— И заодно усилить свою собственную магию, — не отступался Кьюлаэра, но в душе содрогнулся от такой мысли.
   А Йокот только равнодушно кивнул:
   — Любые лишние знания пойдут на пользу моим шаманским способностям, ты прав.
   — Значит, ты веришь Миротворцу, — с отвращением подытожил Кьюлаэра и повернулся к мудрецу, исполненный ехидства. — Есть хоть что-нибудь, чего ты не знаешь?
   — Слишком много, — вздохнул старик, — куда как много. — И эти его слова прозвучали плачем, эхом, пронесшимся сквозь века, повторенные устами многих и многих ученых мужей.
* * *
   Они шли на север, осень становилась холоднее, а горы — все выше. По вечерам Китишейн доставала собранные ею звериные шкуры и показывала всем, как шить из них накидки. Миротворец рассказал, что люди, живущие в северных странах, пришивают к вороту накидок меховые колпаки, подобно тому как на юге люди носят одежду с легкими колпаками для защиты от солнца.
   — Ночи не становятся длиннее, Миротворец, — заметил как-то Йокот. — Как так может быть? Осень в разгаре!
   — Да, но мы ведь движемся на север, — объяснил Миротворец. — Чем севернее уходишь — тем длиннее день, здесь осень длиннее, но не дни.
   Для Кьюлаэры это были пустые слова, а Йокот вроде бы все понял, кивнул и довольно улыбнулся. Ненависть верзилы к гному успела ослабеть, но тут снова вспыхнула с прежней силой.
   Земля уходила вверх; через два пути они оглянулись и увидели раскинувшуюся внизу равнину и деревья, такие маленькие, что отсюда походили на кривые ряды сорняков. Устремив взоры вперед, они увидели горы, вздымающиеся до небес.
   — Нам на них взбираться придется? — с испугом спросил Йокот.
   — Когда-нибудь ты научишься, сидя со скрещенными ногами, подниматься над землей в шаманском трансе, Йокот, — сказал ему Миротворец. — Потом научишься летать над такими вот горами. А сейчас придется взбираться, да.
   Луа вздрогнула:
   — Мы попадаем вниз!
   — Нет, не бойся, пройдем, — успокоил ее Миротворец, — потому что между вершинами есть проход. Путь как путь, но неблизкий.
   Кьюлаэра чуть не спросил, откуда старик это знает, но одумался и промолчал.
   И они начали восхождение, и оно было тяжелым, изнуряющим. Небо все чаще хмурилось, погожие дни выдавались редко, и в тени гор света было совсем немного, но гномы все равно надевали свои очки, пока не повстречали незнакомца.
   Вышло это так: у Луа появилась привычка время от времени останавливаться и подбирать круглые камешки. Некоторые из них она сохраняла. Йокот мрачно наблюдал за ней, но молчал. Все жутко удивились, когда один из камешков сказал:
   — Ух!
   Луа отпрыгнула, вытаращила глаза, а Йокот в одно мгновение оказался подле нее. Все остановились, насторожились. Кьюлаэра и Китишейн ничего, кроме камешка, не видели.
   — Прости, старик, — запинаясь, пробормотала Луа. — Я не заметила, что это твой палец.
   — Слепая, что ли? — сказал каменно-скрипучий голос, и тут некоторые камни зашевелились.
   Китишейн открыла рот от удивления: двигалось что-то вроде человеческого тела!
   Правда, не совсем. Ростом вполовину меньше, цветом как камни вокруг, а кожа ну точно каменная, — но плечи, руки и голова были размерами как у взрослого и очень сильного человека. Туловище короткое, а ноги еще короче.
   Это был дверг.
   — Конечно, вы слепые, — сам себе ответил карлик. — Вы гномы, да на вас еще и маски, из-за которых вы почти ничего не видите!
   Луа переместила очки на лоб и зажмурилась от неожиданно яркого света.
   — Да, теперь я тебя вижу, день сегодня пасмурный и свет не режет глаза. Глупая я, что не сняла очки раньше.
   — Глупая, это точно, — проскрипел дверг. — А что общего у гномов с людьми?
   — Мы учимся у мудреца, — ответил Йокот, приподнимая очки. — Что ты делаешь вдали от дома средь бела дня? Я знаю, что дверги все время собирают камни на поверхности земли, но только по ночам!
