интересен, и гармония его не знала границ.
Полежав бездвижно еще секунд двадцать, Петяша сосредоточился в едином рывке - и встал на ноги, приложив все силы, чтобы не упасть в тот же миг снова. Понемногу всплыли в голове вчерашние события. Впрочем, причины нападения его не интересовали: таковых могла быть хренова уйма - и все равновероятные. Обогнув дом, Петяша подошел к ограде расположенного на задах детского садика и справил нужду. Тело немедленно, наравне с болью, наполнилось мерзостной, тряской слабостью. Задрожали колени, в глазах помутилось... Но Петяша, одолев земное притяжение, остался на ногах. Вновь собравшись с силами и сосредоточившись на окружающем мире, он кое-как привел в порядок одежду. Это, последнее усилие направило мысли в сторону - хотя бы некоторого - поддержания организма. Вспомнилось, что денег, как и сил, нет, а голодная слабость в сочетании со вчерашними перипетиями не способствует далеким пешим прогулкам... Ступив шаг по направлению ко двору и парадным, Петяша ощутил под ногою нечто необычное. Прервав движение, он приподнял подошву и взглянул вниз. Под ногами, в редкой, обдрипанной и пыльной траве лежал себе, полеживал добротный, дорогой с виду бумажник черной матовой кожи.
7.
Да не осудит читатель Петяшу за то, что тот не снес немедленно найденного бумажника в ближайшее отделение милиции, - как, несомненно, поступил бы на его месте сам читатель! Вместо того Петяша через час с небольшим уже выгружался из такси возле своей парадной. Именно "выгружался": шофер за особую плату помогал ему ослабевшему, не забывайте, после всего пережитого - стаскивать в квартиру великое множество различной провизии, накупленной по дороге.
И чего там только не было! Скулы сводит, слюна переполняет рот, стоит лишь представить себе все это гастрономическое великолепие! Нет, как вам угодно, а я самоустраняюсь от описания стольких вкусностей, собранных в одну точку пространства-времени - или, проще говоря, в багажник нежно-салатной "Волги-ГАЗ-24" с облупившимися шашечками на дверцах. Хотите столь острых ощущений, так обратитесь к трудам Гоголя или Рабле, а не то - просто сходите на Кузнечный, к примеру, рынок.
Петяша, надо отметить, терпеть не мог принимать пищу на улице - слишком уж давно и крепко на собственной шкуре прочувствовал, каково голодному и безденежному наблюдать сие со стороны. Вообще, по его мнению, как бы ни был человек голоден, приличия треба соблюсти всегда, извинений для свинского поведения в природе не бывает. Не поступился он убеждениями и на сей раз. Управившись с разгрузкой и расплатившись с таксистом, Петяша перво-наперво напустил в ванну горячей воды, сгорая от нетерпения, вымыл на кухне все, среди прочего купленные, яблоки и, сложив их в отдельный чистый пакет со странной надписью: "FOOLS RUSН IN WНERE ANGELS FEAR TO TREAD", как рекомендовали по радио в советские времена забот о человеке, "перешел к водным процедурам". Окунулся с головой, умостил в порядком покоцанной ванне избитое свое тело, наощупь выбрал из пакета яблоко побольше, откусил... О-о-о-о-аххх! Желудок - словно бы опалило злой, едучей кислотой. Стенки его, иссохшиеся, изголодавшиеся, метнулись к разжеванному в кашицу кусочку яблока. Казалось, желудок стремится вобрать в себя, растворить полученный фрукт в долю секунды, - и это ему, надо сказать, удалось. Немедленно вслед за усвоением первой порции яблока тело обмякло, налилось тяжеловесной, блаженной истомой. Веки, хоть спать и не хотелось, сомкнулись сами собой. Руки безвольно опустились в теплую, мягкую воду.
Долго лежал Петяша в ванне, при полной - свет не так давно доспели отключить, ибо черт знает, с каких пор не плачено - темноте, неспешно грызя прохладные сладкие яблоки и, в общем, благодушно размышляя о превратностях жизни. Сознание его, занятое доселе лишь переработкой воспринятого ранее, мало-помалу переключалось на прием новых ощущений, впечатлений и сведений. И весьма приятная канва из сочетания теплой ванны с поеданием яблок, была словно бы подернута неприятным серым дымком, какой вынуждены обонять окружающие, если не в меру активные подростки подожгут где-нибудь неподалеку мусорный бак, и без того отнюдь не озонирующий воздуха. Ну, кончатся эти деньги, а - дальше? Дальше-то - что? В счастливо подвернувшемся под ноги бумажнике обнаружилось ровно двадцать пять бумажек, по сту долларов США каждая - и более ничего. Совсем ничего. Пятьсот долларов Петяша по дороге домой продал в первый попавшийся "обменник" при посредстве имевшего с собою документы таксиста, а остальные решил пока попридержать. Деньги, конечно, не маленькие, но ведь - убывают же! Далеко не каждый день такое счастье... И, кстати, счастье ли? Бумажник - более чем странный, если разобраться; отделений много, а, кроме долларов, - ничего. Ни тебе своеобычного бумажного мусора, неизбежно скапливающегося в любом бумажнике едва ли не на следующий день после его покупки, ни родимых рублевых бумажек, ни долларовых купюр помельче... Кто же нынче при себе подобные бумажники носит, да еще разбрасывает, где ни попадя? После седьмого громадного, ярко-красного яблока желудок приятно отяготила сырая, увесистая сытость. Боль, к которой тело уже успело малость притерпеться, словно растворилась в горячей воде, вытекла сквозь поры кожи. Навалилась, прикрыв ласковой рукою веки, оттеснив прочь мысли, сладостная истома. Поднеся ко рту восьмое яблоко и едва надкусив его, Петяша заснул.
8.
