Страница:
В этот раз Кьюлаэра повторил движения совершенно верно.
— Я справился! — возликовал он.
— Да, когда думал о драке, — вздохнул Миротворец, — а способа переделать заклинания в брань или вызов сопернику, естественно, нет. Нет, Кьюлаэра, боюсь, что твои таланты в магии столь же незначительны, сколь одарен ты в боевом искусстве. — Видя, как верзила удручен, он добавил:
— Это не должно тебя тревожить. Истинное совершенство в бою настолько же зависит от ума, насколько и от силы мышц, а шаманское искусство опирается на работу тела, лица и рук точно так же, как на запоминание слов, чутье и понимание. У разных людей разные способности.
— Да, только у тебя одного есть они все.
— Воинские и шаманские есть, — невозмутимо кивнул Миротворец. — Но мне было отказано в радостях семьи и дома. Будь доволен своими способностями, Кьюлаэра, тем более потому, что они огромны.
Потрясенный, негодяй поднял глаза.
— Что, удивляешься, что я сказал о тебе что-то хорошее? — довольно улыбнулся Миротворец. — Я скажу тебе правду, как я ее вижу, волчья башка, и не подумаю ее приукрасить, хороша она или плоха, поскольку ты, несомненно, достаточно силен, чтобы выслушать и то и другое. Да, ты невероятно одаренный воин, и в один прекрасный день ты станешь столь же искусен, как я, причем к твоим способностям прибавятся быстрота и сила молодости. — Он заметил озадаченные взгляды остальных и поспешно прибавил:
— Но к тому времени, когда ты будешь способен меня побить, тебе уже не будет этого хотеться.
— Больше не будет хотеться?! — взорвался Кьюлаэра. — У меня столько обид на тебя, старый... — Он умолк, заставив себя придержать слова, потому что в глазах Миротворца блеснула злость.
— Ты забудешь об обидах, когда настанет время, Кьюлаэра, потому что тебе придется думать о том, чтобы уцелеть. Кроме того, даже тогда, когда ты сможешь превзойти меня как воин, тебе все равно придется бояться меня — шамана.
— Значит, у меня нет других способностей? — спросил Кьюлаэра, едва сдерживая злобу. — Ты, значит, и колдун и воин! А я буду только рубакой?
— Еще раскроешь в себе дар полководца, — продолжал предсказания Миротворец, — но ты должен научиться жить в согласии с другими людьми, прежде чем сможешь его почувствовать. А пока развивай понятные тебе способности, вроде способности драться, и оставь тонкие искусства более одаренным.
Тут застонал Йокот.
Миротворец на мгновение обернулся к нему, предоставив Кьюлаэре злиться в одиночку, беситься от мысли, что этот гном в чем-то превосходит его, и молча клясться, что он поразит когда-нибудь старика, обретя настоящее мастерство.
— Поднимайтесь! — орал Миротворец. — Все! Да, и ты тоже, Луа. Повторяю, что любой из вас, кто захочет уйти, волен сделать это, но, если вы останетесь, клянусь именем Рахани, ваши тела приобретут подобающую форму!
Йокот, ворча, поднялся и сделал несколько шагов, поднялись, потягиваясь, и ошеломленные женщины.
— Теперь встать в ряд! Шаг вперед правой ногой! Согните колено! Поднимите руки вот так!
Старик, показывая, поднял руки, согнул в локтях, одна кисть, прямая, напряженная, направлена вверх, другая сжата в кулак.
— Драться! — закричал Йокот. — Он учит нас драться!
У Китишейн загорелись глаза: она вдруг окончательно проснулась, а Луа опустила руки, отошла назад, широко раскрыв глаза.
Кьюлаэра выругался и выпрямился.
— Я уже знаю как...
Кулак Миротворца въехал ему в лицо. Потрясенный Кьюлаэра отлетел назад, поднял руки, чтобы защищаться, а мудрец пнул его в живот. Верзила согнулся, его скрутило болью, и сквозь звон в ушах он расслышал голос старика:
— Тебе уроки нужны больше других! Драка — это больше, чем сила и быстрота! Выпрямись!
— Миротворец, ему больно! — запротестовала Луа, а мудрец зашел Кьюлаэре за спину, взял за плечи и уперся коленом в ягодицы верзилы.
— Выпрямись, я сказал! Да, вот так! Теперь держи руки, как я показывал!
С трудом дыша, Кьюлаэра изо всех сил постарался повторить движения Миротворца.
— Согни локоть вот так! Подними кулак вот так! — Миротворец придал рукам Кьюлаэры нужное положение. — Вот, неплохо! — хмыкнул старик и вернулся на место перед учеником. — Теперь отведите правый кулак назад! Бейте им, сильно! Еще раз, но при этом сделайте шаг вперед правой ногой! Еще раз! Еще раз!
С этих пор каждый день начинался с часа таких упражнений, и только потом они отправлялись в путь. Кьюлаэра быстро терял терпение, тем более что Миротворец всегда находил ошибки в его позах и движениях, в то время как других он осыпал похвалами при малейшем успехе. Но когда они всерьез начали сражаться друг с другом, положение изменилась. О нет, Миротворец не излил потока хвалебных слов, но, когда Кьюлаэра ударил его, он выкрикнул:
— Хорошо!
Он, конечно, отвел удар взмахом посоха, но продолжал говорить:
— Хорошо прицелился, и стойку держи точно! Теперь ударь сильнее!
Набравшийся уверенности и нахальства, Кьюлаэра рассмеялся:
— Сильнее, старикан? Я не хочу тебя покалечить?
Это было, конечно, только мечтой.
— Не хочешь? — мрачно спросил Миротворец. — Тогда ты медлителен, как черепаха, и слабак к тому же! На тебя дыхни — ты согнешься!
Рассвирепевший не на шутку Кьюлаэра бросился на него. Старик отразил его удар рукой.
— Ага! Вот о такой силе я и говорил! Но от злости ты потерял сосредоточенность и перестал чувствовать свое тело! Колени окостенели, руки негибкие! Если бы я сейчас схватил тебя за ногу и дернул, ты бы шмякнулся!
— Это если бы схватил! — крикнул Кьюлаэра и ударил еще раз, но на этот раз уже не так сильно, потому что следил за стойкой, согнул руки и колени.
Он забыл, что, когда захочет, старик может быть достаточно проворен. Тот ухватил Кьюлаэру за лодыжку и дернул на себя. Не ожидавший этого Кьюлаэра полетел вперед, но умудрился оттолкнуться от согнутого колена старика и сохранить равновесие.
— Лучше, чем я думал! — крикнул Миротворец и снова дернул верзилу за ногу.
Кьюлаэра крякнул от неожиданности и отпрыгнул. Миротворец радостно улыбнулся:
— Видишь? Теперь тебя простым ударом или толчком с ног не свалишь! Молодец!
