Кьюлаэра прыгнул на землю и взревел:
   — Опусти ее, приятель! Это мое лакомство!
   Он высоко подпрыгнул и дал чудовищу пинка под зад. Это место у людоеда оказалось чувствительным; людоед взвыл, будто целая стая волков, сразу бросил Китишейн и повернулся к обидчику. Огромные кулаки метнулись к Кьюлаэре, такие огромные, что он бы заметил их приближение и за милю, а потому увернуться было несложно. Он отклонился влево, потом вправо, затем по земле возле него шлепнули руки людоеда, и Кьюлаэра прыгнул на одну из них всем своим весом. Людоед взвыл и попытался прихлопнуть его другой рукой, но Кьюлаэра отпрыгнул в сторону, и людоед взревел, шлепнув по собственной руке. Решив, что ему удалось отвлечь чудище, Кьюлаэра высоко подпрыгнул и вцепился в гигантское ухо. Людоед орал, но все-таки поднял руку и отшвырнул человека прочь, будто бы тот был мошкой.
   Кьюлаэра взмыл в воздух, попытался сделать переворот, чтобы приземлиться на ноги; но в итоге упал на спину. Боль навалилась жуткая; он, не в силах вздохнуть, глядел на то, как людоед встает, поворачивается к нему, поднимает ножищу...
   Но тут прямо в нос людоеду ударила стрела. Она тут же упала, но заставила людоеда закричать от боли. Он повернулся в ту сторону, откуда прилетела стрела, как раз в тот момент, когда появилась следующая, и угодила ему в лоб. Кьюлаэра похвалил бы такую меткость — последняя мишень не была слишком большой, учитывая размеры лба людоеда, — если бы чудище с залитым кровью из раны глазом не двинулся на лучника. А лучником была Китишейн! Кьюлаэра вскочил на ноги и бросился в сторону гигантского колена.
   Подобно камню, он врезался в него. Людоед закричал от неожиданности и испуга, когда ноги подкосились под ним. Он осел, и на мгновение Кьюлаэру так сильно придавило, что ему показалось, что его голова сейчас треснет, но людоед упал на бок, давление ослабло, и Кьюлаэра смог выбраться на свободу.
   Ошеломленный людоед бешено орал, поднимаясь на ноги, отбиваясь от летящих в него стрел. Кьюлаэра удивился, когда заметил, что часть из них в два раза короче других, а после понял, что они летят с двух сторон. Одному из гномов удалось где-то раздобыть второй лук!
   Но ни одна из стрел не достигла главной цели: у людоеда были такие маленькие глазки, что стрела могла бы попасть в них лишь чудом, к тому же большую часть стрел великан отбивал мозолистыми руками. Однако некоторым удалось существенно его поранить; он заревел как от боли, так и от злобы и кинулся на большего из лучников Кьюлаэра не мог позволить чудовищу добраться до Китишейн! Он бросился к нему и с лета ударил в колено. Удар пришелся сбоку, Кьюлаэра отскочил назад, сустав согнулся, людоед яростно заголосил и в падении развернулся, чтобы поймать человека.
   Земля ушла из-под его ног — он провалился в яму.
   — Отлично, Йокот! — закричал Кьюлаэра. Огромная лапа появилась из ямы, за ней последовала гигантская голова...
   Кьюлаэра с разворота врезал ногой людоеду прямо в глаз. Людоед опять завыл, но вытащил-таки вторую лапу, схватил ею Кьюлаэру и, падая, потащил его себе в рот. Сбоку прилетела стрела и попала монстру в брюхо. Он закричал от боли, выронил Кьюлаэру, тот подпрыгнул и ударил людоеда в нос, после чего развернулся и отбежал на десять шагов. Но людоед уже выбрался из ямы. Он размахивал огромными кулаками, намереваясь размозжить человека, Кьюлаэра отпрыгнул, но недостаточно быстро; скользящий удар пришелся ему в бок и по руке, и Кьюлаэра, шатаясь, отлетел в сторону. Рука и плечо пылали от боли, но на ногах ему устоять удалось, удалось и повернуться лицом к врагу, и он увидел Йокота, продолжавшего размахивать руками на дереве, и Китишейн, стоящую с натянутым луком.