   — Наши-то глаза переносят дневной свет, — пробурчал дверг. — Теперь убирайтесь. Хотя, будь вы поумнее, якшались бы с себе подобными, а не с людьми.
   Лицо Йокота потемнело, он готовил резкий ответ.
   Миротворец его опередил:
   — Он готов огрызаться сколько угодно, но не попросит помощи.
   — Помощи? — Луа оглядела дверга с ног до головы и воскликнула:
   — Ему ногу валуном прищемило!
   Кьюлаэра посмотрел и изумился:
   — Странно еще, как ее не расплющило!
   — Ты не знаешь, насколько крепки дверги, — огрызнулся незнакомец, но, глянув на Миротворца, совершенно спокойно сказал:
   — Так ты проснулся, да? Видно, дела в мире пошли хуже, чем кажется!
   — Только среди живущих, — успокоил его старик и кивнул Кьюлаэре:
   — Достань из моего мешка лом, положи его на небольшой камень и подними этот валун, чтобы дверг освободился.
   Кьюлаэра подумал, что тут вряд ли можно будет сказать, что дверг освободился, но ему хватило ума смолчать. Он снял мешок, отыскал лом, подпихнул его расплющенный конец под валун, использовал как рычаг камень поменьше, размышляя при этом о том, что ему наконец удалось кое-что понять в людях.
   Кьюлаэра надавил на лом изо всех сил. Валун качнулся.
   — Заклинание, Йокот, — распорядился Миротворец. Гном заговорил. Дверг изумленно смотрел на него. Кьюлаэра нажал сильнее, и ближний к нему край камня приподнялся на пару дюймов. Дверг выдернул ногу, поднял ее, потер рукой. Звук получился такой, будто терли камнем о камень. Кьюлаэра с облегчением поднял лом.
   — Спасибо, — медленно проговорил дверг.
   Йокот и Луа вытаращили глаза.
   Китишейн поняла, в чем дело, и прошептала мудрецу:
   — Миротворец, в сказках говорится, что дверги не умеют благодарить.
   — Сказки лгут, — прошептал он в ответ. Луа пришла в себя:
   — Рады были помочь тебе, старик.
   — Да, правда, очень рады, — согласился Йокот, все еще не оправившись от потрясения. — Правда, Кьюлаэра?
   — Еще как рады, — буркнул верзила. Он убрал лом и завязал мешок.
   — Я отплачу, — сказал дверг, — или другой дверг. Заходите в Глэксингорок. Дверги всегда возвращают долги.
   — Ты ничего нам не должен, — возразила Луа. — Мы сделали то, что должны были сделать, потому что так правильно!
   — Должен, — решительно заявил дверг. — Прощайте. — Он шагнул к голой каменной стене и, слившись с ней, исчез.
   Люди изумленно смотрели туда, где только что стоял дверг, а Йокот сказал:
   — Может быть, он все еще здесь, а нам его не видно.
   — Все может быть, — согласился Миротворец. — Вы молодцы, друзья мои.
   — Для меня любое дело сгодится, лишь бы сбросить мешок хоть ненадолго. — Кьюлаэра снова, ворча, поднял ношу. — А с этим делом, видать, покончено, верно я говорю, Миротворец?
   — Я бы сказал скорее, что оно успешно завершено, — ответил довольный мудрец. — Но ты прав, Кьюлаэра, нам пора идти.
   Оставшуюся часть пути по горам гномы проделали без очков. Они понадобились им лишь однажды, когда несколько часов подряд светило солнце.
   К счастью, даже теперь Миротворец заставлял их идти только по полдня. Вторую половину дня он упорно посвящал совершенствованию навыков борьбы и разучиванию новых приемов. Большое внимание он уделял обучению своих подопечных тому, как дышать горным воздухом. Поначалу у всех кружилась голова, но потом они привыкли.
   — Будьте осторожны, когда начнем спускаться — воздух станет густым, будто похлебка.
   Кьюлаэра в раздражении ломал голову, почему Миротворец заставляет их учиться на такой высоте. Он что, думает, что на высокогорном перевале они столкнутся с вражеским войском? Но он придержал язык, решив, что истинный воин должен быть готов к бою в любое время и в любом месте.