— Не такой уж молодец, — хмыкнул Кьюлаэра, но сердце его согрелось, когда старик повернулся к Китишейн, чтобы заняться с ней.
На следующий день соперницей Кьюлаэры в поединке стала Китишейн, и Миротворец его предупредил:
— Сильно не бей, только вполсилы, волчья башка! Если сделаешь ей больно, я тебе еще раз голову обрею!
Китишейн, пытаясь скрыть страх, злобно смотрела на Кьюлаэру. Она прекрасно помнила, как они дрались последний раз и чем это закончилось или закончилось бы, не вмешайся Миротворец. Она ничему новому в драке не научилась! Зачем Миротворец заставляет ее драться с этим силачом?
— Вполсилы, не забывай! — напомнил Миротворец. — Кьюлаэра, нападай!
Кулак верзилы метнулся к ее лицу. Тело девушки сковало страхом, Китишейн поскорее закрылась и в последний момент успела нырнуть в сторону.
— Он сказал: «вполсилы»!
— Это и есть вполсилы! — огрызнулся Кьюлаэра.
— Я имел в виду ее полсилы, — сказал Миротворец.
— Полсилы? Это будет половина полусилы!
— Тогда очень медленно, — жестко распорядился старик.
— Ладно, — проворчал Кьюлаэра, — но мне-то от этого какой прок?
— Ты будешь учиться точности и вежливости, Кьюлаэра. Нельзя всегда делать только то, что выгодно тебе!
— Нельзя? — зарычал негодяй. — Докажи, что другие не всегда так себя ведут!
— Я и есть доказательство, потому что я вожусь с тобой исключительно ради других! Теперь бей, но медленно!
На этот раз кулак Кьюлаэры двигался достаточно медленно, и Китишейн хватило времени выставить руку для защиты. Тем не менее боль от удара оказалась очень сильной. Она отпрянула, стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. Ужас клокотал у нее внутри, но она только посмотрела на противника с еще большей злобой.
— Тише, Кьюлаэра! — рявкнул Миротворец. — Тише, я сказал!
— Это и было тихо!
— Ты сдержался, но все-таки переборщил!
— Да, если считать, что я ударил кролика!
— Ты сам не знаешь собственной силы, — сказал ему Миротворец, — а это первый шаг к провалу. Видишь это мертвое дерево?
Кьюлаэра посмотрел и ответил:
— Вижу. Что с того?
— Темное пятно на его стволе — это гниль. Пойди ударь по пятну с той же силой, с какой ты ударил Китишейн.
Кьюлаэра нахмурился и пошел к дереву. Нацелился, ударил — прогнившая древесина треснула под его кулаком, и сучья посыпались градом ему на голову. Верзила остолбенел.
— Теперь ударь изо всех сил, — посоветовал старик. Кьюлаэра размахнулся и ударил что было мочи. Дерево застонало и упало. Кьюлаэра замер, потрясенный.
— Будь дерево такого размера зеленым, ты бы просто ушиб ногу, — сказал Миротворец. — Понимаешь, почему ты должен наносить Китишейн удары, словно касаешься ее перышком?
— А ей можно дубасить вовсю? — кисло проворчал Кьюлаэра.
— Давай глянем. — Миротворец поднял руку. — Бей, Китишейн!
Китишейн выпучила глаза.
— Бей, говорю тебе! За меня не бойся!
Китишейн пожала плечами и ударила старика изо всех сил.
Тот сжал ушибленную руку, поморщился и усмехнулся:
— Нет, изо всех сил не стоит, пока упражняемся. Теперь бей Кьюлаэру.
Китишейн ударила, целясь в пах, и ей пришлось постараться сдержать себя, чтобы не вложить в удар всю силу и чтобы он не вышел совсем уж неожиданным. Не стоило и стараться — бедро Кьюлаэры отразило ее удар, но и она успела отскочить достаточно быстро, не дав ему схватить себя за лодыжку, хотя верзила двигался не совсем проворно. Девушка понимала, что если бы они сейчас не упражнялись и Кьюлаэра не был столь медлителен, он бы мог уже не раз сбить ее с ног.
Так Кьюлаэра познавал, насколько он силен, как управлять своей невероятной мощью, пока Китишейн и гномы наращивали мышцы. Их движения стали почти такими же стремительными, как у Кьюлаэры, и все они приобрели большую ловкость в рукопашном бою, после чего Миротворец объявил, что теперь они способны победить сразу трех противников и разоружить человека, вооруженного мечом и щитом.
Потом он стал обучать их сражаться на палках. Их опыт в бою без оружия тут же сказался, и они быстро овладевали новыми приемами. Тогда и только тогда Миротворец позволил им начать упражняться с деревянными мечами. Этому они тоже научились быстро, а учиться пришлось многому.
Наконец, Кьюлаэре удалось добиться похвал, хотя Миротворец редко был им доволен и порой выражал одобрение именно тогда, когда Кьюлаэра выполнял движения несовершенно. Кьюлаэре стало казаться, что он никогда не научится достаточно хорошо понимать настроение старика, чтобы суметь предотвратить беду.
Глава 9
— Я справился! — возликовал он.
— Да, когда думал о драке, — вздохнул Миротворец, — а способа переделать заклинания в брань или вызов сопернику, естественно, нет. Нет, Кьюлаэра, боюсь, что твои таланты в магии столь же незначительны, сколь одарен ты в боевом искусстве. — Видя, как верзила удручен, он добавил:
— Это не должно тебя тревожить. Истинное совершенство в бою настолько же зависит от ума, насколько и от силы мышц, а шаманское искусство опирается на работу тела, лица и рук точно так же, как на запоминание слов, чутье и понимание. У разных людей разные способности.
— Да, только у тебя одного есть они все.
— Воинские и шаманские есть, — невозмутимо кивнул Миротворец. — Но мне было отказано в радостях семьи и дома. Будь доволен своими способностями, Кьюлаэра, тем более потому, что они огромны.
Потрясенный, негодяй поднял глаза.
— Что, удивляешься, что я сказал о тебе что-то хорошее? — довольно улыбнулся Миротворец. — Я скажу тебе правду, как я ее вижу, волчья башка, и не подумаю ее приукрасить, хороша она или плоха, поскольку ты, несомненно, достаточно силен, чтобы выслушать и то и другое. Да, ты невероятно одаренный воин, и в один прекрасный день ты станешь столь же искусен, как я, причем к твоим способностям прибавятся быстрота и сила молодости. — Он заметил озадаченные взгляды остальных и поспешно прибавил:
— Но к тому времени, когда ты будешь способен меня побить, тебе уже не будет этого хотеться.
