Сташеф Кристофер. Мудрец

   — Никто не говорил, что лучше было бы пойти в крепости гормаранов и строить там дома? — спросил Кьюлаэра. Луа покачала головой:
   — По правде говоря, меня это интересовало, и наконец я сказала им, что это единственный безопасный выход.
   — Луа! — закричала Китишейн. — Ты могла бы лишить нас целого войска!
   — Я не смогла сдержать любопытства, — призналась девушка-гном. — Но женщины, все как одна, набросились на меня, начали кричать и рассказывать о том, как плохо живется Людям Ветра в крепостях. Некоторые сбежали оттуда, именно сбежали! Попав в руки солдат, они становятся рабами! За нарушение правил людей там казнят не меньше, чем погибло бы в бою, а жен и дочерей используют для самых унизительных целей. Все женщины согласны, что погибнуть честно лучше, чем жить с мертвой душой.
   Китишейн поежилась:
   — Верно, что тут скажешь. Вот почему они так охотно отпустили своих мужчин! Вот почему они так же быстро, как и их мужья, поклялись в верности.
   — Песок!
   Это слово, передаваемое из уст в уста, донеслось до них издалека, будто ветер его принес. Кьюлаэра оглянулся, не понимая, что в этом необычного. Если в этих местах чему-то не приходилось дивиться, так это песку.
   Но тут он увидел, о чем шла речь. Песчаный вихрь поднялся в утреннем воздухе и, похоже, двигался в их сторону.
   Всю ночь они скакали к этому пересохшему руслу. Люди Ветра хорошо знали, где стоят отряды гормаранов. Ближайший лагерь находился всего в нескольких милях отсюда. Кьюлаэра подозревал, что, если бы они не поехали искать врагов, они бы нашли их сами.
   Он прищурился и разглядел русло между ними и песчаным вихрем. Только толпа живых существ могла поднять столько пыли, а кто еще, кроме людей, стал бы в таком количестве путешествовать по этой опустошенной земле? Через несколько минут Кьюлаэра расслышал стук копыт и грохот колес.
   Кто-то заговорил рядом с ними. Юзев перевел слова Йокоту, а тот перевел их своим друзьям.
   — Глупцы! Привести в эти земли лошадей! Им приходится тащить воды столько же, сколько весят они сами!
   — Может, и глупцы, но глупцы опасные, — ответил Кьюлаэра. — Пусть без моего приказа никто не трогается с места.
   — Хорошо, Кьюлаэра, — ответил Юзев и передал своим людям переведенный приказ.
   Кьюлаэра встревоженно посмотрел на расположенный неподалеку утес, где находились Вира с отрядом северян. Они пришли бы в неистовство, если бы им не дали сражаться. Кьюлаэра понимал, что победа нужна им для поднятия духа не меньше, чем людям из племени Дариада, но жители пустыни лучше знали, как сражаться в этих краях. Поэтому Кьюлаэра решил оставить свое маленькое войско в засаде про запас. Но его беспокоило, что в какое-то мгновение ему придется призвать их, чтобы не вызвать их негодования.
   Все лучницы спрятались на вершине утеса. Может быть, часть гормаранов уклонится достаточно далеко в сторону, и тогда по ним можно будет стрелять. Тогда все было бы намного проще.
   Кьюлаэре с трудом удавалось поверить в то, что городские солдаты могут быть настолько глупы, что выберут для похода высохшее русло.
   — Разве они не понимают, что такой овраг — лучшее место для засады?
   Йокот перевел вопрос, и Юзев ответил:
   — Они считают высокий берег природным укрытием, а наверх засылают дозорных, чтобы те предостерегли их в том случае, если кто-то появится.
   — Они не понимают, что враг может заранее притаиться на берегу?
   — Как им понять? — улыбнулся Юзев. — Они же не знают, что Люди Ветра способны исчезнуть даже там, где нет ничего, кроме голого песка.
   — В это я готов поверить, — пробормотал Кьюлаэра. Он сам видел, как они исчезли в песке на берегу, но по-прежнему никак не мог себе представить, как люди могут исчезнуть полностью и безо всякой магии!
   Облако песка все приближалось и приближалось. Кьюлаэра скользнул в свое укрытие, сжимая Звездный Меч в руке.
   Неужели эта пыльная туча заставила меч подрагивать и издавать звук, похожий на пение?
   И вот они появились, по две колесницы в ряд, по два человека в каждой. Один держал поводья, другой — копье, у возницы тоже было копье, перекинутое через плечо. Колесницы одна за другой выезжали из-за поворота...
   Кьюлаэра потрясение смотрел на все увеличивающееся и увеличивающееся число колесниц. Они прогромыхали мимо него, а он был в самой середине отряда кочевников! Он начал думать о том, что его северяне, пожалуй, все же понадобятся.
   Первые колесницы уже добрались до утеса, а новые все продолжали прибывать! Нет... больше их не было! Проехала последняя!
   Надо было либо выскочить, либо дать врагу пройти мимо. Гормаранов оказалось намного больше, чем предполагал Кьюлаэра, но когда-то надо было начинать.
   — Вперед! — крикнул он.
   Йокот перевел, а Юзев передал своим приказ вождя — и воздух наполнился воем, а берега прямо-таки взорвались, и на колесницы бросились демоны в белых накидках.
   Копьеносцы начали защищаться, но Люди Ветра разбили их строй. Один хватал и ломал копье, другой наносил удары. С последних колесниц полетели копья в спины жителям пустыни, несколько попало в кочевников, те закричали, больше от ярости, чем от боли, и постарались отдать свою жизнь не даром. Лошади испуганно заржали, попятились, начали брыкаться, несколько колесниц перевернулось. Вскоре в сухом русле воцарился хаос. Первые колесницы пытались развернуться, но не было места.
   Кьюлаэра взвыл, как северный волк. Другие подхватили его вой, и постепенно он достиг слуха женщин Виры. Стрелы градом посыпались с вершины холма, убивая первых солдат, приводя оставшихся в живых в замешательство, а Вира и ее люди уже выбежали на берег, потрясая копьями. Они сползали и спрыгивали с берегов высохшей реки и вступали в битву.
   Йокот махал руками, читая заклинание, как и стоявший рядом с ним Юзев. Если среди врагов был шаман, его заклинания не принесли бы никакой пользы. Китишейн стояла рядом на коленях, задыхаясь от желания вступить в бой, но помнила о своем особом задании; она держала стрелу наготове, дожидаясь, когда гормараны полезут по склону, пытаясь удрать. Луа стояла на коленях рядом с ней, сжимая в руке стрелу поменьше, но столь же смертоносную.
   Один из вражеских солдат во множестве крушил Людей Ветра — тот, что выхватил боевой топор, когда у него отобрали копье. Вооруженный топором и щитом, он не подпускал к себе кочевников. Вокруг него лежали уже несколько трупов, а сам он не мог сдвинуться с места, потому что его колесница была загорожена другими.
   Дунул ветер, Коротровир застонал, просясь в бой. Кьюлаэра понял, что пробил его час. Он зашагал по склону холма к неуязвимому вражескому воину.

Глава 25

   Кьюлаэра прокладывал путь по перевернутым колесницам. Рослый воин увидел, что он приближается, и скривил в ухмылке губы. Его одежда отличалась от других — командир, конечно. Поверх кожаных доспехов на нем была короткая рубашка, на кожаном шлеме был вырезан узор — животные и чудовища. Кьюлаэра подошел к нему и взмахнул мечом. Воин успел отклониться, в воздух взмыл его боевой топор. Кьюлаэра отпрыгнул и нацелился на самое важное — колесную ось. Коротровир прошел сквозь дуб, словно сквозь мягкий сыр, колесница накренилась, воин упал на колени. Кьюлаэра нанес удар плашмя, меч взвыл, но солдат успел в последнее мгновение поднять свой боевой топор и отразить удар. Коротровир ударил по заостренному железу, отскочил в сторону, а от топора откололся кусок.
   Солдат изумился, вздернул брови, начал читать заклинание и попробовал выбраться из перевернутой телеги.
   Кьюлаэра не понял слов, но распознал жажду крови в голосе воина.
   — Откатывайте колесницы назад! Мне нужно больше места!
   Послушные руки начали с готовностью оттаскивать колесницы, и через несколько секунд места уже было вполне достаточно для двух бойцов. Воин ступил на эту площадку, ударил себя в грудь кулаком и взревел:
   — Атакселес!
   Кьюлаэра нахмурился, гадая, что бы могло означать это слово, а враг ткнул в его сторону гигантским пальцем и крикнул нечто, что звучало как вопрос, — и Кьюлаэра его понял. Атакселес — так звали этого человека.
   Кьюлаэра ударил себя по груди, открыл рот, чтобы выкрикнуть свое имя, но тут Йокот крикнул:
   — Не делай этого!
   Кьюлаэра не понял почему, но он привык доверять маленькому шаману. Он крикнул:
   — Ну держись! — и налетел на врага с мечом. Рослый воин отпрыгнул и занес свой топор. Потом он сделал шаг вперед, затянул свою боевую песню, и впервые в жизни Кьюлаэре пришлось смотреть на другого взрослого мужчину снизу вверх: он был почти на фут ниже. На какое-то мгновение он почувствовал, будто в нем оживает тот же ужас, какой он испытывал во время боя с ульгарлом, но он подавил его, засмеявшись; может быть, этот человек и был выше его ростом, но он был всего лишь человеком.
   А врага его смех взбесил. Продолжая петь, воин ударил. Кьюлаэра поднял свой меч, чтобы отразить удар, но Коротровир задрожал и порезал ему плечо; соперник был невероятно силен! И тут слева на него полетел боевой топор. Кьюлаэра увернулся от грубого удара, затем прыгнул вперед и ударил сам. Коротровир метнулся к шлему врага, дрогнул и замер в дюйме от его головы. Громила улыбнулся сквозь длинные усы и рубанул, сжав топор обеими руками.
   — Он — шаман, — взвыл Йокот. — Кьюлаэра, назад!
   Воин-шаман? О таком Кьюлаэра еще не слышал! Потом он понял, что воин равен в магии Йокоту. Он отпрыгнул, обороняясь Коротровиром. Топор пролетел мимо, но не совсем — он вонзился в землю, отрубив палец на ноге Кьюлаэры.
   — Забери его! — крикнул Йокот.
   Кьюлаэру охватила боль, он разозлился, неистово заорал и ринулся в бой, начал бить, махать, отражать удары, слишком быстро — неловкий топор за ним не поспевал. Коротровир снова отскочил от ваньярского шлема, повредил кожу на нагруднике врага, но не более того, потом потянулся вниз, к коленям...
   Вражеский воин выкрикнул последнюю строку песни. Глаза Кьюлаэры ожгло светом; он вскрикнул, ударил вслепую, почувствовал, что меч за что-то зацепился. Свет превратился в пламя и растаял в противно пахнущем дыму. Кашляя, Кьюлаэра бил и бил, но Коротровир не встречал сопротивления, а когда дым рассеялся, Кьюлаэра увидел почему — воин-шаман исчез.
   Кьюлаэра выругался.
   К нему подбежал Йокот:
   — Прости меня, Кьюлаэра! Мне надо было сразу догадаться, что этот человек — шаман, но я не ожидал, что воин вдруг начнет читать заклинания. Я подумал, что это боевая песня. Я только потом понял, что он поет на шаманском языке.
   — Я тоже должен был это понять, — выдохнул Кьюлаэра, — и позвать тебя. Прости, Йокот, — боюсь, я уже слишком сильно привык к тебе.
   — Я только! Эй! Где твой палец?
   Шаман кочевников положил палец Кьюлаэры на ладонь Йокота. Йокот приложил его к ступне, Кьюлаэра издал сдавленный стон, а Йокот начал читать заклинание. Юзев кивал.
   — Оба попросили друг у друга прощения — хорошо. Я тоже прошу прощения — я должен был сражаться, а не наблюдать за чужой магией.
   Кьюлаэра сжал зубы от боли, но смог выговорить:
   — Присоединяйся, будем рады. Вы оба — и воины, и шаманы! Конечно, я должен был догадаться, что такие могут быть и среди врагов! А-а-а-а-а! Что ты делаешь, Йокот?
   — Приращиваю тебе палец. — Гном отошел в сторону. — Пошевели им.
   Кьюлаэра ошеломленно посмотрел вниз. Палец чудесным образом вернулся на свое место. Кьюлаэра шевелил им и был удивлен, что палец его слушался, хоть и двигался вяло.
   — Для полного исцеления, конечно, нужно какое-то время. — Йокот как будто немного извинялся.
   — Я и не думал, что что-то вообще получится! Как я могу и отблагодарить тебя, Йокот?
   — Простив меня, что ты уже сделал. — Йокот склонился к другой ране Кьюлаэры и начал бормотать.
   Вылечив Кьюлаэру, он отправился бродить среди других раненых, исцеляя всех, кого мог. Тем же занялся Юзев. Луа собрала тех, кто был близок к смерти, и сделала все, что могла, чтобы облегчить им уход, затем утешила вдов, стоящих около павших. Китишейн смотрела на подругу, потрясенная ее действиями, затем последовала ее примеру. Через какое-то время те дариадские женщины, которые не потеряли мужей и сыновей, последовали их примеру.
   Кьюлаэра осматривался, не понимая, почему не видит радости. Погибла всего лишь дюжина кочевников, и они было начали петь победные песни, но потом передумали. Он разрешил загадку, когда увидел небольшую группу дариадских воинов, собравшихся смотреть на убегающих вдоль лощины солдат. Кьюлаэра понял, что они не считают случившееся победой, потому что не все враги уничтожены — мало того, уцелевшие бегут в сторону своих укреплений. Он понял — беглецы запросто могли привести вдесятеро большую армию.
   С другой стороны, если все воины покинут крепость, она станет легкой добычей для кочевников... Он понимающе кивнул; об этом стоило подумать. Но через некоторое время ему в голову пришел замысел получше.
   Кьюлаэра подошел к группе воинов и дал им знак рукой. Они посмотрели на него сначала с удивлением, потом почувствовали что-то неладное, но пошли за ним. Луа и Китишейн искали умирающих солдат, но нашли немногих: воины уже прошли по полю брани, нашли тех, в ком еще теплилась какая-то жизнь и прикончили их быстрыми ударами.
   Кьюлаэра привел кочевников к мертвым врагам и начал снимать доспехи с самого большого из солдат. Люди Ветра смотрели на него с отвращением; Кьюлаэра предположил, что некое табу запрещает им грабить мертвых. Но когда он принялся натягивать гормаранские доспехи поверх собственных, они начали понимающе восклицать и принялись стаскивать одежду с других мертвых.
   Китишейн, завидев это, подошла и мрачно осведомилась:
   — Что вы задумали?
   — Небольшой подарочек для солдат в крепости, — объяснил Кьюлаэра.
   Китишейн медленно кивнула, замысел ей понравился.
   — Но только не все, — сказала она. — Беглецы не должны заметить, что их догнало втрое больше товарищей, чем пришло сюда.
   — Именно так, — ответил Кьюлаэра. — Мы просто откроем ворота для остальных.
   — Здорово придумано. — Китишейн отвернулась и начала стаскивать доспехи с одного из мертвых солдат.
   — Ты не можешь идти с нами! — Кьюлаэра схватил ее за плечо. По его лицу было видно, что им движет страх за нее, но он сказал лишь:
   — У гормаранов нет женщин среди воинов. Сомневаюсь, что у них это разрешено.
   — Они не увидят женщины. — Китишейн, улыбаясь, похлопала по нагруднику. — Доспехи могут послужить по-разному.
   Когда мертвые были похоронены, Люди Ветра поскакали по сухому руслу, и ничего необычного не было в том, как они выглядели, но под рубахами у двенадцати из них были гормаранские доспехи.
   Догнать солдат было нетрудно: они оставляли след, будто стадо верблюдов. Кочевники скакали вдоль лощины. Кьюлаэра увидел солдат вдалеке и поднял руку. Двенадцать выбранных им воинов спешились, перекинули свои рубахи через седла, сползли по склонам в лощину и поспешили вослед солдатам. Оставшиеся воины двинулись на верблюдах следом, достаточно медленно, чтобы их не заметили, и достаточно близко, чтобы беглецы оставались в пределах слышимости.
   Гормараны устало плелись вперед, упавшие духом, и создавали много шума. Идти за ними, оставаясь невидимыми, было довольно легко. Наконец они вышли из русла почти у самых крепостных стен.
   Стена была сложена из высушенных на солнце кирпичей, а не из дерева, но все-таки это была высокая, крепкая стена. Кьюлаэра посмотрел на нее, и ему стало не по себе. Что смогут сделать племена пустынных кочевников с такой твердыней?
   Однако он знал, на что способно это племя.
   — Теперь быстро! — Он дал знак своим людям. Они поняли если не слова, то знак и, улыбаясь, побежали за ним.
   Когда отступившие солдаты были уже самых ворот, кочевники встали прямо позади них. Со стены доносились удивленные возгласы, а караульные, выставленные у больших ворот, отошли в сторону и уставились на входящих — усталых, поникших, побитых.
   Слышались крики, которые, как ни сомневался Кьюлаэра, означали:
   — Что с вами случилось?
   На что беглецы давали краткие ответы, которые скорее всего значили:
   — Потом расскажу.
   Они ускорили шаг, спеша укрыться в безопасности за воротами.
   Кьюлаэра, Китишейн и их воины прошли сразу же за ними.
   Никто особенно к ним не присматривался — все были слишком обеспокоены бедой, случившейся с их друзьями, и уже сообщали страшную историю остальным. Появился и начал задавать вопросы командир. Шаман-солдат Атакселес начал отвечать ему очень злобно.
   — Юзев запомнил, когда нужно начинать атаку? — прошептала Китишейн.
   За стеной послышался жуткий вой. Изумленные караульные бросились смотреть, а Китишейн на дарианском языке крикнула:
   — Пора!
   Йокот выскочил из-под плаща Кьюлаэры и начал читать заклинание. Атакселес, видимо, почувствовал его магию — он резко повернулся, его глаза широко распахнулись, но Йокот уже закончил, выкрикнул последний слог, и что-то невидимое ударило по вражескому шаману; его голова резко откинулась назад, глаза закатились. Он потерял сознание и рухнул на землю.
   Никто из солдат этого не заметил: все смотрели на бросившуюся в атаку армию кочевников.
   В атаку рванулись и замаскированные солдаты. На каждого караульного накинулось по два дариана; еще четверо обрушились на солдат, стоящих у ворот. Блеснули ножи, Гормараны бесшумно попадали на землю. Кочевники быстро оттащили тела подальше, спрятали их за каменными плитами, затем заняли места убитых и стали ждать. Командир что-то крикнул со стены, они тупо уставились на него — ведь его слова ничего не значили для них. Командир побагровел, разозлился и начал на них кричать. Они продолжали непонимающе смотреть на него. Командир взревел и побежал вниз по спрятанной внутри стены лестнице.
   Внизу на него прыгнул Кьюлаэра, махнул Коротровиром.
   Капитан упал, потекла кровь. Солдаты закричали и бросились на Кьюлаэру, а Китишейн выпустила две стрелы, и со стены упали двое караульных, умершие еще прежде, чем успели удариться о землю, а остальные четверо кочевников встретили солдат, отбросив копья, чтобы работать кинжалами. Солдаты не ожидали, что на них бросятся их соратники; они погибли изумленными.
   И тут в ворота ворвались верблюды.
   Кочевники неожиданно оказались повсюду, они били мечами, кололи копьями. Десять Людей Ветра встали у ворот. Кьюлаэра крикнул, и его мнимые солдаты побежали за ним. Оглянувшись, он увидел, что одного они уже потеряли, но продолжал скрепя сердце путь — горевать надо будет потом.
   Солдаты устремились к воротам отовсюду, и Кьюлаэра успел заметить, из какого здания выбегают одетые побогаче. Это наверняка были командиры. Он бросился к этому зданию и ударил Коротровиром первого из них. Человек взвыл от боли, отшатнулся, схватился за бок. Четверо командиров злобно закричали и бросились на Кьюлаэру, размахивая боевыми топорами.
   Кровь запела в его жилах, а Коротровир — в его руках. Он отражал удары топоров и наносил удары сам, но один топор смог пробиться и врезал по доспехам Аграпакса. Кьюлаэра почувствовал сильную боль, но, забыв о ней, ударил противника, тот упал, и кровь брызнула из его раны. Потом еще один топор пробил кожаные доспехи и врезался в середину волшебного нагрудника с такой силой, что у Кьюлаэры остановилось дыхание. Скрючившись от боли, Кьюлаэра тем не менее продолжал рубить мечом налево и направо. Когда еще один удар пришелся ему в поясницу, он замер. Снова его пронзила боль, но он развернулся и сбил с ног последнего врага, встал, задыхающийся, и быстро осмотрелся. Он понимал, что если бы не подарок Кудесника, лежать ему сейчас мертвым на камнях двора крепости.
   Вокруг него кочевники бились с гормаранами. Еще двое из его людей погибли, но и гормаранов уже осталось считанные единицы. Один-два еще дышали или стонали, вяло пытаясь шевельнуться.
   — Избавь их от страданий, — сказал Кьюлаэра одному из кочевников, а когда тот непонимающе поморщился, резко проговорил:
   — Убей их, — на языке Людей Ветра — два войска уже научились нескольким словам друг у друга.
   Кочевник кивнул с такой улыбкой, что даже Кьюлаэра передернулся. Повернувшись, кочевник пошел к двум пока еще живым гормаранам, чтобы избавить их от страданий милосердными ударами.
   Остальным своим людям Кьюлаэра сказал слова, которым научил его Йокот:
   — Идите быстрей и убейте как можно больше командиров. Не задумывайтесь о достоинстве больше, чем задумываются они.
   Кочевники сдержанно улыбнулись и пошли делать свое дело. Они успели как раз вовремя — солдат было втрое больше, чем кочевников, и хоть Люди Ветра убивали впятеро больше, но и сами гибли во множестве. Кьюлаэра сорвал одежду с высокопоставленного командира и переоделся в нее, затем поймал одного из кочевников, добивающих раненых, и сунул ему гормаранскую форму. Тот понял и быстро переоделся.
   — Прикажи им сдаться, — сказал Кьюлаэра на языке кочевников, насколько мог четко, уповая лишь на то, что сказал именно то, чему научил его Йокот.
   Кочевники знали не так уж много слов из языка солдат, но слово «сдавайтесь» знали точно. Кочевник усмехнулся, кивнул и зашагал прочь.
   Кьюлаэра нырнул в толпу в поисках Виру и ее женщин. По пути он получил еще несколько ран в руки и бедра, где волшебные доспехи не прикрывали его. Он отвечал ударом на удар, но на то, чтобы прицелиться или посмотреть, куда он бьет, у него времени не было, поэтому он не знал, удалось ли ему нанести врагам раны посерьезнее поверхностных. Он нашел Виру и ее женщин у ворот. С ними был Юзев. Там был еще кочевник, которого Кьюлаэра не знал и вроде бы впервые видел, в темно-желтой рубахе, с горящими глазами.
   — Имя — Роннар, — представил Юзев. Роннар в качестве приветствия поднял обе руки, показав пустые ладони.
   — Я Кьюлаэра.
   Воин сделал то же самое, а потом на ломаном языке кочевников спросил:
   — Его знать что делай?
   Юзев кивнул:
   — Говорить с солдатами.
   Кьюлаэра ухмыльнулся и махнул рукой:
   — Вверх! Делай!
   И они пошли наверх, и с ними кочевник в желтой рубахе, или тот, кто был когда-то кочевником. Йокот велел им отыскать переводчиков — Людей Ветра, поселившихся в крепости и выучивших гормаранский язык.
   Кочевник, которого Кьголаэра переодел командиром, встал во весь рост на стене и закричал на гормаранском языке. Вира повела своих женщин в его сторону. Из толпы появилась Китишейн, присоединилась к ним, держа захваченный гормаранский боевой топор наготове, чтобы отражать удары, но ударов не последовало, потому что все солдаты побежали смотреть на командира, стоявшего на стене и приказывавшего им сдаваться. Они растерялись, а увидев, как командир спустился и исчез в толпе, совсем опешили. Они начали громко кричать, о чем-то спрашивать, но ответов не последовало, пока Китишейн и Вира не привели своих женщин на стену и кочевник в желтой рубахе не обратился к гормаранам на их языке. Солдаты забегали, принялись кого-то искать.
   Кьюлаэра знал, кого они искали — командиров. Некий командир почему-то приказывает им сдаться, после чего исчезает. Гормараны кричали, пытаясь услышать объяснения от других командиров, но никто не отвечал им. Как же так? Один из пленных кочевников, один из их рабов встал теперь над ними и говорит, что все командиры погибли! Они рыскали повсюду, искали, путались — ведь это были люди, которых готовили только к одному — подчиняться; этих солдат никогда не учили самим отвечать за себя, приучали не думать. Думать за них должны были командиры.
   Теперь командиров не стало.
   Гормараны, неспособные ничего придумать сами — или боясь действовать, — побросали топоры и подняли руки вверх.
   Кочевники разразились победоносными криками. Китишейн что-то сказала человеку в желтой рубахе, и тот громко перевел:
   — Возвращайтесь в свои дома! Сидите на своих кроватях! Ждите, когда командиры скажут вам, что делать!
   Солдаты тупо повиновались: повернули и зашагали к своим баракам.
   Как только они отошли подальше от ворот, Кьюлаэра бросился к тому месту, где упал Атакселес, держа Коротровир наготове, чтобы дать шаману отпор, если тот придет в сознание. Лестницу, ведущую к парапету, он преодолел легко, но Лтакселеса не нашел. Он опоздал; его враг снова исчез.
   Переводчик узнал об Атакселесе больше, просто расспросив солдат. Они отвечали ему с готовностью, даже с бахвальством.
   — Он — жрец Боленкара, — сказал Роннар. — Он — великий чародей, он не просто шаман, он находит наслаждение в мучениях своих врагов.
   Лицо Йокота потемнело, когда он услышал это Он уставился в ночь за окном дома старшего командира. Прежний его владелец уже лежал в неглубокой могиле за полосой вспаханной земли. Гном повернулся к Роннару и спросил:
   — Правда, что он приносил живых людей в жертву Боленкару, убивая их медленно и жестоко?
   — Правда, — мрачно ответил Роннар. — Откуда тебе это известно, шаман?
   — Потому что я знаю, что такое мучитель, а Атакселес — из этих. — Йокот выглядел так, будто ему хотелось отплеваться. — От этих жертвоприношений толку, конечно, было немного — у Боленкара есть сила, но он не улин и почти не способен этой силой поделиться. Кроме того, он не собирается делать кого-либо из своих любимцев сильнее, чем это требуется. Но я подозреваю, что Атакселес тешил себя мыслью о том, что такие жертвоприношения повышают его силу, либо, если он даже понимал, что это не так, чужая боль приносила ему такое наслаждение, что ему хотелось убивать и убивать без конца.