— Потому что я пока новичок в шаманском искусстве, — ответил за мудреца Йокот, — а ему нужно было сначала убедиться, что мое заклинание против морской болезни на вас действует.
   — А поскольку оно подействовало, — сказал Миротворец, — вы можете наедаться до отвала. Что они и сделали.
   В этот день им наскучило смотреть на небо и море, и Луа научила их играть собранными ею камешками. Но к наступлению сумерек все стали нервничать. Китишейн, наблюдавшей за моряками, казалось, что она видит, как густеет воздух и нагнетается напряжение. Она спросила одного из матросов:
   — Добрый человек, что, нам грозит опасность?
   Матрос остановился и уставился на нее, как будто бы размышляя, что ответить. В конце концов он сказал:
   — Возможно, девушка. Видишь остров прямо впереди и порт?
   — Да. И что? — спросила Китишейн, посмотрев.
   — Несколько веков назад его населяли мирные жители, — но дикие племена, которым мало было земель на материке, подплыли к его берегам и захватили остров, уничтожив всех не успевших сбежать местных жителей. А те из местных, что были порезвее, прибежали к берегу и обнаружили, что захватчики порубили их лодки на дрова, а возле своих поставили охрану. Островитяне попробовали пересечь пролив вплавь, но дикари прибежали на берег, перестреляли их из луков, потом сели в свои лодки, чтобы прикончить оставшихся. Некоторых они даже били острогами, как рыбу. Кое-кому из островитян в отчаянии удалось перевернуть лодки захватчиков, но и они сами при этом тонули. В конце концов погибли все островитяне, а захватчики поселились в их домах и устроили разгульный пир в честь победы. А утопленники всплыли, их тела посинели в ледяной воде, но в них вернулись души, и эти души поплыли в сторону острова, где порубили пьяных захватчиков, которые уже не могли им противостоять, а после вернулись назад в свои могилы на дне залива, но говорят, что время от времени они всплывают, чтобы проверить, добродетельны ли плывущие к острову моряки, и если обнаруживают, что те грешны, то разбивают корабль о скалы.
   Йокот и Китишейн вздрогнули, Луа посмотрела на матроса с ужасом.
   — Если вы знаете об этом, почему вы плаваете через этот пролив?
   — С другой стороны от острова сильнейшее встречное течение, а этот путь гораздо безопаснее и короче, если вам нужно добраться до противоположного берега. Кроме того, утопленники всплывают редко, и, даже поднявшись, они не всегда уничтожают корабли. Между их появлениями проходят годы, может быть, даже десятилетия.
   Кьюлаэра повернулся к Миротворцу:
   — Это правда?
   Мудрец раздраженно пожал плечами:
   — Кто знает? На свете множество чудес, о которых мне ничего не известно, Кьюлаэра.
   Кьюлаэра еще немного задержал взгляд на мудреце, а потом отвернулся, обрадованный тем, что и Миротворец не все на свете знает.
   — Что же нам делать? — спросила Китишейн.
   — Надеяться, что утопленники не всплывут на этот раз, — коротко отозвался мудрец.
   — А если всплывут? — Кьюлаэра почувствовал, что в душе у него зародился страх.
   — Будем надеяться, что нас они сочтут добродетельными.
   На это Кьюлаэра не очень надеялся.
   Корабль плыл вперед, но ветер слабел, и моряки начали боязливо переговариваться.
   — За весла! — рявкнул капитан. — Вы что, первый раз видите штиль?
   Матросы сели на шесть скамей, расставленных вдоль бортов, достали невероятно длинные весла, вставили их в уключины и принялись грести. Корабль поплыл, но очень медленно. Ветер совсем стих.