— Больше не будет хотеться?! — взорвался Кьюлаэра. — У меня столько обид на тебя, старый... — Он умолк, заставив себя придержать слова, потому что в глазах Миротворца блеснула злость.
— Ты забудешь об обидах, когда настанет время, Кьюлаэра, потому что тебе придется думать о том, чтобы уцелеть. Кроме того, даже тогда, когда ты сможешь превзойти меня как воин, тебе все равно придется бояться меня — шамана.
— Значит, у меня нет других способностей? — спросил Кьюлаэра, едва сдерживая злобу. — Ты, значит, и колдун и воин! А я буду только рубакой?
— Еще раскроешь в себе дар полководца, — продолжал предсказания Миротворец, — но ты должен научиться жить в согласии с другими людьми, прежде чем сможешь его почувствовать. А пока развивай понятные тебе способности, вроде способности драться, и оставь тонкие искусства более одаренным.
Тут застонал Йокот.
Миротворец на мгновение обернулся к нему, предоставив Кьюлаэре злиться в одиночку, беситься от мысли, что этот гном в чем-то превосходит его, и молча клясться, что он поразит когда-нибудь старика, обретя настоящее мастерство.
* * *
— Вставай! — прокричал Миротворец и хлестнул прутом. Кьюлаэра проснулся, бранясь, но, увидев, как выбираются из-под своих накидок и листвы остальные, браниться перестал. Зачем этот проклятый старикан их всех разбудил? Он, конечно, каждое утро это делал, но к чему такое рвение?— Поднимайтесь! — орал Миротворец. — Все! Да, и ты тоже, Луа. Повторяю, что любой из вас, кто захочет уйти, волен сделать это, но, если вы останетесь, клянусь именем Рахани, ваши тела приобретут подобающую форму!
Йокот, ворча, поднялся и сделал несколько шагов, поднялись, потягиваясь, и ошеломленные женщины.
— Теперь встать в ряд! Шаг вперед правой ногой! Согните колено! Поднимите руки вот так!
Старик, показывая, поднял руки, согнул в локтях, одна кисть, прямая, напряженная, направлена вверх, другая сжата в кулак.
— Драться! — закричал Йокот. — Он учит нас драться!
У Китишейн загорелись глаза: она вдруг окончательно проснулась, а Луа опустила руки, отошла назад, широко раскрыв глаза.
Кьюлаэра выругался и выпрямился.
— Я уже знаю как...
Кулак Миротворца въехал ему в лицо. Потрясенный Кьюлаэра отлетел назад, поднял руки, чтобы защищаться, а мудрец пнул его в живот. Верзила согнулся, его скрутило болью, и сквозь звон в ушах он расслышал голос старика:
— Тебе уроки нужны больше других! Драка — это больше, чем сила и быстрота! Выпрямись!
— Миротворец, ему больно! — запротестовала Луа, а мудрец зашел Кьюлаэре за спину, взял за плечи и уперся коленом в ягодицы верзилы.
— Выпрямись, я сказал! Да, вот так! Теперь держи руки, как я показывал!
С трудом дыша, Кьюлаэра изо всех сил постарался повторить движения Миротворца.
— Согни локоть вот так! Подними кулак вот так! — Миротворец придал рукам Кьюлаэры нужное положение. — Вот, неплохо! — хмыкнул старик и вернулся на место перед учеником. — Теперь отведите правый кулак назад! Бейте им, сильно! Еще раз, но при этом сделайте шаг вперед правой ногой! Еще раз! Еще раз!
С этих пор каждый день начинался с часа таких упражнений, и только потом они отправлялись в путь. Кьюлаэра быстро терял терпение, тем более что Миротворец всегда находил ошибки в его позах и движениях, в то время как других он осыпал похвалами при малейшем успехе. Но когда они всерьез начали сражаться друг с другом, положение изменилась. О нет, Миротворец не излил потока хвалебных слов, но, когда Кьюлаэра ударил его, он выкрикнул:
— Хорошо!
Он, конечно, отвел удар взмахом посоха, но продолжал говорить:
— Хорошо прицелился, и стойку держи точно! Теперь ударь сильнее!
Набравшийся уверенности и нахальства, Кьюлаэра рассмеялся:
— Сильнее, старикан? Я не хочу тебя покалечить?
Это было, конечно, только мечтой.
— Не хочешь? — мрачно спросил Миротворец. — Тогда ты медлителен, как черепаха, и слабак к тому же! На тебя дыхни — ты согнешься!
Рассвирепевший не на шутку Кьюлаэра бросился на него. Старик отразил его удар рукой.
— Ага! Вот о такой силе я и говорил! Но от злости ты потерял сосредоточенность и перестал чувствовать свое тело! Колени окостенели, руки негибкие! Если бы я сейчас схватил тебя за ногу и дернул, ты бы шмякнулся!
— Это если бы схватил! — крикнул Кьюлаэра и ударил еще раз, но на этот раз уже не так сильно, потому что следил за стойкой, согнул руки и колени.
Он забыл, что, когда захочет, старик может быть достаточно проворен. Тот ухватил Кьюлаэру за лодыжку и дернул на себя. Не ожидавший этого Кьюлаэра полетел вперед, но умудрился оттолкнуться от согнутого колена старика и сохранить равновесие.
— Лучше, чем я думал! — крикнул Миротворец и снова дернул верзилу за ногу.
Кьюлаэра крякнул от неожиданности и отпрыгнул. Миротворец радостно улыбнулся:
— Видишь? Теперь тебя простым ударом или толчком с ног не свалишь! Молодец!
— Не такой уж молодец, — хмыкнул Кьюлаэра, но сердце его согрелось, когда старик повернулся к Китишейн, чтобы заняться с ней.
На следующий день соперницей Кьюлаэры в поединке стала Китишейн, и Миротворец его предупредил:
— Сильно не бей, только вполсилы, волчья башка! Если сделаешь ей больно, я тебе еще раз голову обрею!
Китишейн, пытаясь скрыть страх, злобно смотрела на Кьюлаэру. Она прекрасно помнила, как они дрались последний раз и чем это закончилось или закончилось бы, не вмешайся Миротворец. Она ничему новому в драке не научилась! Зачем Миротворец заставляет ее драться с этим силачом?
— Вполсилы, не забывай! — напомнил Миротворец. — Кьюлаэра, нападай!
Кулак верзилы метнулся к ее лицу. Тело девушки сковало страхом, Китишейн поскорее закрылась и в последний момент успела нырнуть в сторону.
— Он сказал: «вполсилы»!
— Это и есть вполсилы! — огрызнулся Кьюлаэра.
— Я имел в виду ее полсилы, — сказал Миротворец.
— Полсилы? Это будет половина полусилы!
— Тогда очень медленно, — жестко распорядился старик.
— Ладно, — проворчал Кьюлаэра, — но мне-то от этого какой прок?