Пробудившись лишь на следующее утро, Петяша не стал вылезать из ванны, а только вынул затычку и пустил горячую воду (прежняя, за время пребывания его в объятиях Морфея и вместе - Нептуна, успела ощутимо остыть). Согревшись и доев выпавшее во сне изо рта яблоко, он нашел, что чувствует себя замечательно, выбрался из воды и, повинуясь велениям требовательного вакуума в желудке, наскоро растерши жестким полотенцем размякшую кожу, проследовал на кухню. Выбрав из холодильных сокровищ, что повкуснее, он плотоядно-торопливо изготовил горячее, сервировал холодное и этак через полчасика, сытый и довольный, уже попивал кофе с замечательным молдавским коньяком "Дойна" (вприкуску), плотоядно поглядывая на старую четырехрублевую вересковую трубку, загодя набитую - доверху! - "амфорой-золотой". Допив кофе, он закурил, однако хлынувший в легкие тонкого аромату дым, вопреки ожиданиям, не завершил, как подобало бы, великолепную симфонию пережитых ощущений. Коньяк (с отвычки-то) и курево словно бы заставили встрепенуться сидевший все это время тихо крохотный зародыш тревожного дискомфорта, который, обрадовавшись поводу насвинячить, принялся стремительно разрастаться. К тому же, на сытое брюхо, как водится, проснулась совесть: хозяин денег-то, небось, хватился; матерится сейчас вовсю... И не переиграть уже ничего: потратился вчера прилично, а возмещать - не из чего... И - деньги-то, может, краденые или еще что-нибудь подобное; таксиста по документам могут найти, а уж он-то Петяшу, без сомнения, запомнил отлично, включая адрес... И Елки - нету; задержалась она в этой клятой Москве, не разделить с ней наступивший хоть на краткое время кайф... Да и вообще: вот кончатся эти хреновы доллары, и - чем тогда дальше жить? В банк под проценты класть - глупо: сколько там этих процентов наберется; да и спокойнее, когда деньги под своим присмотром. Какой бы там надежный банк ни был... К тому же, власти обязательно заинтересуются, откуда взял; не могут не заинтересоваться, ибо из банка-то обязательно доложат, куда следует, закон нынче такой. Демократия есть осознанная необходимость плюс полная фискализация всея и всех... Можно, конечно, попробовать снова куда-нибудь на работу устроиться, только куда? Без диплома -то... Сторожам-вахтерам нынче платят так, что это и платой не назовешь, а администраторы-менеджеры инозабугорных "фирм", приглашавших желающих работать в оных на собеседования, от Петяши открещивались, едва взглянув на внешний вид... Стоп! Вот оно! Часть счастливо и вовремя обретенных денег треба потратить на обновление гардероба и приведение себя в порядок. Купить костюмчик, приличный и недорогой, а лучше - даже два; рубашек там, галстуков, обутки в тон... Тогда с порога не завернут; устроиться хотя бы стажером каким-нибудь, и вперед! Платят они неплохо, и образование их не всегда слишком уж колышет... А что? Может, и выйдет! При виде некоторых обнадеживающих перспектив на будущее беспокойство начало понемногу рассеиваться. Теперь, по крайней мере, было понятно, что надлежит предпринять в ближайшее время, отъевшись и придя в форму. Кое-какие сомнения еще оставались, но Петяша, решив бороться с пакостным настроением до победного конца, залпом допил оставшийся коньяк, налил еще, выпил, вытряхнул (пепел из трубки нужно именно вытряхивать, а не выбивать, если только трубка вам дорога!) из трубки пепел и обратил мысли в другую сторону. Человеку, который, в общем, на сей момент доволен жизнью, всегда желательно в меру поделиться собственным счастьем с другими; неудивительно, что Петяше захотелось пообщаться с кем-нибудь приятным под приличную выпивку. Так, Елки сейчас нет. Кого еще хотелось бы видеть? Телефон не работает (кстати, надо бы на днях поехать и заплатить), придется идти в люди самому... После некоторых размышлений Петяша остановился на кандидатуре самого, пожалуй, близкого из своих друзей, человека годом младше, по имени Димыч. И добираться удобно - троллейбус ходит почти напрямую, и коньяком Димыча попоить надо бы - а то что это только Димыч всегда его, Петяшу, поит? И побеседовать - о геополитике, скажем. Время - утреннее; пожалуй, не успел он еще никуда уйти... Выкопав из стенного шкафа небольшой, в давние изобильные времена купленный яркий рюкзачок, Петяша принялся укладывать в него закуску с выпивкой. За размышлениями, чего и сколько им с Димычем может потребоваться, его и застал звонок в дверь.
9.
Пренеприятная, должен сказать, штуковина - эти нежданные звонки в дверь! Судите сами: сколь редко следует за таковыми что-нибудь приятное! А, если и следует-таки, если то навестил вас случившийся рядом давно не виданый друг или душеприказчики какого-то неведомого богатого родственника, сам факт такого вот неожиданного удара по ушам - да еще в наше-то беспокойное (настолько, что нигде уже без этого эпитета это слово не употребляется, не верите - включите телевизор, убедитесь!) время здорово дергает нервы.