   — Вон они!
   Один из матросов вскочил на ноги, указывая рукой; его напарник едва успел подхватить брошенное и чуть не ускользнувшее за борт весло.
   Позади корабля, в пенных бурунах на поверхность выныривали темноволосые головы. Они рассекали волны, руки пловцов поднимались и опускались, они не отставали от корабля.
   — Гребите! — заорал капитан. — Гребите, если вам дорога жизнь!
   Матросы отчаянно налегли на весла, но стали грести разлаженно, их весла стукались и цеплялись друг за друга. Высвобождая их, гребцы теряли драгоценные мгновения.
   — Вместе! — ревел капитан. — Раз! Два! Три! Четыре! Вниз! Гребок! Вверх! Четыре! Вниз! Два! Три! Четыре!
   — Они и впереди тоже! — крикнула Луа, взобравшаяся на рулевую рубку и показывавшая вперед дрожащей рукой.
   Корабль закачался и остановился. Кьюлаэра подбежал к борту, чтобы взглянуть вперед. На него смотрели синие лица, вытянувшиеся в ряд вдоль корабля, из воды поднялись синие руки.
   — Суши весла! — крикнул капитан. Моряки попытались и закричали:
   — Мы не можем!
   — Они застряли!
   — Утопленники вцепились в них!
   Три матроса застонали, бросили весла и вскинули руки в мольбе.
   — Забудьте про весла и хватайте ножи! — грохотал капитан, поднял меч — длинный и тяжелый, предназначенный для того, чтобы рубить канаты.
   — Какой в них толк в драке против мертвецов? — спросил один из матросов.
   — Лучше погибнуть в борьбе, чем ждать, когда тебя зарежут, как скотину! — Кьюлаэра тоже достал свой меч. — Скорее всего нам и не удастся их убить, но, разрубив их на куски, мы получим возможность остаться в живых!
   Матросы набрались храбрости и достали ножи.
   — Никак нельзя их прогнать? — плачущим голосом спросила Луа.
   — Можно — доказав свою добродетельность!
   — Как же это сделать? — злобно крикнул Кьюлаэра.
   — Они загадают тебе загадку, отгадать которую способен только добродетельный человек! — ответил капитан. — Кто-нибудь из вас умеет отгадывать загадки?
   — А что! — Глаза Йокота загорелись. — По крайней мере мы можем попробовать! Разве нет, о мудрец?
   Услышав слово «мудрец», некоторые из матросов оглянулись на них, и глаза их загорелись последней надеждой.
   — Может быть, — задумчиво ответил Миротворец, подошел к борту корабля и крикнул:
   — Эй! Утопленники! Почему вы нас не пропускаете?
   — Ты сам знаешь почему, — ответил низкий, булькающий голос.
   — Не знаю! До меня доходили только слухи!
   — Говори что хочешь, старик, нам все равно, — ответил скрежещущий голос. — Ваш корабль так и так мы утащим на дно.
   — Миротворец! — воскликнула Китишейн. — Они отвечают стихами!
   Мудрец постоял какое-то время безмолвно, а когда он заговорил, его голос был более низким и решительным:
   — Ответ узнать хочу из уст твоих, мертвец! Чем заслужили мы такой конец?
   Снизу послушался одобрительный шелест:
   — Он отвечает стихами.
   — Не можем мы вам дальше дать пройти! — ответил булькающий голос. — Средь вас есть смертный, сбившийся с пути!
   — Он говорит обо мне! — сжал кулаки Кьюлаэра.
   — Пусть Миротворец разговаривает с ними! — Китишейн схватила его за руку, чтобы остановить, но поздно: он уже стоял у борта. — Кьюлаэра! — Из ее уст раздался вопль отчаяния.
   — Я был изгнан из своего племени за совращение и вероотступничество! — крикнул разбойник сотне синих лиц внизу. — Потом я избивал и грабил всех, кого встречал на своем пути! Если вы ищите грешника, то это я!