— Ты будешь учиться точности и вежливости, Кьюлаэра. Нельзя всегда делать только то, что выгодно тебе!
— Нельзя? — зарычал негодяй. — Докажи, что другие не всегда так себя ведут!
— Я и есть доказательство, потому что я вожусь с тобой исключительно ради других! Теперь бей, но медленно!
На этот раз кулак Кьюлаэры двигался достаточно медленно, и Китишейн хватило времени выставить руку для защиты. Тем не менее боль от удара оказалась очень сильной. Она отпрянула, стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. Ужас клокотал у нее внутри, но она только посмотрела на противника с еще большей злобой.
— Тише, Кьюлаэра! — рявкнул Миротворец. — Тише, я сказал!
— Это и было тихо!
— Ты сдержался, но все-таки переборщил!
— Да, если считать, что я ударил кролика!
— Ты сам не знаешь собственной силы, — сказал ему Миротворец, — а это первый шаг к провалу. Видишь это мертвое дерево?
Кьюлаэра посмотрел и ответил:
— Вижу. Что с того?
— Темное пятно на его стволе — это гниль. Пойди ударь по пятну с той же силой, с какой ты ударил Китишейн.
Кьюлаэра нахмурился и пошел к дереву. Нацелился, ударил — прогнившая древесина треснула под его кулаком, и сучья посыпались градом ему на голову. Верзила остолбенел.
— Теперь ударь изо всех сил, — посоветовал старик. Кьюлаэра размахнулся и ударил что было мочи. Дерево застонало и упало. Кьюлаэра замер, потрясенный.
— Будь дерево такого размера зеленым, ты бы просто ушиб ногу, — сказал Миротворец. — Понимаешь, почему ты должен наносить Китишейн удары, словно касаешься ее перышком?
— А ей можно дубасить вовсю? — кисло проворчал Кьюлаэра.
— Давай глянем. — Миротворец поднял руку. — Бей, Китишейн!
Китишейн выпучила глаза.
— Бей, говорю тебе! За меня не бойся!
Китишейн пожала плечами и ударила старика изо всех сил.
Тот сжал ушибленную руку, поморщился и усмехнулся:
— Нет, изо всех сил не стоит, пока упражняемся. Теперь бей Кьюлаэру.
Китишейн ударила, целясь в пах, и ей пришлось постараться сдержать себя, чтобы не вложить в удар всю силу и чтобы он не вышел совсем уж неожиданным. Не стоило и стараться — бедро Кьюлаэры отразило ее удар, но и она успела отскочить достаточно быстро, не дав ему схватить себя за лодыжку, хотя верзила двигался не совсем проворно. Девушка понимала, что если бы они сейчас не упражнялись и Кьюлаэра не был столь медлителен, он бы мог уже не раз сбить ее с ног.
Так Кьюлаэра познавал, насколько он силен, как управлять своей невероятной мощью, пока Китишейн и гномы наращивали мышцы. Их движения стали почти такими же стремительными, как у Кьюлаэры, и все они приобрели большую ловкость в рукопашном бою, после чего Миротворец объявил, что теперь они способны победить сразу трех противников и разоружить человека, вооруженного мечом и щитом.
Потом он стал обучать их сражаться на палках. Их опыт в бою без оружия тут же сказался, и они быстро овладевали новыми приемами. Тогда и только тогда Миротворец позволил им начать упражняться с деревянными мечами. Этому они тоже научились быстро, а учиться пришлось многому.
Наконец, Кьюлаэре удалось добиться похвал, хотя Миротворец редко был им доволен и порой выражал одобрение именно тогда, когда Кьюлаэра выполнял движения несовершенно. Кьюлаэре стало казаться, что он никогда не научится достаточно хорошо понимать настроение старика, чтобы суметь предотвратить беду.
Глава 9
Так шли дни их странствия — неторопливого, потому что они тратили на упражнения столько же времени, сколько и на дорогу, да еще Миротворец гонял Кьюлаэру мыться, и постепенно верзиле начали подражать остальные, поначалу от скуки, а потом ради наслаждения, и Китишейн всегда предусмотрительно отыскивала какой-нибудь потаенный водоем, где могли уединиться они с Луа. Кроме того, Миротворец настоял на том, чтобы делать привал при дневном переходе, когда солнце еще высоко, чтобы, пока Кьюлаэра готовит обед, наставлять Йокота в магии.
Порой случалось так, что остальным целые дни приходилось проводить в праздности, когда Миротворец посылал Йокота в одиночку выполнять какие-то задания. Когда Кьюлаэра спросил, в чем они заключаются, Миротворец резко посоветовал ему не лезть не в свое дело. Кипя от злобы, Кьюлаэра выдумывал изощреннейшие пытки, коим он подвергнет старика, пока амулет не стал жалить его холодом слишком сильно для того, чтобы его не замечать.
Они медленно продвигались на север. Кьюлаэра, понукаемый посохом и прутом Миротворца, нес поклажу. Однажды они вышли из леса на открытую холмистую землю, где реки и ручьи были уже и попадались реже. Китишейн смастерила кожаные мешки для воды из сохраненных ею шкур убитых зверей. Они шли на север, и Кьюлаэра все время пытался вырваться из крепких пут требований Миротворца и искал возможности ударить или унизить других. Но Миротворец препятствовал любым попыткам такого рода, а Китишейн вела себя дерзко, огрызалась и за себя, и за Луа безжалостными словами, а когда возникала угроза, что Кьюлаэра полезет в драку, она, не мешкая, звала Миротворца. Что касается Йокота, то гном отвечал куда обиднее, чем дерзил ему Кьюлаэра, — язык у него был без костей, и Кьюлаэре только и оставалось потом часами кипеть от злобы. Дерзости гнома тяжело было забыть, потому что в них всегда было зерно мучительной правды. Двенадцать лет никто не отваживался говорить Кьюлаэре правду о нем самом, а взгляд на собственные слабости оказался мучительно неприятным. Большую часть времени в пути он проводил за придумыванием оправданий для своего поведения и сочинял ответы Йокоту, но ему редко выпадала возможность использовать их.
Но однажды после ужина такая возможность представилась. Они ели в тот вечер жареного кабана, и Кьюлаэра вслух обратил внимание на сходство между лицом гнома и рылом свиньи, хотя, по правде сказать, особенного сходства не было.
Йокот ответил:
— Лучше быть похожим на свинью, чем вести себя как она. Не старайся обзываться, Кьюлаэра, у тебя это выходит тупо.
Кьюлаэра ухмыльнулся, ковыряя в зубах осколком кости, и сказал:
— А ты не чувствуешь себя людоедом, Йокот, когда ешь мясо свиньи?