Неслышными шагами подойдя к двери, Петяша проверил взглядом, на месте ли увесистая ручка от швабры, с некоторых пор "на всякую потребу" стоявшая в прихожей, и прислушался. За дверью было тихо. Мысленно вздохнув, Петяша не слишком радушным тоном спросил: - Кто там? - Свои, отпирай, - ответил с лестницы голос Димыча. Пройдя сразу на кухню, Димыч установил на табуретку солидный черный "атташе-кейс" и раскрыл его. Внутри обнаружились две пачки пельменей "Останкинские", уже несколько лет служащих мишенью для не слишком смешных острот, баночка майонеза, пяток яблок, коробка листового липтоновского чаю, лимон и бутылка "Ахтамара". Еще в процессе открывания замков чемоданчика Димыч затрепетал ноздрями: не весь аромат "амфоры-золотой" успел уйти в вытяжку. Откинув крышку, он покосился на стол в поисках свободного места для принесенного, и заметил остатки Петяшина завтрака. - А-а; так ты тут кучеряво живешь, я погляжу... Раз не голодный, прячь тогда пельмени в холодильник. Выполнив указание, Петяша снова зажег плиту, поставил чайник и подсел к столу. Димыч, успевший тем временем слазать в буфет за второй емкостью для коньяка и распорядиться на свою долю "Дойной", недоверчиво отпробовал напиток - и смерил бутылку одобрительным взглядом: - Надо перелезать через забор? Или - прямо на улице? Ответил Петяша тоже в точности по "Швейку": - Я ее купил. В мыслях его царил легкий сумбур. Каким образом объяснить столь кстати появившемуся Димычу свой нежданный достаток? Если говорить правду, придется рассказывать обо всех своих неприятностях, а этого Петяша - ну уж очень не любил. Если же что-нибудь соврать, то, по меньшей мере, останешься с неприятностями один на один, и от этого неуютно. Вдобавок, не давало покоя смутное ощущение, что что-то не так... Поднявшись из-за стола, Петяша раскрыл холодильник, куда только что положил дареные пельмени. Внутри аппарата немедленно зажглась лампочка, изнутри дохнуло холодком. На металлических, ребристых стенках морозилки уже успел образоваться порядочный слой изморози. Аккуратно притворив дверцу, Петяша шагнул к кухонной двери и щелкнул выключателем. Лампочка под потолком ярко вспыхнула, будто и не бывало вороха грозных предупреждений в почтовом ящике, предварявших отключение электричества за систематическую неуплату. Погасив свет, Петяша снова опустился на табурет и налил себе коньяку. - Знаешь, - заговорил молчавший до сего момента Димыч, - ну его, этот чай. Свари лучше кофе, если имеется. Через полтора часа бутылка "Дойны" опустела, а Димыч был в курсе всего, происшедшего с Петяшей за последнее время - до появления электричества, за которое никто и не думал пока платить, включительно. Некоторое время он молча дымил сигаретой и размышлял. Наконец табак сгорел под самый фильтр, и Димыч, повертев окурок в пальцах, решительно расплющил его о дно пепельницы. - Что такое со светом может быть, ей-богу, не знаю. Мало ли -может, ошибка какая. А вот с этими тремя... Говоришь, сосед по лестнице с ними во дворе ошивался? - Было. - И, какого рожна им от тебя надо, ты вовсе понятия не имеешь... - Ни малейшего. Неторопливо, но неотвратимо, с непреклонной солидностью раздраженного парового катка, Димыч поднялся с табурета. - А пойдем, спросим. От коньяка с кофе Петяша ощутимо отяжелел. Радостное возбуждение первых доз прошло, навалилось оцепенение. Ощущение тревожного неуюта усилилось. Никуда идти и ничего выяснять - не хотелось. - Слушай, а оно нам надо, а? С этими словами Петяша машинально скрипнул пальцем по трехнедельной щетине на подбородке, уже переросшей, собственно, статус "щетины" и совершившей, таким образом, качественный скачок до уровня "бородки". Он понимал, что Димычем движет отнюдь не формальная обида за товарища: в нем, в Димыче, загорелось своеобычное любопытство - черта, сравнимая по интенсивности с его, Петяшиной, склонностью к размышлению, уже описанной выше. Если так, отвертеться от похода к соседу не удастся... Петяша снова, уже осознанно, поскреб подбородок. - Тогда я хоть побреюсь... а то - куда такому обросшему? Димыч досадливо поморщился. - Ладно. Давай только - не тормози. Прихватив с собою сигареты, Петяша прошел в ваннную, там смочил теплой водой лицо, намылил щетину куском мыла, сполоснул и вытер о полотенце левую руку и закурил, продолжая неспешно обрабатывать подбородок и щеки помазком.
Никуда идти и ничего выяснять - не хотелось. Зачем разбираться в первопричинах, когда со всех сторон удобней плюнуть и забыть? Но все же...
Сигарета докурилась до половины; Петяша, оставив помазок, взялся за бритву. Соскребая щетину под носом, он подумал, что сходить к соседу все же стоит. Как ни обвиняй себя в параноидальных наклонностях, компании шахматистов, по зрелом размышлении, явно был надобен именно он, Петяша. Показательно, кстати, что по возвращении домой на такси он их на скамейке не видел. А ведь время было не раннее, по магазинам ходил часа два. Или просто не успели еще собраться? Несколько дней подряд он, помнится, видел их в окно, только вот за временем не следил - у него и будильник-то стоит черт знает, с каких пор... Интересно, а сегодня они - там? Бритва задвигалась быстрее. Вскоре щетина была изведена под корень. Нижняя челюсть приобрела полузабытую уже гладкость хорошего бильярдного шара. Промыв под краном физиономию, Петяша направился в комнату - взглянуть в окно. Шахматистов на скамье не было и помину; место под солнцем оккупировали дворовые старушки с болонками и внучатами. Погладив ладонью щеку и пожалев, что не осталось с прежних зажиточных времен одеколона, Петяша влез в "приличные" штаны и натянул футболку. - Димыч, где ты делся? Айда.
10.
На лестничной площадке обнаружилось необычайное оживление. Дверь в соседнюю коммуналку была распахнута настежь. В проеме двое здоровил в грязно-белых халатах пыхтели, пытаясь вытащить из квартиры... ...того самого буйно-кудрявого мужика, что так заинтересовал Димыча после Петяшина повествования. Сосед, хоть и замотанный в смирительную рубаху (и как только замотать-то удалось?), оказывал весьма достойное сопротивление: упирался, лягался, бешено сверкал глазами. Проделывал он все это, как ни удивительно, молча. Чуть в стороне от театра военных действий находился третий медработник, хотя и уступавший двум первым в комплекции, зато облаченный в халат едва ли не безупречной белизны. Он лениво изготавливал шприц, только что вынутый из раскрытого на ступеньках чемоданчика. Как раз в тот момент, как Димыч с Петяшей вышли на лестницу, он даванул поршень, выпустив из крохотного отверстия в игле струйку лекарства, дабы стравить воздух, и утомленно спросил: - Ну что? Так справитесь, или колоть? Санитар поздоровее открыл было рот для ответа, но кандидат в постояльцы знаменитого "Скворешника" при виде Петяши вдруг замер и разом обмяк, обвис, вцепившись в плечо санитара, что посубтильнее. Ярость в жгуче-черных глазах его - непонятно с чего - сменилась полной покорностью судьбе, словно он внезапно понял, что, преуспев в сопротивлении, лишь наживет себе гораздо более паршивую участь. Санитары не преминули воспользоваться смятением в стане противника и повлекли свою жертву вниз. - Я-а-ас-сненько, - с сожалением протянул Димыч, когда они с Петяшей вернулись в квартиру. - Теперь до него минимум месяц не добраться... Петяше тоже хотелось бы думать, что он - по меньшей мере, на месяц избавлен от неожиданностей со стороны полузнакомого шизика, проживающего по соседству. В конце концов, может, это он просто что-то болезненное насчет него, Петяши, нафантазировал! И друзей собрал, а те еще не знали, что он -больной... Да, все это было очень похоже на правду. На чужое сумасшествие вообще много чего можно списать и много чего объяснить им. Но проклятое, с нездоровым граничащее, любопытство Димыча не позволяло удовлетвориться таким красивым, так похожим на правду объяснением. А вдруг причина все-таки не в безумии этого типа? Чего же тогда ожидать завтра, послезавтра и впредь всякий раз, выходя на улицу? И - чем он, Петяша, вообще обязан?.. Для ответа на эти вопросы - прав Димыч, зараза такая - имеющейся в наличии информации недостаточно. Другой вопрос: стоит ли дополнительная информация того, во что обойдется ее добывание? По чести сказать, сейчас, когда под рукою имелась приличная выпивка, соответствующая закуска и достаточно обнадеживающие перспективы на будущее, ни в чем разбираться - не желалось. Хотелось лишь одного: покоя. И в этом единственном, естественнейшем человеческом желании, Димыч, похоже, собирался ему, Петяше, отказать. Он, вновь утвердившись за кухонным столом, откупорил принесенный "Ахтамар" и во многозначительном молчании разлил по емкостям, одна из коих, кстати сказать, представляла собою химическую мензурку, а другая - маленький пластиковый стаканчик из-под йогурта. Судя по всему, он намеревался вот-вот заговорить о чем-то, без сомнения, еще усилившем бы тревогу в мыслях Петяши, но как раз в этот момент в комнате зазвонил телефон.