   Муштра Миротворца пригодилась потом, когда на перевале навстречу им выскочило чудовище и встало на пути.
   Женщины отпрянули в ужасе, даже Кьюлаэра издал изумленный возглас.
   — Миротворец! Это какой-то получеловек!
   Так оно и было — чудовище стояло на одной-единственной здоровущей широкой ноге. Второй не было и в помине: нога переходила в туловище безо всякого там бедра. Голову чудища венчала колючая соломенная шапка волос, единственный глаз торчал посреди лба, вздернутый нос имел только одну ноздрю, широкий рот смыкали тонкие губы. Грудь и живот дыбились мышцами, от грудины росла длинная, толстая, могучая рука. Рука взметнулась и вытянулась вперед ладонью, преграждая путникам дорогу. Тварь разразилась угрожающим утробным лаем, из которого явствовало, что она не намерена отступать. Одежды на ней не было, и было видно, что чудище бесполо. Луа дрожала.
   — Кто это, Миротворец? — спросил, выпучив глаза, Йокот.
   — Это фучан, — ответил Миротворец, — и нам его не обойти.
   — Что? — изумился Кьюлаэра. — Мы должны стоять и ждать, пока он смилостивится?
   Чудовище еще раз сипло и угрожающе рявкнуло, и Миротворец сказал:
   — Оно никогда не смилостивится. Это Боленкар поставил его здесь, чтобы никто не мог пройти дальше в горы.
   Кьюлаэра нахмурился:
   — Зачем? Какая ему разница?
   — Когда этот путь закрыт, — ответил Миротворец, — невозможно спастись от орд ваньяров, гонимых им на запад.
   Ответ показался Кьюлаэре странным, но времени на размышления не было.
   — Давай хоть попробуем, чего она стоит, эта пакость.
   Кьюлаэра пошел в сторону, оставаясь лицом к фучану и в боевой стойке. Фучан перескакивал вслед за ним, не спускал с него неморгающего глаза. Кьюлаэра вспрыгнул на камень. Фучан, подражая ему, высоко подпрыгнул, но приземлился около камня, ожидая, очевидно, что Кьюлаэра спрыгнет. Йокот метнулся в освободившийся проход.
   Фучан высоко подпрыгнул. Его широкая ступня метила в точности в то место, где по приземлении должен был оказаться гном. Йокот резко свернул, но фучан каким-то немыслимым образом изменил направление и приземлился прямо перед гномом.
   В этот миг Кьюлаэра спрыгнул с камня.
   Фучан в одно мгновение очутился подле него и выбросил перед собой огромный кулак. Кьюлаэра отлетел назад, заслонившись руками, а фучан развернулся и схватил вновь попытавшегося проскочить Йокота. Широкая ладонь высоко подбросила гнома. Тот завопил от ужаса, но Миротворец подбежал и поймал его.
   — Он с умом выбрал место, Йокот. Проход слишком узок для того, чтобы бороться против него более чем вдвоем, а с двумя он управится легко.
   — А с одним управится? — Кьюлаэра пошел прямо на фучана, пригнулся и трижды быстро ударил чудище в живот. Это было все равно что молотить кулаком по стволу дуба. Кьюлаэра отпрыгнул, пытаясь за воплем удивления скрыть свою боль. Кулак фучана догнал его, и Кьюлаэра повалился на землю. Луа в мгновение ока оказалась рядом, но он с ревом отпихнул ее, вскочил на ноги и устремил взгляд на фучана.
   — Вспомни, чему я тебя учил! — крикнул Миротворец, и Кьюлаэра мгновенно принял боевую стойку. Он понимал, что — задумал это его учитель или нет — ему предстояло испытание.
   — Не ожидал, что он окажется таким сильным, — пробормотал он.
   — Он достаточно силен, чтобы крошить скалы, если у него камень в руке! Будь осторожен!