— Нет, Кьюлаэра, — парировал Йокот, — тебя бы я точно не стал пробовать: вряд ли ты хорош на вкус.
Верзила с ревом подпрыгнул и ударил гнома.
Он был невероятно прыток, но Йокот брал уроки у того же учителя и успел отпрыгнуть, но все же получил удар в бедро. Он закричал, но, отброшенный ударом, побежал и спрятался за дерево. Кьюлаэра бросился за ним.
— Останови его, Миротворец! — воскликнула Китишейн, но мудрец лишь покачал головой, оставаясь неподвижным, только его лицо побледнело.
Китишейн закричала, обнажила меч, но, прежде чем она успела вмешаться, дерево в тот момент, когда Кьюлаэра занес ногу для пинка, вспыхнуло градом искр.
— Не саламандра, нет! — Китишейн могло бы показаться, что старик дает указания каким-то своим слугам, если бы его голос не был так тих. — Только ее кожа!
Кьюлаэра закричал от боли и убежал за дерево, а оттуда, пятясь, вышел Йокот, руки которого совершали странные движения, а губы выговаривали нечленораздельные звуки. Он обходил дерево по кругу. Ствол был толщиною в ярд, поэтому, когда появился Кьюлаэра с потемневшим от ярости лицом, гном уже почти исчез за стволом. Кьюлаэра бросился за ним, протянул руки к его шее. Слова застряли в горле Йокота хриплым бульканьем, но вдруг земля разверзлась под ногами Кьюлаэры. Он закричал в ужасе, падая в расщелину, и отпустил Йокота. Маленький человечек отпрыгнул от края, потирая шею.
— Торопись! — прошептал Миротворец. — Торопись, маленький шаман! Прохрипи, прошепчи, но выговори заклинание!
Йокот, будто бы услышав, запел скрипучим, пронзительным голосом, размахивая руками. Потом он покопался в земле, набрал опавших желудей и принялся подбрасывать их. Рука Кьюлаэры цеплялась за край расщелины. Затем появилась его голова, лицо, опухшее и темное от злобы. Он выкарабкался и погнался за Йокотом, вытянув руки, не отказавшись от попытки задушить гнома.
Гном взмахнул рукой — и на соперника посыпался град. Тот вскрикнул от неожиданности, стиснул зубы и снова погнался за Йокотом, но под ногами у него катались градины он поскользнулся, взревел, молотя руками по воздуху и пытаясь сохранить равновесие, а потом рухнул на землю под мощными струями ливня.
Китишейн в изумлении следила за происходящим, потом издала радостный крик, который перешел постепенно в громкий хохот.
Побагровев от смущения и злобы, Кьюлаэра пошатнулся и снова упал, но при этом рванулся-таки вперед и схватил гнома за лодыжку.
— Ой, Миротворец, помоги Йокоту! — закричала Луа, но мудрец лишь, поджав губы, покачал головой.
Йокот готовил следующее заклинание, пока Кьюлаэра пытался удержать равновесие. Последнюю фразу гном выкрикнул, когда Кьюлаэре удалось обрести почву под ногами и перевернуть Йокота вверх ногами, но вдруг вокруг него уплотнился воздух, наполнился таким густым туманом, что сам скрылся за ним.
— Надо было сотворить что-нибудь похитрее, малявка! — закричал Кьюлаэра, и из тумана вынырнул прогнувшийся дугой Йокот, которого Кьюлаэра высоко подбросил, чтобы шмякнуть оземь. Но гном выкрикнул фразу на шаманском языке, и туман вдруг осветился яркой вспышкой. В раскатах грома утонули крики Кьюлаэры, вылетевшего из пелены тумана и рухнувшего без сил на землю. Йокот вырвался из его ручищ.
Луа в ужасе закричала и бросилась к нему.
— Его просто оглушило.
Рядом с верзилой присел Миротворец, пощупал его шею, удовлетворенно кивнул и повернулся, чтобы подать руку Йокоту и поднять его с земли.
— Молодец! Ты воззвал ко всем стихиям: к земле, воздуху, огню и воде — и они откликнулись! Ты настоящий молодец, шаман!
Победитель покраснел и улыбнулся:
— Благодарю, Учитель!
Потом он повернулся, увидел, что Луа отошла от Кьюлаэры и бежит к нему, и по лицу его промелькнула тень. Луа, заметив это, сменила бег на шаг.
— Слава богам, что ты цел, Йокот!
— Спасибо за заботу, Луа. — Йокот важно поклонился, а если в его словах и был налет насмешливости, то настолько легкий, что мог бы остаться незамеченным. Он снова повернулся к Миротворцу, и его глаза засверкали. — Значит, я и впрямь шаман?
— Ты шаман, — ответил Миротворец. — Еще многому тебе предстоит научиться, но, конечно, ты шаман.
Он еще раз улыбнулся и похлопал своего маленького ученика по плечу.
Послышался стон Кьюлаэры.
— Лежи спокойно. — Китишейн опустилась возле него на колени. — Перевернись, если хочешь на спину, но не более того.
Кьюлаэра перевернулся и застонал от боли:
— Что... случилось?
— Ты сразился с Йокотом.
— Помню. — Кьюлаэра поднял руку, и рука без сил упала ему на лоб. — Туман. Потом... чем он меня ударил?
— Молнией. — Напротив Китишейн на колени опустился Миротворец. — Небесным огнем. Тебе хватило глупости подраться с шаманом, Кьюлаэра.
Верзила злобно покосился на него:
— Когда это гном стал шаманом?
— Пока ты предавался тоскливым думам.
— Но как? — Кьюлаэра с усилием приподнялся на локте. — Когда я впервые его встретил, он еле-еле исхитрился наколдовать струйку дыма! Как он стал колдуном?
— Не колдуном и даже не настоящим шаманом, но все-таки тем, кто достаточно силен, чтобы уметь за себя постоять, — задумчиво проговорил Миротворец. — Его врожденный дар все-таки очень странен. Большинство гномов рождаются, зная, как работает магия земли, — в том и сильны, поскольку живут в горах, — а Йокот родился вблизи всех четырех стихий, а не только одной земли, и потому его ощущение магии земли было слабым. Его дар нуждался в упражнениях — и в итоге он получил власть не над одной только землей, но и над воздухом, огнем и водой, причем такую, что смог объединить воздух и воду и получил град, присоединил их к огню — и получил молнию. О, когда он доучится до конца, он станет могучим шаманом, уверяю тебя, и подчинит себе не только стихии, но также и деревья, цветы, рыб и зверей — все живое.
— И еще людей, — пробормотал Кьюлаэра и поглядел на свое распростертое тело, все еще дрожащее после проклятой вспышки. — Итак, колесо повернулось, да? Йокот вырос, а я теперь последний из последних.