11.
Собственно говоря, Петяша даже не понял поначалу, что это там дребезжит давно не слыхал этого звука, отвык. - А-а, ты заплатил, наконец? - поинтересовался Димыч. Петяша машинально покачал головой. Жизнь вновь подбрасывала непонятное, пугающее своей непонятностью, ставящее перед необходимостью действовать, когда хочется прямо противоположного. Покоя... Телефон звонил. Пройдя в комнату, Петяша снял трубку. - Слушаю вас. - Господин Луков? Петр Алексеевич? - спросил из трубки этакий вальяжный, исполненный солидности и вместе с тем - энергичный - голос. Столь официальное начало не предвещало ничего хорошего. К тому же, к обращению "господин" Петяша как-то еще не привык, а посему - воспринимал его, скорее, в ироническом смысле и вообще недолюбливал. Потому он, с наигранной злобой, "качая" сквозь зубы голос, процитировал: - Я - не господин; господа - все в Париже! На противоположном конце провода последовала небольшая заминка. - Э-мммм... Возможно... В общем, Петр Алексеевич, с вами говорит Анатолий Леонидович Швыдко, из издательства "Норд-Зюйд". Вот какое дело: нам порекомендовали к рассмотрению четыре ваших романа, в общей сложности шестьдесят семь листов. "Страна восходящего пива", "Кирпичом по котенку, котенком по кирпичу...", "Долгая, нудная сказка" и "Стоит ли пить боржом?.." Мы ваши рукописи - прочли, обсудили и решили опубликовать. У вас ведь - книг еще не было, я не ошибся? Так, если между нами не возникнет особых разногласий, скоро уже в руках держать будете... За последние дни Петяша уже успел устать удивляться удивительному. Вот сейчас, в данный конкретный момент, от него явно ждали какой-то ответной реакции, но его, как на грех, хватало лишь на тупое, безмысленное молчание в трубку. Однако на противоположном конце его молчание было расценено иначе. - Вы - куда-то еще отдали эти романы? - Нет. На это коротенькое слово Петяши-таки хватило. - Вот и хорошо, тогда - и проблем никаких. Словом... Вас - из расчета семьдесят пять долларов за лист - устроит? Шестьдесят семь листов, по семьдесят пять каждый, да умножить на... Сколько же это денег получается? Безуспешно пытаясь вычислить в уме окончательную сумму, Петяша вновь затянул паузу, и собеседник вновь истолковал это по-своему. - Хорошо. Пусть будет, скажем, девяносто. Больше вам все равно не предложат; читатель вас, что ни говори, еще не знает... Хотя написано превосходно! - Голос в трубке рассчитанно смолк на пару секунд, дабы собеседник успел переварить лесть и хоть немного размякнуть извилинами. Как? Я могу считать, что предварительная договоренность между нами есть? К этому времени Петяша худо-бедно справился с вычислениями. По семьдесят пять за лист - выходило около двадцати пяти миллионов рублей. По девяносто, значит... еще больше. - Можете. - Вот и хорошо. Значит, сегодня мы проект договора подготовим, а завтра в обед, где-нибудь около часу, вы к нам подъезжайте... Запишите адрес и телефон. Раскопав в скопившейся на столе груде барахла карандаш и пустую пачку из-под папирос, Петяша записал продиктованный адрес. По адресу выходило, что находится издательство на проспекте Газа, недалече от Калинкина моста. - Значит, подъезжайте к часу; если договор подпишем, сможете сразу и аванс получить. - Х-хорошо. - Должен вам еще сообщить: мы, пока разыскивали вас, чтобы не терять даром времени, взяли на себя смелость... Словом, сейчас все - уже на стадии макета; самое позднее, через месяц книга поступит в продажу. Да; может быть, у вас еще что-нибудь готовое имеется? Привозите, посмотрим с удовольствием. - Хорошо. - До встречи, Петр Алексеевич. Всего хорошего. Послушав несколько времени короткие гудки отбоя в трубке, Петяша взглянул на папиросную коробку с адресом, перевел взгляд на телефон, еще вчера не подававший никаких признаков жизни... Нет, вот теперь он точно не станет ни в чем разбираться. Все, что ни делается, - к лучшему, а гармония мира - не знает границ. А он, Петяша, просто пойдет на кухню и выпьет еще кофе. С коньяком. Вприкуску, мат-ть его за ногу.
Дверь бесшумно отворилась. Борис ступил в темный коридор.
6.