   Кьюлаэра стал медленно обходить чудище. Фучан, вместо того чтобы просто поворачиваться, принялся, передразнивая Кьюлаэру, скакать на полусогнутых ногах. Кьюлаэра ждал подходящего случая, чтобы ударить, когда фучан будет в воздухе. Он целился туда, где у человека был бы пах, но фучан согнул ногу в колене и отразил удар. Потом его нога резко взметнулась, и Кьюлаэра, крича от боли, полетел назад, к друзьям. Он согнулся пополам, его вырвало — удар пришелся в живот. Луа уже была рядом, гладила его по спине, а у несчастного даже не было сил отшвырнуть ее. Сквозь звон в ушах Кьюлаэра расслышал голос Китишейн:
   — Он повторяет все твои движения.
   Когда муть в глазах развеялась, он увидел, что Китишейн приближается к чудовищу.
   — Нет! — крикнул он в приступе ужаса. — Он убьет тебя!
   — Я не буду подходить слишком близко, — успокоила его Китишейн.
   И тут она — невероятно! — принялась плясать! Подпрыгнув на левой ноге, правую отвела назад, подскочила, прищелкнув пятками, а фучан, подражая, шагнул в одну сторону, в другую, потом подпрыгнул, присел, повторяя ее движения настолько точно, насколько мог, обладая одной ногой. Китишейн взялась за более сложные движения, танцевала все скорее, и фучан, продолжая подражать ей, начал заваливаться назад. Его лоб наморщился от напряжения, нога скакала с такой скоростью, что он как будто и не успевал приземляться, — он начал отставать от Китишейн, его движения становились все более неуклюжими, потому что он пытался сделать несколько разных шагов сразу.
   — Ты его запутала! — выдохнула изумленная Луа. Запыхавшаяся Китишейн кивнула, ее глаза загорелись, она вытащила меч. Фучан резко замер, изможденно воззрился на девушку, а Китишейн положила меч на землю и закричала:
   — Миротворец, дай мне нож Кьюлаэры!
   Старик шагнул к девушке, протянул ей нож. Она схватила его, положила на свой меч так, что они скрестились, и начала легко скакать по четырем образовавшимся площадкам на кончиках пальцев. Ее глаза горели, щеки покраснели, грудь поднималась и опускалась в коротких глубоких вдохах, а завороженный Кьюлаэра наблюдал, позабыв в восхищении ее красотой про свою боль.
   Фучан снова принялся подражать ее движениям, подскакивая в ответ прыжкам ее легких ножек, все быстрее и быстрее, заваливаясь назад, путаясь, пытаясь не сбиться.
   Китишейн нагнулась, схватила меч и бросилась на него. Кулак фучана взметнулся, отбросил в сторону меч, врезался ей в грудь.
   — Китишейн! — закричала Луа, подбегая к падающей на землю подруге, но Кьюлаэра обогнал ее.
   Он бережно приподнял голову Китишейн, в его голосе сквозила тревога:
   — Китишейн! Ты жива?
   Девушка открыла глаза, изумленно воззрилась на него:
   — Жива... да. — И тут же обмякла. Луа принялась гладить ее лоб, что-то нашептывая. Кьюлаэра оставил Китишейн на ее попечение и зло глянул на фучана:
   — Подлое чудище! Ударить такое нежное, такое хрупкое создание!
   Китишейн пришла в себя и догадалась, что на уме у Кьюлаэры.
   — Нет, Кьюлаэра!
   — Он заслужил то, что получит, — зарычал верзила и пошел на фучана.
   — Только не злись! — Китишейн вяло махнула рукой. — Луа... скажи ему...
   Девушка-гном отпустила голову подруги и помчалась за Кьюлаэрой. Ее маленькая ручка робко коснулась его огромной ручищи, и она сказала:
   — Не мсти, Кьюлаэра, не надо, если... любишь ее. Бейся только ради общего дела.
   Любовь! Это слово ошеломило Кьюлаэру, но еще больше его удивило то, что Луа говорила о его любви к другой, без злобы и страха.
   — Она права, — сдавленно сказал Йокот. — Мы должны перехитрить эту тварь, ясно, что мы не сможем победить его одной лишь силой оружия.
   Это было то, что Кьюлаэре меньше всего хотелось слышать, но он неохотно приостановился, не спуская с чудовища злого взгляда. А оно ждало, бесстрастное, спокойное и готовое к бою.
   — Китишейн показала, как надо действовать, — напомнил Йокот.