— Вовсе нет. — Удивительно, но в голосе Миротворца слышалось сочувствие. — Ты сильный и отважный мужчина, Кьюлаэра, научившийся кое-чему в боевом искусстве, а когда ты обучишься ему до конца, ты станешь воистину могущественным.
Кьюлаэра взглянул на него в изумлении:
— Но даже гном способен побить меня! Теперь я могу спокойно сам себя убить, потому что если не я, то кто-нибудь другой это сделает непременно!
— Тебя побил шаман, — поправил его Миротворец, — а только глупцы дерутся с шаманами. Когда ты закончишь обучение, Кьюлаэра, ты будешь воином столь могучим, что немногие смогут противостоять тебе — лишь некоторые воины. И ты никогда не будешь делать таких глупостей, как нападать без нужды на шамана.
Кьюлаэра на мгновение замер, осматриваясь. Потом он спросил:
— Ты не обманываешь меня?
— Нет, — ответил Миротворец, — и я настоящий воин, как и настоящий мудрец. Если я говорю тебе, кем ты можешь стать, я это знаю наверняка. А что касается правды, разве ты когда-нибудь слышал, чтобы я лгал?
Кьюлаэра помолчал и признался:
— Нет.
— И впредь не буду, — заверил его Миротворец. — Осуждать — да, даже оскорблять, но лгать — никогда.
Кьюлаэра взглянул на него:
— А что я должен делать, чтобы стать настоящим воином?
— Ты должен упражняться так усердно, как я того требую, — ответил Миротворец, — и жить по установленным мною правилам.
— По твоим правилам! — Кьюлаэра смотрел со злостью. — Какое твои правила имеют отношение к...
Фраза оборвалась, и в глазах верзилы появилось понимание. Миротворец ответил ему взглядом и торжественно кивнул:
— Да, Кьюлаэра. Твое нынешнее поражение связано не только с магией Йокота.
— То есть, — медленно сказал Кьюлаэра, — если бы я не нарушил твой запрет на драки, я бы не был побежден.
— И это тоже, но это не все, — безразлично отозвался Миротворец.
— И еще меня погубила моя наглость.
— Да! — В голосе Миротворца появилось удовлетворение. — Всегда найдется кто-то сильнее, чтобы помучить мучителя, Кьюлаэра.
Во взгляде Кьюлаэры мелькнуло сомнение.
— Не может быть, чтобы правила защищали не только Йокота, но и меня!
— Они защищают вас обоих, — подтвердил Миротворец, но объяснять не стал. Он просто молча сидел, наблюдал и ждал.
Молчание это пугало Кьюлаэру не меньше, чем гнев мудреца. Воин мрачно думал над загадкой.
— Не будь я столь жесток по отношению к окружающим, когда я был сильнее всех, они не были бы жестоки со мной теперь?
— Эти трое не были бы.
— Но я знал таких людей, которые были! — выпалил Кьюлаэра. — И даже женщин! Я был жесток лишь с одним или двумя, и, конечно, не больше других мальчиков — я даже помогал другим и защищал их! А они все равно обращались со мной бессердечно!
— Эти люди не знали, как бывает другим больно от такой жестокости, — объяснил Миротворец. — Они сами не пострадали от нее.
Кьюлаэра некоторое время разглядывал его, а потом сказал:
— А Китишейн и гномы пострадали?
Миротворец кивнул.
— От меня?
— Не только, — возразил старик. — Я по крупицам собирал случайные намеки, собрал и сделал выводы. Каждый из них так или иначе отведал в своей деревне столько же жестокости, сколько и ты, Кьюлаэра. Поэтому ты можешь на них рассчитывать, хоть и немного случалось тебе встречать людей, в которых ты мог бы быть уверен.
Кьюлаэра не сводил с него глаз.
— Мог бы.
Старик кивнул.
— Но только до того, как поиздевался над ними.
— И даже сейчас, — сказал Миротворец, — если они поверят, что ты не станешь снова жесток, когда обретешь силу.
Кьюлаэра отвернулся.
— Не уверен, что у меня это получится. — И добавил очень неохотно:
— Не уверен, что не захочу стать жестоким.
— Тогда подожди, пока наберешься этой уверенности.
Кьюлаэра снова посмотрел на старика.
— То есть пока мне еще не поздно встать под защиту правил и жить по ним.
— Пока время есть, — кивнул старик, — но должен тебе сказать, что правила эти — не какие-то мои собственные выдумки. Это законы, управляющие любыми людьми, и я обучил тебя пока еще не всем. Без этих правил все деревни, все племена либо распались бы, либо перебили бы друг друга.
— А другие правила есть? — спросил Кьюлаэра, но старик лишь улыбнулся и покачал головой:
— Это тебе придется понять самому, Кьюлаэра. Хотя могу тебе сказать, что их не так уж много.
— Даже из тех, что ты мне рассказал, не все мне понятно, — проворчал Кьюлаэра. — Зачем нужно такое правило, что сильный должен защищать слабого? По этому правилу получается, что исполняющие его будут защищать меня, когда я ослабну?
— Это одно из его следствий, — подтвердил Миротворец.
Несколько недель они неуклонно шли на север по земле, где не осталось никаких следов человеческого жилья, кроме пепелищ, без присмотра бродящих коровьих стад, свиней и собак, быстро вернувшихся назад, к дикости.
Порой случалось так, что остальным целые дни приходилось проводить в праздности, когда Миротворец посылал Йокота в одиночку выполнять какие-то задания. Когда Кьюлаэра спросил, в чем они заключаются, Миротворец резко посоветовал ему не лезть не в свое дело. Кипя от злобы, Кьюлаэра выдумывал изощреннейшие пытки, коим он подвергнет старика, пока амулет не стал жалить его холодом слишком сильно для того, чтобы его не замечать.
Они медленно продвигались на север. Кьюлаэра, понукаемый посохом и прутом Миротворца, нес поклажу. Однажды они вышли из леса на открытую холмистую землю, где реки и ручьи были уже и попадались реже. Китишейн смастерила кожаные мешки для воды из сохраненных ею шкур убитых зверей. Они шли на север, и Кьюлаэра все время пытался вырваться из крепких пут требований Миротворца и искал возможности ударить или унизить других. Но Миротворец препятствовал любым попыткам такого рода, а Китишейн вела себя дерзко, огрызалась и за себя, и за Луа безжалостными словами, а когда возникала угроза, что Кьюлаэра полезет в драку, она, не мешкая, звала Миротворца. Что касается Йокота, то гном отвечал куда обиднее, чем дерзил ему Кьюлаэра, — язык у него был без костей, и Кьюлаэре только и оставалось потом часами кипеть от злобы. Дерзости гнома тяжело было забыть, потому что в них всегда было зерно мучительной правды. Двенадцать лет никто не отваживался говорить Кьюлаэре правду о нем самом, а взгляд на собственные слабости оказался мучительно неприятным. Большую часть времени в пути он проводил за придумыванием оправданий для своего поведения и сочинял ответы Йокоту, но ему редко выпадала возможность использовать их.