Лучи утреннего солнца - даже сквозь сомкнутые веки - неприятно резали глаза. Краснота, клубившаяся перед Петяшиным взором, текла из глазных яблок в затылок и разливалась там, под черепушкой, целым озером мучительной тупой боли. Боли и в затылке-то явно было тесновато: за ночь она, подлая, успела заполнить собою и ребра и позвоночник - и вообще близка была к тому, чтобы затопить все тело, вытеснив голодную слабость и ноющие спазмы в желудке. Собравшись с силами, Петяша, наконец, разлепил веки. Яркий солнечный свет, точно только этого ждал, немедля хлобыстнул изо всей мочи по зрачкам. Зрительные нервы взвизгнули от боли, заставив зажмуриться вновь. Тогда Петяша постарался, насколько можно, сузить зрачки и снова открыл глаза. Вокруг, по раннему времени, не было ни души; лишь в отдалении, по Пулковскому шоссе, шуршали автомобили. Тело болело и ныло нестерпимо. Отдельно давал знать о себе мочевой пузырь - видимо, его-то сигналы и послужили причиной окончательного пробуждения.
Мир был огромен, прекрасен и интересен, и гармония его не знала границ.
Полежав бездвижно еще секунд двадцать, Петяша сосредоточился в едином рывке - и встал на ноги, приложив все силы, чтобы не упасть в тот же миг снова. Понемногу всплыли в голове вчерашние события. Впрочем, причины нападения его не интересовали: таковых могла быть хренова уйма - и все равновероятные. Обогнув дом, Петяша подошел к ограде расположенного на задах детского садика и справил нужду. Тело немедленно, наравне с болью, наполнилось мерзостной, тряской слабостью. Задрожали колени, в глазах помутилось... Но Петяша, одолев земное притяжение, остался на ногах. Вновь собравшись с силами и сосредоточившись на окружающем мире, он кое-как привел в порядок одежду. Это, последнее усилие направило мысли в сторону - хотя бы некоторого - поддержания организма. Вспомнилось, что денег, как и сил, нет, а голодная слабость в сочетании со вчерашними перипетиями не способствует далеким пешим прогулкам... Ступив шаг по направлению ко двору и парадным, Петяша ощутил под ногою нечто необычное. Прервав движение, он приподнял подошву и взглянул вниз. Под ногами, в редкой, обдрипанной и пыльной траве лежал себе, полеживал добротный, дорогой с виду бумажник черной матовой кожи.
7.
Да не осудит читатель Петяшу за то, что тот не снес немедленно найденного бумажника в ближайшее отделение милиции, - как, несомненно, поступил бы на его месте сам читатель! Вместо того Петяша через час с небольшим уже выгружался из такси возле своей парадной. Именно "выгружался": шофер за особую плату помогал ему ослабевшему, не забывайте, после всего пережитого - стаскивать в квартиру великое множество различной провизии, накупленной по дороге.
И чего там только не было! Скулы сводит, слюна переполняет рот, стоит лишь представить себе все это гастрономическое великолепие! Нет, как вам угодно, а я самоустраняюсь от описания стольких вкусностей, собранных в одну точку пространства-времени - или, проще говоря, в багажник нежно-салатной "Волги-ГАЗ-24" с облупившимися шашечками на дверцах. Хотите столь острых ощущений, так обратитесь к трудам Гоголя или Рабле, а не то - просто сходите на Кузнечный, к примеру, рынок.
Петяша, надо отметить, терпеть не мог принимать пищу на улице - слишком уж давно и крепко на собственной шкуре прочувствовал, каково голодному и безденежному наблюдать сие со стороны. Вообще, по его мнению, как бы ни был человек голоден, приличия треба соблюсти всегда, извинений для свинского поведения в природе не бывает. Не поступился он убеждениями и на сей раз. Управившись с разгрузкой и расплатившись с таксистом, Петяша перво-наперво напустил в ванну горячей воды, сгорая от нетерпения, вымыл на кухне все, среди прочего купленные, яблоки и, сложив их в отдельный чистый пакет со странной надписью: "FOOLS RUSН IN WНERE ANGELS FEAR TO TREAD", как рекомендовали по радио в советские времена забот о человеке, "перешел к водным процедурам". Окунулся с головой, умостил в порядком покоцанной ванне избитое свое тело, наощупь выбрал из пакета яблоко побольше, откусил... О-о-о-о-аххх! Желудок - словно бы опалило злой, едучей кислотой. Стенки его, иссохшиеся, изголодавшиеся, метнулись к разжеванному в кашицу кусочку яблока. Казалось, желудок стремится вобрать в себя, растворить полученный фрукт в долю секунды, - и это ему, надо сказать, удалось. Немедленно вслед за усвоением первой порции яблока тело обмякло, налилось тяжеловесной, блаженной истомой. Веки, хоть спать и не хотелось, сомкнулись сами собой. Руки безвольно опустились в теплую, мягкую воду.
Долго лежал Петяша в ванне, при полной - свет не так давно доспели отключить, ибо черт знает, с каких пор не плачено - темноте, неспешно грызя прохладные сладкие яблоки и, в общем, благодушно размышляя о превратностях жизни. Сознание его, занятое доселе лишь переработкой воспринятого ранее, мало-помалу переключалось на прием новых ощущений, впечатлений и сведений. И весьма приятная канва из сочетания теплой ванны с поеданием яблок, была словно бы подернута неприятным серым дымком, какой вынуждены обонять окружающие, если не в меру активные подростки подожгут где-нибудь неподалеку мусорный бак, и без того отнюдь не озонирующий воздуха. Ну, кончатся эти деньги, а - дальше? Дальше-то - что? В счастливо подвернувшемся под ноги бумажнике обнаружилось ровно двадцать пять бумажек, по сту долларов США каждая - и более ничего. Совсем ничего. Пятьсот долларов Петяша по дороге домой продал в первый попавшийся "обменник" при посредстве имевшего с собою документы таксиста, а остальные решил пока попридержать. Деньги, конечно, не маленькие, но ведь - убывают же! Далеко не каждый день такое счастье... И, кстати, счастье ли? Бумажник - более чем странный, если разобраться; отделений много, а, кроме долларов, - ничего. Ни тебе своеобычного бумажного мусора, неизбежно скапливающегося в любом бумажнике едва ли не на следующий день после его покупки, ни родимых рублевых бумажек, ни долларовых купюр помельче... Кто же нынче при себе подобные бумажники носит, да еще разбрасывает, где ни попадя? После седьмого громадного, ярко-красного яблока желудок приятно отяготила сырая, увесистая сытость. Боль, к которой тело уже успело малость притерпеться, словно растворилась в горячей воде, вытекла сквозь поры кожи. Навалилась, прикрыв ласковой рукою веки, оттеснив прочь мысли, сладостная истома. Поднеся ко рту восьмое яблоко и едва надкусив его, Петяша заснул.