   Глаза Кьюлаэры блеснули, он медленно и неловко начал повторять движения Китишейн. Все быстрее и быстрее его ноги плели замысловатые узоры, все шире и шире становились прыжки. Утомленный фучан принялся ему подражать, исполняя танец, как мог на одной ноге. Кьюлаэра к движениям из стороны в сторону добавил шаги вперед и назад, и всякий раз он оказывался чуть-чуть ближе к фучану.
   Йокот стал бить по бедрам и груди в такт танцу Кьюлаэры; Луа присоединилась к нему, засвистела, запела без слов. Все быстрее и быстрее становилась музыка, все быстрее и быстрее плясал Кьюлаэра, все быстрее и быстрее скакал фучан, становясь все более и более неуклюжим в неистовых попытках поспевать за Кьюлаэрой. Кьюлаэра высоко подпрыгнул, фучан тоже высоко подпрыгнул, и Кьюлаэра заехал ему ногой в «бедро».
   Это была смелая попытка, но, несмотря на быстроту Кьюлаэры, фучан был еще быстрее. Он отскочил в сторону, высоко выбросил ногу, повторяя движение Кьюлаэры, а Кьюлаэра, приземлившись, поймал его ногу и толкнул вверх. Взметнулась единственная рука, фучан испуганно взвыл, силясь опустить ногу, но Кьюлаэра держал ее высоко и крепко, и чудище шлепнулось на землю. Его голова ударилась о камень, и он перестал двигаться.
   — Подлая зверюга! — прорычал Кьюлаэра, подошел ближе, чтобы пнуть в то место, где полагалось находиться паху, но его ногу обхватила Луа, крича:
   — Нет, Кьюлаэра! Не надо мстить! Ты победил его, этого достаточно!
   Он потряс ногой, порычал, но не сумел отбросить Луа. Подошла Китишейн и обняла его:
   — Да, более чем достаточно, о храбрец. Бедняга без чувств; пощади его бессмысленную жизнь! Давай побыстрее пройдем мимо, и все.
   Кьюлаэра изумленно смотрел на девушку и видел сначала лишь ее глаза, большие, карие, глядящие на него. Потом, через мгновение, появилось все ее лицо — маленькое, хрупкое, с небольшим подбородком, высоким лбом, трогательным носом, который ему вдруг до боли захотелось поцеловать, даже сильнее, чем влажные, пухлые губы.
   Она заметила, как Кьюлаэра смотрит на нее, улыбнулась и отошла в сторону.
   — Ну пойдем!
   Она протянула Кьюлаэре руку, шагая мимо фучана.
   Китишейн не видела выражения лица Луа — странной смеси печали и нежности, радости при виде начинающейся любви и тоски оттого, что некогда любимый нашел другую.
   А вот Йокот это заметил, и его взгляд потяжелел, исполнился безразличием, когда он почувствовал, словно удар, что Луа любит другого, но его любовь к ней была сильнее обиды. Он подошел к ней и тихо сказал:
   — Не говори им ничего, Луа, иначе они скажут, что ты не права, и примутся драться, чтобы это доказать!
   Луа удивленно обернулась, но, несмотря на то, что глаза ее наполнились слезами, ей удалось засмеяться.
   — О Йокот! Ты, должно быть, уже все в жизни изведал?
   На мгновение желание отразилось в его глазах, он коснулся ее руки:
   — Все, что смог, лишь самая желанная меня отвергла.
   Луа изумилась, покраснела и отвернулась. Йокот некоторое время грустно глядел на нее, потом опустил на глаза очки и зашагал вперед.
   Они прошли мимо поверженного фучана, теперь бездыханного и потому безвредного. Луа чуть было не задержалась, чтобы помочь чудищу, но Миротворец протянул к ней руку и поторопил. Когда они прошли футов сто по проходу, он позволил Луа остановиться и посмотреть назад.
   Китишейн тоже обернулась и поежилась:
   — С виду такой беспомощный, а ведь смертельно опасен! Как это славно, что ты его победил, Кьюлаэра.
   — Только благодаря поданному тобой примеру. — Не отобрать всю славу себе было непросто, но именно так повел бы себя тот охотник, его двойник, поэтому Кьюлаэра сдержался — У тебя было озарение, самое настоящее.
   Китишейн удивленно уставилась на него в изумлении, но он этого не заметил, поскольку уже повернулся к Йокоту.
   — Ты оказался прав, гном, — сказал он неохотно. — Одной лишь силой победить его мы не могли.
   Йокот одарил Кьюлаэру изумленным взором, а Миротворец кивнул, улыбаясь в бороду.
   — Хорошо сказано, и очень точно, Кьюлаэра! В одиночку ни один из вас не справился бы со зверюгой, а вместе вы легко его одолели.
   Кьюлаэра почувствовал себя как-то неуютно от его похвалы Он раздраженно обернулся к старику:
   — Почему ты не помог нам, Миротворец?
   — Потому что, — ответил мудрец, — в том не было нужды.
   Кьюлаэра удивленно глянул на него, потом развернулся, посмотрел на остальных и увидел, что все смотрят на него.
   Миротворец избавил всех от смущения.
   — Он зашевелился, он просыпается! Скорее, он не должен нас заметить, иначе бросится в погоню!
   Этого, конечно, не хотел никто. Они поспешили. Кьюлаэра еще минуту постоял, борясь с непонятными ощущениями, а потом понял, что Китишейн свой меч подобрала, а его нож Миротворец оставил лежать на дороге. Кьюлаэра поднял нож, испытывая чувство победы и огромного облегчения, заткнул за пояс и поспешил за остальными. На то, чтобы сделать новые ножны, времени хватит.
   Когда он поравнялся с ними, Китишейн спросила у старика:
   — Ты назвал его «несчастным зверем», Миротворец?
   — А ты разве не была бы несчастна, будучи бесполой, одинокой, если бы вся твоя жизнь проходила в ожидании пытающихся пройти мимо, а может, и ждать некого?
   — Откуда же он взялся, этот фучан? — спросил Йокот.
   — Я расскажу, когда мы с вами усядемся у костра, но сначала давайте найдем место, где мы могли бы безопасно его разжечь! Быстрее, чудовище цепляется за камни, пытаясь встать!
   Кьюлаэра оглянулся, но дорога уже пошла на спуск, и фучан скрылся из глаз. Откуда старик мог знать, чем занимается чудище?
   Миротворец разрешил остановиться после того, как они прошли еще с милю. К тому времени стало уже достаточно темно, и вперед всех вели гномы, снявшие очки. Они выбрали широкую плоскую площадку, прикрытую сзади скалой и маленькими деревцами-недоростками, давшими все же достаточное для костра количество сухих шишек. Кьюлаэра, собирая их, поймал себя на размышлениях о том, так уж ли в действительности необходимо Миротворцу дерево для огня.
   На такой высоте водилось совсем мало или вообще не водилось дичи; ужинать предстояло вяленым мясом, сваренным для мягкости, и сухарями. Пока они ждали, когда закипит вода, Миротворец объяснял:
   — Боленкар, будучи ульгарлом, — получеловек-полуулин и поэтому с рождения наделен магической силой, хотя вовсе не такой могучей, как у его отца Улагана. Человеконенавистник научил всех своих отпрысков, как пользоваться этой силой, и у них предостаточно власти, чтобы нанести огромный вред.
   — Но как ему удалось создать столь извращенное создание, как этот фучан? — спросил Йокот.
   — Именно так, как ты сказал, — извратив создание Творца. В данном случае он взял еще не родившееся дитя, разделил его пополам, удалил все железы, которые могли бы наделять его желаниями, выветрил все желания, кроме одного — стремления угодить хозяину. Когда чудище выросло, Боленкар научил его драться и поставил стеречь проход, будучи уверенным, что в голове у чудовища единственная мысль — угодить ему, останавливая пытающихся пройти.
   — И что он вызовет его неудовольствие, если кому-нибудь удастся пройти? — тихо спросила Луа.
   — К сожалению, да, но Боленкар не улин, может и не узнать, что кто-то прошел мимо фучана.
   — Если он способен про это узнать, то с нашей стороны было бы милосерднее прикончить фучана, — хмыкнул Кьюлаэра. Луа громко запротестовала, но Китишейн ее не поддержала. Йокот продолжал расспрашивать старика:
   — Почему Боленкар не хочет, чтобы кто-либо проходил здесь? Ведь не только затем, чтобы быть уверенным, что они не убегут от ваньяров и прочих разбойников!