Но однажды после ужина такая возможность представилась. Они ели в тот вечер жареного кабана, и Кьюлаэра вслух обратил внимание на сходство между лицом гнома и рылом свиньи, хотя, по правде сказать, особенного сходства не было.
Йокот ответил:
— Лучше быть похожим на свинью, чем вести себя как она. Не старайся обзываться, Кьюлаэра, у тебя это выходит тупо.
Кьюлаэра ухмыльнулся, ковыряя в зубах осколком кости, и сказал:
— А ты не чувствуешь себя людоедом, Йокот, когда ешь мясо свиньи?
— Нет, Кьюлаэра, — парировал Йокот, — тебя бы я точно не стал пробовать: вряд ли ты хорош на вкус.
Верзила с ревом подпрыгнул и ударил гнома.
Он был невероятно прыток, но Йокот брал уроки у того же учителя и успел отпрыгнуть, но все же получил удар в бедро. Он закричал, но, отброшенный ударом, побежал и спрятался за дерево. Кьюлаэра бросился за ним.
— Останови его, Миротворец! — воскликнула Китишейн, но мудрец лишь покачал головой, оставаясь неподвижным, только его лицо побледнело.
Китишейн закричала, обнажила меч, но, прежде чем она успела вмешаться, дерево в тот момент, когда Кьюлаэра занес ногу для пинка, вспыхнуло градом искр.
— Не саламандра, нет! — Китишейн могло бы показаться, что старик дает указания каким-то своим слугам, если бы его голос не был так тих. — Только ее кожа!
Кьюлаэра закричал от боли и убежал за дерево, а оттуда, пятясь, вышел Йокот, руки которого совершали странные движения, а губы выговаривали нечленораздельные звуки. Он обходил дерево по кругу. Ствол был толщиною в ярд, поэтому, когда появился Кьюлаэра с потемневшим от ярости лицом, гном уже почти исчез за стволом. Кьюлаэра бросился за ним, протянул руки к его шее. Слова застряли в горле Йокота хриплым бульканьем, но вдруг земля разверзлась под ногами Кьюлаэры. Он закричал в ужасе, падая в расщелину, и отпустил Йокота. Маленький человечек отпрыгнул от края, потирая шею.
— Торопись! — прошептал Миротворец. — Торопись, маленький шаман! Прохрипи, прошепчи, но выговори заклинание!
Йокот, будто бы услышав, запел скрипучим, пронзительным голосом, размахивая руками. Потом он покопался в земле, набрал опавших желудей и принялся подбрасывать их. Рука Кьюлаэры цеплялась за край расщелины. Затем появилась его голова, лицо, опухшее и темное от злобы. Он выкарабкался и погнался за Йокотом, вытянув руки, не отказавшись от попытки задушить гнома.
Гном взмахнул рукой — и на соперника посыпался град. Тот вскрикнул от неожиданности, стиснул зубы и снова погнался за Йокотом, но под ногами у него катались градины он поскользнулся, взревел, молотя руками по воздуху и пытаясь сохранить равновесие, а потом рухнул на землю под мощными струями ливня.
Китишейн в изумлении следила за происходящим, потом издала радостный крик, который перешел постепенно в громкий хохот.
Побагровев от смущения и злобы, Кьюлаэра пошатнулся и снова упал, но при этом рванулся-таки вперед и схватил гнома за лодыжку.
— Ой, Миротворец, помоги Йокоту! — закричала Луа, но мудрец лишь, поджав губы, покачал головой.
Йокот готовил следующее заклинание, пока Кьюлаэра пытался удержать равновесие. Последнюю фразу гном выкрикнул, когда Кьюлаэре удалось обрести почву под ногами и перевернуть Йокота вверх ногами, но вдруг вокруг него уплотнился воздух, наполнился таким густым туманом, что сам скрылся за ним.
— Надо было сотворить что-нибудь похитрее, малявка! — закричал Кьюлаэра, и из тумана вынырнул прогнувшийся дугой Йокот, которого Кьюлаэра высоко подбросил, чтобы шмякнуть оземь. Но гном выкрикнул фразу на шаманском языке, и туман вдруг осветился яркой вспышкой. В раскатах грома утонули крики Кьюлаэры, вылетевшего из пелены тумана и рухнувшего без сил на землю. Йокот вырвался из его ручищ.
Луа в ужасе закричала и бросилась к нему.
— Его просто оглушило.
Рядом с верзилой присел Миротворец, пощупал его шею, удовлетворенно кивнул и повернулся, чтобы подать руку Йокоту и поднять его с земли.
— Молодец! Ты воззвал ко всем стихиям: к земле, воздуху, огню и воде — и они откликнулись! Ты настоящий молодец, шаман!
Победитель покраснел и улыбнулся:
— Благодарю, Учитель!
Потом он повернулся, увидел, что Луа отошла от Кьюлаэры и бежит к нему, и по лицу его промелькнула тень. Луа, заметив это, сменила бег на шаг.
— Слава богам, что ты цел, Йокот!
— Спасибо за заботу, Луа. — Йокот важно поклонился, а если в его словах и был налет насмешливости, то настолько легкий, что мог бы остаться незамеченным. Он снова повернулся к Миротворцу, и его глаза засверкали. — Значит, я и впрямь шаман?
— Ты шаман, — ответил Миротворец. — Еще многому тебе предстоит научиться, но, конечно, ты шаман.
Он еще раз улыбнулся и похлопал своего маленького ученика по плечу.
Послышался стон Кьюлаэры.
— Лежи спокойно. — Китишейн опустилась возле него на колени. — Перевернись, если хочешь на спину, но не более того.
Кьюлаэра перевернулся и застонал от боли:
— Что... случилось?
— Ты сразился с Йокотом.
— Помню. — Кьюлаэра поднял руку, и рука без сил упала ему на лоб. — Туман. Потом... чем он меня ударил?
— Молнией. — Напротив Китишейн на колени опустился Миротворец. — Небесным огнем. Тебе хватило глупости подраться с шаманом, Кьюлаэра.
Верзила злобно покосился на него:
— Когда это гном стал шаманом?
— Пока ты предавался тоскливым думам.
— Но как? — Кьюлаэра с усилием приподнялся на локте. — Когда я впервые его встретил, он еле-еле исхитрился наколдовать струйку дыма! Как он стал колдуном?