   Ему хотелось верить, что сегодня он им нравится. Людоед развернулся, кулак его рубанул воздух, как крыло мельницы, но Кьюлаэра легко увернулся, выхватил меч и успел выставить острие в тот момент, когда огромная нога летела ему в живот. Пронзив ногу людоеда, Кьюлаэра шагнул в сторону. Дикий рев огласил лес, людоед пометался по лагерю и снова отыскал свирепыми глазами Кьюлаэру. Он направился к нему, намереваясь схватить лапами, потом отпрыгнул в сторону, сжал кулаки и нанес по дереву удар, от которого Китишейн взлетела в воздух. Кьюлаэра заорал от злобы и бросился на врага, держа перед собой меч, позабыв про всякие приемы. Монстр повернулся, осклабясь, и направил в цель гигантский шар кулака, но по лагерю неожиданно пронеслось ревущее пламя, опалившее чудовищу ногу и бедро. Людоед закричал от боли, бросился бежать, но обернулся и угрожающе посмотрел. Он шарил взглядом по деревьям...
   Догадавшись, что он там ищет, Кьюлаэра побежал, держа меч наготове, чтобы отвлечь чудовище на себя, но слишком поздно — тот заметил Йокота и сшиб его с ветки, будто бы тот был мухой. Гном вскрикнул и, кувыркаясь, пролетел дюжину футов по воздуху, приземлившись в кустах.
   — Ладно, Миротворец! — крикнул Кьюлаэра, ненавидя себя за промашку. — Нам не справиться с людоедом! Может, теперь ты поможешь нам?
   Тут ему пришлось отскочить, потому что людоед развернулся и бросился на него.
   На самом деле это было несправедливо: мудрец в это время старался встать на ноги. А после бесстрашно зашагал в сторону людоеда. Взвился посох, и людоед согнулся пополам, схватившись за живот. Посох взвился снова, попал чудовищу за ухо. Людоед споткнулся и упал ничком, потом поднялся, мыча и тряся головой.
   Йокот выбрался из кустов, шатаясь, встал на ноги и принялся водить руками и бормотать. Миротворец обернулся, увидел гнома и стал повторять вслед за ним жесты и слова.
   Людоед со злобным ревом встал на ноги, сделал шаг в сторону двух колдунов, сделал второй... ноги отказали ему, и он со страдальческими криками провалился под землю.
   Луа, нежная Луа, стремительно взмахнула одной из стрел Китишейн, словно копьем, и вонзила ее людоеду глубоко в глаз, пронзив глазное яблоко насквозь. Крик чудовища резко стих; тело один раз дернулось, и людоед затих.
   Луа рухнула на землю, обхватила голову руками, зарыдала.
   Йокот бросился к ней, обнял за плечи, рядом присела Китишейн.
   — Не печалься, малышка, не бойся, — успокаивающим голосом говорил гном. — Бедняжка, ты поступила именно так, как было нужно!
   — Мне пришлось! — всхлипнула Луа. — Ему было так больно!
   Кьюлаэра, опешив, смотрел на девушку-гнома.
   — А я даже не попыталась его вылечить, — причитала Луа, — потому что он мог бы убить всех нас!
   — Да, мы знаем, знаем, отважная девочка, — говорил Йокот ласковым голосом. — Ты нам очень помогла. Ты не могла поступить иначе.
   — Порой добрее тот, кто причинит наименьшую боль, сестра, — сказала Китишейн успокаивающе. — Ты спасла нас всех.
   — Да, спасла, — выговорил потрясенный Кьюлаэра, — но самое страшное то, что ты спасла меня! — Волна облегчения пронеслась по нему и вынесла на берег слова:
   — Спасибо! Спасибо тебе от самого сердца, которое осталось невредимым только благодаря тебе! Но ведь ты не должна была спасать меня, Луа, — если ты и должна была мне что-то, так это ответить ударом на удар!