   — Точно сказать не могу, — неохотно отозвался Миротворец.
   — Не можешь? — Кьюлаэра возмущенно вскочил на ноги. — Тогда поделись с нами своими догадками! Мы определенно этого заслужили, а твои догадки столь близки к уверенности, что особой разницы нет! Зачем Боленкар поставил стража у этого перехода?
   Но Миротворец молчал, сжав губы, и глядел на пламя костра.
   Следующий вопрос задал Йокот.
   — Он знал, что мы сюда придем, да?
   — Думаю, да, — ответил мудрец. — Думаю, что он догадался.
   Вокруг костра, такого крохотного в необъятной горной ночи, воцарилось оцепенение.
   В конце концов Луа спросила тонким голоском:
   — Какое ему дело до нас?
   — Такое, — ответил ей Йокот, — что нас ведет Миротворец.
   И ветер обдал их холодом.

Глава 12

   В эту ночь им почему-то спалось сладко, так сладко, что когда тревожный крик Миротворца вырвал их из глубочайшего забытья, они все сонно повскакивали, начали в страхе озираться, пытаться стряхнуть пелену с глаз.
   — Что стряслось, Миротворец?
   — Что за опасность?
   — Что?
   — На деревья, быстро! Приближается людоед!
   Чего-чего, а преследователей им вовсе не было нужно. Луа и Йокот взобрались на ближайший дуб, а Кьюлаэра схватил Китишейн за талию и подсадил ее на нижнюю ветвь вяза. Сам он побежал к большой пихте, крича:
   — Останови его своей магией, мудрец!
   — Он уже трудится, — крикнул Йокот, — но защита бывает такой же опасной, как и нападение!
   Миротворец действительно стоял у костра, водил в воздухе руками и что-то неторопливо говорил. Но тут из мрака появился кулак размером с мешок, и Кьюлаэра отлетел к дереву. Он чуть не завопил от злобы, но сумел сдержаться даже тогда, когда чудовище выступило на свет костра, ухмыляясь и пуская слюни. Росту в нем было около десяти футов, ссутуленные плечи являли собою нагромождения мышц, руки — ветви столетнего дуба, ноги — его ствол. Чудовище было могуче и огромно, толстобрюхо и волосато; голова сидела столь низко, что казалось, будто бы она растет прямо из его широкой, волосатой груди. На великане было столько волос, что поначалу Кьюлаэре почудилось, будто он облачен в меховые рубаху и штаны. Но тут отблеск костра озарил изъеденный молью кусок кожи, служивший великану набедренной повязкой, и Кьюлаэра заметил, что он выделяется на фоне собственной шкуры зверя. При виде его Луа издала сдавленный звук, людоед поднял голову вверх. Его голова напоминала огромную дыню с разрезом для рта, гнойного провала с редкими пеньками зубов; нос — пипка с ноздрями, глаза — маленькие, сверкающие злобой, под низким лбом. Даже Кьюлаэре пришлось сдержать дрожь.
   Высоко на своем дереве ожесточенно, бешено размахивал руками и бормотал Йокот.
   Людоед, похоже, решил, что кричала ночная птица или зверь, не стоящие его внимания, повернулся и вразвалку двинулся к костру. Он выхватил вертел из пламени, лихо снял зубами все, что на нем жарилось. Впихнув себе в утробу эту уйму съестного, он схватил бурдюк и опрокинул его вместе с содержимым себе в рот. Пожевал, проглотил воду, выплюнул кожу. Потом разбросал навесы, расшвырял мешки, разъяренно рыча, поскольку больше ничего съестного ему найти не удавалось. Наконец он собрался уходить, но по пути врезался в вяз, Китишейн тихонько вскрикнула, в ужасе вцепившись в раскачивающуюся ветку. Людоед поднял глаза, увидел девушку и ухмыльнулся от уха до уха. Он потянулся, чтобы сорвать ее с ветки, но Китишейн вцепилась еще сильнее и закричала. Кьюлаэра быстро спустился с пихты, а людоед просто-напросто отломил ветку и сорвал с нее Китишейн, будто листок, и потащил ко рту.