8.
Пробудившись лишь на следующее утро, Петяша не стал вылезать из ванны, а только вынул затычку и пустил горячую воду (прежняя, за время пребывания его в объятиях Морфея и вместе - Нептуна, успела ощутимо остыть). Согревшись и доев выпавшее во сне изо рта яблоко, он нашел, что чувствует себя замечательно, выбрался из воды и, повинуясь велениям требовательного вакуума в желудке, наскоро растерши жестким полотенцем размякшую кожу, проследовал на кухню. Выбрав из холодильных сокровищ, что повкуснее, он плотоядно-торопливо изготовил горячее, сервировал холодное и этак через полчасика, сытый и довольный, уже попивал кофе с замечательным молдавским коньяком "Дойна" (вприкуску), плотоядно поглядывая на старую четырехрублевую вересковую трубку, загодя набитую - доверху! - "амфорой-золотой". Допив кофе, он закурил, однако хлынувший в легкие тонкого аромату дым, вопреки ожиданиям, не завершил, как подобало бы, великолепную симфонию пережитых ощущений. Коньяк (с отвычки-то) и курево словно бы заставили встрепенуться сидевший все это время тихо крохотный зародыш тревожного дискомфорта, который, обрадовавшись поводу насвинячить, принялся стремительно разрастаться. К тому же, на сытое брюхо, как водится, проснулась совесть: хозяин денег-то, небось, хватился; матерится сейчас вовсю... И не переиграть уже ничего: потратился вчера прилично, а возмещать - не из чего... И - деньги-то, может, краденые или еще что-нибудь подобное; таксиста по документам могут найти, а уж он-то Петяшу, без сомнения, запомнил отлично, включая адрес... И Елки - нету; задержалась она в этой клятой Москве, не разделить с ней наступивший хоть на краткое время кайф... Да и вообще: вот кончатся эти хреновы доллары, и - чем тогда дальше жить? В банк под проценты класть - глупо: сколько там этих процентов наберется; да и спокойнее, когда деньги под своим присмотром. Какой бы там надежный банк ни был... К тому же, власти обязательно заинтересуются, откуда взял; не могут не заинтересоваться, ибо из банка-то обязательно доложат, куда следует, закон нынче такой. Демократия есть осознанная необходимость плюс полная фискализация всея и всех... Можно, конечно, попробовать снова куда-нибудь на работу устроиться, только куда? Без диплома -то... Сторожам-вахтерам нынче платят так, что это и платой не назовешь, а администраторы-менеджеры инозабугорных "фирм", приглашавших желающих работать в оных на собеседования, от Петяши открещивались, едва взглянув на внешний вид... Стоп! Вот оно! Часть счастливо и вовремя обретенных денег треба потратить на обновление гардероба и приведение себя в порядок. Купить костюмчик, приличный и недорогой, а лучше - даже два; рубашек там, галстуков, обутки в тон... Тогда с порога не завернут; устроиться хотя бы стажером каким-нибудь, и вперед! Платят они неплохо, и образование их не всегда слишком уж колышет... А что? Может, и выйдет! При виде некоторых обнадеживающих перспектив на будущее беспокойство начало понемногу рассеиваться. Теперь, по крайней мере, было понятно, что надлежит предпринять в ближайшее время, отъевшись и придя в форму. Кое-какие сомнения еще оставались, но Петяша, решив бороться с пакостным настроением до победного конца, залпом допил оставшийся коньяк, налил еще, выпил, вытряхнул (пепел из трубки нужно именно вытряхивать, а не выбивать, если только трубка вам дорога!) из трубки пепел и обратил мысли в другую сторону. Человеку, который, в общем, на сей момент доволен жизнью, всегда желательно в меру поделиться собственным счастьем с другими; неудивительно, что Петяше захотелось пообщаться с кем-нибудь приятным под приличную выпивку. Так, Елки сейчас нет. Кого еще хотелось бы видеть? Телефон не работает (кстати, надо бы на днях поехать и заплатить), придется идти в люди самому... После некоторых размышлений Петяша остановился на кандидатуре самого, пожалуй, близкого из своих друзей, человека годом младше, по имени Димыч. И добираться удобно - троллейбус ходит почти напрямую, и коньяком Димыча попоить надо бы - а то что это только Димыч всегда его, Петяшу, поит? И побеседовать - о геополитике, скажем. Время - утреннее; пожалуй, не успел он еще никуда уйти... Выкопав из стенного шкафа небольшой, в давние изобильные времена купленный яркий рюкзачок, Петяша принялся укладывать в него закуску с выпивкой. За размышлениями, чего и сколько им с Димычем может потребоваться, его и застал звонок в дверь.
9.
Пренеприятная, должен сказать, штуковина - эти нежданные звонки в дверь! Судите сами: сколь редко следует за таковыми что-нибудь приятное! А, если и следует-таки, если то навестил вас случившийся рядом давно не виданый друг или душеприказчики какого-то неведомого богатого родственника, сам факт такого вот неожиданного удара по ушам - да еще в наше-то беспокойное (настолько, что нигде уже без этого эпитета это слово не употребляется, не верите - включите телевизор, убедитесь!) время здорово дергает нервы.