   Луа в ужасе глянула на него.
   — Как все вы. — Кьюлаэра переводил взгляд с одного на другого, не в силах поверить в случившееся. — Вы же бились, чтобы спасти меня, и я благодарю вас от всей души, ибо без вас чудовище убило бы меня! А я бил вас, унижал, оскорблял и... — Он посмотрел на Китишейн, покраснел и отвернулся. — Не вмешайся Миротворец, я бы совершил нечто еще более ужасное. Так зачем же вы спасали меня сейчас? Зачем?
   Китишейн, Луа и Йокот переглянулись, и по выражениям их лиц Кьюлаэра читал мысли: «Он говорит правду. Зачем мы ему помогли?»
   Первым ответить попытался Йокот:
   — Скорее всего потому, что и ты сражался, чтобы спасти всех нас, Кьюлаэра, или хотя бы Китишейн. Зачем ты это делал?
   Но Кьюлаэра махнул рукой, отказываясь от любой благодарности.
   — Меня хвалить не за что, потому что я сражался за то, что считал своим!
   — Мы, вероятно, тоже, — сказала Китишейн, и гномы удивленно посмотрели на нее. Кьюлаэра опешил:
   — Не скажешь же ты, что считаешь меня своей собственностью!
   — Не собственностью, нет, — сказала Луа, — но мне кажется, я понимаю, что хотела сказать моя сестра. Речь не об обладании, а о чувстве родства.
   Ошарашенное лицо Кьюлаэры говорило лучше всяких слов.
   — Да, родства, — подтвердил Йокот с твердой убежденностью. — Это значит не то, что ты наш, Кьюлаэра, а то, что ты с нами.
   — Да, — облегченно согласилась Китешейн. — Мы делим трудности, Кьюлаэра, мы сообща одолели фучана. Нравимся мы друг другу или нет, это уже не так важно.
   В душе у Кьюлаэры боролись противоречивые чувства, и лицо его стало безразличным.
   Луа, заметив это, быстро добавила.
   — Это не значит, что ты нам не нравишься.
   — У вас хватает причин, чтобы ненавидеть меня!
   Йокот задумчиво покачал головой:
   — Странно, но я больше не нахожу в себе ненависти, Кьюлаэра.
   — Ведь ты помог всем нам слезть с отвесного утеса и справиться с фучаном, — напомнила Китишейн.
   — А ты? — Он выразительно посмотрел на нее. — Ты тоже больше не ненавидишь меня?
   Девушка зарделась, отвернулась и пробормотала:
   — Конечно нет.
   Его взгляд задержался на ней, потом обратился к Луа.
   — А ты, девушка-гном? У тебя больше всех причин, чтобы возненавидеть меня!
   — О Кьюлаэра, конечно нет! — с чувством воскликнула Луа. Она бросилась, чтобы обнять его, и оступилась, не дотянувшись.
   Кьюлаэра поднял ее и с улыбкой снова опустил на землю.
   — Нет, ты бы не смогла меня ненавидеть, верно? Ты слишком хорошая.
   — Да, слишком хорошая для такого выродка! — Йокот подошел к Луа, на мгновение его лицо исказила боль, но он быстро ее спрятал, посмотрел на Кьюлаэру, ошеломленный собственными чувствами. — Прости, Кьюлаэра.
   — Не надо, — успокоил его Кьюлаэра. — Я действительно выродок.
   — Был, — поправила Китишейн.
   — Нет, не был, а есть, — наконец подал голос Миротворец. — Выродок — это тот, кого обычно считают опасным, поскольку такие не живут по законам стада, а потому могут как наброситься на своих сородичей, так и помочь им.
   — И еще могут как спасти их, так и обидеть, — задумчиво произнес Йокот.
   — Они непредсказуемы. — Взгляд Китишейн задержался на Кьюлаэре. — Да, я могу сказать это о тебе.