— Не колдуном и даже не настоящим шаманом, но все-таки тем, кто достаточно силен, чтобы уметь за себя постоять, — задумчиво проговорил Миротворец. — Его врожденный дар все-таки очень странен. Большинство гномов рождаются, зная, как работает магия земли, — в том и сильны, поскольку живут в горах, — а Йокот родился вблизи всех четырех стихий, а не только одной земли, и потому его ощущение магии земли было слабым. Его дар нуждался в упражнениях — и в итоге он получил власть не над одной только землей, но и над воздухом, огнем и водой, причем такую, что смог объединить воздух и воду и получил град, присоединил их к огню — и получил молнию. О, когда он доучится до конца, он станет могучим шаманом, уверяю тебя, и подчинит себе не только стихии, но также и деревья, цветы, рыб и зверей — все живое.
— И еще людей, — пробормотал Кьюлаэра и поглядел на свое распростертое тело, все еще дрожащее после проклятой вспышки. — Итак, колесо повернулось, да? Йокот вырос, а я теперь последний из последних.
— Вовсе нет. — Удивительно, но в голосе Миротворца слышалось сочувствие. — Ты сильный и отважный мужчина, Кьюлаэра, научившийся кое-чему в боевом искусстве, а когда ты обучишься ему до конца, ты станешь воистину могущественным.
Кьюлаэра взглянул на него в изумлении:
— Но даже гном способен побить меня! Теперь я могу спокойно сам себя убить, потому что если не я, то кто-нибудь другой это сделает непременно!
— Тебя побил шаман, — поправил его Миротворец, — а только глупцы дерутся с шаманами. Когда ты закончишь обучение, Кьюлаэра, ты будешь воином столь могучим, что немногие смогут противостоять тебе — лишь некоторые воины. И ты никогда не будешь делать таких глупостей, как нападать без нужды на шамана.
Кьюлаэра на мгновение замер, осматриваясь. Потом он спросил:
— Ты не обманываешь меня?
— Нет, — ответил Миротворец, — и я настоящий воин, как и настоящий мудрец. Если я говорю тебе, кем ты можешь стать, я это знаю наверняка. А что касается правды, разве ты когда-нибудь слышал, чтобы я лгал?
Кьюлаэра помолчал и признался:
— Нет.
— И впредь не буду, — заверил его Миротворец. — Осуждать — да, даже оскорблять, но лгать — никогда.
Кьюлаэра взглянул на него:
— А что я должен делать, чтобы стать настоящим воином?
— Ты должен упражняться так усердно, как я того требую, — ответил Миротворец, — и жить по установленным мною правилам.
— По твоим правилам! — Кьюлаэра смотрел со злостью. — Какое твои правила имеют отношение к...
Фраза оборвалась, и в глазах верзилы появилось понимание. Миротворец ответил ему взглядом и торжественно кивнул:
— Да, Кьюлаэра. Твое нынешнее поражение связано не только с магией Йокота.
— То есть, — медленно сказал Кьюлаэра, — если бы я не нарушил твой запрет на драки, я бы не был побежден.
— И это тоже, но это не все, — безразлично отозвался Миротворец.
— И еще меня погубила моя наглость.
— Да! — В голосе Миротворца появилось удовлетворение. — Всегда найдется кто-то сильнее, чтобы помучить мучителя, Кьюлаэра.
Во взгляде Кьюлаэры мелькнуло сомнение.
— Не может быть, чтобы правила защищали не только Йокота, но и меня!
— Они защищают вас обоих, — подтвердил Миротворец, но объяснять не стал. Он просто молча сидел, наблюдал и ждал.
Молчание это пугало Кьюлаэру не меньше, чем гнев мудреца. Воин мрачно думал над загадкой.
— Не будь я столь жесток по отношению к окружающим, когда я был сильнее всех, они не были бы жестоки со мной теперь?
— Эти трое не были бы.
— Но я знал таких людей, которые были! — выпалил Кьюлаэра. — И даже женщин! Я был жесток лишь с одним или двумя, и, конечно, не больше других мальчиков — я даже помогал другим и защищал их! А они все равно обращались со мной бессердечно!
— Эти люди не знали, как бывает другим больно от такой жестокости, — объяснил Миротворец. — Они сами не пострадали от нее.
Кьюлаэра некоторое время разглядывал его, а потом сказал:
— А Китишейн и гномы пострадали?
Миротворец кивнул.
— От меня?
— Не только, — возразил старик. — Я по крупицам собирал случайные намеки, собрал и сделал выводы. Каждый из них так или иначе отведал в своей деревне столько же жестокости, сколько и ты, Кьюлаэра. Поэтому ты можешь на них рассчитывать, хоть и немного случалось тебе встречать людей, в которых ты мог бы быть уверен.
Кьюлаэра не сводил с него глаз.
— Мог бы.
Старик кивнул.
— Но только до того, как поиздевался над ними.
— И даже сейчас, — сказал Миротворец, — если они поверят, что ты не станешь снова жесток, когда обретешь силу.
Кьюлаэра отвернулся.
— Не уверен, что у меня это получится. — И добавил очень неохотно:
— Не уверен, что не захочу стать жестоким.
— Тогда подожди, пока наберешься этой уверенности.
Кьюлаэра снова посмотрел на старика.
— То есть пока мне еще не поздно встать под защиту правил и жить по ним.
— Пока время есть, — кивнул старик, — но должен тебе сказать, что правила эти — не какие-то мои собственные выдумки. Это законы, управляющие любыми людьми, и я обучил тебя пока еще не всем. Без этих правил все деревни, все племена либо распались бы, либо перебили бы друг друга.
— А другие правила есть? — спросил Кьюлаэра, но старик лишь улыбнулся и покачал головой:
— Это тебе придется понять самому, Кьюлаэра. Хотя могу тебе сказать, что их не так уж много.
— Даже из тех, что ты мне рассказал, не все мне понятно, — проворчал Кьюлаэра. — Зачем нужно такое правило, что сильный должен защищать слабого? По этому правилу получается, что исполняющие его будут защищать меня, когда я ослабну?
— Это одно из его следствий, — подтвердил Миротворец.
* * *
На следующий день все были подозрительно спокойны. Йокот шел вперед, насупившись, опустив глаза. Он то и дело останавливался и что-то подбирал: то камень необычной формы или странного оттенка, то несколько травинок, из которых на ходу сплетал веревку, то гибкий прут, который засовывал за пояс, то стебель тростника, — но Луа поняла, в чем дело: собирая эту ерунду, он оправдывал свои опущенные глаза и серьезный, даже мрачный вид. Луа наблюдала за ним, и глаза ее наполнялись слезами, но стоило ей шагнуть к Йокоту, она встречала на себе взгляд Миротворца, и тот предостерегающе качал головой.Несколько недель они неуклонно шли на север по земле, где не осталось никаких следов человеческого жилья, кроме пепелищ, без присмотра бродящих коровьих стад, свиней и собак, быстро вернувшихся назад, к дикости.