Неслышными шагами подойдя к двери, Петяша проверил взглядом, на месте ли увесистая ручка от швабры, с некоторых пор "на всякую потребу" стоявшая в прихожей, и прислушался. За дверью было тихо. Мысленно вздохнув, Петяша не слишком радушным тоном спросил: - Кто там? - Свои, отпирай, - ответил с лестницы голос Димыча. Пройдя сразу на кухню, Димыч установил на табуретку солидный черный "атташе-кейс" и раскрыл его. Внутри обнаружились две пачки пельменей "Останкинские", уже несколько лет служащих мишенью для не слишком смешных острот, баночка майонеза, пяток яблок, коробка листового липтоновского чаю, лимон и бутылка "Ахтамара". Еще в процессе открывания замков чемоданчика Димыч затрепетал ноздрями: не весь аромат "амфоры-золотой" успел уйти в вытяжку. Откинув крышку, он покосился на стол в поисках свободного места для принесенного, и заметил остатки Петяшина завтрака. - А-а; так ты тут кучеряво живешь, я погляжу... Раз не голодный, прячь тогда пельмени в холодильник. Выполнив указание, Петяша снова зажег плиту, поставил чайник и подсел к столу. Димыч, успевший тем временем слазать в буфет за второй емкостью для коньяка и распорядиться на свою долю "Дойной", недоверчиво отпробовал напиток - и смерил бутылку одобрительным взглядом: - Надо перелезать через забор? Или - прямо на улице? Ответил Петяша тоже в точности по "Швейку": - Я ее купил. В мыслях его царил легкий сумбур. Каким образом объяснить столь кстати появившемуся Димычу свой нежданный достаток? Если говорить правду, придется рассказывать обо всех своих неприятностях, а этого Петяша - ну уж очень не любил. Если же что-нибудь соврать, то, по меньшей мере, останешься с неприятностями один на один, и от этого неуютно. Вдобавок, не давало покоя смутное ощущение, что что-то не так... Поднявшись из-за стола, Петяша раскрыл холодильник, куда только что положил дареные пельмени. Внутри аппарата немедленно зажглась лампочка, изнутри дохнуло холодком. На металлических, ребристых стенках морозилки уже успел образоваться порядочный слой изморози. Аккуратно притворив дверцу, Петяша шагнул к кухонной двери и щелкнул выключателем. Лампочка под потолком ярко вспыхнула, будто и не бывало вороха грозных предупреждений в почтовом ящике, предварявших отключение электричества за систематическую неуплату. Погасив свет, Петяша снова опустился на табурет и налил себе коньяку. - Знаешь, - заговорил молчавший до сего момента Димыч, - ну его, этот чай. Свари лучше кофе, если имеется. Через полтора часа бутылка "Дойны" опустела, а Димыч был в курсе всего, происшедшего с Петяшей за последнее время - до появления электричества, за которое никто и не думал пока платить, включительно. Некоторое время он молча дымил сигаретой и размышлял. Наконец табак сгорел под самый фильтр, и Димыч, повертев окурок в пальцах, решительно расплющил его о дно пепельницы. - Что такое со светом может быть, ей-богу, не знаю. Мало ли -может, ошибка какая. А вот с этими тремя... Говоришь, сосед по лестнице с ними во дворе ошивался? - Было. - И, какого рожна им от тебя надо, ты вовсе понятия не имеешь... - Ни малейшего. Неторопливо, но неотвратимо, с непреклонной солидностью раздраженного парового катка, Димыч поднялся с табурета. - А пойдем, спросим. От коньяка с кофе Петяша ощутимо отяжелел. Радостное возбуждение первых доз прошло, навалилось оцепенение. Ощущение тревожного неуюта усилилось. Никуда идти и ничего выяснять - не хотелось. - Слушай, а оно нам надо, а? С этими словами Петяша машинально скрипнул пальцем по трехнедельной щетине на подбородке, уже переросшей, собственно, статус "щетины" и совершившей, таким образом, качественный скачок до уровня "бородки". Он понимал, что Димычем движет отнюдь не формальная обида за товарища: в нем, в Димыче, загорелось своеобычное любопытство - черта, сравнимая по интенсивности с его, Петяшиной, склонностью к размышлению, уже описанной выше. Если так, отвертеться от похода к соседу не удастся... Петяша снова, уже осознанно, поскреб подбородок. - Тогда я хоть побреюсь... а то - куда такому обросшему? Димыч досадливо поморщился. - Ладно. Давай только - не тормози. Прихватив с собою сигареты, Петяша прошел в ваннную, там смочил теплой водой лицо, намылил щетину куском мыла, сполоснул и вытер о полотенце левую руку и закурил, продолжая неспешно обрабатывать подбородок и щеки помазком.
Никуда идти и ничего выяснять - не хотелось. Зачем разбираться в первопричинах, когда со всех сторон удобней плюнуть и забыть? Но все же...
Сигарета докурилась до половины; Петяша, оставив помазок, взялся за бритву. Соскребая щетину под носом, он подумал, что сходить к соседу все же стоит. Как ни обвиняй себя в параноидальных наклонностях, компании шахматистов, по зрелом размышлении, явно был надобен именно он, Петяша. Показательно, кстати, что по возвращении домой на такси он их на скамейке не видел. А ведь время было не раннее, по магазинам ходил часа два. Или просто не успели еще собраться? Несколько дней подряд он, помнится, видел их в окно, только вот за временем не следил - у него и будильник-то стоит черт знает, с каких пор... Интересно, а сегодня они - там? Бритва задвигалась быстрее. Вскоре щетина была изведена под корень. Нижняя челюсть приобрела полузабытую уже гладкость хорошего бильярдного шара. Промыв под краном физиономию, Петяша направился в комнату - взглянуть в окно. Шахматистов на скамье не было и помину; место под солнцем оккупировали дворовые старушки с болонками и внучатами. Погладив ладонью щеку и пожалев, что не осталось с прежних зажиточных времен одеколона, Петяша влез в "приличные" штаны и натянул футболку. - Димыч, где ты делся? Айда.
10.