   Кьюлаэра смотрел на нее, пока не почувствовал себя неуютно, а потом улыбнулся:
   — Это сейчас я непредсказуемый. Еще совсем недавно вы могли не сомневаться в том, что я могу сделать.
   Китишейн улыбнулась ему в ответ:
   — Да, — бить и издеваться.
   Кьюлаэра был потрясен тем, что понял, что теперь это не так. Правда, он не был уверен, что ему это по нраву.
   — Плохого, хорошего, привлекательного или отвратительного — мы должны были спасти тебя, чтобы потом, когда-нибудь ты спас нас, — продолжала Китишейн. — Для нас имеет значение лишь то, что ты пытался помочь мне — все равно почему.
   — Все равно? — взволнованно спросил Кьюлаэра.
   — Потому что причины могли быть как плохими, так и хорошими, — ответил Йокот, — и ни один из нас не скажет наверняка, каковы они — особенно у тебя!
   Китишейн радостно улыбнулась.
   — Так, значит, мы все задумались об этом. — Она повернулась к Миротворцу — Когда это случилось?
   — За последние шесть месяцев, — ответил тот, — но вам не нужно считать себя стадом, скорее вы — очень маленькое войско.
   Йокот усмехнулся:
   — И вправду очень маленькое! Но почему ты сегодня сразу нам не помог, Миротворец?
   — Только не говори, что и на этот раз в этом не было нужды! — потребовал Кьюлаэра. Мудрец покачал головой:
   — Сначала я подумал, что, наверное, необходимости нет, что вы справитесь сами. Но и придя вам на помощь, я нанес врагу лишь считанные удары, а потом добавил к заклинанию Йокота собственную магическую силу.
   — Это сделал ты! — обвиняющим тоном проговорил Кьюлаэра. — Это ты сплотил нас в свою собственное маленькое войско! Но ради какой битвы?
   — Ради спасения человечества, конечно, — беззаботно ответил Миротворец, а потом кивнул в сторону гномов. — И всех прочих молодых рас.
   — Не надо смеяться над нами, старик! — рявкнул Кьюлаэра. — С каким врагом мы будем сражаться?
   — С Боленкаром, — ответил Миротворец.
   Все в ужасе уставились на него, их как будто обдало холодом.
   Китишейн медленно проговорила:
   — Боленкар на юге. Ты ведешь нас на север.
   — Я же не сказал, что вы уже готовы бороться с ним, — ответил Миротворец.
   — Куда же в таком случае мы идем? — спросил Кьюлаэра.
   — Искать Звездный Камень, — ответил Миротворец.
* * *
   В этот вечер у костра он рассказал им о Звездном Камне.
   — Я уже рассказывал вам о Ломаллине и Улагане, — сказал он, — и о битве улинов.
   — Да, мы часто слышали об этом от наших шаманов, когда были маленькими детишками, — проворчал Кьюлаэра. Китишейн кивнула:
   — Ломаллин был воплощением доброты и истины, а Улаган — воплощением зла и лжи.
   — Улаган был воплощением зла и лжи, и даже больше этого, — согласился Миротворец, — и именно его намерение уничтожить все молодые расы вынудило Ломаллина повести на него свои войска.
   — Все молодые расы? — удивилась Луа. — Но ведь Улагана звали человеконенавистником!
   — Он ненавидел все молодые расы, люди были просто самыми многочисленными из них, — ответил Миротворец. — Он бы уничтожил и гномов, покончив с людьми, эльфами и карликами.
   Йокот тоже был потрясен:
   — Значит, шаманы ошибались?
   — Все, что они говорили, правда, — ответил Миротворец, — но они не знали всей правды.
   — А Ломаллин? Он действительно был человеколюбив? Он действительно был шаманом богов?
   — Он любил все молодые расы, как любил всех, даже грешных, — ответил Миротворец. — А что касается шамана — нет. У улинов не было шаманов, и в любом случае знания Ломаллина были обширнее знаний любого шамана. Он был скорее мудрец, нежели воин, хотя мог в случае необходимости и сражаться.