Глава 15

   Матросы злобно и изумленно загалдели, а булькающий голос продолжал:
   — Нас погубил Боленкар. Это он наслал на нас дикие племена. Неужели мы не будем мстить всякому прислужнику Боленкара?
   — Я — прислужник Боленкара? — Лицо Кьюлаэра побагровело от злобы, охватившей его, когда он услышал это оскорбление. — Я борюсь с прислужниками Боленкара, а не помогаю им!
   — Отвечай, — сказал каменный голос.
   — Я ответил!
   — Но ты ответил не стихами. — И маленькая Луа, сняв маску, подбежала к нему, от волнения ее взгляд метался. Она облокотилась о поручень и закричала:
 
Жестокий мститель думает, наверно:
Убьет врага — и победит в борьбе
Не знает он, как это гадко, скверно,
И роет яму самому себе
 
 
Месть — обоюдоострое оружье,
И мститель на страданья обречен,
Он сам себя карающим мечом
Всю жизнь терзает — что быть может хуже?
 
 
Оставьте же все мысли об отмщенье,
Иначе вам вовек не знать спасенья!
 
   Ее стихи были встречены одобрительным гулом хора утопленников.
   — Малышка, а глядите, как умна, — проскрежетал голос, судя по всему, некогда принадлежавший женщине.
   — В ее словах есть мудрость, глубина, — подтвердил другой голос.
   Булькающий голос продолжал настаивать.
 
Но что же будет в том порочного, дурного,
Коль мы к себе на дно утянем злого —
Того, кто слабых мучает и бьет
И жить хорошим людям не дает?
 
   Кьюлаэра был поражен, когда почувствовал, что ответ на этот вопрос звучит в его душе, и еще больше был поражен, когда обнаружил, что его губы сами выражают эти ответы в словах. Он дал словам выйти наружу, пытаясь при этом придать им некое подобие стихотворной формы:
 
О нет, не ваше дело — наказанье!
Неужто вы не знаете того,
Что для Творца равны Его созданья,
Все души равноценны для него!
 
   — Сказано неплохо, — неохотно согласился булькающий голос.
 
А если твой Творец — лишь выдумка пустая?
Ты докажи, что он на свете есть!
Другой твердит «Сомненья ни к чему,
Твори, что хочешь, я тебе подмога!»
 
 
Один народ кого попало бьет,
Другой народ и мух не обижает
Так, значит, делай все, что в голову взбредет
Ведь где-то кто-то как-то оправдает!
 
 
Для бога одного — ты грешник записной,
А для другого — праведник, герой!
 
   Брови Миротворца свирепо нахмурились. Он подошел к борту и грозно произнес:
 
Вас надоело слушать, лицемеры!
Своим словам не верите вы сами,
Других же искушаете сверх меры
И вдоволь наделяете грехами.
 
 
Не стану с вами спорить я напрасно,
Увещевать и убеждать не буду,
Но есть законы, коим все подвластны,
И есть грехи, судимые повсюду.
 
 
И племя то, что в мире горе множит,
Убийство грешным делом не считая,
Само себя когда-то уничтожит,
Направо и налево убивая.
 
 
За тем же, кто решил, что кража не преступна,
Что можно брать у друга, у соседа,
И страх, и зависть бродят неотступно,
И смерть с косой идет за ним по следу.
 
 
Любой в таком роду живет во страхе
Укажут пальцем — ты уже на плахе.
 
   Одобрительное побулькивание перешло в недовольный ропот. Миротворец не отошел от борта, а остался, сжимая посох в руке, он смотрел на возмущенных утопленников.
   — Напрасно гневно молнии ты мечешь! — раздался хриплый голос.
 
Напрасно нас в грехах ты обвиняешь!
Старик, ты сам себе противоречишь,
А нас ты в лицемерье упрекаешь!
 
 
Ты говоришь есть племена, что нарушают
Законы, что другие исполняют
Но где тогда закон, что крепок, нерушим?
Скажи, иначе все слова твои — лишь дым!
 
   Губы Миротворца насмешливо скривились.
 
Я за свои слова перед Творцом в ответе,
Я не бросаю их как кое-кто на ветер
«Закон един для всех», — я вам сказал
И ни единым словом не солгал.
 
 
А кто его нарушит — тот ответит
Пред тем, кто создал все на свете,
Пока живет, и даже после смерти
Грешивший от возмездья не уйдет, поверьте.
 