На лестничной площадке обнаружилось необычайное оживление. Дверь в соседнюю коммуналку была распахнута настежь. В проеме двое здоровил в грязно-белых халатах пыхтели, пытаясь вытащить из квартиры... ...того самого буйно-кудрявого мужика, что так заинтересовал Димыча после Петяшина повествования. Сосед, хоть и замотанный в смирительную рубаху (и как только замотать-то удалось?), оказывал весьма достойное сопротивление: упирался, лягался, бешено сверкал глазами. Проделывал он все это, как ни удивительно, молча. Чуть в стороне от театра военных действий находился третий медработник, хотя и уступавший двум первым в комплекции, зато облаченный в халат едва ли не безупречной белизны. Он лениво изготавливал шприц, только что вынутый из раскрытого на ступеньках чемоданчика. Как раз в тот момент, как Димыч с Петяшей вышли на лестницу, он даванул поршень, выпустив из крохотного отверстия в игле струйку лекарства, дабы стравить воздух, и утомленно спросил: - Ну что? Так справитесь, или колоть? Санитар поздоровее открыл было рот для ответа, но кандидат в постояльцы знаменитого "Скворешника" при виде Петяши вдруг замер и разом обмяк, обвис, вцепившись в плечо санитара, что посубтильнее. Ярость в жгуче-черных глазах его - непонятно с чего - сменилась полной покорностью судьбе, словно он внезапно понял, что, преуспев в сопротивлении, лишь наживет себе гораздо более паршивую участь. Санитары не преминули воспользоваться смятением в стане противника и повлекли свою жертву вниз. - Я-а-ас-сненько, - с сожалением протянул Димыч, когда они с Петяшей вернулись в квартиру. - Теперь до него минимум месяц не добраться... Петяше тоже хотелось бы думать, что он - по меньшей мере, на месяц избавлен от неожиданностей со стороны полузнакомого шизика, проживающего по соседству. В конце концов, может, это он просто что-то болезненное насчет него, Петяши, нафантазировал! И друзей собрал, а те еще не знали, что он -больной... Да, все это было очень похоже на правду. На чужое сумасшествие вообще много чего можно списать и много чего объяснить им. Но проклятое, с нездоровым граничащее, любопытство Димыча не позволяло удовлетвориться таким красивым, так похожим на правду объяснением. А вдруг причина все-таки не в безумии этого типа? Чего же тогда ожидать завтра, послезавтра и впредь всякий раз, выходя на улицу? И - чем он, Петяша, вообще обязан?.. Для ответа на эти вопросы - прав Димыч, зараза такая - имеющейся в наличии информации недостаточно. Другой вопрос: стоит ли дополнительная информация того, во что обойдется ее добывание? По чести сказать, сейчас, когда под рукою имелась приличная выпивка, соответствующая закуска и достаточно обнадеживающие перспективы на будущее, ни в чем разбираться - не желалось. Хотелось лишь одного: покоя. И в этом единственном, естественнейшем человеческом желании, Димыч, похоже, собирался ему, Петяше, отказать. Он, вновь утвердившись за кухонным столом, откупорил принесенный "Ахтамар" и во многозначительном молчании разлил по емкостям, одна из коих, кстати сказать, представляла собою химическую мензурку, а другая - маленький пластиковый стаканчик из-под йогурта. Судя по всему, он намеревался вот-вот заговорить о чем-то, без сомнения, еще усилившем бы тревогу в мыслях Петяши, но как раз в этот момент в комнате зазвонил телефон.
11.
Собственно говоря, Петяша даже не понял поначалу, что это там дребезжит давно не слыхал этого звука, отвык. - А-а, ты заплатил, наконец? - поинтересовался Димыч. Петяша машинально покачал головой. Жизнь вновь подбрасывала непонятное, пугающее своей непонятностью, ставящее перед необходимостью действовать, когда хочется прямо противоположного. Покоя... Телефон звонил. Пройдя в комнату, Петяша снял трубку. - Слушаю вас. - Господин Луков? Петр Алексеевич? - спросил из трубки этакий вальяжный, исполненный солидности и вместе с тем - энергичный - голос. Столь официальное начало не предвещало ничего хорошего. К тому же, к обращению "господин" Петяша как-то еще не привык, а посему - воспринимал его, скорее, в ироническом смысле и вообще недолюбливал. Потому он, с наигранной злобой, "качая" сквозь зубы голос, процитировал: - Я - не господин; господа - все в Париже! На противоположном конце провода последовала небольшая заминка. - Э-мммм... Возможно... В общем, Петр Алексеевич, с вами говорит Анатолий Леонидович Швыдко, из издательства "Норд-Зюйд". Вот какое дело: нам порекомендовали к рассмотрению четыре ваших романа, в общей сложности шестьдесят семь листов. "Страна восходящего пива", "Кирпичом по котенку, котенком по кирпичу...", "Долгая, нудная сказка" и "Стоит ли пить боржом?.." Мы ваши рукописи - прочли, обсудили и решили опубликовать. У вас ведь - книг еще не было, я не ошибся? Так, если между нами не возникнет особых разногласий, скоро уже в руках держать будете... За последние дни Петяша уже успел устать удивляться удивительному. Вот сейчас, в данный конкретный момент, от него явно ждали какой-то ответной реакции, но его, как на грех, хватало лишь на тупое, безмысленное молчание в трубку. Однако на противоположном конце его молчание было расценено иначе. - Вы - куда-то еще отдали эти романы? - Нет. На это коротенькое слово Петяши-таки хватило. - Вот и хорошо, тогда - и проблем никаких. Словом... Вас - из расчета семьдесят пять долларов за лист - устроит? Шестьдесят семь листов, по семьдесят пять каждый, да умножить на... Сколько же это денег получается? Безуспешно пытаясь вычислить в уме окончательную сумму, Петяша вновь затянул паузу, и собеседник вновь истолковал это по-своему. - Хорошо. Пусть будет, скажем, девяносто. Больше вам все равно не предложат; читатель вас, что ни говори, еще не знает... Хотя написано превосходно! - Голос в трубке рассчитанно смолк на пару секунд, дабы собеседник успел переварить лесть и хоть немного размякнуть извилинами. Как? Я могу считать, что предварительная договоренность между нами есть? К этому времени Петяша худо-бедно справился с вычислениями. По семьдесят пять за лист - выходило около двадцати пяти миллионов рублей. По девяносто, значит... еще больше. - Можете. - Вот и хорошо. Значит, сегодня мы проект договора подготовим, а завтра в обед, где-нибудь около часу, вы к нам подъезжайте... Запишите адрес и телефон. Раскопав в скопившейся на столе груде барахла карандаш и пустую пачку из-под папирос, Петяша записал продиктованный адрес. По адресу выходило, что находится издательство на проспекте Газа, недалече от Калинкина моста. - Значит, подъезжайте к часу; если договор подпишем, сможете сразу и аванс получить. - Х-хорошо. - Должен вам еще сообщить: мы, пока разыскивали вас, чтобы не терять даром времени, взяли на себя смелость... Словом, сейчас все - уже на стадии макета; самое позднее, через месяц книга поступит в продажу. Да; может быть, у вас еще что-нибудь готовое имеется? Привозите, посмотрим с удовольствием. - Хорошо. - До встречи, Петр Алексеевич. Всего хорошего. Послушав несколько времени короткие гудки отбоя в трубке, Петяша взглянул на папиросную коробку с адресом, перевел взгляд на телефон, еще вчера не подававший никаких признаков жизни... Нет, вот теперь он точно не станет ни в чем разбираться. Все, что ни делается, - к лучшему, а гармония мира - не знает границ. А он, Петяша, просто пойдет на кухню и выпьет еще кофе. С коньяком. Вприкуску, мат-ть его за ногу.