   Йокот помрачнел:
   — Но он дрался с Багряным богом и сразил его!
   — Не при жизни, — сказал Миротворец. — При жизни он встретился с Улаганом-человеконенавистником в каменном кольце, древнем храме, возведенном людьми в честь улинов, и сразился с ним там.
   — А наш шаман говорил, что Ломаллин убил Багряного! — воскликнула Луа.
   — Это сделал его дух, когда Огерн и Дариад вели безнадежный бой против человеконенавистника, — сказал ей Миротворец. — Когда Багряный почти уже победил их, к Огерну и Улагану явился дух Ломаллина и сразил Багряного. Но дух Улагана устремился к небу и сразился там с духом Ломаллина, выковавшим себе оружие из звезд. Улаган сломал копье Ломаллина, кусок его полетел на север и звездой упал на землю. Но Ломаллин выковал другое оружие и убил дух Улагана, стер его с лица земли.
   — Значит, даже духа Улагана не осталось? — спросил Йокот, выпучив глаза.
   — Даже духа, но память о нем жива в его получеловеческом сыне Боленкаре, стремящемся завершить дело отца.
   — То есть Боленкар на самом деле стремится уничтожить человечество? — спросила Китишейн.
   — Да, но ему не хватает силы: он лишь наполовину улин, — поэтому пока занимается тем, что стравливает человеческие племена, роды, семейства между собой. В этом он заручился поддержкой всех прочих порожденных Улаганом ульгарлов, которые занимаются тем, что натравливают гномов на эльфов, а карликов на великанов, все молодые расы друг на друга — и человечество на всех вместе взятых. Его замысел ясен: пускай они все перебьют друг друга в неистовой жажде крови. А потом, если, конечно, к тому времени кто-нибудь останется в живых, он, конечно, приведет ульгарлов и уничтожит уцелевших.
   — Но он не может оживить улинов! — воскликнул Йокот. — Он не способен оживлять мертвых!.. Да?
   — Да, но пока остались в живых некоторые из улинов, способные рождать себе подобных, — и они будут плодиться, — Боленкар сможет соблазнить их своими замыслами. — Миротворец нахмурился и повторил:
   — Сможет или нет — сказать трудно. Намного более вероятно, что он сохранит нескольких женщин для размножения и заставит мужчин улинов производить на свет ульгарлов. Как можно больше, — угрюмо закончил он.
   — И не останется больше людей, одни ульгарлы? — воскликнул Кьюлаэра. — Нет, Миротворец! Мы должны помешать этому!
   — Это зависит от тебя, — сказал старик, пристально глядя на него.
   Кьюлаэра ответил взглядом на взгляд, понимая смысл этих слов, чувствуя холод внутри, но, заглянув в свое сердце, он обнаружил, что оно по-прежнему полно решимости, и на этот раз он был серьезен. Он не уступит мир Боленкару и ему подобным!
   — Как я смогу победить этого всемогущего врага? — прошептал он.
   — С магическим мечом в руке и с помощью отважных друзей, — ответил мудрец.
   — Где я найду магический меч?
   — Я выкую его для тебя, поскольку прежде, чем стал мудрецом, и еще раньше — до того как стал шаманом, я был кузнецом.
   Йокот вздрогнул и в страхе посмотрел на Кьюлаэру.
   — Но чтобы выковать этот меч, нужно добыть магическое железо, — сказал мудрец.
   — Звездный Камень, — прошептал Йокот.
   — Звездный Камень? — Китишейн посмотрела сначала на гнома, потом на Миротворца. — Это осколок меча Ломаллина, упавший на землю на севере?
   — Да, — спокойно ответил Миротворец.
   — Осколок меча бога! — даже Кьюлаэра был потрясен. — Боги всемогущие! Получилась бы непобедимая сталь!
   — Именно, — согласился Миротворец.