   Голоса снизу превратились в неуверенный рев.
   — Ты добился своего, странник, — простонал капитан. — Теперь они уж точно нас потопят. Матросы! Весла будут нашим оружием!
   Матросы подняли было весла, но в этот миг Луа показала вниз и крикнула:
   — Глядите!
   Они посмотрели и — невероятно! — увидели, что головы утопленников удаляются от корабля.
   — Мы спасены! — крикнул один из матросов — Они уходят! Они пропускают нас!
   Так и было. Через несколько минут утопленники исчезли в волнах Подул ветер, корабль поплыл вперед.
   — Все из-за тебя. — Другой матрос злобно смотрел на Кьюлаэру. — Они пришли за тобой. Если бы тебя не было на борту, этого бы не случилось.
   От его взгляда воина бросило в дрожь. Но злость остыла, когда капитан победно закричал:
   — Мы победили! Те, кого мы везем, одолели утопленников! Будет что рассказать в портовых кабаках: утопленников можно победить стихами!
   Но даже Кьюлаэра понимал, что капитан ошибся дважды.
* * *
   Странно было почувствовать под ногами твердую почву после недели, проведенной в море. Перетаскивая на берег ящик с золотом, Кьюлаэра бросил взгляд на горы, казавшиеся такими близкими, что он готов был поклясться, они смогут добраться до них к вечеру. Он обернулся, чтобы вслед за друзьями поблагодарить капитана, а потом пошел за Миротворцем и Китишейн в сторону маленького портового городка. К его изумлению, они остановились у постоялого двора.
   — Что это вы придумали? — спросил он. — Давайте-ка сразу дойдем до гор! Мы легко доберемся до них засветло, если не будем задерживаться!
   — Туда два дня пути, Кьюлаэра. — Миротворец взглянул на горы, вечно встающие над городом из дымки облаков. — Они выше, чем кажутся, а значит, и идти нам дальше.
   Кьюлаэра внимательно посмотрел в глаза мудреца. Вроде бы он был равнодушен, но чувствовалось, что его грызла какая-то тоска. Китишейн спросила вместо Кьюлаэры:
   — Что тебя тревожит, Миротворец?
   — Когда я в прошлый раз был на этом берегу, здесь не было никакого города.
   Кьюлаэра удивился и оглянулся в сторону города казалось, что он стоит здесь уже не одну сотню лет простые и крепкие бревенчатые избы, склады — такие же, только в два раза больше, дома без окон, просторный постоялый двор. Сколько же лет Миротворцу? Кьюлаэра поторопил остальных.
   — Идемте же скорее!
   — Не торопись. — Миротворец поднял руку. — Среди этих холмов, наверное, не так много дичи — стоит захватить с собой еды. Кроме того, в этих горах будет куда холоднее, чем у вас зимой, а нам предстоит идти еще далеко на север. Нам понадобится теплая одежда, толстые шерстяные плащи.
   Кьюлаэра не тронулся с места, но в нем вскипела злоба. Остыв, он сказал:
   — Ты хочешь сказать, что мы должны провести эту ночь на постоялом дворе?
   Так они и сделали. Кьюлаэра просидел на ящике с золотом оставшуюся часть дня, а ночью его место занял Йокот. Воин и Китишейн по очереди дежурили, не очень веря в то, что шаман и мудрец, будучи в трансе, не упустят вора. В какой-то миг Кьюлаэра почувствовал, что кто-то коснулся рукой его лодыжки, открыл глаза и увидел, что Китишейн смотрит на дверь. Он поднял голову и только успел увидеть, как тихонько закрывается дверь и засов возвращается на место. Он мгновенно вскочил на ноги, схватил лучину и подсунул ее под дверь. Тяжело дыша, он вернулся на свою койку и буркнул слова благодарности Китишейн. Ему не сразу удалось снова уснуть — он ломал себе голову, что за хитроумное приспособление позволило хозяину двора отодвинуть засов.
   Наутро они позавтракали хлебом, испеченным не больше двух дней назад, и свежей, только что сваренной овсянкой и, готовые к дневному переходу, покинули городок. Кьюлаэра немного поворчал насчет мешков с меховой одеждой, что несли Миротворец и Китишейн, но, поскольку сам он нес одно только золото, он не чувствовал, что имеет особенное право жаловаться.
   Этой ночью они остановились в предгорьях; следующую ночь они провели уже там, где холмы уступили место настоящим горам. На третий день начался долгий, мучительный подъем. Кьюлаэра думал, что Миротворец за шесть месяцев, истязая его упражнениями и трудом, подготовил к любым тяготам, но к полудню он вспотел, стал задыхаться под грузом своей ноши и думать о том, сколько бы она весила, если бы не мешок, заколдованный Йокотом. Он испытал необъяснимый порыв благодарных чувств к гному. Конечно же необъяснимый — Йокот не сделал бы этого из любви к Кьюлаэре. Даже по дружбе не сделал бы. Или сделал?
   Они остановились перекусить, Кьюлаэра с радостью опустил на землю свой мешок и тут увидел, что Миротворец оглядывается с тем же рассеянным взглядом, который Кьюлаэра заметил еще на пристани. Не успели они задать вопрос, как мудрец стряхнул задумчивость и сказал:
   — Хоть горы не изменились. Преломите хлеб, друзья мои, и отдохните.
   Они отдыхали час. Затем Кьюлаэра со стоном снова взвалил на себя мешок, раздраженно думая о том, что это ведь не его грех перед богом, а грех короля. Почему же он должен расплачиваться за него?
   Путники забрались уже довольно высоко, под самые скалы, когда дорогу им преградили горцы.
   Не было бы в мешке ящика с золотом, Кьюлаэра бросил бы его и выхватил меч. Да будь хотя бы ящик его собственностью, он бы тоже сбросил мешок, но это была жертва, которую он обязался принести Аграпаксу. Злобно оглядев высокого, стройного мужчину, он поправил свою ношу и приготовился драться ногами. Но, прежде чем горец успел бросить свой вызов, Китишейн улыбнулась и сказала:
   — Добрый вам день, жители гор!
   Они вроде бы несколько опешили, и тем не менее самый старший из них сказал:
   — Для вас это плохой день. Развязывайте ваши мешки.
   — Зачем? Вы — разбойники?
   Человек усмехнулся:
   — Я — Свиба. Мы — чемои, племя Дикой Серны, это наши горы. Мы собираем дань с каждого, проходящего здесь.
   — Почему? Разве вы заботитесь о том, чтобы путники ходили по хорошим тропам?
   — Потому что это наши горы, и всякий желающий пройти через них обязан нам платить!
   Свиба побагровел, его люди сделали шаг вперед, их мечи блеснули.
   — Какова дань? — спросила Китишейн.
   — Две десятых от всего, что вы несете.
   Девушка нахмурилась:
   — Не многовато ли, а? Если вы со всех столько дерете, что же одеты так плохо?
   Последнее было справедливо: на горцах были шерстяные штаны и рубахи — изношенные, в заплатах. Волосы сальные, растрепанные, бороды всклокоченные.
   — Одну часть нам, вторую нашему богу! — рявкнул Свиба. — Показывайте, что у вас в мешках!
   — Какому богу? — поинтересовался Миротворец. Тон мудреца привел Свибу в негодование, он сказал:
   — Его зовут Ваханак. Вы должны поклониться ему, раз пришли сюда!
   — Я слыхал о нем. — Голос Миротворца стал еще жестче. — Он требует в качестве жертвоприношений не только дань, но и жизни. Кого из нас вы собираетесь принести ему в жертву?
   Горцы опешили от неожиданности и что-то забормотали в испуге. Свиба тоже на миг пришел в замешательство, но тут же взял себя в руки и выдавил злую улыбку:
   — Жизни всех чужестранцев отдаются богу. Раз уж вы сами догадались, что вы в ловушке, уберите руки за спину, чтобы мы вас связали; нам лучше убить вас на алтаре, чем здесь, на перевале, хотя и это мы можем сделать, если потребуется.
   Кьюлаэра прищурился, скинул мешок со спины, сжав одной рукой лямки и высвободив другую для меча. Сундук, окованный медью, послужит и славным щитом, и отличным оружием.
   Глаза Свибы одобрительно и с облегчением блеснули.
   — Формил! Возьми у него мешок.
   Но не успел Формил двинуться навстречу своей неминуемой гибели, как Миротворец сказал:
   — Вы не получите мешков, пока мы своими собственными глазами не увидим вашего бога. Если мы должны умереть на его алтаре, мы сначала взглянем на него.
   Кьюлаэра резко повернулся и озадаченно посмотрел на старика.
   — Как пожелаете, — хмыкнул Свиба. — Давайте руки!
   — Нет уж, наши руки останутся свободными, чтобы мы могли идти по горам. Мешки мы понесем сами. Можете окружить нас, если вам так хочется, но мы пойдем к вашему богу как свободные люди — по собственной воле, а не как пленники.
   Горцы замешкались. Свиба пробурчал:
   — Как пожелаете. Всякий волен выбирать себе судьбу. Ну, вперед!
   И он взмахнул копьем.
   Миротворец зашагал вперед. Чемоям пришлось поспешить, чтобы сомкнуть ряды впереди него. Часть из них выстроились сбоку от процессии, а замыкал шествие Свиба с шестью воинами, все были хмуры и держали копья наготове.
   — Не знаю, что ты там задумал, — крикнул Свиба, — но у тебя ничего не выйдет!
   Почему же тогда горцы чувствовали себя не вполне уверенно? Кьюлаэра вскинул мешок на плечи и поспешил вслед за мудрецом. Он уже был готов обрадоваться, если бы кто-нибудь отнял у него золото и избавил его от тяжкого груза.
   Дорога к богу проходила через чемойскую деревню, если так можно назвать кучку избушек из веток, перевязанных травой, избушек, столь же ветхих и засаленных, как и одежда их обитателей. Воняло отбросами, мерзко пахло из выгребной ямы. Завидев незнакомых людей, матери в страхе начали звать к себе детей, и малыши бросились по домам. И матери, и дети были одинаково тощи, измождены и запуганы.
   Китишейн осматривалась с неприкрытым отвращением:
   — Не очень-то ваш бог заботится о вашем народе, Свиба. Зачем вы ему поклоняетесь?
   — Не будем поклоняться — так он разорвет нас на куски! — рявкнул Свиба. — Идем!
   Китишейн зашагала дальше. Поравнявшись с Миротворцем, она пробормотала:
   — Зачем этот Ваханак требует, чтобы ему приносили в жертву странников? Ведь из-за этого торговцы наверняка обходят эти места стороной, и у него и чемоев только меньше возможностей для грабежа!
   — Именно так, — согласился Миротворец, — но, кроме того, таким образом перекрыт еще один проход на север. Зачем Боленкар посадил фучана охранять тот перевал?
   — Значит, Ваханак — тоже порождение Боленкара?! — спросила потрясенная Китишейн.
   — Хорошо соображаешь. И быстро, — похвалил девушку старик.
   Кьюлаэра шел рядом и слышал их разговор. Он нахмурился и сказал:
   — Зачем же тогда ты повел нас этой дорогой. Миро... — и вдруг остановился.
   — Ты знал! Ты знал, что нас ждет здесь! — вскрикнула Китишейн.
   — Ты задумал принести нас в жертву? — зашипел Кьюлаэра и ответил себе сам:
   — Нет, конечно нет. Что же это, Миротворец? Новое испытание?
   — Нет, — ответил мудрец. — Очередная задача.
   Китишейн его ответ не удовлетворил.
   — Если бы ты пытался что-нибудь разузнать об этой дороге, я бы узнала об этом от Луа, когда она рассказывала мне о том, чем ты занимался днем. Откуда ты знал, что нас здесь ждет?
   Взгляд Миротворца был устремлен в никуда, куда-то вдаль, не замечая ни скал, ни гор перед собой.
   — Я многое повидал, ожидая, когда потребуется мое участие... в этом деле, девица, и было кому напомнить мне о том, что я видел. — Он встряхнулся, повернулся к Китишейн с улыбкой, глаза его загорелись неподдельной страстью — впрочем, девушка была уверена, что не ей адресованы эти чувства. — Я знаю, кто такой Ваханак и кто послал его. Этого достаточно.
   — И кто же он? — спросил Кьюлаэра.
   — Ульгарл, — ответил мудрец.
   У Кьюлаэры все внутри похолодело. Ульгарл! Потомок улина от плененной человеческой женщины! И Миротворец еще говорит о задаче? Это же неизбежная смерть!
   Кьюлаэра понурил голову, согнулся сильнее под тяжестью золота и напомнил себе, что он отважный мужчина, а теперь еще и искусный боец. Если Миротворец считает, что он сможет одолеть ульгарла, что ж, он его одолеет.
   Только он не знал как.
   Они шли в гору, такую крутую, что даже горцы запыхались, а у Миротворца, Китишейн и Кьюлаэры совсем пересохло в горле.
   — Почему ульгарл поселился так высоко? — выговорил задыхающийся воин.
   — Чтобы... гости... приходили... к нему... изможденными, — прохрипел мудрец.
   Что ж, ульгарл поступил проницательно и разумно.
   — Но если ульгарлы столь всемогущи, к чему им прибегать к подобным уловкам? — спросил Йокот.
   Эти слова потрясли Кьюлаэру. Гном был прав! Миротворец улыбнулся:
   — Славный вопрос, Йокот, ты нашел слабое место. На самом деле к чему?
   — К тому, что эти горцы уверены, что их бог непобедим, — сказал Кьюлаэра, — но это не так!
   Миротворец кивнул, его улыбка была еле заметной, но спокойной, и Кьюлаэра с новыми силами понес вперед свою ношу. Ульгарла можно победить!
   Это было приятно осознавать, поскольку пленники уже приближались к его логову, огромной пещере на самой вершине — нет, скорее норе, нежели пещере. Внутренние стены там были выложены сверкающими драгоценными камнями, а посередине стоял огромный позолоченный стул со спинкой, доходившей до высоты человеческого плеча. Когда пленники подошли поближе, из-за стула вышел великан. Кьюлаэра на мгновение замер, вытаращив глаза, охваченный ужасом, ибо чудовищный человек был в полтора раза его выше, а размах его плеч был равен росту воина. Бедра его имели четыре фута в ширину — и иначе не могло быть, поскольку ноги были толщиной в два фута. Руки были шириной в фут каждая, широкую грудь покрывали густые волосы. На великане был багряный, цвета королевской власти плащ, но он не покрывал плеч, чтобы были видны массивные мышцы. Кроме плаща, на ульгарле была только набедренная повязка. Он немного постоял, злобно оглядывая приближавшихся к нему. Горцы отпрянули, съежились от страха, да и Кьюлаэре пришлось изрядно постараться чтобы не сделать то же самое Йокоту не впервой было брать себя в руки перед теми, кто больше его ростом.
   Он лишь улыбнулся и спокойно сказал:
   — Очень впечатляет.
   Эти слова задели гиганта за живое — он начал сдуваться, как надувной шар Кьюлаэра почувствовал, как страх отпускает его. Неужели ульгарлу в самом деле зачем-то нужно нагонять на других страх, зная, что любое нападение ему нипочем? Ну так он и сам много раз пользовался этой уловкой!
   Вспомнив об этом, Кьюлаэра узнал в Ваханаке себя — обычного разбойника, только повыше других да пошире в плечах. И теперь его страх почти полностью улетучился. Кьюлаэра понял, что ульгарла действительно можно победить.