   — Поэтому Боленкар и поставил на тропе стража, чтобы не пропустить нас! — воскликнула Китишейн.
   — Фучана? — спросила Луа.
   — Фучана, — подтвердил Миротворец, — и только что сраженного тобой людоеда. Одна из любимых отвратительных утех Улагана — наблюдать, как растут подобные чудовища. Он порождает их посредством магии, потом уродует их. Его сын научился этой извращенной игре и занимается ей до сих пор; его магия не идет ни в какое сравнение с магией улинов, но на такое он способен, хотя, надеюсь, это дается ему с большим трудом. Расы людоедов не существует, я думаю, что Боленкар породил его, случив гиганта с человеческой женщиной.
   — Как смогла женщина пережить такое? — закричала ужаснувшаяся Китишейн.
   — Скорее всего не смогла, а зародыш смог. Боленкар поддерживал его рост магией, дал ему родиться, вырастил его уродующими заклинаниями и отправил выслеживать нас.
   — Вот почему он напал на нас! — воскликнул Кьюлаэра. — Он был создан для этого!
   — И нашел нас! И он не последний. Впереди лежат земли, населенные людьми. Неизвестно, кто там может скрываться под личиной охотника.
   — Не только под личиной чудовища? — спросила Китишейн.
   — Не только, — подтвердил Миротворец. — Он может иметь своих лазутчиков и среди людей, друзья мои, и в прочих расах. Они будут нам препятствовать, порой неожиданно набрасываться на нас.
   Все обменялись беспокойными взглядами, только Луа заметила, что мудрец назвал их своими друзьями.
   — Откуда ты все это знаешь, Миротворец? — мрачно спросил Кьюлаэра. — Откуда ты знаешь про осколок меча Ломаллина?
   — Я его видел, — ответил мудрец.
   — У тебя бывают видения? — спросила Китишейн, а охваченный благоговейным ужасом Йокот молчал.
   — Да, — признался старик.
   — Но ты не сказал, что это одно из них, — заметил Йокот.
   Миротворец повернулся к нему с едва заметной улыбкой и покачал головой:
   — Нет, не сказал.
* * *
   Два дня спустя они миновали новый перевал и увидели, что впереди больше нет гор.
   — Равнина! — прошептала Луа. — Я уже забыла, как они выглядят.
   — Ну что ты! — улыбнулся Йокот, подойдя к ней. — Нам ли, выросшим под землей, радоваться такой местности!
   Она улыбнулась ему, он ей, но маски скрывали выражения их лиц.
   Путники шли по краю обрыва и рассматривали долину. Склон горы под ними переходил в зеленую равнину, разделенную на части тремя реками. Одна стекала с гор позади, другая — с гряды, возвышавшейся вдали, а третья прокладывала путь вдоль долины. Все три встречались далеко на востоке, и в месте слияния теснились какие-то постройки. Между рекой на севере и той, что текла на восток, возвышался замок. Шел сбор урожая, и долина пестрела лоскутами земли разных оттенков. По полям были разбросаны хижины.
   Китишейн дрожала — то ли от простуды, то ли от озноба.
   — Не нравится мне этот замок, Миротворец.
   — Мне тоже, — пробурчал Кьюлаэра, вскидывая поудобнее мешок. — Спустимся и посмотрим, что там к чему.
   Он двинулся было по тропе, но Йокот остановил его, схватив за колено:
   — Постой, Кьюлаэра, подумай! А вдруг это одна из тех ловушек, о которых нас предостерегал Миротворец?
   Воин мрачно покосился на гнома, но догнавший Миротворец подтвердил:
   — Все может быть, Йокот. Мысль верная.
   — Да, все может быть, — кивнул Кьюлаэра, — но ты, Миротворец, говорил о препятствиях, а не ловушках. Так пойдем и преодолеем это препятствие!
   И Кьюлаэра зашагал вперед. Йокот обескураженно посмотрел на Миротворца. Тот лишь пожал плечами.
   — Что тут скажешь? Он прав, я говорил: будут препятствия. Мы не можем их обойти, нам придется их преодолевать — да и горы не позволят нам пойти в обход. Вперед.
   Гном вздохнул и последовал за мудрецом, а тот — за воином, сгорающим от желания ринуться в бой. Остальные не слишком охотно пошли за ними.
   В этот день они проделали значительный спуск и остановились на ночлег. На следующее утро забрались на самый низкий холм в предгорьях и увидели перед собой деревню.
   Деревня оказалась просто-таки нищей. Крыши из темной, гнилой соломы, потрескавшиеся глинобитные стены. Жиденькие струйки дыма. Вся трава вокруг была вытоптана солдатскими сапогами. Солдаты сжимали копья и вглядывались в робких сельчан, как будто ожидали бунта. Посреди деревни на высоком скакуне восседал укутанный в меховой плащ человек. Он следил, как солдаты выносят из хат мешки с зерном и грузят их на телегу, на другую телегу заталкивают свиней рядом с клетью для кур, полной отобранной у испуганных крестьян птицы. Подле телеги покорно стояли две коровы; солдаты тянули к ним третью. Другие вытаскивали из хаты визжащую девушку. Следом за ней выскочил старик, бросился на солдат, но подоспевшие к тому товарищи быстро сбили старика с ног.
   — Мерзавцы! — воскликнула Китишейн. — Ты можешь им помешать?
   — Да, но это означало бы развязать войну, — сказал мудрец. — Разве у нас есть время на это?
   Солдаты впихнули в телегу девицу рядом со свиньями, привязали ей руки к птичьей клетке, ее крики захлебнулись в рыданиях. Человек в меховом плаще дал знак, возницы щелкнули кнутами. Телеги покатились по деревне, солдаты выстроились спереди и сзади. Обоз двинулся по единственной дороге, ведущей в сторону холма, на котором высился замок.
   Вдруг на голове человека в плаще блеснул золотой ободок.
   — Корона! — присвистнул Йокот. — Он король!
   — Можешь называть его так, — презрительно сказал Миротворец. — В городах на юге его вряд ли сочли бы королем и даже не назвали бы правителем, поскольку он правит лишь несколькими племенами варваров. Скорее его назвали бы главарем.
   Кьюлаэра нахмурился:
   — Пусть так, но здесь, на севере, среди нас, варваров, он — король!
   — Да, и подчиненные ему земли достаточно обширны, так что могут составить честь королевскому титулу, — подтвердил Миротворец, — правда, людей маловато, но здесь, где варварские земли граничат с землями более культурных племен, этот главарь со своим отрядом — единственный, кто способен править.
   — Король он или нет — он негодяй! — пылала возмущением Китишейн. — Как посмел он забрать себе девицу вопреки ее желанию! А на эту кучу зерна взгляните! Сомневаюсь, что он оставил жителям деревушки достаточно еды, чтобы они сумели пережить зиму! — Она повернулась к Кьюлаэре. — Ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить этих мерзавцев?
   — Могу, но только прямым попаданием. — Лицо Кьюлаэры застыло, он говорил, почти не разжимая губ. — Их сорок против нас четырех, к тому же все хорошо вооружены.
   — Как же тогда мы спасем ее?
   — Прежде чем ответить, нужно посмотреть и поразмыслить, — ответил Йокот. — К тому времени, как мы доберемся до деревни, солдаты будут уже далеко. Вперед, соратники.
   И он двинулся вниз по тропке, не дожидаясь остальных. Никто не стал спорить. Луа обернулась, отвернулась и обернулась снова.
   — Чему ты улыбаешься, Миротворец? Ведь страшное зрелище!
   — Верно, но соратники — хорошее слово, — ответил мудрец. — Пойдем послушаем, что скажут сельчане, Луа.
   Люди сказали им о многом уже тем только, что все попрятались, стоило путникам появиться. Когда они вышли на круг вытоптанной земли посреди горстки лачуг, Кьюлаэра огляделся и озадаченно нахмурился: